"Волчья сыть" - читать интересную книгу автора (Дяченко Марина Юрьевна, Дяченко Сергей...)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

После зыбкого пространства, в котором обитали Хозяева, мир под солнцем показался Дыму очень маленьким, зато надежным и ярким. Он вышел рано утром и до заката брел по зеленому, сытному пастбищу. Шел, не подобрав с земли ни травинки, только изредка задерживаясь возле круглых рукотворных озер, чтобы утолить жажду. Несколько раз на горизонте показывались стада — те стада, спокойно пасущиеся и радующиеся жизни; Дыму приходилось преодолевать почти физиологическое стремление оказаться среди себе подобных. Он понимал, что, затерявшись среди жующих, отдыхающих, спаривающихся, сможет наконец вздохнуть с облегчением, расслабиться, забыться ненадолго — и хотя Дым прекрасно знал цену такому отдыху, искушение все-таки было велико.

«Вот как рыбу выбросили на берег», — думал Дым, бредя между метелочками цветущих трав. — «Чешуя сохнет, рыба не может без воды… она согласна на любую лужу — лишь бы плыть. Мы в своем стаде, как рыба в воде…» «А Хозяева либо родились на суше, либо давно вышли из воды», — думал Дым. — «Нам никогда не понять друг друга».

То, что называлось миром Хозяев, сперва представлялось ему чем-то вроде огромной, окутанной туманом кухни, где почти ничего не видно, только слышен стук ножа о разделочную доску, треск огня в печи, да время от времени вынырнет из-за мутной завесы чье-то плечо, чей-то одинокий глаз или полуголый, покрытый редкими волосками подбородок. Тогда он горько пожалел, что пустился в путешествие. Он пожалел, что решился на встречу с Хозяевами; он понял, как прав был безымянный сородич с его паническим шепотом: «Не ходи на запад!»

При встрече с волком человека порабощает страх неминуемой смерти. Долгое время Дым считал, что хуже ничего не может быть. Но при встрече с Хозяином приходит ватная, пробирающая до костей покорность. Желание вытянуть шею — чтобы длинной, с очень подвижными пальцами хозяйской руке было удобнее полоснуть мясницким ножом. И это оказалось хуже любого страха.

Теперь Дым шел по степи. На разной высоте покачивались соцветия — белые зонтики, пахнущие медом, желтые метелочки, пахнущие медом, синие шарики, пахнущие так, что хоть с ума сойди. Он шел туда, где живут его соплеменники — его непостижимые родичи, решившиеся поставить поселок под самым боком у Хозяев. Принимающие от Хозяев защиту и корма.

Он шел туда, куда шел в свое время Лес-Лановой. И куда он так и не добрался. Он шел под солнцем; теперь ему казалось, что в обиталище Хозяев всегда стоит полумрак. Так ли это? Или виной тому шок, лишивший его способности трезво оценивать окружающее?

Действительно ли Хозяева отличаются от людей до предела, за которым наступает полное непонимание? Но ведь что-то он все-таки понял. Потому-то и идет сейчас по степи, идет к тем, к соплеменникам… К тем, что нашли с Хозяевами общий язык.

Наступил полдень. Дым лег в траву — передохнуть. На минуточку. Только послушать, как звенит полуденное поле. Только посмотреть, как колышутся стебли. После всего, что довелось увидеть у Хозяев… надо почаще смотреть на облака. Чтобы убедиться наконец — это не рукотворный голубой купол, это не еще один фокус прирученного пространства, это просто небо…

Хозяин, остригший Дыма, передал его другому Хозяину. А тот — следующему. Ни с кем из них Дым не мог обменяться более чем парой связных реплик. Первый Хозяин, с которым у Дыма получился наконец разговор, был высок и узок в плечах. Голая кожа на его лице была белой, как седина, а глаза прикрывались специальными темными щитками — и слава Лидеру, потому что прямой взгляд Хозяина оставался для Дыма непереносимым испытанием.

— Волки, — твердил Дым. — Волки, помощь… Мы гибнем, потому что не можем противостоять волкам. Помогите нам. Защитите.

