"Белое Рождество. Книга 2" - читать интересную книгу автора (Пембертон Маргарет)

Глава 22

После головокружительного успеха концерта под открытым небом жизнь Габриэль стала такой суматошндй, что она едва находила время перевести дух. Группу захлестнул поток предложений от агентов, каждый из которых намеревался установить над музыкантами свою безраздельную власть. Рэдфорд отвергал даже самых известных дельцов шоу-бизнеса.

– Черт побери! – говорил он с кривой ухмылкой. – Я не настолько сошел с ума, чтобы продаваться душой и телом этим придуркам. Когда появится действительно стоящий агент, я его почую!

«Стоящий агент» явился в облике Марта Деннисона, англичанина, обладавшего общепризнанной репутацией во всем, что касалось «чернокожей» музыки.

– Несмотря на то что у вас белокожий солист и два белых гитариста, ваша музыка звучит по-негритянски, – сказал Марта, когда Рэдфорд познакомил его с членами группы. – В этом ваша главная сила. У вас есть и еще одно преимущество – ваша певица. С такой сексуальностью, как у нее, можно поставить на уши аудиторию еще до того, как прозвучит первая нота!

Были подписаны контракты на выступления и запись альбомов, в ноябре должно было состояться первое турне по Англии. Группа работала над новыми песнями и все больше времени отдавала репетициям. Лишь в конце августа Габриэль обратила внимание на то, что Гэвин перестал слать ей письма.

Поначалу это не вызвало у нее тревоги. Почтовая связь с Вьетнамом никогда не отличалась регулярностью – Габриэль знала об этом по переписке с теткой. А может быть, у Гэвина просто не было случая ей написать. Газеты наперебой сообщали о том, что американские реактивные бомбардировщики по ошибке нанесли удар по двум южновьетнамским деревням южнее Сайгона, убив 63 и ранив 100 человек. Вероятно, Гэвин находился там, ведя репортаж с места происшествия.

В начале сентября, в тот самый день, когда группа собиралась отправиться в первую поездку, одного из пианистов нашли мертвым. Он погиб от передозировки героина.

Рэдфорд пришел в ярость.

– Сукин сын! – бушевал он. – Господи, ну почему именно сейчас? Почему этому тупому ублюдку потребовалось испортить все именно сейчас?

У них был второй пианист, они по-прежнему могли играть, однако уникальность группы состояла в ее звучании, сравнимом со звучанием студийного оркестра – три гитары, два контрабаса и два, а не одно, фортепиано.

– Пусть его заменит Мишель, – предложила Габриэль, и поскольку Мишель наизусть знал каждую мелодию группы, а иного выбора все равно не было, Рэдфорд скрепя сердце согласился.

Его досада мгновенно испарилась, стоило ему услышать исполнение Мишеля.

– Боже мой! Почему ты не говорила мне, как замечательно он играет? – упрекнул он Габриэль. – Может, он и неказист на вид, но у него душа настоящего пианиста!

Наступила вторая неделя сентября. Габриэль все меньше беспокоила карьера и все больше – отсутствие писем из Сайгона. К концу месяца, так и не получив весточки от мужа, она не на шутку встревожилась. Первого ноября она получила сразу два письма, но оба не от Гэвина.

Один конверт был проштемпелеван в Сайгоне и надписан почерком Нху. Второе письмо пришло в фирменном конверте пресс-бюро, в котором работал Гэвин.

Габриэль нерешительно взяла конверты в руки, предчувствуя беду. В своем последнем письме Гэвин не сообщал, каким будет его следующее задание. Он с горечью рассказывал о том, какой ценой обходится местным жителям американская практика «зон свободного огня», с восторгом отзывался о встрече с Нху и выражал надежду, что «в самое ближайшее время познакомится и с другими родственниками». Оправдались ли его надежды? Встретился ли он с Динем? И если встретился, почему с тех пор молчит?

Габриэль вскрыла конверт Нху и дрожащими пальцами разгладила тонкую бумагу. Послание было написано в обычной для тетки манере. Никаких имен не упоминалось. Динь был «дядя», Гэвин – «наш общий друг». Истинный смысл письма скрывался за внешне невинными фразами:

...твой дядя настаивал, и поскольку наш общий друг разделяет его стремление, я не вижу оснований для беспокойства...

...по-моему, твой дядя решил преподать нашему другу несколько уроков традиционного ремесла, и наш друг с восторгом согласился...

