"Имя – Смерть" - читать интересную книгу автора (Малышева Анна)

Глава 14

– «…В телеведущую стреляли дважды. По странному совпадению эти выстрелы настигли ее на том же месте, где погиб ее муж, выпускающий редактор ток-шоу, Константин Кукушкин. Однако Ирина выжила. В настоящий момент ее состояние уже не представляется врачам критическим. Однако она заплатила дорогую цену за то, чтобы говорить зрителям правду». – Саша умолк и сложил газету. – Это все, – сказал он.

– И все вранье! – Ира смотрела на него с подушки, не в силах поднять голову. Вот уже второй день она ощущала сильную слабость, ей было почти так же плохо, как сразу после операции.

– Не требуй от журналистов слишком много, – посоветовал Саша. – Они всегда искажают факты, чтобы материал получился поострее. Главное они все-таки сказали. И гляди-ка – я был совершенно прав! Жумагалиев тебе отомстил.

– Да ничего ты не понял.

– Малыш, не волнуйся. – Саша с беспокойством смотрел в ее блестящие глаза, понимая, что у нее начинается жар. – Давай выпей таблеточку и усни, – предложил он. – Ты ослабла.

– Ничего ты не понимаешь! – пробормотала она. – Чего ради Жумагалиев стал бы мне мстить?

Я ведь не писала текст передачи! Я ведь не искала эти факты, которые ему не понравились. Ведь все это сделала не я. Ну, стрелял бы в Маленкова!

В Настю, в конце концов. Но в меня мог стрелять только полный придурок, идиот.

– А может, он и есть такой идиот.

– Это был умный мужик. Я сразу это поняла, когда он заговорил в студии. И он вовсе на меня не рассердился. – Ира показала на газету:

– Даже в этой статейке была сказана часть правды.

– Где же, по-твоему?

– Там, где сказано, что Жумагалиев ни в чем не сознался и по-прежнему отрицает свою причастность к делу.

– А, это где он говорит, что факты, названные в передаче, и без того были всем известны? – спросил Саша, снова находя это место в статье. – Ну, это просто дешевый блеф. А я видел его на экране, он рассердился.

– Во всем мире идут такие ток-шоу, во всем мире задают кучу острых вопросов… Но ведущих из-за этого не убивают, – возразила Ира.

– Малыш, выпей таблеточку! – настаивал Саша, приближаясь к ней со стаканом воды.

Она послушалась, только чтобы он отстал. И потом долго ловила воздух приоткрытыми влажными губами. Саша сидел рядом и держал ее за руку.

В палате было пусто – теперь ее, как героиню дня, перевели в отдельную палату, правда, совсем крохотную. За палату заплатило телевидение – вот такую честь оказали Ире товарищи по работе, которых она почти не успела узнать. Тут едва помещались ее кровать, капельница на штативе, тумбочка и сам Саша на поломанной табуретке. И мебель, и постельное белье в ее персональной палате были такие же убогие, как и в остальных, обычных.

– Ну хорошо, – сказал Саша, увидев, что она прикрыла глаза и немного успокоилась. – Не веришь газете, не веришь следователю, мое мнение для тебя тоже ноль. А что скажешь о предсмертных словах твоего мужа? Он же тебе прямо сказал: «Боюсь за тебя, я подставил тебя под удар!» А перед этим ходил к Жумагалиеву. Что тебе еще не ясно?

– Идиот… – отчетливо выговорила Ира. – Ненормальный идиот. Ведь именно из-за кассеты все летит к чертям собачьим!

– Это улика!

– Да, конечно, но только против них! Ну ладно, следователь мог закрыть глаза на эту кассету, если это ему выгодно. Журналисты просто пишут, что им говорят. Но у тебя-то башка своя, не казенная, мог бы и подумать ею!

– Не волнуйся так!

– Нет, я буду волноваться! – упрямо повторила она. – Костя все это говорил, когда ни сном ни духом не знал, что я пойду работать на телевидение!

А что в таком случае мог иметь против меня несчастный Жумагалиев?!

