"Беловодье" - читать интересную книгу автора (Алферова Марианна)

Глава 6 ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

Лена стояла перед запертыми воротами и смотрела на табличку с надписью «Приема нет. Записи на прием нет». Попробовала открыть калитку, но не смогла — заперто, причем надежно. Напрасно Лена приподнималась на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. Забор был высокий. Поверх видны были лишь кроны деревьев и второй этаж дома с закрытыми ставнями. Такое впечатление, что в доме никто не живет. Что же делать? Куда ей идти? Где искать колдуна? Малютка Казик в люльке развопился не на шутку. Почти машинально Лена укачивала его, но Казик только орал сильнее, требуя чистый подгузник, молоко, водичку и, прежде всего, чтобы его взяли на руки. Лена вздохнула и уже собиралась двинуться обратно по Ведьминской, когда кто-то схватил ее за руку. Какой-то неприятный тип с болезненным худым лицом, в черных очках.

— Что вам надо? — выкрикнула она и выронила сумку. Люльку с Казиком, однако, удержала.

Она уже собиралась закричать: «На помощь!», но тут сквозь незнакомые черты на мгновение проступило совсем другое лицо. Мелькнуло и исчезло.

— Роман! — выдохнула она радостно.

— Не так громко! Совсем не обязательно привлекать внимание. Здесь на улице дежурят несколько человек и требуют немедленно их принять. А я не могу. Пока.

Он поднял сумку, внутри которой звякало и булькало, взял Лену за руку и открыл ворота.

— Лешка ушел от меня, ты знаешь?

Какая простенькая ловушка. Ответит колдун «знаю», выходит — встречался со Стеновским. Впрочем, о встрече с Алексеем все равно придется рассказать.

— А что случилось?

— У него есть любовница. Но я уверена, что не это главное. Он чем-то болен. Он так похудел… Я знаю: он поехал в Темногорск. Я точно знаю. Он здесь? Ты его видел?

— Видел.

— А где же он?

— В ловушке. И я пытаюсь его оттуда вытянуть.

— Погоди! — Лена схватила колдуна за руку. — Что стряслось, ты можешь объяснить?

— Не сейчас. И Казика надо перепеленать, — попытался уйти от неприятного разговора Роман. — И покормить. Ведь так?

Имя Казика произвело магическое действие. Лена больше не пыталась расспрашивать, напротив, торопила: скорее, скорее в дом. Малыш вопил на весь Темногорск.

Тина встретила гостью радостно, будто старую подругу. Женщины обнялись и заплакали. Казик завопил еще громче.

Женщины говорили обо всем сразу — об Алексее, о Романе и, конечно же, о маленьком Казике, занимаясь при этом разоравшимся малышом.

Роман с удивлением наблюдал, как крошечное существо с отсутствующим выражением темно-серых глаз, пухлыми мокрыми губами и клочком светлых волос на макушке подчинило себе двух взрослых женщин. Одним своим капризным «ля-ля-ля» заставляет их суетиться, кидаться то на кухню, то в ванную, говорить неестественно сладко и шепеляво и в конце концов кричать от отчаяния, плакать, умолять о снисхождении, будто это маленький царек, издающий указы, великий колдун, знающий таинственные заклинания.

Казик успокоился лишь тогда, когда получил в качестве приза доступ к материнской груди и, сладко причмокивая, принялся сосать молоко. Вместе с ним успокоилась и Лена, перестала носиться по комнатам, суетиться, требовать то салфетки, то вату, то стерильную посуду. Она держала на руках розового пупса в голубой пеленке и умиротворенно улыбалась. Роман с удивлением смотрел на нее, будто видел впервые. Может, этот ребенок — и не ребенок вовсе, а созданное чьим-то небывалым даром волшебство? Невольно этому чародею и заклинателю Роман позавидовал.

— Можно мне его подержать? — спросил, когда кормление закончилось.

— Ага, только ты его вертикально держи, чтобы воздух вышел, а то срыгнет. И шейку придерживай.

Добрый совет оказался бесполезным: Казик все равно срыгнул на чистую рубашку.

— Это оттого, что он сильно плакал, — объяснила Лена.

— На Лешку похож, — сказал Роман на всякий случай. — Вылитый Лешка.

Колдун хотел еще добавить, что на Лену малыш тоже похож, но так и замер с открытым ртом. Потому что заметил… Нет, не может быть! Поначалу подумалось, что брызнуло молоко, да так и осталось в складочке на коже, но теперь Роман разглядел, что это никакое не молоко, это серебряная ниточка плотно охватывает шейку ребенка. Ниточка, которая вросла в кожу. О, Вода-царица, какая там ниточка! Это же ожерелье!

— Это ожерелье… — прошептал Роман.

— Ну да, Казик с ним и родился. То есть в первые дни его не было видно, а потом оно проступило. Удивительно, правда?

Надо же, бывают и такие, кто рождается, вот прямо так и рождается с открытым даром…

— Это же здорово. Просто здорово, честно!

— Я тоже хочу ребеночка, — пролепетала Тина сладким голоском.

Роману показалось, что слова насчет ребеночка Тина почему-то адресовала ему.

— Тина, — сухо сказал Роман, — там на кухне уйма немытой посуды. Займись-ка.

А сам проскользнул в кабинет. Алексей лежал на диване, укрытый одеялом до самого подбородка. Со вчерашнего дня он не изменился. Даже слабый румянец, что появился после сеанса с Чудодеем, теплился на щеках. Значит, водные зеркала кабинета защищали Стеновского от неведомого колдовства.

Стен не спал. Лежал и смотрел прямо перед собой.

— Лена приехала? Я так и знал, что она сюда за мной примчится.

— Ожерелье… — развел руками колдун.

— Мне надо уйти. Она рядом со мной в опасности.

Роман сообразил, что Стен еще не знает, что у ребенка тоже ожерелье… О, Вода-царица! Вот же какой водоворот!

— Ничуть. Защита полная! — Колдун заговорил преувеличенно твердым голосом. — Сейчас здесь ни капли внешней энергии, ни единого колдовского возмущения. Лена в полной безопасности. Да и ты, как посмотрю, неплохо себя чувствуешь. Ты с Леной разговаривал после рождения сына хотя бы по телефону?

— Один раз позвонил.

— Слушай, поговори с ней и объясни все по-человечески. Я подстрахую.

— Нет, — отрезал Алексей. И отвернулся. Сделал вид, что изучает узор темных обоев.

Чушь какая-то. Лена ведь любит Лешку. И за эти прятки ни Стена, ни Романа, ни себя никогда не простит. Но переубедить Стена практически невозможно. Разве что к колдовству прибегнуть…

— Ладно, погляжу, что там Тина наготовила. Тебе принесу, сам чего-нибудь перехвачу и пойду вспоминать. Пока женщины с ребенком нянькаются и пеленки стирают.

— Давай. И вспоминай поскорей.

— Это уж как получится. Сам хочу, чтоб скорей. Я бы подкачал тебе своей энергии, как Чудодей, но не могу: пока не вспомню все, никакого донорства — а то заберешь у меня часть воспоминаний.

— Твои воспоминания! На кой они мне черт? И своих хватает.

Роман помедлил.

— Вот что, скажи… только одно: Надя жива или нет?

— Не скажу, — огрызнулся Стен. — Иди вспоминай, не теряй времени. Ты и так где-то все утро бегал.

— Не бегал, а ходил к Гавриилу Черному по поручению Чудодея. Искал хозяина обруча.

— Нашел?

— Нет.

Гавриил был повелителем темных сил, хотя никогда не разъяснял, что это такое. Но имидж поддерживал, всегда ходил в черном — и дома, и на улице, машину имел черную, собаку — тоже. Волосы отпустил до плеч. Волосы были русые с рыжинкой, так он их красил исправно, так же как и усы, и бородку. Еще Гавриил обзавелся золотым пенсне, но пенсне, несмотря на шнурок, терял постоянно, а потому большую часть времени Гавриил пенсне не носил. Да и ни к чему оно ему было — зрение он имел орлиное.

Покои его были отделаны панелями под черное дерево, а в окнах — дымчатые стекла. Снаружи ни за что не разобрать, что происходит внутри. Впрочем, дымча-тость эта была колдовская: захочет Гавриил, и стекла в окнах сделаются прозрачными. Повелит — и станут подобны черной бумаге. Сказывали, что прозрачность стекол в доме зависит от настроения колдуна.

Этим утром стекла были дымчатыми. К водному колдуну Гавриил вышел в черном шелковом халате, перепоясанном серебряной цепочкой. Халат накинул на голое тело, на худых белых ногах — тапочки из меха черно-бурой лисицы.

— А, Ромка! Слышал, что ты вернулся. Почему не заглядываешь?! В Темногорске черт-те что творится. Полный бардак.

Повелитель темных сил уже протянул водному колдуну руку, но тут заметил у Романа на мизинце перстень с зеленым камнем. Гавриил руку отдернул, глянул на свой палец — охранный перстень не надет — и поспешно сунул руку в карман халата.

— Ты уж извини. Не в форме.

Роман усмехнулся, сел на диван, обитый черным бархатом. Хозяин прошелся по просторному холлу.

— О здешнем дерьме слышал уже? — спросил Гавриил, останавливаясь перед Романом. — Об обручах этих и грядущем Синклите, где мы друг друга будем душить?

— Зачем? — не понял водный колдун, потому что прислушивался к обломку обруча, что лежал у него в кармане. Не отзовется ли?

Гавриил расхохотался.

— А ты шутник. Зачем душить? А чтоб всем нам кирдык. Причем полный. — Казалось, Гавриилу весело было, что всем темногорским колдунам теперь полный кирдык. — Как схватимся, такой пляс пойдет! Слышал, что пятерых колдунов поймали, как собак подзаборных? Обруч на бошку — и ребята в полной прострации. Хотя клянутся, что сила из них неизбывная по-прежнему так и прет.

— Да, конечно, слышал. Только речь шла о троих. — Роман вновь коснулся кармана. Никакого эффекта.

— Нельзя Синклит проводить. Иначе почти всем хана. Кто посильнее, выпрыгнет из ловушки, а остальные всплывут кверху брюшками.

— Да ты поэт… И рифмы какие оригинальные. Но насчет Синклита согласен.

Гавриил хмыкнул:

— Ты первый, кто согласился со мной. Все остальные уроды надрываются, вопят: проводить!

