"Дважды Татьяна" - читать интересную книгу автора (Поляновский Макс Леонидович)

НОЧНОЙ ПРЫЖОК

Это неправда, что время идет равномерно. Вопреки нашим надеждам и помыслам оно порой как бы умышленно замедляет или убыстряет свой бег. Еще недавно тянулись томительные месяцы и, как бы ни хотелось, событий нельзя было опередить ни на шаг, но потом уплотненные до отказа дни, часы, минуты покатились стремительно, будто под откос. И вот теперь время гулко и жестко отстукивало каждое мгновение — последние подаренные мгновения, которые оставалось пробыть на московской земле. Через несколько минут освещенный заревом далекого пожара «Дуглас» оторвется от взлетной дорожки, а еще спустя два часа, если самолет не собьют, все трое разведчиков прыгнут в черную бездну — неведомый ночной лес под Минском.

Первый прыжок в глубокий вражеский тыл!

Таня стиснула Наташину руку — хотелось быть поближе друг к другу — и почувствовала, как непривычно горяча ладонь подруги.

— У тебя жар? — тревожным шепотом спросила Таня, коснувшись пальцами лба и щек Наташи.

— Нет, нет, просто чуточку знобит. Умоляю, ни слова Андрею.

Руководитель группы — Андрей, сосредоточенный, собранный, держался с несколько высокомерным спокойствием. Таня, в своем пальтишке в талию и платочке, возле него казалась девчонкой, хотя с весны ей пошел девятнадцатый.

Наташа в лыжном костюме была похожа на мальчишку-спортсмена: тугие длинные косы она упрятала под летный шлем…

Прошел год с начала войны. Вернее, год и еще почти два месяца. Никто не уговаривал Таню и Наташу стать разведчицами. Просто пришли в первые недели войны в разные военкоматы Москвы эти две девушки. Пришли, как и многие другие. Каждая сказала, что знает немецкий язык, не может в эти дни оставаться в стороне…

Вместе учились прыгать с парашютом. Учились стрелять, принимать и передавать радиограммы.

Казалось, учат их бесконечно долго. Это ощущение утвердилось после «практики» — первых вылазок в Подмосковье, в тыл врага. «Практика» была недолгой, но успех ее определялся ценой человеческой жизни и победы, сопутствовавшей юным разведчикам, и даже чувство невозвратимых потерь, когда они недосчитались многих своих товарищей, вызывало жажду деятельности, длительной настоящей работы. И лишь сегодня пришло сознание небывалой стремительности, с какой прокатились эти недели и месяцы.

К самолету подогнали трап.

— Ребята, пора, — мягко сказал инструктор парашютистов Борис Петров: ему поручили руководить высадкой десанта.

Они поднялись по трапу в кабину похожего на огромную акулу «Дугласа», молчаливые, неожиданно отчужденные, как незнакомые друг с другом пассажиры. В эти минуты предельного напряжения нервов будто рушилось все, объединявшее их долгие месяцы единой целью, и каждый остался наедине с самим собой.

Дверь самолета закрылась с насосным шипением. Взвыли моторы. Несколько мягких толчков — и самолет оторвался от родной московской земли.

В кабине было темно, сдавленный рев моторов теперь доносился будто из отдаления. Стоило прикрыть глаза, и начинало казаться, что попросту катишь автобусом по ровному асфальту, не верилось, что поблизости лежат наготове парашюты, рация, мешки с питанием, патронами и одеждой.

В темноте Таня нащупала горячую руку Наташи, вложила подруге в ладонь таблетку.

— Прими, это — жаропонижающее.

— Мне уже лучше, Танюша, не тревожься.

Девушки сидели, напряженно выпрямившись, едва касаясь друг друга плечом. Разведчику, идущему на трудное задание, опасно погружаться в воспоминания, но эта тяжелая тупая боль — как с ней справиться? Когда весь ты — будто сведенный судорогой комок мускулов…

Петров поднялся. Уверенными привычными движениями надел на грудь каждому десантнику парашют, прикрепил к спине увесистый — пятьдесят килограммов — мешок. За окнами пронзительно полыхнуло, грохнули совсем поблизости зенитки.

