"Драконье горе" - читать интересную книгу автора (Малинин Евгений)

Глава 2

Нет, я не потерял сознание, хотя на мгновение мне показалось, будто бы я проваливаюсь сквозь землю. Во всяком случае, в тот момент, когда я по всем законам физики должен был ткнуться носом в утрамбованную почву, перед моими глазами взметнулась какая-то пыльная серая пелена, отделившая меня на мгновение от окружающего мира. Уже в следующую секунду я увидел перед своими глазами стебли густой травы и понял, что упал очень удачно, поскольку не только ничего не повредил в своем хрупком организме, но вполне способен вновь принять достойное вертикальное положение.

– Ну, гражданка, правду написал про вас Макаронин… – ворчливо начал я, – КПЗ по вам с вашей собакой плачет!…

И тут же замолчал. Жирная, коротенькая травка, торчавшая из земли перед самым моим носом, была сочного синего цвета. Несколько секунд я тупо разглядывал это чудо природы, а потом медленно поднялся на ноги и огляделся.

Ни самой Бабы Яги, ни ее драконовидной собаки рядом со мной не было, как не было заросшего крапивой двора дома номер два, самого дома и Второй Вагонной улицы.

Я стоял посреди небольшой полянки, покрытой густой короткой травкой. Полянку окружал высокий светлый лес, тихий, приветливый, пронизанный горячими солнечными лучами. Листва на стройных, уносящихся в небо деревьях была того же интенсивно синего цвета, что и трава, на которой я стоял.

«Куда же эта зверюга меня зашвырнула?» – подумал я, и тут же получил ответ от своего подсознания: «Куда, куда – туда же, куда и первого!…» И знаете, эта подсказка меня ужасно обрадовала. Видимо, в силу своего гуманитарного образования я не задумался о том, каким образом и в какое место этот драконий недомерок меня перебросил. А в силу неумеренной любви к сказочной фантастике, без особой паники лицезрел местную, необычного цвета растительность. Правда, мелькнула у меня мыслишка насчет чернильных дождей, но я быстренько ее отбросил, поскольку стволы у видневшихся деревьев были привычного серовато-коричневого оттенка.

Заставив себя не обращать внимание на необычный окрас травы, я внимательно осмотрел поляну. Густая трава, напоминавшая плотный коверный ворс, была примята еще в одном месте, и от этого места в сторону опушки вела явно притоптанная полоса. За четыре дня, прошедшие с момента исчезновения старшего лейтенанта, травка, конечно, немного выпрямилась, но следы были видны достаточно отчетливо. Вот по ним я и двинулся.

Едва я вступил под деревья, как меня мгновенно окутала прохлада, настоянная на древесной прели и чистой росе. Воздух, казалось, можно было черпать пригоршнями и пить, словно ключевую воду. Под ногами мягко пружинила плотная иссиня-черная подушка опавшей листвы, причем чувствовалось, что под верхним, сухим слоем лежит уже перегнивший толстый пласт.

И тут во мне возникло странное, никогда ранее не испытанное чувство. Мне вдруг показалось, что… что все вокруг наполнено… пропитано какой-то всемогущей, всесокрушающей силой, и что я… могу приказывать этой силе, и что она мне, безусловно, подчинится! Я вдруг почувствовал, что… я все могу. Абсолютно все! Казалось, что стоит мне пошевелить пальцем или произнести одно короткое слово и в ту же секунду исполнится любое мое самое невероятное желание!…

От неожиданности этого ощущения я даже замер и в тот же момент понял, что меня окружает совершенно ненормальная тишина. На европейской части России не бывает такой тишины, всегда можно услышать тарахтенье трактора, урчание автомобиля, перестук поезда или приглушенный рев пролетающего самолета. А тут – абсолютная тишина! Словно вся окружавшая меня природа замерла, с трепетом ожидая моего слова или жеста!

Но я не знал, какое слово надо сказать, какой жест необходимо изобразить, и потому смог лишь беспомощно оглядеться.

В ту же секунду мое необыкновенное ощущение всемогущества исчезло, а я вдруг понял, что иду, как говорится, куда глаза глядят, поскольку вместе с травкой на поляне кончились и оставленные на этой травке следы.

Я, было, решил вернуться, но затем сообразил, что ничего нового на поляне не найду, и потому двинулся вперед, рассчитывая на удачу и на то, что лес скоро кончится, я повстречаю местных жителей и разузнаю, куда делся мужик в форменной одежде, вышедший из этого леса дня четыре назад.

Шагал я не торопясь и в то же время довольно быстро. Сам процесс пешего передвижения доставлял мне огромное удовольствие. Гниющая листва под подошвами моих кроссовок едва слышно что-то нашептывала, но я не прислушивался к этому шепоту, и, как оказалось, напрасно. Когда я наконец захотел услышать этот шепот, то сразу понял, что воспринимаю его, как тихую связную речь, вот только многое в ней мной было уже пропущено. Однако и то, что я услышал, было весьма интересно.

– …чуден… – шепнуло из-под моей правой ноги.

– Чуден, – согласились из-под левой.

– Откуда он… – из-под правой.

– …взялся? – из-под левой.

Я напряг слух и постарался мерно переставлять ноги, боясь, что если собьюсь с шага, прекратится и этот шепоток. У меня не появилось мыслей о том, что с моей головой что-то не в порядке, слишком связным, хотя и не совсем понятным был последовавший диалог.

– Надо бы сообщить…

– Да я уже отправил весть…

– И что?…

– Его встретят…

– А кто?

– Наверно, сам…

– Чуден…

– Чуден. Шагает по лесу без оружия…

– Не воин…

– Может, маг?…

– Не похоже… Запах вроде не тот…

Впрочем, сказано было не «запах», а какое-то другое, непонятное мне слово.

– Как можно залезть в чащу совершенно без прикрытия, а если волкодлак навстречу или, того хуже, потерянная тень?…

– Ну, это ты напрасно, потерянных теней в нашем заповеднике не осталось, Маулик их всех вывел.

Этому ответу явно не хватало уверенности, что и подтвердила следующая фраза разговора:

– Если они нам больше не попадаются, это не значит, что их больше нет. Просто прячутся хорошо. Как ты думаешь, что увидел тот чудак с крылышками на плечах, что задал такого стрекача?

– Да! Сам Маулик, говорят, не смог его догнать!

– Ну, Маулик вряд ли за ним гонялся… Кто ж от Маулика убежать сможет?…

– Но бежал он здорово, даже свой шлем потерял…

– Ха, шлем из тряпки!… Ну кто видел такие доспехи?!

Видимо, этот возглас был несерьезен, потому что в ответ тут же прошелестело наставительно:

– Если сквот вооружен боевой дубинкой, то на голове у него должен быть шлем!…

Наставление, судя по всему, не понравилось первому, потому что тот сразу перевел разговор на другое:

– Ну, у этого ни дубинки, ни шлема…

– Ага, и одежка какая-то странная… Ни камзола, ни плаща… а штаны-то, штаны!… Представляешь, сколько времени надо, чтобы построить такую одежду… А на ногах-то, на ногах-то что!

Я невольно опустил глаза, чтобы посмотреть, что же это у меня такое на ногах. Но ничего особенного не заметил – ну джинсы, ну носки, ну кроссовки. Ну и что?! Однако этот мой взгляд не прошел незамеченным.

– Глянь-ка, он нас слышит!…

– С чего ты взял? Не может он нас слышать! Сквоты не слышат фейри, если те обращаются не к ним… И не видят.

– А если… Если это этот… ну, кто-нибудь другой?!

– Опять ты со своими легендами! Ну кто другой?! Кто, говори! – Шепоток звучал насмешливо, и в то же время в нем сквозила неуверенность и страх.

– А что, по-твоему, легенды врут? Тогда вспомни, как побежал тот сквот с дубинкой, может сквот бегать с такой скоростью?…

Несколько шагов меня сопровождала тишина, едва разбавленная тихим бессловесным шорохом листьев под ногами. А затем разговор возобновился.

– Ну, этот-то точно сквот… – раздалось из-под моей правой ноги, впрочем, без особой уверенности.

– А давай попробуем его напугать. И посмотрим, как он бегает… – быстро предложили из-под левой.

– Ага! А потом Маулик нас напугает и посмотрит, как мы бегаем! – немедленно остудили экспериментаторский пыл из-под правой. – И потом, нам сказано – наблюдать и докладывать, вот и будем наблюдать и докладывать!

И снова наступило молчание. Мне нестерпимо хотелось спросить, кто такие сквоты и почему они бегают как-то по-особенному, однако я понимал, что вряд ли получу ответ.

Лес между тем загустел. Появился какой-то черный, лишенный листвы подлесок, цеплявшийся за джинсы и куртку нехорошими колючками. Едва заметная тропинка, на которую я выбрался около часа назад, стала медленно, но неуклонно забирать вверх, на полого поднимавшийся холм. Внезапно резко стемнело, как будто перед грозой, однако небо оставалось чистым.

Тропинка как раз огибала огромный, страшный, ползучий куст, усаженный двухсантиметровыми стальной твердости колючками, так что мое внимание было полностью поглощено необходимостью уберечь свою одежду от этого неизвестного мне представителя флоры. А когда я миновал злосчастный куст и поднял глаза, то увидел, что посреди тропы, перегораживая мне дорогу, стоит темная высокая фигура, укутанная с головы до пят в какую-то бесформенную одежду типа свободного плаща с капюшоном. Ни одного цветного пятна не оживляло ее черноту, и только из-под надвинутого капюшона, в том месте, где на лице должны располагаться глаза, слабо тлели два багровых уголька.

Фигура была совершенно неподвижна и тем не менее излучала некую угрозу. Я по инерции последний раз шаркнул подошвой по палой листве и услышал из-под нее слабый шепоток:

– А вот и Маулик. Ну, сейчас начнется…

Невольно бросив быстрый взгляд себе под ноги, я увидел, как из-под моей правой ноги в тень придорожного куста порскнул небольшой зверек… Нет, скорее это был крошечный человечек! Во всяком случае, передвигалось это существо на двух нижних конечностях и при этом нелепо размахивало двумя верхними. Оно было покрыто серовато-бурым мехом, который на крохотной голове приобретал вид стоящего торчком зеленоватого хаера. В самый последний момент перед тем, как эта крохотуля исчезла за кустом, я разглядел, что на ней было надето что-то вроде коротеньких штанишек или семейных трусиков. Это стало последней каплей, и я истерично расхохотался.

Не могу с точностью сказать, сколько времени я веселился, но этот смех, наверное, спас мой рассудок. Подумайте сами – повстречать посреди областного города малорослого Змея Горыныча, затем неизвестно каким образом оказаться в незнакомом синем лесу, затем выслушать непонятный диалог собственных стареньких кроссовок, затем узреть какого-то средневекового монаха с багровыми фонариками вместо глаз и в заключение обнаружить… мышь величиной с зайца в трусах и с зеленым хаером на голове, улепетывающую на задних лапах! Представьте себя на моем месте, и я не сомневаюсь, что вы немедленно отправитесь на консультацию к психиатру!

Когда я отсмеялся, моя нервная система худо-бедно пришла в норму. Вернее, я просто махнул на себя рукой, но мне стало интересно досмотреть этот бред до конца. Потому я снова поднял глаза на стоявшую неподвижно фигуру и с неожиданным высокомерием спросил:

– Может быть, вы все-таки меня пропустите?…

Ответа я не получил и через пару секунд молчания иронично поинтересовался:

– Ты живой или как?…

И снова последовало молчание. Впрочем, не знаю каким образом, но я почувствовал, что угроза, исходившая от этой фигуры по-первоначалу, стала быстро исчезать. На ее место приходила некая заинтересованность. Темная фигура даже вроде бы слегка наклонила свою голову, как будто разглядывая меня с неким интересом. Тогда я снова решился на еще один вопрос:

– Прошу прощения за назойливость, но, может быть, вы подскажете мне, как добраться до ближайшего населенного пункта?