— Чудодей просил передать тебе это. — Роман достал из кармана один из обломков и протянул Гавриилу. — Часть того обруча, что пытались надеть на меня. Здесь задействованы четыре стихии. Но водная стихия ничего мне поведать не пожелала. — Роман помолчал. — Надеюсь, тебе удастся найти ответ, кто за всем этим стоит.

Гавриил взял осколок, повертел в пальцах.

— Возможно, я что-нибудь и надыбаю. Только не думаю, что хозяин обручей настолько кретин, чтобы в подобной штуке след оставить. Послушай, Роман… — Гавриил спрятал осколок в карман халата. — Тебе не доводилось встречаться с Медоносом?

— Доводилось.

— Ну и как? Что конкретно? Он сильный колдун? Или шарлатан, как прочие наши темногорские жулики?

— Думаю, что сильный. Но меня волнует другое: он пытался убить моего друга, а меня…

— Подрался с ним, значит?

— Считай, что так.

— Кто кого побил? Ты его? Или он тебя?

— Я жив, как видишь! — Роман усмехнулся.

— Вижу, что в Синклите собралась кучка долбанутых чуваков, которые хотят поставить во главе очень сильного колдуна, такого сильного, чтоб за его спиной творить мелкие пакости и ни за что не отвечать. И чтобы не только никто в одиночку, а даже мы все сообща не могли его скинуть. Совсем очумели, уроды.

— Они не понимают, насколько это опасно. Слишком сильный колдун во главе Синклита скрутит остальных и не даст им колдовать.

Гавриил пожал плечами:

— Я-то чую опасность. А у других колдовской маразм. Многим вообще все по барабану. Так вот, у меня есть сведения, что таковых грандиозных кандидатур две. Первая — это Медонос, вторая — Градислав Трищак. Но если, как ты говоришь, Медонос слаб, то черт с ними, пускай. А вот Трищака я боюсь.

— А ты?

— Черного мага ни за что не поставят во главе Синклита.

— Думаю, на самом деле нет деления на черную и белую магию. Колдовские силы едины.

— Всем по барабану, кто и как действует на самом деле. Представь только, какой хай поднимется, если во главе Синклита встанет черный! Нет, наши темногорские трусы ни за что не станут рисковать. Итак, что за чувак этот Медонос?

— Однажды он показался мне очень сильным колдуном. Но в другой раз — очень слабым.

— Ну, ваши байки напарили меня. Остальные болтают точно такую же хрень: сегодня силен, завтра — колдовав долбанутый.

— Как бы то ни было, я против его кандидатуры.

— Я тоже. — Гавриил улыбнулся. — Тут надо не прощелкать главное. Конкретно, на Синклите поддержишь меня?

— Глава Синклита — Чудодей, — напомнил Роман.

— Пока.

— До того, как его переизберут!

— Все уже определено — ему не дожить до Сикнлита. Дергаться бесполезно — будущее к стенке приперло. Так что нечего на Чудодея залипать. Трищак или Медонос — вот наше конкретное будущее.

— Послушай, грош нам цена, если мы не можем его будущее переиначить!

— Аглая Всевидящая клялась любимой крысой, что дергаться бесполезно. Видела она Чудодея откинувшим копыта.

— А я и не знал, что наше будущее определяет Аглая Всевидящая.

Гавриил рассмеялся:

— К счастью — пока нет. Но против Рока не попрешь.

— А я попробую.

— Зря. От натуги пупок развяжется.

— Помоги мне.

Гавриил отрицательно покачал головой:

— Ты что, не въезжаешь, сколько надо потратить на это сил? А каков результат? В итоге все захапает Трищак. Или этот долбанутый Медонос. Ромка, мы поможем Чудодею, если сохраним Синклит, а не просрем все и отдадим Темногорск в руки пришлых, таких как Трищак. В конце концов, Чудодей — колдун. Так пусть от колдовской напасти сам себя защищает!

Роман вышел из дома Гавриила с тяжелым сердцем. Если Аглая Всевидящая предсказывает Чудодею смерть, то дело плохо. Вообще говоря, Роман Вернон должен был признать скрепя сердце, что был к Аглае несправедлив. Будущее она предсказывать умела. Да, нередко ошибалась в других случаях. Но когда речь шла о смерти — никогда.

Может, и прав Гавриил и сделать уже ничего нельзя. Напротив, пытаться глупо…

— И все-таки я попробую, — бормотал Роман Вер-нон, возвращаясь домой. — Наперекор всем.

— А ты уверен, что не Гавриил Черный надевает на колдунов обручи? — спросил Стен, выслушав рассказ колдуна.

— Я уверен лишь в себе да еще в Чудодее. Но Михаил Евгеньевич доверяет Гавриилу. Или тебе что-то известно?

— Ничего конкретного.

— Попробуй еще раз сосредоточиться и нащупать будущее.

— Не могу. Кабинет же замкнут от внешних сил.

Стен замолчал. Эта пауза и спасла Романа. Ожерелье дернулось, предупреждая об опасности. Роман инстинктивно отшатнулся. Удар, которым Стен мог вырубить его мгновенно, пришелся в пустоту. Расчет был прост: обездвижить колдуна физически, а уж потом выпить все силы — как говорится, «до дна души». Применить к старому другу заклятие изгнания воды Роман не мог. Подобное заклинание даже в слабой форме убило бы Стена. Хорошо, в кувшине была пустосвятовская вода. Заклинанием Роман мгновенно сплел из нее водную плеть. Витая рукоять удобно легла на ладонь. Взмах, и хвост водной плети закрутился вокруг Лешкиного запястья. Роман Вернон рванул плеть на себя, пытаясь повалить противника. Не тут-то было! Стен перекувырнулся в воздухе. Один невероятный прыжок — и он уже возле Романа. Вплотную. Коснуться ожерелья и обездвижить! Но Алексей был куда быстрее. Удар в солнечное сплетение заставил колдуна согнуться пополам. Дыхание прервалось. Стены кабинета поплыли куда-то…

Ноги подогнулись, колдун повалился на пол. Сознание не потерял, усилием воли сумел удержать себя в реальности. Стен уже склонился над ним. Колдун почувствовал, как невидимые пальцы впились в водную нить ожерелья. И все же он успел шевельнуть губами и прошептать заклинание. Простое, но самое действенное. «Отхлынь!» И… не подействовало. Связи со стихией не было. Но само это слово, обычное, лишенное колдовской силы, заставило Алексея опомниться.

— О Боже… — только и прошептал вампир.

Стеновский кинулся к столу, схватил кувшин с водой (там еще оставалось на дне) и плеснул Роману в лицо.

— Что это было? — спросил Алексей.

Колдун поднялся, однако был не в силах еще разогнуться до конца.

— Инстинкт… всего лишь инстинкт самосохранения… — Он отобрал у Стена кувшин и хотел выпить остатки. Но передумал. Вода была мертвой. Сопротивляясь, колдун забрал всю силу воды в кабинете. — Тебе хочется жить. Безумно хочется. Вот инстинкт и берет свое.

— Прости.

— Ерунда, не извиняйся. Лучше тверди себе с утра до вечера: «Внутри кабинета я не теряю силы». Подействует как заклинание. Вампир в тебе ненадолго уснет.

— Роман, ведь силы у меня отнимает…

— Молчи! Я же говорил: не рассказывай ничего. Хочешь меня превратить в колдована? Потерпи чуть-чуть. Ты можешь здесь жить долго, очень долго… Поверь, я найду путь спасения.

Роман вышел из кабинета и запер дверь.

Как он оплошал… Да нет, не оплошал. Слишком полагался на силы Алексея. А тот не выдержал.

Обычно водные зеркала не препятствуют водной стихии, отгораживая от всех прочих, — иначе господин Вернон и колдовать бы не смог внутри кабинета. Но теперь для надежности Роман перекрыл всякую связь с внешним миром. Это помогло: Стен перестал терять энергию. Но, с другой стороны, и Роман там, в кабинете, утрачивал связь с водой. Потому большинство заклинаний оказались бессильными.

«Надо затащить в кабинет бочонок с водой, — подумал водный колдун. — В случае чего я смогу отобрать энергию у воды и отбить атаку».

Он посидел на кухне, отдышался, потом умылся пустосвятовской водой.

А уж после притащил с кухни бочонок с водой, потом принес обед своему то ли пленнику, то ли пациенту. И бегом наверх, в спальню, вспоминать.

Рухнул на кровать, облил лицо пустосвятовской водой.

И вновь начались

ВИДЕНИЯ.

Ночи в Беловодье не было — вернее, ночь была белой, куда светлее, чем июньские ночи в Питере.

Колдун медленно шел к Лешкиному дому, глядя себе под ноги. Странно — камень плавает на поверхности воды. Плавает и не тонет… Какой же силы заклинания нужны, чтобы его удержать? И тут вдруг дошло: да не камень это вовсе. Не камень, а лед.

Колдун усмехнулся: он бы и сам мог создать такое. То есть озеро, замкнутое в колдовской круг, а вокруг поселок или город из воды, меняющий очертания. Город-призрак… Город мечты… А что, если попробовать?

Нет, не стоит. Во всяком случае, пока.

Роман открыл дверь гостевого домика. Тут же осветился холл и за ним — столовая и гостиная. В комнатах никого не было. Роман прикинул, где могут находиться спальни. Скорее всего, на втором этаже. Он стал подниматься. Совершенно бесшумно. Стены и двери были из матового стекла. «Воды, принявшей вид стекла», — уточнил для себя колдун. Роман осторожно приоткрыл ближайшую дверь. Просторная спальня с множеством занавесок, портьер, пуфиков. Интересно, кто ее такую придумал? Лена спала на широченной кровати. Спала одна. А Лешка где?

Роман осторожно прикрыл дверь и заглянул в соседнюю комнату. Здесь расположился Юл. Как ни тихо двигался гость, мальчишка заворочался в кровати, перевернулся на другой бок и натянул одеяло на голову. Колдун удалился, ступая на цыпочках. Третья дверь — это ванная. Пустая. Серебряные краны, стены зеркальные — все четыре. Несколько белых махровых полотенец на вешалке. На пол брошена мужская рубашка. Тоже белая, но довольно грязная. И на груди — пятно крови. Роман вдруг вспомнил, что Лешка был вчера в белой рубахе.

