"Не мир принес" - читать интересную книгу автора (Манов Юрий)

Глава 9 ВОЛЧАТА

— Ну-ка, ребята, попрыгали, — приказал Васинцов.

Команда, одетая в одинаковые черные комбинезоны, в «сферах», увенчанных фонариками, запрыгала на месте.

— Юдин, у тебя что-то звякает, сними наручники с пояса, спрячь в карман. Сколько раз говорил, что пластиковая «вязка» лучше и надежнее наручников. Ну, опять ты про свой «психологический эффект», мент поганый, прям, как ребенок. Еще раз попрыгали. Отлично! Приборы ночного видения у всех в порядке? Еще раз напоминаю: один вяжет, второй прикрывает спину. Не гонитесь за количеством, все равно район окружен, действуйте наверняка. Корича ведем парами, Вазгян с Юдиным первые…

Корич единственный из группы был одет в обычную матерчатую куртку, черную вязаную шапочку, высокие ботинки-говнодавы. Он выглядел абсолютно спокойным, только скулы шевелились без остановки.

— Что, снова чувствуешь?

Корич кивнул.

Они шли след в след. Девять человек, служивших в разных родах войск, проходивших обучение в разных школах спецназа, у разных учителей и преподавателей, теперь действовали как единый, слаженный организм.

Корич уже дал знак, что почувствовал стаю. Он шел, покачиваясь, умело разыгрывая пьяного, из сумки в его руке торчало заткнутое свернутой газетой горлышко литровой бутыли и кончик батона вареной колбасы. Васинцов уже заметил трех подростков, внимательно следящих за Коричем. Они отставали шагов на пятьдесят и медленно сокращали расстояние. Васинцов скомандовал группе остановиться, отправив вперед только Вазгяна с Юдиным для подстраховки Корича, и связался с Первым.

— «Лосята» пошли, их зацепили, — сказал полковник более чем лаконично, — ни пуха…

Корич прислонился к фонарному столбу и стал очень натурально ковыряться в ширинке. Что такого, выпил мужик, отлить захотел, а туалетов общественных здесь не предусмотрено.

— Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь! — с надрывом проорал Корич, орошая снег, мощной струей.

Да, меняются времена, портятся нравы, никаких тебе «Закурить не найдется» или «Как пройти в библиотеку», трое пацанов, на ходу вытаскивая из-под курток велосипедные цепи и дубинки, кинулись на «пьяного». По-всему первый же удар дубинкой должен был опуститься на голову Корича, но вместо этого резина звучно шлепнулась о дерево. Пацан даже как-то удивленно посмотрел на свое орудие, промазавшее по такой легкой цели. Цепь второго скользнула по рукаву куртки прапорщика, бейсбольная бита третьего и вовсе только свистнула в воздухе.

— Вы не, пацаны, вы не? — не выходил из роли Корич, умело прячась от ударов за столбом.

— Иди сюда, козел, иди сюда! — визгливо проорал один из нападавших, снова замахиваясь дубинкой. Он-то первым и полетел в снег от мощного удара в горло.

— Ах ты, сука! — заорал «велосипедист» и тоже немедленно повалился в сугроб. Третьего Коричу пришлось даже догонять, правда, тот ушел недалеко. Тут же два черных силуэта появились на едва освещенной тусклым фонарем дороге и, ухватив лежащие тела за шиворот, исчезли в кустах. Третьего Корич сам взвалил на плечо и отправился туда же.

— Можно считать, «языки» есть, — сказал тихо Васинцов, — на войне, как на войне.

— Пустите, менты! Мне еще четырнадцати нет, я жаловаться буду! — заорал «велосипедист», едва изо рта его вытащили собственную перчатку. Корич легонько ткнул его под дых, тот немедленно заткнулся.

— Тем более на малолетку пойдешь, — объяснил прапорщик спокойно, — попытка убийства.

— Хрен докажешь! — просипел, ловя воздух ртом, как рыба на берегу, упрямец.

— И доказывать не надо. — Корич отмотал пленку на цифровой камере чуть назад и продемонстрировал юнцу сцену нападения.

— А мы пошутили, — наконец восстановив дыхание, сказал любитель велосипедных цепей.

— Конечно, пошутили, — согласился Корич, — но вот прокуроры у нас вовсе без чувства юмора. «Восьмера» тебе светит, мой юный друг, а если Апостолам попадешься, и того больше.