Однако фигура снова промолчала.

Подождав с минуту, я пожал плечами и начал прикидывать, с какой стороны мне лучше обойти этого… «черного монаха», но тот неожиданно повернулся ко мне спиной и медленно поплыл над тропой прочь от меня. Я уже было обрадовался, что меня наконец пропустили, и вдруг явственно услышал, как мне предлагают следовать за моим новым глухонемым знакомцем. Хотя сказать «услышал» было бы большой натяжкой, скорее я почувствовал этот приказ каким-то новым, доселе неведомым мне образом.

Я еще раз пожал плечами и двинулся следом, решив, что, в конце концов, лучше иметь хоть какого-то проводника, чем бродить по незнакомому лесу в одиночку.

Следуя за своим неразговорчивым проводником, я прошагал еще около получаса. Лес становился все более темным. Холодало. Видимо, в этой местности наступал вечер.

Фигура, молчаливо плывшая в пяти шагах впереди меня, неожиданно остановилась. Тропу в этом месте перегораживал здоровенный темно-серый валун. Я тоже притормозил, не желая наступать на подол черного плаща. Мой проводник обернулся ко мне и еще раз бросил в мою сторону настороженный багровый взгляд. Затем он снова повернулся к камню и неожиданно произнес, нет, пропел, несколько слов на совершенно непонятном мне языке. Валун дрогнул и, сминая траву, медленно откатился вбок, открывая темный вход в подземелье. Мой провожатый не оглядываясь шагнул в темноту открывшейся пещеры, а я, как привязанный, плохо понимая, что делаю, двинулся за ним следом.

Не сделав и пяти шагов по плотно утрамбованному песчаному полу, я услышал, как за моей спиной раздался тихий шорох, и понял, что валун встал на свое место, отгородив меня от мира. В подземелье сразу наступила полная темнота, однако заблудиться здесь было невозможно, потому что подземный ход, по которому я медленно двигался, был достаточно узок и не имел ответвлений. Я не торопился, опасаясь натолкнуться в темноте на своего провожатого, а этого мне почему-то очень не хотелось. Впрочем, мои глаза достаточно быстро привыкли к темноте и я стал различать сгусток черноты, плывший впереди, а затем и небольшие, странно мечущиеся тени между мной и моим провожатым.

Видимо, темнота обострила мои чувства, потому что я отчетливо слышал тихое перешлепывание быстрых шажков, еле различимое сопение и пыхтение, иногда раздавалось хихиканье и перешептывание. Я ощущал странные ароматы, плывшие мимо и дразнившие меня своей неуловимостью, – ни один из запахов мне не удалось узнать, хотя среди них было и что-то цветочное, и нечто напомнившее мне кухню. В какое-то мгновение моего носа коснулось страшное зловоние, однако в следующую секунду оно растворилось, оставив после себя нечто невообразимо приятное. Иногда я чувствовал чьи-то легкие касания. Меня трогали за руки, гладили по лицу, дергали за куртку, но все это вполне можно было принять за слабое дуновение ветра или случайно задетый рукавом камень… если бы не этот чуть слышный заливистый смех, звучавший после каждого прикосновения.

Мне вдруг вспомнились прочитанные давным-давно легенды о скрывавшемся под холмами народце, веселом и проказливом, заманивавшем к себе доверчивых людей. Помнится, одна ночь под таким холмом равнялась многим годам на поверхности земли.

Наконец мое путешествие по этому подземному ходу закончилось, и я оказался в довольно большой пещере, слабо освещенной багровыми угольями, тлевшими прямо посреди чистого каменного пола в обложенном большими камнями очаге.

Рядом с этим неказистым источником света и тепла лежала большая, гладкая прямоугольная плита. Мой провожатый кивком указал на эту плиту, словно предлагая мне присесть, а когда я опустился на оказавшийся неожиданно теплым камень, он протянул мне невесть откуда взявшуюся в его руке тяжелую каменную чашку.

Я послушно взял предложенную посуду и за неимением столовых приборов запустил в нее пальцы. Внутри лежала некая пахучая, немного липкая масса, оказавшаяся смесью каких-то вяленых фруктов и дробленых орехов. Пока я поедал предложенный ужин, мой провожатый, а может быть, хозяин этого укромного местечка, неподвижно стоял напротив меня по другую сторону очага и молчал, то ли разглядывая меня, то ли о чем-то раздумывая.

Через несколько минут я отставил опустошенную чашку в сторону и совсем уже собрался задать один из занимавших меня вопросов, как вдруг ощутил странную, неодолимую усталость. Мои руки и ноги отяжелели, глаза начали слипаться, а голова прямо-таки упала на грудь. Я еще успел додумать горькую мысль «Отравили, гады…», а потом мне стало все безразлично – я понял, что если сейчас же не лягу, то вполне могу просто помереть! Потому я, не обращая внимания на вросшую в пол неподвижную черную фигуру, улегся на своей плите, чуть поерзал, устраиваясь поудобнее, поворчал про себя, что хозяин мог бы дать мне подушку, и… заснул.

Всю ночь мне снилась какая-то дичь! Впрочем, подробностей своего сновидения я совершенно не помню, хотя оставшееся от сна общее впечатление было мерзопакостным! И еще, в течение всего моего сна я слышал какой-то настойчивый шепот. Мне что-то усердно, безостановочно втолковывали, вдалбливали, внушали.

Проснулся я с тяжелой головой и не сразу понял, где нахожусь. Вокруг царила кромешная тьма, которой в моей однокомнатной квартире никогда не бывает, поскольку прямо в мое окно рвется неоновая реклама бывшего продмага, который новые владельцы обозвали супермегамаркетом. Сердечко мое замерло, потому как я решил, что меня, возвращавшегося в нетрезвом состоянии от Витьки Козлова, забрали в отделение. Я успел дать зарок больше никогда не мешать водку с пивом и не слушать Козла, когда он твердит, что водка без пива – деньги на ветер, но тут в окружающей меня тьме проклюнулся слабый лепесток огня. Я, привыкший к мгновенным вспышкам включаемого электричества, ужасно удивился, но огонек быстро разгорелся до размеров факела и высветил голые каменные стены, каменную плиту, служившую мне ложем, и черную фигуру, неподвижно стоявшую напротив моей постели, по другую сторону холодного очага. В этот момент я вспомнил, где нахожусь и как сюда попал.

Черная фигура шевельнулась, и из-под надвинутого капюшона в мою сторону снова блеснули два багровых отблеска. А потом я услышал голос, задавший на чистом русском языке совершенно непонятный вопрос:

– Рассказывай, сквот, как ты попал в заповедник Демиурга и что здесь делал?

Я быстро осмотрелся. В пещере никого, кроме меня и этого типа в черном не было, и тем не менее я довольно глупо спросил:

– Вы меня спрашиваете?

– А разве здесь еще кто-то есть?… – вполне резонно ответил мой собеседник, но этот ответ почему-то меня разозлил.

– Вот именно, что нет! И мне непонятно, почему вы мне «тычете» и обзываете нехорошими словами?! В конце концов, я к вам в гости не набивался, вы сами меня зазвали!

– Я тебя никак не обзывал… – начала было оправдываться фигура, но я не дал ей развить мысль.

– Да?! Значит, милое словечко «сквот» означает «самый хороший во всем мире»?

Несколько секунд фигура молчала, то ли в растерянности от моей наглости, то ли обдумывая мои слова, а потом прежним невозмутимым тоном задала совсем уж нелепый вопрос:

– Почему ты считаешь себя самым хорошим сквотом во всем мире?

Признаться, я несколько растерялся, обычно мои глубокомысленно-иронические замечания выбивали собеседника из колеи, но на этот раз мне попался весьма твердокожий субъект. А может, он просто «не догонял»… Посему я решил на этот идиотский вопрос дать совершенно правдивый ответ:

– Я вообще не считаю себя сквотом, хотя должен признаться, что действительно считаю себя самым хорошим в мире.

– Кем? – немедленно спросил черный.

– Что – кем? – мгновенно переспросил я.

– Ты сказал, что не считаешь себя сквотом, тогда кем ты себя считаешь?

Вот так! Либо «сквот», либо… Однако мне почему-то очень не понравилась эта кличка, посему я довольно напыщенно представился:

– Я – журналист, специальный корреспондент областной газеты! – И тут же задал свой очередной вопрос: – С кем имею честь?…

Из-под капюшона снова полыхнуло багровым светом, но на мой вопрос хозяин пещеры отвечать не стал. Вместо этого он произнес:

– Я не знаю живого существа, которого называли бы «журналист». Тем более – «специальный корреспондент областной газеты». По-моему, это твоя выдумка. Я только не понимаю, почему ты скрываешь свою видовую принадлежность. Если ты сквот, можешь спокойно это сказать, тем более что это и так видно. Поскольку ты явно не фейри и не Тень, значит, ты можешь быть только сквотом.

– А я не знаю, кто такие эти сквоты, – резонно возразил я. – Тем более никогда себя к ним не причислял. Я самый обычный человек, хотя и с высшим журналистским образованием.

При этих моих словах закутанная в черное фигура откачнулась назад, словно ее ударили в грудь, а следующие слова прозвучали со странным напряжением:

– Ты не можешь быть Человеком! Этот мир слишком юн, чтобы в нем мог появиться Человек!

– И тем не менее этот человек появился, – со всем доступным мне сарказмом ответил я. – Причем, как мне кажется, не один!

Снова черная фигура качнулась при слове «Человек», но на этот раз в прозвучавших словах чувствовалось облегчение:

– Ты что-то путаешь, существо, называющее себя Человеком-журналистом, в этом мире не наберется и десяти миллионов живых существ. Всех живых существ, – особо подчеркнул Маулик. – И среди них нет ни одного Человека!

Он сказал это с такой уверенностью, что я несколько растерялся:

– Это почему же?…

– Я же уже сказал, что этот мир слишком юн. Человек в нем еще не появился.

– Но я-то – человек!

– Ты в этом уверен?

Я-то был уверен, но по законам логики, после моего утвердительного ответа на столь прямо поставленный вопрос последовала бы просьба представить доказательства моего человеческого существа, а какие я мог представить доказательства этому чудаку, не верящему в существование людей?! Поэтому я осторожно перевел разговор в иную плоскость:

– Очень жаль, что людей в этом мире, как ты утверждаешь, нет, хотелось бы встретить привычные лица. Однако кто тогда те десять миллионов живых существ, которые здесь живут? И кто, в конце концов, ты сам?!

Очень долго мой собеседник ничего не говорил. Он продолжал стоять совершенно неподвижно, не то о чем-то раздумывая, не то просто внимательно разглядывая меня своими странными, багрово светящимися глазами. А потом он заговорил:

– Хорошо, странное существо, называющее себя Человеком-журналистом, я расскажу тебе об этом мире. Может быть, тогда ты вспомнишь, кем ты на самом деле являешься!