Он спрятал рубашку под полотенца и вышел из ванной. И едва не столкнулся с Леной. От неожиданности она вскрикнула.

— Что ты здесь делаешь? — спросила, придя в себя.

— Зашел. Лешка просил вернуться.

— Знаешь, сколько сейчас времени?

— Часа три.

— Роман, — проговорила она дрожащим голосом. — Леша исчез.

— Да ну?

— Не смейся! Я просыпаюсь. Одна. Обыскала весь дом. Нет его.

— Ну, вышел пройтись. Мало ли. Бессонница заму-чила. Да и красиво тут ночью. Я сам только что гулял и не мог наглядеться. Все вокруг светится и постоянно меняет облик.

— Куда пройтись? Что за ерунда?! Не заговаривай мне зубы!

— Почему бы и нет? Он давно здесь не был. Может, он решил с Иваном Кирилловичем парой идеек поделиться.

Лена всхлипнула:

— Я чувствую: что-то случилось.

Роман молчал. Он тоже что-то чувствовал, но не мог сказать — что.

— Давай, я тебе кофе сделаю, — предложил колдун, — ты успокоишься немного, а потом мы к Ивану Кирилловичу пойдем.

Они спустились на кухню. Впрочем, какой кофе? Он плеснул в стакан молоко. Над ободком тут же поднялся пар, и запахло кофе. Лена попробовала, кивнула: хорош.

— Почему ты вернулся?

— Я же сказал: Лешка просил зайти. Хотел о чем-то поговорить со мной. — Теперь уже не имело смысла это скрывать. Роман был уверен, что исчезновение Стеновского как-то связано с тем, что Алексей хотел открыть тайну Беловодья, но не успел.

Роман и себе сделал кофе. На вид — будто молоко с шапкой пены. А на вкус — настоящий. Почти. Лена продолжала дрожать.

— Так что случилось? Почему ты решила, что Стен исчез?

Лена тихо всхлипнула.

— Так что?

— К нам ночью вдруг Грег зашел. Я услышала: кто-то в гостиной разговаривает. И Леша вроде как голос повышает, а собеседник говорит: «Тише, тише…» Я накинула халат, спустилась. Они сидят в креслах — Леша и Грег. Леша — ко мне спиной. На плечах у него такой же голубой плащ наброшен, в каком Гамаюнов днем ходил. Я успела только расслышать, как Алексей сказал: «Если сказать честно, Грег, Ивану Кирилловичу я не верю. Ведь он не предупредил меня о связи ожерелья с водой». А Грег ему отвечает: «Это одни эмоции». Тогда Алексей: «Пусть так. Но учти, я должен предупредить всех». И в ответ Грег: «Зачем? Речь идет о двух, максимум трех днях». Стен: «А вдруг с Леной или Юлом что-то случится?» Грег смеется: «Вспомни Надю или Меснера. Разве с ними что-то случилось? Три дня — абсолютно безопасный срок». — «А для Романа?» — «И для него тоже. Так ты сделаешь, о чем просит Иван Кириллович?» — «А ты?» — «Я — охранник. Я с Беловодьем практически сросся». Леша очень долго молчал, потом спросил тихо: «А он понимает, о чем просит?» Грег в ответ: «Только ты можешь помочь». И тогда Леша сказал: «Хорошо». Я не выдержала и вошла. Леша повернулся и плащ этот плотнее запахнул. Я спрашиваю: «Что такое? Почему вы не спите?» Леша ничего не отвечает, а Грег говорит: «Вам лучше лечь». И встает мне навстречу. И Леша говорит: «Иди, я сейчас приду». Так ласково говорит. А я вижу — его дрожь бьет. И он за спинку кресла рукой держится. А Грег между ним и мною встал. Я не знаю, что делать. И тут будто кто меня под ребра толкнул. Я взяла Грега за руку. И слышу отчетливо: «Она ни о чем не должна знать, а то может запаниковать. Для нас сейчас главное — ограда». Грег что-то понял. Потому что руку отдернул и ледяным тоном проговорил: «Идите в спальню». И Алексей сказал холодно так, будто с посторонней прощался: «Лена, иди!» Я подчинилась. Вернулась наверх. Легла в кровать. Но не сплю. Лежу, пытаюсь разобрать, о чем они говорят. А они еще минут пятнадцать о чем-то говорили. Я хотела встать и подойти к двери на цыпочках, подслушать. И вдруг заснула. Будто свет выключили. Спала, наверное, час или два. И так же внезапно проснулась. Леши рядом нет. В доме тихо-тихо. Я встала. Спустилась в гостиную. А там никого. Поднялась наверх. Заглянула к Юлу. Он спит. Хотела в ванную заглянуть — а тут ты.

Никаких объяснений по поводу происходящего у Романа не имелось. Ясно было лишь одно: Алексей обещал сообщить нечто важное, но не успел. И еще — со слов Лены — ему угрожала какая-то опасность, о которой — в этом сомневаться не приходилось — и Грег, и Гамаюнов знали. Впрочем, опасность грозила всем, но Грег настаивал, что она незначительна. И с этим, кажется, Стен был согласен.

Лена глотнула кофе и заплакала, прикрывая ладонью глаза.

— Прекрати! — прикрикнул на нее Роман. — Ничего страшного не случилось, я уверен. Ты вроде большая девочка, а пугаешься всякой ерунды.

— А эта фраза… «Он знает, что требует?» Ведь ты понимаешь, что…

— Прекрати! — только и мог прикрикнуть на нее колдун.

Роман прошел в гостиную. За стеклянными окнами сплетались ветви деревьев и кустарников. Листва была светлой, с легким оттенком зеленого. Будто кто-то акварелью писал по влажной бумаге и краска текла. Гостиная располагалась на первом этаже рядом со столовой — Алексей предпочитал горизонталь при организации пространства. Стиль — ультрасовременный, много имитации металла, стекла. Кресла белые, обитые чем-то ворсистым.

В гостиной не было никаких следов. Роман осмотрел все очень внимательно. Потом попытался сосредоточиться. Если Стен в беде, то его ожерелье позовет на помощь. Ничего. Никакого намека на призыв. Тишина. Но Стен был здесь, внутри, в Беловодье, — это водный колдун чувствовал очень хорошо.

И тут хлопнула входная дверь. Роман бросился из гостиной в холл. Перед ним стоял Иван Кириллович. Гамаюнов был все в том же голубом плаще, только теперь в белом свитере с высоким горлом. Иван Кириллович поводил плечами, как будто ему было все время зябко.

— Стен исчез! — выкрикнула Лена прежде, чем Роман успел что-то сказать.

— Я знаю. Он уехал. По моей просьбе. Скоро вернется.

— Как уехал? — не поняла Лена. — Куда?

— Он не может находиться долго в Беловодье. Вот и уехал. Он вернется. Завтра. Не волнуйтесь.

Лена облегченно вздохнула.

Роман был уверен, что Иван Кириллович лжет. Но зачем? Что он скрывает?

— То есть вы его попросили?

— Ну да, я сам поднял машину с глубины и отдал ему ключи от своего «форда». А вы что вообразили?

— Нет, я ничего, ничего… — Лена смутилась. — Просто он не предупредил меня.

— Это в его стиле, — печально заметил Гамаюнов. — Меня он в прошлый раз тоже не предупредил. Умчался внезапно неведомо куда. То, что вы рано встали, Роман Васильевич, это хорошо. У нас с вами много дел сегодня.

Гамаюнов повернулся и шагнул к выходу, уверенный, что колдун последует за ним. И не ошибся. Роман вышел.

— Стен действительно уехал, или вы сказали это, чтобы успокоить Лену? — спросил Роман.

— Господин Вернон, — Иван Кириллович улыбнулся, — зачем мне вам врать? Алексей — особенный человек. Прорицатель. Можно ли предсказать поступки такого человека?

— Он здесь, в Беловодье, я это знаю! И хватит водить меня за нос! Что вы задумали? — взорвался Роман. — Что вам нужно от Стена?

Гамаюнов ни на миг не смутился.

— Это иллюзия. Беловодье порой создает подобные обманки. К примеру, вчера вечером наверняка вы ощущали присутствие Нади, причем живой Нади, не так ли? — Гамаюнов поглядел на водного колдуна с улыбкой.

Роман растерялся:

— Откуда вы… Да, вчера такое было…

— Еще может не раз так случиться. Вам покажется: Надя здесь. А потом услышите, что Стен зовет вас. Но, повторяю, это только иллюзия. Не тратьте время на погоню за призраками.

— Вы продлили действие заклинания?

— Разумеется. А теперь поговорим о том, для чего вы сюда приехали.

— Я сюда приехал ради Нади.

Гамаюнов вновь улыбнулся. В этот раз саркастически.

— А я думал прежде, что вы хотели понять, на что я способен, и увидеть мое творение. Перед вами город мечты. Сокровищница, в которой можно все на свете сберечь и все на свете возродить. И все возможно сотворить. То, о чем человечество мечтало тысячелетия.

— То есть вы хотите сказать, что я могу вернуть Надю к жизни?

— Только не сейчас.

— О чем вы?

— Беловодье может вот-вот исчезнуть. Внутренняя ограда пробита в двенадцати местах.

— Вы хотите сказать… что эта черная полоса в ограде, похожая на столб дыма…

— Да. Именно. Фактически ограда держится только за счет внешнего круга. Но внешний круг — это колдовство низшего порядка, вы наверняка это и сами поняли. Главное — круг внутренний, а он практически не работает, поврежден. Любой нажим со стороны, любое возмущение энергии, и Беловодье растворится. Восстановить внутренний круг мне не хватает сил. Не тот уже, простите. Стар. И Надя погибла. А ведь она меня поддерживала. Ее помощь дорого стоила. — Иван Кириллович вздохнул. Как показалось Роману, ненатурально. — Только вы, Роман Васильевич, можете ограду восстановить. Иначе день, два — и Беловодье погибнет.

— Как это случилось?

— Я думаю… Почти уверен, что во время схватки с Колодиным часть удара пришлась и на подлинное Беловодье.

— Это невозможно. У нас с вами не было связи.

— Вы так думаете?

Роман весь передернулся — о чем они болтают? О чем? Какие-то границы, ограды, город мечты… Глупость все это — глупая глупость! Надю еще можно спасти — вот что важно! Вот главное!

