Мамонова МарияЗвездная девчонка

Мария Мамонова

Звездная девчонка

Ну вот, опять... Знали бы вы, как мне все это надоело. Уже давно мне стало ясно, что я, как говорится, родился не в рубашке.

- Витька!.. Ви-тю-ха!.. Ребята, да он оглох.

Нет, я, конечно, не оглох, но меня просто выводят из себя такие вот окрики моих одноклассников. Ей-богу, доведут человека, и случится что-то ужасное. Не берусь даже предположить, что случится.

- ...Негов, дурак!

И ведь продолжают. Но не отзовусь. Лопну, но не отзовусь.

- Тебя зовет учительница, Негов, слышишь? Не ответишь, будет капут.

Ну это уже наглость. Придется отозваться. Когда я приплелся в класс, там бушевали страсти. В центре непоколебимой громадой возвышалась Зоя Антоновна. Увидев меня, она одним движением своих густых бровей восстановила тишину и строго сказала:

- Негов, стань у доски... Не прислоняйся...

- Окрашено, - сострил кто-то с "Камчатки".

- Восьмой "В", вы должны обсудить поведение Виктора Негова, решительно заявила Зоя Антоновна. - Предоставляю слово Татьяне Провидоновой.

- Внимание... Наш микрофон установлен на стадионе имени мирового рекордсмена по толканию речей Татьен Привидение.

Это, разумеется, сказал Толстый и смолк: понимает, что сердить Зою Антоновну в некотором роде даже опасно. Я с тоской подпирал стену. Все обвинения в мой адрес летели мимо ушей. О другом я думал, другое было в голове...

- Ребята! Поведение Негова должно найти горячий отклик в наших сердцах. Мы не можем допустить дальнейшего морального опускания нашего товарища.

Ого! Если Татьен так начала, пожалуй, все мы можем не успеть на двенадцатую серию.

- Он регулярно получает двойки, прогуливает, грубит учителям. Пора принять решительные меры. Что вы предлагаете?

И чем только она их задела? В классе поднялось такое, начали кричать, что меня надо выгнать из школы... Коллективное письмо моим родителям написать... Просто поколотить...

- Итак, что ты можешь ответить товарищам, Негов? - с сочувствием спросила Татьен, смотря на меня, точно на кляксу в тетрадке.

Что я мог ответить? Я вообще не умею с девчонками разговаривать, а тут нате - смотрят, будто на кляксу.

- Балда, кайся. Самое время, - шипел сзади Кастрюля, известный мастер подсказки.

- Неужели ты так ничего не ответишь на критику? - чуть не плача спросила Татьен.

До чего же в нашем "В" классе обожают разбирать огрехи в поведении... По косточкам разберут. В порошок изотрут. И тут взяло меня зло - все Негов да Негов, почему?

- Нет, я отвечу, - с достоинством заявил я Татьен. - Во-первых, ясно, что в тебе ораторского таланта ни на грамм. Во-вторых, с массами ты говорить не умеешь. В-третьих... В-четвертых...

Татьен прямо ошалела. Но я спокойно продолжаю:

- Если бы я был человеком некультурным, я бы тебе так сказал... - Тут я сделал многозначительную паузу. - Но я культурный, воспитанный и, видишь, молчу. И вообще не пора ли нам всем к голубому экрану? Телевидение расширяет кругозор.

- И это все? - упавшим голосом спросила огорченная Татьен.

- Все, - как можно вежливее подтвердил я.

Ну, конечно же, на двенадцатую серию мы опоздали. Песочили меня еще добрый час. Обещали даже вызвать к директору. А я слушал и все думал: ну почему я такой несчастливый? Что бы ни случилось в классе, во всем я виноват. Все шишки на меня валятся. Все люди как люди, отличники, старательные, примерные... А я... Разве я виноват: какая-нибудь важная идея влезет в голову и все передо мной заслоняет.

