"Пустыня смерти" - читать интересную книгу автора (Макмуртри Лэрри)3В самом начале дня майор Шевалье, так и не вытряхнув весь песок из одежды, пожелал допросить приблудных старуху и мальчика. Сначала он попотчевал их кофе и галетами, надеясь, что угощение сделает их более разговорчивыми. Но угощение прошло впустую главным образом потому, что в отряде не оказалось никого, кто бы говорил на языке команчей. Майор почему-то думал, что Длинноногий Уэллейс поднаторел в этом деле, но тот наотрез отказался быть переводчиком. — Почему не могу, майор? — сказал Длинноногий. — Да потому что я взял за правило держаться подальше от команчей. Когда же сталкивался с ними, то стрелял. И команчи тоже в меня стреляли, а вот просто поговорить никогда не удавалось. На шее у старухи висела нитка с единственным медвежьим зубом на ней. Он был размером с небольшой складной ножичек. Кое-кто из отряда глядели на зуб с завистью — многие были бы рады обладать таким большим зубом. — Она, должно быть, жена вождя. — предположил Верзила Билл. — Разве позволили бы обыкновенной бабе носить такой роскошный зуб гризли? Матильда Робертс знала пять-шесть слов на языке команчей и попыталась поговорить со старухой, но без толку. Престарелая женщина как села, придя в лагерь, так и сидела, опираясь спиной на наметенный холмик песка. Взгляд ее слезящихся глаз уперся в костер, вернее, в потухшее кострище. Голодный немой мальчишка таскал с засыпанных песком углей костра куски черепашьего мяса и с жадностью поглощал их. Никто не мешал ему, но Матильда тоже схватила пару кусков и, стряхнув с них песок, принялась уплетать. Мальчуган вскоре оживился, поскольку успел съесть лучшие куски мяса Матильдовой черепахи. Он старался изо всех сил сказать что-то, но из его рта вылетали только стоны и непонятное бульканье. Рейнджеры попытались переговорить с ним с помощью жестов, но из этого ничего не вышло. — Куда запропастился чертов Чадраш? — воскликнул майор. — У нас пленник из команчей, а единственный человек, знающий их язык, пропал. На исходе дня Гас и Калл стали по очереди объезжать мексиканскую кобылу. Каллу раз удалось усидеть на ней пять прыжков, но это было наивысшим достижением. Вскоре рейнджерам надоело наблюдать за их потугами. Одни принялись играть в карты, другие стали упражняться в стрельбе, избрав в качестве мишеней плоды кактусов. Длинноногий Уэллейс подстригал ногти на ногах, которые выглядели черными как уголь из-за того, что он носил тесную обувь — другой не нашлось, а ходить босиком по местности, изобилующей колючками, было просто невозможно. Ближе к закату Калла и Гаса отрядили в караул. Они заняли удобную позицию позади больших зарослей кустарника, в четверти мили от бивака. Когда они уходили на пост, майор Шевалье опять попытался опросить старую индеанку, на этот раз с помощью жестов, но это было абсолютно бесполезно — ведь она была слепая. — Чадраш только что уехал и теперь вернется не скоро, — сказал Калл Гасу. — Мне как-то легче, когда он находится поблизости. — А мне легче бывает, когда кругом полно бабья, — пробурчал Гас. Днем он предпринял еще одну попытку подвалиться к Матильде Робертс, но опять потерпел неудачу. — Лучше бы я остался работать на речных судах, — добавил он. — Там бабья было навалом. Калл смотрел на север. Он подумал, правда ли, что Чадраш и Длинноногий издали чуют запах индейцев. Конечно, если находиться близко от них или от кого-то еще, то запах учуять можно. К примеру, в жаркий и влажный день он легко распознавал запах Гаса либо другого рейнджера, оказавшегося поблизости. Довольно сильный дух исходил от чернокожего повара Сэма, а также и от Эзикиела — тот, насколько известно Каллу, вообще не затруднял себя мытьем. Но вот когда Длинноногий и Чадраш утверждали, что чуют запах индейцев, то имели в виду вовсе не зловоние и не приятный запах, а нечто другое. Та старуха с мальчишкой была еще за милю от них, когда они сказали, что чувствуют их приближение. Даже лучший разведчик наверняка не учует запах человека с такого расстояния. — Когда Чад сказал, что чует присутствие индейцев, их могло