— Апостолов давно отменили, — сквозь зубы прошипел волчонок.

— А это мы сегодня и проверим. Ладно, времени нет с тобой препираться. Сколько вас, кто главный, где место сбора сегодня?

— Ничего я тебе не скажу, ментяра… Ой…

Случайно луч фонарика осветил лицо Корича, и пацан увидел широкие надбровные дуги, глубоко посаженые глаза, мощные челюсти…

— И ты… и вы с ними? Но как же так?.. Не бей, не бей меня, дяденька, я все скажу…

— А ты пользуешься популярностью, — сказал Васинцов, забирая у Корича камеру. — Тюрьмы они не боятся, побоев не боятся, а вот как тебя увидели, «раскололись».

— Стараемся потихоньку на благо Родины, — пробурчал Корич.

— Ладно, ребята, действуем по заранее намеченному плану. «Лосят» уже окружили и гонят к старому стадиону. Наше место — раздевалка у хоккейной коробки, там все загажено, так что место выбирайте осторожнее, сигнал — зеленая ракета.

Они бежали, скользя по подмерзшему насту, поминутно оборачиваясь. Низенький мужичок в очках и полная молодая женщина с хозяйственными сумками в руках. Хохочущая и улюлюкающая толпа сзади не отставала, но и не приближалась.

— Откройте, помогите, помогите! — истошно закричала женщина, стуча в глухие ворота какого-то дома.

— Без толку стучать, без толку, бежим! — громко крикнул мужчина, увлекая спутницу вперед. — Говорил же тебе, надо было у сестры остаться!..

Толпа сзади захохотала и заулюлюкала еще громче.

— Ты как, Карин? — шепотом спросил Петрович.

— Нормально, камера только мешает и платок сбивается.

— Ладно, давай сумку, которая потяжелей, и поднажмем вон к тому переулку.

В переулке разом захохотала еще одна компания малолеток. Чувствовалась опытная рука, их грамотно обложили и загоняли в давно намеченное место…

— Ну что, что вам от нас нужно?! Деньги? У меня только триста двадцать старыми и проездной, нате, держите! — и женщина кинула к ногам толпы потрепанный кошелек. — Шапка нужна? Коля, отдай им свою шапку! — Она сорвала с головы «мужа» потертый «пыжик» и кинула его туда же.

Толпа, окружившая жертвы на хоккейной коробке, захохотала громче и подвинулась еще на шаг, сжав кольцо. Совсем юные подростки и уже усатые парни призывного возраста размахивали дубинами, утыканными гвоздями, велосипедными цепями, битами и арматурой.

— Смотри, — прошептал Васинцов, жмурясь, — у них даже освещение предусмотрено, чувствуется опытная рука.

— И хорошо, значит, «ночники» не понадобятся, — также шепотом ответил Юдин. — Теперь только прожекторов не хватает.

Словно услышав его слова, тут же разом вспыхнули прожектора на старых ржавых мачтах по углам стадиона. И одновременно толпа затихла, в одном месте она расступилась, пропуская в центр высокого парня в черной куртке.

— Рахимов, точно он! — прошептал Юдин.

Васинцов выразительно на него глянул, мол, и без тебя вижу, чего болтать без надобности…

Парень вышел вперед, остановился в пяти шагах от жертв и поднял руку:

— Братья волки! — крикнул он. — Сегодня мы принимаем в стаю новых волков. Пусть они попробуют свежей крови жертв! Пусть живут сильные, пусть слабые станут их пищей! Только когти и зубы!

Под рев толпы из нее вышло с десяток подростков, они побросали в снег свое оружие и разом завыли.

— Вот цирк! — выругался Юдин.

— Пора, командир, пора, — тронул Васинцова за руку Гулин. — Смотри, Карина сейчас не сдержится. Не появится вожак, неужели ты не понимаешь?

Васинцов отложил бинокль и кивнул…

— Че за байда, «отморозки», почему без хозяина?

«Посвящаемые» волчата были всего в трех шагах от прижавшихся друг к другу Карины и Петровича. Они, как и все остальные, обернулись на голос. Корич стоял, опершись спиной о бортик хоккейной коробки, засунув руки в карманы, и жевал «беломорину». Как по команде толпа перевела взгляд с пришельца на вожака — Рахимова. По виду того было заметно, что незапланированное сценарием явление его довольно удивило, но он быстро собрался.

