"Спартанец" - читать интересную книгу автора (Манфреди Валерио Массимо)ГЛАВА 2 Лук Критолаоса— Внимательно слушай, мой мальчик, — сказал старик, окидывая юного Талоса проницательным взглядом. — Ты знаешь, что птица со сломанным крылом никогда не будет снова летать. Талос внимательно слушал его, сидя на корточках рядом с Криосом. — Но человек — другое дело. Ты ловкий и смышленый, хотя твоя нога и изувечена. Однако я хочу, чтобы ты стал еще более сильным и уверенным в своих движениях, и даже гораздо более крепким, чем все твои сверстники. Посох, который ты сжимаешь в руке, станет тебе третьей ногой, и я научу тебя пользоваться им. Сначала тебе будет неудобно и непривычно, но для того, чтобы посох заработал, от тебя потребуется упорство и настойчивость. Эта палка может значительно больше, чем просто служить тебе опорой при ходьбе, как это было до сих пор. Ты научишься пользоваться ею для того, чтобы разворачивать свое тело в любом направлении, держась за нее одной рукой, или обеими, — как будет нужно. — А что тебе не нравится в том, как я хожу, Критолаос? Ты хочешь сказать, что я медлителен, недостаточно быстро хожу и бегаю? Я могу догнать любую овцу, которая отбилась от отары, и на любых длинных переходах к пастбищам, я справляюсь лучше Криоса, а у него четыре ноги! — Я знаю, мой мальчик, но пойми: твое тело растет и искривляется, словно тонкое сырое полено, оставленное на солнце. Талос нахмурился. — Если мы допустим это, то ты будешь все больше и больше ограничен в движениях, а после того, как твои кости затвердеют и потеряют подвижность, ты вообще не сможешь пользоваться своей силой. — Талос, — продолжал старик. — Твоя нога была повреждена, когда повивальная бабка слишком сильно тащила тебя из чрева матери. Твоего отца, Хиласа, убил в горах медведь, и я обещал ему перед тем, как он навсегда закрыл глаза, что сделаю из тебя мужчину. Конечно, мне это удалось: ты сильный духом, быстрый разумом, и у тебя щедрое сердце, но я также хочу, чтобы ты стал очень сильным, и таким умелым и смышленым, чтобы для тебя не было ничего невозможного. Старик немного помолчал, прикрыв глаза, словно подыскивал нужные слова в своем старом сердце. Положив руку на плечо мальчика, он медленно продолжал: — Талос, ответь мне честно. Ты вернулся на равнину, чтобы увидеть воинов, хотя я и запретил это? Мальчик опустил глаза, вертя веточку между пальцами. — Да, я знаю, — продолжал старик, — ты вернулся. И мне кажется, я знаю — почему. — Если знаешь, — прервал мальчик, нахмурившись, — тогда скажи мне, дедушка, потому что я этого не знаю. — Ты зачарован их силой и могуществом. Потому что у тебя в груди бьется сердце не простого пастуха. — Ты смеешься надо мной, Критолаос? Кем еще, кроме как слугами и пастухами отар, принадлежащих другим людям, мы можем быть? — Это неправда! — вдруг воскликнул старик, и на мгновенье в его глазах блеснул яростный огонь. Рука, как лапа старого льва, опустилась на запястье мальчика и обхватила его. Талос был поражен и смущен. Старик медленно убрал руку, опуская глаза и голову — обычный жест человека, которому пришлось научиться подчинению и смирению. — Нет, это неправда, — продолжил он более спокойным тоном. — Наш народ не всегда томился в рабстве. Было время, когда мы господствовали над горами и долинами до самого западного моря. Мы правили равнинами до самого мыса Тенар, пасли на них горячих лошадей. Нестор и Антилох, правившие в Пилосе и Ифоме, были на стороне Агамемнона под стенами Трои. Когда дорийцы пришли на эти земли, наш народ доблестно сражался, прежде чем покориться. В наших венах течет кровь воинов. Царь Аристомен и царь Аристодем… — Они