"Таинственная незнакомка" - читать интересную книгу автора (Портер Маргарет Эванс)

Глава 12

Лондон

Июль 1799 года

Ориана, в шляпе, широкие поля которой затеняли ее лицо, шла по берегу извилистого озера в Гайд-парке вместе со своим кузеном. Яркий солнечный свет отражался от спокойных вод Серпентайна, и Ориана изо всех сил старалась не щурить глаза. Слишком много людей наблюдало сейчас за ней.

– Первый вечер в Воксхолле прошел успешно? – спросил лорд Берфорд.

– Надеюсь, это хорошее начало того, что можно будет назвать выгодным летом.

– А я надеюсь, что ты приедешь в Ньюмаркет и увидишь свои любимые скачки. Моя Пылкая пришла третьей в Брокет-Холле, это было ее первое состязание, – похвастался он. – Мой братец Фред предлагает себя в качестве жокея на ее следующем выступлении.

– Священник, участвующий в скачках? А что скажет епископ? – Пристрастие энергичного лорда Фредерика Боклерка к спорту вызвало у Орианы улыбку. – Последний раз, когда я его видела, он с гордостью заявил, будто у него на кафедре в церкви Святого Михаила пристроено седло, и потому, читая проповедь, он себя чувствует как бы верхом на коне. Его прихожанам еще повезло, что, наставляя их в своей проповеди на путь истинный, он не размахивает битой для крикета.

Лорд Берфорд представлял собой наиболее типичный образчик английского аристократа из всех, кто прогуливался нынче в парке. Прослужив королю и державе более десяти лет в армии, в том числе и в Канаде, он прошел в парламент. Когда он не был занят делами своего округа, уделял внимание спорту. В чертах его лица, как, впрочем, и своего собственного, Ориана безошибочно угадывала сходство с Нелли Гуинн, полные мягкие губы, заостренный подбородок, брови дугой и волосы, отливающие медью. Страстный интерес к скачкам в Ньюмаркете был унаследован от Сент-Олбансов.

Он застал ее в музыкальной комнате, пальцы Орианы бегали по клавишам фортепиано, в то время как песней она выражала одиночество своего сердца. Прослушав исполненную ею в минорной тональности песенку с острова Мэн, лорд Берфорд пригласил ее пройтись с ним по парку. Она приняла предложение – чего ради, спрашивается, обзаводиться новым платьем для выхода, если никому его не показывать на прогулке? Тем более что она хочет оставаться законодательницей лондонской моды. Помимо профессиональных занятий, это тоже заполняло пустоту существования, которой она не ощущала до каникул на острове Мэн. Сьюк Барри с благодарностью принимала в подарок отслужившие срок туалеты своей хозяйки. Все леди, рабски следующие модным новшествам, вводимым Анной Сент-Олбанс, настораживали уши при известии о том, что она уже передала гардероб уходящего сезона своей горничной.

В то время как Ориана и ее кузен медленно прогуливались по оживленной широкой дороге парка, острые женские глаза изучали каждую деталь ее наряда, начиная с количества перьев на широкополой шляпе и кончая пышной, отделанной кружевом оборкой на подоле ее платья цвета индиго. Джентльмены тоже смотрели на нее. Всадники придерживали поводья лошадей, проезжая мимо, а владельцы экипажей замедляли движение, стараясь привлечь к себе внимание Орианы. Один джентльмен, из тех, кто посмелее, остановился якобы для того, чтобы узнать мнение графа о присутствующих на этом параде моды лошадях. Однако и Ориана и Берфорд понимали, что истинная его цель – пофлиртовать с ней.

Когда они продолжили прогулку, Ориана принялась искать знакомые лица среди светской толпы. Сочетание темных волос с широкими плечами и высоким ростом каждый раз привлекало ее внимание и вызывало усиленное сердцебиение.

«Не будь такой глупой, – твердила она себе раздраженно. – Нет ни единого шанса обнаружить здесь сэра Дэриуса Корлетта. Он далеко отсюда – либо еще в Ливерпуле, либо уже у себя на острове».

– Ты кого-то ищешь? – поинтересовался Берфорд.

– Нет-нет, – поспешила ответить она.

Дэр Корлетт однажды уже пересек Ирландское море в погоне за ней и прибыл из Рамси в Ливерпуль. Но было бы безумием предполагать, что он предпримет путешествие в Лондон, который, как он сам говорил, ему не нравился, после столь решительной отставки. Кроме того, теперь ему уже, безусловно, известна ее скандальная репутация, и потому он скорее всего относится к ней как к падшей женщине, двуличной и не достойной доверия и привязанности.

Ориана размышляла, хотел ли Дэр сделать ее своей любовницей, как она сама полагала, или своей женой. Но его подлинные намерения так и останутся для нее загадкой. Если он, как Томас, нуждался в покорной наложнице, пусть поищет в другом месте. Но вдруг на уме у него был законный брак?

«Это невозможно», – подсказывала Ориане ее более рациональная половина. Дэр теперь знает о ее происхождении, ему известна ее профессия, если добавить к этому ее слишком свободное поведение в библиотеке... нет, после этого вряд ли можно было ожидать от него честного предложения.

