Макоули ПолВспышки

Пол Макоули

Вспышки

Перевели с английского Владимир Гольдич и Ирина Оганесова.

Фил летел. По воздуху. Голова полна параноидальных бредней, страх расправил черные крылья, и Фил парит над Америкой. Откровение посетило его утром. Он мог точно зафиксировать время: 09.48, 20 марта, 1974 год. Он делал зарядку, разработанную его личным тренером, а Малер ревел из колонок стереосистемы, установленной в маленьком гимнастическом зале переоборудованной пятой спальне. В середине второй серии приседаний что-то лопнуло у него в голове. Невероятно яркий беззвучный взрыв чистого белого света.

У Фила возникали вспышки - световые круги, после надавливания на глазное яблоко. Это длилось примерно месяц, но сегодняшняя вспышка была равносильна духовному эквиваленту взрыва водородной бомбы. Сначала он подумал, что это удар. Что высокое давление наконец прикончило его. Но если не считать легкой головной боли, он чувствовал себя хорошо. Можно даже сказать, превосходно. В состоянии полной боевой готовности.

"Такое впечатление, что уже довольно давно мною овладело нечто, подумал он, - и оно отправило меня спать, а новая личность начала проживать мою жизнь, но теперь - неожиданно - я полностью проснулся. Возможно, все дело в ортомолекулярной витаминной диете, быть может, ей удалось синхронизировать оба полушария мозга. Я бодрствую и готов привести свои дела в порядок. Причем без всякой помощи. Без Эммета или Майка. Это важно".

Он стоял возле высокого окна, глядя вниз на тщательно подстриженную лужайку, тянувшуюся от террасы до густых зарослей цветущих бугенвиллей и стройных кипарисов. Небо Лос-Анджелеса, чистое и голубое, промыл ночной дождь, но сейчас его рассекали три инверсионных следа, нарисовавших на синем фоне заглавную букву П.

П - подтверждение. Или П - посылка к действию.

"Прежде всего, - подумал он (а эта мысль приходила ему в голову каждые два или три часа, потому что приводила его в ярость с того самого момента, когда Эммет открыл ему правду), - первым делом я должен разобраться с людьми, укравшими мою книгу".

Неделю назад (возможно, то был предвестник чистой белой вспышки) Фил попытался связаться с полицейскими, занимающимися наркотиками, и после целой серии телефонных звонков умудрился попасть на Джона Финлейтера, заместителя директора Бюро, который посоветовал Филу обратиться на самый верх. "И совершенно правильно, - подумал Фил. - Если я хочу получить значок федерального агента, значит, должен войти в контакт с директором. Подписать необходимые бумаги. Стать посвященным. После чего заняться книжными пиратами и преступниками из SFWA*, показав им, что может случиться с теми, кто крадет книги у настоящих писателей".

* Ассоциации писателей фантастов Америки (прим. ред.)

После посетившего его откровения все встало на свои места, но не прошло и часа, как у Фила возникли первые опасения, причем именно в тот момент, когда они ехали на такси в международный аэропорт Лос-Анджелеса. Сомнения не по поводу ощущения ясности и прилива энергии, а относительно того, правильно ли он их использует. Существовали проблемы, о которых он забыл, вроде слов, вертевшихся на кончике языка. Проблемы, с которыми ему необходимо разобраться, вот только он не помнил их сути.

Он продолжал беспокоиться, стоя в очереди на регистрацию билетов, когда перед ним возник этот бездельник и подсунул под нос нечто, напоминающее вывернутый наизнанку бейсбольный мяч.

Это был экземпляр украденного романа. Бурлящая ярость Фила вспыхнула с новой силой, сжигая последние сомнения.

Дешевую книгу в мягком переплете напечатали в типографии Южной Кореи: рыхлая, чуть ли не промокательная бумага с зернистыми кусочками дерева; на обложке смазанное изображение силуэта замка на фоне японского флага и его имя огромными буквами. Кто-то украл экземпляр рукописи Фила, той, которую он согласился отложить - издатели щедро заплатили, чтобы он ее не печатал: одна из тех сделок, которые так ловко проворачивает Эммет. И вот теперь какой-то мошенник ее украл и напечатал дешевое издание без всякого на то права. Эммет рассказал об этом месяц назад, и издатели Фила быстро получили судебный запрет на распространение книги в США. Но тысячи экземпляров уже ввезли в страну и продали.

Писатели-фантасты Америки заявили, что они не имеют никакого отношения к пиратскому изданию, но их блеяние относительно цензуры и вероломное содействие вопиющему нарушению авторских прав доказывало, что они мечтают опустить его, Фила, до своего уровня.

Меня - величайшего из всех живущих американских романистов. Именно так назвал меня Эрик Сигал в своей статье, опубликованной в "Нью-Йорк ревью оф букс". Именно так шутливо величал меня Апдайк во время партии в гольф, которую мы сыграли на следующий день после моей речи в Гарварде. Величайший из ныне живущих американских романистов! Конечно, фантасты захотели сделать меня своим из пропагандистских целей, чтобы как-то реанимировать собственные умирающие ряды.

А теперь какой-то урод, похожий на одну из неудавшихся версий человеческого существа, возник прямо перед Филом: спутанные светлые волосы, спадающие до самых плеч, длинные, подкрученные вверх усы, куртка из оленьей кожи и выцветшие джинсы - голливудский идеал индейского следопыта, - гитара закинута на плечо, потертые черные теннисные туфли... или нет, это его ноги, такие грязные, что смахивают на стоптанные туфли. От него пахло дымом и потом. Этот абориген, этот нищий протягивал Филу руку, в которой был зажат украденный роман, и говорил:

- Мне понравилась твоя книга, приятель. В ней все по правде. Маленькие люди, вот кто важен, верно? Маленькие люди, как ты и я. Так что подпиши мне на память, если не спешишь...