— Ты что за хрен с горы? — презрительно сказал Рахимов.

— А подойди, узнаешь, или ссышь?

Был бы это обычный мужик, с обычным лицом, он не прожил бы и минуты. Корич уже видел, как сжимают руки пацанов дубины, как оскаливаются клыки в зловещих улыбках, но… звериная рожа Корича словно завораживала…

— Так что, баклан, заржавел? — с издевкой сказал Корич и плюнул на снег.

Рахимов кивнул стоявшим рядом с ним пацанам, видимо, особо приближенным, и поднял со снега чью-то самодельную биту, утыканную гвоздями. Он сделал слишком большой разбег, он начал замахиваться слишком рано, слишком широко, четко показывая, куда будет нанесен удар. Корич даже рук не вытащил из кармана, а шагнул в сторону и пропустил мимо проскочившего по инерции Рахимова. Тут же добавил ему ускорения, врезав локтем по затылку, ногой припечатал одного приближенного к бортику коробки и увернулся от цепи третьего.

— Ловко работает, черт! — не сдержался Васинцов, не выпуская ближайших к схватке пацанов из прицела.

Корич ловко уронил оставшегося приближенного на снег и наступил ногой на горло Рахимову.

— Сдохнешь, сука! — захрипел Рахимов, силясь вытащить что-то из-за пазухи. Корич быстро нагнулся, ткнул ладонью в кадык Павлу Хайруловичу и вытащил у него из-за пазухи тяжелый «ТТ». Сунув пистолет в карман, он снова повернулся к затихшей толпе и совершенно без эмоций сказал:

— Я че, не ясно выразился, уроды? Хозяин где?! Хозяина мне! — И, чтобы окончательно сломить и подчинить себе толпу, быстро прыгнул, схватил за грудки стоявшего ближе всех пацана с палицей и заорал тому прямо в лицо: — Слышь, обмылок, где хозяин, убью!

Пацан завизжал, выронил свое грозное оружие, толпа подалась назад… Краем глаза Васинцов заметил, как Петрович увлекает Карину к краю площадки.

— Здесь хозяин! — раздалось отчетливо.

Васинцов снова вскинул винтовку и заискал прицелом. Нашел быстро. Невысокий, но очень крепкого сложения мужчина в глубоко надвинутой на глаза черной шапочке вышел из толпы и остановился перед Коричем. Тот уронил обоссавшегося пацана на снег и с интересом уставился на вожака.

— Чикатил, точно — чикатил, — громко прошептал Васинцов, разглядывая лицо крепыша через прицел. — Ярко выраженный чикатил! Вот он, вожак.

Действительно, вытянувшаяся вперед верхняя челюсть с торчащими зубами, скошенный назад лоб, сросшиеся брови, по сравнению с этой мордой даже далеко не ангельское лицо Корича выглядело красивым. Вожак медленно снял с себя куртку и одним рывком содрал майку. Толпа восхищенно ахнула и даже чуть подалась вперед. Короткий торс весь бугрился от сплетений мышц. Мощная спина была покрыта густой курчавой шерстью.

Все произошло очень быстро. Вожак что-то сказал. Нет, даже не сказал, а полупровыл, полупрорычал. Корич неожиданно ответил подобным рыком, и они кинулись друг на друга. Да, Коричу пришлось нелегко, его соперник был очень силен, невероятно силен. С ходу сбив прапорщика на снег, вожак победно заревел, открыл ужасную пасть и вцепился Коричу в горло.

— Командир, командуй, командир! — громко зашептал Юдин. — Он же загрызет его!

— Отставить! — прошипел Васинцов, хотя сам едва удерживался, чтобы не нажать на курок. Он знал, что горло Корича защищено толстенной цепью фальшивого золота, специально на этот случай. Но кто знает, на что способно это звероподобное существо. Сладит ли прапорщик?

Даже в реве толпы Васинцов расслышал громкий хлопок, это Корич обеими ладонями с силой ударил по ушам противника. И хоть густые волосы, покрывавшие уши выродка, смягчили удар, тот завыл и вскочил на ноги, выпустив жертву. Толпа взревела еще громче, прапорщик тоже вскочил, бросился на врага и… сам вцепился тому в шею зубами.