Вода в озере вдруг заколебалась, плеснула на дорожку волна. И на миг исчезли огоньки в глубине, и сама церковь как будто помутилась.

— А Надя? Если я починю ограду, вы ее оживите?

— Пока ограда разрушена… все бесполезно… — пробормотал Гамаюнов.

— Да понял я это. — Роман схватил Гамаюнова за ворот плаща. — Спрашиваю о другом: если я починю ограду, силы Беловодья хватит, чтобы спасти Надю?

— Отпустите меня! — потребовал Гамаюнов. Роман разжал пальцы.

— Я же сказал, здесь все возможно, зачем повторять одно и то же? Вы так непонятливы? — Иван Кириллович неожиданно сделался резок.

— А мне кажется, что вы меня обманываете. Вы так и не сказали ясно, вернется Надя или нет. Лишь общие фразы о мечтах и возможностях. — Роман чувствовал, что его охватывает ярость. — У меня одна конкретная мечта. Вернуть Надю.

— Почините ограду. Без этого все усилия бесполезны.

— Так да или нет?

— Это зависит от вас.

Опять ускользнул, старый угорь.

— Сколько у меня времени?

— Трое суток. Но потом можно будет наложить новое заклинание. Работайте обстоятельно, не торопитесь. Надя будет вас ждать.

От Романа не укрылось это «вас» в последней фразе. Что это? Дешевая приманка? Или Иван Кириллович готов отказаться от Нади ради Беловодья?

— А я уверен, что живая вода должна быть! — воскликнул Роман с горячностью и топнул. Плитки под его ногами качнулись. — Я починю ограду и создам живую воду.

Гамаюнов зябко поежился.

— Ну что ж, у вас может получиться. У вас особенная сила.

— К сожалению, у меня нет воды из Пустосвятовки.

— Берите из озера.

— Это ваша вода, а не моя, — усомнился колдун из Темногорска. — Здесь нужно особое заклинание, чтобы подчинить воду.

— Никакого особого заклинания нет.

Роману показалось, что Гамаюнов вроде как говорит правду и одновременно лжет. То есть выходило, что он продлил действие заклинания и одновременно не продлил, что Надю можно оживить и одновременно нельзя. Как это удается Гамаюнову, Роман не ведал. Но разгадывать загадки было некогда.

Иван Кириллович поднял из воды два кувшина — в каждый можно набрать не меньше десяти литров.

Как и все в Беловодье — или почти все, — кувшины были из воды. А казались стеклянными. Озерная влага была особенная — это господин Вернон почувствовал сразу. Пусть и не схожая с пустосвятовской, любезной его сердцу, пусть в чем-то чуждая, жесткая, но все равно на многое способная стихия. Да, способная на многое. Но она явно не собиралась повиноваться хозяину Пустосвятовки. Ничего не выйдет. Разве что получится только хуже. Придется воду перенастроить…

— Мне понадобится много времени, — предупредил Роман и вернулся в дом.

Зашел на кухню, поставил кувшины с водой на пол, плюхнулся на диван. Он так и не мог решить: сказал ему Гамаюнов правду или солгал? Ощущение было, что сказал правду лишь наполовину. И главное… да, в этом Роман был уверен — времени было мало. Очень мало, хотя Иван Кириллович уверял в обратном.

Ладно, прежде всего надо восстановить ограду. А потом… потом… Надя. Ее возвращение. О, Вода-царица! Скорее же, скорее! Роман достал из кармана пустую серебряную флягу, ковырнул ножом донышко. Выбрал самую большую тарелку, флягу заклинанием укрепил в воздухе над тарелкой и стал медленно лить воду из кувшина в пробитую флягу. Из отверстия в дне вода сочилась по капле. Каждой капли на лету колдун должен был коснуться и подчинить колдовскую ее силу своему дару. Капли стучали монотонно, тарелка наполнялась медленно. Через час у Романа голова пошла кругом, а он сумел наполнить лишь половину кувшина новой — своей — водой.

Ладно, хватит! Надо попробовать, что получилось. Ведь может статься, что не получилось ничего.

Интересно, что будет, если он выпьет эту пере-колдованную воду? Роман поднес кувшин к губам. Сделал глоток. Вдруг бросило в жар, а потом по телу пробежала дрожь. Новый глоток. На миг колдуну показалось, что его сейчас вырвет. Никогда прежде вода не вызывала такого отторжения. И все же он заставил себя проглотить то, что держал во рту. Рот наполнился горькой слюной, она потекла по подбородку, на рубашку. Еще глоток…

И все прошло. Он просто пил воду. Ни жара, ни холода, ни тошноты — лишь противная слабость, которая медленно проходила. Теперь Роман пил медленно, со вкусом. Пил и улыбался. И ощущал, как прибывает сила. Сила Беловодья.

Прихватив с собой кувшин, он вышел из дома и двинулся по дороге. Шагнул за ограду, ощутил, как дернулось ожерелье. Оглянулся. Картинку повело перед глазами — сместились тени, свет, контуры расплылись. Мгновение — и он видел перед собой аккуратные коттеджи, лужайки, деревья, озерцо посередине и церковку на воде. А потом ограда утратила прозрачность, видение исчезло.

Роман перевел дыхание. И тут понял, что его смущает в просьбе Гамаюнова: водный колдун не знал природу этой второй, внутренней границы. Первая была создана из воды путем заклинаний, достаточно сложных, но знакомых. Таких границ при известном настрое и сам господин Вернон мог нагромоздить вокруг Беловодья сколько угодно. А вот эта, внутренняя, была неясного происхождения. Вода присутствовала, да и заклинания тоже. Но явственно ощущалось что-то еще, неведомое. И это неведомое колдуна пугало. Вернее, не так — настораживало. Стен не мог находиться в Беловодье долго. Наверное, и Роман не сможет. «Три дня безопасно», — вспомнил он слова Грега из подслушанного Леной разговора. А что потом?

Колдун двинулся вдоль границы, ощупывая стену пальцами и пытаясь определить, нет ли скрытых трещин в ограде. Нет, она была целехонька и напоминала матовое стекло с неясной структурой внутри, что-то вроде размытых ячеек неправильной формы. Разглядеть сквозь ограду, что находилось в центре, было невозможно. Порой возникали видения, но ложные. Истинное не проглядывало.

Наконец колдун дошел до черного разлома и остановился. Трещина оказалась довольно ровной, но природа разрыва была так же не ясна, как и суть ограды. Гамаюнов намекал на Колодина. Но как Колодин мог разрушить ограду, Роман Вернон не представлял.

Колдун набрал полные пригоршни воды, произнес заклинание. С его ладоней вода потекла, отвердевая, превращаясь в льдистую пластину. Роман соединил границы трещины узким стеклышком, будто мостком. Тьма исчезла. За прозрачной заплаткой теперь отчетливо можно было разглядеть, что же там происходит, внутри, в Беловодье. Роман увидел поверхность озера. Вода искрилась и играла. Вокруг белые дорожки, сосны. Роман плеснул водой вверх, и стекло продлилось ввысь, соединяя две части ограды. Затем вниз — и разрыв был полностью устранен. Троекратное заклинание укрепило заплатку. Но все равно это только заплатка. Сколько она простоит и прочно ли оградит Беловодье, колдун не ведал. Роман двинулся дальше вдоль границы. И через несколько шагов натолкнулся на второй разлом. Он был точь-в-точь такой же, как и первый. Но залатать его оказалось труднее — волшебные льдинки не желали крепиться к краям и со звоном обрушивались на землю. Приходилось вновь превращать их в воду и вновь создавать хрупкую опору. Лишь с третьей попытки колдуну удалось установить ледяную перепонку. Роман решил сначала наскоро закрыть все разломы, а уж потом заняться серьезным ремонтом. Главное — как можно быстрее вновь превратить ограду в замкнутый круг. И тогда Беловодье обретет полную силу и Надя оживет. Так скорее же, скорее!

До следующей трещины шагать пришлось изрядно. Роман вдруг остановился и решил проверить, может ли он войти внутрь в любом месте. Шагнул и уперся в стену. Ограда не желала его пускать, будто у него не было ожерелья вовсе. Невероятно! А как же они проскочили в машине? Получалось, что ограда проницаема лишь там, где проходит дорога. Только и всего.

Наконец разрыв появился — такой же точно, как и предыдущие два. Какая-то догадка шевельнулась в мозгу Романа и тут же пропала. Колдун вновь стал создавать перепонку. В этот раз окошко получилось довольно быстро. Окошко. Роман невольно приблизил лицо к прозрачной заплатке и глянул внутрь. Все так же плескалась вода, и мелкая волна билась о края дорожки. Перед ним была старинная усадьба, построенная из воды. Что-то знакомое. Фасад с фронтоном, четыре колонны, лихо закрученные рожки ионического ордера на капителях. Два этажа, два флигеля. Где-то он видел этот дом. Кажется, на картинке или фото… Усадьба слегка подрагивала и как будто перемещалась по поверхности воды. Две скульптуры у входа, белые, будто мраморные. В окнах одинаковые белые занавески. Вдруг почудился за окном силуэт — вернее, не силуэт даже, а тень. Она мелькнула и пропала. Роман приник к стеклу, силясь разглядеть, кто же там внутри. И увидел, как по тропинке к дому идет Гамаюнов. Иван Кириллович о чем-то задумался. Лицо его было мрачным, а губы едва заметно шевелились. Роман спешно произнес заклинание односторонней невидимости — теперь стекло изнутри круга казалось матовым, в то время как Роман продолжал видеть все происходящее. Но Гамаюнов не глядел в его сторону, возможно, он полагал, что господин Вернон еще возится с первым разломом.

Иван Кириллович подошел к ступеням и остановился. Что-то произнес. Что — Роман не слышал. Но ему показалось, что хозяин Беловодья позвал кого-то по имени. Вновь за окном мелькнула тень. Теперь сомневаться не приходилось — там, в доме, был человек. Он махнул рукой Гамаюнову. Иван Кириллович вдруг крикнул:

— Я ничего не могу сделать! — Эту фразу Роман расслышал почти отчетливо.

И тут за окном в доме Роман различил какое-то светлое пятно… Светлые волосы! И в тот же миг водное окошко стало быстро становиться прозрачным.