Тут он плавно развернулся и принялся медленно прохаживаться вдоль стены пещеры, рассказывая на ходу лекторским тоном:

– Наш Мир, как я уже говорил, существует совсем недолго. В момент создания он, как и любой другой мир, был населен самыми различными существами, способными выжить в его условиях. Я не буду перечислять тебе все виды живых существ, тем более что некоторые из них уже вымерли. Сегодня самыми многочисленными среди обитателей нашего мира считаются сквоты, гномы, лешие и кикиморы, гоблины оседлые и приблудные, каргуши, гвельфы, медведи, волки, олени, кабаны, птицы летающие и плавающие, рыбы плавающие и ползающие, пресмыкающиеся…

Я понял, что это перечисление может затянуться, и постарался мягко его сократить:

– Насекомые меня не интересуют…

Рассказчик на секунду замолчал, а потом продолжил как ни в чем не бывало:

– Дикие, неразумные существа живут в соответствии с заложенным в них инстинктом. Существа, наделенные разумом, живут в соответствии с уровнем их разумности. Сквоты, например, расселяются по всему миру, живут большими и малыми группами, строят себе жилища из разных материалов, обрабатывают дерево, металлы, камень, кожу. Выращивают себе пищу или добывают ее охотой…

Это довольно нудное перечисление начало навевать на меня тоску, а потому я очень похожим говорком продолжил:

– Дерутся, напиваются пьяными, организуют войны, воруют, грабят, любят, родят детей…

Пропагандист из местного отделения общества «Знание» остановился и замолчал, явно прислушиваясь к моим словам, а потом своим безразличным голосом констатировал:

– Значит, ты вспомнил…

– Что вспомнил? – поинтересовался я.

– Что ты – сквот…

– Да то, что ты рассказываешь про своих сквотов, можно один к одному повторить про… человеков! – воскликнул я. – Может, просто ты людей называешь сквотами, а кроме этого, между ними никакой разницы и нет?!

– Нет, между человеками и сквотами имеется существенная разница! – возразил мой собеседник и неожиданно замолчал.

Его странное молчание длилось довольно долго, словно он о чем-то задумался, а потом снова заговорил:

– Так и быть, я познакомлю тебя с… началами Начал!

Он снова умолк, но теперь его молчание было совсем недолгим.

– Все живые существа различны, ибо различны комбинации первичных Начал, заложенных в них. – Он явно продолжил свою лекцию, только сменил тему. – Первичные Начала – тело, инстинкт, магия, разум, дух. Дикие животные состоят из тела, инстинкта и магии, маленький народец, или фейри – из тела, разума и магии, сквоты – из тела, инстинкта и разума, Человек – из тела, разума и духа. Теперь тебе понятно различие между Человеком и сквотом?…

– Понятно, – задумчиво протянул я. – Но разве инстинкт и разум не взаимоисключающие начала, и разве дикие животные обладают магией? А кроме того, из твоих слов вытекает, что человек не способен владеть магией!

– Дикие животные владеют магией инстинктивно и инстинктивно пускают ее в действие. Человек, обладая духом, может творить такие чудеса, на которые не способна никакая магия. Только для этого человек должен возвыситься духом до чуда, а это удается далеко не всем. Зато, если Человеку однажды удается сознательно сотворить чудо, это знание остается у него навсегда.

– А сквоты, значит, единственные, кто не способен ни на чудо, ни на обыкновенную магию? – чуть иронично поинтересовался я.

– Сквоты – предтечи людей, – качнулся вперед мой собеседник. – Магию они переросли, а духа, души, еще не имеют. Посему ты прав – они единственные, кто не способен на настоящие чудеса, хотя многие из них постоянно предпринимают попытки овладеть магией фейри. Разум их отточен до предела, вот они и пытаются овладеть магией с его помощью.

– И когда же, по-твоему, эти «предтечи» станут людьми?

В моем вопросе явно сквозила насмешка, но мой лектор не обратил на нее внимания. Его ответ был столь же серьезен, как и все предыдущие объяснения:

– Они станут человеками, когда обретут душу!

– И как же мы об этом узнаем? – Я уже почти откровенно улыбался.

– Когда сквот станет Человеком, из этого мира уйдет Демиург, а его место займет Бог!

Вот тут моя усмешка увяла, у этого странного обитателя странной пещеры была разработана весьма стройная система миропостроения, замешенная на весьма необычной философии. Это следовало обдумать в спокойной обстановке, желательно, у себя дома, лежа на любимом диване. Но до любимого дивана еще надо было добраться!

– У тебя есть еще вопросы? – вывел меня из задумчивости монотонный голос моего хозяина.

– Да, последний, – встрепенулся я. – Прости за прямоту, но мне не понятно, к какому виду живых существ ты относишь себя?

– Я не отношусь к живым существам… – спокойно прозвучал его вновь ставший равнодушным голос.

– Как это?! – опешил я.

– Если бы ты был внимателен, ты бы усвоил, что любое живое существо обладает телом, – спокойно пояснил он. – А я этой составляющей лишен. Поэтому я не могу относить себя к живым существам.

– А что же я вижу перед собой, если не… твое тело?!

– Ты видишь Тень.

– Тень?… И кто же ты тогда?

– Я – Тень…

– Чья тень?…

– Ничья… Просто – Тень…

Я смотрел на темную фигуру, посверкивающую багровыми глазницами из-под надвинутого капюшона, и не знал, что сказать.

– Если у тебя больше нет вопросов, я хотел бы задать свой… – вновь раздался безразличный голос Маулика.

– Задавай, – согласился я. – Постараюсь ответить так же правдиво, как это сделал ты.

И тут он вернулся к началу нашего разговора.

– Откуда ты родом, сквот, называющий себя Человеком – журналистом – специальным корреспондентом, как попал в мой заповедник и что собирался в нем делать?

Теперь уже я долго-долго смотрел на неподвижную темную фигуру, размышляя, стоит ли мне продолжать называть себя человеком или, может, ну его! Назовусь сквотом, раз здесь и людей-то еще нет!

И в тот же момент я услышал собственный, наполненный холодной яростью голос:

– Слушай, Тень по имени Маулик, я последний раз тебе говорю, что я – Человек! Если ты еще раз усомнишься в моих словах, я найду способ вбить их в твою тупую башку! Что касается заданного вопроса, то, принимая во внимание твой рассказ об этом Мире, я могу сказать, что попал сюда из совершенно другого Мира. Как – сейчас не важно. Важно то, что мне необходимо вернуться обратно, но перед этим я должен найти другого человека, появившегося здесь дня четыре назад… Если, конечно, время в наших мирах течет одинаково. Либо ты поможешь мне в моих поисках, если ты способен оказать такую помощь, либо я обойдусь своими силами…

На этот раз Маулик не стал убеждать меня в том, что я не могу быть человеком. Он долго молчал, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно темный сгусток тумана, а потом задал своим лишенным интонаций голосом вопрос, на первый взгляд никак не относящийся к произнесенной мной отповеди:

– Откуда тебе известно мое имя?

Я высокомерно усмехнулся в ответ:

– Просто я слышал, о чем болтали твои… мыши.

– Какие мыши?

– Какие мыши?! – переспросил я довольно резко. – Те самые, которые по твоему приказу следили за мной, когда я шел по лесу! Они там много чего наболтали, в том числе и то, что тебя зовут Маулик!

– Ты слышал каргушей?

В этом вопросе не было ни капли удивления, хотя мои слова, без сомнения, должны были удивить это странное существо.

– Если каргушами ты называешь небольших серых существ, бегающих на задних лапах и наряженных в длинные трусы, то я их не только слышал, но и видел!

Мой ответ был переполнен сарказмом и насмешкой, но и он не смог выдавить хоть какое-то подобие чувства из моего собеседника. Его следующая фраза была произнесена все с тем же безразличием:

– Значит, ты не сквот. Ты – маг, фейри…

Это не было вопросом, просто Маулик констатировал факт. Однако я снова не согласился с ним:

– Никакой я не маг! Еще не хватало, чтобы меня относили к этим… шарлатанам!…

И тут же мое журналистское воображение подсказало мне, как стали бы веселиться ребята в редакции, если бы я поместил объявление типа «Потомственный маг обеих магий, гарантирует стопроцентный любовный приворот или отворот по желанию клиента». Я даже фыркнул от возмущения.

– Почему шарлатан?… – словно бы про себя пробормотал Маулик, а затем снова обратился ко мне. – Если ты не маг, как тогда ты смог увидеть и услышать моих каргушей?…

И тут мне в голову пришла интересная мысль, я решил достать его его же собственными рассуждениями… или «Началами». Пусть поймет, что имеет дело с хомо… это… разумным!

– Тебе уже было сказано, что я не маг, не сквот, не фейри! Я – Человек, а значит, по определению, обладаю душой, духом и потому способен, по твоим собственным словам, творить такие чудеса, на которые не способна никакая магия.

И снова в пещере повисло молчание. И снова оно было достаточно длительным. Наконец Тень снова подала голос:

– Я должен обдумать твои слова. Когда я приму решение, я сообщу его тебе. А пока ты можешь быть моим гостем…

Тень колыхнулась, медленно поплыла к искристой гранитной стене и бесшумно всосалась в нее. Как только она исчезла, в пещере вспыхнул яркий свет. Казалось, засветился сам воздух, поскольку источников этой иллюминации, кроме оставшегося потрескивать на стене факела, видно не было. От неожиданности я зажмурился, а потом снова осторожно открыл глаза и огляделся.

Пещера, в которой я находился, была очень велика. Как оказалось, приютившая меня каменная плита располагалась рядом с одной из стен. Противоположная стена была в не менее чем сорока метрах. Пол пещеры представлял собой неправильный многогранник, но был достаточно ровным и чистым, хотя кое-где валялись мелкие обломки камня. Стены пещеры в нескольких местах имели разной высоты проходы, однако свет в них не проникал, так что куда они вели, было неясно. Во всяком случае, дневного света ни в одном из этих темных выходов видно не было. Потолок пещеры поднимался метров на десять-пятнадцать и на первый взгляд был совершенно монолитным.

Несколько минут я разглядывал свои апартаменты, и вдруг откуда-то снизу раздался вежливый голосок:

– Завтракать будешь, или ты на диете?…

Я быстро опустил глаза и увидел, что прямо на полу, возле моей ноги, прислонившись спиной к небольшому камешку, сидел тот самый субъект, которого я видел вчерашним вечером… Хотя нет, это был другой субъект, из той же самой породы, которую Маулик назвал каргушами. Другой, потому что его пышный хаер был оранжевого цвета, а пикантные короткие трусики спортивного типа по тону соответствовали прическе. Не дождавшись от меня ответа, каргуш недовольно повел носом и несколько раздраженно поинтересовался:

– Ты что, глуховат или не понимаешь простых слов? Завтракать, ням-ням, будешь?!

И он, помахав лапой перед своим усатым носом, принялся интенсивно пережевывать собственный язык. Его остроносая мордочка стала при этом настолько уморительной, что я не удержался от улыбки.

Увидев, что я заулыбался, каргуш вскочил с пола и возмущенно заорал:

– А чего ты, собственно говоря, ощерился?! Я что, фокусы показываю или выгляжу клоуном?! Мало того, что эта белобрысая дылда на вопросы не отвечает, так он еще и надсмехается!

– Ну что ты орешь? – примирительно проговорил я. – Мне и в голову не приходило кого-то обижать. И улыбнулся я совершенно непроизвольно…

И я снова улыбнулся.

Каргуша после моих слов, а в особенности после новой улыбки буквально затрясло. Его передние лапки сами собой сжались в кулачки, глазки зажглись багровыми угольками, хаер распушился, а серая шерстка на загривке поднялась дыбом.

– Так ты все, что я говорил, прекрасно понимал и специально молчал, чтобы вывести меня из себя!!! Да я тебя!!!

– Ты не драться ли собрался?! – изумился я и едва удержался от того, чтобы не расхохотаться.

– Ах ты!… Ну, погоди! – яростно прошипел каргуш и мгновенно исчез, словно его и не было.

– За рогаткой побежал, – раздался спокойный голосок позади меня. – И разрывную гальку наверняка прихватит…

Я быстро оглянулся. Возле моего каменного ложа стоял еще один каргуш, на этот раз точно тот, которого я видел накануне. Его зеленый хаер и длинные темные трусы мне хорошо запомнились.

