"Беловодье" - читать интересную книгу автора (Алферова Марианна)

Глава 11 УСАДЬБА

Перед отъездом Роман вновь попробовал связаться с Юлом, но мальчишка не откликался. Поверхность воды в тарелке мутилась, рябила, будто кто-то дул на нее. Но Юла Роман не слышал и не видел. Эта была уже седьмая неудачная попытка с той поры, как мальчишка осмелился коснуться Сазонова. По-прежнему. Юл был без сознания, или отцы-основатели блокировали Романа и не давали говорить с Юлом? А что, если колдовской ожог вызвал колдовскую кому? Разумеется, мальчишка в Беловодье не умрет, но все равно надо скорее возвращаться. Как можно скорее. Хотя являться в Беловодье беззащитным будет не просто глупо, а преступно глупо.

Из того, что рассказал Баз о Сазонове, складывалось впечатление, что Вадим Федорович противник очень серьезный. И действовать он будет твердо, не стесняясь в средствах, но очень осторожно. Напролом не пойдет. Не та манера. Исподтишка только. Тщательно подготовившись. Проникнув под видом База в Беловодье, он наверняка рассчитывал на чью-то помощь. Чью именно? Стен, Надя, Баз и сам Роман исключались из списка. Оставались Грег и… Иван Кириллович. Но Грег — всего лишь охранник. Он может подсобить, но помощи от него чуть. Другое дело Гамаюнов. Значит, каким-то образом Сазонов надеялся заставить Ивана Кирилловича действовать в своих интересах. И прежде Гамаюнов был слишком зависим от своего связанного с властями приятеля-покровителя. То, что Сазонов хотел срезать ожерелье с Романа, а потом убить колдуна, косвенно подтверждало мысль, что Иван Кириллович обещал Сазонову помощь. Почему-то Гамаюнов сам не мог восстановить ограду. Но если ограда восстановлена, Роман больше не нужен. Итак, Иван Кириллович и Грег на стороне Сазонова. Против — Меснер, Баз, сам Роман, дядя Гриша. И, как только удастся починить ограду, еще Стен. Не так уж плохо. Учитывая, что ограда по-прежнему разломана и на нее необходимо поставить заплатки. То есть Роман по-прежнему своим врагам нужен.

Итак, составим план атаки. Прежде всего, внезапность. Второе — оружие. Не огнестрельное — колдовское.

Что можно заиметь? Водную плеть сделать заранее. С отлетающими ледяными пульками. Страшная вещь, если уметь ею пользоваться. Пользоваться, правда, умеет только Роман, да и то не в совершенстве — лень было тренироваться. Учтем на будущее, а сейчас забудем о собственных недостатках. Лучше считать, что владеем оружием хорошо. Тем более что никто не владеет им вовсе. Теперь парочка водных наручников. Нет, лучше три — по количеству предполагаемых противников. В отличие от настоящих, их не снять ни с помощью ключа, ни с помощью проволочки — только заклинание может открыть.

— Чего ты там водой сиденье обливаешь? — спросил дядя Гриша, не оборачиваясь. — Купаешься?

— Готовлюсь хулиганить.

— Хулиганить надо не готовясь, а по зову души, иначе это бандитизм получается.

Все предусмотрел? Почти. Жаль, у дяди Гриши оружия нет. Ну ничего, Меснер возьмет с собой обожаемую «беретту».

— Дядя Гриша, стрелять умеешь?

— Да. А что? Так сильно надо хулиганить?

— А ты что намерен делать? — спросил Роман доброго доктора.

Баз, однако, не спешил с ответом. Лишь на повторный вопрос врач ответил неопределенно:

— Пока не знаю. То, что ты рассказал, мне очень не нравится. Но я должен сам посмотреть, понять, решить.

— Неужели, Баз, ты еще веришь в какие-то добрые намерения Сазонова?

— Я почти уверен, что на самом деле всему должны найтись разумные объяснения. Ведь не может человек просто так заниматься садизмом ради садизма. Не параноик он, не шизофреник. Вменяем. Значит, должна быть четкая, понятная и благая цель. А мы не владеем полной картиной…

— Того, чем я владею, мне вполне хватает, — проворчал Роман. И невольно потрогал ожерелье — тот миг, когда лезвие водного ножа полоснуло по шее, чтобы разъять водную нить, еще долго будет сниться ему по ночам.

— Я не говорил, что у него добрые намерения. Но это человек целеустремленный. Это важно. И цель у него высокая.

— А мне плевать на его устремленность! — взъярился колдун. — Но только учти, если этот гад убьет кого-нибудь из наших или помешает мне спасти Надю, я недолго буду рассуждать, прежде чем его прикончить. Клянусь водою!

— Надя? Что с ней?

— Да, я ведь не рассказал тебе. — При мысли о Наде Роман улыбнулся. — Она жива. Но только в плену прошлого.

— Как это?

— Это что-то вроде мертвой воды… — Роман не закончил. Догадка сверкнула молнией.

— Вода? При чем… — Но колдун не дал Базу договорить — схватил за руку, и мгновенно добрый доктор онемел.

Что же получается? Время — вода… Живая вода — это всего лишь время… Прошлое — аморфно. Там все живы. Но аморфность времени не выпускает пленников из своих когтей. То есть надо сначала упорядочить время, потом найти момент… Ну да, как воду — из жидкого состояния обратить в лед. Создать жесткую кристаллическую решетку, где в каждом узле — нужное мгновение. Тогда время распухнет, и… Нет, мысли заносит куда-то не туда. Думай, колдун! Время — не вода, хотя и течет так же неостановимо. Роман как наяву увидел свою реку. Живую, сверкающую серебром. Отражающую солнечный свет. Дарующую силы и исцеление. Мысли мелькали. Он мчался по бесконечной анфиладе залитых светом комнат, и двери перед ним открывались сами собой. Время, текущее как вода. Прошлое аморфно. Но структура прошлое-настоящее-будущее подобна кристаллу. Кристаллу льда… Хорошо! Хорошо! — сам себе выкрикивал Роман и мчался дальше. Если аморфное прошлое структурировать вновь, но не так, как случилось в первый раз, если в новом кристалле Надя не погибнет и пуля пролетит мимо, это и будет живой водой. Таких вариантов тысячи, десятки тысяч, и надо заставить каплю времени протечь так, чтобы не задеть ничего в настоящем, не исказить его, не превратить в хаос, но лишь для Нади, для любимой, ненаглядной Нади — сердце на миг замерло — проторить тропинку к настоящему. Мертвой водой оказалось аморфное прошлое. Живой водой станет измененное настоящее. А время? Стен сказал, что в Беловодье можно управлять временем. С помощью… Вода? Клепсидра?.. Ну да, водяные часы. Капли капают быстрее или медленнее, и время замедляется или несется вскачь… А если из нижней чаши в верхнюю, то течет назад? Как просто… Почему сам Гамаюнов не сделал этого? Не знал как? Или силы не хватило? Да, силы и догадливости… Но как раз сил у господина Вернона достаточно. Даже более чем. Роман Вернон сделает это. Он сможет.