Хозяин не понимал. Жест непонимания у него был странный — казалось, тонкая шея вот-вот переломится под грузом огромной головы.

— Они убивают, — твердил Дым. — Существует же ответственность? Вы же создали нас, вы создали Лидера и его стадо… Помогите нам! Дайте оружие против волков или придите сами и прогоните их!

Хозяин долго думал. Потом заговорил, в голосе не было приказа, но сам звук его пронимал Дыма до костей.

— Мы не ходим стадом, — сказал Хозяин. — Ты оперируешь понятными тебе категориями. Мы не можем быть «мы». Мы каждый — вне других. Мы отдельные. Мы постигаем.

— Я думал, что мы можем договориться, — сказал Дым. — Как разумные с разумными. Как цивилизация с цивилизацией.

Хозяин отбросил голову назад — она почти повисла за его спиной, а к Дыму обратилась большая белая шея. И эта шея дергалась, издавая странные звуки. Хозяину было смешно, Хозяин смеялся. Наверное, Дым переменился в лице. Наверное, он что-то сказал или что-то сделал — но Хозяин оборвал смех, снял свои щитки, и от его взгляда Дыму сделалось тоскливо и сладко — почти как от далекого волчьего воя.

— Когда несколько людей объединяют усилия для достижения цели, выходит скверно. Разумное стадо — самый невинный из таких вот прорывов в неведомое. Самый легкий. Да, эти люди добились успеха… Они добились. Не вы. Я разочарую тебя. Они, те, кто выпускал твоих предков за стены, на волю, были совершенно уверены, что уже в третьем поколении это будет обыкновенное, не мыслящее, не производящее орудия стадо. Вы оказались хорошими учениками, вы, потомки маленькой Молли, но природа все равно сильнее. Нормальное состояние для стада — ходить по пастбищу. Под взглядом пастуха, если это домашнее стало. Под взглядом волка, если это стадо одичавшее. Я понятно выразился?

— Совершенно понятно. Скажи, почему вы едите нас?

— Мы не едим разумных, — ответил Хозяин.

— Эти, похожие на нас — чем они хуже? — спросил Дым. — Вы можете все… Почему вы стрижете стада? Почему вы режете их на мясо? Разве нет другого пути, разве вам больше негде добыть еду и одежду?

Хозяин снова рассмеялся.

— На моих землях живет мыслящее стадо, — сказал он наконец. — Стадо из ваших, из перебежчиков. Им хорошо. Хочешь к ним присоединиться?

Дым шел весь день. Уже на закате он поднялся на холм — и внизу увидел ровные ряды домов с привычными огородами на плоских крышах.

Молодежь смеялась. Молодежь слушала девушку, поющую на опрокинутой бочке. Девушка притоптывала, и толпа прихлопывала в такт; девушка выдавала чередующиеся «ля-ля-ля», «ша-бу-да» и «тири-ра», и толпа подпевала. Дым стоял в самой гуще толпы, смотрел в звездное небо поверх девушкиной головы и ни о чем не думал. В его сторону старались не смотреть — из деликатности; несмотря на то, что Дым с ног до головы был завернут в темный полотняный балахон, несмотря на то, что шерсть успела немного отрасти, его увечье не осталось тайной ни для кого. Они сталкивались с таким увечьем не раз и не два. Наверное, они сочувствовали Дыму, наверное, они не совсем безуспешно боролись с отвращением. Дым разглядывал их из-под капюшона.

Внешне они ничем не отличались от молодежи, которую он встречал каждый день — в столице, в поселках… Кажется, ничем не отличались. Или все-таки?.. Некое общее выражение. Тень пугающей безмятежности, которую он когда-то (когда? сто лет назад?) видел в глазах девушки-самки, той самой, которая внимательно выслушала его историю, но не поняла ни слова. Или показалось? Показалось, нормальные ребята…

— А теперь, — звонкий девушкин голос накрыл площадь без видимого напряжения, — песня в честь нашего гостя! В честь новоприбывшего человека со старой родины, Дыма-Лугового, песня о покинутом доме!