Миг — и Гамаюнов увидит колдуна. Роман отпрянул, прижался к ограде и перевел дух. Светлые волосы. Там, в этом доме, Иван Кириллович заключил своего ученика-врага Стеновского. Зачем? Ответа Роман не знал. Но ощутил яростное желание проникнуть внутрь и освободить пленника. Любой ценой освободить.

Роман подхватил пустой кувшин и понесся назад, к дороге, ведущей в Беловодье: только там он мог вернуться внутрь. На миг мелькнуло опасение: а вдруг Гамаюнов не пустит его назад? Но тут же колдун подавил тревогу, вызвав в душе покой и безмятежность — стекло стоячей воды в безветренный день. Миг — и стало все безразлично, безбольно, но и без веселья — тоже. Ровная поверхность, ничем не возмущенная, — с этим чувством в душе колдун миновал границу беспрепятственно. Впрочем, пребывать в таком состоянии он долго не мог. Первая мысль, сомнение, порыв — и вода уже волнуется, бурлит и бьется о берег. Колдун улыбнулся. Но тут же вспомнил о том, что Нади больше нет, и улыбка его умерла. Надя вернется еще…

Вернется ли?

Роман почувствовал, как внутри него все холодеет. А почему, собственно, он поверил Ивану Кирилловичу?! А? Если Гамаюнов про Лешку солгал, то и про Надю тоже. Наверняка. Откуда ему знать, как продлить заклинание? Причем чужое заклинание. Роман не ведает, а Гамаюнов может? Да нет, не может он ничего. Солгал, чтобы заставить Романа починить ограду. А Надя тем временем умерла. Трое суток истекли, и ее не стало. И Стеновского хозяин Беловодья держит в плену, чтобы тот не открыл правду господину Верно-ну, не разоблачил Гамаюнова и его интриги.

Все последние часы Роман жил невероятной, сладкой надеждой. Надя вернется… И вот все рухнуло!

«Я убью этого мерзавца за его ложь!» — мысленно воскликнул колдун, И сам себя одернул: «Зачем? Ведь это глупо».

Но Гамаюнов обманул, обманул… Сказал — продлю заклинание. И Роман успокоился, и…

«Надя, Наденька, я бы сумел за эти часы что-нибудь сделать», — уверял себя колдун. Хотя знал, что ничего бы не успел. С пробитой оградой Беловодье ни на что не способно.

Что ж теперь, бросить все и бежать? Нет, сначала надо добраться до Стена и все выяснить. А потом уж решать, что делать.

Роман вернулся в дом и принялся вновь цедить воду.

Ему зверски захотелось есть. Борща захотелось. Тина после колдовского сеанса ему непременно борщ подавала. Борщ у нее всегда выходил отменный. А здесь и готовить не надо. Налил в миску молока. И нате — борщом на весь дом пахнет. Роман выхлебал белую жидкость с клецками, закрыв глаза. Без удовольствия. Какое-то пресное едло получилось. То есть мясом попахивало, овощной вкус был, а борща не вышло.

Он запил свое кулинарное творение молоком, превращенным в крепкий кофе. Кофе у него получался почему-то лучше, чем борщ.

Воды за это время нацедился полный кувшин. Теперь надо пробраться к дому Гамаюнова и поговорить со Стеном. Но незаметно для Ивана Кирилловича. А это, похоже, невозможно. Просто так Гамаюнов к своему логову господина Вернона не подпустит. Кого-нибудь наверняка поставил охранять. Роман поглядел на перстень с зеленым ноздреватым камнем. Задействовать его? Честно говоря, прибегать к своему колдовству внутри чужого колдовского круга опасно. У каждого колдуна свой почерк, даже если они опираются на одну и ту же стихию. Вон как поначалу Романа с души воротило от здешней воды.

И тут догадка явилась: а что, если пройти через пролом в ограде? Пролом довольно узок, но если постараться, то можно протиснуться. Вполне можно. Меснер бы не пролез и Баз тоже, а Роман, пожалуй, пролезет. Колдун стиснул зубы и уставился на серебряную флягу. Отверстие сделалось чуть больше, ка-пли зачастили. Ожерелье пульсировало в такт падению капель. Скорее же, ну, скорее! Вода прибывала. Второй кувшин был уже почти полон.

Роман схватил кувшины и кинулся вон из Беловодья.

Вновь сквозь светлые воды проступили очертания комнаты.

Воспоминания лились, как вода, событие за событием, но пока Роман не добрался до главного.

Скорее же!

Вновь вода пролилась на лицо.

И колдун вернулся в свои

ВИДЕНИЯ.

А в видениях Роман вернулся к нужному разлому.

Он надеялся, что с этой стороны никто не заметит вторжения. На всякий случай Роман облился водой, наложил заклинание невидимости, чтоб на расстоянии Гамаюнов не смог его ни углядеть, ни распознать иным способом. Колдун шагнул в пролом. Перед глазами сделалось красным-красно, во рту — соленый привкус крови, голова закружилась, — боль пронзила каждую клеточку тела, и… Роман уже стоял на белой дорожке. Слева и справа полусферами высились груды серого тумана. Перед ним был дом, дорожка вела к белым ступеням. Две нимфы у входа.

Он поднялся по ступеням, ожидая, что за окном покажется силуэт. Никого. Роман вошел. Паркет блестел бледным золотом — из просторной гостиной в прихожую лился по всему дому мягкий свет, на удивление ровный, не солнечный.

В гостиной было на редкость уютно. Мебель, кремовый шелк на стенах, гардины — все по-домашнему обжитое, будто связанное невидимыми нитями. Роман погладил спинку кресла. В своем видении, в своей мечте он видел Надю сидящей именно в этом кресле.

Надя… Сердце сдавило от боли. Уже целый час, как действие его заклинания льдом кончилось.

Колдун толкнул дверь, ведущую в соседнюю комнату. Она медленно, будто нехотя, распахнулась. Внутри вместо света серая хмарь. Крутящаяся, пронизанная тенями еще более плотными и более темными, чем сам воздух. По всем расчетам, это была как раз та комната, в окне которой Роман видел силуэт. Комната казалась очень большой. Противоположной стены разглядеть невозможно. Или это тени создавали иллюзию расширения пространства?

Раздался звук шагов, глухой, будто кто-то приближался издалека.

— Стен! Никакого ответа.

— Лешка!

Чья-то смутная фигура показалась. Тот, кто выходил из глубины комнаты, был ростом ниже Стена. Гораздо ниже.

— Алексей, это я, Роман.

— Роман… — донеслось из комнаты эхом.

Там, внутри, не было света. Но и тьмы не было тоже. Роман вгляделся. Белое восковое лицо, белые, будто покрытые инеем, волосы. Человек смотрел на Романа и улыбался.

— Надя! — выкрикнул он. Сердце подпрыгнуло, забилось в горле. А ожерелье сдавливало его и не давало разорваться.

Роман хотел броситься в комнату, но ожерелье, будто строгий ошейник, рвануло назад и остановило. Роман закричал — от боли и радости одновременно. Он протянул руки, хотел обнять ее…

Надя замерла. Лицо ее было бесцветным. Взгляд отсутствующий, будто обращенный внутрь. Она была всего в двух шагах. И вместе с тем запредельно далеко. Она медленно довела головой из стороны в сторону. Роман понял наконец, что не может ее коснуться, и опустил руки.

— Наденька, милая, девочка моя, ты жива? — Он давился словами — ожерелье по-прежнему стискивало горло.

Значит, не обманул Иван Кириллович? Правду сказал? Нет, не правду, не правду! Ведь это не заклинание льдом — Надя движется, живет! Что ж получается? Гамаюнов ее оживил? Выходит, у него есть живая вода? Лгал все-таки? А, плевать! Главное — Надя жива!

Она заговорила: он видел, как губы ее шевелятся. Но слов не услышал. Потом, наконец, долетели слова — с опозданием на несколько секунд.

— Я умерла там, в будущем. Но здесь я пока жива. — Ее голос звучал тихо и отчетливо. Но без всяких эмоций. — Она уже сомкнула губы, когда он еще слышал окончание фразы.

— Что значит — здесь?

— Здесь — в прошлом, — опять с запозданием пришел ответ.

— В каком прошлом? Чьем? Что это за комната? Тайная кладовка Синей Бороды?

Надя ответила не сразу: слова Романа долетали до нее тоже с временной задержкой. Наконец она поняла вопрос и заговорила:

— Просто в прошлом. Прошлое одно — аморфная серая масса. Ничто здесь не раньше и не позже. Все уже было. Все едино, что случилось тысячу лет назад и вчера. Прошлое зависит от памяти и силы воображения. И никакой последовательности. Оно напоминает кашу, путанку ниток, плотный туман. Ты помнишь все одновременно. Все уже произошло. Неважно, в какой последовательности. Уже ничего не изменить. У прошлого нет структуры.

Он слушал ее, но не вникал пока в слова. Она жива! — восторженно колотилось сердце. И это главное. Жива… Жива… Вот только между ними преграда — неясная, аморфная, серая…

— Надя, ты можешь перейти в настоящее? Сюда, ко мне…

— Нет. Тогда я умру.

Он закружил по гостиной, пытаясь понять, как устроена эта комната прошлого и что можно сделать, чтобы высвободить Надю из ловушки. Но ничего понять не мог. Он чувствовал лишь опасность, исходящую от дверного проема. О времени Роман не любил рассуждать, времени он не понимал. Ни настоящего, ни прошедшего. Оно всегда мешало. Оно — лишнее. То четвертое измерение, которое делает первые три примитивными черточками на песке. Время похоже на воду в своей сущности. Говоря о времени, Роман старался думать о воде и тогда начинал что-то улавливать…. А что, если войти внутрь и остаться там с Надей навсегда? В аморфном прошлом, где все уже было. Не все ли равно ему, где быть с нею. Ведь с нею! Что там, в прошлом, случится с Романом? Что он там встретит? Кого? Мать в молодости? Деда? Себя самого? Нырнуть в прошлое, как в воду. И ничего уже больше не решать, никаких безумных головоломок, ни с кем не сражаться, ничего не доказывать. Жить, все время оставаясь в прошлом. Мечтать о прошлом. В этом есть что-то чудовищное. Он уже хотел рвануться внутрь, но внезапно ожгла мысль: а что, если они с Надей не встретятся?! Она окажется в одном времени, он — в другом, они будут видеть друг друга, метаться, но между ними будет серая перегородка.

Он отступил.