— Все в порядке. — Роман отпустил руку База. — Так… одна мысль пришла в голову.

Колдун прикрыл глаза. Ему привиделось Беловодье — его совершенно невозможная, призрачная, ошеломляющая красота. Машина катилась, Роман сделал вид, что дремлет.

А мысли продолжались нестись, одна за другой, будто давно уже копились в мозгу и лишь ждали, когда догадка наконец осенит колдуна. Первое дело — это ограда. Без ограды, без замкнутого круга невозможно структурировать время. Своей водой Роман за полчаса все починит, в Беловодье войдет, и Стена из церкви выведет, и… Надя! Надя! — она — главное. Вот ради кого он торопится и всю воду до капли готов отдать. Да, тут вопросов нет. Потому что ответ Роману Воробьеву известен сразу, без всяких вопросов, А разве относительно кого-то другого вопросы есть? Нет, конечно… Когда речь идет о друзьях, тут какие вопросы… А вот с Беловодьем все не ясно. Роман чувствовал — это что-то грандиозное, замысленное и начатое, но так и не завершенное. Недострой, как и все нынче на Земле. Как весь наш суетный и склочный мир. В Беловодье возможно все, лишь бы замыслы были, лишь бы хотелось что-то задумать и исполнить, да еще упорство надобно в достижении цели. Но откуда такая энергия в этом озере? Невероятная энергия…

Машина неслась… Скорее! Скорее! — мысленно подгонял ее колдун.

Пошел снег. Летел, закручиваясь в спирали, не с неба падал, а возникал из небытия и, возникнув, мчался, вихрясь от радости рождения, навстречу. Роман любил эту снежную круговерть, это мельтешение, хаотическое, но всегда строго направленное — от неба к земле.

Роман думал о Наде, о том, что должен свершить. Задача почти невероятной сложности. Если представить время как непрерывный полет снежинок, придется в момент воскрешения выстроить их, чтобы они легли… Нет, не легли, а летели, но при этом каждая по своей строго определенной траектории — так, что за окном машины сейчас бы возник не хаос, а какая-нибудь картина, к примеру, снежный замок…

И замок явился, поднялся над осыпанным снегом лесом. И в сине-стальное небо вонзился высокий донжон, а вокруг встали башни поменьше, зареяли стяги, завертелись флюгера на островерхих крышах, зубцы стен легли сверкающим узором на фоне отдельно летящих снежинок. И замок этот не стоял, он медленно передвигался над лесом. Это длилось минуту, две… А потом Роман позволил картинке распасться. Так призрак Беловодья являлся и исчезал.

Роман очнулся от своего полузабытья. Было муторно. Будто кто-то в груди скреб и тянул куда-то не сильно, но настойчиво.

— Вот хулиганство! Вот дерьмо! — выругался дядя Гриша. — Нас ведут…

— Что такое? — запаниковал Баз.

— Руль сам поворачивает! А я не хочу! Не даю, а он крутится.

И на развилке, как ни налегал дядя Гриша на руль, «тойота» свернула направо, вместо того чтобы и далее мчаться по прямой. При этом Роман не ощущал никакого давления. Тонко действуют.

— Ну и хулиганство! — орал дядя Гриша.

— Тормози! — кричали в один голос Роман и Баз.

— Не могу! Хулиганская машина!

— Это Сазонов! — решил водный колдун.

Роман пытался остановить взбесившегося металлического зверя, но не получилось: сталь, бензин, двигатель — не его стихия. Колдун схватил бутылку с водой. Одна бутылка. Взял специально в салон, чтобы плеть и наручники сделать. Остальная вода — в багажнике. Есть еще фляга — но там воды чуть.

— Могу одного человека в невидимку обратить, — сказал колдун.

— На кой хрен? — спросил дядя Гриша.

— Может, удастся как-то выскочить и другим помочь?

— Ладно, давай. Тебя они точно первым попытаются схапать. Как самого опасного. Ну, и меня они ждут. А вот База — точно нет.

Роман облил База водой и произнес заклинание. Добрый доктор тут же стал невидим.

Снегопад ослабел. Сквозь белое верченье проступил высоченный забор вокруг новенького особняка. Кирпичная кладка рдела на фоне заповедного, засыпанного снегом, сказочного почти леса. Вокруг ни души, ни домишки, ни сарайчика. Заснеженная поляна, лес, озеро снежным полем в лесу. И дорога, ведущая к одинокому особняку.

Машина стада сбрасывать скорость.

— Давай! — закричал дядя Гриша племяннику.

Но дверца не открылась. Роман приложил к ней ладонь. Полетела в салон ржавая пыль. Все закашляли. Дверца распахнулась, когда машина уже въехала в открытые ворота на обширный мощеный двор и залихватски затормозила. Пассажиров рвануло вперед.

Несколько человек в камуфляже бросились к гостям.

— Вон он! На заднем сиденье! — выкрикнул знакомый голос.

Ствол автомата уперся Роману в висок. В таком состоянии колдун не мог управлять стихией. Снегопад тут же прекратился, в воздухе кружились и липли к земле и постройкам лишь отдельные снежинки.

— А ну, вылазь! — приказал здоровяк в черной маске.

Колдун повиновался.

— Этого кудлатого никому пальцем не трогать! Убьет! — остерег человек в маске. — А ну, пшел… — И подтолкнул автоматом к ближайшему крыльцу.

А на крыльце стоял Ник Веселков и улыбался. А в руках Веселкова плясала огненная змейка в водной шкуре. Ник играл с нею, как с кошкой, — дразнил, валял по перилам, делал вид, что нападает. Змейка тоже изображала, что хочет напасть. Но Веселков всякий раз успевал отдернуть руку.

— Идите сюда, Роман Васильевич, у меня для вас гостинчик. Нравится? — Ник потряс змейкой в воздухе. Потом приказал главному: — Ствол к затылку.

Иначе до него дотрагиваться нельзя. Он же ядовитый. — Вновь смешок. — Ну что, Роман Васильевич, не ожидали?

Роман ощутил, как отвратительное железо ткнулось туда, где на шее будто специально для этого имелась ямка. Вмиг ноги одеревенели, во рту пересохло. Краем глаза Роман видел, как другие каму-фляжники надевают наручники на дядю Гришу. А Ник тем временем обернул огнезмейку вокруг Романовых запястий.