А как валялись они, когда я загнул про некую планету Шуэй возле Денеба. Просто языки проглотили. Я рассказал им, какие люди там живут и что я персонально получил туда приглашение. Все на меня воззрились, ну в меня как понесло, не могу остановиться. Даже сам испугался, будто кто-то во мне за меня говорит.

Рассказываю им, что есть у меня девчонка знакомая оттуда, необычная такая девчонка. Волосы у нее серебряные, глаза горят, а когда улыбается, вся улица вокруг освещается, вот какая.

...И до чего ж это здорово - идти из школы! Зима. Уже темно. Снег сверкает. Деревья в кружевах из таких малюсеньких белых двоечек. Они мне всюду, эти двоечки, мерещатся, хоть бы раз пятерка привиделась. Небо черное, в звездах. Бреду и вдруг вижу - вроде кто-то идет впереди. Не было никого, а появился. И движется по-особому, словно танцует. Танцует не как мы на вечеринках всякие там трали-вали, а кружится вместе со снегом, и сквозь снежинки трудно рассмотреть, как он это выделывает. Мне, конечно, интересно стало, сил нет. А он все кружится, кружится, будто земли не касаясь. Но я-то физику учил, знаю силушку всемирного тяготения.

Стал я догонять этого человека. С ним облако света рядом бежит, точно фонарик у него в кармане. Мне странно и даже жутко стало. А он медленнее закружился, словно бы дразнит. Ну, думаю, пожалуй, пора поворачивать домой. Видать, этот незнакомец с приветом. Пошел быстрее, а он неожиданно меня обогнал да и присел передо мною в этаком девчоночьем реверансе. С ходу я на него наскочил. Он упал прямо в сугроб. Плащ его отлетел в сторону. Гляжу - и не парень это. Девчонка. Девчонка моего возраста. Значит, лет пятнадцать. Глаза у нее огромные, на голове шапочка из каких-то крестиков, и каждый крестик будто отдельно - неизвестно как шапочка сделана. Бледная она такая, словно снег. Ясно, не из нашего города. И вообще чужая.

- Извини, - говорю ей, - я не нарочно. А вообще-то ты посреди улицы не очень танцуй, а то еще грузовик сшибет ненароком. - Сказал я ей это, замолчал. И, хоть убей, не знаю, как продолжать разговор. Однако соображения хватило, помог ей встать, поднял плащ. И вдруг меня как треснет... Током, что ли. Смотрю - не рассердилась, даже улыбается, и от этой ее улыбки кругом все посветлело. Ну, думаю, Негов, это у тебя галлюцинации начались.

- Нет, - говорит, - все правильно. Спасибо, Витя. - А потом вдруг добавляет: - Какие вы все-таки странные... люди.

Я прямо остекленел. Люди! А ты кто ж? А она подошла ко мне, пальцами скользнула по моей куртке, опять искры посыпались. Говорит:

- Не бойся. Заряд ушел. Это был совсем слабый заряд.

Я стою как дурак, ничего не понимая. Она улыбается, и опять светлее стало на улице. Потом закуталась в свой плащ, только глазищи сияют. Набрался я храбрости.

- А ты откуда такая приехала?

- Я? - Она смутилась, оглядела улицу, потом показала на небо. - Видишь ту звездочку? Во-он над деревом. Ясная такая.

- Ну, вижу.

- Оттуда я. По-вашему, с Денеба.

"Во врет! - думаю. - Тоже мне пришелец!"

- Нет, я не вру, - говорит она. И смотрит на меня вроде бы даже грустно, будто с психом разговаривает. И тут я ей вдруг поверил. Не совсем, конечно, но поверил... Плащ этот... искры колючие... Огромные глаза, и это, как его, чтение мыслей. Да еще вечер такой волшебный. Снег сверкает под фонарем, кружит в поземке, а над головой звезды, ясные, хоть пересчитывай их.

- Ну и как там у вас, на этом самом Денебе? - вежливо говорю я, чтобы поддержать разговор.