Фил, охваченный праведным гневом, собрался повергнуть врага прямо здесь, перед регистрационной стойкой для пассажиров первого класса. Он схватил книгу, разорвал ее пополам - тонкий корешок не слишком сопротивлялся, подчинившись чужой воле почти с благодарностью - и послал нищего куда подальше. О, только представьте себе столь восхитительную сцену: нищий канючит об испорченной книге, своей собственности, а Фил в ответ рычит, что тот не заслужил права читать его произведение, ему это запрещено пожизненно. Двое охранников оттаскивают "следопыта", принося извинения Великому Американскому Романисту. Однако бродяга не соглашается уйти просто так. Он отбивается и кричит, что Фил никакой не писатель, а настоящая подделка. При этом гитара бренчит и стрекочет, как насмешливый кузнечик.

Филу пришлось выпить пару таблеток риталина. Кровь в его жилах кипит. Нужно как-то себя поддержать для предстоящего путешествия.

Разорванная пополам, с зачитанными до дыр страницами книга осталась у него в руках. Ему даже пришлось потратить некоторое время, чтобы разложить их по порядку, подобно фокуснику, у которого не получается трюк.

Эммет все сказал. Организация педиков-коммунистов попытается испортить репутацию Фила дешевым трюком - распространяя книгу в университетских городках, отравляя молодые умы, которым необходим глоток его чистой прозы. Но только не этот... кусок дерьма.

"Человек в Высоком замке". История о писателе, заточенном в башне своей репутации, слегка замаскированная притча о его собственной судьбе. Действие происходит в параллельном мире, или альтернативная история, в которой США потерпели поражение во второй мировой войне и разделены на две части, Восточную, под управлением нацистов, и Западную, отошедшую японцам. Безделица, глупая фантазия. Что он думал, когда писал ее? Эммет пришел в ярость, когда он прислал ему рукопись. Агент не стал объяснять недостатки романа, а лишь спросил: "Зачем тратить время на научно-фантастические бредни?"

Проблема заключалась в том, что Фил увяз. И до сих пор не выбрался из ловушки. Десять - пятнадцать лет потрачено на создание и переписывание романа, два неудачных брака, а он все не может закончить книгу и все дальше уходит от первоначального замысла, так далеко, что уже не верит в возможность благополучного возвращения. Монстр даже не имеет названия. "Давно ожидаемый". "Блестящая новинка". "Великий, незаконченный". Как пожелаете. И вот, барахтаясь в трясине, Фил откладывает Следующий Великий Роман и вспоминает свой древний замысел - датированный еще 1961 годом! - и что-то щелкает. Он создает роман без малейших остановок, возвращается к прежним временам, когда фантасты работали за гроши, но писали с поразительной быстротой, и новые страницы возникают мгновенно. Какое-то время он совершенно счастлив: одна только мысль о том, что он способен что-то довести до конца, греет душу. Но Эммет показал, где он допустил ошибку. Заставил понять, что нельзя вернуться. Фил увидел всю глубину своего заблуждения, ужаснулся тому, на что он потратил энергию и талант.

Это произошло, когда Фил под воздействием прочитанной статьи перешел на диету с высоким содержанием протеинов и низким содержанием углеводов, а также стал пить витаминные препараты.

А вскоре появилось пиратское издание "Человека в Высоком замке", и Эммет заговорил о необходимости судебных санкций, заставив Фила испытать стыд и ярость.

Фил засунул книгу в карман плаща. Откинулся на кожаное сиденье в салоне первого класса. Сделал глоток мартини. Гнев все еще кипел в нем. На мгновение он забыл все свои сомнения. Начать с самого верха - вот единственный ответ. Прямо с президента.

Через некоторое время он вызвал стюардессу и попросил принести бумагу для заметок. Вытащил свою слегка обгрызенную золотую с платиной перьевую ручку, которую ему подарил издатель, чтобы подписать десятимиллионный экземпляр грандиозного, эпохального произведения "Кузнечик лежит неподвижно". И начал писать:

"Дорогой господин Президент, я бы хотел представиться. Меня зовут Филип К. Дик, я отношусь к вам с огромным уважением. На прошлой неделе я говорил с заместителем директора Бюро по борьбе с наркотиками мистером Финлейтером и сообщил ему, что меня чрезвычайно беспокоит судьба нашей страны..."

Дальше все пошло хорошо, словно свет открыл ему некий путь, а мозг Фила включился, уничтожив весь мусор. Фил прилетел в Вашингтон, округ Колумбия, где сразу же взял напрокат машину, светло-голубой "крайслер", прошедший меньше тысячи миль, и отправился прямо в Белый Дом.

Потому что знал: нет никакого смысла отправлять письмо по почте. На это уйдут дни, к тому же письмо может так и не попасть в руки президента. И Фил получит лишь фотографию, подписанную одной из копировальных машин, непрерывно гудящих в подвалах Белого Дома...

Нет, ему необходимо разрушить систему подчинения, установленный порядок. Поэтому Фил подъедет к Белому Дому и остановит свой автомобиль у ворот. Он отдаст письмо одному из безупречных морских пехотинцев.