— Этот браслетик он не скинет, — заявил Весел-ков. — И воды ему не давать. Ни капли воды. — Мягкие, будто бескостные, пальцы Веселкова пробежали по бокам колдуна, нырнули за пазуху, извлекли флягу с пустосвятовской водой. — А вот это совершенно лишнее. Это — ни-ни.

— Что ты с нами сделаешь? Убьешь? — Роман с трудом ворочал языком.

— Зачем же убивать? Убивать приказа не было. Велено — задержать.

— Пшел! — приказал командир Роману и надавил на шею чуть сильнее.

Колдун двинулся. Веселков, подскочив, распахнул дверь. Романа провели по коридору, потом по лестнице. Открылась еще одна дверь. И еще одна. Автомат исчез. Роман опустился на пол. Довольно долго он лежал, приходя в себя. Непосредственный контакт с огнестрельным оружием доводил его до обморочного состояния. Да еще огнезмейка… Несмотря на водяную шкуру, Роман чувствовал заключенный в ней колдовской огонь. И оттого руки казались отсеченными от тела. Ладони онемели.

Он слышал, как кого-то проволокли по коридору. Дядю Гришу? Или База все же схватили? Пыхтение, сдавленная ругань, стоны. Где-то в конце коридора хлопнула дверь. Вновь раздались шаги. Приблизились. Роман повернул голову, чтобы видеть дверь. Он был уверен, что кто-то стоит за дверью и рассматривает лежащего на полу пленника в глазок. Но дверь не открылась. Тот, кто стоял за дверью, ушел.

Неведомо сколько прошло еще времени…

Так попасться… Глупо. Засосали, как муху пылесосом. Знали, что едут. Ожидали на дороге. Стерегли. Или направили? Неважно… Или важно? Подслушали разговор по телефону? Может быть. Но нет. Скорее — другое… Кто-то сообщил. Кто? Дядя Гриша? Танюша? Сам Баз? Машенька… Машенька…

«Сотри память», — услышал он голос Вадима Федоровича.

Да на кой черт Сазонову помощь Романа — он и сам колдун хоть куда, обычному человеку память может вычистить до стерильности. Не хотел светиться — это ясно. Но когда Роман заснул, отрубился… Самогон заклятый? Или обычный… хрен его знает… Вот тогда все и получилось. И с База личину сдернул, и Машеньке в башку приказ вложил. Она ведь ему постоянно названивала. А что говорила? Да что угодно. Что угодно… Угодно господину Сазонову. На автоответчик.

Роман огляделся. Он был в маленькой комнате, совершенно пустой. Ни кровати, ни стула. Окно, забранное частой узорной решеткой, батарея отопления. Стены оштукатурены, но без обоев.

«Ну что, приплыли в город мечты?» — с некоторых пор он начал задавать себе очень ехидные вопросы.

Бежать надо отсюда, и немедленно, иначе Стен погибнет. Ограда рухнет… кольцо прошлого исчезнет… Надя! Надя! Ведь Роман знает, как ее спасти. Знает, а помочь не может. О, Вода-царица, помоги мне!

Нет ответа…

Колдун поднялся, прошелся вдоль стены. Его подташнивало. Маленькая комнатка. Пять шагов в длину, три с четвертью — в ширину. Тепло, правда. Жарко. Батарея горячая. Но на то и расчет — от жары еще больше пить хочется. А наручники неснимаемые, такие не распылить. Еще пара часов в этой комнате, и Роман начнет сходить с ума от жажды.

Пить…

Нет, нет, не думать о воде. Надо скорее вырваться отсюда.

Вода-царица, что ж ты не отзываешься?! Роман прислонился к наружной стене и тут же отпрянул: ничего не получится. Снаружи, может, и не весь особняк, а эта комната точно огненными щитами огорожена… Тюрьма первостепенная — и от врагов-колдунов, и от простого люда. Молодец Медонос, все предусмотрел. Роман поднял голову. Вон, в углу глазок телекамеры. Ну, с этим можно сладить — не проблема. Он постарался накопить побольше слюны. Но нет. Во рту пересохло. Колдун уже чувствует, как стягивает губы. Скоро они потрескаются, начнут кровоточить. Роману показалось, что он уже ощущает во рту соленый привкус. Что делать? Что?

Романа опять затошнило. Он согнулся, пытаясь перебороть спазм. К горлу подкатило. Потом прошло. Жаль. Можно было блевотиной плюнуть. Зря подавлял… смех… чушь… пить…

Нужно плевком ослепить телекамеру.

Ну, и где еще взять воду? Не из себя же. Не из батареи…

Стоп!

Батарея — чугунная. Трубы — стальные…

И как он раньше-то не додумался! Колдун присел возле батареи, обнял ладонями нижний угол, произнес заклинание… Распыляйся ржой металл, освобождайся вода плененная… Со стороны ничего подозрительного: ну, решил человек посидеть возле батареи… Сил, однако, пришлось приложить немало — огне-змейка яростно препятствовала. Ну, да ничего, с колдовским последышем нетрудно сладить, если враждебного колдуна рядом нет. Вскоре ржавые чешуины посыпались на пол, следом скудными капельками, а потом все бойчей и бойчей заструилась вода. Первым делом Роман набрал ее в рот побольше. Встал.

Примерился. Плюнул. Точнехонько в телеглазок. Следом понеслось заклинание. Камера ослепла. Сейчас явятся. Если взъярятся, начнут бить. А это прямой контакт. Роман попытался создать нужный настрой. Уселся на пол у самых дверей. Сейчас… Вот он слышит шаги… вот дверь отворяется. Он метнулся входящему под ноги. Тот споткнулся, грохнулся на пленника. Заклятие изгнания воды подействовало мгновенно. Теплым паром ударило в лицо.

Роман, извиваясь ужом, выполз из-под упавшего охранника. Камуфляж на том был уже мокрый, почернел. Парень не двигался — потерял сознание. Роман подтянул колени к груди, изловчился и протащил скованные руки вперед, хотя огнезмейка впивалась в кожу запястий не хуже стали.

Под струей из батареи Роман набрал полные пригоршни грязной, с ржавыми хлопьями, воды и скрутил огнезмейку. Она вмиг распалась. Но влаги оказалось маловато — и, хотя Роман тут же сунул руки под текущую воду, кожу опалило колдовским огнем. Роман прокусил губу до крови, чтобы не закричать. Несколько секунд колдун держал руки в воде, пытаясь заживить ожог, потом бросил бесполезное занятие: не та вода, чтобы раны лечить.