быть гораздо больше, — размышлял Калл. — Их могла быть целая шайка, сидящая в засаде. Гас Маккрае относился к обязанностям часового гораздо беспечнее своего напарника Вудроу Калла. Время, проведенное на посту, он рассматривал как желанный предлог увильнуть от хозяйственных работ, которыми постоянно занимались рейнджеры: к примеру, заготавливать и рубить дрова, убирать территорию лагеря, мыть с мылом седло для командира. Поскольку Гас с Вудроу были в отряде самыми молодыми, их чаще других посылали на такие нудные и грязные работы. Несколько раз им даже приходилось подковывать лошадей, хотя их черномазый повар Сэм был также и опытным кузнецом. Гас считал такие работы неинтересным и утомительным занятием — он полагал, что родился на свет, чтобы наслаждаться жизнью, а какое наслаждение подковывать лошадь? С лошадьми управиться нелегко — большинство из них так и норовят лягнуть во время ковки, и однажды ему пришлось отведать тяжелого копыта. Гораздо более приятно было пить мескаль — небольшой кувшин, который ему удалось раздобыть, он выпивал за несколько глотков, а если не осушал, то прятал его в песках и понемногу посасывал весь день. Однажды какой-то страждущий рейнджер случайно наткнулся на кувшин и, разумеется, не замедлил вылить в себя мескаль. В магазинчике в Сан-Антонио Гас как-то купил шерстяное мексиканское пончо и стал выносить кувшин из лагеря, пряча его под пончо. И на этот раз он приволок с собой на пост кувшин и отхлебнул изрядный глоток мескаля. Увидев это, Калл разозлился. — Если майор застукает пьяным на посту, он убьет тебя, — предупредил он. Калл был прав. Майор терпел многие вольности в своем отряде, но уж если рейнджер заступил в боевое охранение или часовым, то будь трезвым, требовал майор. Их бивак располагался недалеко от великой тропы войны команчей — не знающие пощады всадники с севера могли объявиться в любой момент. Малейшая невнимательность часовых могла обернуться серьезной бедой для всего отряда. — Да брось ты! Как он сможет застукать меня? -отмахнулся Гас. — Он занят беседой со старухой; чтобы накрыть меня, он должен подкрасться незаметно, а чтобы не заметить, как этот толстяк подкрадывается, мне надо надраться посильнее, чем сейчас. Майор Шевалье был и впрямь тучным. Он перегнал Матильду по весу на добрых пятьдесят фунтов, а Матильда отличалась крупной комплекцией. Майор же, наоборот, был низенький, отчего выглядел как бочка. Но, что ни говори, он тем не менее был майором И если он не пристрелил охотников за скальпами, это вовсе не значило, что он пожалеет Гаса. — Не верю, что ты работал на речном судне — с чего бы тебя туда взяли? — поинтересовался Калл. Когда он раздражался, то начинал вспоминать все, что Гас наврал ему. По законам рейнджеров Гас Маккрае, после всех его выходок и вранья, не мог считаться честным человеком. — Почему не веришь? Конечно же, я там работал, — ответил Гас. — Я был ведущим лоцманом целый чертов год — я ведь родом из Теннесси. Я мог вести судно не хуже самого капитана, но однажды сел на мель, и мне потом пришлось здорово вкалывать. На деле же произошло следующее: однажды Гас тайком проник на борт судна и прятался два дня. Его обнаружили недалеко от Дубьюка в грязном буфете. Два дня его укрывала молоденькая проститутка, за что капитан приказал ее высечь. Вскоре Гаса высадили на берег, благо судно село на мель — и это единственный правдивый факт во всей истории. Тем не менее другу Гаса его рассказ о работе на судах казался захватывающим. У Вудроу Калла не было отца, его заменял дядя, владевший убогой фермой под Навасотой. Родители Вудроу умерли от ослы, поэтому его воспитывал дядя, поучая самым зверским образом. Когда Вудроу подрос и узнал дорогу на Сан-Антонио, он не замедлил дать деру. В Сан-Антонио они и встретились или, лучше сказать, там Калл нашел Гаса, который спал, прислонившись спиной к стене салуна около реки. Калл одно время работал на мексиканского кузнеца: раздувал кузнечный горн и помогал подковывать коней, и работа эта продолжалась от зари до заката. Мексиканец по имени Джизес, добросердечный пожилой