все мертвы! — закричал мальчик. — Мертвы! И все эти воины, о которых ты говорил, вместе с ними… Его лицо исказилось от гнева, вены на шее вздулись. — Мы рабы, слуги, и всегда ими останемся! Понял, старик? Слуги! Критолаос пристально смотрел на него, опечаленный и удивленный. — Слуги, — повторил Талос смущенно, понижая голос. Талос взял руку старика, который молчал, сбитый с толку яростью мальчика. — Сколько лет тому назад, — продолжал Талос, смягчаясь, — скажи мне, сколько лет тому назад происходило все то, о чем ты говорил? Слава твоих царей забыта. Я знаю, о чем ты думаешь, я знаю, что мои слова неожиданны для тебя, ты удивлен, потому что я всегда слушал твои рассказы. Они прекрасны… Но я больше не маленький мальчик! Твои мечты вызывают боль в моем сердце… Наступила долгая тишина, нарушаемая только блеянием отары в загоне. Внезапно старик встал, напряженно прислушиваясь. — Что это? — спросил Талос. — Слышишь их? Волки! Они точно так же выли в ту ночь, когда ты… появился на свет. Но сезон спаривания еще не наступил. Не странно ли это? — О, пусть себе воют! Пойдем в дом. Идет дождь, уже почти темно… — Нет. Ты знаешь, Талос, что иногда боги посылают людям знамения? Пришло время тебе узнать об этом. Возьми плащ и факел и следуй за мной. Они отправились в лес, который неясно вырисовывался на краю поляны. Старик выбирал извилистую тропинку между деревьев, за ним следовал молчаливый, погрустневший мальчик. Почти через час ходьбы в полном молчании они пришли к подножью скалы, покрытой густым слоем мха и возвышающейся над всеми остальными. У основания скалы была груда камней, которые, казалось, скатились с горы. — Отодвинь эти камни, — приказывал Критолаос. — У меня нет сил, я не могу сделать это сам. Талос послушался, ему было любопытно, и он с нетерпением ждал, в надежде, что старик откроет свою тайну. Дождь прекратился, ветер затих. Лес погрузился в тишину. Талос работал энергично, но задача оказалась совсем не простой. Камни, намоченные дождем, покрытые зеленоватым, липким мхом, выскальзывали из рук, но мальчик упорно продолжал трудиться. При свете факела, который держал старик, Талос заметил, что внизу мелькнуло углубление. Он отодвинул последний камень — и перед ними оказался подземный ход! Заглянув в темноту, мальчик разглядел ступени неправильной формы, покрытые серой плесенью. — Давай войдем, — сказал Критолаос, кивая головой в сторону входа в туннель. — Помоги мне. И добавил: — Я не хочу сломать ногу. Первым начал спускаться Талос, останавливаясь, чтобы подать руку старику, который опирался на мальчика, чтобы не оступиться. Они вместе продолжали спускаться по неровным ступеням, высеченным в скале, и, наконец, достигли входа в небольшую пещеру. Высота потолка, с которого каплями стекала вода, едва позволяла человеку выпрямиться в полный рост. Пещера казалась пустой, пока Критолаос, не осветил факелом один из углов, где стоял большой деревянный сундук, окованный зеленоватыми бронзовыми пластинками. Старик поднял щеколду и кончиком ножа счистил смолу, которой была запечатана крышка. — Открой, — приказал он Талосу, который удивленно наблюдал за действиями пастуха. — Что в сундуке? — спросил мальчик. — Какое-то сокровище, которое ты прятал ото всех? — Нет, Талос, здесь нет богатства. Некоторые вещи значительно ценнее золота и серебра. Открой его, и ты увидишь… Старик подал ему нож. Крышка сундука была хорошо и плотно запечатана, но Талосу удалось справиться с ней. Он бросил вопросительный взгляд на Критолатоса. Старик кивнул. Талос с усилием поднял крышку и прислонил ее к стене пещеры. Факелом он осветил содержимое сундука. То, что он