Словно прочитав ее мысли, кузен Орианы вдруг произнес:

– Фред считает, что ты должна выйти замуж. Ориана рассмеялась и спросила без особого энтузиазма:

– У него есть кто-то на примете?

– Мы с ним решили, что тебе нужен парень с кучей денег и хорошей скаковой конюшней, который не придавал бы значения твоим проказам в Лондоне.

Прорысившая мимо лошадь отбросила копытом кусок гравия с блестящими вкраплениями кварца, и он упал прямо перед Орианой. Она остановилась, подняла камешек, пригляделась к нему и, решив, что он достаточно красив, чтобы взять его с собой, положила в ридикюль.

– Ты поднимаешь уже третий камень. Хочешь создать новую моду? – поддразнил Ориану кузен.

– Ненамеренно.

– Посмотри-ка, – сказал Берфорд, – граф Раштон тебе кланяется. Держу пари, что он хочет прогуляться с тобой.

– Сомневаюсь. Он слишком респектабельная личность, чтобы искать моего общества в публичном месте.

Берфорд слегка похлопал Ориану по руке, желая подбодрить.

– Ты придаешь слишком большое значение чужому мнению. Перед тем как уехать из города, я собираюсь навестить отца и сестру. Хочешь поехать со мной на Мэнс-филд-стрит?

Что бы там ни думали те, кто глазел на нее сегодня, но когда Ориана покидала парк, она испытывала тайное удовлетворение от того, что направляется в резиденцию герцога. Ее родство с его светлостью Сент-Олбансом не могло защитить Ориану от злых языков и грязных сплетен, однако оно всегда будет для нее источником утешения – и напоминанием об отце, так любившем удовольствия.

Дэр устало прислонился к высокой железной ограде большого сада в самом центре Сохо-сквер. Сад был со всех сторон окружен аккуратными городскими дамами, которые отличались один от другого только архитектурой входных дверей и номерами, прикрепленными к оконной раме на фасаде.

Какая-то полная дама в поношенном костюме для верховой езды ехала рысью на лошади по неровной мостовой. Дэр отошел от ограды, намереваясь обратиться к всаднице и расспросить ее, но она уже успела свернуть к угловому дому.

– А у меня новая игрушка.

Дэр обернулся. Тоненький детский голосок донесся из-за куста у ограды и принадлежал мальчугану с пухлыми щечками и золотыми, словно у ангелов, кудрявыми волосами.

– Покажи ее мне, – попросил Дэр.

Ребенок выбрался из гущи листвы и ветвей. Он прижимал к себе маленькую деревянную лошадку на колесиках, на спине лошадки сидел всадник в военной форме. Мальчик поставил игрушку на землю и потянул за привязанную к ней веревочку. Игрушка покатилась вперед, при этом механизированная лошадка встала на дыбы, а всадник поднял руку, в которой держал саблю.

– Ее купили в магазине Хэмли, – объяснил мальчик.

– Тебе здорово повезло, – сказал Дэр.

– Я знаю. Меня зовут Мертон Прингл.

– Ты живешь поблизости?

– Вон там. – Мертон просунул руку сквозь прутья ограды и показал в сторону Фрит-стрит. – Моя мама леди Прингл, а папа сэр Уолтер. Мои братья живут в пансионе академии на другой стороне площади. Уолта зовут Прингл-старший, а Энтони – Прингл-младший. Дэр решил поддержать новое знакомство.

– Здесь у вас много соседей. Ты знаешь, как их зовут и кто где живет?

Юный Мертон несколько раз кивнул своей золотой головкой.

– Я ищу леди, которая живет где-то здесь. Ты знаешь Анну Сент-Олбанс?

Лицо у мальчика сделалось очень серьезным.

– Мне не велят о ней говорить.

– Неужели? А почему?

– Мама говорит, что она плохая, испорченная и безнравственная. Я не знаю, что это значит, знаю только, что это нехорошо. Наша горничная Лиззи сказала мне, будто у мадам Сент-Олбанс много любовников. Это мужчины, которым нравится целовать женщин. Разве целовать кого-то нехорошо?

– Иногда, – мрачно ответил Дэр. – Смотря по тому, кто целует. И как он это делает.

Много любовников. Испорченная и безнравственная. Эти сведения противоречили его собственному впечатлению и тому, что говорила ему Ориана. «Я не шлюха», – сказала она, отказавшись пойти к нему в номер гостиницы в Ливерпуле. «Мне пришлось отклонять подобные предложения в течение нескольких лет». Так она заявила во время их разговора в сумрачном церковном дворе.

Непостижимость Орианы приводила Дэра в ярость, а требования ее профессии, докучливые и обременительные, беспокоили его, хоть и не охлаждали желания обладать ею. Но ее коллекция джентльменов, разумеется, вносила неожиданные осложнения.

– Я иногда вижу, как папа целует Лиззи в уголке за дверью гостиной, а еще в темном месте под Лестницей. Думаю, он тоже любовник.

