"Соперники" - читать интересную книгу автора (Дейли Джанет)

10

В полутемном зале маленький оркестрик наигрывал мечтательную балладу, нежную и томно-чувственную. Несколько пар медленно двигались по танцплощадке размером с носовой платок, которую частенько именовали интимной.

Флейм была полностью согласна с этим определением – они с Ченсом танцевали, тесно прижавшись друг к другу, расслабленно покачиваясь в такт музыке и соединив головы, время от времени Ченс ласково касался губами ее виска или щеки.

Она медленно провела пальцами по упругим мышцам его шеи и по коротко остриженным черным волосам. В его чудесных объятиях она забыла обо всем на свете, в том числе и о темно-зеленом седане, неотступно следовавшем за ними от самого Кармела, соблюдая дистанцию в три машины, и потом, когда Ченс за ней заехал, припаркованном на углу. Сейчас ничего этого не существовало, только обхватившие ее руки и наполнявшая ее томная музыка.

Его губы легко потерлись об ее лоб, и Флейм улыбнулась.

– Прогулки по берегу, ужины при свечах, джунгли орхидей, нежная музыка, мягкое освещение, танец в обнимку… У меня складывается впечатление, будто за мной старательно ухаживают, – прошептала она и увидела, как его губы изогнулись в улыбке.

– Ты должна доверять своей интуиции, – шепнул он пересохшими губами, в его глуховатом голосе была та же томительная нежность, с какой он погладил ее по спине.

– Значит, ты это все-таки признаешь?

– Ты не оставляешь мне выбора. Приходится признаваться, когда не удается скрыть.

– А ты уверен, что тебе есть в чем признаваться? – Ее поддразнивание было всего лишь частью их словесной игры – способ скрыть возраставшее волнение, которое возбуждало и будоражило кровь. – Мне кажется, вы пытаетесь заманить меня в ловушку, мистер Стюарт.

– Ошибаешься, – он чуть заметно тряхнул головой, – я добиваюсь, чтобы ты меня в нее заманила.

Ченс отстранился, желая увидеть ее реакцию, и пристально всмотрелся в сильные, чистые черты ее лица. Сама мысль о ней волновала его, а нежное прикосновение мягкого округлого тела, прильнувшего к нему, вызывало неистовое желание. Впервые ее зеленые глаза не туманила настороженность. Ясные и лучистые, они смотрели на него, суля такую радость, что вся его сдержанность готова была улетучиться. Он с трудом совладал с охватившим его порывом, повинуясь внутреннему голосу, который подсказывал с самого начала: эту женщину ни к чему нельзя ни принудить, ни склонить пышной лестью или страстными поцелуями.

Он был накрепко связан с землей. Всю свою жизнь. А земля учит человека терпению – добродетели, необходимой для того, чтобы дать срок плодам взрасти и созреть.

Он очень рано узнал, что никакой дом нельзя выстроить за одну ночь.

– Какая волнующая задача, – мягко проговорила она, и он был не в силах отвести взгляд от ее полураскрытого рта. – Заманить в ловушку самого Ченса Стюарта!

– Она тебя привлекает? – Распрямив их сплетенные пальцы, он нежно коснулся губами ее губ.

Флейм смотрела на него с полуулыбкой, как будто тайно радуясь такой внезапной мысли.

– У меня в голове какой-то тоненький голосок все время внушает: «Не упускай случая».

– Какой славный голосок! Нельзя ли уговорить его пищать погромче?

– В этом нет нужды. Я и сама хочу воспользоваться случаем. – Она приблизила к нему лицо, ища его рот.

Он едва ощутил медовую шелковистость ее губ, как оркестрик умолк, и раздались жидкие аплодисменты. Ченс слегка отстранился от нее, но не выпускал из объятий.

– Почему бы нам не отправиться туда, где меньше народу, в какой-нибудь гораздо более укромный уголок? Например, в мой гостиничный номер?

– По-моему, самое время.

Ченс открыл ключом свою дверь и посторонился, пропуская Флейм. Она решительным шагом прошла в гостиную, затем, остановившись, повернулась к нему с грацией модели, всколыхнув оборки своего изящного черного шелкового платья. Воротник ее мехового жакета закрывал шею, черный как сажа, он резко контрастировал с медным отливом ее волос.

Она внимательно оглядела комнату, после чего посмотрела на него, в мягкой линии ее рта проскользнула озорная улыбка.