"Во всем виноват акт ужасного пиратства, сэр. Молодые люди, Черные Пантеры и тому подобные, не считают меня своим врагом и не относят к так называемой "правящей верхушке", которую я называю Америка. И которую люблю. Сэр, я готов оказать любую посильную помощь нашей стране. Я провел глубокое исследование проблем наркомании и коммунистической техники промывания мозгов..."

Фил подошел к воротам Белого Дома в прохладный влажный мартовский день и вручил свое послание, написанное на фирменной бумаге "Американ эрлайнз", морскому пехотинцу. Кровь все еще продолжала бурлить в его жилах.

Он едет в отель, в котором зарезервировал номер.

Все прошло успешно. Его отвели в номер. Он принял душ. И уже размышлял о том, где бы поесть, когда зазвонил телефон. Его агент Эммет ждет в вестибюле отеля. Эммет хочет узнать, что, черт подери, происходит.

Неожиданно в Фила ударяет новая вспышка света, взметнувшаяся ввысь в самом центре его паники. У него возникает ужасная мысль: он ступил на ложную тропу.

Агент Фила, Энтони Эммет, умен, ужасен и невероятно амбициозен. Умеющий внушать доверие, мудрый человек, который, как он сам любит говорить, нашел Фила под камнем в начале пятидесятых, когда тот писал маленькие научно-фантастические рассказы, чтобы заработать себе на жизнь, и одновременно пытался создавать серьезные романы, но никто не хотел их печатать.

Эммет подружился с Филом, стал его направлять, постоянно вступая в споры, поскольку (как он замечал) в Филе есть величие, и величие это будет явлено всем, как только он покончит с научно-фантастическим мусором. Он заставил Фила прекратить отношения с агентством Скотта Мередита, тут же продал длинный серьезный роман "Голоса улиц" новому издательству "Динмарт", помогал Филу делать бесконечные новые редакции. И "Голоса..." - одиссея молодого человека, пытающегося избавиться от унылой работы и неудачного брака, соблазненного социалистами, фашистами, коммунистами - имели небывалый успех: издательство продало двести тысяч экземпляров книги в твердом переплете, роман получил Пулитцеровскую премию, а также приз критиков, вскоре был экранизирован, причем в главных ролях снялись Лесли Кэрон и Джордж Пеппард.

Однако долгая борьба с "Голосами..." что-то заблокировала в Филе. После потока - маленькая струйка: роман о японце, интернированном во время второй мировой войны. "Кузнечик лежит неподвижно" читатели приняли с уважением и недоумением, а затем последовало молчание. Фила парализовала значимость собственной репутации, в то время как его сочинения продолжали размножаться. Фила неожиданно перевели на турецкий и баскский языки, состоялся симпозиум по работам Филипа К. Дика и Эптона Синклера, был поставлен австралийский мини-сериал об интернированном японце, превратившемся в отважного пленника колониальной войны.

Фил не видел своего агента в течение десяти лет. Ему показалось, что Эммет остался таким же невозможно молодым, как и в день их первой встречи кожа упруга и безупречна, зоркие черные глаза светятся умом, белая шелковая рубашка и тонкий шелковый черный галстук. Он напоминал эстрадного певца пятидесятых годов или наемного убийцу; в шикарном баре с красными кожаными креслами и высоким бокалом сельтерской воды в руках он пытался понять, зачем Фил хочет встретиться с президентом.

- Я занимаюсь историей с пиратством, - сказал Эммет Филу. - У тебя нет никаких оснований для тревоги. Что касается этого, - он коснулся миниатюрным указательным пальцем лежащей на столе замусоленной книги, - не беспокойся. Мои люди день и ночь занимаются решением данной проблемы, - в голосе Эммета появилась мрачная угроза. - Идиоты, виновные в случившемся, горько пожалеют о своей глупости, уж поверь мне.

- Сначала я думал, что все дело в книге, - сказал Фил. Он сильно потел, в красных креслах было уютно, но жарко, как в перчатке или коконе. - Но теперь я не уверен...

- Ты взволнован, и я прекрасно тебя понимаю. Такая беспардонная кража любого вывела бы из равновесия. К тому же ты опять занимался самолечением. К чему эти огромные дозы витаминов?

- В витаминах нет ничего плохого, - перебил его Фил. - Я сверил дозы с "Психологией сегодня".

- Со статьей о лечении детей, подверженных шизофреническим видениям, проворчал Эммет. - Я знаю. Стоит ли удивляться, что ты в такой плохой форме. Насколько мне известно, на прошлой неделе ты позвонил в полицию и попросил, чтобы тебя арестовали, поскольку ты стал... да, вспомнил - машиной с дурными мыслями

Фила ошеломила полнота информации, которой владел Эммет.

- Похоже, тебе рассказал Майк, - заметил Фил.

Майк, его шофер, выполнял всю мелкую работу по дому. Его спартанская квартирка находилась над трехдверным гаражом Фила.

- Конечно, - не стал спорить Эммет. - Мы с Майком принимаем твои интересы близко к сердцу. Ты должен нам верить, Фил. А ты уехал, даже не предупредив его о целях своей поездки. Мне было бы очень нелегко тебя отыскать, если бы я случайно не оказался по делам в Вашингтоне

- Мне не нужна помощь, - отрезал Фил. - Я прекрасно знаю, что делаю.

Но на самом деле он ни в чем не был уверен. Когда свет озарил его, он знал лишь, что в его жизни происходит что-то не то. Он должен ее изменить. Он исправил первое, что ему пришло в голову, но теперь начал сомневаться в правильности своих действий.

"Может быть, я пошел по ложному пути и преследую совсем не тех врагов. Может быть, - с тоской подумал Фил, - я совершаю еще более серьезные ошибки, сражаюсь не с теми".