увидел, лишило его дара речи: великолепный бронзовый шлем, увенчанный клыками волка в металлической оправе; тяжелая бронзовая кираса, украшенная серебром и оловом; меч с янтарным эфесом в ножнах; чеканные наголенники и набедренники; огромный щит, украшенный изображением волчьей головы, — все было в таком виде, словно только что поступило из оружейных мастерских. — Невероятно, — выдохнул Талос, все еще не осмеливаясь протянуть руку и прикоснуться сокровищу. — Но это невозможно! Этот сундук был закрыт и запечатан в незапамятные времена. Однако взгляни на эти доспехи: они в отличном состоянии! — Рассмотри получше, потрогай их, — приказал старик. Мальчик протянул руку и дотронулся до ослепительного оружия. — Смазка! — прошептал он. — Все смазано маслом. Дедушка, неужели это твоя работа? — Да, моя. До меня были другие хранители, в течение долгого времени. Вон тот мешок тоже пропитали смазкой, перед тем как положить сюда и закрыть. Открой его, — сказал Критолаос, указывая на темный сверток, который мальчик сперва и не заметил, ослепленный доспехами. Талос возбужденно старался открыть жесткий мешок и, наконец, вытащил огромный лук, полностью покрытый слоем бараньего жира. — Превосходно! — воскликнул Кристолаос. — Он все еще сохранил прекрасную форму. Он снова сможет стрелять, если попадет в умелые руки. Его глаза заблестели. — В умелые руки, — повторил он, поворачиваясь к мальчику с решимостью, внезапно осенившей его. — В твои руки, Талос! Худой, костлявой рукой с выступающими синими венами старик протянул огромный лук мальчику. Талос уставился на него, словно загипнотизированный, не осмеливаясь даже дотронуться до оружия. — Возьми, мальчик, он твой, — настаивал старик. Талос взял удивительное оружие в свои руки. Лук был сделан из рога, гладкого и отполированного. Захват для руки был покрыт тонким слоем серебра и украшен изображением головы волка. Справа были глубоко выбиты цифры, которые показывали число стрел, выпущенных из этого лука. Талоса охватили сильные чувства, тысячи мыслей вихрем проносились в его голове. Казалось, что старинный лук испускает таинственные флюиды, которые воспринимаются мальчиком, и само его тело поглощает их, дрожа, как тростник. — Чей это лук, Критолаос? Чьи это доспехи и оружие? Я никогда не видел ничего подобного. Даже воины там, внизу, на равнине, не носили ничего похожего… Этот лук сделан не из дерева. — Ты прав, Талос. Он сделан из рога. — Но животных с рогами такой длины не существует! — Ты прав, их не существует. По меньшей мере, в наших краях. Животные, рога которых использованы для этого лука, паслись на обширных просторах Азии десять или более поколений тому назад. Лук был преподнесен нам в качестве подарка властелином той страны. — Но кому… кому же он принадлежал? На лице Критолаоса появилось серьезное выражение. — Это лук царя Аристодема, властелина Пилоса и Ифомы, владыки Мессении, наследника Нестора. Он склонил на мгновенье свою седую голову, затем снова пристально посмотрел на мальчика, который стоял перед ним с широко открытыми глазами и распахнутым ртом. — Талос, мальчик мой, я так долго ждал этого мига… — Какого мига, Критолаос, что ты имеешь в виду? Я не понимаю… Мне кажется, что у меня в голове все плывет, как в тумане… — Мига, когда состоится передача царского лука. Я последний хранитель этого оружия, так ревностно сохраняемого в течение многих поколений. Оно является символом гордости нашего народа, последней памятью о нашей свободе. Наступило время, когда я могу доверить тебе эту ужасную и драгоценную тайну. Я стар, мне осталось жить совсем недолго, мои дни уже сочтены. Мальчик схватил лук из рога и