- Ты меня неправильно понял, - говорит она. - Денеб - это наше солнце, а планета, где мы живем, Шуэй.

Я прямо-таки подскочил.

- А как тебя звать-то?

- Луэвэ, - отвечает она. И звуки эти произносит так здорово, что я онемел, будто бы все чудеса мира прозвенели в этом имени.

- А зачем ты у нас? - вдруг спросил я. Она стоит рядом, прямая, словно выточенная из прозрачной планки. Плащик ее таинственно мерцает. Чувствую я, дико она мне нравится, но понимаю, что мысли мои она угадывает, и от этого краснею.

А Луэвэ смахнула с воротничка снежные хлопья, которые падали на нее. Падали и не таяли. Подумала и говорит:

- Вот что, Витя, приходи завтра вечером на холмы к реке. У меня ведь среди землян нет товарищей, - И стала удаляться летучими своими шагами. На повороте обернулась и издали сказала тихо, но так, что я различил каждое слово: - Странные, странные вы, люди. И вы со временем станете всемогущими, когда подружитесь с нами. Земля ваша прекрасна, как и наша Шуэй, и мы давно ждем встречи с вами. И я не первая уже посланница с нашей планеты. Наши посланники живут среди вас. Даже в твоем классе есть шуэянин.

- В нашем классе?!

- Да, это Митя Рулев. - Она взмахнула плащом и скрылась. А я в страшном смятении отправился домой.

Уроков, конечно, я не сделал. Уж какие тут уроки! С тяжелой головой приплелся на следующий день в школу. Там сидел тише воды, ниже травы и все размышлял: приснилось мне все вчерашнее или нет? Приснилось там или не приснилось, но решил все-таки с темнотою пойти на реку к холмам. Ведь это недалеко, тут, за городом. У меня в этот день был, наверное, отсутствующий вид, и потому, что я сидел тихо, ребята, наверное, решили, что я вообще тронулся. А наша строгая Татьен усмотрела в этом благотворное влияние своего пропесочивания, дескать, вот и Негова воспитали. На переменах я ни разу не подрался, но все следил за Митюхой Рулевым. Митюха как Митюха, ничего особенного. Подумал, что Луэвэ меня просто разыграла - ведь Митька себя ничем и не выдал. А когда я, не выдержав, в конце уроков подошел к нему и тихо сказал, что знаю, кто он, Митька уставился на меня большими глазами и молча покрутил пальцем у виска.

После уроков, когда я с нетерпением бросился в раздевалку, вдруг объявили сбор. О боже, этого еще не хватало! Я притворился, что не слышу, и выскочил из школы.

Наверное, не один час я околачивался возле приречных холмов, придумывая, что скажу Луэвэ, и не очень при этом веря, что она выполнит обещанное и появится. И еще думал, как и почему так неожиданно произошел контакт, о котором мечтали ученые и фантасты. Я уже не сомневался, что все вчерашнее мне приснилось. И вдруг недалеко от меня в снежной мгле вспыхнул голубоватый ореол, рассыпались искры. В них стояла Луэвэ. Когда ореол рассеялся, она подошла ко мне и очень просто сказала:

- Здравствуй, Витя, - и улыбнулась.

Тут моя скованность сама собой слетела, и я почувствовал себя превосходно.

- Вы, что ж, изучаете нас, что ли? - с ходу спросил я.

- Мы хотим знать вас лучше, - неопределенно ответила Луэвэ.

Я про себя ухмыльнулся: тоже мне, прислали научную экспедицию. Уж расщедрились бы на какую-нибудь паршивую летающую тарелку, что ли.

- Люди смеются над такими контактами, потому что привыкли жить одинокими в своем мире, - серьезно и строго ответила моим мыслям Луэвэ. Но мы на многие тысячелетия старше. У нас уже никто и не помнит, что такое войны. Мы живем в счастливом мире, но наша планета пока - снежинка, растопленная дыханием вселенной. Поэтому так прекрасно встретить в беспредельном мире братьев по разуму. Мы давно уже наблюдаем вас, мы смотрим на вас как бы с вершин тысячелетий, И мы видим вас в будущем, когда вы познаете, что мир бесконечен, что истинная сила в разуме.

