"Горец IV" - читать интересную книгу автора (Макнамара Кристофер Лоуренс)7Небо на востоке багровело все больше и больше. Вот-вот из-за горизонта вынырнет краешек дневного светила, сметая предутренние сумерки. Вдалеке завыл волк. И, вторя ему, выла во дворе собака — так, как испокон веков воют собаки над покойником. Столь велико было горе бессловесной твари, что не чувствовала она рядом, всего в нескольких шагах, присутствия незнакомого человека… Тогда все обернулось куда легче, чем могло обернуться. Знамя — не просто кусок материи на шесте. Недаром все воинские уставы строже всего прочего карают за утерю знамени… Почти победившие Фархерсоны дрогнули, когда в гуще схватки вдруг колыхнулся и исчез их боевой символ — черный барс на белом фоне. А когда он снова поднялся над головами, — не сразу узнали они белое полотнище в красном… И почти побежденные Мак-Лауды смогли отступить, вывести из боя свои поредевшие силы… Знамя появилось вновь лишь оттого, что какой-то расторопный воин, обнажив шотландский кинжал-баллок (с мечом было не развернуться в тесноте), несколько раз рубанул узким лезвием по древку копьеца почти вплотную к телу Дункана. Сразу же за ушедшим в живую плоть наконечником. И на четвертом ударе кинжал с сухим хрустом рассек древко, отделив знамя от тела сраженного врага. А по Дункану воин рубить не стал, сочтя его убитым. Впрочем, в этом он, по сути, и не ошибся… И вынес Дункана из битвы конь, следуя за отходящими Мак-Лаудами. А потом два войска, обезглавленные гибелью предводителей, измученные, израненные, долго стояли друг напротив друга, обмениваясь оскорбительными выкриками. Но никто не решался вновь ступить на разделявшую их полосу вереска, обильно политую кровью. И от выстрелов воздерживались, хотя оставалось еще сколько-то стрел в колчанах и пуль — в кожаных мешочках при пороховнице. Никакого перемирия заключено не было. Однако, повыкрикивав ругательства (больше для самоуспокоения: много ли расслышит враг, до которого сейчас — сотня ярдов?) и собрав раненых и убитых — всех, кого удалось, — рати стали удаляться друг от друга. Сперва — медленно пятясь, лицом к противнику, чтобы отразить возможную атаку. Но чем больше росло расстояние между ними, тем больше воинов поворачивались к врагу спинами. Не будет больше между ними крови. Во всяком случае, сегодня… Так два зверя, сойдясь в жестокой схватке близ некой условной линии, разграничивающей их охотничьи участки, все же не дерутся до смертного исхода, как было бы это вблизи логова! Израненные, окровавленные расползаются они — каждый на свою территорию. Чтобы через неделю или через год сразиться снова… А в целом все завершилось, пожалуй, так на так. Ничего не решил этот бой, никому не принес перевеса… Лекаря не было в деревушке, до него скакать — треть дня. Да и не обойдет один лекарь всех пострадавших. Ничего, женщинам Мак-Лаудов — как и любого другого клана — не привыкать к ремеслу целителей… Как мастерство клинкового боя передается от отца к сыну, так и искусство врачевания — от матери к дочери. И ценится оно никак не меньше, чем умение прясть или следить за домом. Ибо едва ли в Хайленде найдется женщина, которой не пришлось бы бинтовать раны мужчинам своей семьи. Сперва — отцу или старшему брату. Потом — мужу. Еще через сколько-то лет — сыновьям… А там и внукам, если доживет она до той поры… И — не видно конца круговороту. Случилось так, что в стоящем на отшибе жилище Дункана не было женщины, способной наложить повязку. Старшим в роду после смерти родителей оставался Дункан. Оттого и не завел он жену, пока не выдал замуж всех своих сестер. Все же — выдал… И свадьба его должна была состояться через месяц… Теперь — не состоится. Но так ли, иначе ли, но в доме его теперь обитали одни старухи — бабушка и две пожилые тетки. Их руки дрожали, глаза были слабы. А сестры — что ж, сестры ушли в другие дома. И их мужья сегодня тоже не остались невредимыми. Однако невеста Дункана, прекрасная Дженет, дочь Лина, прибежала в тот же миг, как ее жениха внесли во двор. Хотя ее дом тоже не миновало горе… Своими тонкими, но крепкими пальцами, привычными и к прялке, и к серпу, она тщетно пыталась извлечь из зияющей раны железо. Но — не смогла. И навряд ли лекарь, если бы за ним все-таки поскакали, добился бы большего. Изогнутые, вычурные зубцы, украшавшие острие офицерской пики, не были предназначены для того, чтобы усугублять страдания, — ведь вообще не предполагалось, что это острие может быть пущено в ход. Однако теперь они сработали, словно зазубрины остроги. Вырвать наконечник можно было только вместе с внутренностями… А впрочем — не все ли равно? Редко излечиваются от раны в грудь. Еще реже — от раны в голову. От раны в живот — и вовсе никогда… Но, не желая признать очевидного, осталась Дженет в доме Дункана, чтобы бодрствовать над раненым. Именно ее светловолосую голову и рассмотрел Конан сквозь бойницу окна. И закусил губу в тоске, потому что нахлынули воспоминания о том, как умирал он в первый раз, и как сидела над его смертным ложем девушка, очень похожая на эту… Говорили в старину: если того, кто дорог тебе, вздумает похитить Сумеречный Народец — сожми его в объятиях покрепче и не пугайся, если эльфы превратят его в зверя, змею или брус раскаленного железа. Тогда развеются их чары… |
|
|