— И как ему только это удалось! — воскликнул Роман раздраженно. — Как он сделал это!

Она была так близко, а он не мог до нее дотронуться.

— В Беловодье иное время.

— Значит, счастье — это всего лишь возможность уйти в прошлое? Создать старинную усадьбу, вернуть умерших? Найти утраченное?

— Я все время думаю, как вырваться, но ничего не приходит в голову, — призналась Надя. — Находясь в прошлом, нельзя ничего придумать. Вытащи меня отсюда, и мы будем вместе.

— Подкупаешь? И Гамаюнова бросишь? — Она угадала его вопрос по движению губ и насмешливо рассмеялась:

— Почему ты его так боишься?

— А почему ты так к нему льнешь?! — Роман разозлился. — Что ты в нем нашла?

— Ты его недооцениваешь.

Она еще продолжала говорить, а колдун кричал:

— Он жалкий! Беспомощный! Старый!

— …Он могущественный…

— Пусть он могущественный. Но все равно — жалкий. — Роман знал, что для Нади унизительно слышать подобное, но позволил себе быть жестоким. Львица в клетке — когда же еще ее укрощать? — Так бросишь Гамаюнова, если я тебя спасу?

В этот раз задержка с ответом была чуть дольше, чем обычно:

— Брошу. Чтобы вырваться отсюда, я готова на все. Ты уже что-то придумал?

— Кое-что, — солгал колдун. — Но я не понимаю до конца сути Беловодья. А все вокруг играют в молчанку, и никто не желает ничего объяснять — даже Стен.

— Алексей с тобой? Я его не вижу. Где он? Почему не подходит? — Надя прищурилась, пытаясь разглядеть, что творится за границей ее ловушки.

Лешка? Ревность царапнула сердце. Несильно, но все же царапнула.

— Почему ты о нем спрашиваешь?

В этот раз задержка звука показалась невыносимой.

— Ты звал его, когда шел сюда. Я слышала.

— А, вот что! — Роман облегченно вздохнул. — Да, звал. Думал, что именно его Гамаюнов держит в этой комнате. Его, а не тебя.

— Почему? С чего ты решил? Он что, тоже… погиб? Он! — В ее голосе был подлинный страх. — Нет, не может быть… конечно же, не может быть… Иначе…

Ревность вновь обожгла — в этот раз куда сильнее.

— Алексей исчез. Гамаюнов говорит, что он уехал тайком. Но я не верю. Лешка не мог уехать так внезапно, бросив Лену и Юла. Накануне он обещал поговорить со мной. Поведать какую-то тайну. И вдруг — испарился. Но я чувствую, что он в Беловодье. Гамаюнов сказал, это здешний обман. Один из многих…

Роман вспомнил вчерашнию иллюзию Надиного присутствия. Ну конечно же! Именно в тот миг Гамаюнов перенес Надю в мир без времени, и она ожила. Если безвыходное пребывание в прошлом можно назвать жизнью, конечно. А раз так, значит, Роман, ощущая присутствие Стена, не обманывался… Лгал лжец Гамаюнов, как всегда. И одновременно говорил правду. Как только он один умел.

— Разумеется, Лешка никуда не уезжал, — уверенно заявила Надя.

— Тогда где он? — Колдун огляделся.

— Нет, он не здесь. Он живой. — Теперь казалось, что она намеренно отвечает не сразу.

— Тогда где?

— А ты подумай! — Она рассмеялась. Даже в клетке она оставалась львицей. У Романа все перевернулось внутри от ее смеха. — Ты же умный! Так верь в свои силы. Верь в себя…

Надя отступила. Лицо ее расплылось белым пятном. Серый туман заволок все.

Он почему-то подумал, что в школе на уроках она никому и никогда не подсказывала. А ее наверняка за косу дергали за это. А может, и не дергали — опасались.

И тут же до Романа дошло, где искать Алексея.

Колдун вылетел из усадьбы. Прыгнул на плавучую дорожку. Потом на другую. Побежал. Мчался к белому кругу, что окаймлял внутреннее озеро. И тут на пути колдуна возник Грег.

Вылетел наперерез, раскинув руки. Тонкий, натянутый, как струна. В глазах — решимость. Он, конечно, не колдун. Но у него должно быть водное ожерелье. И Грег — в Беловодье. То есть сила за ним немалая.

— Не надо, — сказал Грег. — Прежде почини ограду.

— Я должен видеть Алексея.

— Это ничего не даст. Мы лишь потеряем время. Почини ограду, и тогда…

Роман не дал Грегу договорить. Лишь плеснул в того водой из кувшина. Вмиг струя, повинуясь приказу, сплелась в ловчую сеть и с ног до головы окутала Грега. Тот рванулся, но освободиться не успел. Роман прыгнул вперед и врезал локтем Грегу в челюсть. Тот рухнул на дорожку. Если бы не сеть, он бы тут же сделал Роману подсечку, но опутанный охранник Беловодья лишь беспомощно дернул ногами.

В следующий миг Роман связал водной веревкой руки и ноги Грега.

— Ты сам не знаешь, что делаешь, — пробормотал тот.

— Знаю, друг мой, знаю. — Кляпом Роману послужил самый обычный кусок ткани, оторванный от рубашки. — Потерпи чуток, вскоре развяжу.

Вновь под ноги легла тропинка, мощенная белым псевдокамнем. Роман шел, ощущая, как вибрируют под ногами куски льда. Как будто им больно. Роман дошел до внутренней кольцевой дорожки и остановился. Ни одна тропка не вела к церкви. Вокруг была вода — и только. Как добраться туда? Лодки не было. Доплыть? Но Роман вспомнил о неудачном Глашином купанье и остерегся. Правда, он приспособился пить здешнюю воду и черпать при этом силу. Но для этого надо было сначала воду переколдовать. Нет, плыть нельзя. Да и зачем? Роман протянул руку и мысленно проложил дорожку от берега к ступеням церкви на воде. Послышался хруст, и на ярко-синей глади образовался ледяной мосток шириной в две ладони. Пройти можно было без труда. Роман шагнул. Спеленатый Грег завопил: «Не смей!» и выругался. Значит, сумел выплюнуть кляп. Но помешать не смог — чары колдуна были сильнее его ожерелья.

Роман дошел до церковки и поднялся по ступеням. Двери бесшумно отворились. Внутри все казалось золотым от света бесчисленных свечей. Они горели повсюду. И оттого вся церковь была затянута сизоватым дымом. Посредине стояли простые деревянные козлы, на которые ставят в сельских церквях гроб во время отпевания. Гроба не было. Доски были покрыты темной тканью. И на козлах лежал человек, скрестив руки на груди, как покойник. До самых рук тело было накрыто простыней. Рубашки на человеке не было, так что хорошо было видно ожерелье.

Алексей. Глаза его были закрыты, лицо застывшее, неживое. Но веки слегка подрагивали. И грудь поднималась. Дышит, значит.

Роман подошел и довольно бесцеремонно пихнул своего друга-врага в бок:

— И долго ты собираешься здесь валяться?

Тот вскинулся, будто его разбудили от глубокогб сна, и непонимающе уставился на колдуна.

— Я спрашиваю, долго ты будешь здесь прятаться? Я тебя насилу нашел. Лена с ума сходит.

— Ты починил разломы в стене?

— Поставил три заплатки… — Взгляд Романа упал на грудь Стена.

На груди — кровоточащий, но уже начавший заживать с одной стороны шрам. Шрам от меча Колодина. Водного меча. Вот откуда следы крови на рубашке, брошенной в ванной комнате. Шрам шел поперек белых полос — теперь они были отчетливо видны и светились, как во время купания. Шрам, пересекающий двенадцать полос. Догадка показалась столь невероятной, что Роман поначалу не поверил. Сам себе не поверил. Он шарахнулся от нее, понимая, что это примитивная трусость.

Двенадцать полос. И двенадцать разломов в ограде Беловодья. Если смотреть снаружи, длина окружности совсем не велика. А внутри… Неважно, что внутри, — здесь действуют совсем другие силы. Как в человеке, надевшем ожерелье, в земле тоже открываются неведомые таланты. Надо лишь создать ожерелье. Длинное ожерелье. И оно появилось. Ожерелье, которое Гамаюнов вырезал из кожи Алексея. Роман содрогнулся от отвращения, от непереносимой внутренней боли. Получается, все это, потрясающе прекрасное, изменчивое, недостижимое, все, чему Роман так отчаянно завидовал, — все это из тела живого человека. И как Иван Кириллович уговорил Лешку на такое? Выходит, сказал: «Для создания Беловодья нужно ожерелье из твоего тела», И Стен согласился. Почему бы и нет? Гамаюнов предложил Лешке воплотить его мечту. Только и всего. Разве мог такой человек, как Стен, отказаться?

Роман молчал, глядя на друга. Алексей дернул ртом — кажется, усмехнулся, будто подтверждал — да, не смог. Позволил себя искромсать. На миг Роман ощутил боль Стена. Вся кожа — один сплошной порез. Чудовищная пытка. Пытка? Но во время создания ожерелья боли не бывает. Роман знал это. То есть, когда ведешь лезвием по коже, ожидаешь боли. Но и только. Как таковой ее нет. Неприятно — да. Изматывает — да. А тут… Алексей вспоминал и заново ощущал боль во время создания длинного ожерелья, и все чувства тут же передавались Роману. Нет, колдун не читал их, как чужое письмо, а ощущая как свои, причем многократно усиленные. Чужая боль сильнее своей… Подобная эмпатия была невыносима.

Колдун зашагал по церкви — в движении легче разорвать ментальную связь. Не получилось. Роману казалось, что он чувствует и думает как Стен. Свечи горели. Иконы. Он не различал ликов — доски были черным-черны, лишь кое-где можно было угадать высветленный зрачок, изломы синей или красной одежды. Тускло поблескивало серебро на ризах. Иконы были настоящие — не из воды. Зачем здесь церковь? Именно церковь…

— Роман, я одного так и не понял… — вдруг заговорил Стен.

— Чего?

— Как Иван Кириллович создал ожерелье Беловодья, если мое собственное ожерелье не срослось со мной. Я однажды спросил его, но он ушел от ответа. Один раз ушел… И второй…

Роман остановился. И чуть не закричал. А ведь Алексей прав. Гамаюнов не мог создать ожерелье из шкуры Стеновского, если тот не сросся со своим ожерельем. Тогда еще не сросся. Но как же рана? Водный меч рассек ровно двенадцать полосок на груди Алексея. И двенадцать разломов появилось в стене. Значит, ожерелье действовало. Только Гамаюнов сделал так, чтобы Алексей не мог пользоваться своим ожерельем. Такое возможно?