– Так он все-таки обиделся? – огорченно спросил я.

– Скорее рассвирепел, – спокойно ответил каргуш. – Фока всегда свирепеет, когда ему не отвечают. Он почему-то считает, что когда он к кому-то обращается, тот должен немедленно ответить. Молчание Фока расценивает как вызов – его, мол, демонстративно не желают замечать, намекая на его малый рост.

Каргуш совсем по-человечески пожал плечиками и добавил:

– Вот теперь он за рогаткой побежал…

– А зачем ему рогатка? – поинтересовался я.

– Войну тебе объявлять, – пояснил каргуш.

– Войну?! Мне?! – удивленно воскликнул я. – Да почему?!

– Ну, ты же его оскорбил. Если бы Маулик не запретил тебя трогать, Фока тебя на месте бы загрыз, а так он вынужден официально объявить тебе войну и истребить тебя по всем правилам военного искусства и международной дипломатии.

Я, честно говоря, не слишком испугался, услышав о намерениях моего нового оранжевоволосого знакомца, выглядел он как-то не слишком страшно. И все-таки мне не хотелось начинать свое знакомство со здешними порядками и обычаями с объявления войны… мышке. Эти каргуши все больше ассоциировались у меня с земными мышами или, скорее, с их увеличенными мультипликационными подобиями.

– И что, предотвратить начало военных действий никак нельзя?

– Ну как его можно предотвратить, если Фока заявится с рогаткой? – самым безразличным тоном ответил зеленый хохол, однако в его интонации я почувствовал скрытую смешинку. Видимо, он решил, что напугал меня своим Фокой и его рогаткой. Вот этого я стерпеть никак не мог, поэтому я нахмурился и резко сменил тембр голоса:

– Ну что ж, война так война! – проговорил я суровым мужским баритоном. – А ля гэрр ком а ля гэрр! Придется твоего дружка проучить, сбить с него, так сказать, излишнюю воинственность!

Тут я заметил, что субъект, к которому была обращена моя грозная милитаристская речь, тоже исчез.

Я еще раз огляделся, подумал с досадой, что напрасно ввязался в спор с этим оранжевоголовым коротышкой и остался без завтрака, а затем от нечего делать двинулся в сторону ближайшего выхода.

Чем ближе я подходил к этому темному проему, тем более странным он мне казался. Ярко освещенная, искрящаяся гранитными блестками стена в этом месте была матово-черной, словно весь свет, падающий на нее, полностью ею и поглощался. Не отражалось ни кванта.

Наконец я остановился прямо напротив этого странного пятна. Действительно, никакого прохода здесь не было, но не было и гранита стены, вместо горной породы в этом месте располагалась какая-то… пустота. Я пытался убедить себя, что это некий занавес черного бархата или какой-то черный лишайник, покрывший выглаженную стену, – ничего не получалось. Все мое существо было проникнуто убежденностью в том, что я вижу именно пустоту, ничто, причем ничто, куда-то ведущее!

Я медленно, осторожно протянул руку, собираясь коснуться этой странной черноты, и тут же у меня за спиной раздался уже знакомый голосок:

– А вот этого делать не надо!

Я тут же отдернул руку и, не оборачиваясь, спросил:

– Почему?

– Потому что тебя выкинет отсюда через этот переход, а куда ты попадешь… если вообще куда-то попадешь, неизвестно. И где мы тебя потом разыскивать будем?…

Я медленно обернулся. Позади снова маячила знакомая мышиная фигурка с зеленым хохолком на голове.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь, куда ведет этот… тоннель?

– А этого никто не знает…

– Вот как?… Почему?

– А потому что все эти выходы блуждающие… Один Демиург знает, где этот выход окажется в следующий момент…

– Ага…

Я еще раз с гораздо большим интересом осмотрел черный портал, а потом перевел взгляд на малыша и с некоторой ехидцей поинтересовался:

– А куда это ты пропал?…

– Да никуда… – совсем по-человечьи пожал он плечиками. – Ты ж колдовать начал, вот я и… схоронился, от заклятия подальше.

– Я начал колдовать? – удивленно переспросил я.

– Конечно. – Каргуш почесал нос. – Я сразу понял, как только ты начал непонятные слова выговаривать.

Я быстренько припомнил, чего это я такого непонятного наговорил, но кроме французской поговорки, произнесенной на чистом русском языке, ничего не припомнил. Значит, именно эти «непонятные слова» так напугали моего милого, дружелюбного каргуша!

Я было собрался его успокоить по поводу «непонятных слов», но в этот момент наш спокойный познавательный разговор был прерван самым беспардонным образом, самым безобразным воплем:

– А! Он сбежать пытался, да ничего не получилось! Что, не принял тебя переход?! Ну, теперь ты попался!

Посмотрев в направлении этого вопля, я обнаружил, что вернулся рыжеволосый задира. Он стоял, чуть пригнувшись, шагах в шести от меня, причем в его передних лапах было зажато странное сооружение, собранное из… палок и веревок. Разглядеть это устройство целиком мне было довольно сложно из-за его малого размера, но я прекрасно видел пристроенную сверху деревянную ложку, с одного конца прикрученную к конструкции каким-то толстым жгутом, а с другого придерживаемую каргушечьей лапой. В черпачке этой ложки покоилась… маленькая звездочка!

Я не отрываясь смотрел на это сияющее чудо, а каргуш тем временем вещал самым напыщенным тоном:

– Ты, непомерно наглый, длинный, грязный, вонючий, необразованный, неотесанный, грубый, мерзкий, очень нехороший и глупый сквот, обнаглел до такой степени, что посмел нанести мне смертельное оскорбление! Я, благородный каргуш из рода ярко-красных каргушей, отличающихся мягкостью, покладистостью, честностью, правдивостью, миролюбием, приятной внешностью, объявляю тебе войну не на жизнь, а на смерть и заявляю, что не успокоюсь до тех пор, пока твое вонючее длинноногое тело не будет зарыто на самом позорном кладбище Поля Скорби!

Здесь он приостановился, сделал новый глубокий вдох и закончил:

– Я делаю первый выстрел в этой войне!

Он вдруг страшно ощерился и отпустил край ложки. Та, сухо щелкнув, мгновенно развернулась вокруг прикрученного конца и выбросила сверкающую звезду прямо мне в лицо.

В следующий миг я совершенно непроизвольно выбросил руку вперед и… буквально выхватил это сверкающее чудо из воздуха, не дав ему разбиться.

Звездочка довольно сильно ударила меня в ладонь, однако никакого серьезного ущерба мне не причинила. Я поднес зажатый кулак к лицу, осторожно разжал пальцы и принялся с наслаждением рассматривать свою добычу. Она была прекрасна!

С секунду в пещере стояла благостная тишина, после чего раздался не то стон, не то писк, и на пол упало что-то нетяжелое.

Я вынужден был оторваться от созерцания своей мягко мерцающей световыми переливами звездочки и посмотреть, что там еще происходит.

Рыжеволосый агрессор Фока лежал навзничь на полу, рядом с ним валялось его метательное устройство, судя по всему, несколько попорченное падением на камень. Над распростертым телом стоял второй каргуш и задумчиво рассуждал сам с собой:

– Я ведь его предупреждал, чтобы он не связывался с этим странным сквотом… Я ему говорил, что этот странный сквот владеет магией… Вот не послушал меня, теперь валяется… И рогатку сломал, общую! Что мы теперь без рогатки делать будем, если нам войну объявят?!

И тут Фока, не открывая глаз, явственно ответил на размышления своего товарища:

– Да починю я рогатку, – и жалостливо добавил. – Если меня этот сквот не прикончит…

Каргуш с зеленым хаером на башке перевел задумчивый взгляд на мою персону и увидел, что я за ним наблюдаю. Фока, не получив ответа на свою жалостливую реплику, приоткрыл один крошечный глаз и тоже выжидающе уставился на меня.

– Мне кажется, он не собирается тебя приканчивать, – рассудительно заметил зеленоволосый каргуш, а я презрительно сморщил нос и с отвращением произнес:

– Не имею привычки обижать маленьких… Хотя тебя, Фока, надо бы было поставить часика на два в угол, за твои милитаристские выходки. Ишь ты, манеру взял, чуть что за рогатку хвататься!

После сей назидательной фразы я любовно уложил пойманную мной звездочку в нагрудный карман своей куртки.

– А ты сам-то, ты сам-то… – начал бурчать Фока, поднимаясь с пола, но вдруг замолчал, а потом неожиданно спросил:

– А в угол-то зачем меня ставить?

– А для наказания, – наставительным тоном пояснил я.

– Да-а-а! – немедленно заверещал Фока. – Это как же это так получается, ты меня оскорбил, так меня же еще и наказывать?!

– Чем это я тебя оскорбил? – в тон ему поинтересовался я.

– А кто молчал, когда ему задавали вполне невинный вопрос? Скажешь, я? Да еще и оскорбительно ухмылялся в придачу?!

– А ты сразу и с рогаткой кидаться! Да может, я просто онемел от удивления. Или ты считаешь, что человек не может удивиться, впервые увидав такое удивительное существо, как каргуш?…

И тут я замолчал, поскольку оба моих новых знакомца в явном испуге медленно попятились от меня, затем разом повернулись ко мне спиной и… исчезли!

– Вот те раз! – вслух удивился я. – А еще на завтрак приглашали…

Я в который раз оглядел пещеру, но каргушей нигде не было.

Правда, на этот раз я удивился не слишком, мне почему-то показалось, что они непременно вскорости появятся.

Так и получилось – не прошло и пары минут, в течение которых я успел осмотреть еще один темный переход, как позади меня послышался удивительно робкий голосок оранжевоволосого Фоки:

– Слушай, ты зачем нас так пугаешь?

Я быстро обернулся, но заметить успел только мелькнувшую у одного из камешков огненную шевелюру.

– Чем же я вас так напугал? – спросил я у этого камешка.

– Ты же сказал, что ты Человек! – донесся дрожащий голос с совершенно другой стороны.

– Ну да, я – Человек, и что в этом страшного?! – удивился я.

– Ты что, в самом деле не знаешь? – удивленно раздалось за моей спиной. – Тогда какой же ты Человек, если не знаешь того, что знает любой сквот?!

– Вот что, ребята, – решительно заявил я. – Давайте-ка возвращайтесь, и займемся завтраком, который вы мне так давно обещали, что он уже стал обедом. А за едой вы мне расскажете, чем вас так пугает человек…

И тут я услышал еще один короткий, но чрезвычайно познавательный диалог двух ученых каргушей.

– Слушай, а чего мы, в самом деле, так напугались? В конце концов, мы в пещере Маулика, а здесь человеческое колдовство вряд ли обретет настоящую силу!…

– Ага, теоретик, ты видел, как он поймал мою гальку?! Какая еще сила ему нужна, если разрывная галька сама прыгает ему в руку!

– Ну-у-у… это же он защищался, а для нападения нужна другая сила…

– Ты уверен?!

– …Нет…

– Вот и я «нет», а пробовать я не хочу.

– Да, но мы должны его накормить… Нам же приказано…

– Да?! А меня не предупреждали, что я должен кормить завтраком ЧЕЛОВЕКА!!! Вдруг ему не захочется жевать орехи с медом и пить затируху, и он решит попробовать свежеосвежеванных каргушей?!

– Да он даже не знает, что такое Человек! В общем, ты как хочешь, а я с ним… позавтракаю!

И прямо у моих ног образовался каргуш с зеленым хаером на голове. Передние лапы он вызывающе держал в карманах своих трусов и при этом воинственно посверкивал глазенками.