– Я-то думала, что меня будет ждать полная орхидей комната! Или уж, по крайней мере, персиковое шампанское в ведерке со льдом.

Он приблизился к ней, дотронулся до нее, и все его спокойствие мгновенно исчезло.

– Нам не нужны все эти штучки, Флейм, – сказал он, проводя рукой по ее щеке и забирая волосы за ухо. – У нас есть нечто гораздо лучше.

И пока он целовал ее долгим, медлительным поцелуем, их обоих словно окутало теплом. Для него не было такой орхидеи, чей аромат был бы столь же восхитителен, как аромат ее волос, и не было такого вина, которое пьянило бы так же, как вкус ее губ.

На сей раз не было никаких сомнений, никаких попыток убедиться, выдержит ли фундамент возводимое на нем здание.

Сошлись две силы – каждая могущественна по-своему, – которые пытались постичь друг друга, обнажая чувства с той открытостью, для достижения которой недостаточно было обычной страсти.

Она прильнула к нему, но толстый мех все еще скрывал от Ченса ее манящую плоть. С неохотой разомкнув губы, он снял с нее жакет и, неотрывно глядя ей в лицо, бросил его на ближайший стул. Его обуревало неизвестное ему доселе чувство – неистовое и в то же время нежное.

Он попытался было подыскать подходящие слова, но все они когда-то уже были сказаны – в других гостиничных номерах, другим женщинам. Он не хотел повторять их Флейм. С ней ему хотелось быть иным, и это его удивило.

Однако существовало и нечто неизменное, он понял это, когда ласково взял ее на руки и перенес в спальню. Там, опустив ее на пол, он целовал ее снова и снова, наслаждаясь вкусом ее чувственных, волнующих губ.

Когда он выпрямился, чтобы развязать галстук, она с многозначительным спокойствием посмотрела ему в глаза и, подняв руки, расстегнула верхнюю пуговку на платье. Так и не развязав галстук, Ченс развернул ее к себе спиной и потянул «молнию», с волнением наблюдая, как платье расходится и обнажает молочную белизну ее кожи и черное кружево комбинации. Платье заскользило в его ладонях – с плеч, вниз по рукам, это скольжение ускорялось шелковистостью ее кожи. Ченс наклонился к ее обнаженному плечу, и платье с мягким шуршанием упало на пол.

В то время как под его пальцами тоненькие бретельки комбинации сползали с ее плеч, его губы нежно двигались к основанию шеи. Ее откинутая назад голова была чуть склонена набок, обнажая быстро пульсирующую жилку. Он слышал ее учащенное, поверхностное дыхание и чувствовал слабую дрожь, которую она пыталась унять. Он хотел большего, гораздо большего.

Он развернул ее лицом к себе и увидел соблазнительную прозрачность ее комбинации.

– Черное кружево, – прошептал он, глядя на паутинку нитей, едва прикрывавших ее медленно, но взволнованно вздымавшуюся грудь.

– Ты сказал, что черное кружево на женщине разжигает в мужчине кровь, – ее голос прозвучал хрипловато, – и я это запомнила.

– Умница, – в его собственный голос откуда-то из глубины естества прокралась дрожь.

С бесконечной нежностью он снял с нее тонкое белье, продлевая миг предвкушения для обоих. Предвкушение превратилось в реальность, когда он увидел ее – обнаженную, в снопе света, падающего из гостиной. С минуту он просто любовался ею – рот полуоткрыт, глаза обращены на него, округлые очертания тела выгодно подчеркиваются мягкой подсветкой. Ему захотелось коснуться ее руками, чтобы убедиться, что эта точеная фигурка – не сон.

Сначала он дотронулся до ее шеи – провел кончиками пальцев по изящному изгибу, потом по ямочке у ее основания. Затем – по округлым выпуклостям ее грудей, которые оказались на удивление упругими. Она сделала резкий, глубокий вдох и задержала дыхание, опустив ресницы.

Он стал ласкать большими пальцами ее твердые тугие соски, от чего она затрепетала и издала полувздох-полустон, выгнувшись под его руками. Теперь его пальцы ласкали плоский живот, напрягшийся от этого прикосновения. Положив руки на ее упругие ягодицы, он притянул ее к себе.