уставился своими ясными глазами на доспехи. Внезапно он поднял глаза и встретился взором с взглядом Критолаоса. — Но что я должен делать? Я ничего не знаю о нашем народе. Оружие делается для сражений, разве нет? Не так ли, Критолаос? Я калека, и я еще ребенок. Закрой вновь этот сундук. Я не могу… Я не знаю как нужно… Ты не должен был показывать мне это оружие! Все бесполезно! Никто никогда не использует его снова. Старик положил руку на плечо мальчика. — Успокойся, Талос, успокойся. Существует многое, чего ты еще не знаешь, и чему ты должен научиться. На это потребуется время, но наступит тот день, когда кто-то облачится в эти доспехи. Когда это произойдет, царь Аристодем снова вернется к своему народу и восстановит утраченную свободу. Богам уже известно имя героя… А сейчас — бери этот лук. Я научу тебя пользоваться им для твоей собственной защиты и жить с этой тайной даже после того, как меня не станет. Лук будет твоим верным товарищем. Он убережет тебя от волков и медведей. И от людей, Талос. Да, также и от людей. — Почему мне должна грозить опасность от людей? Я никогда никого не обидел. Кому какое дело до жизни хромого пастуха? — угрюмо вопрошал Талос. — Существуют вещи, о которых я пока ничего не могу рассказать тебе, мальчик. Наберись терпения, когда-нибудь ты узнаешь. А сейчас, закрой этот сундук, пора уходить. Талос отложил лук. Опуская крышку сундука, он еще раз взглянул на оружие, мерцающее зловещими отблесками в неровном колеблющемся свете факела. Внезапно он протянул правую руку к эфесу меча. — Нет, Талос, остановись! — закричал старик, приведя мальчика в замешательство. — Не трогай это оружие! — Ты испугал меня! Почему я не могу потрогать его? Это всего лишь меч, даже если он и принадлежал Царю. — Великому царю, Талос. Но это не имеет значения, — пробормотал Критолаос, торопливо закрывая крышку сундука. — Это оружие проклято! — О, твои глупые суеверия! — Не шути с этим, Талос, — мрачно ответил старик. — Ты ничего не знаешь. Этим самым мечом царь Аристодем принес собственную дочь в жертву богам загробного мира, чтобы одержать победу над своими врагами и завоевать свободу для своего народа. Бесполезное деяние. С тех самых пор никто никогда не осмеливался взять этот меч в руки. Ты не должен даже дотрагиваться до него! Смущенный мальчик молча взял у старика факел и провел пламенем по краю крышки сундука, расплавляя смолу, чтобы снова запечатать его. Они вышли из пещеры, Талос заложил камнями вход в пещеру, маскируя его мхом так, чтобы не оставить никаких следов вторжения. Он побежал, догоняя Критолаоса, который уже начал спускаться по тропинке. Факел превратился в едва горящую головешку. В полном молчании они дошли до края полянки. Слабый свет заходящей луны осветил их маленький дом. Криос приветствовал их радостным лаем. Критолаос отбросил остатки догоревшего факела и помедлил, поворачиваясь к Талосу: — Однажды придет человек, чтобы забрать этот меч, Талос. Предсказано, что он будет сильный и невинный, движимый такой глубокой любовью к своему народу, что пожертвует голосом собственной крови. — Где же написаны эти слова? Кто сказал их? Откуда ты узнал? — спросил Талос, ища глаза старика, скрытые тенью. — Кто ты на самом деле? — Однажды придет день, и ты сможешь узнать все это. И этот день будет последним днем жизни Критолаоса. А теперь давай пойдем, ночь почти заканчивается, завтра нас ждет работа. Старик направился к домику. Талос последовал за ним, крепко держа величественный лук из рога, лук царя Аристодема. Талос лежал на соломенной подстилке в темноте, не смыкая глаз; тысячи мыслей вихрем проносились у него в голове. Сердце колотилось