– Полагаю, что так, – рассеянно ответил Дэр, которого ничуть не занимали интрижки в семействе Прингл, он пытался придумать, как вырвать Ориану из круга ее разнообразных поклонников.

– Покажи мне дом, где живет мадам Сент-Олбанс.

– А вон там, – сказал мальчик, вытянув свой короткий указательный палец.

– Дом с опущенными жалюзи? Или рядом с ним, возле которого стоит карета?

Из кареты выбрался мужчина. Мальчуган прошептал:

– Это один из любовников. Лиззи говорит, он лорд. Наверное, Томас, про которого поют в песне.

– В какой песне?

Из дома вышел пожилой слуга и впустил визитера. А Мертон тоненьким дискантом пропел песенку о прелестной Анне Сент-Олбанс, «птичке со сладким голоском», по которой томятся множество джентльменов, но сейчас «успеха добился Томас», который и заключил ее в свои объятия.

Когда Дэр узнал отвратительную правду об Уилле Брэд-филд, очевидность предстала перед ним в одно мгновение. Что же касается Орианы, сведения – чертовски противоречивые и запутанные до предела – следовали непрерывным потоком.

Очаровательная вдова, которая шарахалась в сторону от поцелуев, оказалась известной певицей, выступающей на сцене, и незаконной дочерью беспутного герцога. Она сама и один из ее многочисленных любовников стали героями уличной песенки. Ее нынешний покровитель – аристократ, владеющий роскошной каретой с гербом на дверце, и этот покровитель наносит ей визит среди бела дня.

«Точь-в-точь как Доррити Кроуи, – подумал Дэр, – переходит от одного мужчины к другому». Ненасытная, жаждущая все новых развлечений, не в состоянии успокоиться. И что самое скверное, необыкновенно лживая.

– Мне пора идти, – сказал он мальчугану и направился к дому Орианы.

Ухватившись за дверной молоток, Дэр вложил в удары всю свою злость. Пожилой слуга, изумленный неистовством его стука, осведомился, какое у него дело.

– Передайте вашей госпоже, что знакомый ей джентльмен желал бы засвидетельствовать свое почтение. И, пожалуйста, не говорите мне, что она не принимает, я видел, как в дом только что вошел визитер.

Отступив на шаг от входной двери, дворецкий – или, быть может, управляющий – произнес спокойно и вежливо:

– Прошу вас, сэр. – Он бережно принял у Дэра шляпу и передал ее молодому лакею в темно-желтой ливрее с кантами синего цвета. – Как позволите вас отрекомендовать?

– Корлетт.

Расхаживая по небольшой комнате, Дэр пристально разглядывал обстановку. Стулья, расставленные у камина, и присутствие в комнате раздвижного стола дали ему понять, что он находится в гостиной для утреннего завтрака. Он перешел в соседнюю комнату, достаточно большую и явно предназначенную для занятий музыкой и пением, здесь стояло фортепиано, на столе лежала стопка нот, в углу находился пюпитр для них, а на диване лежал музыкальный инструмент, похожий на гитару. Осмотревшись получше, Дэр решил, что комната служит Ориане также и библиотекой. На полках в шкафу стояли по преимуществу старые, даже очень старые книги. Нижнюю полку занимали тома in folio[8] – вероятно, партитуры. На стенах висели вставленные в рамы картины из театральной жизни. С одной из них соблазнительно улыбалась Салли Верной с букетиком цветов в руке. Нашел Дэр и портрет Джозефа Вернона, помещенный между двумя медными настенными канделябрами.

Так значит, в этой милой, уютной комнате Ориана поет, играет и развлекается со своими поклонниками. Несмотря на испытываемые им душевную боль и ярость, Дэр заметил, насколько обстановка в этом приюте отдохновения и радости соответствует личности Орианы, ее интересам и ее прошлому. Со своим женским тактом и вкусом Ориана создала дом такой теплый и одновременно стильный, о каком Дэр мечтал для себя.

Заслышав шаги на лестнице, он обернулся.

– Мадам Сент-Олбанс примет вас, – сообщил все тот же немолодой слуга, даже не стараясь скрыть свое недоумение.

Дэр поднимался по лестнице, и сердце его колотилось в унисон с тяжелой поступью. Увидит ли он Ориану рассерженной? Встревоженной? Пристыженной?

Дэр вошел в гостиную. Ориана, сидя на канапе, вела серьезный разговор с худощавым джентльменом, виски которого были тронуты сединой. Выглядела Ориана просто ангелом, а ее платье с высокой талией – белым облаком из множества слоев полупрозрачной ткани. Глубокий вырез обнажал прекрасные белые плечи и верхнюю часть груди. Каштановые кудри, перевязанные светлой лентой, открывали лоб. Пышный наряд в сочетании со строгим выражением лица распалил негодование Дэра.

– Сэр Дэриус, вот неожиданное удовольствие. – Голос прозвучал мягко, но за этой мягкостью скрывалось беспокойство. – Что привело вас в Лондон?

Пока Дэр еще только собирался ответить, титулованный джентльмен произнес:

– Дорогая моя, причина предельно ясна. Это вы.