– Ну, тут есть резон, – призадумался Саша. – Но все же ты передергиваешь. Я согласен, Жумагалиев – симпатичный мужик, у него экзотическая внешность, он богатый и еще не старый. Но даже если он тебе понравился, нельзя обольщаться насчет его морали. Морали у таких людей нет. В тебя стреляли, никуда не денешься. Чего ради ты его выгораживаешь?

– Мне страшно.

– Чего?

– Мне страшно, что настоящий преступник на свободе, – монотонно произнесла она. – И если в меня уже стреляли, то могут и еще стрельнуть…

– Послушай, – Саша низко наклонился к се постели, – у тебя нервы разболтаны. Это понятно. Но ты давай не увлекайся такими мыслями. А то, чего доброго, начнется истерика.

– Уйди, – попросила она.

Он посидел еще немного и в конце концов понял, что она говорит серьезно. Встал, тихо сказал: «До завтра'» и вышел. Как только за ним закрылась дверь палаты, Ира приоткрыла глаза. Она вспоминала… Кто только сюда не приходил!

Тут был Маленков с букетом цветов и какими-то продуктами, которые ей пока нельзя было есть. Он явился сюда в числе первых посетителей, которых к ней пустили. Маленков сидел минут десять, непрерывно развивая одну и ту же тему:

– Как только поправитесь – сразу за работу. Настя в декрете, вы в больнице. Не представляю себе, что делать. А вы не изменились, даже не заметно, что больны. Пока работаем с одним ведущим. Надо сказать, было много звонков. И письма насчет вас тоже пришли. Поразительный факт.

– Какой именно? – спросила она.

– Рейтинг передачи сильно поднялся, – сообщил он. – Вот что поразительно.

– Что тут удивительного? – заметила Ира. – После скандала всегда растет рейтинг.

– Скандала не было. Вы, Ира, вообще очень нам нужны.

Все это Маленков говорил так невыразительно, так равнодушно, что было ясно: он всячески старается сократить визит и Ира ему до лампочки. Когда он ушел, она шестым чувством ощутила – никогда в жизни ей больше не переступить порога студии. Во всяком случае, в этом ток-шоу. Там ее никто не ждет. И если она придет туда, ей скажут, что за время ее болезни нашли замену. Нельзя же было допустить, чтобы передача развалилась?

Приходили и подружки. Сидели на сломанной табуретке, стояли рядышком, совали ей гостинцы, ахали, охали, просили рассказать, как она себя чувствовала в момент нападения, что видела, кто ее нашел, больно ли было во время операции и после наркоза?

Ира рассказывала все, как было, с каждым разом все больше ненавидя эту историю. Одна из старых подруг, с которой Ира давным-давно не видалась, внезапно высказалась так:

– Ты говоришь, что милиция приехала сразу?

А кто ее вызвал?

Ира призадумалась:

– Я лежала в луже. Может, в соседних домах услышали выстрелы и решили вызвать?

– Глупости, народ столько выстрелов слышит, что всем уже плевать.

– Ну, значит, случайно мимо проезжали.

– Разве что так… И что – тебе сразу помощь оказали?

– Ага, – сказала Ира. – Я не совсем помню, как там было дело, я отключилась.

– Тебе просто капитально повезло. Многих бросают в таких лужах до утра. А утром вызывают «скорую» к ледяному трупу. Человек помирает даже не от ран, а от переохлаждения. Счастливая ты, Ирка!

– Куда уж счастливее… – иронично вздохнула она Этот разговор не забылся, а запал ей в душу. Откуда на месте преступления взялась милиция? А милиция появилась сразу же… Об этом она спросила и следователя, который зашел к ней всего два раза Это было как раз последнее его посещение.

– Скажите, – обратилась к нему больная, – кто вызвал милицию?

– Патрульная машина ехала мимо, свернула на выстрелы, – четко ответил он. И повторил то, что ей твердили все:

– Вам крупно повезло.

– Киллера не поймали?

– Ищем. Составлен фоторобот, вы сами признали. Объявлен розыск по всему Содружеству. Насчет этого не беспокойтесь, скоро найдем.

С фотороботом тоже вышла история. Когда следователь узнал, что Ира никого за рулем мчавшейся на нее машины не разглядела, так как была ослеплена фарами, он не стал настаивать, чтобы она вспоминала тщательней. Вместо этого он вскоре принес ей готовый фоторобот и предложил поглядеть. Едва взглянув, Ира прошептала:

– Я ее уже видела.