так же, как в тот день, там, на равнине, когда таинственный воин заговорил с ним. Он сел, протянул руку к стене, дотянулся до лука, который подарил ему Критолаос, и крепко схватил его двумя руками: лук оказался гладким и холодным, как сама смерть. Талос закрыл глаза и прислушался к бешеному ритму биения своего сердца, который отдавался в его горящих висках. Он снова лег. Перед закрытыми глазами возник город, обнесенный мощными крепостными валами, увенчанными башнями, построенными из гигантских валунов серого камня на вершине пустынной горы. Город окутало облако пыли. Внезапно налетел яростный ветер, который рассеял густой туман с выжженных полей. Появились воины. Те самые, которых он видел на равнине. Их были тысячи, — закованные в сверкающие доспехи, лица закрыты шлемами. Они продвигались по всем направлениям, окружая пустынный город. Появляясь из-за скал, кустов, из впадин и ям в земле как призраки, воины, побуждаемые навязчивым барабанным боем, раздававшимся из ниоткуда, шли вперед. По мере продвижения, их шеренги становились все более сомкнутыми. Они перешли на марш. Их щиты, размещенные рядом друг с другом, превратились в стену из бронзы. Как огромные, чудовищные клешни, они готовились зажать в тиски покинутый город. Необычайный круг сомкнулся, Талос почувствовал: у него так перехватило горло, что он не может дышать. Как он ни старался, он не мог открыть глаза или расслабить руки, которые впились в лук из рога, обжигавший его занемевшие пальцы. Внезапно из самого города вырвался пугающий, яростный крик, подобный грому. Стены ожили, на них появилось множество воинов, но других, не таких как внизу. На них были странные доспехи, щиты из бычьих шкур. Шлемы, также из кожи, не закрывали лиц. Талос увидел лица мужчин, юношей, стариков с седыми бородами. Внизу к стенам приставляли сотни лестниц, тысячи вражеских солдат поднимались наверх по этим лестницам во всех направлениях, с оружием в руках. В полной тишине они взобрались на стены города. Внезапно толпа на бастионах расступилась, на самой высокой башне появился воин-великан. Блестящие бронзовые доспехи полностью закрывали его тело. На боку висел меч с янтарным эфесом. Талос почувствовал, что глаза его затуманились, а сердце стало биться медленнее, в такт барабанному бою… Он снова взглянул в сторону происходящего действа; казалось, оно подходило к концу. Воин держал безжизненное тело девушки в черном плаще. Черная накидка, кровавая роза на груди, облако светлых волос… Она была прекрасна… Как бы ему хотелось дотронуться до ее волос, прикоснуться к этим нежным, бледным губам… Талос, калека! Снова раздалась барабанная дробь, громче, еще громче. Бронзовые воины заполонили стены, подобно полноводной реке, выходящей из своих берегов. Их мечи кромсали огромные щиты из бычьих шкур, пронзали кожаные кирасы. Они продвигались бесконечным потоком, десятками и сотнями — к человеку, который все еще стоял на самой высокой башне. Великий воин положил наземь тело девушки и бросился в самую гущу вражеского войска, яростно размахивая мечом с янтарным эфесом. Атакованный со всех сторон, он исчезал и появлялся снова, словно бык в волчьей стае. Тишина. Дымящиеся руины, разрушенные дома. Мертвые, мертвые повсюду. Покрывало пыли, принесенной теплым, удушливым ветром, накрыло тела мучеников, разрушенные стены, падающие башни. Одинокая, неподвижная фигура сидела на куче камней, почерневших от дыма. Старик, склонившись, руками закрыл лицо, залитое слезами. Седая голова приподнялась… Лицо, опустошенное болью… Лицо Критолаоса! Лицо Критолаоса, освещенное лучом солнечного света, было над ним. Старик что-то говорил, но