человек, во время работы мурлыкавший печальные мотивы, позволил Каллу спать на кипе пустых мешков, сваленных в крохотном сарайчике позади горна. Кузнечное ремесло — работа грязная. Калл шел как-то к реке, чтобы смыть прилипшую грязь и копоть, и заметил тощего паренька, спящего у глинобитной стены маленькой забегаловки. Сперва он подумал, что незнакомец, видимо, мертв — в таком глубоком оцепенении тот находился. Убийства на улицах Сан-Антонио случались сплошь и рядом. Калл решил остановиться и проверить и, если парнишка окажется мертвым, то доложить куда следует. Оказалось же, что Гас просто-напросто настолько выбился из сил, что даже не соображал, жив он или уже умер. За десять дней и девять ночей он пропутешествовал в темном ящике почтового дилижанса из Батон-Руж, что находится в сосновых лесах восточного Техаса, до Сан-Антонио. По приезде пассажиры-попутчики решили, что Гас находился среди них достаточно длительный срок, а он так обессилел, что не мог даже сопротивляться, когда его вышвыривали из дилижанса. Гас не смог сообразить, как долго он проспал у стены салуна: ему казалось, что прошла целая неделя. В тот вечер Калл предложил Гасу спать рядом с ним на мешках, и с тех пор они подружились. Именно Гасу пришла в голову идея завербоваться в техасские рейнджеры, Калл никогда не верил, что его могут удостоить такой чести. И опять же Гас смело обратился прямо к майору, когда прошел слух, что формируется отряд для изучения удобных маршрутов до Эль-Пасо. Попутно они должны были вешать попавших в руки конокрадов и убийц. К счастью, майора Шевалье не пришлось долго упрашивать — он лишь мельком взглянул на двух здоровых парней и сразу зачислил их на службу со щедрым жалованьем в три доллара в месяц. Им выдали по лошади, одеялу и ружью каждому. Выступление в поход намечалось сразу же; главной проблемой было научиться седлать лошадь и ездить на ней. У Гаса и Калла седел не было, как, впрочем, и пистолетов. В конце концов майор направил их к одному пожилому немцу, владельцу оружейной мастерской и магазина конской упряжи. На складе у того валялись потертые и порванные седла и пистолеты самых разных фирм, большинство из которых было неисправно. С трудом удалось выбрать два пистолета, которые вроде бы могли стрелять, если их немного починить. Подобрали также и пару седел с разорванной кожей. Немец слупил с них за седла по доллару за штуку, а пистолеты отдал задаром. Майор Шевалье выдал аванс в два доллара, и на рассвете следующего утра отряд крупной рысью выступил из Сан-Антонио. Вместе с майором скакали Калл, Гас, Чадраш, Боб Баском, Верзила Билл Колеман, Эзикиел Мууди, Джош Корн, одноглазый Джонни Картидж, Черныш Слайделл, Рип Грин и Черномазый Сэм, восседающий на муле, везущем полевую кузню. Никогда в жизни Калл еще так не радовался: всего за один вечер он превратился в техасского рейнджера — да это же самая грандиозная штука, какую только можно вообразить. Гас все же был раздражен оттого, что при проводах не проводилась торжественная церемония. Жители города не стояли шеренгами вдоль улиц, приветствуя рейнджеров. Только какой-то шелудивый пес гавкнул раза три-четыре. Гас все же надеялся, что на проводах появится хотя бы один горнист. — Я бы сам сыграл сигнал на горне, если бы только нашелся инструмент, — заявил он. Калл счел такое высказывание приятеля ошибочным. Да если бы у них и оказался горн и даже если бы Гас мог просигналить на нем, то кто бы его слушал, — разве что редкие мексиканцы да два-три ослика. Достаточно и того, что они стали рейнджерами, а всего два дня назад были никто — простые бездомные сопляки. Длинноногий Уэллейс присоединился к отряду лишь на следующий день — когда они покидали город, он сидел в тюрьме. Случилось так, что он выбросил помощника шерифа из окна со второго этажа самого большого городского борделя. У помощника шерифа оказалась сломанной ключица, с досады тот приказал посадить Длинноногого в кутузку на неделю. Гас Маккрае, будучи новичком в Техасе, никогда не слышал о Длинноногом Уэллейсе, посему не видел причин благоговеть перед ним. Ну, выбросил из