...в настоящее время они путешествуют вместе, но, к сожалению, я не знаю их нынешнего адреса...

Итак, Гэвин в гостях у Диня. Габриэль не знала, радоваться ей или огорчаться. Ясно, что Динь опять прибыл на Юг и согласился встретиться с Гэвином. Сейчас они «путешествуют вместе» и Динь «решил преподать ему несколько уроков традиционного ремесла» – иными словами, он взял Гэвина с собой на территорию, занятую вьетконговцами, чтобы показать ему войну с противоположной стороны.

Первой реакцией Габриэль было облегчение. Она не была знакома с Динем и не общалась с ним, и все же он ее дядя. Гэвин теперь тоже стал членом его семьи, и, невзирая на национальность, Динь должен отнестись к нему по-родственному.

Глубоко вздохнув, Габриэль вскрыла письмо из пресс-бюро Гэвина. В нем не было ничего нового или пугающего. Ей сообщали, что Гэвин не ранен и не убит, что он отправился выполнять поставленную им самим задачу и до сих пор не вернулся. Куда он поехал, не известно. Для его розысков были предприняты чрезвычайные меры. Гэвина видели, когда он покидал помещение редакции в сопровождении вьетнамки, после чего он уже один сел в старый «рено». Водитель, также вьетнамец, повез его по направлению к границе.

С тех пор его никто не видел. Принимая во внимание текст записки, оставленной им в бюро (копия прилагается), тревогу подняли лишь некоторое время спустя. Несмотря на то что Гэвин крайне редко отлучался из Сайгона без разрешения руководителя агентства Поля Дюлле, было решено, что какие-то административные меры принимать не следует, поскольку Гэвин работает над чрезвычайно важным репортажем.

Однако затянувшееся молчание Гэвина не оставляло сомнений в том, что он пропал без вести. Жалованье будет зачисляться на банковский счет Гэвина еще шесть месяцев, после чего обстоятельства будут пересмотрены. Руководство агентства выражало сожаление и искреннюю надежду, что опасения за судьбу Гэвина не оправдаются. Если Габриэль потребуется помощь, она может связаться с бюро по телефону.

Габриэль дважды перечитала оба письма. Если бы Гэвин собирался сообщить имя своего осведомителя и имена людей, с которыми намеревался встретиться, он так бы и сделал. Но он лишь написал, что «отбывает по важному делу» и «объяснит все», после того как вернется. Но он не вернулся, и Габриэль оставалась единственным человеком, который мог внести хоть какую-то ясность в возникшую ситуацию.

Как ей поступить? Габриэль встала из-за стола и поставила на огонь чайник, собираясь заварить кофе. Слава Богу, мать ушла к мадам Жарин. Обмолвись Габриэль хоть словом, Нху наверняка подверглась бы допросу американских властей либо сайгонской полиции, а может, и тех и других. Они непременно изобличили бы ее в связи с Вьетконгом и наверняка арестовали бы. Именно поэтому Гэвин не назвал ее имени. Значит, Габриэль должна последовать его примеру. Гэвин принял решение за нее. Ей лишь остается ждать, когда он вновь объявится в Сайгоне с материалом для сенсационного репортажа о боевых действиях.

Несмотря на хмурую ноябрьскую погоду, жизнь в Англии кипела ключом. Группа начала свое турне на севере страны, выступая в просторных рабочих клубах, стены которых видывали таких знаменитостей, как Том Джонс, «Святые Братья» и Джорджи Фейм. По мере того как продолжалась поездка и группа забиралась все дальше на юг, традиционные клубы сменялись чередой недавно открытых ночных заведений для поклонников музыки. Простой люд и меломаны неизменно встречали гостей шумной овацией, и к тому времени, когда настала очередь Лондона, все участники группы, включая Мишеля, пребывали в блаженном состоянии духа.

– Послушай, крошка, этот шум и не думает утихать, – сказал Рэдфорд, широко улыбаясь Габриэль. – Кажется, нам все же удалось покорить эту страну!

В Лондоне им предстояло впервые дать концерт по телевидению.

– Напомни, пожалуйста, как называется передача? – спросила Габриэль, усаживаясь вместе с Мишелем в черное такси, которое должно было доставить их в съемочный павильон.

– «На старт, внимание, марш!» – ответил Мишель, коверкая английские слова, и добавил, вновь переходя на французский: – Ее транслируют по всей стране, и мы – первая группа, получившая приглашение на эту передачу, не имея ни одной записи, которая входила бы в список хитов. Одному Богу известно, каким образом Марти удалось этого добиться.