Теперь можно бежать. Даже замок распылять не надо — дверь открыта. Роман ожидал, что в коридоре должен быть кто-то из охраны. Но никого не обнаружил. Пустой коридор. С одной стороны тупик. С другой — дверь. Стальная. Обычному человеку не пройти, а колдун удерет запросто. Но дядя Гриша должен быть тут, рядом. Вот здесь, в этой комнате. Или в соседней. Приноровившись, колдун распылил замок и толкнул дверь.

Угадал. Дядя Гриша поднялся ему навстречу. Один глаз у главного хулигана совершенно заплыл, да и губы распухли.

— Камера! — крикнул колдун.

Но было поздно. Наблюдатель уже наверняка сообразил, что с пленниками что-то не так. Роман схватил с пола бутылку с минеральной водой (его другу воду все-таки дали), набрал в рот и опять же плевком ослепил видеокамеру. Потом плеснул дяде Грише на наручники, произнес заклинание, и браслеты распались.

— И где Баз? Что-то на помощь не спешит, — заметил дядя Гриша.

Роман не ответил, допил минералку.

— Там, в моей камере, парень на полу валяется — забери у него пистолет, я сам не могу.

— Ясненько, — кивнул дядя Гриша и выскользнул из камеры.

Больше Роман сделать ничего не успел — опасность прихлынула, как вода из прорванных труб. Загремели в коридоре шаги, колдун уловил знакомую вибрацию и отскочил к стене. Ввалившийся в дверь громила в камуфляже вместо добычи сгреб пальцами воздух. Прежде чем он успел сориентироваться, Роман схватил гостя правой рукой за шею, а левой выплеснул на голову пригоршню грязной воды. А следом еще трое, теснясь, ломились в комнату.

— Возьми его… — приказал Роман и толкнул захваченного амбала на товарища в камуфляже.

Облитый водой повиновался, выхватил нож и кинулся на своих. Но не дотянулся, его товарищи оказались быстрее и вмиг, будто рыбу вдоль, разделали Романова защитничка широкими тесаками.

Колдун взмолился, чтобы внутри системы отопления оказалось вдосталь воды. А потом схватился за батарею. Вмиг отопительная гармошка слетела с питающих ее труб, и вода с ржавчиной и грязью хлынула на пол. На что пригодна такая вода? Да уж на что-то пригодна. Хотя бы на то, чтобы встал на четвереньки странный зверь — многолапый и двухголовый, с красными разновеликими глазами, покрытый ржавым налетом — то ли чешуей, то ли шерстью. Взревел зверь, будто водопад, зажатый меж скалами, и сгреб лапами ближайших двоих… Вода продолжала течь, и колдун спешно ткал из ржавой мути то змей, кидающихся под ноги, то мерзких, вовсе фантастических тварей, которые с поразительной ловкостью норовили впиться в губы и глаза… Грязелап повалил одного из охранников на пол и мордовал по лицу водными своими лапами. Парень захлебывался и глотал ржавую воду. Охранники, позабыв обо всем, отдирали от лиц и рук мерзких склизлых тварей. Внезапно трубы жалобно всхлипнули, и вода иссякла. А та, что на полу, стала пузыриться и кипеть. Все завопили на разные голоса от боли. За стеной пара мелькнул Ник Веселков.

Роман чувствовал, что силы иссякают. Грязелап стал терять очертания, ржавая вода утратила форму и разлилась. Парень плевался и кашлял, молотя руками по полу.

— Прирежь его, прирежь! — заорал он, освободившись.

Один из охранников, стряхнув с рук липкую ржавчину, бросился к Роману, схватил его за горло, нож взметнул. Но ошибочка вышла — не надо было ему колдуна за горло брать… Рука скрючилась гнилым суком, мерзкая густая влага вмиг пропитала плотную ткань брюк и куртки, испаряясь из тела. Глаза вылезли из орбит от нестерпимой боли. Тело задергалось в судорогах. Густой теплый пар наполнил комнату, будто здесь уже несколько часов кипел и никак не мог выкипеть огромный чайник.

Грохнул выстрел.

И тут же вода мгновенно остыла.

Роман с отвращением отпихнул труп с почерневшей, липкой от исторгнутой влаги кожей. Еще один выстрел… Краем глаза Роман заметил, как амбал в камуфляже отлетел к стене.

А в дверном проеме возник дядя Гриша и последнего недруга положил выстрелами почти в упор. Охранники все оказались безоружными: сотворенные Романовы твари заползли в их огнестрельные игрушки и вывели из употребления.

Дядя Гриша поднялся, пнул охранника для верности пару раз.

— Я этого хулигана знаю. Он у Вадика служил, — заявил дядя Гриша.

Вадик, то есть Сазонов. И Ник Веселков. Вместе они поди…

— Надо же, все оружие испортил! — вздохнул дядя Гриша, оглядывая трофеи.

Роман выскочил в коридор. Ник лежал у стены. На лбу — алая клякса. Пуля угодила как раз над переносицей. Метко стреляет дядя Гриша. Скончался Микола Медонос, огненный колдун. Собственная стихия его убила. Что ж ты слабеньким оказался таким, повелитель огня?

— Уходить надо, — резонно предложил дядя Гриша. — База отыскать — и деру.

— Прорвемся?

— Нет проблем. Похулиганим малость.

Да уж, надо полагать, дядя Гриша решил оторваться на всю катушку.

— Теперь нам надо отыскать туалет или ванную. Что-то, соединенное с водопроводом. Мне нужна вода, много воды, — заявил колдун. — Побольше, чем в этих батареях. И почище тоже. Во-первых, пол залить. А во-вторых, сделать нас всех невидимыми.

И тут раздался голос База:

— А вот и я.

— Припозднился, — отозвался Роман.

— Зато охранников у телекамер больше нет. И у двери — тоже.

— Что же ты с ними сделал?

— Усыпил.

— Гипнозом?

— Ну, вроде того.

Дядя Гриша провел ладонью по хромированному стволу пистолета.

— Я нашел еще двоих, — сказал он. — Теперь они мертвы. Больше в этом дворце никого нет.

— Кто вы? — спросил Роман. — Ведь вы…

— Главный хулиган! — И дядя Гриша подмигнул колдуну.

— Но ведь это убийство.

— Если ловишь ядовитую змею, то должен знать, что она может укусить. — Дядя Гриша спрятал пистолет в кобуру. — Я кусаюсь. — Он вытащил из-за пазухи поллитровку, глотнул. Неужто не отобрали? Нет, отобрали, конечно. Эта наверняка трофейная. — Я совсем не добренький и не мягонький человек, каким ты вообразил меня, племянничек. — Дядя Гриша похлопал колдуна по плечу. — Я очень даже могу свернуть какому-нибудь мерзавцу шею. И совесть меня не замучает. Обещаю.