Эммет, отличавшийся удивительной понятливостью, сразу же ощутил неуверенность Фила.

- Ты знаешь, что делаешь? - переспросил он. - Боже мой, я рад, что хотя бы один из нас может этим похвастаться, ведь нам обоим потребуется помощь, чтобы выбраться из неприятностей. Ну давай, рассказывай про письмо.

Фил принялся неохотно объяснять. Эммет с мрачным видом выслушал его и ответил:

- Ну, полагаю, это можно исправить.

- Я подумал, что если добьюсь аудиенции у президента, то смогу многое изменить, - сказал Фил.

Мартини, которое он глотал, странным образом смешивалось с мартини, выпитым в течение полета, а также таблетками риталина, принятыми в аэропорту. И сейчас ему казалось, что он продолжает лететь, сидя в уютном красном кресле.

- Ты должен успокоиться, Фил, - заклинал Эммет. Огонек свечи отразился в его темных глазах, когда он наклонился вперед. Они похожи на драгоценные камни, подумал Фил, с множеством микроскопических граней. - Тебе скоро стукнет пятьдесят, ты стал жертвой кризиса среднего возраста. Ты барахтаешься, хватаешься за все подряд. Будет гораздо лучше, если ты полностью мне доверишься... И не следует смешивать риталин и метедрин, ты же знаешь, что их нельзя принимать одновременно.

Фил даже не пытался ничего отрицать; Эммет всегда знает правду.

- У меня такое ощущение, будто я едва успел проснуться. Словно мне приснилась вся моя предыдущая жизнь, а вуаль - то, что греки называют словом dokos - между мной и реальностью вдруг исчезла. И все встало на свои места, Эммет, - сказал Фил, взяв в руки книгу и ткнув ею в лицо агента. Странички разлетелись в разные стороны и упали на пол. - Ты знаешь, откуда у меня появилась эта книга? Я отнял ее у какого-то бродяги, который подошел ко мне в аэропорту. Будешь говорить про совпадение?

- А мне кажется странным твое утверждение, будто ты получил от какого-то бродяги экземпляр, который дал тебе я, - заявил Эммет. - На внутренней части обложки стоит значок нашего агентства. - И когда Фил уставился на пурпурную марку, он добавил: - Ты сам говорил, Фил, что от твоей причудливой диеты тебе становится хуже. Правда состоит в том, что тебе следует предоставить решать все проблемы мне. Будь честным с самим собой и признайся: ты просто пытаешься уйти от настоящей работы. Тебе необходимо сегодня же вернуться в Лос-Анджелес, самолет улетает через два с половиной часа. Возвращайся домой и принимайся за дело. А все остальное - моя забота.

Эммет говорил, а его блестящие темные глаза, словно булавка энтомолога, не позволяли Филу отвернуться, и он почувствовал, что дрожит в теплом сумраке, а вокруг усиливается шум разговоров, звяканье бокалов и бренчание пианино, сливаясь в жуткое отвратительное гудение.

- Ненавижу такой джаз, - невнятно пробормотал Фил. - Какая-то мерзкая фальшивка, переливчатые трели, какофония. Нечто похожее я слышал в аэропорту.

- Это просто фоновая музыка, Фил. Она успокаивает людей. - Эммет выудил ломтик лимона из бокала с минеральной водой, закинул в рот и принялся жевать.

- Успокаивает. Да, ты совершенно прав. Она умерщвляет, Эммет. Превращает человека в фальшивку, куклу. Воздушные волны, ничего более, осталась лишь успокаивающая музыка. Что касается телевидения... Они все делают по науке. Сам подумай, если ты успокоишь людей, уберешь острые края, лишишь их индивидуальности - иными словами, материала, который и делает их людьми... что ты получишь? Андроиды, покорные машины. Сегодня дети хотят только одного: получить степень в колледже, хорошую работу и много денег. В них нет искры, исчезли жажда приключений, любопытство, стремление к мятежу и все довольны. Жизнь предсказуема; это хорошо для бизнеса, когда люди загипнотизированы. Целая нация безупречных потребителей.

- Ты решил пересказать мне один из своих снов? - осведомился Эммет. Бог с тобой, Фил. Нам нужно успеть на самолет. Убраться подальше от этой шелухи, пока твоей репутации не нанесен серьезный урон. Вернись к работе.

- Но это важнее, Эммет. Мне действительно кажется, будто я проснулся после долгих лет глубокого сна.

К ним направлялся высокий грузный мужчина в блестящем сером костюме и ковбойских сапогах: черные волосы зачесаны назад, низкие баки обрамляют щекастое лицо. Он выглядел удивительно робким для такого крупного человека, а в руках он сжимал экземпляр книги "Кузнечик лежит неподвижно".

- Надеюсь, вы не откажетесь, сэр, подписать вашу книгу, - сказал он, обращаясь к Филу. - Для меня это большая честь.

- Мы заняты, - резко оборвал его Эммет, даже не взглянув в сторону поклонника Фила.

- Я понимаю, сэр, но прошу лишь о мгновении вашего времени.

- У нас деловое совещание, - сказал Эммет с такой агрессивностью, что толстяк даже отступил на шаг.

- Ничего страшного, все в порядке, - вмешался Фил и потянулся к книге мужчина, вероятно, купил ее в магазине отеля и даже не успел снять ценник, вытащил ручку и спросил у поклонника его имя.

Человек растерянно заморгал.

- Вашей подписи будет вполне достаточно.

У него был хриплый баритон с сильным южным акцентом.

Фил расписался и вернул книгу, он столько раз это проделывал, что руки двигались почти автоматически.