— Что он делает? — чуть ли не вслух спросил Юдин.

— Заткнись, идиот! — прошипел Васинцов и мягко спустил курок. Тело зверя дернулось, Корич взревел и повалил противника на спину, тот несколько раз дернулся и затих. Толпа ахнула.

Корич встал, пошатываясь, стряхнул с себя снег, утер окровавленный подбородок, пнул ногой поверженного врага и вдруг, высоко подняв голову, победно завыл на луну. И толпа его вопль подхватила!

Они выли минут пять, ужасно выли. Первым не выдержал и закрыл ладонями уши Кайметов, следом Дзюба, Гулин и остальные. Васинцов даже не понял, когда вой прекратился, когда толпа разом ломанулась по сторонам и почему так тихо вокруг. Корич стоял на площадке один над двумя лежащими неподвижно телами. Нет, еще Петрович с Кариной, про которых все забыли. Они стояли такие смешные в комплексе, маленький щуплый мужичок и высокая, статная девушка. Карина, вытащив подушку из-под пальто, уже не скрываясь, снимала все на камеру: торжествующего Корича, хоккейную коробку, усыпанную зловещими орудиями, которыми за пять минут до этого размахивала толпа… Пора!

— Ракету! — скомандовал Васинцов, выходя из раздевалки на улицу. Юдин вытащил из кармана ракетницу и, зажмурившись, шарахнул в сторону луны.

— Первый, я третий! Вожак взят, стая разбежалась, основную часть можете проследить по радиомаячку, — сообщил Васинцов.

— Понял вас, — тут же прохрипела рация.

— Ну ты, брат, даешь? Как сам? — спросил Васинцов, хлопая Корича по спине.

— Ве-ве, ве-ве-ве…

— Чего?

Корич наконец вытащил изо рта «золотые» зубы на протезе и бросил их в снег:

— Вешь ижык порежал, оштрые…

— А эти как, живы?

— А ще им жделается? Вовремя ты, човарич капитан, его вырубил…

— Это ты его по ушам вырубил, я припозднился. Да и ампула в стрелке не могла так быстро подействовать.

Корич стер кровь, продолжавшуюся сочиться изо рта, пошатнулся и уселся прямо в снег. Кайметов, на ходу расстегивая аптечку, бросился к другу…

Вокруг было светло от мигалок милицейских машин. Военные деловито устанавливали освещение от передвижной электростанции, милиция решительно отодвигала толпу встревоженных мужчин и женщин от овощного павильона рынка, в котором содержались задержанные в ходе облавы. Теперь герои, еще час назад чувствовавшие себя хозяевами чужих жизней, выглядели довольно жалко. Омоновцы не церемонились при задержании, физиономии и бритые головы некоторых волчат были украшены синяками и шишками. Они испуганно жались к овощным прилавкам, со страхом поглядывая на здоровенных милиционеров в масках. Подходя по одному, они безропотно выкладывали на центральный прилавок ножи, кастеты, все остальное, что еще не нашли при задержании.

Полковник молча пожал руку подошедшему Васинцову и поднял большой палец руки. Васинцов также молча передал ему видеокассету и стрельнул сигарету.

Родители получали своих отпрысков с рук на руки: сдавали деньги суровому майору в очках, сидевшему за раскладным столом, и расписывались в оплате штрафа. Многие папаши тут же брались за ремни и от души начинали несознательных наследников поучать. Особенно Васинцова удивило, что среди задержанных много девочек, почему-то в толпе у стадиона он их не заметил. Некоторые нимфетки тоже немедленно получали ремня.

— Дамочка, дамочка, отойдите, пожалуйста, в третий раз вам говорю, — устало объяснял молоденький летеха с мегафоном в руках. — Отпускаем только тех, кому меньше четырнадцати, понимаете, по закону так положено. Вашему уже давно пятнадцать.

— Но поймите меня, — чуть не плакала культурная такая дама в богатой меховой шубе, — мой Виталик, он же ребенок!

— Дамочка, ваш ребенок людей убивал, понимаете? Людей! Забивал дубиной с гвоздями незнакомых ему людей до смерти. Понимаете? Вы бы ночкой задержались с электрички последней и вас бы тоже того, понимаете? Вы же культурная дама, знаете закон, после наступления темноты все дети должны быть дома, на улице появляться в темное время только в сопровождении взрослых. За ребенком своим следить было надо, а не плакать, когда уже поздно, понимаете?