Талос никак не мог расслышать слов, словно его разум и чувства все еще были узниками другого мира. Неожиданно мальчик осознал, что он приподнялся и сел на свою соломенную подстилку. Критолаос сказал: — Пора вставать, Талос. Солнце поднялось, мы должны гнать отару на пастбище. Что случилось с тобой, мальчик? Ты что, плохо спал? Вставай, свежий воздух пойдет тебе на пользу, холодная родниковая вода разбудит тебя. Твоя мать уже налила молоко в чашку. Одевайся скорее и приходи есть, — добавил он, уходя. Талос встрепенулся. Все еще ошеломленный, схватившись за голову руками, он медленно огляделся вокруг себя, ища глазами лук. Ничего! Лук исчез! Он заглянул под подстилку, поискал среди овечьих шкур, которые были кучей свалены в углу комнаты. Неужели все это было сном, — думал он. Нет, невозможно… Но что тогда? В полном оцепенении, он прошел за занавеску, отделяющую его спальное место от остальной части дома, и сел перед чашкой молока, налитого матерью. — Где дедушка, мама? Я не вижу его. — Он уже ушел, — отвечала женщина. — Он сказал, что будет ждать тебя с отарой на верхнем ручье. Талос быстро выпил молоко, положил кусок хлеба в свой мешок, взял палку и заторопился к месту, которое указала ему мать. Верхний ручей струился с горы неподалеку от дома Талоса. Пастухи горы Тайгет назвали его так, чтобы отличать от другого ручья, который протекал на большой поляне, на краю леса, куда они обычно вечером приводили животных на водопой, перед тем, как закрыть их в загонах. Талос быстро пересек поляну и вошел в лес. Он пошел вверх по тропе и вскоре на расстоянии увидел Критолаоса, который гнал отару, с помощью незаменимого маленького Криоса. — Дедушка, послушай, я… — Я знаю, ты не нашел лук. — Старик улыбнулся и откинул плащ. — Вот он, мальчик. В хороших руках, как видишь. — Во имя Зевса, дедушка! Я едва не умер сегодня утром, когда не нашел его. Зачем ты взял его с собой? И почему ты не подождал меня, как обычно по утрам? — Я не хотел, чтобы ты задавал мне вопросы в присутствии твоей матери. — Значит, она не должна ничего знать об этом? — Нет, твоя мать хорошо знает, куда я водил тебя прошлой ночью, ей известно, что ты видел, но она не должна знать ничего больше. Очень легко растревожить женское сердце. А сейчас следуй за мной, — сказал старик, возобновляя свой путь по тропе и прикрывая лук плащом. Они шли вместе, пока мальчик, наконец, не нарушил молчание: — Почему ты взял лук, дедушка? Почему ты несешь его в плаще, зачем ты спрятал его? — Первый вопрос хороший. Второй всего лишь глупый, Талос. — Хорошо, илотам запрещено носить оружие. Ведь это оружие. — Давай добавим: очень необычное оружие. — Правильно, но, может быть, ты ответишь на первый вопрос, который я задал тебе? — Да, сынок, ты имеешь право на ответ, — сказал Критолаос, останавливаясь посередине тропы. Криос уже понял, куда они направляются, и упрямо продолжал гнать отару к небольшой зеленой лужайке около верхнего ручья. — Я хочу научить тебя владеть этим оружием с тем же мастерством, что и великий Улисс. — Но как этого вообще можно добиться, дедушка? Ты так стар, а я… — Ты всего лишь должен поверить в себя, — прервал мальчика Критолаос. — Что же касается меня, не думаю, что ничего не делая, я бы не состарился. Они пришли на небольшую полянку, покрытую травой, где уже паслась отара под бдительным присмотром Криоса. Критолаос осмотрелся; взглядом он изучал вершины окружающих холмов, чтобы убедиться в том, что они здесь совершенно одни. Он сбросил плащ на землю и протянул лук Талосу. — Итак, я слишком стар, не правда ли? — спросил он с улыбкой. — Хорошо. Слушай, юнец, — продолжал он, подмигивая. — Кто