окна помощника шерифа и что с того? Гас не считал это действие подвигом. — Вот если бы он вышвырнул самого губернатора, это было бы здорово, — заметил он. Калл счел реплику друга абсурдной. С какой это стати губернатор поперся бы в местный бордель? Длинноногий Уэллейс был самым уважаемым разведчиком в пограничном Техасе; даже в далекой Небраске знали Длинноногого, о его подвигах рассказывали повсюду. — Говорят, что он исходил весь Техас вдоль и поперек, — говорил Калл. — Он знает все бухты и заливчики, даже самые заболоченные, до которых не так-то просто и добраться. А ко всему прочему, он еще и первоклассный истребитель индейцев. — Да мне это до фонаря. Лично я предпочел бы лучше знать каждую шлюху в округе, — отвечал Гас. — С ними получишь гораздо больше удовольствия, нежели с губернатором. Каллу попадались на улицах проститутки, но он не наведывался ни к одной, хоть ему и очень хотелось. Но денег у него никогда не было. Гас Маккрае же, наоборот, казалось, всю свою жизнь провел в обществе проституток (хотя как-то и упомянул, что у него в Теннесси остались три сестры), и все же все его разговоры всегда сводились к женщинам, и зачастую его болтовня начинала надоедать. Калл глубоко уважал Длинноногого Уэллейса, он решил учиться у него познавать тайны дикой природы. Хотя большинство бывалых рейнджеров прекрасно ориентировались в лесах, все же Длинноногий и Чадраш резко выделялись среди них — они были настоящими мастерами в этом деле. Когда отряд рейнджеров подходил к рукаву реки или ручья, то всегда вперед высылали разведчиков, а все остальные оставались на месте и поджидали, пока не вернется кто-нибудь из них и не покажет нужное направление. Майор Шевалье никогда не бывал западнее Сан-Антонио, но раз уж они выступили маршем из города и взяли направление на реку Пекос, то выбирать маршрут он целиком доверил этим двум самым опытным следопытам. Именно Чадраш повел их на юг, в пустынную местность, где растет только полынь, и вот теперь два новобранца-рейнджера сидели за густыми зарослями кустов чапараля и тихонько переговаривались. По Сан-Антонио прошел слух, что надвигается война с Мексикой, недаром майор недавно проинструктировал бойцов своего отряда и велел стрелять по любому мексиканцу, который покажется настроенным враждебно. — Лучше остаться целым и невредимым, чем чтобы потом по тебе скорбели, — назидательно произнес он тогда, и многие рейнджеры согласно закивали головами. Однако единственным встреченным ими мексиканцем был тот самый погонщик осла, тянущего повозку. На западных просторах никто не знал, где кончается Мексика и начинается Техас. Удобной естественной границей могла стать Рио-Гранде, но ни майор Шевалье, ни кто другой не считали реку официальной границей. Мексиканцы, враждебно настроенные или, наоборот, дружелюбные, никогда не привлекали к себе пристального внимания рейнджеров. Большинство из них были заняты войной с команчами. Каллу пока не удалось на протяжении всего перехода увидеть живого индейца из племени команчи. Верзила Билл, Рип Грин и другие рейнджеры в один голос уверяли его, что команчи наверняка объявятся в ближайшие час-два и займутся пытками и скальпированием пленных. — Интересно, а эти команчи большие? — спросил он Гаса, когда они шли на север в ночной тишине. — Я слышал, что с Матильду будут, — ответил Гас. — Но ведь та старуха ростом совсем даже не с Матильду — да и вообще она не выше Рипа, — возразил Калл, показывая рукой примерный рост индеанки. Рип Грин был самый низенький в отряде, его рост едва достигал пяти футов. На правой руке у него отсутствовал большой палец — он нечаянно отстрелил его, когда чистил пистолет, забыв его разрядить. — Это так, Вудроу, но она очень старая, — пояснил Гас. — Думаю, она просто высохла от старости. Он только что вылакал весь мескаль из кувшина и мрачно думал о том, как тяжко предстоит ему дежурить всю ночь напролет без капли алкоголя. Хорошо хоть, что он прихватил с собой мексиканское пончо. У Калла даже куртки не оказалось, он намеревался купить куртку с первого жалованья. Зато у него имелись две рубашки, и