Роман покосился на Стена. Тот вновь лежал. Неподвижно. Глаза закрыты. Нить переливалась на шее ярче обычного… Великая тайна — дарение ожерелья. Роман даровал ожерелье дважды. Тине и Юлу. При создании ожерелья можно заложить в нить свою власть. Господин Вернон, лишь слегка коснувшсь неотвердевшей нити языком, усилил свою связь с Юлом. Теперь колдун слышит ожерелье мальчишки за многие километры.

Да, можно подчинить дареное ожерелье… А можно создать и не подарить. Именно так. Когда колдун создает для ученика водную нить, он ее дарует… Отдает часть своей волшебной силы и тем самым включает нить. А если не отдать? В этом случае нить останется в распоряжении создателя и не будет подчиняться носителю ожерелья. Роман при первой встрече со Стеном решил, что тот слишком рационален, чтобы понимать волшебнуть нить, слишком упрям, чтобы подчиниться даже собственному дару, и потому ожерелье не срослось со своим владельцем. На самом деле причина была проще — нить все еще управлялась Гамаюновым. Учитель не отдал ожерелье ученику. Надел на шею, но не одарил. Так что вырезать волшебную нить для Беловодья Гамаюнов мог, управляя ожерельем вместо ученика. Но время проходит, рано или поздно нить срастается со своим носителем и открывает в человеке его дар. Если дар существует, конечно. Прошли годы, и Алексей наконец отнял у обманщика власть над своим ожерельем. И что же в получилось в тот миг, когда ожерелье наконец срослось со своим владельцем? Алексей воспользовался своим даром и стал прозревать будущее, а Гамаюнов потерял власть над его ожерельем. Но при этом водная нить не утратила связь с оградой. А вскоре стена разрушилась от удара водного меча.

Лицо Стена исказилось от боли. Догадался наконец. Или мысли Романа услышал, как до этого колдуну передавались все чувства Стена. О, Вода-царица! Как Алексею с его надменностью и самомнением должно было быть обидно: другим были дарованы ожерелья, а ему, якобы избраннику, — веревка, ошейник, который только и умел, что душить. А в награду — исполосованная шкура.

— Уходи отсюда, — приказал Роман. — Немедленно.

— Не могу. Ограда едва-едва держится.

— Почему тебе не наплевать на все это? И прежде всего на Гамаюнова? После всех его обманов. А? Пусть он сам расхлебывает свое дерьмо!

— Прекрати ругаться! Ты в церкви!

— Она освящена? Ведь то не церковь — иллюзия церкви, а значит, только колдовство.

— Беловодье — это и моя мечта. Я не могу ее разрушить. Пусть даже другие пользуется ею не так, как мне хотелось бы…

— Но распоряжается здесь Гамаюнов. Беги, Стен, или ты умрешь!

— Роман, закрой проломы, и я уйду. Колдун схватил Алексея за плечи:

— Будет слишком поздно. Ты, кажется, не понял, в чем заключался второй фокус Ивана Кирилловича?! Ну конечно же нет. Ты и о первом догадался только сейчас. Он сделал слишком глубокие надрезы. Когда ожерелье срослось с тобой, у тебя навсегда установилась связь с Беловодьем. Пока ты здесь, рядом, связь очень сильная, Беловодье сосет из тебя силы. Буквально. Чем дальше уходишь — тем слабее. Но все равно остается.

— Об этом я знаю. Он меня предупредил, что я всегда буду связан с оградой Беловодья.

— И ты согласился?

— Честно говоря, я подразумевал несколько иную связь…

— Более платоническую. Неприятно, когда тебя кушают живьем. Уходи. Или сдохнешь.

— Я выдержу, — клацнул зубами Стен.

— Нет. Ты не выдержишь, ты из других начнешь силы качать. Уходи. Я поставил три заплатки. Ограда продержится, пока я не зачиню ее. За счет внешнего круга.

— Почини ограду. Всю. Тогда уйду. — Упрямства Алексею было по-прежнему не занимать.

— Мне надо еще три дня. Минимум. Ну, может, чуть меньше. Ты за это время скопытишься. Почему сразу не сказал, а? Ленку мог бы предупредить. И меня.

— Не успел. Я хотел тебе рассказать про создание длинного ожерелья. Подумай, где мы сейчас! Вообрази — это круг всемогущества. Мы даже не знаем, на что способно Беловодье. Но уверяю тебя, на многое. Каждый находит здесь что-то свое. В тебе оно включает определенный дар. А при контакте с Беловодьем открывается способность, не твоя — самого Беловодья. И главное, здесь время течет иначе. То быстрее, то медленнее. Обращается вспять. Но я не успел с тобой встретиться: Грег требовал, чтобы я немедленно шел сюда. Иначе ограда рухнет.

— Я не верю Грегу.

— Грег — нормальный парень. Но его забота — безопасность Беловодья. И только о ней он и думает. Больше ни о чем. В данном случае он говорил правду.

Гамаюнов держал ограду до нашего приезда. Теперь я… Тут есть одно непредвиденное обстоятельство…

— Одно обстоятельство? Да их здесь миллион! Колдун присел на козлы рядом со Стеновским.

Гнев вдруг улетучился. Навалилась усталость.

— Уходи! — вдруг выкрикнул Алексей. И голое его отозвался долгим многократным эхом под сводами. — Слишком много сил… Уходи. Скорее.

Роман понял, что значит этот крик: Стен, вольно или невольно, пытался забрать силы у Романа. Да колдун и сам почувствовал, как дернулась нить ожерелья.

Роман выскочил из церкви. И тут же ожерелье успокоилось. Стены церкви ограждали других обладателей ожерелий. Очень умно. Даже слишком.

Пока Роман пребывал внутри, небо успело потемнеть, но озеро светилось в темноте, и призрачный холодный свет озарял Беловодье. Колдун побежал по ледяной дорожке. Ограда Беловодья — это длинное ожерелье, дарованное Беловодью Стеном. Одаривают лишь по доброй воле.

Грега там, где оставил его Роман, не было. Бежал. Куда? К кому поспешил? К Гамаюнову? К Базу Зотову? Больше всего хотелось удрать из этого Беловодья к чертям собачьим. Но нельзя. Из-за Нади. И из-за Стена.

Колдун направился к домику База. Добрый доктор возник на пороге с какой-то тетрадкой в руке. С сосредоточенным видом Зотов изучал записи. Тетрадь была большая, схожая с амбарной книгой, старинная, с серым переплетом и желтыми страницами, отметил про себя Роман. Что они тут, бухгалтерией занимаются?

Тетради было на вид лет сто, не меньше.

— Какая-нибудь просьба? — Странно, но Баз забыл приклеить к губам улыбку.

— Угадал! Ты знаешь, что ограда сделана из кожи Стеновского? Из него, из живого, Иван Кириллович вырезал ожерелье для Беловодья?

— Мы об этом не говорим, — сказал Баз, не отрывая взгляда от страницы.

— Не говорим… — эхом отозвался колдун. — Почему?

— Это выбор Стена. Он все заранее знал — ему объяснять не надо. Алексей сделал выбор сознательно. Как всегда. Он с самого начала бы посвящен в дела Гамаюнова больше других. Знал, что Гамаюнов изготовляет поддельные бриллианты, а Колодин их продает. Знал, на что идут деньги фонда и что мы разыскиваем по всему миру. Он сам занимался этими поисками. Ему первому было даровано ожерелье. Еще когда проект только начинался. Так что Стеновский все делал по доброй воле.

Роман готов был взорваться. Но справился с собой. Мысленно придушил все просившиеся на язык фразы и сказал спокойно, почти равнодушно:

— В принципе, Стену больше ничто не угрожает. Я починил ограду. Только Лешка мне не верит. Не хочет уходить из церкви. Будь добр, уговори его. Ты умеешь. Он к твоему мнению прислушивается. Ему там, внутри, делать нечего, он теперь меняет Беловодье на свой лад. И зря тратит силы.

Роман хотел дотронуться до База, но тот отшатнулся и загородился амбарной книгой. На картонном переплете был приклеен желтый листочек с надписью фиолетовыми чернилами: «Беловодье». Баз спиной толкнул дверь.

— Идем в дом и поговорим, — предложил добрый доктор.

Внутри было все белым-бело, стены будто осыпаны инеем. Гроздья шаров горели по углам. Пол был тоже белым, с едва приметным голубым узором. Странно, но Беловодье превратило милого База в сволочь. Иван Кириллович, судя по рассказам, тоже когда-то был неплохим человеком, смелым, окрыленным, энергичным. Защищал Лешку в суде, не боялся… А что вышло?..

— В чем дело? — нетерпеливо спросил Роман.

— Неужели ты так быстро починил ограду? — недоверчиво прищурился Баз.

— Я сильный. К тому же перенастроил на себя воду. — Роман умел врать. Впрочем, было бы странно, если бы колдун не умел.

Баз улыбнулся. Только улыбка у него была теперь совершенно иная — холодная, волчья.

— Спасибо, Роман. Ты нам оказал неоценимую услугу.

Глаза у База были ледяные. А в руке сверкнул прозрачный, будто изо льда, нож. Нож с водным лезвием, которое способно перерезать водное ожерелье. А что, если… Дальше думать было не о чем. Колдун прыгнул вперед. Попытался перехватить руку с ножом и вывернуть кисть. Но Баз оказался проворнее. Сюда бы Стена — тот бы справился. А господин Вернон не сумел. В следующий миг Роман оказался на полу, Баз — верхом на нем. Водное лезвие сверкнуло стеклом на солнце. Изгнание воды! Не получилось. Баз был защищен, как коконом, каким-то заклятием. В следующий миг колдун ощутил боль. Баз полоснул по шее, пытаясь срезать Ожерелье. Не распалась водная нить. Лезвие дзинькнуло, ломаясь. Брызнула кровь из порезанной кожи, но нить устояла. Баз на миг опешил, а Роман сумел выдернуть из его захвата правую руку и ударил под подбородок. Баз с него слетел.