Я смотрел на нее и старался понять, что она говорит. Потом вдруг спросил:

- Слушай, ты, видать, все знаешь о том, что делается там, в космосе. Скажи-ка, что это за "черные дыры" где-то возле вашего Денеба?

Об этих "черных дырах" в космическом пространстве я что-то читал или слышал.

- О, для вас это пыль, скрывшая далекий свет. Ничего больше. Два кольца на бледных пальцах Млечного Пути, но за ними таятся входы в другие вселенные, где иные законы, где рушится пирамида времени. Кто знает, какая энергия бушует там в пучинах, что за миры владеют ею... Один из таких миров мы познали. - По лицу девочки облаком пронеслась тень. Луэвэ помрачнела и смолкла, не закончив фразы.

Меня ужасно удивила та одержимость, с которой она заговорила об этих самых "черных дырах". Эти "дыры" чем-то пугали ее. Я попробовал перевести разговор. Луэвэ перешла на другую тему, а я решил, что ей почему-то неприятно говорить о "черных дырах" и об энергии вообще.

Гуляли мы долго. Но я так ничего нового и не узнал ни о дырах, ни о световых туннелях, связывающих, как оказывается, далекую Шуэй с Землей. Решил подробнее расспросить потом.

Пошел пушистый снег. Он засыпал меня, лежал на воротнике, на шапке, но почему-то соскальзывал с Луэвэ, и, как вчера, веяло волшебным ветром чудес и сказок. Снежинки плавно кружились в морозном воздухе, а над ними, скрытые белой тьмой, мерцали звезды, зовя в неведомые дали. Интересно, с каких это пор я сделался поэтом?

- Какой он маленький, этот Денеб, если смотреть с Земли, - снова сказала она, точно проверяя расстояние между своей звездой и лентой Млечного Пути. - Как далека дорога.

Я не стал задавать вопросов. Не хотелось выглядеть болтуном, хотя вопросов в голове вертелось все больше и больше. Мы распрощались на берегу реки.

- До завтра, - сказала она и исчезла в метели.

А я не пошел домой. Я направился в библиотеку. Там отыскал и прочитал все, что нашлось, и о "черных дырах", и о Денебе, и о расположении этой звезды на небесной сфере. Потом возился с астрономическими картами, ничего толком в них не разбирая, но карты все-таки помогли мне понять, что Луэвэ, рассказывая о своем Денебе, имела в виду звезды Альферац или Альтаир. И почему ее так волнуют эти "дыры", надо будет завтра обязательно ее расспросить.

И еще одно колоссальное событие случилось тогда. Я сделал уроки!

В школе я невольно приглядывался к Рулеву, Рулев как Рулев. Митюха Рулев. Но теперь мне уже начало казаться, что Митюха-то он Митюха, но, может быть, действительно замаскированный пришелец. Иногда мне даже мерещилось, что он хочет мне что-то сообщить. Что-то важное. Но он упорно не подходил ко мне. А когда я сам направился к нему, он вдруг заявил, что у него дико болит голова, и смылся с третьего урока. Это укрепило мое подозрение.

Кое-как досидев четвертый урок, я на пятом не стерпел и, пока Елизавета Петровна стучала мелом по доске, выводя уравнение, толкнул Толстого.

- Слушай, - прошептал я, - Рулев скотина или не совсем?

- Кто-о? - Пухлая физиономия Толстого источала недоумение.

- Говорю же, Митька Рулев, - хладнокровно повторил я.

- Какой Рулев? Нету у нас никакого Рулева, - добродушно выдал Толстый, оглядываясь по сторонам.

