"Цыганский барон" - читать интересную книгу автора (Мартин Кэт)

Глава 1

Лондон, Англия

18 сентября 1805 года

— Я слышала, он цыган.

— Ах, об этом говорят уже целый месяц! Все были потрясены слухами о его сомнительном происхождении! Но если для кого-то подобные сплетни навсегда закрыли бы доступ в общество, Доминику, кажется, это только на пользу. Лондонские дамы готовы на все, лишь бы узнать правду, поэтому он пользуется здесь большим успехом.

Леди Дартмур засмеялась, жеманно прикрывая рот рукой в белоснежной бальной перчатке.

— Полагаю, ты права, милочка, у нас найдется немало сплетниц, обожающих эдакие скандальные истории, и все же…

Дама с явной симпатией окинула взглядом ладную фигуру в безупречном черном сюртуке и серых обтягивающих бриджах. Он был строен, высок, выделялся среди остальных мужчин в этом сверкающем зале. Густая, иссиня-черная шевелюра особенно выразительно смотрелась на фоне белоснежного жесткого воротника рубашки и кремового шелкового галстука.

Леди Дартмур смотрела на него с мечтательной улыбкой, в которой сквозило некое сожаление. Сама не замечая того, она расправила едва заметную морщинку на лифе платья из зеленого шелка.

— Видит Бог, Доминик Эджемонт — самый привлекательный мужчина в Лондоне. Опасно привлекательный…

Статная женщина, леди Вексфорд, собеседница леди Дартмур, видимо, была согласна с приятельницей. Она прошептала что-то на ушко подруге, и обе сдержанно засмеялись. К сожалению, мы так и не узнаем, о чем они говорили потом, — их слова заглушила громкая музыка, но о содержании их беседы легко можно было догадаться по стыдливому румянцу младшей и многозначительной улыбке старшей.

Леди Кэтрин Баррингтон, графиня Арундейл, ставшая невольной свидетельницей вышеописанного разговора, проводила взглядом кокетливых кумушек. Ей было очень интересно, кто такой Доминик.

— Послушай, Амелия, — обратилась она к сопровождавшей ее даме, — о ком говорили те две женщины?

Кэтрин обвела взглядом зал, надеясь отыскать того, о ком шла речь, но среди нарядных, элегантно одетых мужчин не увидела ни одного, кого можно было бы назвать цыганом.

— Мне показалось, что они хорошо знают джентльмена, о котором шептались.

Белоснежный блестящий наряд с высокой талией делал особенно заметной модную бледность Кэтрин и подчеркивал необычный цвет ее волос, медных с золотым отливом.

Амелия Кодрингтон Баррингтон, баронесса Нортридж, жена двоюродного брата Кэтрин Эдмунда и самая близкая подруга Кэтрин, только пожала плечами.

— Ты про этих сплетниц? Не понимаю, почему бы им не поболтать о ком-нибудь.

— Но, — продолжала настаивать Кэтрин, — судя по их словам, этот Доминик — весьма популярная личность.

В это время к ним подошел слуга с серебряным подносом, уставленным напитками. От прислуги требовалась немалая ловкость, чтобы в переполненном зале пронести тяжелый поднос чуть ли не над головой. Хрустальные бокалы с шампанским слегка позванивали. Им вторили хрустальные подвески люстр под высоким лепным потолком.

— Речь шла о Доминике Эджемонте, — сообщила Амелия, — лорде Найтвике, наследнике маркиза Грэвенвольда.

Ее слова мало что сказали Кэтрин, совершенно не искушенной в делах высшего общества, но для женщины чуть более опытной одно лишь перечисление титулов Доминика Эджемонта показалось бы впечатляющим. Амелия, на пять лет старше Кэтрин, намного лучше знала свет, чаще выезжала и была в курсе всех событий последнего месяца.

— Вот он, в конце зала, у большого позолоченного зеркала.

Кэтрин обвела взглядом роскошный зал. Глаза слепило от блеска хрусталя и зеркал, от сверкания драгоценностей на одетых в умопомрачительные наряды женщинах. Мужчины, все в дорогих сюртуках и бриджах, представляли достойный фон для пришедших с ними дам. Канделябры бросали отсветы на обтянутые золотой парчой стены; накрытые белоснежным льном столы сверкали серебром; изысканные яства источали тонкий аромат, подносы с хрустальными фужерами, установленными в виде пирамид, блестели, словно хрустальные призмы. Возле зеркала стояли несколько мужчин.