Однако мужчина смотрел на Эммета, а не на подписанный томик.

- Кажется, мы знакомы, сэр?

- Вовсе нет, - сердито ответил Эммет.

- Наверное, вы просто похожи на офицера полиции, который осуществлял надзор за мной, - сказал мужчина. - В молодости я попал в дурную компанию. Мне и шестнадцати не исполнилось, но я успел вбить себе в голову, что буду музыкантом. Так вот, офицер, мистер Макфлай, наставил меня на путь истинный. Теперь я владелец фирмы по производству сладких пончиков. Я приехал в Вашингтон, потому что мы открываем дюжину новых кафе. Людям нравятся наши пончики с джемом. Доброго вам дня, сэр, - сказал он на прощание Филу. - Рад был встретить вас. Простите мою нескромность, но мне всегда казалось, что у нас с вами много общего. У каждого есть по умершему близнецу.

- Господи, - пробормотал Фил, когда поклонник ушел. Последние слова его потрясли.

- Ты знаменит, - успокоил его Эммет. - Тебя не должно удивлять, что читатели много о тебе знают. Толстяку известно о твоей умершей сестре, что тут такого? Прочитал в каком-нибудь журнале, и все.

- Но он сказал, что знает тебя.

- Все на кого-нибудь похожи, - заявил Эммет, - в особенности, когда сравнением занимаются тупые и вонючие разгребатели дерьма. Господи, что еще?

К ним подошел официант с белым телефоном на подносе.

- Звонок мистеру Дику, - сказал официант, снял трубку и протянул ее Филу.

Прежде чем Эммет властно перехватил трубку, ловко сунув официанту доллар, Фил понял: ему звонят из Белого Дома. Эммет послушал и ответил:

- Не думаю, - послушал еще немного и добавил: - О каком спокойствии может идти речь. Кто такой Чейпин? Не один из... нет, я так не думаю. Это сказал Холдеман, да? Он пошел до самого конца? Хорошо. Да, если Холдеман так говорит... но вам следует сначала проверить, - Эммет положил трубку и повернулся к Филу: - Звонил Эгил Крог из Белого Дома. Похоже, завтра в двенадцать тридцать у тебя встреча с президентом. И я попрошу тебя только один раз, Фил. Постарайся не испортить все.

И вот Фил в Белом Доме - в приемной Овального кабинета, в руках он держит увесистый том своего романа "Голоса улиц". Он возбужден и знает, что Эммету это известно, но агент молчит.

Он плохо спал прошлой ночью. Если честно, совсем не спал. Пара тонизирующих таблеток не слишком способствовала мирному отдыху. Его разум мчался вскачь. Множество диковинных мыслей, неожиданных связей. Особенно долго он размышлял о людях и андроидах. Андроиды берут вверх. Да, определенно. Костюмы, прически, четыре разрешенные темы для разговоров: спорт, погода, телевидение и работа. И доброжелательные люди, которые непременно попадутся на пути и посоветуют, как сделать свой бизнес, как жить, к чему стремиться. Господи, как же я ничего раньше не видел?

На фирменной бумаге с эмблемой отеля он сделал несколько записей для себя, пытался сохранить свои идеи. Разобраться в них Волны гнева, разочарования и беспокойства накатывали на Фила одна за другой.

"Может быть, - в смятении думал он, - я сам превратился в андроида, которому несколько дней снилось, будто он человек, и удалось увидеть то, чего на самом деле не существовало, например, бродягу в аэропорту. А потом за мной пришли и отвезли в мастерскую. Или сдали в утиль, как сломавшийся тостер"

Вот только бродяга выглядел совсем как настоящий, хотя и оказался видением. Предположим, существует другая реальность, другая история, настоящая. Предположим, она стерта правительством, или корпорациями, или еще кем-то, существами, способными сгладить действия личностей, которые могут разоблачить их планы по превращению всех и вся во вкрадчивых андроидов в скучном, сером, полностью контролируемом мире.

Похоже на одну из причудливых идей его научно-фантастических рассказов, но из этого вовсе не следует, что она далека от истины. Может быть, тогда он бессознательно извлек нечто разумное из мощного потока лжи: правду, которую ему следует донести до президента. Может быть, в этом и состоит его миссия. Филу вдруг ужасно захотелось прочитать свой украденный пиратами роман, но его не оказалось в кармане пиджака, да и в номере тоже.

- Я избавился от него, - сообщил во время завтрака Эммет.

- Ты от него избавился?

- Конечно. Ты уверен, что тебе следует это есть, Фил?

- Мне нравится канадский бекон. И я люблю кленовый сироп с блинами.

- Меня беспокоит твое давление, - сказал Эммет. Сам он не торопясь поглощал грейпфрут.

- А как насчет цитрусовых? Кислота едва ли полезна для твоего желудка

- Она оказывает очищающее действие, - спокойно ответил Эммет. - Выпей апельсинового соку, Фил. Там много витаминов.

- Я хочу кофе.

Высокий бокал с соком, стоявший на столе с самого начала завтрака, испускал ядовитое сияние, словно был радиоактивным. Эммет пожал плечами.

- Тогда можно считать, что мы закончили, не так ли? Идем, тебе необходимо привести себя в порядок. Не пойдешь же ты на встречу с президентом в таком виде.

Но тут Фил настоял на своем. Он не сомневался, что его выбор одежды не случаен. Они спорили десять минут и сошлись на том, что Фил наденет галстук, который Эммет купит в магазине отеля.