– Где?! Когда?! – Похоже, ее слова были для следователя неожиданностью.

– Да незадолго до Костиной смерти. Не помню, говорила я вам или нет? Бросилась мне в глаза эта девушка… Она просто сидела в машине возле супермаркета. Одна Она мне запомнилась, потому что…

Потому что внешность интересная – Это точно она?

– Да. А что?

– Да дело в том, что стреляла в вас, похоже, именно эта девушка, – сообщил следователь.

Ирина ни за что не желала верить:

– Она?! Женщина?! Зачем же?!

– Ну, как зачем? Это ее работа. Получила деньги, вот и все. Она ведь не станет разбираться, если за вас уплачено.

– Хотите сказать, что киллер – она?!

– Да, похоже на то.

– Откуда у вас этот фоторобот? – Ира едва удерживала бумагу на уровне глаз, вглядываясь в лицо.

Тонкие черты, хитроватый взгляд раскосых глаз. Глаза, впрочем, довольно большие, густо подведены по линии верхнего века. Маленький рот, лицо круглое, длинные черные волосы. Никаких сомнений – эта девица сидела в машине незадолго до смерти Кости. Это было неподалеку от Ириного дома. Она хорошо ее запомнила. – Откуда этот портрет? – повторила она.

Следователь охотно пояснил:

– Нашлись свидетели того, как в вас стреляли.

Многие смогли разглядеть женщину за рулем.

– Так подробно?!

– Свидетелей было несколько. Обычно это затрудняет составление фоторобота, каждый говорит свое. Но на этот раз повезло – они были почти единодушны. Так что мы довольно быстро управились с этим делом. Значит, опознали ее?

– Опознала… Но я все-таки не знаю, она ли была за рулем.

– Она, она. – Следователь отнял у нее фоторобот и спрятал в папку.

– И в Костю она стреляла?

– Вероятно. А с ваших слов я понял, что вы ее в тот день и видели?

– Ужасно… – Ира теперь смотрела на стену, выкрашенную серовато-синей краской. – Такая молодая девушка… Мне все еще не верится…

– И стреляет она чересчур хорошо. Мы уже нашли все ее данные, таможня помогла. Она прибыла в Москву из Казахстана в середине ноября именно затем, чтобы убрать вашего мужа.

– О Боже… – Ира закрыла глаза. – Ее нанял Жумагалиев?

– Пока он в этом не сознался. Но тут все ясно. Жумагалиев предпочел воспользоваться услугами землячки. Это и неудивительно. Они крепко держатся друг за друга.

– Кто – они?

– Восточные люди, – пояснил следователь. – Может, это даже его родственница, там придется долго копаться. Родственные связи у них обширные.

– Скажите, Жумагалиев по-прежнему настаивает, что не заказывал меня? – спросила Ира.

– Он может настаивать сколько ему угодно. Против него уже дали несколько очень важных показаний. Доказать мы пока ничего не можем, нужны показания киллерши. Правда, он мог заказывать вас через посредника. Посредник, в отличие от киллерши, нам пока неизвестен.

– Дана сама мне сказала, что я работаю на Жумагалиева! – воскликнула Муха. – Я ее за язык не тянула, мне было все равно.

– Какого черта она тебе это сказала? – задумался Иван. – Чем меньше в таких делах болтовни, тем лучше…

Они сидели на кухне и пили чай. Поздний ужин был давно съеден. Муха не спросила Ивана, где он был и что делал. Видимо, запомнила его слова, что он не терпит контроля над собой. «Или ей просто неинтересно? – подумал он. – Да нет, боится меня рассердить». А потом ей стало не до расспросов. Они только что просмотрели криминальные новости по хозяйскому телевизору. Телевизор искажал звуки и цвета, но смысл увиденного и услышанного до них все же дошел. Следствие над Жумагалиевым идет, киллершу ищут. Секунд на десять на экране возник фоторобот Мухи, рядом появились ее имя и фамилия. Увидив себя, она грязно выругалась.

Иван и не подозревал, что девушке известны такие слова.

– Слушай, – сказал он, что-то сообразив. – Откуда они твое имя знали?!