Роман открыл багажник «тойоты». Канистры были на месте. Роман налил в найденную пустую бутылку воды. После плена пить хотелось невыносимо.

Ну что ж, можно ехать дальше.

— До усадьбы еще далеко, — заметил Баз. — Они нас непременно перехватят. — Он неожиданно стал пессимистом.

— Попытаются, не спорю, — отозвался дядя Гриша.

— Как будем действовать? — спросил Роман. После того как они вырвались из плена, на него нахлынула странная апатия. Видимо, соприкосновение с колдовским огнем, стихией враждебной, не прошло даром.

Если Ник Веселков был связан с Сазоновым…

«Связан он, связан, это точно!» — криком прорвалось через колдовской сон.

«Не мешай!» — отмахнулся колдун от собственного сознания.

…Если связан, то кто поручится, что на пути их не ждут новые ловушки? И потом, ведь кто-то еще может знать дорогу… Сазонов мог сообщить… Если он с Ником Веселковым связался, то и с другими мог… А, плевать… Мне Надю оживить, Стена из петли Бе-ловодья выдернуть, и плевать… и… Но обидно ведь… обидно им отдавать Беловодье… Нельзя отдавать…

Сделай то, не знаю что… Сделай то, не знаю что…

Не хочу ничего больше делать!

— Скорее! — умолял Роман дядю Гришу.

— Я хулиган, но не сумасшедший, — отзывался тот. — Вон, видишь, стоит мил человек. Они завсегда здесь стоят. Чуть я нажму на газ, он жезлом полосатым своим махнет, тачку нашу тормознет и сотенку — «цоп».

О том, что тачка наверняка уже в угоне числится, Роман напоминать не стал.

— Останови машину, — приказал колдун.

Дядя Гриша миновал пост ГАИ и притулил «тойоту» у обочины. Роман облил капот и стекла пусто-святовской водой, прошептал заклинание и вернулся в салон.

— Теперь гони, — приказал кратко.

И «тойота» помчалась, беззастенчиво обгоняя новенькие иномарки, проскальзывая в щели между гружеными «КамАЗами». Гаишники ее не видели.

— Ну, ты и хулиган! — восхитился дядя Гриша.

В доме Марьи Гавриловны ныне располагался музей. В революцию усадьбу Гамаюновых, как все усадьбы, разграбили, но чудом не сожгли. То есть чудом в прямом смысле этого слова — заклинание от огня уберегло. Лишь пустили красного петуха, как дождь хлынул и загасил. Потом раза три или четыре пытались поджечь — и опять не сгорела. Обуглился один флигель, но и только. Война обошла усадьбу стороной — грабить там было уже нечего. В уцелевших помещениях в тридцатые годы устроили общежитие для рабочих птицефабрики. В шестидесятые решили в доме Марьи Гавриловны сделать музей, поскольку строение еще держалось, не обрушилось и кое-где даже внутренняя отделка уцелела. Несколько комнат у общежития отняли, отыскали пару кресел, диван, какие-то картинки. На том дело заглохло.

А потом, в середине девяностых, вдруг объявилась красавица в норковом манто, надменная, дерзкая, направилась прямиком в кабинет к директору, поставила на стол какие-то заграничные коробки.

Директор шаркнул ножкой, рассыпался в благодарностях и предложить гостье кофейку. Кофеек был растворимый, индийский. Гостья лишь пригубила. Директор смотрел на нее восторженно, очарованный взглядом ореховых глаз и мягким, едва приметным иностранным акцентом. А гостья вынула пачку сигарет, но курить не стала, лишь положила пачку на стол и предложила на нужды музея фантастическую сумму. Директор не поверил и переспросил. Когда цифра была названа вновь, пожилой музейщик схватился за сердце. Деньги были переведены на счет музея в течение трех недель. Первым делом иностранный дар предназначался на покупку уцелевшим птичницам квартир в ближайшем городе, на ремонт здания и на зарплату двум новым сотрудницам, которых миллионерша просила принять на работу. Да, деньги музей получил, но с ними произошло то же, что происходило почти со всеми деньгами в то время. Они утекли. Причем неизвестно куда. Все, что успел директор, это выселить одну птичницу с семьей в задрипанную квартирку. Зато у хозяина фирмы, что подрядилась ремонтировать усадьбу, неподалеку вырос двухэтажный особняк. Музей продолжал разваливаться, сам директор жил по-прежнему в домике без удобств, на работу ходил пешком за три километра и никак не мог понять, как же все несообразно получилось.

Явившись через год, красавица в норковом манто обвела гневным взором стены, оклеенные обоями семидесятых годов, одарила директора убийственным взором и объявила, что сама будет покупать и привозить все, что необходимо музею.

Эту историю рассказал по дороге в усадьбу Баз, и хотя он не называл имен, Роману и так было ясно, что роль щедрой миллионерши играла его Надя. Роман улыбнулся, представив, как эффектно должна была выглядеть его любимая в этой роли. Неясно было другое: зачем Гамаюнову понадобилась усадьба? Поскольку в сентиментальный порыв Ивана Кирилловича Роман не верил, то усадьба должна была сыграть какую-то роль в создании Беловодья. Но какую?

В излучине реки в низинных берегах сохранился клочок старинного парка с беседкой и живописно нависающими над водой плакучими ивами. Дорожку, что вела к главному зданию усадьбы, скудно присыпали песком. Здание было кирпичное, двухэтажное, штукатурку с него ободрали, а новую не нанесли, так и стояло оно ржаво-красное, похожее своей красно-кирпичностью на казарму, лишь колонны у входа сверкали поддельной белизной. Уныло смотрели прямо перед собой тусклые, давно не мытые зарешеченные окна. Казалось, там внутри кто-то есть. Не живет, но прячется.

От прочих построек остались только стены — ни крыш, ни дверей, ни рам, лишь черные провалы, наспех укрепленные гнилыми досками.

— Надо ж, как все разбомбили, хулиганы, — пробормотал дядя Гриша.

Три новые бетонные ступеньки были врезаны в старый раскрошившийся фундамент. Двери тоже совершенно новенькие, даже не подделка под старину, а просто новодел. Хотя сама ручка — бронзовая, с виньеткой, — возможно, открывала когда-то старинную дверь. Справа у входа была прибита бронзовая табличка. Для сохранности ее прикрыли решеткой. Надпись на табличке гласила: «Беловодье».

Но здесь, за пограничной чертой, было не озеро с волшебной водой, а крошечная прихожая, темная, освещенная лампочкой под стеклянным абажуром с трещиной. Справа стоял большой письменный стол, слева — вешалка послевоенных времен. Роман припоминал, что у матери в доме висела точно такая же. От остальных комнат прихожую отделяла пыльная портьера из шерстяной ткани неопределимого цвета. Лишь дверь отворилась, легкий ветерок поднялся в комнатах, скрипнули запертые двери, колыхнулись шторы. Где-то хлопнула дверца шкафа.