холодным утром, когда на шипах кустарников появился иней, он напялил на себя сразу обе. Вдали, в северной стороне, куда они все время смотрели, раздался волчий вой. Вскоре к нему присоединился другой волк. Еще ближе заскулил койот. — Говорят, что индейцы умеют подражать любым звукам, — заметил Гас. — Они могут обдурить тебя и заставить думать, что это воет волк, скулит койот, ухает филин, стрекочет цикада. — Сомнительно что-то, а вот возьми, к примеру, саранчу. Жужжание саранчи. Когда жужжит целая туча саранчи, даже уши болят. Снова послышалось завывание волка и снова донесся крик койота. — Это переговариваются индейцы, — предположил Гас. — Они разговаривают на языке зверей. — Откуда ты знаешь? — не согласился с ним Калл. — Я и в самом деле видел вчера волка. Здесь также полным-полно койотов. Это могут переговариваться и настоящие звери. — Нет, нет, это команчи, — настаивал Гас и остановился. — Пойдем подстрелим хоть одного. Думаю, если убьем трех-четырех, майор повысит нам жалованье. Калл счел такое предложение пустым хвастовством. Они находились довольно далеко от лагеря — огонек костра едва различался за их спинами. Небо затягивали облака, постепенно заглатывая звезды. А что если они пойдут дальше и их захватят в плен? Тогда им предстоит испытать на себе все те пытки, про которые рассказывал Длинноногий. И кроме того, им дано задание стоять на посту и наблюдать, а не ловить индейцев. — Я не пойду, — решительно отрезал Калл. — На нас такие задачи не возлагали. — Я все же сомневаюсь, что наш жирный дурак — настоящий майор, — сказал Гас. Ему не сиделось. Он проторчал полночи в кустах, и это ему осточертело. До ближайшего борделя от места, где они находятся, расстояние черт знает какое, да еще на пути их могут поджидать в засаде индейцы. Но все равно: лучше сражаться, чем просиживать вот так — впустую, без капли мескаля в кувшине, без каких-либо видов на будущее. Калла, однако, не привлекали авантюры. Он тихо сидел на корточках под кустом чапараля. — Ну почему, Гас, он и в самом деле майор, — возразил Калл. — Ты сам видел, как солдаты отдавали ему честь в Сан-Антонио. Но даже если он и не майор, какая тебе разница, ведь это он дал нам работу, — напомнил он приятелю. — Мы получаем три доллара в месяц. Верзила Билл говорит, что мы не вернемся в город, пока не переловим всех индейцев, воюющих с нами. — Я хотел бы поразведать тут кое-что, — заявил Гас. — Слышал, что в этой местности есть заброшенные золотые рудники. — Золотые рудники? — засомневался Калл. — А как ты отыщешь такой рудник в глухую полночь? Если и заметишь, то что станешь делать? У тебя нет даже маленькой лопаточки. — Действительно, нет. Но как подумаешь, сколько бабья можно купить, имей я золотой рудник, просто дух захватывает, — сел на своего любимого конька Гас. — Да что там бабья, я бы купил целый бордель. И если бы не приходили клиенты, всю работу за них выполнял сам. Сказав это, он привстал и сделал несколько шагов в темноте. — Нет, мне приказали стоять на посту, а не прогуливаться без толку, — ответил Калл. — Я намерен отдежурить свою смену и отправиться спать. Если ты уйдешь, да еще угодишь в плен, майору такой оборот дела отнюдь не понравится, — напомнил Калл. — Да и тебе не поздоровится. Вспомни, как вопил тот мексиканец. Гас пошел один. Вудроу Калл отличался упрямством. К чему тратить попусту время и всю ночь уговаривать такого упрямого осла? Гас быстро шел в холодной ночи по направлению, откуда слышался волчий вой. Его раздражало, что друг оказался таким дисциплинированным и не стал нарушать приказ. Сам он считал, что раз уж сделался рейнджером, то имеет полное право рыскать повсюду и выискивать врагов, чем и собрался сейчас заняться. Прежде всего он решил взвести курок ружья, чтобы его не застали врасплох. Ему приходилось слышать, как кричат люди, когда над их зубами мудрствует зубодер, но ни один из пациентов еще не кричал и вполовину той силы, с какой издавал вопли плененный мексиканец. Прошагав по песчаной местности минут двадцать, Гас решил остановиться и сориентироваться. Он посмотрел назад в