"П-М-К" - читать интересную книгу автора (ЖУКОВ Максим)

   Мамочка

   М. Горькому посвящается

   Я уже не помню, с чем это было связано…

   она жила в «Никулино» (у метро Юго-Западная,

   с дочерью, которую все звали Вороной -

   Зинаида по паспорту: отвратительное имя,

   ЗИ-НА-И-ДА… Вкратце поясню:

   ЗИ – неприятное сочетания букв, почти непристойного свойства;

   НА – здесь: и иди ты на…(по звучанию) и пошел бы ты на…в общем, как ни крути, -

   ХУЙ

   в ассоциативном восприятии этого слога практически неизбежен;

   и – наконец -

   И-ДА: Фемида… Изида… кариатида -

   декоративно-скульптурный ряд, какой-то, на общественных зданиях

   начала прошлого века. И все это сосредоточено в одном имени

   улыбчивой низкорослой девчушки с длинным, похожим на клюв, носом.

   Конечно, прозвище Ворона как нельзя лучше

   подходило к ее миловидному полудетскому лицу,

   которым она – даже отдаленно! – не походила на свою мать.

   Рядом с ее домом находился универсам «Диета»,

   где работали мясниками и продавцами пива

   мои бывшие одноклассники -

   все ходили к ней

   пить водку,

   точнее не к ней, а – якобы – к ее дочери.

   (Хотя у Вороны на тот момент был бойфренд-перепихонщик по имени

   Алексий (как Патриарха нарекли, прости, Господи!),

   и мы, как аристократы духа

   и джентльмены,

   почти ни на что не претендовали…

   Обращались к ней все почтительно: МАМОЧКА, хотя выглядела она гораздо моложе своих лет, пила мало, но зато постоянно

   смотрела сквозь пальцы на наше порнографическое поведение,

   с похмелья (когда были деньги) ходила с дочкой за пивом,

   делилась заныканными на «черный день» сигаретами…

   Так вот: не помню, с чем это было связано,

   но я был первым из нашей компании, кто залез

   робкой рукой

   под ее ночную рубашку:

   знаете, – такую очень распространенную ночную рубашку,

   которую обычно носят

   уставшие от жизни

   сорокалетние женщины.

   Она как-то недолго и старомодно посопротивлялась,

   потом прикрыла дверь в дочернюю комнату,

   и как была, в этой своей ночной рубашке,

   залезла со мной под одеяло…

   это был советский секс:

   в усвоенной ей с юности строгой комсомольской позе,

   называемой в просторечии – бутерброд…

   Мне на тот момент все это не очень подходило.

   Я тогда, после двухлетнего армейского воздержания,

   вообще был склонен ко всяческому

   половому разнообразию;

   любил, грешным делом, замутить групповушку с друзьями, – если подворачивались подходящие «по интересам» дамы;

   пытался экспериментировать с начинающими проститутками

   (тогда все проститутки были начинающими, кроме вокзальных),

   занимался любовью с малолетками,

   с подругой Вороны, например;

   звали ее Регина, и было ей, на тот момент,

   пятнадцать

   мокрощелочных лет…

   Однажды, после очередного комсомольско-бутербродного

   совокупления, я, лежа с МАМОЧКОЙ рядом,

   раздираемый какими-то смутными

   внутренними противоречиями, спросил:

   – МАМОЧКА, ты бы хоть в рот разок взяла

   для разнообразия?

   При всей мягкости ее характера

   подобной наглости стерпеть она

   не смогла:

   – Может, тебе еще и в задницу дать?

   Извращенец!

   То есть для нее эти невинные, по сути, шалости – минет с аналом -

   являлись табуированной темой

   и страшным преступлением против

   нравственности…

   Притом что Ворона, как мне рассказывала Регина,

   после их совместной поездки на ЮгА,

   в солнечную грузию,

   лечилась не только от гонореи (как, впрочем, и сама Регина),

   но и залечивала «повреждения прямой кишки»;

   причем, говоря все это, Регина смотрела на меня

   светлыми,

   широко раскрытыми

   глазами

   пятнадцатилетнего

   морального

   урода.

   Как это все может укладываться у них в голове?

   И у матери, и у дочери?

   Как это все можно

   отделить одно от другого

   и, не замечая вопиющих противоречий,

   продолжать жить дальше;

   по своей гиперболе и

   параболе,

   каждая в своем измерении;

   недалеко от метро

   на окраине -

   постоянно расширяющейся в сторону «Внуково»,

   совершенно равнодушной

   ко всему происходящему в ней, -

   москвы.