научил великого Ахиллеса владеть оружием? — Старый Хирон, кентавр, если не ошибаюсь. — Совершенно точно; а кто научил великого Улисса пользоваться луком? — Отец его отца, в лесах Эпейроса. — Хорошо! — засмеялся старик, удовлетворенный. — А я уж было подумал, что с тех пор, как у тебя стала пробиваться борода, твои мозги начали размягчаться… Как видишь, именно опыт старика позволяет невежественному и самонадеянному юноше стать мужчиной, достойным своего имени. Талос потер подбородок. Ему казалось, что было бы слишком смело называть несколько редких волосинок бородой. Он твердо взял лук обеими руками с неожиданно серьезным выражением на лице. — Не так, во имя Геркулеса! Это не прут, которым ты загоняешь коз в загон. Обрати внимание… Да, посмотри сюда: эта часть, покрытая серебром, называется захватом, и здесь ты должен крепко держать левой рукой. Мальчик кивнул в знак согласия, повторяя то, чему его учили. — Очень хорошо, — продолжал старик. — Правой рукой ты должен туго натягивать тетиву, которая пускает стрелу вперед. — Но здесь нет тетивы, — запротестовал озадаченный мальчик. — Конечно, нет! Если бы была, то этот лук ничего бы не стоил. Тетива прилаживается и натягивается только в тот момент, когда ты хочешь использовать лук, а потом ее снимают. Если бы это не делали, лук бы искривился и потерял бы всю свою гибкость, а, следовательно, и свою силу. Не беспокойся, вот тетива, — сказал он, роясь в своем мешке. — Она сделана из свитых кишок. Я готовил ее сам втайне, в течение многих недель, так, чтобы ты ничего не знал. — Сейчас мы прикрепим ее к луку. Смотри внимательно: ставишь лук одним концом на землю, за левой ногой, сзади, удерживая его в вертикальном положении левой рукой. Вот так, протягиваешь тетиву через кольцо внизу и затем закрепляешь другой конец на крючке, который выступает в верхней части лука… — Но он не достает! — Конечно, не достает. Если бы доставал, то лук не имел бы никакой силы. Он бы был слишком гибкий, и длины твоей руки не хватило бы, чтобы натянуть тетиву. Чтобы зацепить тетиву, нужно изо всей силы согнуть лук, навалившись всем телом на верхний рог, который держишь левой рукой. Одновременно правой рукой нужно тащить конец тетивы, с тем, чтобы он прошел через последнее кольцо в правый крючок. Очень просто, не так ли? — Тебе легко говорить, дедушка, — ответил мальчик, часто и тяжело дыша от усилий, которые он прикладывал, стараясь выполнить все указания Критолаоса. — Эта штука твердая! Она просто не сгибается, и еще… — продолжал Талос, прекращая все свои попытки с несчастным видом. — Проклятье, дедушка, если мне действительно придется защищаться от врага, как ты говоришь, то он сможет легко разорвать меня на части, пока я буду стоять здесь как болван с этой штукой, которая не желает даже согнуться… Думаю, тебе не стоит рассчитывать на меня, старик. Может ты и похож на Хирона или отца Лаэрта, но я не великий Ахиллес и не отважный Улисс. Я Талос, калека!.. — Когда ты перестанешь жалеть себя! — взорвался Критолаос в раздражении. — И когда перестанешь ныть как девчонка, я расскажу тебе еще кое-что из того, что ты должен знать. Для начала, вот еще одно: прекрати думать, что всему можно сразу же и легко научиться. Все трудные вещи требуют силы воли, а изучение лука и его применения — совершенно точно задача не из легких. Тебе не хватает не силы мышц, у тебя нет веры в себя. Сейчас давай прекратим этот разговор! Бери лук и делай, как я учил тебя! Тон его голоса был таким повелительным, что Талос не посмел высказать ни малейших возражений. Он проглотил комок, который застрял у него в горле, зажал верхний рог лука левой