– Ему помогло то, что кадры нашего выступления во Франции обошли всю Англию, и здешняя публика пожелала узнать, кто мы, черт побери, такие, – сказал Рэдфорд. Он развалился на сиденье и, забросив руку на спинку, поглаживал плечи Габриэль. – А еще то, что, когда мы запишем пластинку, она взлетит на первые места хит-парада, словно ракета!

Мишель неловко скрючился на откидном сиденье, шокированный развязностью Рэдфорда, который позволил себе так откровенно обнимать Габриэль.

– И когда же мы ее запишем? – натянутым тоном осведомился он, глядя на темные мокрые улицы Лондона. Ему было невмоготу смотреть, как пышные золотистые волосы Габриэль скользят по рукаву кожаной куртки американца.

– В первое же утро после возвращения в Париж, – отозвался Рэдфорд, с любопытством взирая на пианиста. Он отлично понимал, чем расстроен Мишель, и уже не в первый раз задумывался, что в нем нашла Габриэль, если так ценит его дружбу.

Мишель промолчал. Список композиций, с которых следовало начать, был предметом долгих споров между Рэдфордом, Марта Деннисоном и фирмой звукозаписи. Было решено записать сингл, который быстро выпустят в продажу, после чего группа немедленно приступит к работе над альбомом. Уже на ранних этапах переговоров участники согласились, что в альбом должна войти по меньшей мере одна песня Габриэль. Аранжированная Рэдфордом, она была лучшим произведением в репертуаре группы и, по мнению Мишеля, имела все шансы стать той самой композицией, которую выберут для записи сингла.

Мишель понимал, что, если он окажется прав, сотрудничество Рэдфорда и Габриэль со временем станет еще более тесным, а сам он как музыкант все меньше будет нужен Габриэль. Ему хотелось, чтобы Гэвин вернулся из Вьетнама. По крайней мере тогда он не волновался бы так за дальнейшую судьбу Габриэль. Мишель знал: Габриэль и ее ребенок будут счастливы с Гэвином. Но если у Габриэль начнется роман с Рэдфордом, то ее счастье и счастье малыша окажутся под угрозой. У Мишеля возникло мрачное предчувствие, что, если Гэвин Райан не вернется в ближайшее время из своего загадочного путешествия, ему придется дать Габриэль дружеский совет, которого, как опасался Мишель, она не послушает.

Кончился январь, а за ним и февраль, но от Гэвина по-прежнему не было ни слуху ни духу. Теперь он официально числился без вести пропавшим. И он был не единственным журналистом, которого постигла такая судьба. Репортеры, сторонившиеся брифингов в «варьете» и предпочитавшие пользоваться любой возможностью раздобыть место в вертолете, чтобы лично наблюдать за ходом боевых операций, рисковали своей жизнью не меньше солдат.

Жалованье Гэвина перестало поступать на имя Габриэль. Парижское отделение агентства направило ей сочувственное письмо и единовременное пособие, которого хватило только на покрытие текущих расходов. Еще она получила письмо от Поля Дюлле и со страхом размышляла, как на него ответить.

Габриэль знала куда больше, чем руководство Гэвина. Она знала имя женщины, посетившей Гэвина в Сайгонском бюро. Габриэль знала также, с кем он собирается встретиться. Она почти не сомневалась в том, что случилось после их встречи, какое предложение Динь должен был сделать Гэвину, чтобы тот не смог отказаться. Она была уверена: Гэвин жив и в любое мгновение может вернуться из джунглей, похудевший на несколько килограммов, но торжествующий. Он принесет агентству репортаж, равного которому не смог бы написать ни один западный журналист, – это будет взгляд на войну с точки зрения вьетконговцев в пересказе человека, прожившего вместе с ними несколько месяцев.

Но Габриэль не могла рассказать Дюлле о том, что ей было известно. Поступи она так, Поль немедленно разыщет Нху и подвергнет расспросам. Она не сможет удовлетворить его любопытство и рано или поздно окажется в руках южновьетнамских властей. Поэтому в ответ на неловкие извинения Поля Габриэль написала ему, выражая уверенность в том, что Гэвии жив и опасения за его судьбу беспочвенны.