— Фронт! — крикнул из башни самолета стрелок.

Петров все так же размеренно и спокойно крепил кольца парашютов на тугую проволоку, протянутую вдоль потолка. Привычный скребущий звук скользивших по проволоке металлических колец действовал успокаивающе.

Высадка была назначена в партизанском районе у деревни Бобры, примерно в ста километрах от Минска.

— Приготовиться, — раздался голос пилота, и будто в ответ на эту команду внизу угрожающе громыхнула зенитка, за ней — другая.

Петров пошел к двери кабины. Наташа судорожно вцепилась в его локоть, безотчетно, по-детски.

Андрей рывком распахнул дверь. В кабину ворвался тугой холодный воздух, свист ветра, рев мотора. Ничего не было за этой открытой дверью, только зловещая тьма, изредка раздираемая огненными вспышками.

Что там, внизу? Лес? Бездонное озеро? Болото или вражеский лагерь?

— Пошел! — крикнул пилот, и Наташа неуверенно шагнула вперед.

Таня прыгала последней. Промежутки между прыжками сократили предельно, чтобы приземлившиеся оказались рядом.

Но где они окажутся? Никто не сумел бы предсказать этого с абсолютной точностью. Неожиданные обстоятельства могли разрушить самые продуманные планы. Лишь бы не угодить в окружение врага.

Наташа вскоре зацепилась за ветви могучего раскидистого дерева и повисла на нем, как елочная игрушка. Тяжело давил на плечи мешок с грузом. Вокруг стояла тишина: ни часовых, ни собачьего лая. Непроглядная глухая темень.

Таня опустилась прямо в траву. Сбросила мешок, чутко прислушалась: где-то поблизости должны быть Наташа с Андреем.

А Наташа в это время нащупала в кармане нож, перерезала лямки. Мешок мягко скатился с плеч, прошуршал в кустарнике. Значит, земля совсем близко. Девушка освободилась от парашюта, прыгнула… Удача! Она твердо стоит на ногах, а потревоженные ветви деревьев шумят уже над головой.

Рядом замелькал огонек, послышалось взволнованное:

— Наташа! Наташенька!

Это Таня нажала кнопку электрического фонаря.

Они бросились друг к другу, обнялись и от радости расплакались обе, но спустя мгновение вспомнили об Андрее, засветили фонарики с красными линзами.

— Девчата, где вы там? — В голосе Андрея звучала досада. — Не видите, что ли? Я торчу в болоте.

Много тут увидишь: они и себя-то почти не видели.

Осторожно раздвигая туго обступившие их неподатливые ветки, девушки пошли на голос, чтобы найти Андрея, помочь ему выбраться из трясины.

Да, Андрею не повезло. Он досадливо чертыхался, счищая с себя веткой прилипшую грязь.

Они и не заметили, как начало светать. Деревья и кусты, сливавшиеся в сплошную темную массу, теперь стали различимы. Казалось, лес поредел, и в этом поредевшем лесу четко обозначились петлявшие между стволов извилистые тропки.

Андрей молча обошел все вокруг, добрел до узкой речушки с почерневшим мостиком, вернулся, начал сверяться по карте.

Сидя под деревом, девушки наблюдали за ним. Сосредоточенный, с жесткими волевыми складками у рта, сейчас он был их командиром. Он медленно водил карандашом по карте, сверялся долго — слишком долго! — а они затаив дыхание ожидали первых приказов.

— Собрать мешки, — произнес он отрывисто, и девушки сорвались с места.

Приволокли только два мешка, третьего нигде не было.

— Нужно искать, — решительно сказал Андрей, откладывая карту. — Сами понимаете, там патроны, питание для рации.

Все вместе они долго шарили в кустах, но мешка, на удивление, нигде не оказалось.

— Ладно, пока что закопаем эти два, — решил Андрей.

Достали лопаты, начали рыть ямы, чтобы уложить мешки и парашюты. Да, просто необходимо было поработать вот так, во всю силу рук, после пережитых волнений. Лопаты легко входили в сыроватую землю, и — странное дело! — невольно начинало казаться, будто не парашюты предстояло прятать, не мешки с боевым снаряжением, а просто… ну хотя бы посадить молодые деревья в незнакомом лесу.