— Который из них Доминик Эджемонт? — спросила Кэтрин. — Там человек семь.

— Тот, что повыше остальных. С черными кудрявыми волосами. Он и впрямь ничего, не правда ли? Половина лондонских дам уже покорены его обаянием, и остальные были бы в их числе, если бы не боялись влюбиться всерьез.

Ошибиться было трудно. Ростом и статью он действительно превосходил стоящих рядом. Но Кэтрин не видела его лица. Мужчина, о котором говорила кузина, стоял к ней спиной. Его осанка, повелительные спокойные жесты, дорогая, прекрасно сшитая одежда — все выдавало в нем человека из высшего общества. Эджемонт стоял в окружении таких же породистых леди и джентльменов, искушенных светских львов и львиц. Женщины взирали на него с восхищением, во взглядах мужчин было больше зависти. Значит, этот лорд был человеком опасным.

— Вы знакомы? — спросила Кэтрин.

Она видела, с каким достойным восхищения искусством леди Вексфорд пробирается поближе к нему, небрежно помахивая дорогим веером настоящей ручной работы, привезенным с экзотического Востока. Да, эта леди не упустит возможности показать всем такую изысканную вещицу.

— Не слишком близко, — ответила Амелия. — Лорд Найтвик предпочитает жить у себя в поместье, в обществе появляется только тогда, когда это необходимо ему для дела.

Миниатюрная и элегантная Амелия Баррингтон являла собой тип утонченной и изнеженной красавицы, хрупкой и почти невесомой, истинное воплощение аристократической женственности. Кэтрин невероятно завидовала кузине. Белокурые вьющиеся волосы обрамляли очень красивое правильное лицо Амелии. Шесть лет назад кузен Кэтрин, Эдмунд с первого взгляда влюбился в изящную блондинку. Короткий, но бурный роман завершился браком, и теперь их сынишке, названному в честь отца Эдмундом — Эдди, шел уже пятый год. Кэтрин обожала племянника.

— Слухи о нем, я думаю, не беспочвенны? — спросила Кэтрин. Какая-то брюнетка так и стреляла в него глазами. Интересно, подействуют на него ее амурные стрелы или нет?

— Разумеется, нет. Правда, о нем мало что известно точно, а сам он не торопится развеять туман слухов и домыслов. Он парень не промах. И очень умен. К тому же он красив и богат. В свое время твой отец мечтал выдать тебя за него замуж.

Кэтрин испуганно посмотрела на кузину.

— Надеюсь, отец не обратился к нему с этим предложением лично?

— Ну что ты! — рассмеялась Амелия. — Он ограничился разговором с общим знакомым. Впрочем, едва ли Доминику что-либо известно об этом. Он, говорят, вообще не собирается жениться. Ни на ком и никогда.

— Но однажды ему придется изменить своим принципам. Раз он наследник титула и состояния, он просто обязан позаботиться о наследнике.

До недавних пор тихая жизнь в пригороде Девона вполне удовлетворяла Кэтрин. Она нашла занятие по душе и была далека от сплетен высшего общества. Но годы шли, и сейчас, когда ей исполнилось девятнадцать, она вынуждена была выйти в свет. Кэтрин и так припозднилась: для девушки, справляющей свой первый бал, девятнадцать — уже немалый возраст.

— Забудь об этом, — махнула рукой Амелия. — Дело давнее, да и едва ли вы смогли бы стать подходящей парой, так что и думать не о чем.

Кэтрин открыла было рот — сказать, что она совсем не сожалеет, но заиграла музыка и к ней подошел кавалер. Улыбаясь красивому молодому человеку, с которым познакомилась только сегодня, Кэтрин взяла его под руку.

— Я боялся, что вы забудете, — сказал Джереми Сент-Джайлс, робко глядя на нее своими кроткими карими глазами.

— Я редко забываю о данных мной обещаниях, — ответила девушка.

Джереми понравился ответ, и он, довольно улыбаясь, повел даму в центр зала. Тяжелый расшитый жемчугом шлейф ее бального платья, прикрепленный к запястью, поднялся, когда Кэтрин положила руку на плечо юноши. Платье — подарок дяди, герцога Вентворта, ниспадало мягкой волной до самого пола. Рукава его были чуть присобраны у плеч, образуя небольшие буфы, а глубокий вырез каре открывал взгляду высокие округлые холмы.