Порой в долгие темные ночные часы она все же начинала в этом сомневаться. Ведь будь Гэвин жив, он нашел бы способ передать весточку через Нху. Габриэль ворочалась без сна, пытаясь представить себе, что могло помешать Гэвину сделать это. Даже если у него нет связи с Нху, ему мог бы помочь Динь.

Габриэль вспомнила те долгие годы, в течение которых Нху не общалась с Динем. Для людей, вступивших в армию Северного Вьетнама или оставшихся на Юге, чтобы пополнить ряды Вьетконга, отсутствие контактов с семьей было обычным делом. Гэвин был оторван от близких всего лишь семь месяцев. Вряд ли Динь сочтет такой срок заслуживающим внимания. Ну а если Гэвин путешествует не с Динем? Что, если Нху ошиблась в своих предположениях? Что, если Гэвина убили месяцы назад, в тот самый день, когда он покинул Сайгон?

Терзаемая этой мыслью, Габриэль поднималась с постели и, мягко ступая, подходила к кроватке, в которой спал ее малыш. Осторожно, чтобы не разбудить, она брала его на руки и крепко прижимала к себе. На ее длинных ресницах поблескивали слезы.

Всю весну и начало лета Габриэль получала письма от Нху, однако тетка не могла сообщить ничего нового. Нху упрекала себя за причастность к исчезновению Гэвина, но тщательно скрывала свое беспокойство в двусмысленных фразах – на тот случай, если их прочтет кто-нибудь посторонний.

При свете дня Габриэль отвлекалась от ночных тревог. Гэвин жив. Если бы Гэвин погиб, она бы почувствовала это. Она всегда верила своей интуиции.

– Гэвин жив, – вновь и вновь говорила она Мишелю. – Но я была бы счастлива, сумей он передать весточку Нху. Мне бы хватило одного-единственного слова, чтобы дождаться его возвращения.

Ее жизнь по-прежнему была наполнена волнующими событиями. Сингл поступил в продажу и, хотя не взлетел на вершину хит-парадов, занял достаточно высокое место, которым был доволен даже Рэдфорд. Стремясь закрепить успех пластинки и британского турне, Марта Деннисон требовал от Габриэль еще и еще песен. Он обеспечил группе поездки на все лето, даже в такие отдаленные города, как Стокгольм и Дублин.

– Не можешь же ты брать с собой в дорогу малыша, – удивленно произнесла мать, когда Габриэль сказала ей, что крошка Гэвин поедет с ней.

– Еще как могу! – упрямо заявила Габриэль. – Мишель поможет мне ухаживать за ним.

– Ну а во время выступлений? Кто будет присматривать за ребенком во время концертов?

– Найду кого-нибудь, – с непоколебимой решимостью отозвалась Габриэль. – Не сердись, мама, но мальчик отправится со мной. Мне и так несладко жить без мужа, не хватало еще расстаться с ребенком.

Путешествовать с младенцем оказалось не так-то просто. Горничные гостиниц, в которых останавливалась группа, в свободное время присматривали за Гэвином, порой их сменяли поклонники Габриэль, однако ей не хотелось доверять ребенка случайным людям. Одна юная ирландка из Дублина была до такой степени очарована крошкой Гэвином и так понравилась Габриэль, что та предложила ей сопровождать группу в качестве няни во всех поездках. Девушка сразу согласилась, и Рэдфорд, которому уже не раз доводилось баюкать младенца, был вне себя от радости.

– Каждой группе полагается своя няня, – сказал он в ответ на просьбу Габриэль взять Майру на денежное довольствие. – А уж нашей команде она просто необходима!

Наконец была выпущена долгоиграющая пластинка, затмившая своим успехом «сорокапятку».

– Следующий этап – Америка, – торжествующе заявил Рэдфорд. – Марта наметил на осень поездку в Штаты. Теперь ничто нас не остановит. Мы на пути к успеху.

Страшное письмо от Нху прибыло в конце лета. Габриэль находилась в Париже, готовясь вместе с группой к осенней поездке, когда в кухне появилась встревоженная мать с конвертом в руках. Малютка Гэвин шагнул ей навстречу на заплетающихся ножках, держась за кресло.

– Письмо толще, чем обычно, – сказала она. – Как ты думаешь, есть какие-нибудь новости?

Габриэль бросила взгляд на конверт и сразу поняла, что новости действительно есть, и недобрые. Она разорвала конверт и с бьющимся сердцем медленно прочла письмо.