Они вышли на свежий воздух, дожидаясь, пока за ними придет машина, и Фил вдруг услышал музыку. Он двинулся вперед, повинуясь импульсу, который ему не хотелось анализировать "Следуй вместе с потоком, - подумал он. - И ничего не навязывай себе только из-за того, что ты чего-то боишься. Верь в текущее мгновение".

Эммет шагал рядом и сердито задавал Филу вопросы, потом они свернули за угол, и там стоял бродяга со старой гитарой и пел одну из народных песен, в которой говорилось о парне, умершем от передозировки наркотиков в ту же ночь, что и Ленни Брюс - песня о смене времен.

У ног бродяги стоял бумажный стаканчик для денег, и Фил, повинуясь влиянию минуты, засунул туда полдюжины банкнот, которые Эммет тут же вытащил обратно.

- Проваливай, - сердито сказал Эммет бродяге и потащил за собой Фила, словно тот уподобился мальчишке, заглядевшемуся на витрину кондитерского магазина. - Ну, о чем ты только думаешь, - ворчал Эммет.

- Сейчас холодно, - ответил Фил. - Человеку, который столько времени проводит под открытым небом, не помешала бы горячая пища.

- Он не человек, - возразил Эммет. - Он бродяга - кусок дерьма. Конечно, на улице холодно. Сейчас март. Посмотри на себя. Как ты одет? Ты же трясешься от холода.

Так и было. Но только дрожал он не от холода.

Март, думал Фил в приемной Овального кабинета. Весь мир пробуждается. Он дрожал, сидя в теплой, ярко освещенной приемной с двумя столами, сплошь уставленными телефонами. Эммет сплетничал с двумя собеседниками - Х.Р. Холдеманом и Эгилом Крогом. Эммет держал Холдемана за руку и что-то нашептывал ему в ухо; речь, вероятно, шла о менеджменте. Они все хорошо друг друга знают, подумал Фил. Интересно, какие дела привели Эммета в Вашингтон, округ Колумбия.

Наконец один из телефонов зазвонил, секретарша кивнула, и они вошли в Овальный кабинет (и в самом деле овальный). Президент, который в реальной жизни оказался меньше и "компактнее", чем по телевизору, вышел им навстречу из-за стола и одарил широкой улыбкой, однако его глаза устало скользнули в сторону, когда он вяло пожимал руку Филу.

- Вы написали замечательное письмо, - сказал президент.

- Я не уверен, - начал Фил, но президент, казалось, его не слышал.

- Да, замечательное письмо. Конечно, мы нуждаемся в таких людях, как вы, мистер Дик. Более того, мы гордимся людьми, способными говорить с нашей молодежью - это ведь очень важно, не так ли? - Президент улыбнулся всем, кто находился в комнате, словно искал подтверждения. - У вас огромный талант. Надеюсь, вы прихватили с собой одну из ваших книг?

Фил протянул "Голоса улиц" - издание библиотеки Франклина, переплетенное в зеленую кожу; на обложке, под названием, была воспроизведена золотом его подпись. Референт дал книгу Филу, как только они вошли в резиденцию, и теперь писатель вручил ее президенту, который взял книгу и принялся почтительно рассматривать.

- Вы должны ее подписать, - сказал президент и положил книгу, словно церемониальную жертву, на сверкающую поверхность стола, возле красного и белого телефонов.

- Я пришел, чтобы... - вновь заговорил Фил, но Эммет шагнул вперед и прервал его:

- Конечно, он подпишет, сэр. Это большая честь.

Эммет вручил Филу ручку, и Фил поставил свой автограф, ощутив, как его вспотевшая рука оставляет на странице влажный след.

- Я пришел, сэр, чтобы сказать, что я хочу служить Америке, - продолжал Фил. - Вчера меня посетило озарение, и я начинаю понимать, что оно значило.

Однако президент не слышал Фила. Он смотрел на него так, словно видел в первый раз. Наконец он заморгал и проговорил:

- Приятель, а вы довольно странно одеваетесь.

Фил надел свой любимый шерстяной пуловер в стиле Неру, золотую рубашку и пурпурные вельветовые брюки, которые почти скрывали песочного цвета замшевые ботинки. Наряд венчал купленный Эмметом в магазине отеля галстук с пестрым рисунком, похожий на тот, что носил президент. Сейчас галстук душил Фила, словно петля.

- Вы одеваетесь довольно странно, - повторил президент. - Наверное, это особенность всех писателей. Ну, я имел в виду некоторую своеобразность вашего внешнего вида.

Несколько мгновений усталые глаза президента пытались разыскать лицо Фила. Казалось, на самом дне кроткого взгляда что-то затаилось, как у заключенного, который всматривается в небо сквозь решетку темницы.

- Индивидуальный стиль, вы совершенно правы, - сказал Фил, увидев наконец возможность вернуться к своей теме. Теперь он должен сказать то главное, что выкристаллизовалось прошлой бессонной ночью. - Индивидуализм, сэр, вот в чем дело, не так ли? Даже мужчины в строгих костюмах продолжают носить галстуки, чтобы показать: они все еще обладают малой толикой индивидуальности. - Тут только он сообразил, что его галстук трудно отличить от галстука президента, но продолжал говорить: - Я начинаю понимать, что многое меняется в Америке, вот о чем я хотел бы с вами побеседовать...

- Вы хотите получить значок, - деловито прервал его Холдеман. - Значок федерального агента. Не так ли? Значок, который поможет вам осуществить вашу компанию в защиту морали.

Эммет, Холдеман и Крог ухмыльнулись, словно вспомнили один и тот же анекдот.