— Вы очаровательны, леди Арундейл, — сказал Джереми, поддерживая ее бережно, будто она могла сломаться. — Вы — само совершенство.

Кэтрин с достоинством приняла несколько преувеличенный комплимент. Сама она была достаточно умна, чтобы уметь не поддаваться на лесть. Кэтрин прекрасно понимала, что она отнюдь не совершенство. Она не была хрупкой красоткой, как Амелия. Формы ее были достаточно женственны и округлы, хотя талия — безупречно тонка.

Кожа Кэтрин, гладкая и чистая, если не считать россыпи веснушек у носа, была бела, но с чуть золотистым оттенком, глаза — чуть больше, а губы чуть полнее, чем того требовали строгие каноны классической красоты, и даже строгая прическа в виде уложенной короной туго заплетенной косы не скрывала буйства густых медно-рыжих волос,

Наслаждаясь танцем, Кэтрин, вежливо улыбаясь, кружила по мраморному залу. Иногда она ловила снос отражение в высоких зеркалах — они с Джереми довольно красивая пара. Однако сноса и снова Кэтрин возвращалась мыслями к лорду Найтвику. Вновь и вновь она ловила себя на том, что ищет его глазами; ее буквально распирало от любопытства. Она и сама не понимала, почему ей так хочется увидеть его лицо. Увы, надеждам не суждено было сбыться. В последний раз взглянув туда, где должен был стоять лорд Найтвик, Катрин увидела лишь его удаляющуюся спину. Доминик Эджемонт покидал бальный зал.

— Что это, Доминик? — спросил Рэйн Гаррик, четвертый виконт Стоунлей, выглядывая из-за спины высокого брюнета, которому молодой человек с соломенными волосами и бесцветным лицом принес запечатанный сургучом конверт.

— Послание от папаши.

Доминик распечатал письмо и прочел несколько строк.

— Здесь сообщается, что отцу хуже и я должен приехать к нему поскорее.

— На этот раз, возможно, маркиз пишет правду.

— Скорее лошадь научится летать, чем маркиз говорить правду, — хмуро ответил Доминик. — Мы оба понимаем, что это очередная попытка прибрать меня к рукам. Он не может не распоряжаться кем-либо, а я — прекрасный способ удовлетворить его тщеславие.

— Ты несправедлив к нему, Доминик. Очень несправедлив. Твой отец уже старик. В нем нет прежней силы. Быть может, он старается наверстать упущенное за те годы, когда он отвергал тебя.

Доминик сжал зубы так, что желваки заходили под скулами. Уголки губ опустились вниз,

— Не кажется ли тебе, что, когда твоему отпрыску минуло двадцать восемь лет, поздновато начинать проявлять отцовскую заботу?

Скомкав письмо, Доминик молча сунул его в руку посыльного и пошел прочь.

— Это ответ, ваше сиятельство? — крикнул вслед ему паренек.

— Я отвечу ему лично, — бросил на ходу лорд Найтвик и, сжав кулаки, быстро вышел из зала.

Рэйн смотрел Доминику вслед. Умение друга найти нужные слова для каждой из дам, при этом не обижая ни одной, врожденное чувство такта вызывало невольное восхищение. Тем более странной казалась Рэйну нетерпимость Доминика к старику отцу.

Между тем Эджемонт шел к выходу, расточая улыбки налево и направо, не задерживаясь ни с кем из гостей больше чем на несколько мгновений. Поистине он в совершенстве владел искусством обольщения. Он мог бы всего одной улыбкой и двумя-тремя комплиментами проложить себе путь в будуар любой из дам.

В нем было что-то, что делало его неотразимым в глазах женщин. Может быть, какая-то едва уловимая загадочная мрачность, нечто необъяснимое, а может быть, ощущавшаяся в нем жизненная сила. Доминик быстро уставал от женщин. Одна сменяла другую, не оставляя глубоких следов в его душе. Но то, что ни одна не могла надолго завладеть его вниманием, казалось, только поднимало его престиж в глазах прекрасного пола.