К своему глубокому сожалению, я вынуждена сообщить о том, что вчера ко мне приезжал человек, который сказал, что нам не следует ждать дальнейших известий о твоем дяде и нашем общем друге, который путешествует с ним. Он также предупредил, чтобы мы не пытались узнать что-либо сами. Мне очень жальмилая племянница, но, по-видимому, в настоящее время мы ничего не можем поделать...

Габриэль молча передала письмо матери. Вань неторопливо прочла его и, подняв глаза, посмотрела на дочь.

– Значит... – дрогнувшим голосом заговорила она.

Габриэль покачала головой. Она понимала: у матери возникло подозрение, что Динь и Гэвин погибли. Но сама она не верила этому. Они не могли погибнуть.

– Нет! – с жаром воскликнула она, стискивая кулаки. – Я не хочу слышать это слово, мама! Они живы! Я знаю, они живы!

До сих пор Габриэль почти не рассказывала Рэдфорду о Гэвине, и все же Рэдфорд кое-что знал. Он знал, что ее муж находится во Вьетнаме и числится без вести пропавшим. Сейчас Габриэль рассказала ему об удручающем послании Нху.

– Да уж, приятного мало, – сочувственно произнес он.

– Мать думает, что Гэвин и Динь погибли...

Рэдфорд обнял Габриэль за плечи и крепко прижал к себе.

– Эй, эй, не надо отчаиваться! Отсутствие новостей – уже хорошая новость. Слышала такую пословицу? А в письме твоей тетки именно об этом и говорится. Мол, не ищите нас, мы сами дадим о себе знать, когда настанет подходящее время. И ни слова о том, что они погибли.

Габриэль была благодарна ему за поддержку. Ей не нужен был Рэдфорд-любовник, она любила только Гэвина. Но она хотела, чтобы Рэдфорд был ее другом.

Рэдфорд бросил на нее пронзительный взгляд, внезапно охваченный дурными предчувствиями.

– Надеюсь, ты не собираешься сделать какую-нибудь глупость? – спросил он.

Габриэль недоуменно посмотрела на него.

– Не понимаю, о чем ты, – искренне отозвалась она.

Рэдфорд с облегчением перевел дух. Похоже, в своих мыслях он опередил Габриэль. Пока она и не думает отправиться во Вьетнам. Он от всей души надеялся, что Габриэль и впредь будет благоразумна. Группа не сможет обойтись без нее. Вспомнив о предстоящей поездке в Америку, он сказал:

– Когда мы будем в Вашингтоне, я возьму выходной, чтобы принять участие в марше вместе с черными братьями. Не хочешь присоединиться? Может, тебе даже удастся познакомиться с пташками, которые оказались в таком же положении, как и ты.

– Извини, – ответила Габриэль, гадая, как сумеет пережить американское турне, когда все ее мысли заняты Гэвином. – Я не понимаю, о чем ты.

Рэдфорд протянул ей «Вашингтон пост» в зарубежном издании.

– Одна симпатичная, но уж очень злая на язык цыпочка из Англии выражает недовольство тем, как американские власти относятся к положению военнопленных. Ее муж, пилот транспортного вертолета, сидит в ханойской тюрьме.

Габриэль взяла газету и прочла заметку, которая привлекла внимание Рэдфорда.

– Я напишу ей, – быстро произнесла она. – Напишу сегодня же.

– А как насчет демонстрации? – спросил Рэдфорд. – Через две недели Черные Мусульмане собираются пройтись колонной перед Пентагоном. – Он улыбнулся и высоко вскинул в салюте кулак. – Думаю, моему старому дружку Малкольму Эксу не помешает поддержка.

– Они собираются протестовать против войны?

– Уж во всяком случае, они не намерены являться на призывной пункт! – со смехом ответил Рэдфорд.

Несмотря на отчаянную тревогу за судьбу Гэвина, губы Габриэль тронула легкая улыбка. Гэвин наверняка одобрил бы ее решение участвовать в антивоенной демонстрации в самом сердце Вашингтона. Может, она встретит там англичанку, чье страстное письмо появилось на страницах «Вашингтон пост».

– Я пойду с тобой, – решительно произнесла Габриэль. – Надеюсь, братья не будут против?

Рэдфорд с огромным трудом подавил желание задушить ее в объятиях.

– Черт побери! – заговорил он, гадая, когда же наконец ему удастся затащить Габриэль в постель. – Черные братья не станут возражать против твоего участия. Они сойдут с ума от радости!