В этот тихий предутренний час ничто не нарушало величавого спокойствия леса. Но вот послышался ровный нарастающий гул. Он приближался, ширился, заполнил все вокруг, резким рывком резанул небо над головой… Андрей выпрямился, прислушался.

— «Юнкерсы», — сказал он с ненавистью.

Это фашистские самолеты летели бомбить Москву.

Андрей снова помрачнел, несмотря на свойственное ему стремление всегда казаться бесстрастным. Таня и Наташа догадывались: не только опасность очередной бомбежки, угрожавшей Москве, тревожила их командира. Особенно ясно это стало, когда Андрей надел на плечи лямки рации, проверил свой автомат, приказал и девушкам проверить пистолеты. Он ничего не объяснял, и они тоже не решались спросить, действительно ли он чем-то обеспокоен или все это — обычные меры предосторожности…

Неподалеку раздался хруст веток. Наташа быстро спрятала пистолет в карман спортивных шаровар и шагнула вперед.

Она увидела худого босоногого старика и девочку с берестяными лукошками в руках. Подняв голову, старик щурился от яркого солнца, внезапно озарившего лесную опушку. Белая борода старика сливалась с длинной холщовой рубахой.

— Дедушка! — тихо окликнула Наташа.

Старик приближался мерным шагом, не отзываясь. В розовом утреннем свете в этом пустынном лесу он напоминал сказочного странника. Девочка, прижимаясь к его боку, не спускала с Наташи круглых синих глаз. Смотрела строго, пытливо, как взрослая.

Старик пригнулся, что-то сказал девочке, указывая под деревья, не иначе — угадал грибное семейство. Наташа следила за убегавшей девочкой со смешанным чувством зависти, любопытства, тревоги. Со странным чувством нереальности всего происходящего. Это слепящее утро, берестяные лукошки… Неужели кто-то на свете еще может спокойно идти в лес по грибы?

Наташа вздрогнула, когда рядом тихо прошуршали шаги старика.

— Слышь, дочка, — сказал он, медленно проходя мимо. — Неладно вас высадили. Тут, в Кременце, полицаи появились. Я ваш самолет слыхал, потому и вышел из дому поране. А они-то, поди, и подавно учуяли. Уходить вам надо поскорее, такое дело…

Старик исчез в лесу вслед за девочкой. Наташа вернулась к своим.

— Кременец… При чем тут Кременец? — проговорила она, еще не совсем понимая, что произошло. И мгновенно сообразила, что Андрей с Таней говорили только что о том же самом. Теперь и на Танином лице Наташа уловила выражение угрюмой озабоченности.

— Да, неважно получилось, — сказал Андрей. — Зенитки эти, чтоб их… Поспешил летчик: высадил нас раньше, чем надо. Ну, рассказывай. Говоришь, полицаи кишмя кишат? А дед — молодец! Но уходить нам нельзя. Придется пока отсидеться. Сейчас мы далеко не уйдем.

Они долго сидели в ельнике, напряженно вслушиваясь в звуки проснувшегося леса. Потом Андрей выбрал поваленную сосну на берегу речушки. Заскорузлые корни, схваченные комьями засохшей земли, грозно торчали во все стороны — они были так устрашающе огромны, что между ними мог бы укрыться целый танк.

— Тут, под корнями, выроем землянку, — решил Андрей.

Он скинул рубаху, расстелил на траве и принялся энергично рыть землю. Лопата поминутно натыкалась на клубки корней — Андрей сильными точными ударами разрубал их. Землю он опускал на рубаху. Наташа с Таней, подхватив рубаху за рукава и полы, тащили ее вдоль берега и сбрасывали землю в ручей. Никаких следов не должно было остаться поблизости.

— Траву старайтесь не мять. Будьте воздушными, как балерины, шутливо подбадривал своих помощниц командир.

Немного спустя под корневищем появилась неприметная землянка. Тесная яма под старым деревом дала приют советским разведчикам. В тесноте, задевая друг друга локтями, они впервые после приземления перекусили.

Заканчивался первый тревожный день на оккупированной земле, такой знакомо доброй и такой настороженно чужой.