Итак, Доминик покинул бал, так и не познакомившись с украшением сегодняшнего вечера, впервые появившейся в свете красавицей леди Арундейл. Рэйну невольно пришло в голову, что не будь юная леди столь невинна, и не будь ее дядя столь сильной личностью, вполне мог бы завязаться весьма любопытный роман между лордом Найтвиком и прекрасной Арундейл. Любопытно было бы посмотреть на Доминика; несомненно, чары юной прелестницы могли бы составить немалую угрозу провозглашенному лордом Найтвиком кредо вечного холостяка.

Рэйн наблюдал за беседой леди Арундейл с Амелией, женой ее кузена Эдмунда. Рэйну никогда не нравился Эдмунд с его любовью к вычурным нарядам, женственными манерами и какой-то бесхребетностью, хотя его сестра воистину была очаровательна. Рэйн задумался: какие чувства испытывает Эдмунд к своей кузине? Ведь не получи отец, Кэтрин высочайшего разрешения на признание его дочери законной наследницей герцогства Арундейл, наследником был бы ее двоюродный брат. Наверняка Эдмунд считает это несправедливым. Однако если Нортридж и чувствовал неприязнь к кузине, то, надо отдать ему должное, прекрасно скрывал свои чувства, да и девушка была буквально влюблена в двоюродного брата.

Рэйн, наблюдая за юной леди, за ее грациозными движениями, лаская взглядом ее женственную аппетитную фигуру, почувствовал возбуждение. С легким вздохом сожаления но поводу того, что ни ему, ни его другу так и не удастся вкусить прелестей юной красотки, он отвел взгляд от предмета своих вожделений и растворился среди гостей.

— С уверенностью можно сказать, что первый бал Кэтрин прошел с успехом, — сказала Амелия.

Эдмунд Баррингтон, барон Нортридж, смотрел на кузину, танцующую с новым кавалером. В отличие от Амелии, аристократически-утонченной красавицы, Кэтрин была сама воплощенная чувственность — небольшого роста, с аппетитными формами, она представляла тог тип женской красоты, перед которым не сможет устоять ни один мужчина. Сегодняшний вечер стал тому подтверждением; мужчины роились вокруг нее, как пчелы вокруг ароматного цветка.

— Она поймала на крючок трех герцогов, барона и графа, — заметил Эдмунд. — Старик Арундейл был бы доволен. Жаль, что он не успел ее сосватать.

Кэтрин и Эдмунд росли вместе, и он всегда относился к ней с нежной любовью, как брат должен относиться к младшей сестренке.

Кэтрин была чудесной девочкой, может быть, слишком чувствительной. Больше, чем следовало, беспокоилась о домашних слугах. Довольно глупо в столь юном возрасте обременять себя чувством ответственности за других.

Как раз сейчас Кэтрин болтала с молодыми повесами, окружившими ее, и смех ее серебряным перезвоном доносился до Эдмунда. Кэтрин посмотрела на брата. В ее улыбке и в счастливом взгляде он прочитал благодарность за то, что он привел се сюда, за все, что он для нее сделал.

— Кажется, ей понравился молодой Джайлс, — заметила Амелия. — Обрати внимание, как она на него смотрит, как улыбается. И он, кажется, уже созрел для того, чтобы сделать предложение. Посмотри, он буквально пожирает ее глазами. Жаль, что он второй сын и не наследует состояния.

Эдмунд кивнул.

— Мы должны вести себя осмотрительно и действовать только наверняка, наилучшим образом.

Хотя разве когда-нибудь они вели себя иначе?

Когда отец Кэтрин, Кристиан Баррингтон, герцог Арундейл, умер, Кэтрин уговорила Эдмунда и его семью переехать в Девон, в ее поместье. Они, конечно, с радостью согласились, к вящему удовольствию как Кэтрин, так и ее дяди, Гилфорда Лэвенхэма, герцога Вентворта, заменившего ей и отца, и мать. Опекун Кэтрин был рад, что Эдмунд и Амелия живут с ней. После того как умерла мать Кэтрин, присутствие в доме Амелии, с которой у Кэтрин возникла крепкая дружба, дядя считал весьма благотворным для воспитания племянницы. Девушка нуждается в наставнице.

Только Эдмунду это не нравилось. Его тяготила деревенская скука, он тосковал по городской жизни. Проскучав несколько месяцев, Эдмунд все же уговорил всех переехать в лондонский дом Кэтрин.