– Черт, ах черт… – бормотала она, глядя на погасший экран. – Заложил мент. Разве не понятно?

– Ты там не потеряла документы?

– Где?

– На месте преступления.

– У меня не было при себе документов.

– Где же они были? Они сейчас при тебе?

Муха устало закрыла глаза, качнула головой:

– Нет.

– Как нет? У тебя же целых два паспорта было.

Твой и сестры!

– А теперь вот ни одного нет. Да и какая мне теперь разница. И без паспорта пропаду… Фоторобот меня прикончит.

– Муха, а где же ты все это посеяла? – удивился Иван. – Без документов тебе, конечно, нельзя… Если захочешь бежать – надо сделать другие.

– А ты что – знаешь таких умельцев?

– Нет, но могу узнать. Их в Москве полно.

– Незачем узнавать, только лишние расходы…

Говорю тебе – паспорт мне не поможет. Разве что пластическая операция… – Она криво, совсем невесело заулыбалась. – Это я пошутила. Уж если погибать, то с собственным лицом.

– Слушай, давно хотел тебя спросить, – нахмурился он. – Откуда у тебя взялся паспорт Алии?

Когда я вез тебя из аэропорта, ты мне лапшу вешала, что казахстанский паспорт для тебя сестра потеряла, а советский – твой собственный. Ясно, что все наоборот, но Алия же пропала?

– Ее паспорт мне отдала Дана, – с ненавистью процедила Муха. – Гадина… Сказала, что Алияшка его забыла у нее в квартире… Я спросила – неужели Алия ушла без паспорта? У нее же была старая привычка – выходя на улицу, брать документы… С такими личиками, как у нас с ней, в Москве лучше без документов не ходить. Мало приятного, если менты остановят и отвезут в свой клоповник. Пока, еще докажешь, что у тебя временная прописка есть… Так что Алияшка всегда носила паспорт. Именно паспорт.

Студбилет забывала. Ее даже в метро как-то по льготному проездному не пустили.

– А студбилет Дана тебе тоже вернула?

– Нет. Судя по всему, он остался у Алии… Хотя бы труп опознают, если она мертва… – привычно, без ужаса заметила Муха. – Все было как-то несуразно, не так все должно было быть.

– Зачем же она тебе паспорт отдала?

– Не знаю. Сказала, чтобы я его хранила. Я его и носила с собой. Сама не знаю зачем… На всякий случай.

– А зачем же ты мне представилась как Алия? – поинтересовался он.

– Чтобы не представляться Мухой. Не понимаешь, что ли? Я же приехала на дело. А ее паспорт у меня всегда лежал рядом с моим собственным. Это было что-то вроде суеверия, наверное. Я все думала, что потом, когда Алияшку найдут, он сразу пригодится. А я всегда ждала, что ее найдут… Дана говорила:

«Храни у себя все документы, я же слепая, могу засунуть куда-то и забыть…» И это опять же вранье.

Ничего она не забывает. Я тебе рассказывала, как она стреляет?! Жуть – слепошарая, как крот, а бьет не хуже меня! Прямо в цель!

– Как ты это узнала?

– О, я видела, – загадочно сказала Муха.

– Где это? Она что – в соседей по коммуналке палила?

– Нет, я на пикнике полюбовалась. Это было еще до того, как я стала работать на Дану… Алияшка вызвала меня в Москву в октябре. Осень была такая теплая, золотая. Она меня познакомила с Даной, потом с Толгатом. Мы вчетвером решили выехать за город, поесть шашлыка. Поехали на машине «того гада». Все расходы были на нем. Он купил водки, вина, мяса, всяких разностей. Мы с Алияшкой замариновали целый бидон баранины. Дура я… Как вспомню – еще и старалась, чтобы невкуснее вышло! Дана ехала в качестве бесплатного приложения, толку от нее на пикнике никакого. То есть это я так думала. Мне-то хотелось поговорить с сестрой, а Дана и «тот гад» мне были до лампочки. Приехали мы куда-то в лесочек, не слишком далеко от Москвы. Там на берегу речки развели костер. Я разводила, я все умею делать – с детства приучилась. Мы же с Алияшкой совсем маленькими жили у бабушки в ауле. Родители тогда на химкомбинате работали, им квартиру долго не давали, жили в общаге. Ну, бабушка нас и взяла к себе, чтобы мы не мучились. Там было здорово… – Голос у Мухи упал.