Я занес было руку, чтобы показать ему, как сбавляют лишние килограммы, но учительница, решив, что я рвусь к доске, моментально меня вызвала.

Едва прозвенел звонок, я, чуть ли не перемахнув через учительский стол, закричал на весь класс:

- Граждане, немедленно сообщите местонахождение товарища Рулева Дмитрия. Или я черт те что сделаю, повешусь, например.

Ребята отзывчиво заржали. У меня отлегло от сердца. Я быстро побросал в портфель книжки и хотел было бежать из класса, но в дверях меня остановил Профессор, отличник. Он, кажется, знал все. И всех убедительней рассуждал о невозможности контакта.

- Витька, про какого это Рулева ты тут говорил? - спросил Профессор.

Пол покачнулся у меня под ногами.

- Как про какого? Про нашего, вон того, что после третьего урока домой смотался.

Ребята удивленно смотрели на меня.

- Пошел бы ты, Виктор, к врачихе, - дал свой вечный совет Пилюля.

А тем временем дискант Татьен оповестил:

- Мальчики, не разбегаться, Сейчас начинаем сбор, посвященный все тому же Виктору Негову. Видите, что с ним происходит. Мы должны его осудить и исправить.

А странные вещи продолжали происходить, Елизавета Петровна в обычное время никогда бы не доверила мне классный журнал, А теперь вдруг отдала и велела снести в учительскую. Я понял; это неспроста. Лошадиным галопом пронесся по лестнице, влетел в учительскую, запер за собой дверь, раскрыл журнал. Фамилии, естественно, стояли в обычном порядке, выписанные ровно и красиво, но фамилии Рулева среди них не было. Митьки Рулева. Неужели все-таки?..

...Я торчал на приречных холмах до самого вечера. Но Луэвэ в условленный срок не появилась. Я не огорчился - я испугался. Неужели что-то заставило ее и Митьку вдруг покинуть Землю? Я догадался, что, исчезая, он у всех, кроме почему-то меня, стер о себе память. От этой догадки мне легче не стало, я начал думать о Луэвэ. Внезапное исчезновение их стало казаться мне полным какого-то зловещего смысла. Зловещий смысл мерещился мне теперь всюду. В памяти всплывали оговорки, непонятные, странные слова. И все-таки с холма я не уходил, мне все время казалось, что вот-вот вспыхнет ореол, рассыплются в темноте искры, и выйдет Луэвэ и улыбнется, освещая снег вокруг себя.

И в самом деле на вершине холма задрожало неясное сияние. Из мглы появилась фигура человека. Я бросился к нему. Но когда человек этот поднял лицо, я отшатнулся. Это была не Луэвэ. Странное, даже страшное было у него лицо. Продолговатое, узенький рот, небольшой, точно приплюснутый огромным лбом нос, щелочки глаз без зрачков. На голове какое-то подобие шлема. Из-под короткого плаща виднелся темный комбинезон, Сначала я струсил, но потом взял себя в руки.

- Что вам здесь надо, товарищ? - спросил я наглым тоном. Но он, казалось, меня не замечал и только внимательно обводил своими глазами-щелочками реку, заснеженные поля.

- Мне нужны вы, - проговорил он низким, скрипучим голосом, продолжая пялиться на дальний лес, что неясно темнел за речкой.

Незнакомец был совершенно не похож на Луэвэ. Почему-то чувствовалось, что этот новый пришелец - обитатель не Шуэй, а какой-то другой планеты. Он передернул плечами, поправил руками плащ и вдруг посмотрел мне прямо в глаза. Мой взгляд просто приклеился к его глазам без зрачков. Я не мог его отвести, глаза холодные, будто в них ледышки. Он говорит:

- Я вас спрашиваю, вы отвечаете. Только так. Спрашиваю ради спасения огромной цивилизации. - Узенькие его глаза точно выбросили искры, он смотрел на меня свысока, хотя был ниже меня ростом. - Я спрашиваю, вы только отвечаете.