На площади стало тихо. Вокруг Дыма образовался целый лес обнявшихся парочек, троиц и даже четверок; вероятно, нравы здесь царили простые и незамысловатые. Как говорила когда-то его бывшая жена — против биологии не попрешь; вот пятеро — две девушки и три парня — замысловато сплелись, покачиваются в такт песне, мелодичной и трогательной. Ритмично покачивалась вся площадь, и только Дым стоял неподвижно, да еще сын старосты по имени Жель-Мостовой, угрюмый парнишка, приставленный к гостю сопровождающим. Девушка пела.

Слова были незамысловаты, как капустный лист, но в голосе звучала настоящая грусть. Вряд ли девушку так волновала судьба оставленного дома — она, скорее всего, не помнила его. Но музыка была печальна, а девушка обладала врожденным чувством гармонии. И не сфальшивила ни разу.

Концерт закончился неожиданно. Певица слезла с бочки, все вдруг распрощались и разошлись. Дым догнал провожатого, тронул за рукав:

— Жель…

Парень отшатнулся. Дым, смутившись, отдернул руку:

— Жель, ты, это… читать умеешь?

Парень посмотрел непонимающе. Пожал плечами. В доме старосты Дыма ждали ужин, постель из чистой соломы — и, разумеется, продолжение разговора.

— Ну как, повеселимся? Наша Лика вашей Диве Донне сто очков вперед даст.

— Не сомневаюсь, — сказал Дым.

Дом был совсем небольшой и не очень опрятный. Вся семья старосты — две жены, шестеро сыновей и две беременные невестки — обитали под одной крышей; Дыму выделили почетный угол, хотя и жены и невестки — он заметил — были против. Они старались не прикасаться к предметам, которые трогал Дым, как будто тот был заразным больным. Сейчас все в доме спали — или притворялись спящими; мерно подымались бока, тихо посапывали носы. Староста сидел напротив Дыма, маленький светильник подсвечивал половину его лица, отчего оно походило на печальную немолодую луну.

— Так и что ты собираешься делать? — спросил он наконец. — Вернешься? Если захочешь остаться, наши заволнуются. У нас с Хозяином уговор — никого лишнего.

— Сколько детей рожать — тоже с Хозяином договариваетесь?

Староста насупился:

— Ты язык придержи! Легко говорить, легко обвинять.

— Легко, — согласился Дым. — Ты знаешь, что сейчас… там? Что такое волки?

— Знаю ли я, — ворчливо отозвался староста. — Я, считай, из-за волков сюда и попал. Детей спасал. Вон, — махнул рукой в сторону спящих. — Шестеро родились, шестеро выжили, выросли, целы.

— Мне повезло меньше, — сухо признался Дым.

Староста долго, испытующе смотрел ему в глаза.

— Сперва страшно было, — наконец признался староста. — Теперь — легче. Волков нет. Жратвы навалом. Летом — подножная, зимой Хозяин брикетную дает, да не такую, как мы привыкли, а куда как посочнее. Правда, ты, наверное, брикетной не пробовал? Ты же чиновник.

— Пробовал, — сказал Дым.

Староста, кажется, слегка смутился:

— Ну вот… Вот так. Живем понемножку.

— Не скучно? — спросил Дым.

Староста хмыкнул:

— С волками оно, конечно, веселее.

— Детей учите?

Староста неопределенно развел руками:

— Которые хотят, тех учим. Но многие не хотят. Не все молодые читать умеют. А что делать? Такая жизнь… Не надо им читать. Не нравится.

Дым прикрыл глаза:

— Представь себе, что ты в Высоком доме. Что тебя пригласили как консультанта, что говорят о переселении к Хозяевам. И что некто, противник такого переселения, говорит: там мы выродимся, превратимся в обыкновенное стадо. Окончательно растратим знания и опыт, которыми владели предки. Ты сможешь возразить?

— Сроду я не был в Высоком доме, — с неприязнью сказал староста. — Я и в столице всего раз был.

— Что ты возразишь?