надежде увидеть огонек костра, но кругом царила кромешная темень. Вдали послышались громовые раскаты, и на западе заблистали вспышки молний. Стоя на месте и не двигаясь, он услышал где-то рядом непонятный звук и, резко обернувшись, увидел в трех шагах от себя барсука. Тот неуклюже ковылял мимо, не разбирая дороги. Стрелять в барсука Гас не стал, но пнул его ногой, обозлившись на зверя за то, что тот напугал его. Барсук действовал ему на нервы. Внезапное появление животного заставило Гаса вернуться назад на свой пост. Ночная прогулка не принесла ему ничего. К тому же его раздражало поведение Калла, который остался глухим к его уговорам и не составил ему компанию. Возвращаясь, Гас на ходу стал придумывать, что бы такое порассказать друзьям о своем ночном приключении, чтобы те лопнули от зависти. Огонек костра все еще не показывался. Может, оттого, что рейнджерам было лень подкинуть в огонь пару-другую поленьев. Гас подумал, верное ли направление он взял. В кромешной тьме, когда на небе не сверкало ни звездочки, было трудно рассмотреть ориентиры на местности, да и вряд ли таковые имелись в этой глухомани. Четко слышался гул реки, текущей где-то впереди, но извилистая река разделяется здесь на ряд рукавов, так что если принять за ориентир реку, то вполне можно забрести в сторону от бивака на несколько миль. Тогда можно прозевать и завтрак или что там подадут вместо завтрака. В это время снова завыл волк. Гас подумал, что это, видимо, все же настоящий волк. Просто при нудной службе в боевом охранении хотелось бы думать, что это индеец из команчей. Гас даже почувствовал раздражение. Своим вытьем волк сбивал его с толку и теперь Гас стал опасаться, что все-таки заблудился. Он всегда полагал, что у него прекрасное чувство ориентировки. Даже когда очутился у грязного бара посреди Миссисипи, и то не растерялся, а направился прямиком в Дубьюк. Никто не спорит — найти Дубьюк было несложно, ведь он стоял на самом виду: на высоком берегу, да еще на открытой равнине. Но между ним и рекой росли густые заросли ивняка и труднопроходимый подлесок. Если бы он в тот момент был здорово пьян, то вполне мог бы заблудиться и поехать в Сент-Луис или в какой-нибудь другой город. Но он направился прямо в Дубьюк и там выпросил у буфетчика на опохмелку целый кувшин пива — плыть пришлось на старом судне, где все страдали от жажды. Айовское пиво оказалось на вкус отменным. Теперь перед ним не Миссисипи и не отвесный берег. Тут можно вышагивать целый месяц в любом направлении и не увидеть не только городка размером с Дубьюк, но даже и буфетчика, готового отдать целый кувшин пива тому, кто появился со стороны и попросил попить. Оружие Гас заимел всего три недели назад и пока еще не поразил ни единой цели, хотя и мечтал подстрелить дикую индейку, которых водилось видимо-невидимо вдоль берегов Колорадо. Он мог бы обойти весь Техас, пока не обессилит от голода из-за того, что в этой местности не водятся звери, каких полно в Теннесси. Там охотиться труда не составляло, поскольку повсюду бродили олени, такие же ручные и жирные, как местные коровы. Он уложил двух или трех таких оленей с заднего крыльца старого дома, а вот здесь, в Техасе, олень нипочем не подпустит к себе человека ближе чем на милю. Гас на минутку остановился и прислушался. Иногда рейнджеры пели по ночам — когда напивались мескаля, то орали во все горло и рыгали ночь напролет. Он подумал, что если внимательно прислушается, то обязательно различит звук губной гармошки Джоша Корна или другие звуки. Черномазый Сэм, к примеру, когда изрядно надирался, иногда распевал во всю глотку псалмы, которые любят петь черномазые. Голос у Сэма был сильный, разносился далеко окрест, даже если тот пел вполголоса. Но как только Гас остановился, кругом повисла полная тишина, такая, что у него даже в ушах зазвенело. К тому же сгустилась темень хоть глаз выколи. Гас не видел ничего, кроме временами мелькающих вдали зарниц. Это были отблески молний, при вспышках которых он и заметил приготовившегося к прыжку барсука, отчего у него сильно напряглись нервы. Гас сделал