Тут меня окутал туман, и мне показалось, что я вроде уже из космоса смотрю на Землю. Вроде бы сижу в кресле, и рядом - этот узкоглазый тип. Он повернул руку, и Земля покорненько повернулась бочком. Не отрывая головы от изголовья кресла, я просто-таки отчаянно закричал:

- Не смейте, не смейте нашу Землю трогать! Свою вертите, если она у вас есть.

Он даже не посмотрел на меня. И повторил:

- Я спрашиваю, вы отвечаете.

Тут я сказал себе, что лучше засохну, чем отвечу. А Земля действительно поворачивается, будто по его велению, и я вижу Европу, Азию, Африку.

- Вопрос первый, - говорит этот тип. - Какое положение в вашем мире занимают державы данного континента и каково их социальное устройство? - И повертывает Землю Европой ко мне.

И я с ужасом чувствую, что, хотя всеми силами сопротивляюсь, все равно отвечаю на эти вопросы, да как отвечаю-то, меня точно бы понесло. На любой вопрос готов ответ, будто я стал Большой Советской Энциклопедией. Болтаю, болтаю, а он знай себе Землю поворачивает слева направо и справа налево. Вертит, слушает. Тут вспоминаю я слова Луэвэ, которые в свое время не понял, о том, что информацию можно добыть у любого. "И у круглого дурака?" - спросил я тогда. "Да, - ответила она. - Мозг подключится ко всем источникам информации на Земле..." И, что самое страшное, я понимаю, чувствую, что собеседник мой, не в пример Луэвэ, существо враждебное. Понимаю, а остановиться не могу. Несу ему про технику, в которой ничего не смыслю, про границы, которых я никогда толком не учил, всякие премудрости из науки. Болтал я очень много. Аж язык устал. В глазах чертики заскакали. Наконец этот тип говорит:

- Довольно. Благодарю. Мы удовлетворены вашей информацией.

А меня эта благодарность вовсе разозлила. Еще бы секунда, и я бы наплевал на них и на могучую цивилизацию и устроил бы такую драку, какой он на своей планете и не видывал. Но не успел сжать кулаки, как он, не попрощавшись, исчез. И у меня на душе стало пусто, холодно. Исчез. Унес все, что я ему выболтал про наши земные дела.

Я брел домой, и меня немного пошатывало, и несколько запоздалых прохожих проводили меня удивленными взглядами.

Дома, глянув на часы, я обнаружил, что уже... шесть утра. В школу, конечно, не пошел. Выслушал отповедь матери. Потом меня по всем правилам ругал отец. Он, дескать, в мои годы работал и учился, а я невесть где шляюсь, двойки хватаю, и из школы на меня жалобы. А расскажи ему, что я за эти дни пережил, не поверит. Да разве можно поверить, что ходит тут по нашему городку звездная девчонка в мерцающем плаще! Чего доброго, вызовут доктора. Песочили меня крепко, но я молчал, и не оставляла меня мысль о том, что мое дурацкое интервью, данное против воли, могло повредить и Луэвэ, а может быть, и людям: зачем понадобилось этому узкоглазому все выведывать о наших земных делах?

С трех часов дня я опять ходил за городом между холмами. Бродил дотемна, но Луэвэ не пришла. А в школе меня объявили злостным прогульщиком, Татьен назвала даже срывщиком мероприятий, потому что, оказывается, из-за моего отсутствия сбор сорвался, так как обсуждать было некого. Решили разбирать меня сегодня. У меня жутко трещала голова. А на геометрии просто свалил сон. По-настоящему заснул. Хорошо, что сижу на "Камчатке", а передо мной Толстый, и из-за него меня целиком не видно. И снилось мне, что мы с Луэвэ идем по воде, не касаясь ее. Плащ Луэвэ сыплет искрами, и вся она еще лучше, еще красивее.