– Значит, говоришь, Человек?! – пропищал он. – Ну пошли… есть, Человек.

Он повернулся ко мне спиной и направился к противоположной стене пещеры. Короткая темная шерсть на загривке каргуша поднялась дыбом, во всем его облике ощущалась явная тревога, если не сказать – паника, и тем не менее он двигался нарочито медленно и не оборачивался.

Я последовал за ним, пытаясь понять, почему само слово «человек» настолько пугает этих не трусливых в общем-то существ, но никакого приемлемого объяснения не находил.

В стене, к которой подвел меня каргуш, оказывается, существовал небольшой проход, прикрытый обломком скалы, таким образом, что его совершенно не было видно. Конечно, если бы я тщательно обследовал пещеру по периметру, этот проход был бы обнаружен, но препирательства с малышами и изучение черных порталов-переходов отвлекли меня от систематического изучения моего временного обиталища.

Следом за своим провожатым я нырнул за обломок скалы и оказался в темноватом тоннеле. Тоннель этот был невелик и вывел нас в другую, очень небольшую пещерку, чуть приподнятая середина которой была окружена небольшими плоскими каменными обломками, явно предназначенными для сидения. И каргуш уже разместился на одном из них.

Я примостился напротив и недоуменно огляделся. Никакого намека на завтрак, а тем более на обед в пещерке не наблюдалось. Однако каргуш, ничуть не смущаясь этим обстоятельством, наклонился вперед и шлепнул передней лапой по чуть возвышавшейся перед ним каменной плите, пропищав при этом:

– Обедать давай!…

– Да на!… – ответил ему не менее писклявый, но определенно женский голосок. Через секунду лежавшая между нами плита немного повернулась вокруг своей оси и ухнула вниз, открыв у самых моих ног показавшийся бездонным провал. Я даже не успел подобрать под себя ноги, как на месте исчезнувшей плиты появилась другая, иссиня-черного гранита, уставленная каменными же блюдами и кувшинами. На блюдах довольно беспорядочно были насыпаны очищенные орехи самых разных форм и размеров вперемежку со столь же разнообразными сушеными фруктами, стояли глубокие миски с каким-то густым варевом, похожим на пюре, в кувшинах маслянисто поблескивала налитая под самую завязку темная жидкость.

Каргуш быстро ухватил один из стоявших с краю плиты высоких, пустых стаканов и, наклонив ближний кувшин, плеснул в него темного пахучего напитка. По пещере поплыл аромат экзотических фруктов, и я тут же почувствовал, насколько голоден. Одной рукой я щедро плеснул себе в стакан из ближайшего кувшина, а второй прихватил полновесную горсть орехово-фруктовой смеси. Последующие несколько минут нам с каргушем было не до разговоров.

Но вот каргуш, в очередной раз приложившись к стакану, стрельнул глазом мимо меня и неожиданно проговорил:

– Ну что прячешься? Жрать, небось, хочешь? Смотри, мы обедать закончим, Кроха для тебя одного накрывать еще раз не будет…

Я оглянулся и, конечно, никого не увидел, однако из темноты перехода раздался знакомый голосок Фоки:

– Да я, это… Занят был… – Его оранжевая шевелюра обозначилась в проходе. – Рогатку ремонтировал…

И он продемонстрировал свое совершенно целое орудие убийства. Потом будто бы между делом взглянул на меня и снова обратился к своему товарищу:

– Ну а ты как?…

– Да вот… обедаем…

– Ну да, ну да…

Фока неуловимо быстрым движением переместился поближе к обеденной… плите и сунул свой острый нос в одно из блюд:

– Ишь ты, как вас Кроха, угощает! Даже на сушеную мандрагу с дробленым мустусом расщедрилась!… Мне мустуса никогда не дает, жадина!

– Это кто жадина?! – тут же раздался в пещере писклявый женский голосок. – Будешь обзываться, на диету посажу… Из свежих яблок!

Фока чуть втянул голову в плечи и, заозиравшись по сторонам, принялся неловко оправдываться:

– Да я чего?! Я разве чего!… Я ничего, не жалуюсь… Я просто говорю, что мне мустуса никогда не достается… А так, что ж…

И он замолчал, видимо, не зная, что еще прибавить, и вдруг неожиданно спросил, оборачиваясь ко мне:

– И тебе нравится эта еда?…

– Ну, за неимением другой, вполне годится, – пожал я плечами. – А выпивка – вообще блеск!

Я в очередной раз припал к своему каменному стаканчику, наполненному напитком, очень напоминающим смесь имбирного кваса с легким вином, похожим на изабеллу.

– Да?… – неизвестно чему удивился Фока. – И тебе ничего больше не хочется?…

Я взглянул на него поверх своего стакана, а затем медленно поставил его на стол:

– А ты можешь предложить что-то другое?…

Фока почему-то испуганно уставился на меня, и в этот момент в нашу милую беседу вмешался его товарищ:

– Ты бы все-таки поел, что ли… А то будешь потом ныть до вечера.

Фока бочком, стараясь держаться от меня подальше, обошел обеденную плиту и, усевшись на один из свободных камней, жадно обозрел выставленную еду. Затем налил себе напитка и потянулся к одному из блюд, стоявших довольно далеко от него… и блюдо немедленно отъехало еще дальше! Каргуш застыл с протянутой лапой, обиженно глядя вслед этому шустрому предмету сервировки, и в этот момент снова раздался женский голосок:

– Ишь, как ручонками загребает!… Только эти орешки не для тебя поставлены, а для гостя!… С тебя и тушеных каштанов хватит!

И в сторону протянутой каргушечьей лапы, противно скрипя по столу дном, двинулось огромное глубокое блюдо, наполненное смесью, похожей на неочищенные фисташки с кулак размером, залитые вареной сгущенкой.

– Как, опять каштаны! – взвился над столом Фокин вопль. – Я не могу питаться каждый день одними каштанами! Я тоже хочу есть, как…

Тут он внезапно замолк, бросив на меня затравленный взгляд.

– Как кто?… – немедленно и очень вкрадчиво поинтересовалась невидимая Кроха.

– Как… Топс! – неожиданно нашелся Фока.

Каргуш с зеленой прической удивленно поднял мордочку от своей тарелки:

– А ты разве любишь дробленые каштаны?!

– А разве ты тоже ешь каштаны? – растерялся Фока. Топс ухмыльнулся, показав остренькие клыки:

– А ты решил, что мне мустуса навалили?

По остренькой мордочке Фоки было видно, что именно это он и думал и теперь глубоко разочарован из-за своей ошибки, однако на вопрос он не ответил, а с тяжелым вздохом принялся накладывать большой ложкой себе на тарелку предложенное блюдо.

Не знаю уж, как там у них был на вкус тушеный каштан, а то, что ел я, было замечательно. Некрупные цельные орехи были мягки и походили на кедровые, а в сочетании с незнакомыми мне вялеными фруктами прекрасно принимались организмом. Пресловутая затируха, сменившая в моем стакане фруктовый напиток, оказалась какой-то разновидностью медового, слегка хмельного напитка, она щекотала небо и веселила душу.

Еще несколько минут за нашим подобием стола висела тишина, нарушаемая лишь постукиванием ложек о тарелки да позвякиванием посуды.

Самое интересное, что я насытился быстрее своих малорослых сотрапезников. Отвалившись от стола, я с интересом наблюдал, как оба каргуша увлеченно махали ложками, поглощая свои тушеные каштаны. Для своего размера они были удивительно прожорливыми, а может быть… их просто редко кормили? Я было хотел поиронизировать насчет их аппетита, но вместо этого вдруг, неожиданно для самого себя, снова наклонился над столом, отхлебнул глоток из своего стакана, а затем, за неимением салфеток, вытер губы рукавом и, откинувшись назад, произнес:

– Кроха, огромное тебе спасибо! Завтрак был чрезвычайно хорош!

И тут же услышал в ответ удивленное:

– Ты меня благодаришь?!

– Конечно, – подтвердил я. – Ты же хозяйка в этом храме желудка, ты же меня угощала, вот я тебя и благодарю!

Над нашим странным столом повисло странное молчание. Оба каргуша перестали жевать и уставились на меня, словно я сказал какую-то нелепость. А потом Фока тихонько захихикал.

Я, естественно, тут же возмутился:

– Ну, смешливый ты мой, что я опять не так сделал?!

– Так… никакой же Крохи… нет! – пролепетал каргуш, давясь своим хихиканьем.

– Как нет?! – изумился я. – Она же, как я понял, готовит еду… Потом, мы ее слышим! И вы же сами ее так называли, а она отзывалась!…

– Вот-вот, – подтвердил Фока, немного успокаиваясь. – Голос есть, а больше ничего нет! Пустота!

– Это в твоей рыжей башке пустота!… – неожиданно прозвенел в пещерке возмущенный голос. – И если ты, мышь-переросток, ни разу меня не видел, это не значит, что меня нет!

– А ты разве есть?!

Удивлению Фоки не было предела.

Тут я повернулся к молчащему Топсу и спросил:

– Что-то я не очень понимаю, этот Фока что, новенький в вашей компании?

Топс ничего не успел ответить, потому что немедленно заверещал сам Фока:

– Это кто в компании новенький?! Да я самый старожилый старожил!!! Я начал служить Маулику, когда Демиург еще по миру шлялся!!! Я, можно сказать, своими лапами этот грот строил!!! Я…

– Болтун ты! – негромко, но веско перебил его Топс и повернулся ко мне. – Нет, Фока не новенький, но мы действительно никогда не видели Крохи… Хотя, знаешь, я не стал бы из этого делать вывод, что ее нет.

– Так где ж она?! – язвительно воскликнул Фока, вскочил со своего камешка, развел лапы в стороны и, внимательно оглядев крошечную пещерку, добавил: – Нетути ее!

Потом он, быстро наклонившись, подсунул свой острый нос к щели между полом и столом и крикнул в нее:

– Кроха… ты где?!

Он не видел, как позади него прямо из воздуха вынырнула переливающаяся, размытая по краям тень, мгновенно сформировавшаяся в невысокую прелестную девичью фигурку. Фигурка наклонилась к согнутому пополам Фоке и милым голоском произнесла:

– Я здесь…

Фока от неожиданности застыл на месте, а девушка ловко ухватила его за оранжевый хохол и приторно-ласковым тоном добавила:

– И если ты, маленький засранец, еще раз усомнишься в моем существовании, тебе не достанется даже свежих яблок!

Крепко дернув за оранжевые волосики, она отпустила каргуша. Тот боком на четвереньках метнулся вокруг стола к своему невозмутимому товарищу и только там решился приподнять мордочку.

Но все эти Фокины маневры я отметил лишь краем своего сознания, поскольку не сводил глаз с появившейся неизвестно откуда девушки.

Такой красивой девчонки я ни разу в жизни не видел. Она была, как я уже говорил, невысока, но идеально сложена, что к тому же подчеркивалось ее светло-голубым, обтягивающим комбинезоном и белой блузкой с коротким воротником-стойкой. Густые белокурые волосы крупными, чуть завивающимися прядями спускались до плеч, маленький, чуть вздернутый носик очаровательно гармонировал с небольшими пухлыми губами, а огромные темно-синие глаза, опушенные длинными густыми ресницами, казались нарисованными.

«Белоснежка!… – изумленно подумал я, и тут же к этой догадке прибавилось: – И… два гнома!»

Я невольно, вслед своей мысли, перевел глаза на парочку каргушей, притулившихся у противоположного от девушки конца стола. На их шерстяных мордах было написано такое неподдельное изумление, что я как-то сразу пришел в себя и… вскочил со своего камня. В следующее мгновение я оказался около Крохи, осторожно взял ее за руку и, медленно наклонившись над ней, поцеловал ей пальцы.