— Но мой Виталик не мог! — всхлипнула мамаша. — Он такой добрый, начитанный, он марки собирал…

— Разберемся, мамаша, разберемся с вашим филателистом, проходите. — Мент вооружился мегафоном и снова громко прокричал: — Эй, малолетки до 14 еще есть? То есть родители ихние. Подходите…

В толпе Васинцов неожиданно заметил Анну Семеновну, заспанную, закутанную в серый оренбургский платок. По всей видимости, торопясь, она надела пальтишко прямо на ночную рубашку, а валенки — на босу ногу.

— За Михаилом, хозяйка?

Анна Семеновна испуганно глянула и, по всей видимости, не узнала в высоком стройном офицере своего сегодняшнего работника. Но все же сказала:

— За ним, за Мишей, кто ж за него, сироту сердешного, еще слово замолвит?

— Лейтенант, помогите женщине, и, пожалуйста, без штрафа, — сказал Васинцов милиционеру и указал на Анну Семеновну. Лейтенант вопросительно посмотрел на Одинцова, полковник коротко кивнул. Через минуту Анна Семеновна отвешивала мощные затрещины бритому испуганному пареньку в черной куртке и высоких ботинках.

— Что же ты, ирод окаянный, со мной делаешь?! Что я твоей матери-то скажу, как вернется?!

Внезапно толпа зашевелилась, сначала раздались недоуменные возгласы, потом отдельные смешки, а через минуту все собравшиеся на станции зашлись хохотом. К Поездку вели вожака. Только теперь Васинцов разглядел его подробно, у вожака были удивительно длинные, непропорционально длинные руки, скованные за спиной наручниками и для верности перехваченные пластиковой «вязкой». Что-то еще в этих руках было не так. Заканчивались пальцы рук длинными, неровно обгрызенными когтями. Уши у него были острые и вытянутые, покрытые рыжей шерстью, лицо, залепленное тут и там пластырем, уже не казалось таким зловещим, скорее — жалким. Но главное, главное! Из разорванных сзади штанов арестованного торчал какой-то короткий, заросший шерстью отросток. Хвост!

— Так это ж Количко Виктор Дмитрич, бывший физрук в школе, тренер по боксу, — услышал Васинцов женский голос поблизости. — Его с работы выгнали за растление малолетних. Говаривали, что посадили, а он вот где. Эка его торкнуло…

— Да, Витек что-то больно на обезьяну стал смахивать, да еще с хвостом. А ведь симпатичный был мужик, — сказал еще кто-то.

Словно услышав, Количко обернулся и встретился взглядом с Васинцовым.

— Чистый чикатил, — сказал вслух капитан. — Ценный научный материал. С хвостами нам еще не попадались…

Корич сидел в вагоне-ресторане, пуская кольца дыма к потолку. Перед ним на тарелке сиротливо растопыривал в стороны ножки-крылышки цыпленок табака в крупных дробинах горошин.

— Чего не ешь, — спросил Васинцов, подсаживаясь за стол, — невкусно?

— Почему, вкусно приготовлено. Это Вазгян повара научил. Только я мяса хочу, полусырого, как в фильмах американских: «бифштекс непрожаренный, с кровью». Слушай, капитан, может, сдашь меня своим ученым? Я, кажется, крышей поехал.

— Водку пробовал?

— Не хочу водки, не лезет.

— А ты через силу попробуй. Как во время сильного бодуна, не хочешь, а надо.

— Ладно, наливай.

Корич долго собирался с духом, наконец громко выдохнул и опрокинул бесцветную жидкость в себя. Не закусывая, некоторое время молча сидел, прислушиваясь к ощущениям.

— Вроде отпускает.

— По второй? — с ходу предложил Васинцов.

Корич кивнул, уже без подготовки выпил и с аппетитом захрустел крылышком цыпленка.

— Кстати, насчет ученых, — вроде как бы между прочим сказал Васинцов, копаясь вилкой в салате. — Тут с тобой поговорить хотят насчет твоих ощущений.

— Что, командир, отдашь меня на опыты, как кролика?

— Ты же сам попросил, — пошутил Васинцов. — Не болтай ерунды. С тобой только поговорить хотят и только по поводу операции. Ты же с этим боксером рычал что-то.