несколько шагов и остановился. В конце концов ночь не будет тянуться вечно, и он не успеет отойти от лагеря на приличное расстояние. Лучше всего в данной обстановке, видимо, завернуться в пестрое пончо, приобретенное в Сан-Антонио, и соснуть несколько часов. А когда займется заря, он доберется до лагеря за несколько минут. Если же продолжать движение, то можно бродить по кругу, заблудиться так, что никогда не найти дорогу назад. Так что самым разумным было бы ждать. Можно, конечно, закричать в надежде на то, что Вудроу Калл откликнется на зов, но тот слишком туп и не двинется со своего поста. Он даже может не догадаться крикнуть что-нибудь в ответ. Вспышки молний, похожие на выстрелы пушек при салюте, приблизились. Нет, надо все же набраться терпения, наметить направление и двигаться в момент вспышек. На лицо упали первые капли дождя. На западе, не так далеко, послышался шум сильного ливня. На мгновение Гас припал к земле, закрывая пончо от дождя. Ярчайшая вспышка молнии озарила все небо и на мгновение стали видны, словно в яркий солнечный день, бескрайние прерии. И все же Гасу не удалось заметить вокруг ничего знакомого — ни реки, ни костра, ни кустарника, ни Калла. Даже не завернувшись в пончо, он вскочил и быстро зашагал по полынным кустам. Сперва Гас решил стоять на месте — так было бы разумнее, но внутренний голос говорил ему, что надо двигаться побыстрее, даже бежать. Он остановился на секунду, чтобы поставить на предохранитель курок пистолета. Гас боялся нечаянно прострелить на ходу ногу, как прострелил палец молодой Рип Грин. Затем опять поспешил вперед, переходя на бег. Гас догадывался, что запаниковал. Чувство, охватившее его и заставившее вскочить и бежать, был страх. Ощущение оказалось таким неожиданным и незнакомым, что сперва он даже и не понял, что это такое. С раннего детства ему редко приходилось чего-нибудь бояться. Скрипучие полы в старом сарае семейной фермы вынуждали его думать о привидениях, поэтому, будучи еще маленьким, он всячески избегал там появляться, даже под угрозой порки за отказ пойти туда, чтобы что-то сделать. Ну а после тех далеких дней ему крайне редко доводилось встречаться с чем-то таким, чего следовало бояться. Как-то раз в Арканзасе он напоролся на медведя, пожиравшего задранную лошадь, и даже не испугался, а лишь с опаской обошел его — в тот момент у Гаса не было при себе оружия, и он достаточно хорошо представлял себе, что с медведем ему не справиться. По мере того, как он взрослел, ему лишь изредка приходилось сталкиваться с настоящей угрозой для своей жизни — скажем, такой, как тот арканзасский медведь. Теперь настоящий страх заставлял его учащенно дышать и бежать, спотыкаясь, — кто-то был совсем рядом, кого он пока еще не сумел разглядеть. Когда он сказал, что волк мог оказаться индейцем, он просто беззаботно шутил, потешаясь над Каллом. Почувствовав неясное беспокойство, Гас захотел тогда немного поразмяться и походить. Если бы ему попался при этом золотой рудник, — значит повезло. Тем не менее он не задумывался всерьез, что может встретить на пути индейца, никакого желания наткнуться на команчей или представителей любого другого племени у него не было Ему просто хотелось подзадорить Калла и посмеяться над ним. Ни разу в жизни ему еще не доводилось увидеть живого индейца команча, он даже не мог четко представить себе его образ и, конечно же, думать не думал, что индеец мог бы оказаться таким же огромным или свирепым, как тот медведь. Теперь, когда он быстро двигался в темноте, подгоняемый сильнейшим страхом, что кто-то преследует его по пятам, он решил, что за ним гонятся не иначе как команчи. Это не Калл — присутствие Калла не испугало бы его. И все же почти рядом кто-то был, кто-то такой, кого он не хотел иметь у себя за спиной, кто-то, кто мог напасть на него. Чадраш и Длинноногий, как говорили, чуяли индейцев издали, на приличном расстоянии, а вот он такой способностью не обладал! Он мог унюхать лишь запах мокрой полыни да влажных прерий. Но сейчас близость чужого он чуял не по запаху. Он ощущал его присутствие, и это чувство