— Эй! — крикнул Роман. — Посетители явились. Ему никто не ответил.

Роман откинул портьеру и очутился в просторной гостиной. Стены обиты бежевым тисненым шелком, в центре комнаты — столик с мозаичной столешницей, а вокруг — кресла с витыми ручками и изогнутыми ножками. Новенький шелк блестел в бледном свете осеннего солнца. Весело плясал огонь в огромном камине. На стенах — несколько пейзажей, писанных маслом; рамы тяжелые, резные, густо позолоченные.

Роман присвистнул. Все было точь-в-точь как в гостиной Гамаюнова в Беловодье. Только там — призрачное, колдовское. А здесь настоящее. Вернее — почти.

— Музей еще не работает, — сообщила женщина лет тридцати с небольшим, появляясь из соседней комнатки.

Берегиня музея была невысокого роста, в темном костюме и бежевой блузке. Гладкие волосы, чуть тронутые сединой, отсвечивали маслянистой желтизной. Губы ярко накрашены. Только губы. Типичный музейный работник.

— Я ищу Эда Меснера, мы с ним договорились о встрече, — отвечал Роман.

— Так это вы ему звонили ночью?

— Я. Вместе с Базом Зотовым.

— А где Баз? — живо спросила женщина.

— В машине нас ждет. Вы его знаете? Женщина запнулась, сообразив, что разговаривает с незнакомым человеком.

— А вы-то кто, можно узнать?

— Я — Роман Вернон, колдун из Темногорска. А это Григорий Иванович.

— Лучший в мире хулиган, — отрекомендовался тот. — Здесь не требуется похулиганить?

— У нас не хулиганят, — заявила женщина, не поняв шутки. — Я сотрудник музея Галина Сергеевна, — представилась она. — Эд сейчас подойдет. Он просил немного подождать.

— Подождать! — взорвался дядя Гриша. — Мы гнали всю ночь, а нас просят подождать. Что за хулиганство!

— Буквально полчаса. Он сказал, что ему надо подготовиться. А вы можете пока осмотреть музей.

Колдун промолчал. Выходит, Меснер здорово обеспокоен возвращением Сазонова.

Роман окинул женщину взглядом. Возраста она примерно такого, как и другие участники проекта. В музее работает кто-то из людей Гамаюнова. Стен упоминал, что среди спасшихся во время бойни в Германии была девушка по имени Галя. Да, скорее всего, она из учеников Гамаюнова. То, что она здесь, свидетельствовало лишь об одном: Иван Кириллович полагал, что о Марье Гавриловне и ее усадьбе никому больше из опасных людей не известно. Возможно, он ошибался, как и в других случаях.

— Ну что ж, давайте посетим покои Марьи Гавриловны, — предложил Роман.

— Мы что, за этим сюда ехали? — пробурчал дядя Гриша, демонстративно вытащил из-за пазухи бутылку и хлебнул. — У вас, голубушка, глазированного сырка на закуску не найдется? Нет? Жаль.

— Здесь нельзя пить! — возмутилась Галина Сергеевна.

— Мне можно. Я хулиганом работаю. Какой же хулиган в музее без бутылки? Райкина не смотрели? Неужто? Здесь, правда, у вас греческого зала нет. Может, римский найдется? Я без выпивки в вашем музее никак не могу. Сердце просит. Mihi sic est usus, tibi ut opus fasto est, face[1]. — Вид у него был мрачный. Он постоянно оглядывался, будто ожидал нападения.

Галина Сергеевна обиженно поджала губы.

— Выйдите тогда! — приказала.

— Куда выйти?

— В прихожую.

— Да пожалуйста. Кто бы был против. — Дядя Гриша демонстративно затопал назад. — Там у нас, в сумке, закусь должна иметься.

Роман прежде всего оглядел гостиную. Приметил три рамочки на стене, прикрытые синими шторками, подошел, бесцеремонно тронул ткань. Под занавесками были акварели. На двух — портреты мальчиков в матросских костюмчиках. Оба необыкновенно схожи. У одного рыжий вихор на макушке, у другого — темный. Роман прочел подписи. «Кирилл Гамаюнов» — под одним и «Севастьян Гамаюнов» — под другим.

Неужели этот смахивающий на амурчика малыш — дед Севастьян? Роман пытался отыскать сходство если не с дедом, то хотя бы с собой или, вернее, с теми детскими фотографиями, что хранились в семейном альбоме. Пожалуй, малыш Сева имел что-то общее с Ромой Воробьевым в детстве. Как удивительны пути рока. Повернись судьба всей страны иначе, и маленький Роман рос бы в этой усадьбе, а не в поселке Пустосвятово. Он бы учил французский и латынь, читал книги взахлеб из семейной библиотеки, его бы не дразнили в детстве и… у него бы не было волшебной реки. Или все-таки была бы? Кто знает, может, мы всегда выбираемся на тот берег, который нам предназначен? Вот только у немногих сил хватает доплыть.

Колдун окинул взглядом портрет Кирилла. Почему-то Роман считал, что в лице маленького Киры должно проступать что-то неприятное. Но ничего отталкивающего не обнаружил — очень милое личико.

Третья акварель — портрет девочки. Хорошенькая. Немного похожа на мать Романа. Вернее, на ее фото в детстве. До войны сделанное. До Второй мировой.

— Это старшая дочь Марьи Гавриловны. Умерла в возрасте семи лет. Порок сердца. В тот же год первый муж Марьи Гавриловны растратил огромную сумму и утопился. Ужасный был человек, — прокомментировала Галя.

Роман толкнул дверь в соседнюю комнату. В Беловодье в этой комнате томилась Надя. Здесь же был уютный кабинетик, на окнах — болотного оттенка шторы с густой бахромой и кистями. В комнате стоял полумрак, и ярко освещена была лишь картина в небольшой апсиде. Юная девушка собиралась купаться и трогала ножкой воду, проверяя, не холодная ли. Фон темный, но краски свежи, будто вчера полотно писано. Девушка была миленькая и почти как живая. Одна белая грудь с розовым соском обнажена. Картина не шедевр, конечно, но и не кич. Хорошая академическая школа рисунка и живописи. Ни глаз в пол-лица, ни фальшивых жестов. Роман подумал, что на это картину можно глядеть и два, и три часа. В одиночестве. Да, бездельно сидеть в мягком кресле и смотреть. Была у «Купальщицы» милая сентиментальность, в которой не принято признаваться на людях, но к которой многие и многие склонны. Ожерелье слегка подрагивало и ощутимо покалывало шею.