Снилось, что рассказывает мне Луэвэ о далекой своей планете, населенной хорошими, чудесными людьми, о волшебных городах, о том, что вечный вопрос энергии они решили раз и навсегда, что болезней у них уже нет и войн не бывает. И вдруг предлагает: "Витя, летим к нам, хочешь?" Мы схватились за руки, а вокруг замелькали звезды. А мы неслись с ней по Млечному Пути и хохотали. Летим - и вдруг вижу: темно стало, только "черные дыры"... светятся. Страшно, холодно в них, а тут во тьме подкарауливает нас тот самый незнакомец в шлеме, его беззрачковые глаза сделались еще уже. Подлетает к нам и говорит; "Благодарю за информацию, она нам очень пригодится". Услышав это, Луэвэ испугалась, побелела, кричит ему: "Прочь, уйдите прочь!" Глаза у нее огромные, как небо. Он что-то вскидывает на руке и прыгает в провал, а Луэвэ за ним, и глаза ее становятся будто стеклянными. В страхе я пробую вопить, но звуки глохнут, и ничего не слышно. Но у меня в руке луч, этим лучом я пронзаю незнакомца. Но все равно Луэвэ уже в пропасти. Тогда я громко кричу от ужаса.

В самом деле, должно быть, я заорал. Проснулся, а надо мной стоит Пифагорыч, и ребята давятся от смеха. Вид у меня, конечно, преглупейший.

- Негов! - говорит Пифагорыч. - Давайте ваш дневник. - И строго кашляет: - Гм, гм.

- У меня нет дневника, - вяло отвечаю я.

И вдруг меня словно обухом по голове: портфель-то я забыл дома. Так и сказал.

- А голову случайно не забыл? - осведомляется Пифагорыч, поглаживая бороду. Коронный вопрос всех учителей в таких случаях.

- Забыл, - говорю я. - Видите. Ничего нету. - И ровненько так провел ладонью по шее.

Пифагорыч покраснел, подошел к столу и размашистым почерком вывел мне в журнале единицу.

- Ой, что же это делается на свете? - плачущим голосом вскрикнула Татьен. - В нашем классе единичник. Подумать только: единичник! Какой позор!

- Не расстраивайся, Танюшенька... Сегодня мы ему покажем... Мы его проучим... - наперебой принялись ее утешать девчонки.

Я стоял как каменный. Даже злости не осталось. В душе была пустота. Пустота и тревога.

...Чувствую, если Луэвэ не придет и сегодня, то она не придет больше никогда.

Я все-таки отправился на холмы, удивляясь самому себе и своей непонятной привязанности к этой звездной особе. Да и видел-то я ее всего дважды.

Луэвэ на берегу не было. Когда, замерзнув и отчаявшись, я совсем уж было собрался уйти, мне пришла мысль последний раз подняться на холм. Ну просто так. И что же? С вершины холма стало видно - внизу мерцают два плаща. Я бросился на их матовый блеск и чуть не сшиб с ног Луэвэ и... Рулева. И куда только девалось обычное дурашливое выражение Митькиного лица? Луэвэ, не оборачиваясь и потому вроде бы и не видя меня, произнесла:

- Здравствуй, Витя.

- Привет, - отвечаю сердито. - Я тут вчера ходил, ждал, ждал, в сосульку превратился. Эх ты!

Рулев скользнул взглядом по моему лицу и... не узнал.

- Какое это имеет теперь значение? - сказал он, махнув рукой и глядя вверх, точно уже несся там среди снежных лошадок, покидающих планету. Его длинные пальцы протянулись ко мне.

- Это трудно понять, Вить, - заговорила Луэвэ. - Все просто и сложно, ясно и запутанно. Безмерно далек отсюда наш мир. Громаден путь. Тысячелетиями мы ждали мига, когда сможем сорваться с нитки орбиты, прилететь к вам, помочь вам слиться с гармонией... Ведь и вас призовет когда-нибудь Совершенство. Вы можете стать его частью...