— Я рычал?

— Тебе что, видео показать? Карина все подробно со своего пуза сняла.

— Потом посмотрю. И что же я… рычал?

— А хрен тебя знает? Ты-то что помнишь?

— Да не рычал я ничего. Парой слов мы с этим уродом перекинулись и все.

— Что за слова?

— Он мне говорит, мол, вали отсюда, козел, это моя территория и моя стая. А я ему; «За козла ответишь!» Тогда он орет, что порвет меня, как грелку, а я ему, мол, давай попробуй, посмотрим кто кого…

— Ты уверен, что говорил это?

— Ну да, стопудово! — Корич покончил со вторым крылом и взялся за ножку. — Хотя, ты знаешь, мне показалось, что я чувствую его мысли или… ощущения. Сначала он меня посчитал недостойным соперником, но в последний момент как-то засомневался, хотел даже перчатки снять, тогда бы мне совсем хреново пришлось. У него там когти, но он волчат еще не приучил полностью к зверю, понимаешь? Не решился когти показать…

— Так ты можешь это врачам… специалистам рассказать?

— Легко.

— Ну вот и расскажи. И еще… Ты завыл, когда этому боксеру кровь на горле пустил. Это ты специально?

— Я завыл?!

— Ладно, проехали. Давай еще по одной и пойдем этого боксера навестим. С ним сейчас как раз Одинцов работает.

— Что, кстати, про этого боксера известно?

— Да ничего особенного. Родом с Украины, из-под Житомира, служил в десанте, там увлекся боксом. После дембеля подался в Москву, в институт физкультуры, провалился на экзаменах, пошел в милицию, заочно учился в педучилище. Имеет поощрения от руководства. В вуз все-таки поступил, окончил его, но по распределению не поехал. В ельцинские времена бандитствовал в «бригаде» спортсменов, но особо не высовывался и срока избежал, уехав домой на Украину. Потом вернулся, купил домик в Подмосковье, устроился в школу, открыл секцию бокса. Тоже поощрялся руководством, возил своих ребят из секции на областную олимпиаду и даже чего-то там выиграл. Установил в секции жесткие порядки, с двойками и даже тройками до тренировок не допускал, а особо провинившихся, говорят, даже того…

— Педофил?

— Доказать ничего не смогли, потерпевшие дети от показаний отказались, сказали, что хотели отомстить таким образом тренеру за отстранение от занятий. Но из школы его поперли. Он продал дом и исчез. Вот в общем-то и все…

— Познавательно. Надо же, боксер-педофил, но ведь не сиделый. Ладно, пойдем посмотрим на него. Слушай, а зачем надо было Поездок вызывать, а не в обычный отдел?

— Столько народу сразу тут ни одно отделение милиции не вместит. Да и не хочется пацанов вместе с урками держать. Даже этих. Хотя еще не ясно, кто опаснее.

— Послушайте, Количко, не надо прикидываться невменяемым. Еще ночью вы прекрасно изъяснялись на чистом русском языке, есть видеозапись. В ваших же интересах сотрудничать со следствием, если не хотите, чтобы на вас, кроме «вовлечения несовершеннолетних», навесили и более весомые грехи типа убийства…

Они сидели за темным стеклом комнаты допросов уже минут десять и наблюдали, как следователь пытается выбить из смотрящего в одну точку Количко хоть слово.

— Он ничего не скажет, — уверенно сказал Корич. — Сейчас он унижен, подавлен, он вожак, потерявший стаю. Он повержен, опозорен перед стаей, и теперь до смерти он — волк-одиночка. Он будет только убивать, пока кто-нибудь другой не убьет его.

— А стать вожаком новой стаи?

— Только эта мысль и удерживает его сейчас на этом свете.

— А что он чувствует по отношению к тебе?

— Ко мне?

— Ну, не конкретно к тебе, а к тому, кто его победил.

— А, это… Ненависть, естественно, и, как ни странно, уважение. И еще его бесит та мысль, что я завладел его гаремом.

— Гаремом?!

— Да, два десятка самок, в основном — молодых. Знаешь что, капитан, я бы распорядился на твоем месте проверить задержанных девчонок у гинеколога, не исключено, что многие из них — беременны. И ты, наверное, догадываешься от кого.

— Вот так новость, — сказал Васинцов и взялся за трубку телефона.