Иван подбодрил ее:

– И чего ради Дана стала стрелять?

– А тут особый разговор. Мы выпили, разогрелись. «Тот гад» вдруг говорит: «Давайте пулять в березу, она белая, толстая, хорошо видно». Алияшка, бухая, вела себя как-то ненормально. Я же тогда не знала, что она уже села на иглу. Она легла на одеяло и лежала так, с закатившимися глазами, в отрубе…

Я думала – ей плохо, но «тот гад» сказал: «Оставь ее, она просто напилась…» Он пошел к березе, шел неровно, его тоже развезло. Нацепил на острый сучок кусок мяса, который мы не зажарили. У нас много мяса осталось. Потом он отошел и достал пистолет. Стал стрелять и не попал ни разу. Поменял обойму, хотел опять начать, но я ему сказала: «Хорош так шуметь, уши болят. Дай, я с одного выстрела попаду». И «тот гад» начал разоряться, чтобы я уматывала… Он совсем не умел пить. Такой противный, мерзкий… Но я все же выстрелила и сшибла это мясо. Тут он совсем развыступался. Стал надо мной издеваться, подкалывать всячески. Ну, и вдруг Дана говорит: «Можно и мне стрельнуть?» Тут у меня челюсть отвисла – она же ничего не видит. А «тот гад» мне начинает подмигивать и отдает ей пистолет.

Я только боялась, как бы она не попала в нас с Алияшкой. Если бы она «тому гаду» что-нибудь отстрелила, я бы ей благодарна была. Но она сделала все четко. Кстати, совсем не напилась, почти ничего и не пила. Дана сперва пошла к березе, ощупала ее со всех сторон, нацепила другую мишень на другой сучок.

Она, по-моему, насадила туда луковку, тоже от шашлыка осталась. Потом она еще раз ощупала мишень, повернулась и плавно пошла к нам. Очень плавно, как по струночке. Потом повернулась и выстрелила в березу. Ты что думаешь? Луковица вдребезги!

– Как же у нее все это получается? – поразился Иван.

Он почти поверил Мухе, потому что рассказывала девушка с чувством и слишком в быстром темпе, чтобы врать на ходу. Но у него в голове не укладывалось, что такое возможно.

– Я тоже у нее спрашивала, – ответила Муха. – Она мне сказала, что у нее память развита очень сильно. Как бы это выразиться? Пространственная память, вот. Она даже в раннем детстве в полной темноте ориентировалась, если знала, где там что находится. Даже любила это дело, что-то вроде игры себе придумала. Ну а когда ослепла, ей ничего другого и не осталось. В жизни не видела слепых, но у меня как-то всегда было мнение, что они все разливают, разбивают, портят. А она – фиг! Даже блюдечко ни разу не разбила, даже ложечку не уронила. Алия за ней ухаживала, так она просто за голову хваталась – до того Дана все точно помнила.

– А кто подсунул Дане тот наркотик, от которого она ослепла, не знаешь?

– Понятия не имею.

– Не Толгат?

– Да вряд ли, иначе зачем бы она с ним так носилась. Она просто с ума по нему сходила – Толгатик умный, Толгатик интересный, Толгатик добрый, у него папа богатый… А этот Толгатик был обычный мерзкий наркоман, причем со стажем, как сама Дана.

На этой почве они и сошлись. Откуда она взяла тот наркотик – неизвестно. Она ослепла буквально незадолго до пикника, в конце лета. И страшно переживала. Только что вышла из больницы, только начала привыкать к жизни в темноте… Толгат потому и повез ее на пикник, чтобы Дана немного развеялась. Между прочим, Алия в октябре не успела у нее и двух недель проработать, как Дана к ней пристала – привези сестру да привези сестру. Алия думала, она хочет, чтобы я за ней ухаживала. Но она мне даже не предлагала этого. Ее вполне устраивала Алия.

А я на эту роль не гожусь.

– Почему?

– Слишком грубая, – откровенно пояснила Муха.