Я не понимал ее слов, но снова был поражен одержимостью, с какой она их произносила. Признаюсь, даже немного испугался.

- Но что случилось-то? Объясните хоть мне!

- Уходим! Покидаем вас. - Она вскинула к звездам тонкие руки, широкие рукава ее блистали. - Рано или поздно братья по разуму снова встретятся и объединятся, чтобы противостоять злой стихии, вместе творить, созидать. Придет этот миг - великий миг. - Эти слова срывались с ее губ, как облачка пэра, плащ ее искрился больше обычного.

- Улетаешь насовсем? - как дурак спросил я.

Она смотрела на меня, улыбаясь, снежные кони вставали на дыбы перед ней.

- Вчера ты отвечал человеку, чье лицо холодно, а в глазах не светится лучик жизни. Мы знаем законы Черных планет: если им понадобится энергия, они могут уничтожить целую цивилизацию... Голубая Земля, как ты прекрасна! И над тобой нависла угроза. Ах, зачем, зачем ты, Витя, выболтал ему все ваши секреты!..

- Я не хотел ничего говорить! - закричал я. - Я сопротивлялся.

- Теперь он все узнал. Они могут уничтожить Землю. Вспышка. Земли нет. А они на долгое время будут свободны от вечного вопроса о снабжении энергией. Что ты наделал? - Голос Луэвэ прервался. - Прощай, - прошептала она.

- И вы уходите, не желая нам помочь? - во все горло завопил я. - Вы бросаете нас! Это подло! Не хотите нам помочь, черт с вами. Мы сами защитим себя. Улетай. Улетай в свою Гармонию...

- Странный землянин, - ответила она, словно говорила это не мне. - Мы знаем, вы будете сильны... Я верю в вас, вот в эту реку, вот в эти холмы. Но только не забывайте, что в провале Млечного Пути скрыт страшный мир и только излучатель нашей Шуэй закрывает им подход к вам, защищает вас. Возьми. - Луэвэ протянула мне маленький шарик. - Ты увидишь, я дам импульс. Своими глазами увидишь, что проход к вам я закрою. Но меня... не станет.

- Не надо, Луэвэ! - воскликнул я. - Мы сами. Не надо нам жертвы.

- О нас не думай. Меня не будет, но Шуэй спасет вас. - Луэвэ медленно подняла ресницы. Глаза ее увеличились, будто она хотела взять у Земли силу ее духа. - Я так полюбила вашу Землю! - крикнула она звонко, так что с веток ивы посыпался иней. Крикнула и беззвучно растаяла.

Я стал смотреть в шарик. Может быть, в нем горела душа Луэвэ. Менялись смутные картины, гигантский конус ронял тень, сотни людей в развевающихся плащах лавиной пронеслись за Луэвэ, как призрачные видения в зеркале калейдоскопа. Показалось мне, что среди них мелькнуло лицо Рулева. Откуда-то вырвался страшной силы луч. Шарик в последний раз вспыхнул в моей руке. В это мгновение мне показалось, что звезда Денеб засветилась ярче. Потом свет померк.

Потрясенный, я побрел домой. Иду я и опять вижу; кто-то идет впереди. Не было никого, а появился. Идет, словно танцует. И тут меня резануло. Ведь это все уже было, все это я уже видел. И промчались в моей голове дорога... Луэвэ... энергия... Зачем мне снова знакомиться со звездной девчонкой и тем самым обрекать ее на гибель, впутывая Землю в космические истории? Но тут я понял, что не сверну, пусть все повторится снова, чем бы мне это ни грозило...

На небе здорово мерцали звезды. Снег скрипел под ногами. В морозном ветре порхали снежинки. Я отыскал в небе звезду Денеб и подмигнул ей. Потом ускорил шаги, стараясь догнать звездную девчонку, о которой я знал так немного. Я почему-то подумал; надо помочь ей как следует завернуться в ее сверкающий плащ. Как там, на планете Шуэй, не знаю, а у нас в декабре не жарко.