Дядя Кэтрин и этому был рад.

— Время выдавать тебя замуж, Кэтрин, — объявил он. — Кто-то должен принять на себя заботу о твоем состоянии. Твой отец сделал тебя наследницей, и он рассчитывал на то, что ты выйдешь замуж и родишь ему внука.

Кэтрин вспыхнула. Ей были неприятны столь недвусмысленные заявления, однако она понимала, что дядя прав.

— Я последую вашему совету, дядя, — сказала она, стыдливо потупившись, надеясь, что в своем выборе дядя учтет ее личные пожелания.

— Конечно, моя девочка.

— Мы с Амелией постараемся помочь тебе выбрать подходящую партию, — добавил Эдмунд.

Скоро наступит тот день, когда всем его честолюбивым мечтам придет конец. Еще немного, и надежда получить наследство и титул умрет навсегда.

И Эдмунд решил действовать. Пока еще не поздно.

Итак, первый лондонский сезон Кэтрин Баррингтон закончился. О ней говорили как о «настоящей душечке». Успех был невероятный. А сама королева бала начала уставать от бесконечного праздника. Балы, приемы, маскарады ужасно ей надоели. С каждым днем она все больше скучала по спокойной жизни дома, в поместье.

Она получала предложения от мужчин из лучших английских семейств. И все же ни один из претендентов не тронул ее сердца, никого она не могла представить своим мужем. Кэтрин долго уговаривала дядю позволить ей вернуться в Арундейл с Эдмундом и Амелией, Наконец Гил согласился, но с условием, что она весной вернется в Лондон. И тогда уж точно выйдет замуж.

Сейчас, сидя на громадной кровати с четырьмя стойками и прозрачным пологом — украшением спальни ее лондонского дома, Кэтрин думала о будущем. Выйти замуж, всегда жить в Лондоне… Какая скука. Эдмунд, конечно же, любит светские развлечения. Но как все это надоело ей — каждый день одни и те же безвкусные комплименты, дежурные улыбки, разговоры ни о чем, а выбор супруга все больше сводился к бесконечным отказам. С каждым днем таяла надежда на то, что среди претендентов на ее руку и сердце отыщется тот, с кем бы хотелось прожить бок о бок до старости.

«Так, может быть, влюбиться?» — думала Кэтрин, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. Ей с трудом верилось, что такое может произойти с ней. То, что ее мать и отец любили друг друга, совсем не значит, что такое счастье уготовано ей. Супружество… Это значит стать самостоятельной, стать взрослой… Это значит родить наследника… А любовь? Любовь потом… Кэтрин вздохнула. Самое главное — наследник. И придется выходить замуж. Амелия и Эдмунд и так уже проявили достаточно терпения, предоставляя ей возможность выбирать самой. Кто виноват в том, что она так разборчива! Придется оставить мечты о любви.

В спальне было прохладно. Кэтрин зябко куталась в одеяло. Если в сердце не хватает жара, разве может помочь согреться даже теплая ночная рубашка? Звать горничную, чтобы та принесла еще одно одеяло, Кэтрин не хотелось.

Часы мирно тикали, усталость постепенно брала свое. Девушка закрыла глаза. Постепенно дыхание ее стало ровнее, и по мере того, как она засыпала, печали отступили.

Тихо скрипнула дверь. «Сквозняк, наверное», — подумала Кэтрин и провалилась в сон.

Кэтрин проснулась, когда чья-то мясистая ладонь зажала ей рот и грубые сильные руки, подхватив ее под мышки, поволокли куда-то.

Господи, что происходит?!

— Эдмунд! — попыталась крикнуть Кэтрин, но у нее ничего не получилось. — Помогите!

От страха сердце готово было выскочить из груди. Кэтрин вырывалась изо всех сил, лягалась, царапалась. Она не дастся ему живой.

— Тихо! — прошептал ей в ухо мужской голос. Ночной гость, человек ли, порождение ли дьявола, несомненно, был могуч и раза в два крупнее своей жертвы. Кэтрин не сдавалась, но ее усилия были бесполезны. Наконец похитителю надоело с ней возиться. Впервые в жизни Кэтрин ударили по лицу. Челюсть ее заныла, комната начала вращаться, очертания предметов расплылись и подернулись дымкой. Потом навалилась чернота.