— Это Марья Гавриловна? — спросил колдун.

— Она. Хороша, правда? Она удивительной красавицей была, — зачем-то пояснила Галя, хотя и так было видно, что на полотне женщина красоты необыкновенной.

— Удивительно, что все это уцелело!

— К сожалению, далеко не все. Великолепная коллекция импрессионистов, которую Марья Гавриловна привезла из Франции, пропала в, революцию. Она покупала их по тридцать-сорок франков, так они были дешевы. Но несколько картин удалось найти и вернуть. Мы их пока не выставляем. Две картины Клода Моне и две — Альфреда Сислея. Пейзажи. И все — с водой.

— Давайте найдем остальные, — предложил вдруг Роман, чувствуя, что у него комок подступает к горлу.

Пейзажи с водой…

— Вы шутите?

— У меня есть тарелка кузнецовского фарфора, нальем сейчас воду, вы руку на поверхность положите и подумаете о пропавших картинах. И мы увидим их. — Роман демонстративно вынул из кармана серебряную флягу с пустосвятовской водой.

— Ну, я не знаю. Это как-то… — Галина Сергеевна замялась.

— А почему бы и нет? Вы не верите в колдовство? Не может быть! Взгляните. — Роман расстегнул ворот рубахи, демонстрируя ожерелье. — У вас точно такое же, не правда ли? Ну, что же медлите?

Галя молчала.

Роман вернулся в прихожую, где оставил сумку. Дядя Гриша сидел на стуле и приканчивал бутылку.

— Сильно нахулиганили? — спросил и спрятал бутылку за пазуху.

Роман отрицательно покачал головой. Ему не нравилось, что Меснера до сих пор нет. Прошло не полчаса — целый час. А вдруг Эд рванул в Беловодье принести присягу на верность Сазонову? А они здесь, как дураки, теряют время. Конечно, можно воскликнуть: «Плевать на Беловодье!» — что еще кричать проигравшему? Но только с помощью города мечты Роман рассчитывал вернуть Надю. Надя, Надежда… Роман не мог ее потерять. Ладно, будем надеяться, что Меснер не предаст.

Колдун вернулся в гостиную, поставил тарелку на столик и наполнил водой.

Галя явно робела.

— Я не знаю, можно ли… И потом, вдруг это как-то повредит…

— Со мною можно все. Обратитесь мысленно к воде, — повелел господин Вернон, беря Галю за руку, — и просто подумайте о коллекции Марьи Гавриловны.

— Нет, ничего не получится! — Галя испугалась, рванула руку, но колдун держал крепко.

— Обратитесь к воде, — повторил колдун и положил ладонь Гали на водную поверхность.

То, что он увидел, его почти не удивило. Там, в водном зеркале, распахнулась дверь из гостиной и возник просторный зал, увешанный картинами. Стены были обиты пунцовым штофом, и оттого теплый отсвет ложился на замкнутые в прямоугольниках рам небо и воду. Рассеянный свет лился из окон. А за окнами колыхалось светлое озеро Беловодья…

В следующее мгновение господин Вернон опрокинулся на пол, рядом грохнулась и разлетелась на сотни осколков белая тарелка. А верхом на Романе сидел Меснер, одной рукой схватив поверженного колдуна за горло, а второй приставив к его лбу «беретту».

— Не двигаться! — рявкнул Меснер.

Предупреждение относилось не столько к Роману, сколько к дяде Грише, что возник на пороге гостиной.

— Еще один хулиган, — пробормотал тот и поднял руки. — Прям целая коллекция…

— Меснер, что ты делаешь?!.. — Роман с трудом ворочал языком — «беретта» оказывала на него парализующее действие. — Мы же к тебе за помощью…

Меснер не ответил, вскочил необыкновенно проворно для его комплекции и рывком поднял колдуна, потащил к боковой двери.

— Эд, я не понимаю… — начала было Галя.

Но Эд явно недооценил хулиганские способности дяди Гриши. Едва Меснер повернулся, чтобы протолкнуть пленника в дверь, как Григорий Иванович выхватил из-за пазухи бутылку и швырнул. Стеклотара точнехонько угодила Меснеру в висок. Эд осел на пол. Конвульсивно его пальцы нажали на спусковой крючок, грохнул выстрел. Галя завизжала и присела, зажав уши ладонями. Роман застыл на месте, не в силах двинуться. Зато дядя Гриша налетел на Меснера, придавил к полу и взгромоздился верхом, как несколько секунд назад сидел на Романе сам Меснер. «Беретта» очутилась в руках главного хулигана.

— Ну что, похулиганим? — последовал вопрос.

Эд промычал невнятное.

После тесного контакта с «береттой» колдуна тошнило.

Он по стеночке выбрался в прихожую, достал из сумки бутылку с пустосвятовской водой, глотнул. Немного полегчало. Колдун вернулся в гостиную и плеснул водой Меснеру в лицо.

— Почему ты на меня напал? А?

Меснер фыркнул, приходя в себя. Попробовал встать — не тут-то было: дядя Гриша был куда сильнее и отпускать пленника пока не собирался. Теперь ствол меснеровской «беретты» упирался своему хозяину в лоб.

— Так в чем дело? — Роман вновь глотнул из бу-тылки.

— Ты бросил Стена, бросил профессора, Беловодье, всех… предал, — прохрипел Меснер.

— Ты видел Сазонова?

— Да. Зачем ты провез его в Беловодье? Вы вдвоем все это задумали? Вы все сделали?

— Я задумал? Ха! Да этот ваш сумасшедший Сазонов чуть меня не убил!

В гостиную влетел Баз.

— Я слышал выстрел… — Тут он увидел дядю Гришу и Меснера. — Что? Что такое? — Добрый доктор хотел было кинуться к живописной группе на полу, но Роман ухватил его за руку.

— Небольшое хулиганство, — объяснил дядя Гриша.

Баз подбежал к Гале, обнял ее за плечи, помог встать. Она лишь всхлипывала и не могла ничего сказать. Баз усадил ее на стул.

— Все в порядке, — проговорил добрый доктор со своей неизменно мягкой интонацией.

— Еще какой порядок! Эд схватил меня за грудки, приставил пистолет к виску и потащил куда-то, — сказал Роман.

— Ты должен немедленно вернуться! — закричал Меснер и вновь дернулся.

— Остынь! — прикрикнул дядя Гриша.

— Я и сам этого хочу! — тоже закричал Роман и в ярости грохнул кулаком по столу. — Но мне нужно найти хоть какое-то средство против Сазонова! Ты хоть знаешь, что случилось? Да ни черта ты не знаешь! Я соврал Сазонову, что ограда готова. И тогда он накинулся на меня с ножом. А нож с водным лезвием! Он мог срезать мое ожерелье! — Роман передернулся. — Нельзя возвращаться в Беловодье с голыми руками — Сазонов повелевает четырьмя стихиями.