Иван припомнил, как она ударила его по почкам, и рассмеялся:

– Да, приласкала ты меня тогда… Знаешь, честно тебе скажу… Этой ночью я сперва боялся с тобой спать.

– Я не кусаюсь.

– Не скажи… Думал – вот я усну, а ты меня уколешь, и все – конец хорошему парню. Тем более и деньги при мне были.

– А сейчас нет? – спросила она, отреагировав только на сообщение о деньгах.

– Отвез.

– Взял бы и мои денежки к себе, – сказала она как-то очень небрежно, явно нарочно. – Целее были бы, чем тут.

Иван пожал плечами:

– Не очень-то я рвусь брать твои деньги. Я за свои-то не уверен.

– Не бойся, никто с тебя не спросит. Тем более я не могу их тратить.

– Отослала бы родителям. Наверное, обрадуются, если у них такая нищета?

Муха отмахнулась:

– Переживут.

– Что – отношения плохие?

– Никакие, вот какие.

– Ясно. А я с матерью как-то устраиваюсь. А что делать? Кому я еще нужен-то?

– Она про тебя ничего не знает? Не догадалась, чем ты промышляешь?

– Нет, ты что… Она бы меня сдала ментам.

– Такая мать?!

– Такая! – отрезал Иван. – Принципиальная, даже чересчур. Потому я и стараюсь к ней на глаза не попадаться. Понимаешь, я ее вроде бы люблю, уважаю, всякое такое… Когда отец ушел – она не вышла больше замуж. Недавно призналась – из-за меня. А предложения были.

Муха жадно слушала, и было видно, что она вмиг позабыла все свои неприятности. Когда Иван замолчал, она коснулась его руки:

– А отец твой? Он жив?

– Ага.

– А он с тобой видится?

Иван протянул ей сигареты:

– На, займись чем-нибудь.

Муха закурила и понимающе кивнула:

– Закроем эту тему. Знаешь, я только потому так нажимаю на этот вопрос, что у самой большие проблемы. Мать ничего обо мне не знает. А отец вот-вот все поймет. Он такой у меня проницательный. Иногда кажется – ничего он вокруг себя не видит, хуже, чем Дана. А на самом деле одно к другому складывает и вдруг выдает результат.

– Он у тебя кто?

– Инженер. И мама тоже.

– О, так ты не из простой семьи?

– Это «тот гад» не из простой. А я из нищей простой семьи советских инженеров. И мне туда возврата нет. Они, конечно, все уже знают. Раз ментам известна моя фамилия, имя, откуда я взялась… Представляю себе, что там сейчас творится! Хоть бы родителей в покое оставили…

– Не дождешься. За них первым делом и возьмутся. Начнут выпытывать, где ты могла остановиться в Москве, кого ты знала.

– А им это неизвестно. Они даже про Дану ничего не знали. Пока им милиция не сообщила, что Алия у Даны работала. Это когда они приехали в Москву, забирать Алияшкины вещи.

– Значит, о Дане вообще никому не известно?

– Никому.

– Где же она сейчас? Куда она делась после того, как ушла со своей квартиры?

Муха замялась:

– Я-то знаю, мы вместе прожили все это время.

Но я не могу тебе сказать, где она пряталась. Вдруг это место мне еще раз пригодится? Тем более, что ее там уже нет.

– Куда же она делась?

– Сбежала. Я осталась там совсем одна Я еще ничего не знала о том, что меня ищут, что на меня уже составлен фоторобот. Если бы я не вынула из ящика газету и не прочла статейку – так бы и сидела там, клуша, до прихода милиции. И тут я оттуда так рванула.

Пойми, ведь Дана пропала не зря. Она, гадина, всегда чувствует, когда надвигается опасность. Но никого никогда не предупреждает.

И меня она тоже не стала предупреждать. Просто исчезла из дому, когда я спала.

– Твое счастье, что она тебя не убила во сне, – сказал Иван.

– Да, она вполне могла бы это сделать. Но я так устала, так изнервничалась, что мне уже было все равно. А может, и лучше было бы, если бы я не проснулась… Один укол – и все…

– А ставить укольчики – этому тоже она тебя научила? Или ты сперва на сайгаках тренировалась?