- Значок не так уж и важен, - ответил Фил. - Просто теперь я вижу, в чем ошибка.

- Я считаю, что мы вполне можем удовлетворить ваше желание, не правда ли, мистер президент? - вновь перебил его Холдеман. - Мы ведь дадим ему значок. Ну, вы понимаете, в качестве подарка.

Президент заморгал.

- Значок? Не знаю, есть ли у меня значок, но я могу поискать, безусловно...

- У вас нет значка, - твердо сказал Холдеман.

- У меня нет? - Президенту пришлось наклониться, чтобы открыть ящик письменного стола, теперь он поднял взгляд и, моргая, посмотрел на Фила.

- Но мы закажем новый значок, - обещал Холдеман, а потом повернулся к Эммету и добавил: - Да, сделаем специальный заказ.

Они переглянулись. Фил не сомневался, что они обменялись между собой каким-то сигналом. В комнате было так жарко, что Филу показалось, будто его накрыли пуховой периной. К тому же во рту появился какой-то горький привкус, от которого першило в горле.

Холдеман сказал президенту:

- Вы помните идею относительно книги?

- Да, - кивнул президент. - Идея, связанная с книгой.

Его глаза, казалось, мигали сами по себе, словно плохо отрегулированный механизм

- Замечательная идея, - подсказал Холдеман, словно укоряя упрямого или стеснительного ребенка, и у Фила появилось глубокое внутреннее убеждение, что человек, с которым он разговаривает, вовсе не президент.

Или президент, но давно превратившийся в фальшивку, оболочку, механическую куклу. "Та же самая метаморфоза происходила и со мной, подумал Фил, - пока не засиял очищающий белый свет. И если я не попытаюсь изменить свою жизнь, такой конец неизбежен".

- Замечательная идея, - повторил президент, и его губы дрогнули. Он хотел улыбнуться, но получилось судорожное подергивание. - Да, вот в чем она состоит: вы могли бы написать книгу для детей, ну, точнее, для молодежи. На тему о... о...

- О том, как добиться успеха, - подсказал Холдеман.

- Да, как добиться успеха, - повторил президент. - Да, именно. - И начал разглагольствовать о том, что истинный талант есть результат глубокой внутренней мотивации и самодисциплины; он вполне мог быть одной из механических кукол в Диснейленде, разговаривающей даже тогда, когда ее никто не слушает.

- Ну, - сказал Холдеман, когда президент замолчал или исчерпал программу, - я полагаю, что мы закончили.

- Подарки, - сказал президент, наклонился к нижнему ящику стола и принялся что-то искать. - Никто не сможет упрекнуть Дика Никсона в том, что он плохо обращается со своими гостями, - продолжал он, выкладывая на стол блестящие подписанные фотографии, запонки, пепельницу и высокий бокал с изображением Белого Дома.

Эммет сделал шаг вперед и сказал:

- Спасибо, сэр. Мистеру Дику и мне оказана высокая честь. Казалось, президент его не слышит. Он продолжал рыться в ящике стола.

- Тут есть чудесные булавки. Очень красивые булавки для лацканов пиджаков.

Холдеман и Эммет переглянулись, и Холдеман сказал:

- Мистер президент, мы опаздываем.

- Да, булавки, вроде этой, - сказал президент, коснувшись лацкана своего костюма, - с американским флагом. У меня они где-то...

- Мы найдем, - пообещал Холдеман, в голосе которого вновь появилась резкость.

Он подтолкнул президента к Филу. Возникла неловкая пауза, пока Эгил Крог фотографировал президента и Фила, которые пожимали друг другу руки, стоя на синем ковре с белыми звездами перед флагштоками с развевающимися флагами. Вспышки света... нет, всего лишь вспышки камеры. Фил заморгал, и Эммет повел его к выходу, через офисы и длинные коридоры, и вскоре они оказались под серым небом на холодном воздухе, где их ждал автомобиль.

- Все прошло удачно, - сказал после небольшой паузы Эммет. Он вел машину - ее взял на прокат Фил - по направлению к отелю.

- Кто ты такой на самом деле? - спросил Фил. - И чего тебе нужно?

- Я твой агент, Фил. И я о тебе забочусь. Это моя работа.

- А то странное существо, твой приятель Холдеман, он заботится о президенте?

- Президент - это произведение искусства, не так ли? Он выиграет выборы на третий срок и на четвертый. Такой человек слишком полезен, чтобы отказываться от его услуг. В отличие от тебя, Фил, он все еще может нам помочь.

- Его победили в 1960 году, - возразил Фил. - Выборы выиграл Кеннеди. А в 1962 году он проиграл губернаторские выборы в Калифорнии. Сразу после объявления результатов он сказал, что оставляет политику. А потом что-то произошло. Он вернулся. Или его вернули, так? Деревянный конь, - сказал Фил, чувствуя себя опустошенным, - которого греки принесли в качестве дара.

- Он больше не проиграет, - заявил Эммет, - можешь не сомневаться. Не в 1976, не в 1980, и не в 1984-м. У нас получилось: ты и он, - Эммет улыбнулся, продемонстрировав превосходные белые зубы. - Нужно добыть для тебя приглашение на одну из вечеринок. После того как ты закончишь книгу, это будет превосходная реклама.

- Ты не хочешь, чтобы я закончил книгу, - возразил Фил. Он почувствовал, что задыхается, и попытался ослабить узел галстука. - Вот в чем дело. Ты позаботишься о том, чтобы я не довел свое творение до конца.