До двери было далеко, окно — рядом. Роман нырнул в окно. Следом, шипя, вылетела струя пламени. Роман катился по дорожке, а огненные стрелы били по белым плиткам, и во все стороны летели осколки льда. Один осколок впился в руку, другой в плечо. Чем он стреляет? Откуда в Беловодье огонь? Роман вскочил, бросился за ствол огромной ели, потом прыгнул вперед.

Огненных стрел больше не было. Колдун оглянулся. Баз выпрыгнул из окна и бежал к нему. Добрый доктор оказался проворен. Вернее даже — стремителен. В руке у База был пистолет. Так вот откуда огненные стрелы. Пули в Беловодье приняли столь странный облик. Роман не стал разбираться, что Баз задумал. Ясно было — ничего хорошего. Колдун оттолкнулся от дорожки и прыгнул — но не вперед, а вбок, влево, на соседнюю дорожку. Все силы, какие были, вложил в прыжок. Одной ногой он все же угодил в воду. Кожу ожгло, но несильно. Роман помчался к дорожке из белых плиток, что шла вдоль стены Беловодья. Баз несся за ним, не отставая. Больше не стрелял. Роман оглянулся. Лицо База было совершенно бесстрастным, губы плотно сомкнуты, лишь ноздри раздувались, когда он втягивал воздух. Почему он не стреляет? Похоже, что прежде палил для острастки, надеясь напугать. Или хочет пальнуть в упор? Роман ощутил, как противный холод змеей обвил шею. Роман помчался быстрее. Еще быстрее. Но Баз… он настигал. И тут впереди мелькнула черная полоса. Разлом. Что, если… Снаружи путь куда короче. Роман успеет домчаться до главного входа быстрее, чем Баз по внутренней дороге. Надо предупредить Стена, и они вдвоем… Раздумывать было некогда. Роман весь внутренне сжался, воззвал к воде и бросился в черный провал.

Ожерелье на шее дернулось, все поплыло перед глазами: вековые ели в одну сторону, стена Беловодья — в другую. А между росла и расширялась пропасть — алая с черным. Она пузырилась, вскипала, исторгала из своего чрева какое-то подобие щупальцев. Роман хотел произнести заклинание… Не смог. Чернота бурлила и затопляла все вокруг. Боль ударила в виски и оглушила…

Роман рванулся. И будто лопнула плотная бумага. Колдун, не рассчитав напора, растянулся, проехал по асфальту, сдирая кожу с ладоней, в лицо брызнуло ледяной водой. Ударился локтем. Несколько секунд он лежал, не в силах двинуться. Потом наконец поднял голову.

Он был на Ведьминской улице в Темногорске, у ворот собственного дома. На столбе качался фонарь.

Световой круг танцевал из стороны в сторону. Забор, ветви деревьев и крыша дома влажно блестели — только что прошел дождь. Роман встал и огляделся. Несколько человек шли к особняку Аглаи Всевидящей, о чем-то переговариваясь. Ныряя из лужи в лужу, катил «мерседес» с тонированными стеклами. Огни фар выхватывали из темноты столбики заборов и отражались в воде на дороге. Иллюзия была полной. И все же Роман решил, что это Беловодье попыталось обмануть его миражом. Он наклонился и тронул воду в луже. Вода была настоящей. Тогда колдун набрал пригоршню и плеснул на ворота. Никакого эффекта. Мнимые ворота исчезли бы. Эти продолжали стоять, как ни в чем ни бывало. Значит, колдун действительно выпрыгнул из Беловодья прямиком в Темногорск. Роман подался назад, пытаясь нащупать стену, которую только что продавил, пересекая границу между Беловодьем и Темногорском. Ничего. Под ногами хлюпала грязь. Был только Темногорск — Беловодье исчезло. Господин Вернон вновь оказался в своих владениях. Он постоял немного, не зная, что делать. Механически тронул ожерелье и ощутил влагу на шее. Кровь. Раны были ерундовые, но сильно кровоточили, как всегда кровоточат порезы, сделанные водным ножом. Надо их заживить, и поскорее.

А что, если Баз со стволом прорвется сюда следом? Роман невольно огляделся. Но нет, Баз не появлялся. Не хотел? Или не мог?

Колдун прошел Ведьминскую из конца в конец, останавливаясь несколько раз и пытаясь нащупать таинственную стену. Безрезультатно. Беловодье не желало откликаться. Только возрастали злость и усталость. Что же теперь делать? В Беловодье остались его друзья. И там же Баз, вооруженный пистолетом. Кто он такой? Что Роман знает о нем? Ничего. Баз улыбался доброй улыбкой всем и всегда. Ему спас жизнь дядя Гриша, заменил отца. Неужели Григорий Иванович воспитал очередную сволочь? Вот так хулиганство… Мысли мешались…

Что происходит, Роман не понимал. Знал лишь одно: после починки стены Гамаюнов решил устранить колдуна с помощью База Зотова. А что в этом случае они сделают со Стеном? Нет, нет, они не тронут Лешку. Хозяин Беловодья сразу поймет, что имел место всего лишь примитивный розыгрыш и ограда по-прежнему разломана. А что, если Баз действовал самостоятельно?

Ясно одно: Роман должен вернуться, чтобы спасти друзей, и вернуться немедленно. Но прорваться назад не мог. Ему казалось, что кто-то ломает его об колено. Только кто? Судьба? Высшие силы? Неведомый враг?

Роман кинулся к своим воротам, приложил ладонь к замку, и тот открылся. Колдун побежал к дому. Шуршали листья под ногами. Сад источал прелый, сырой запах поздней осени. Немного тянуло дымом. Возможно, Тина жгла днем во дворе костер. Дом был погружен в темноту. Либо там внутри никого не было, либо Тина спала.

Роман отыскал в тайнике ключ, произнес заклинание и отпер дверь. В лицо пахнуло теплом и жи-вым запахом.

Его дом… его… Знакомое, родное, будто теплые руки обняли и прижали к себе. Так не хочется отсюда уходить.

А что, если остаться? Быть здесь… И сделать вид, что Беловодье приснилось? А Надя? Стен? Лена? Юл?

Он прошел на кухню, отворил шкаф, отыскал на полке пластиковую бутылку. Глотнул пустосвятов-ской воды, потом смочил порезы. Чувствовал, как капли стекают по груди. Вода? Кровь? В горле возникла дергающая боль, но тут же прошла. Кажется, рану затянуло. Роман глянул в зеркало подле двери — зеркала в доме висели повсюду. Не подвела родимая водичка — смыла порез. Что же получается — водное лезвие не опасно для водного ожерелья в Беловодье? Или все-таки ожерелье повреждено?

Колдун провел пальцами по водной нити. Нет, живая, нигде не осталось следа от лезвия. Только теперь колдун осознал ужас того, что могло случиться. Но пугаться было поздно. Напротив, охватило хмельное веселье. Хотелось в пляс пуститься. Вприсядку. Впрочем, не до этого сейчас. Надо торопиться. Роман вынул из шкафа пять пустых десятилитровых канистр. Прикинул. Пожалуй, хватит на оставшиеся разломы и для прочих дел. На цыпочках он прошел в кабинет, не зажигая света, отыскал на полке у окна две серебряные фляги. Рассовал по карманам. Что-то еще? Ну да, тарелку, одну из тех, что остались. Роман задумался. Назад сквозь разлом в Беловодье не войти — значит, придется ехать так же, как в прошлый раз. Дорогу он запомнил, но чтобы добраться до Беловодья обычным путем, на это нужно время. А что за это время случится в Беловодье? Га-маюнов — ничтожество. Баз взбесился. Кто сделал для него водное лезвие? Может быть, сам? Или Га-маюнов себе на беду? Стен занят оградой и вряд ли слезет со своего топчана. Лена, Юл… они в опасности.

Да, Стен, Лена, Юл в опасности.

Юл…

Роман зажег свечи. Поставил тарелку на стол, плеснул из бутылки пустосвятовской влаги, поверхность долго рябила, не желая успокаиваться. Для того чтобы связаться и начать разговор, нужна тарелка на той стороне. Если ожерелье у собеседника чужое. Но если есть связь или власть над вторым ожерельем, то тот, кого ты зовешь, может не увидеть тебя, но услышит — точно. А Роман его увидит.

Наконец зеркало воды застыло.

— Юл! — позвал Роман. — Юл!

— Роман, ты? Что случилось? — донесся, будто из далекого далека, голос Юла.

Появилась картинка. Юл в Столовой с кувшином молока в руках. Что-то творит из молока небесной коровы. Съедобное или не очень.

— Баз напал на меня. Он опасен. У него нож с водным лезвием. Нож сломался. Но возможно, он может сделать второй. Слышишь меня?

— Ну да, нож.

— Такой нож может ожерелье разрезать. Стен в церкви. Предупреди его. Попробуй воду заморозить и пройти. Лену не оставляй без пригляда. Справишься?

— Да чего там!

— Я буду через сутки. Может, чуть позже. Так что на тебя вся надежда. Ты ведь молодчина.

— Справлюсь.

— Гамаюнова не видел в последнее время?

— Пятнадцать минут назад. Он очень мило беседовал с нашим Айболитом.

— С Базом?

— С ним самым.

— Ладно, слушай: в моем домике для гостей на кухне осталась серебряная продырявленная фляга. Ты воду из озера через нее пропусти по капле и на себя настрой. Воды должно хватить, чтобы кожу обтереть тебе, Лене и Лешке. Когда обтираться будешь, произнесешь охранное заклинание: «Ни нож, ни сглаз, ни мор, ни обида, ни слово злое, ни огонь, ни порча меня не возьмут». Запомнил?

— Чего тут запоминать-то? Не даты же по истории.

— Тогда действуй.

Вода в тарелке зарябила…

И воспоминания в колдовском сне сбились, полезли одно на другое. В тот миг Роман попытался во сне наяву вспоминать не за себя, а за Юла. Он мог бы, ведь у него была связь с Юловым ожерельем. Роман даже как будто и без зеркала увидел гостиную в доме, легкие занавески на окнах и блеск большого города, что возникает по ночам в Беловодье. Вот Юл вскочил, кинулся в соседнюю комнату, схватил Лену за руку и стал тормошить. Нет, так нельзя! На счастье, вода на веках высохла, и колдовской сон прервался.

Роман должен был вспоминать сам за себя — и только. Чужие воспоминания — чужое колдовство.