Муха засмеялась – впервые за весь вечер. Но тут же посерьезнела:

– Ой, я просто представила, как гоняюсь по степи за сайгаком, чтобы всадить ему шприц в заднюю часть… Подохнуть можно! Да, идея с уколами принадлежала ей. Когда стрелять нежелательно, а клиент тебе доверяет хоть немного, – ну, настолько, чтобы близко тебя подпустить, – тогда ничего лучше укольчика и не нужно.

– А что было в шприце?

– Не знаю. Дана дала мне несколько ампул и сказала, что действует безотказно. Через полминуты начинаются сильные судороги, а через минуту тело вытягивается, и все. Конец.

– Это только Сереге и его бабке «повезло»? Или ты и раньше так орудовала?

– Один раз до них, – призналась Муха. – Это был мужчина, и мы с ним… Ну, произошла точно такая же история, что с Серегой твоим. Дана мне тогда сказала, что мужик этот падок до женщин, и предложила мне его убить в постели. С помощью шприца – так будет потише. Уколы она меня тоже научила делать, раньше я не умела… А ей опыта не занимать. Сама вся исколотая. Ну, и конец пришел мужику. Я, слава Богу, успела это сделать до того, как он кончил.

– Короче, Дана соображает, что, если ее поймают, она пойдет номером первым… – задумался Иван. – А если она вздумает сама появиться и дать показания насчет Жумагалиева?

– Зачем?!

– Чтобы отмазаться, сбавить себе срок. Опять же, она калека, ее вряд ли пошлют в зону строгого режима. Положат в тюремную больницу, хотя, конечно, и там приятного мало.

– Против себя самой она даст показания, что ли? – возмутилась Муха. – Она ведь была посредником между мной и Жумагалиевым.

– Она может не говорить этого. Может просто тебя сдать. Ведь вы с ней, как я понял, друг друга ненавидели?

– Да, но Дана ведь не дура. Если она заговорит – я тоже заговорю.

– Верно. И в конце концов, тебя сперва нужно тут найти.

Девушка неуверенно на него взглянула и снова коснулась его руки:

– Прости, может, это немое дело… Но ты никому не говорил, как тебя найти?

– В смысле?

– Этот адрес ты никому не давал?

– Я похож на психа? – удивился Иван.

– А своей девушке ты тоже не сказал, куда пропадаешь?

– Нет, представь себе.

– Вы из-за меня поссорились?

– Ну, только не делай такое умильное личико, – попросил ее Иван. – Поссорились мы не из-за тебя.

Мы по жизни ссорились. Ничего я ей, конечно, не сказал. И она не захочет меня искать.

– Сомневаюсь. – Муха встала и неожиданно потерлась щекой о его голое плечо – он сидел в майке. – Я знаю – она сейчас плачет, – А я думаю, что она уехала домой.

– Она тебя ждет.

– Да что ты вдруг пристала? – удивился он, обнимая ее и поворачивая так, чтобы разглядеть ее лицо. – Муха, чертова ты кукла, чего ты опять добиваешься от меня?

– Ничего… Я хочу только знать, устоишь ли ты перед ней. Если она начнет тебя расспрашивать, если захочет меня тут найти… Я знаю, на что способны ревнивые бабы. Иногда им такое удается, что и ментам не под силу. Ты там был сегодня?

Он выдержал ее пристальный взгляд. И снова поразился, какие изменчивые глаза у этой девушки. То глубокие, красивые, то вдруг жесткие, колючие и, надо сказать, довольно неприятные… Сейчас она смотрела на него именно так – жестко, без тени симпатии, без признака улыбки.

– Ну а если я там был? – спросил он наконец.

– Ты уверен, что она не проследила за тобой?

У нее есть машина?

– Машины у нее нет.

– Она могла поймать тачку.

– Слушай, если Танька за мной и проследила, то только до матери, – небрежно ответил он.

Ее голос истерично зазвенел;

– Пойми, мне страшно.

– Мне тоже!

– Ты-то чего боишься? – выкрикнула она и вдруг отвернулась к стене.

Он с изумлением услышал, что Муха плачет. Она рыдала и мерно ударяла ладонью в стену, в такт всхлипам:

– Ненавижу! Не-на-ви-жу! Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Всех! О черт, почему я должна подохнуть?!