- Фил, Фил, Фил, - увещевал Эммет. - Опять у тебя появилась одна из твоих диких теорий о заговоре? Ну, что теперь? Заговор скучных степенных "костюмов", объединившихся, чтобы помешать существованию творческих личностей? А теперь послушай меня, приятель. Нет никаких заговоров. Есть лишь обычные парни, которые честно выполняют свою работу, стараясь сделать мир чуточку более приятным местом. Ты считаешь, что мы опасны? Тогда взгляни на себя, Фил. Благодаря мне ты получил все, о чем только мог мечтать. Если бы не я, ты бы ничем не отличался от уличного бродяги. Жил бы в доме без лифта, где даже нет горячей воды, писал бы порнографические романы или научно-фантастическую чушь, получал бы гроши, которых едва хватало бы на оплату электричества. Ты бы постоянно жаловался на то, что в тебе умер гений. Посмотри правде в глаза, Фил. Я много тебе дал. Все самое лучшее.

- И я получил все, что имеет тот парень, которого мы встретили в отеле - тот, что продает пончики? Он собирался стать певцом, а кто-то вроде тебя что-то с ним сделал.

- Он мог бы внести свой вклад в популярную музыку, - парировал Эммет. Даже продавая пончики, он кое-что может. Но стал бы он счастливее? Не думаю. Больше я ничего тебе не скажу, Фил. Не задавай мне вопросов. Возвращайся в свой чудесный дом, работай над книгой и не устраивай никому неприятностей. А если перестанешь сохранять осторожность, то однажды умрешь от отравления витаминами или передозировки наркотиков.

- Да, как музыкант, который пел народные песни, - сказал Фил.

- Или погибнешь в автомобильной катастрофе, - добавил Эммет, - как Керуак, Берроуз и Гинсберг в Мексике. Мир жесток, Фил, и хотя как писатель ты уже никому не нужен, скажи спасибо, что я продолжаю оберегать твои интересы.

- Потому что ты боишься, что я вдруг стану кому-нибудь нужен, - сказал Фил, которому наконец удалось сорвать с себя галстук.

Он опустил стекло и выбросил галстук наружу, с удовольствием вдохнув холодный ветер.

- Вот глупый ублюдок, - беззлобно проворчал Эммет. - Галстук стоил шесть с половиной долларов. Чистый шелк, произведение искусства.

- Меня тошнит, - сказал Фил, он действительно чувствовал себя отвратительно, но заговорил об этом по другой причине.

- Только не в машине, - резко сказал Эммет и остановился возле тротуара.

Фил открыл дверь, вылез из машины и побежал прочь, а Эммет что-то крикнул ему вслед. Однако Фил продолжал бежать, пряча лицо от холодного ветра и не оглядываясь.

Через пару кварталов ему пришлось перейти на шаг, сердце мучительно стучало, ноги болели. Холодный воздух обжигал легкие. Но ему удалось сбежать. Или Эммету было наплевать. В конце концов, он больше не писатель, его дар растрачен на мертвые книги, ничего больше не осталось.

Если не считать одной книги, подумал Фил. "Человек в Высоком замке". Эммет хотел, чтобы никто о ней не узнал, он ее ненавидел, потому что именно такие книги я должен писать. Потому что я все-таки имею значение. И мне кое-что удалось изменить.

Он продолжал шагать дальше, без всякой цели, для того лишь, чтобы двигаться, и оказался в бедных кварталах, хотя они совсем недалеко отъехали от Белого Дома. Несмотря на холод, люди сидели на ступеньках старых домов, разговаривали друг с другом, пили из бутылок, спрятанных в коричневые бумажные пакеты. Старик с великолепной гривой седых волос и роскошными усами сидел на кухонном стуле и курил дешевую сигару с таким очевидным наслаждением, которому могли бы позавидовать короли. Дети в вязаных шапочках и дешевых курточках гоняли бейсбольный мяч, ударяя им о стену, и что-то кричали высокими чистыми голосами. Почти все окна были украшены к Рождеству, в воздухе плыли ароматы готовящейся пищи. "Хорошие запахи, - подумал Фил, домашние человеческие ароматы". Он услышал, как по радио передают старую балладу, медленную печальную песню о розе и шиповнике, которые выросли на могиле.

Становилось темно, начался снегопад, и казалось, будто снежинки возникают прямо из воздуха и падают на грязный тротуар. Фил ощущал холодные поцелуи крошечных белых звездочек, на мгновение касавшихся его лица.

"Я все еще писатель, - подумал он, шагая по хлюпающему под ногами снегу. - У меня есть имя. И голос. Я все еще способен говорить правду. Может быть, журналист, который брал у меня в прошлом месяце интервью, тот, что работает в "Вашингтон пост", послушает меня, если я расскажу ему о заговоре андроидов против людей".

"Нет, - подумал он, - так их не остановить - скорее, они остановят меня".

Где же выход?

Новая вспышка ударила в глаза. И вместе с ней пришло озарение.

"Я буду писать о людях. И называть их андроидами. Я очеловечу машины, покажу, что они тоже могут любить и страдать".

Может быть...

На углу, у входа в дешевую закусочную, стояла старая толстая женщина с красным лицом и короткими, как у солдата, седыми волосами. Она куталась в грязный рваный мужской плащ, а сквозь прорехи виднелись газеты, которые она подложила, чтобы сохранить тепло. У нее были блестящие голубые глаза, с надеждой смотревшие на каждого нового прохожего, когда она потряхивала несколькими монетками в бумажном стаканчике.

Фил вошел в теплую закусочную, позвонил по телефону и купил две чашки кофе. Потом он вернулся на улицу и всунул теплый стаканчик с кофе в руку своей сестры.