Его сомнения рассеялись. Она была живая, реальная, сквозь одежду он чувствовал ее груди. Разгоряченная плоть вздрагивала под его пальцами, когда она приникла к нему, ища его губы, дыша пьянящим, сладостным ароматом. Он крепко сжал ее в неистовом страстном порыве. Ее губы раскрылись под его языком – рот был горячим, мягким, отдавал вином и каким-то неповторимым, ее собственным привкусом.

Наконец Ченс отстранился, и рядом с ней выросла горка его одежды. Флейм не сводила с него зачарованного взгляда, отяжелевшего от желания.

Он поднял ее, и она обвила его шею руками. Оба молчали – язык их глаз, рук, тел был красноречивее всяких слов. Ченс отнес ее на кровать, где манящим уголком уже было откинуто одеяло. Он уложил ее – матрац прогнулся под его коленкой – и лег рядом.

Она прижалась к нему, ее тонкая рука гладила его грудь, завитки волос, шею. Он запечатал поцелуем ее зовущий, полуоткрытый рот, она ответила ему горячо и страстно.

Она крепко сжала ногами его ногу, в то время как он, обхватив рукой ее грудь и замирая от восторга, ласкал сосок большим и указательным пальцами. Он поцеловал пахнущую духами выемку за ухом. Нежно укусив ее мягкую мочку, покрыл поцелуями ее длинную шею. Она же была само движение: ее руки оглаживали его плечи, шею, спину, тело было напряжено, бедра вздымались в любовном ритме, он был охвачен и ее жаром, и своим.

Под тяжестью его бедер она раздвинула ноги, и он приподнял ее повыше на кровати, так, чтобы можно было касаться ее полных грудей.

Ее подвижные пальцы впились ему в волосы, в то время как он, поцеловав ямочку под самой шеей, стал ласкать языком твердый от возбуждения сосок. Она выгнула спину, все ее тело требовало, жаждало ласки. Возбуждаемый ее гортанными стонами и частым дыханием, Ченс оторвал руку от ее второй груди – его рука скользнула по плоскому животу к шелковистому гнездышку золотистых волос, крепко прижимавшемуся к его бедру.

Он желал ее. Боже, как он ее желал, сейчас же, сию минуту. Он уже почти поддался силе этого порыва, но все же обуздал его. Это была их первая близость, и он хотел целиком разделить ее с ней. Он не способен был думать ни о чем, а лишь бессознательно стремился продлить миг наслаждения, чувственно осязая ее божественное тело, задыхаясь ее дразнящим запахом, жадно вслушиваясь в ее всхлипывания и стоны, впитывая губами сладковатый вкус ее кожи. Когда возбуждение стало невыносимой мукой, он вошел в нее. Она поглотила его, окутав тугим теплом. Целуя ее в губы, он поднял ей руки высоко над головой и переплел свои и ее пальцы. Он не хотел спешить. Этим моментом следовало насладиться сполна. Он глубоко вонзался в нее медленными движениями, ощущая ответное покачивание ее бедер.

Казалось, этот участившийся ритм был больше неподвластен им, он полностью растворился в ощущениях – чувствовал ее язык, слизывавший капельки пота над его верхней губой, зубы, вонзившиеся в плечо, когда она испустила сдавленный крик; сильные, требовательные руки на спине и ягодицах; мягкую, бесконечную податливость тела, слившегося воедино с его собственным.

Казалось, поплыл и закружился весь мир, и, чтобы она не уплыла от него вместе с этим миром, Ченс крепко сжал ее в объятиях.

Не в состоянии уснуть, Флейм сняла с себя руку Ченса и неслышно выскользнула из постели.

Она постояла, желая убедиться, что не потревожила его. Во сне его черты обрели еще большую силу, четче проявили его мужественную гордость, обычно скрытую под небрежной улыбкой. С минуту она смотрела на него, баюкая в себе воспоминание о наслаждении, заполнившем все ее существо, таком всевластном и прекрасном… Это было нечто гораздо большее, чем просто вспышка физической страсти и блаженное облегчение.

Она с трудом оторвала взгляд от его лица и чистых мужских линий мускулистого тела. У ее ног лежала белая рубашка. После недолгих колебаний она подняла ее с пола и надела, улыбаясь чересчур длинным рукавам. Потом закатала манжеты и потихоньку прошла в темную гостиную, по пути застегнув две пуговицы.