рукой, вытягивая тетиву правой рукой. Ему пришлось сжать зубы, когда он вытягивал ее изо всей силы. Болезненно напрягая свои мышцы, он начал тащить с постоянным, плавным и непрерывным усилием. — Да, мальчик, вот так, держи крепко! Критолаос в то же мгновенье услышал, как его собственные слова эхом отозвались в памяти. Он увидел маленькую ручку, которая тянулась из грубой колыбели, чтобы ухватиться за его указательный палец, увидел далекий свет заката, проникающий через щель в двери, длинные тени. Но все эти образы сразу же испарились из его воображения, как только он увидел лицо Талоса, покрытое стекающими каплями пота, выражение триумфа в его покрасневших глазах. Он одержал верх над величавым луком из рога! Талос схватил лук левой рукой, а правой трогал тетиву, которая вибрировала с тихим гулом. — Вот это ты имел в виду, дедушка? — сказал, улыбаясь, Талос. Взгляд Критолаоса выражал восхищение. — Ты натянул лук Аристодема, — сказал он с дрожью в голосе. Мальчик посмотрел на блестящее оружие, затем невозмутимо поднял взор, чтобы посмотреть в глаза деда, полные слез. — Лук Критолаоса, — прошептал он. С тех пор, как Критолаос начал учить Талоса пользоваться луком, прошло много месяцев. Каждый день старик требовал от мальчика тренировок с постоянно увеличивающимся напряжением и нагрузками. Невероятная настойчивость старого мастера преодолела возникающие время от времени трудности, испытываемые Талосом. К концу осени, когда с гор подули первые холодные ветры, мальчик научился ловко управляться с луком. Его руки, растянутые постоянными упражнениями, стали сильными и мускулистыми. Тело было хорошо развито; хотя ему и было чуть больше шестнадцати, он выглядел скорее мужчиной, а не мальчиком. Критолаос, наоборот, быстро угасал. Казалось, что энергия, переполняющая мальчика, выкачивается из усталых костей Критолаоса. Усилия, затрачиваемые на постоянную сосредоточенность и заботу, быстро истощали силы старика. По мере того, как проходил день за днем, он становился все более раздражительным. Его подгонял страх, что он не успеет завершить работу, которую начал. Этот самый страх, казалось, подпитывал бесконечное внимание, необходимое, чтобы направлять мальчика и руководить им, тренируя его в любой долине или на уединенной поляне, недоступной для любопытных глаз. Упражнения Талоса постоянно усложнялись; Критолаос научил его делать стрелы, правильно уравновешивать их, стрелять с высокой точностью и большой силой. Огромный лук, сначала неподатливый, потому что им не пользовались слишком долго, часто находился на грани слома. Талос смазывал его тысячи раз и нагревал на огне, и постепенно он становился более гибким. Приближался момент последнего испытания; испытания, которое представляло для Талоса своего рода посвящение, достижение зрелости. Его радовало и восхищало постоянно растущее мастерство, но по ночам, вытянувшись на соломенной подстилке, он часто лежал без сна и размышлял. Ему было трудно понять, чего хотел старик, чего он добивался, заставляя постоянно и изнурительно тренироваться. Он учил Талоса пользоваться посохом столь же искусно и совершенно, как и луком. И Талос научился пользоваться кизиловой пастушьей палкой с крюком так, как ему было угодно, используя ее грозную силу. Конечно, защита отары от похитителей и диких зверей была веской причиной, чтобы научиться владеть таким оружием, но это объясняло далеко не все. Талос продолжал биться над решением этой головоломки, но ответа найти не мог. К тому же его очень беспокоило быстрое угасание Критолаоса. Старик ссутулился, нетвердо стоял на ногах. Иногда казалось, что свет покидает его усталые глаза. |
||
|