— Ты ж говорил, что самый сильный, — напомнил дядя Гриша. — Самый сильный водный колдун. А теперь жалобишься.

— Я самый сильный, — подтвердил Роман. — И Беловодье — это вода. И мне надо лишь найти способ сладить с Сазоновым. Но ты, дядя Гриша, мне ничего не подсказал. Лишь шутканул — и только.

— Да не знаю я его слабостей. Нет их у него. Он будто в панцире али в броне.

— Эд, ты можешь выстрелить из «беретты» в Беловодье? — спросил колдун.

— Нет, конечно.

— А он стреляет. Только летят не пули, а огненные стрелы. Ну, что теперь скажешь? Я ищу хоть какое-то оружие против него!

— Этот мэн может с меня слезть? — спросил Меснер.

— А ты будешь вести себя как хороший мальчик? Не хулиганить? — Дядя Гриша немного подобрел.

— Я буду стараться. Верь мне.

— Да? Что-то нет охоты. — Дядя Гриша все же отпустил Эда и встал не торопясь. — Только пушку я тебе не отдам.

Эд поднялся, кряхтя. Грузно опустился на стул. Роману показалось, что Меснер притворяется. И для надежности колдун отодвинулся к двери.

— Кто это с тобой приехал? — Меснер кивнул на. дядю Гришу.

— Родственник База.

— Можете мне все вкратце объяснить?

— Попробуем. Этот Сазонов… — Дядя Гриша кашлянул. — Он принял облик моего племянника Васьки Зотова. Никто от настоящего отличить не смог, даже я. А Васятка, завернутый в одеяло, все это время у меня в погребе лежал. А Сазонов… я так понимаю, теперь в этом вашем Беловодье хулиганит.

— Я Сазонову никогда не доверял. Он опасный человек. Для него главное — иметь цель. И он к этой цели идет. Как идти — неважно. — Меснер потер висок. — Но профессор был ему обязан. Очень сильно обязан. Был. Теперь — нет. Профессор Сазонову заплатил. Гамаюнов открыл Сазонову тайну изготовления бриллиантов из воды.

Ого… Машин жених, оказывается, парень не промах.

— Не знаю, зачем Сазонов вернулся. — Роман протянул Меснеру бутылку с водой. Тот глотнул. — Но мне нужно попасть в Беловодье, вытащить оттуда Стена, Юла и Лену. И еще я должен оживить Надю.

— Так ты вернешься, если будешь знать, как пленить Сазонова?

— А зачем я прибыл сюда?! Музей поглядеть?

— Почему нет? — обиделась Галя. — К нам из-за границы люди приезжают…

— Сладить с врагом в Беловодье очень просто. Надо лишь бросить твое кольцо в воды озера и попросить пленить Сазонова.

— И лишиться последней защиты? Ловко придумано! Вы меня что, за идиота считаете?

— Если ты не починишь ограду в ближайшие часы, Стен умрет. И возможно, Лена и Юл — тоже. Стен согласился поддержать ограду, потому что верил, что ты справишься. А ты ушел.

— Я бы и справился. Но этот живой мертвец Сазонов все планы расстроил. И как мы за несколько часов доберемся до Беловодья? К тому же нужно еще время, чтобы починить ограду.

— Путь я беру на себя, — пообещал Меснер.

— Не успеем. Даже на вертолете.

— Путь я беру на себя, — повторил Меснер. — Все случится очень быстро.

— Кто тебе сказал про кольцо?

— Иван Кириллович.

— Получается, и Сазонов знает?

— Мне удалось поговорить с профессором без свидетелей.

Лжет? Нет? Лену бы сюда… Но приходилось верить на слово. То есть делать вид, что веришь. Потому как Гамаюнову Роман не верил ни капельки. А Меснеру — фифти-фифти.

— Если я отдам кольцо… Беловодье по моей просьбе пленит Сазонова. Замечательно! — Роман сделал вид, что необычайно рад подсказке. — Оно что, станет при этом мне подчиняться? — Меснер кивнул. — Как это произойдет? Мгновенно?

— Да.

— Отлично, идем. — Колдун шагнул к двери, потом обернулся: — Помнится, ты говорил когда-то, что убьешь любого, кто причинит вред профессору или Стену.

— Я себя не меняю.

— Похвально. Кстати, а что ты здесь делаешь?

— Галя — моя жена. Я взял отпуск, чтобы ее навестить.

— Да, время сейчас самое отпускное, — усмехнулся Роман.

— Я попросил у Гамаюнова два дня, — холодно отозвался Эд. — Я должен был приехать.

Дядя Гриша поднял разбитую бутылку, сокрушенно покачал головой:

— А ведь в бутылке еще оставалось. М-да… Только ты это, того, хулиган Меснер, учти, я с вами в это Беловодье поеду. Во-первых, моих племянников-охламонов не брошу. А во-вторых, мне с Сазоновым потолковать надо.

— В Беловодье пропуск нужен, — сказал Роман.

— И тут пропуск? У вас, может, там и ВОХР есть?

— ВОХРа нет, а граница имеется. И, как всякая граница, — на замке. Пропуском водное ожерелье служит.

— Ну, так в чем дело? Сваргань мне по-быстрому ожерелье. Можешь?

— Это не украшение. Ожерелье все усложняет. Навсегда, — попытался растолковать ситуацию водный колдун. — И снять ты его уже не сможешь.

— Да ладно, пугать-то. Я не из пугливых. Делай, говорю. Или еще скажешь, что хулиганить меньше буду?

— Нет, напротив. Куда чаще, чем хочется.

— Ну и отлично! А то я чего-то примерным стал в последнее время — ужас. А похулиганить охота. Давай, давай, не болтай — делай.

— Не дари ему ожерелье! — запротестовал Меснер. — Он — лишний. Всем подряд раздавать ожерелья нельзя.

— Он — мой дядя. А родственников у меня раз, два, три… Пересчитать по пальцам можно. Без дяди Гриши не пойду, — заявил Роман, вспомнив ту действенную помощь, которую оказал ему главный хулиган.

— Мы торопимся, — напомнил Эд.

— Несколько минут, не больше, — пообещал колдун. — Вода при мне. Волосы, правда, у меня после того пожара в Пустосвятове коротковаты, но ничего, справимся. Вот только один вопрос меня мучает. Чем занимался Вадим Федорович в Суетеловске?

— Как чем? Торговля у него. Да и не только в Суетеловске — и в Питере есть магазин, и в Москве.

— И что за торговля?

— Ювелирная.