— Что им милее власть, — староста насупился. — Пока они сидят в Высоком доме, пока решают, кому сколько брикетов на зиму, — вроде как при власти. А когда окажутся под Хозяевами — тогда и Высокий дом не нужен. Никто не нужен. А кто хочет учиться — пусть учится, пожалуйста. Я и своим говорю учитесь.

— А книг много? — спросил Дым.

Староста пожал плечами:

— Штук шесть. Учебники по математике, по инженерному делу…

Дым помолчал. Староста смотрел настороженно — ждал подвоха.

— Ты доволен жизнью? — спросил наконец Дым.

— Въедливый ты, — проворчал староста. — Чувствуется, что чиновник. А простой человек не спрашивает себя, доволен он жизнью или нет. Он просто живет. Детей растит…

— Тех, которые не лишние, — заметил Дым.

— Идиот! — рявкнул хозяин так, что сопение в комнате разом оборвалось. Язык укороти, надзиратель стриженый! Я же вижу, как ты смотришь, мы-де свободу предали, под Хозяином живем, как скоты. А вот и нет! Свободные мы, посвободней некоторых. Живем мирно, никому не мешаем, всем довольны!

Дым молчал.

На другой день он вернулся к Хозяевам. Тот, с темными щитками на глазах, удивился его возвращению.

— Ты войдешь, — спросил Хозяин, — или останешься снаружи?

— Войду, — сказал Дым. Ему до странности хотелось простора и пустоты хозяйского жилища. Наверное, давали о себе знать двое суток в тесном доме старосты. Странно. Прежде Дыму никогда бы не пришло в голову называть такой дом — тесным.

— Я думал, ты останешься с ними, — сказал Хозяин. — Все ваши, те, кто приходит, хотят такой жизни. Хотят туда.

Дым молчал. Он порывался сказать, что Лес-Лановой расписывал стены своего дома цветами, а Дива Донна замечательно поет. Что цивилизация — не сборище разумных животных, что не все, живущие стадом, видят смысл жизни в одной только жвачке. Жить вместе — не обязательно быть безмозглой скотиной. Ему хотелось говорить и говорить, изливать свою обиду, непонимание и злость но он молчал, потому что Хозяин все равно не понял бы его. Да и он, Дым, никак не мог понять Хозяина. И ведь были волки. Время шло, а волки никуда не девались.

— Арти-Полевой изобрел специальные маячки, чтобы отпугивать волков, — сказал Дым, когда молчание затянулось. — Но волки смогли адаптироваться.

— Вряд ли он придумал их сам, — сказал Хозяин. — Похожие технологии когда-то существовали у нас, вероятно, он вычитал в каком-нибудь старом источнике.

— Нет, он их изобрел, — упрямо повторил Дым. Хозяин не поверил ему. Высокие острые плечи поднялись и опустились: этот жест означал, что Дым может сколько угодно тешить себя иллюзиями, мнение же Хозяина не переменится ни на стебель.

— Я хочу спросить тебя, — сказал Дым. — Первое. Ты согласился бы принять на своих землях еще несколько общин; много, очень много, миллион… людей? Таких, как я.

Хозяин понял, и Хозяин умел считать.

— А второе? — спросил он.

Дым огляделся; на стене напротив — для удобства Дым определил эту плоскость как стену — лежала проекция огромного пастбища. Медленно, по широкому кругу двигались стада — неправильной формы, светлые, и видом своим, и манерой передвигаться похожие на белые облака в полуденном небе. Справа ровной линией стояли хлева; слева красными огоньками подмигивали «огневые точки» автоматические убийцы волков. (Дым вспомнил: свист над головой. Волк с дырой в груди, такой огромной, что Дым мог бы просунуть туда кулак, если осмелился бы.) И в стороне, неподалеку от огневых точек — стоящие рядышком дома. Осколок цивилизации, разумная община; целую степь можно было бы заставить такими вот маленькими поселками.

— Второе… — проговорил он медленно. — Что ты за это попросишь? На каких условиях?

Хозяин смотрел на Дыма без щитков, прямо. И Дым впервые выдержал этот взгляд.

— Я буду говорить с тобой откровенно, — сказал Хозяин. И Дым обрадовался.