Недовольное выражение сползло с ее чудесного личика, уступив место изумлению, а я, мотнув головой в коротком и, как мне казалось, элегантном поклоне, хрипловатым от волнения голосом проговорил:

– Рад познакомиться, госпожа Кроха, и позвольте представиться – Владимир, журналист.

Кроха махнула своими, похожими на бабочек, ресницами и пропела высоким, но совсем не писклявым голосом:

– Очень приятно, сэр Журналист… Право, у тебя такое странное имя…

– Нет, – галантно поправил я красавицу. – Зовут меня Владимир, а журналист – моя профессия.

– О, прошу прощения, сэр Владимир, я сразу не поняла… У нас, знаете ли, не принято называть свою профессию…

Тут она метнула острый взгляд в сторону притихших каргушей и совершенно другим тоном добавила:

– Некоторые так вообще стараются свое любимое занятие скрыть!

Затем, снова повернувшись ко мне, она продолжила:

– Вот, например, видите этих двух… к-хм… индивидуумов? Они вам ни за что не скажут, кто они по профессии!

– Это почему это не скажем? – немедленно поинтересовался Фока. – Еще как скажем! Нам скрывать нечего…

– А если и скажут, – не обратила внимание Кроха на реплику оранжевого Фоки, – то непременно соврут!…

– Это почему это мы непременно соврем! – продолжил начатый диалог Фока и даже чуть приподнялся из-за стола, за которым прятался. – Мы вообще самые правдивые… индивидуумы!

– И все потому, – продолжила игнорировать оранжевого спорщика Кроха, – что никому не хочется называться профессиональным попрошайкой!

– Это почему это мы – попрошайки?! – начал было Фока свою следующую реплику, но закончить ему не дали. Кроха резко повернулась в его сторону и гаркнула басом, похожим на медвежий рев:

– Потому что вечно клянчите что-нибудь пожрать, и это стало вашей профессией!!!

Фока тихо ойкнул и снова исчез за столом, зато поднялся Топс, причем сделал это с большим достоинством:

– Ты, Кроха, конечно, замечательная стряпуха, однако твои замечания по поводу наших занятий весьма далеки от истины. Да ты и не можешь о них ничего знать!

– А ты, Топсик-мопсик, – язвительно ответила Кроха, – отлично знаешь, что я никакая не стряпуха, и тем не менее вводишь сэра Владимира в заблуждение! Интриган, враль и сплетник!

Здесь она снова повернулась ко мне и, не обращая внимания на удивленно разинувшего пасть «интригана, враля и сплетника», ласково добавила:

– Я, достопочтимый сэр, – фея… Правда, фея… наказанная…

– Да кто же это посмел тебя наказать?! – возмущенно вскричал я. – И за что?!

– Наказал меня Демиург, – прошептала фея, и в уголках ее чудесных глаз блеснули слезинки. – За то, что я влюбилась в…

– В сквота, в сквота, в сквота!!! – завопил из-за каменного стола спрятавшийся Фока, на манер нашего «тили-тили-тесто…».

Кроха стремительно обернулась и рявкнула:

– Да, в сквота! А ты не способен влюбиться даже в Белую Даму!

Я, признаться, плохо понимал, о чем идет речь, и потому спросил:

– Неужели можно наказать за любовь?… Даже если это любовь к… сквоту?

– Она влюбилась в сквота и колдовала для него, – немедленно пояснил рассудительный и всезнающий Топс. – А он использовал ее…

– Неправда! – тут же с возмущением закричала Кроха. – Он меня любил!

– Да? – В вопросе Топса была изрядная доля иронии. – И почему же тогда он от тебя отрекся?…

– Я сама ему велела отречься! – горячо проговорила Кроха, глядя почему-то на меня. – Иначе его могли…

– Да ничего бы ему не сделали, просто он тебя не любил, а использовал! – спокойно, но жестко перебил ее Топс.

– Ну, Топсина-мопсина, теперь ты у меня и каштанов не получишь! Хоть на брюхе приползешь – не получишь! – закричала Кроха, но в ее крике звенели слезы обиды. И я понял, что Топс говорит правду.

– Прошу прощения, уважаемый Топс, – немедленно вмешался я в их спор, – но мне кажется, что госпожа Кроха не могла полюбить недостойного… сквота! – И, повернувшись к готовой разрыдаться фее, спросил: – Он был очень хорош?

Кроха подняла свои огромные глаза к потолку пещеры, прижала руки к груди и воскликнула:

– О, он был красив, как утренний туман, благороден, как черный гризли, и мудр, как филин!

«Какие сомнительные комплименты!…» – удивленно подумал я и тут же услышал тихий хохоток Фоки, все еще прятавшегося за столом. Однако Кроха не слышала этого обидного смеха и продолжала восхищенно описывать своего возлюбленного:

– Он говорил такие слова, что мое сердце таяло, как сливочное мороженое в только что прогоревшем очаге…

– А делал такие дела, что сажа в этом очаге по сравнению с его делами казалась только что выпавшим снегом… – пробурчал себе под нос Топс, причем его бурчание звучало довольно мрачно.

Кроха бросила укоризненный взгляд на зеленоголового каргуша и снова повернулась ко мне:

– Теперь ты понимаешь, уважаемый сэр, почему я предпочитаю никому не показываться на глаза?

– Ага, – пискнул из-за стола чуть приподнявший оранжевую голову Фока. – Мы считали, что в ее наказание входит и лишение тела, а оказывается, она сама пряталась!…

Я упер руки в поясницу и исподлобья уставился на двух враз присмиревших каргушей. Я так долго держал паузу, что они заволновались и совершенно скрылись за каменной плитой. И тогда я заговорил:

– Недостойно разумных существ издеваться над любовью! Какой бы она ни была – она священна! И если ваш Демиург счел поведение феи… – я лихорадочно подбирал нужное слово, – …неправильным, это не дает вам права дразниться! Стыдно, господа каргуши! Стыдно и недостойно!

Затем, повернувшись к Крохе, я снова припал к ее ручке, а потом как можно галантнее произнес:

– Я надеюсь, ты не лишишь меня своего общества, хотя бы на то время, пока я буду находиться в этой пе… обители.

– Во! – раздался из-за столовой плиты голосок Топса. – А ты его боялся! Посмотри, какой он галантерейный!

Личико Крохи просветлело, и она, не обращая внимания на притаившихся каргушей, ласково ответила:

– Сэр Владимир, если тебе не противно видеть наказанную фею, то я…

И она смущенно потупилась.

– Слушай, Топс… – донеслось из-за стола, но в тот же миг я бросил в сторону спрятавшихся каргушей такой взгляд, что он вполне мог прожечь дыру в каменной столешнице. Во всяком случае, Фока ойкнул и замолчал, не закончив свою очередную пакостную фразу. Я же, довольно улыбнувшись, вновь обратился к Крохе:

– Противно видеть?! Да я готов отдавать по дню собственной жизни за каждую минуту, проведенную рядом с тобой! Может быть, у тебя найдется несколько свободных минут, чтобы познакомить меня с местными достопримечательностями, а то приставленные ко мне… соглядатаи так и норовят то войну мне объявить, то спрятаться от меня подальше! Общаться с ними просто нет никакой возможности!

Фея бросила презрительный взгляд на противоположный конец стола и вдруг взмахнула неизвестно откуда появившимся в ее руке ореховым прутиком. В тот же момент черная гранитная плита со всеми стоявшими на ней кушаньями ухнула вниз, а ее место занял прежний непритязательный каменный бугорок, который был не в состоянии спрятать двух маленьких каргушей.

Впрочем, спрятаться попытался только Фока, он распластался за одним из сидельных камней, однако его оранжевая шевелюра торчала наружу на добрые десять сантиметров. Топс же, наоборот, гордо выпрямился, всем своим видом показывая, что не относит к себе мои критические замечания.

Кроха, спрятав волшебную палочку, повернула ко мне свое сияющее личико и пригласила:

– Пойдемте, сэр Владимир, я покажу тебе наше подземелье, и можешь мне поверить, оно очень интересно!

Однако Топс не собирался так просто отдавать инициативу и уступать свои полномочия. Он вздернул свой острый нос и нагло заявил:

– Может быть, мы покажем… сэру Владимиру… это… досто… при… припечательствасти. – По его физиономии было видно, что он едва не сломал свой язык на таком сложном слове, но гордый каргуш не сдавался. – А ты позаботишься об ужине для нашего гостя?…

– И для нас… – прибавил от себя все еще спрятанный Фока.

– А каштаны для вас у меня уже готовы!… – ответила на это предложение Кроха и мстительно добавила: – Сырые!…

После чего она взяла меня за руку и повлекла из обеденной пещерки. Быстрый топоток сзади подсказал мне, что оба каргуша поспешили за нами следом.

Мы вышли в главную пещеру, прошли вдоль стены буквально несколько шагов, после чего Кроха взмахнула рукой, и перед нами появился еще один темный и довольно узкий тоннель. Кроха вошла в него первой, и темные стены мгновенно засветились приятным зеленоватым свечением. Я последовал за своей прекрасной проводницей и через минуту оказался в еще одной пещере, а вернее будет сказать, в огромном… гардеробе.

Все пространство пещеры занимали длинные деревянные вешала, на которых очень аккуратно были развешаны сотни самых разнообразных платьев. Слева от входа располагалось женское отделение, заполненное бархатом, атласом, тонким полотном, кружевами, драгоценными пуговицами и всем таким прочим, а справа разместилась мужская одежда, выполненная из… бархата, атласа, тонкого полотна, кружев, драгоценных пуговиц и всего такого прочего. Я, признаться, слегка ошалел от такого обилия театральных костюмов, и только оживленное личико феи и ее сияющие глаза помогли мне несколько прийти в себя.

Она немедленно принялась радостно щебетать что-то о фасонах, расцветках, деталях и принадлежностях различных костюмов, а я, с удовольствием слушая ее голосок, толком ничего не понимал. И тут, не перебивая Кроху, а как-то странно вплетаясь в ее разговор, послышалось бормотание:

– Ну все, понесло бабу… Теперь ее не остановить…

Я скосил глаз в сторону говорившего и увидел рядом со своей правой ногой зеленый хаер Топса.

– Да ладно тебе… – отозвался Фока слева. – Пусть девочка пощебечет, у нее так долго не было настоящего общества…

И тут же я услышал, что Кроха обращается непосредственно ко мне:

– А вот твой костюм, сэр Владимир, весьма странен! Тебе этого никто не говорил?… Если бы не твое изысканное обращение, я приняла бы тебя за рабочего сквота…

Слова «рабочий сквот» прозвучали в ее прелестных устах как нечто неприличное.

Я кротко улыбнулся и неожиданно для самого себя ответил:

– Это мой обет, фея… Я поклялся не облекать себя в… роскошь, пока не отыщу своего пропавшего друга и… ну, в общем, не выполню свою клятву…

Кроха позабыла об окружающем ее великолепии и, широко распахнув глаза, уставилась на меня. Когда я замолчал, она очарованно прошептала:

– Как интересно!… Я думала, что в мире уже не осталось настоящих рыцарей, готовых положить все, чтобы выполнить свой обет!… – Она вздохнула и грустно добавила. – Сейчас, наверное, и обетов-то никто не дает…

– Ну что ты, как можно так думать! – бодро возразил я. – Мир не может существовать без рыцарства!

– Ага, – тут же раздалось от моей правой ноги. – Всегда найдется чудак, раздающий обеты направо и налево и способный перерезать глотки ни в чем не повинным сквотам, только бы выполнить свои обещания!

– Топс, ты несносен! – воскликнули мы с Крохой в один голос и тут же улыбнулись друг другу.