Почему я?! Отвали! Отвали, отвали, говорю!

Иван давно уже стоял рядом и держал ее за худенькие плечи:

– Успокойся. Это истерика.

– Сама знаю! Пусти!

– Успокойся, говорю. Ты весь дом разбудила.

Тише, тише, не из-за чего заводиться… Ревнуешь, что ли? К Таньке? Было бы к кому!

Муха вжалась в стену и глухо рассмеялась. Потом ее плечи перестали вздрагивать и обмякли под его ладонями. Иван оторвал ее от стены и почти перенес в комнату, на постель. Муха ложиться не пожелала. Она села, забившись в угол, обняв подушку, и мрачно опустила ресницы. Ее лицо еще блестело от слез, но она уже не плакала, только тяжело дышала, как после драки.

– Чего ты хочешь? Чтобы я ушел? – спросил Иван.

Она промолчала.

– Могу уйти, – продолжал Иван, надеясь услышать хоть какой-то ответ.

Ответом опять было молчание.

– Только мне сегодня тоже нежелательно мелькать на улице, – сказал он.

– Ты что – тоже в розыске?

– Откуда мне знать? Никогда нельзя быть уверенным, что кто-нибудь не составил твой фоторобот.

– А, ясно… – Она отшвырнула подушку. – И что ты со мной связался? И что ты ко мне прицепился?

Шел бы к своей девушке! Она, наверное, порядочная.

Нежная, красивая. Русская.

– Ты чего. Муха? Какая мне разница, кто она по quot;национальности?

– Огромная! Огромная, ты же только прикидываешься, что тебе все равно! Я для тебя – просто животное, экзотическое животное! Типа сайгака! А она – полноценный человек! Русская, москвичка, без жилищных и материальных проблем, – зло продолжала она. – А такие парни, как ты, не про меня! Ничего в твоей гребаной Москве для меня нет! Ничего, кроме смерти! И дома тоже! То же самое! Для местных я – метиска, хуже, чем немка, вообще не человек! Скажут – убирайся, а куда я уберусь?! Сюда?! Для здешних ментов я – казашка! Нацменка без прописки!

– Ты что завелась на ровном месте? Опять начинается? – изумился он. – Я-то думал, у тебя нервы железные.

– У меня ни к черту нервы!

– Уже видно по тебе. Ну вот что, никуда я сейчас не пойду. По крайней мере, из этой квартиры.

Если настаиваешь, могу лечь в другой комнате. Там есть тахта.

– Мне все равно, где ты сегодня спишь.

– А мне не все равно. Я бы предпочел с тобой.

Муха стрельнула в него косым взглядом, обхватила согнутые колени руками и затихла. Иван вздохнул, сунул в рот сигарету и отошел к телефону. Накручивая номер матери, он чувствовал на спине взгляд девушки. Но упрямо не сообщал ей, кому звонит. Наконец он услышал знакомый голос.

– Мам, это я, – сказал он. – Как ты? Ты мое письмо читала? Я тебе письмо оставил.

– Ваня?! Куда ты пропал?! – закричала мать.

– Мам, а что такое?

– Ты не знаешь?! Ванечка, ну что ты со мной делаешь, когда же это кончится! Ужас какой – по-прежнему кричала мать.

Никогда он не слышал у нее такого паникующего голоса и не на шутку встревожился:

– А что случилось? Можешь наконец сказать?!

– Таня, Таня, твоя девушка, вы с ней вместе жили! – отчаянно сообщила мать.

– И что с ней? – У Ивана вдруг похолодела спина – верный признак волнения.

– Она убита! Где ты? Откуда ты звонишь? У нас уже была милиция, тебя не могут найти!

– Мам, спокойно, мам, – пробормотал он, едва шевеля губами. – Я не делал этого.

– Я верю, верю… Но что же это такое?! Когда же это кончится?! Когда же у тебя начнется нормальная жизнь?!

– Мама, успокойся… Я приеду… Куда мне ехать?

К тебе? Туда?

Мать задыхалась от волнения и не могла ничего толком сказать. Иван прижал трубку к уху так сильно, что ощутил боль, и повернулся, взглянул на Муху.

Та смотрела на него расширенными, неподвижными, чужими глазами. Он положил трубку.