Подойдя к окну, она взглянула на ночные огни Сан-Франциско, мерцающие в чернильной темноте. Она бессознательно подняла воротничок рубашки и уткнулась в него лицом, вдыхая головокружительный запах мужского одеколона.

Сегодня перед приходом сюда у нее не было и тени нерешительности. Она хотела, чтобы он любил ее. Хотела его и не собиралась этого скрывать. Слишком долго она подавляла в себе отпущенную природой страсть.

Но она никак не ожидала, что их близость вызовет такой бурный поток чувств. И глубина этого чувства к нему немного пугала. Флейм боялась слова «любовь». Оно означало, что Ченс обладает властью над ней и способен причинить боль. Но, Боже праведный, если она больше его не увидит, как же больно ей будет тогда!

– Вот ты где! – донесся из темноты его голос, и Флейм напряглась, внезапно ощутив, что он где-то рядом.

Когда его руки легли на свободные рукава рубашки, она повернулась к нему до того, как пальцы успели сомкнуться. Его глаза светились лениво-собственническим выражением.

– Я уже начал думать, что ты мне приснилась.

– Мне не спалось.

Стоя рядом и глядя на него, она чуть не задохнулась от нежности. Когда он обнял ее за талию, она провела рукой по его твердой, мускулистой груди, вспомнив, какой он сильный… и ласковый…

– Ченс, я…

Но она не успела объяснить причину своей бессонницы.

– Страшно до смерти, да?

Пораженная тем, как точно он отгадал ее мысли, она не сопротивлялась, когда он, обхватив ее за ягодицы, притянул к себе.

– Как…

– …я догадался? – с улыбкой закончил он за нее. – Ты думаешь, это произошло только с тобой? На всякий случай напомню, что я тоже при этом присутствовал и принимал некоторое участие.

– Это уж точно! Но я не была уверена, что на тебя это так же сильно подействовало.

– Точно так же. – Он крепко обнял ее и потерся щекой и ртом о ее волосы. – Хотим мы этого или нет, но наступит завтра, Флейм. И мне надо будет уезжать.

– Я знаю. – Гордость не позволила ей теснее к нему прильнуть.

– Нам обоим предстоят одинокие ночи. И я не хочу, чтобы сегодняшняя стала одной из них.

В его голосе не было и тени насмешки, поддразнивания или подшучивания: он был абсолютно серьезен. Тронутая этой серьезностью, Флейм посмотрела на человека, с которым ей было так необыкновенно хорошо и тепло.

– Я тоже. – Теперь она не сомневалась – одинокие ночи впереди будут тяжелым испытанием на фоне волнующих воспоминаний об этой.

– Тогда пойдем обратно.

Его повелительный тон не допускал какой-нибудь романтической глупости типа с тобой хоть на край света. Вместо этого Флейм слегка повернулась в его объятиях и обняла его за талию, готовая вернуться в спальню – ее действия были красноречивее ненужных слов.

В спальне Флейм скинула с себя его рубашку и повернулась к постели.

Ченс был уже там, его длинный силуэт достигал до самого края матраца, а из-под простыни вырисовывался мужской торс – сплошные упругие мускулы и бронзовая кожа.

Она постояла с секунду, зная: он смотрит на нее, и ему нравится на нее смотреть.

Когда она приблизилась к постели, Ченс немного подвинулся и протянул ей навстречу руки. Его лицо было на расстоянии всего лишь нескольких дюймов.

Она видела, как его взгляд лениво проследил за движением собственной руки, скользнувшей по ее ребрам и обхватившей грудь, вызвав в ней уже знакомое острое желание.

Затем он задумчиво всмотрелся в ее лицо.

– Никак не могу определить, – прошептал он.

– Что? – Она провела пальцами вдоль его руки, восхищаясь твердыми мускулами.

– В тебе тут дело или во мне? С одной стороны, мне хочется навесить на тебя ярлык и объявить своей личной собственностью. – Он помолчал. – С другой – я робею. И это чувство для меня совершенно новое.

– Для меня тоже, – шепнула она.

– Флейм… – это было единственное, что он успел произнести, прежде чем впился губами в ее рот с сумасшедшей страстностью, на которую она тут же откликнулась. Ее снедал тот же голод, что и его, и она ответила на поцелуй всем своим существом.

На этот раз их близость потрясла ее своей могучей гармонией, она была подобна сильной буре, которая обрушивает потоки и оставляет после себя ощущение возрожденной жизни и свежести.