– Топсик, ты посмотри, как они спелись! – немедленно вмешался Фока. – И как быстро!…

Однако Кроха проигнорировала хамский намек оранжевого каргуша и снова обратилась ко мне:

– Я понимаю, что обет – это свято, но, может быть, ты, сэр Владимир, хотя бы примеришь что-нибудь. Вот этот черный с серебром камзол, я думаю, будет тебе чрезвычайно к лицу.

Мне действительно нестерпимо захотелось примерить черный с серебром камзол, но я тут же с горечью осознал, что носить такой костюм – большое искусство, и мне оно не доступно. А потому мне пришлось сурово насупить брови и недовольно пробормотать:

– Неужели, фея, ты хочешь, чтобы я стал клятвопреступником?!

Кроха страшно испугалась этих слов, зато Топс меня одобрил:

– Ишь ты, как он ее! Учись, Фока, ставить на место распоясавшихся девчонок! Так ее… сэр Владимир, пусть знает свое место!

Однако мне совсем не хотелось ставить Кроху на место, а потому, заметив некоторый ее испуг и огорчение, я поспешил успокоить ее вопросом:

– А вот нет ли у вас здесь… оружейной?…

Фея поняла, что я и не думал сердиться. Вздохнув, она покачала головой:

– Сэр Владимир, ты настоящий рыцарь… Холодное злое железо тебе дороже всего. Конечно, у нас есть оружейная, и я тебе ее покажу.

Она повернулась и направилась к выходу из… гардеробной. Мы с каргушами последовали за ней. Кроха снова вышла в большой зал, бывший, как я понял, общей прихожей, и почти сразу же свернула в едва заметную темную щель в стене. На этот раз подземный ход, в котором мы оказались, был темен, узок, длинен и извилист. Несколько раз в этой темноте я довольно прилично прикладывался головой к выступам каменного потолка. Наконец, вслед за своей прелестной провожатой, я оказался в еще одной пещере.

Когда я ступил на присыпанный мелким песком пол этого подземного склада, Кроха как раз неторопливо двигалась вдоль его стен, время от времени прищелкивая пальцами. Звук получался такой, словно в ее ладошках были кастаньеты, и в ответ на эти резкие отрывистые щелчки на стенах сами собой зажигались толстые желтые свечи, вставленные в бронзовые, отлично начищенные бра.

В постепенно прибавляющемся свете я огляделся. Это был самый настоящий арсенал, содержащийся к тому же в прекрасном порядке.

Вдоль правой от входа длинной стены были расставлены самые настоящие рыцарские доспехи. Они, конечно же, привлекали взгляд в первую очередь, и при этом они были настолько разнообразны по размерам, составу и внешнему оформлению, что глаза буквально разбегались. Первым в этом ряду стоял простой стальной пластинчатый панцирь с мелкой, неброской золотой насечкой на поножах и наручах, изображавшей простенький геометрический узор. Круглый глухой шлем, с ребристым, чрезвычайно маленьким забралом, венчал большой, величиной чуть ли не с сам шлем, литой кулак с отогнутым вверх большим пальцем.

Стоило мне обратить свое внимание на эти доспехи, как из-под моей ноги вынырнул нахальный Фока и принялся тоном уставшего экскурсовода давать пояснения:

– Этот облегченный доспех из наговоренной болотной стали принадлежал графу Эллюру, ставшему тенью тридцать два года назад. К сожалению, оружие графа – меч, парный кинжал, тяжелый топор, легкий топор, вспомогательный топорик и двойной шестопер – утонуло в болоте, поскольку было изготовлено из обычного металла. Панцирь растягивается на два размера, однако делать это не рекомендуется, поскольку его прочность уменьшается в тригонометрической прогрессии!…

– В какой прогрессии?! – переспросил я.

– В тригонометрической, – пояснил наглый оранжево-головый каргуш, ничуть не смутившись. – По падающей тангенсоиде!…

Я был совершенно уверен, что этот низкорослый остроносый тип придумывает свои объяснения прямо на ходу, но поймать его на сочинительстве, к сожалению, не мог. Потому я мысленно плюнул и решил – пусть болтает. Медленно двигаясь вдоль этой выставки доспехов, я вынужден был слушать Фокину лекцию.

– Полный боевой доспех славного рыцаря, барона фон Каптуса, укрепленный на сочленениях копытами единорога и проложенный изнутри серной нитью. Выдерживает прямой удар королевской палицы, непробиваем для всех видов метательного оружия, включая корабельную катапульту. К сожалению, барон слишком надеялся на свои доспехи и как раз камень, выпущенный из катапульты, смел его с палубы его галеры. Доспех, как мы сами видим, выдержал удар, но барона не успели вовремя вытащить из воды и он захлебнулся!… Все оружие барона – большой меч, малый меч, подмечник, двойная секира, топор, кинжал широкий, кинжал узкий и четыре метательных ножа – во время падения барона в море осталось на палубе и потому сохранилось. Пропали только две уникальные самовзводящиеся рогатки, утонувшие вместе с бароном.

Пока Фока нес эту околесицу, я успел миновать три или четыре выставленных образца и остановился около действительно заинтересовавших меня лат.

Это был полный панцирь совершенно черного цвета за исключением золотых колесиков шпор. Вычерненная сталь, казалось, полностью, до последнего кванта, поглощала падающий на нее свет. Мастер придал латам столь точное соответствие человеческому телу, что мне показалось, будто я вижу на постаменте готового к выступлению обнаженного культуриста. Передняя часть шлема была выполнена в виде круглого, довольно добродушного лица, на котором вместо глаз были вставлены крупные черные, искристо отсвечивающие камни. Только вот рот у этого личика был широко открыт, словно он горланил пьяную песню, а разинутая пасть была забрана частой решеткой!

Рядом с панцирем на специальной подставке располагался небольшой круглый щит с расположенной в середине литой львиной головой. Рядом с ним стоял длинный меч с витой, черненой рукоятью, в черных кожаных ножнах с набором из черных металлических блях. Под мечом лежали кинжал величиной с древнеримский меч и большой топор на короткой рукояти, весьма похожий на обычную секиру, только с тяжелым, выполненным в виде конуса обухом. Внизу, охватывая все это оружие, лежал широкий пояс из черных стальных колец.

Я стоял прямо напротив доспехов и внимательно их рассматривал и вдруг осознал, что мой гид Фока умолк. Повернув голову, я хотел взглянуть на этого вдруг смолкнувшего болтуна и в этот момент краем глаза уловил какое-то странное движение, произведенное… панцирем. Я тут же вновь обратил свое внимание на панцирь, но тот стоял совершенно неподвижно, как и полагается стоять куску железа, хотя и тщательно обработанному. И все-таки я был уверен, что это движение мне не показалось! Поэтому, не отводя взгляда от панциря, я чуть насмешливо проговорил:

– Ну что, всезнайка, я смотрю, по поводу этих доспехов тебе нечего сказать?… А вот они-то мне как раз и понравились!

С минуту в пещере царила тишина, а затем раздался голос Топса, сопровождаемый несколько нервным смешком:

– Хм… Губа не дура!…

– Да… – тут же согласился Фока и несколько неуверенно начал свои пояснения: – Вообще-то это очень старые доспехи… Легенда утверждает, что они принадлежали свободному Черному Рыцарю по прозвищу Быстрая Смерть… Та же легенда гласит, что доспехи пропитаны древним давно забытым заклятием «Полная Каска», что гарантирует им полную неприкосновенность. Оружие Черного Рыцаря также подвергнуто магической обработке, но какой именно, никто уже не помнит…

– Получается, что достоверно об этих доспехах вообще ничего не известно!… – перебил я докладчика.

– Достоверно известно только то, что этими доспехами никто не пользовался уже больше двухсот лет!… – обиженно пропищал Фока.

– Это почему же?… – удивился я.

– А потому что их никто надеть не может! – самым язвительным тоном ответил Фока.

– Это почему же?… – повторил я свой вопрос.

– А потому что стоит смелому сквоту их надеть, если он, конечно, сможет их надеть, как они сами собой сжимаются на шесть размеров, а затем то, что от смелого сквота остается, сами собой выталкивают наружу… сквозь забрало. Сам понимаешь, что на выходе мы имеем горку фарша!…

– Это что ж, они так всех и давят?!

– Да нет, не всех… – меланхолически ответил Фока.

Я обрадованно вздохнул, а этот зайцемышь с оранжевой прической все тем же меланхолическим тоном добавил:

– Только тех, кто внутрь них суется…

– Вообще-то та же легенда утверждает, – вдруг вмешался в лекцию Фоки Топс, – что Черный Рыцарь может вернуться, и тогда, естественно, доспехи снова покинут хранилище и отправятся в Мир…

Я снова, с гораздо большей опаской, оглядел эти симпатичные доспехи… и они мне еще больше понравились.

Понимая, что надеть их я все равно никогда не решусь, я отвернулся и двинулся было дальше, но снова краем глаза уловил едва заметное движение. Я опять оглянулся на доспехи и оторопел!… Видимо, из-за сделанного мной шага я теперь смотрел на панцирь под другим углом – он превратился в некий сгусток клубящейся тьмы, по форме лишь отдаленно напоминающий человеческое (или сквотское) тело, и внутри этой тьмы явственно виднелись выбеленные кости скелета! Особо впечатляло то, что нижняя челюсть черепа мелко подергивалась, словно скелет довольно посмеивался!…

– Они мне больше не нравятся!… – прошептал я онемевшими губами и тут же поймал удивленный взгляд, брошенный в мою сторону феей.

– Просто потому, что после предыдущих попыток их надеть они, по-видимому, весьма изнутри… испачканы! – немедленно пояснил я самым небрежным тоном.

Кроха улыбнулась, а мерзкий Фока мерзким тоном мне немедленно возразил:

– Да чистые они, чистые…

– Да? – иронично переспросил я. – Ты, что ли, сам их чистил?!

– Тебе ж было доложено, что доспехи прикрыты «Полной Каской»… – пояснил Фока таким тоном, словно разговаривал с полным дебилом.

– Ну и что?! – поинтересовался я.

– А то, что эти доспехи самостоятельно удаляют все отходы находящегося в них организма…

Этот маленький каргуш снова заставил меня удивленно разинуть рот. Впрочем, справился я с удивлением на удивление быстро:

– А-а-а, это значит, запах пота в них совершенно не ощущается…

Фока остановился, внимательно посмотрел на меня, а потом как-то рывком кивнул:

– И это тоже!…

Мы продолжили осмотр арсенала, но я все время невольно поглядывал в сторону черных доспехов. Они снова приобрели свой «культуристский» вид, и скелета внутри них заметно не было.

В середине арсенальной пещеры располагались длинные двухъярусные стеллажи, на нижнем ярусе которых были по порядку разложены самые разнообразные ножи, от абордажных тесаков до многолезвийных складных, а вот на верхнем опять же в полном порядке выставлялись самые разнообразные рогатки.

А вдоль левой длинной стены на специальных козлах были выставлены мечи. Их было такое количество, что вполне могло хватить для вооружения армии солидного государства. Причем все это, как сказала Кроха, «холодное железо» содержалось в образцовом порядке.

Но мне почему-то расхотелось дальше знакомиться с продукцией местных оружейников, мой взгляд постоянно возвращался к понравившимся вороненым доспехам. И, видимо, чтобы как-то оправдать это неожиданное безразличие, я с видом знатока поскреб начавшую зарастать щетиной скулу и спросил тоном офицера запаса Вооруженных сил России:

– А ничего огнестрельного у вас в наличии нет?…

– Огнестрельного?! – в один голос переспросили Топс и Фока. – Это что за оружие такое?…

– Сэр Владимир, видимо, спрашивает про машины, метающие огонь, – предположила молчавшая доселе фея и мило мне улыбнулась.

– Метающие огонь? – удивленно повторил Фока. – А разве такие бывают?

– Бывают и такие, – подтвердил я догадку Крохи. – Но я спрашивал о несколько другом вооружении, и, как выяснилось, его в вашем Мире нет… Ну что ж, может быть, это и к лучшему…

Затем, после некоторого раздумья, я снова обратился к фее:

– Спасибо за демонстрацию продукции вашего ВПК…

– Кого?! – чуть испуганно переспросила Кроха.

– Ну… ваших оружейников, – пояснил я и мысленно ругнул себя – надо было отвыкать от въевшихся в журналистскую память аббревиатур.

– Пожалуйста, – довольно улыбнулась Кроха в ответ. – А может, сэр Владимир хочет еще что-то посмотреть?

– А у вас есть еще какие-то достопримечательности? – оживился я.

– Ну, у нас есть сокровищница, большой сад и два огорода, библиотека… – начала перечислять фея, но тут я ее перебил:

– У вас есть библиотека?!

– Да, и неплохая! – с гордостью подтвердила она.

– Очень любопытно! – воскликнул я и тут же услышал Фокино ворчание.

– Глянь-ка, грамотный… Книжки ему любопытны…

– Ничего, – миролюбиво ответил Топс, – пусть посмотрит… Вреда от этого не будет.

– Ага! – продолжал ворчать Фока. – Сначала насмотрится, а потом потребует, чтобы ему почитали, а там, глядишь, наслушается каких-нибудь историй и полезет в черные доспехи…

Топс на это наглое замечание не ответил, и я также решил его проигнорировать, двинувшись вслед за направившейся к выходу феей.

На этот раз наш переход был гораздо длиннее. Вернувшись в уже ставшую мне родной большую пещеру, Кроха пересекла ее и свернула за большой валун, лежавший, казалось, у самой стены. Однако между стеной и этой огромной каменюкой существовал узкий проход, вполне, впрочем, достаточный для того, чтобы протиснуться даже мне. Именно в этой щели располагалось начало узкого, высокого коридора, который, извиваясь, уводя то вверх, то вниз и даже, по-моему, пересекая несколько сам себя, выводил в еще одну обширную пещеру с потолком, теряющимся в вышине. По всему периметру этого подземного зала стояли самые обычные шкафы из незнакомого мне темного дерева, закрывающиеся застекленными дверками. Впрочем, эти шкафы казались обычными только на первый взгляд. Едва мы ступили на каменный пол библиотеки, как высоко вверху, в каменных нишах неспешно разгорелись яркие светильники, и сразу стало ясно, что библиотечные шкафы тянутся вверх, по-видимому, до самого потолка.

Посреди зала стоял очень большой и совершенно пустой стол, окруженный десятком прямых жестких стульев. По полу, вдоль посверкивающих стеклом шкафов, тянулся узкий, матово поблескивающий рельс. Скользнув взглядом по этой блестящей змее, я увидел установленную на ней лестницу, уходящую к невидимому снизу потолку.

Пока я рассматривал местное книгохранилище, болтливый Фока принялся рассказывать о сей достопримечательности:

– Гордись, сэр Владимир, ты удостоился лицезреть копию библиотеки Демиурга! Здесь собрано все, что успел сочинить и написать наш юный Мир! Первый ярус – магия и смежные науки, второй ярус – история, легенды и мумуары, третий ярус – точные сквотские науки, арихметики и всякие прочие алгебры, четвертый и пятый ярусы – выдумки. Остальное, вплоть до крыши – резерв! Только прочитать ты все равно ничего не сможешь!

Последняя фраза была сказана весьма насмешливо и, естественно, весьма меня задела.

– Это почему же не смогу?! – возмутился я, поворачиваясь к оранжевоголовому провокатору.

– Ты ж у нас сэр! – прозвучало в ответ, и снова я услышал насмешку.

– Ну и что с того?!

– А то с того, что сэры читать не умеют и не должны уметь! Не полагается им знать грамоту! Без надобности она им! А если и захочется сказочку или там стишок послушать, так для этого у сэров имеются книгочеи и менестрели с трубадурами!

– Ну ты, знаток сэров, – оборвал я его язвительную речь. – Ты откуда таких сведений набрался? Можно подумать, что тебе знакомы все сэры в двух мирах!

– А что, скажешь, я не прав?! – запальчиво переспросил Фока.

– Конечно! – ответил я. – Вот прямо сейчас ты видишь сэра, который не только умеет достаточно бегло читать, но к тому же способен сочинять довольно занимательные истории!

– Где?! – крутанулся Фока. – Никакого такого сэра я не вижу!

– Разуй глаза, – добавив голосу надменности, произнес я. – Он как раз перед тобой!

Фока посмотрел прямо мне в лицо и гнусно ухмыльнулся:

– Это ты, что ли?…

– Именно, – подтвердил я его догадку.

– И ты умеешь читать и писать?… – не спуская со своей подвижной мордочки ухмылку, поинтересовался Фока.

– Именно!… – повторил я.

– Какой же ты тогда сэр? – задал каргуш неожиданный вопрос, и тут краем глаза я увидел, что Кроха и Топс с огромным, я бы сказал, напряженным вниманием наблюдают за нашей перепалкой. Потому я грозно свел брови над переносицей и перешел на хриплый бас:

– Так ты что же, сомневаешься в моем сэрстве?!

Рыжий хаер попятился и испуганно промямлил:

– Ну… я бы не стал так ставить вопрос…

– А я ставлю его именно так, – добавил я хрипловатости, – и вышибу из тебя ответ!…

Краем глаза я продолжал наблюдать за симпатичной феей и, заметив появившуюся на ее лице довольную улыбку, понял, что действую в правильном направлении.

– Хорошо. – Фока еще чуть-чуть отодвинулся от меня. – Я тебе отвечу без всякого… вышибания. Я не сомневаюсь в твоем… этом… сэрстве… Но только сэров грамотных не бывает!…

И он тут же метнулся в сторону и, казалось, растворился за одним из шкафов.

– Ну, ты совсем беднягу застращал!… – неожиданно возмутился Топс. – Где мне теперь его искать?

– А ты тоже утверждаешь, что если я умею читать и писать, то я не сэр? – повернулся я в его сторону.

– Почему же, – пожал плечами Топс. – Мало ли какие… чудачества могут быть у благородного сэра?…

Этот хитрец очень ловко уклонился от ответа и невольно вызвал у меня улыбку:

– А ты, я смотрю, дипломат…

Топс бросил на меня быстрый взгляд и, чуть показав в усмешке свои маленькие клыки, ответил:

– Да, я такой…

– Ну, ладно, – махнул я рукой. – В конце концов, книги для меня важнее даже, чем мое достоинство сэра!

– Ну да?! – в голос изумились Топс и Кроха, а из-за недалекого шкафа послышалось ехидное Фокино:

– Во, загнул!…

– Ну и не верьте… – пожал я плечами. – Этот рыжий бормотал, что где-то здесь имеются книги по магии…

– Не рыжий, а оранжевый! – возмущенно ответил невидимый Фока и тут же добавил: – Первый ярус.

Я подошел к ближайшему шкафу и разглядел сквозь стекло полки, на которых располагались достижения местных шарлатанов. Форму эти достижения имели самую разнообразную: свитки, похожие на пергаментные, тоненькие дощечки, перевязанные бечевкой, разноцветные камешки, нанизанные на тонкие жилки, даже смотанные небольшими клубками веревки с неаккуратно завязанными на них узелками.

Книг в нашем понимании в шкафу было очень мало, однако их переплеты поражали роскошью. Мне, естественно, сразу же захотелось подержать такую драгоценность в руках, и я потянулся к дверцам, но на них не оказалось ручек. А вот замочек был, и он был закрыт!

– Это от кого же вы запираете знания?! – неприятно удивился я.

– А вот от этих самых неграмотных сэров и запираем, – немедленно раздался противный голосок Фоки.

– А если сэр грамотный, он должен знать, как добраться до книг, – спокойным, даже каким-то безразличным тоном добавил Топс, но в его глазенках я сразу заметил ехидную искорку.

Я снова повернулся к запертому шкафу и осторожно прикоснулся к замочку. По моим пальцам пробежала короткая искра, словно выписывая на их подушечках неведомые письмена. Но в следующее мгновение я неожиданно для самого себя понял эти письмена. Мои пальцы сами собой сложились в некую фигуру, весьма напоминающую наш отечественный кукиш, и я чисто инстинктивно сделал неожиданное, но оказавшееся вполне мне знакомым движение. Замок мелодично щелкнул, и я едва успел отдернуть свою руку от открывающихся створок. Позади изумленно охнул Фока и счастливо рассмеялась Кроха:

– Я же сразу поняла, что он маг!…

Но я не придал никакого значения реакции моих новых друзей, все мое внимание захватил крошечный, цилиндрической формы футляр, обтянутый желтой кожей, скатившийся с третьей полки открывшегося отделения шкафа прямо к моим ногам. Не нагибаясь, я протянул к нему руку и слегка пошевелил пальцами. Футляр мгновенно прыгнул мне в руку. Открыв его, я увидел внутри аккуратно перевязанный желтой лентой свиток.

Однако вместо того, чтобы развязать ленту и развернуть этот свиток, я сначала внимательно его осмотрел. По желтому фону ленты шла едва заметная надпись, сделанная вплетенной в ткань золотистой нитью. Затейливая надпись отдаленно напоминала арабскую вязь и, естественно, была мне совершенно непонятна. Кроме того, узелок ленты был залит синим сургучом, на котором была оттиснута круглая печать с изображением… трех одинаковых голов дракона. Средняя голова изрыгала пламя!

С секунду я рассматривал этот туго скрученный свиток, а затем совершенно спокойно, не обращая внимания на окружающих меня свидетелей, сунул его обратно в футляр и спрятал во внутренний карман куртки. А потом как ни в чем не бывало снова повернулся к хранящимся в открытом мной шкафу интеллектуальным ценностям.

В первую очередь мое внимание привлек огромный, in folio, том, на багровом корешке которого золотой кириллицей несколько непривычного начертания было выведено «Большая книга трех магий, собранная магистром Генниусом в замкнутом городе Босторе».

Однако взять книгу с полки я не успел, из соседнего шкафа, прямо сквозь стекло, в помещение библиотеки просочилось мутное темное облако, мгновенно сформировавшееся в знакомую мне Тень. Едва приняв свою форму, Тень заговорила:

– Я тщательно обдумал сказанное тобой, существо, называющее себя Человеком. Причин не верить тебе нет, и хотя твой рассказ необычен, он не невероятен. Однако помочь тебе вернуться в твой Мир не в моих силах, если кто и может это сделать, то только Великий Демиург, к которому тебе и придется обратиться…

Маулик замолчал, и потому я счел возможным задать вопрос:

– А где я смогу найти вашего Великого Демиурга?

– Этого я не знаю, – ответила Тень. – Тебе придется самому отыскать его в нашем мире, так же как и своего пропавшего сомирника. Если ты действительно Человек, тебе это будет сделать очень легко… и очень тяжело. Поэтому я постараюсь тебе помочь. Ты сможешь взять в этом доме то, что тебе понадобится для твоих поисков. Завтра ты отправишься в путь, а потому сейчас тебе необходимо поужинать и лечь спать… Тебе же надо спать?…

– Надо, – ответил я и немедленно почувствовал непреодолимую сонливость. – И ужинать я не хочу…

Аккуратно прикрыв дверцы переставшего интересовать меня шкафа, я широко зевнул и, не обращая внимания на каргушей и Кроху, улегся возле него на полу.

Через пару секунд я уже спал.