исходило из какой-то части его тела, откуда конкретно — он не знал. Он знал только, что инстинкт заставляет его бежать, двигаться, удирать, хотя ночь теперь уже разделилась на две части: на кромешную тьму и на сверкающий яркий свет. Сверкающий свет — это, конечно же, вспышки молний, которые блистали все чаще, заливая прерии столь ярко, что Гас вынужден был закрывать глаза. Но ослепительная полоса света все равно оставалась в глазах, даже когда равнина снова погружалась в темноту, да еще такую густую, что он на бегу натыкался на кусты и коряги, а однажды чуть было не упал, угодив в высокую кучу песка. Вскоре молнии стали сверкать так близко и часто, что у Гаса возникло новое опасение: а не притянет ли ствол ружья к себе молнию и тогда он изжарится на месте. Три дня назад блеснула такая молния, и рейнджеры, в частности Длинноногий, рассказали несколько случаев, когда молнии поджаривали людей. А Длинноногий добавил, что молнии иногда поджаривают и лошадей, а всадники на них остаются невредимыми Теперь Гас пожалел, что не скачет на лошади, черт с ней — пусть молния поджаривает лошадь вместе с ним, лишь бы поскорее удрать отсюда. Не успел он подумать об этом, как всего ярдах в пятидесяти от него в землю ударила огромная молния, и в ее белом свете он отчетливо заметил фигуру человека, которого больше всего и опасался: индейца с большущим мускулистым горбом между лопатками, столь большим, что голова человека, сидящего на земле, едва виднелась из-за него, как у бизона. На конской попоне сидел в одиночестве Бизоний Горб и смотрел на Гаса, склонив тяжелую голову. Горб его намок под проливным дождем. Он сидел не далее чем в десяти футах, как тот барсук, и в упор смотрел на Гаса остекленевшими глазами, словно ожидая, когда тот приблизится вплотную. В эту же секунду в прериях опять воцарилась темнота. Гас помчался во весь дух, как никогда прежде еще не бегал, прямо мимо сидящего индейца. Опять вспыхнула молния, но Гас даже не обернулся назад, чтобы еще раз посмотреть на горбуна, он упорно бежал вперед. Что-то впилось в ногу, когда он продирался сквозь колючие кусты, но он не замедлил бега. В свете полоски молнии, оставшейся в его глазах после огненной вспышки, теперь запечатлелся индеец команч, великий горбатый индеец, самый свирепый человек в приграничье. Гас оказался так близко, что мог бы перепрыгнуть через него. Он боялся, что Бизоний Горб тоже бежит за ним, отбросив назад развевающиеся волосы. Теперь вся надежда на скорость. С таким горбом человек вряд ли его догонит. Гас забыл обо всем, голову сверлила единственная мысль — бежать и бежать. Нужно во что бы то ни стало оторваться от человека с горбом — бежать всю ночь без остановок, а утром рейнджеры проснутся и придут к нему на помощь. Он не знал, куда движется: к реке или от нее. Он не знал, преследует ли его Бизоний Горб, а если да, то далеко ли он за спиной. Гас просто бежал и бежал, боясь остановиться или крикнуть. Он подумал, не бросить ли в сторону ружье, тогда бежать будет легче, но не сделал этого — ведь нужно иметь в руке оружие, если его загонят в угол или подстрелят. У сторожевого поста позади кустов чапараля Калл почувствовал, как его охватывают раздражение и тревога. Он был уверен, что его друг, хотя у того не имелось причин покинуть пост, умотал куда-то в прерии и там пропал. До наступления рассвета не было никаких надежд отыскать его, да и поиски сами по себе представлялись унизительным занятием. Чадраш был великолепным следопытом и, вне всякого сомнения, мог легко отыскать следы Гаса, но в таком случае всему отряду пришлось бы задержаться с выступлением, что вызвало бы ропот недовольства. Майор Шевалье мог бы запросто пристрелить Гаса, а заодно и Калла за то, что он не помешал тому покинуть пост и шататься без толку по прериям. Майор считал, что приказы на то и существуют, чтобы их выполнять, и Калл не стал бы винить его. Майор может и простил бы какого-нибудь рыскающего в прериях разведчика — собственно, в этом и заключалась их служба, — но ему вовсе нет нужды терпеть такого нарушения долга со стороны рядового рейнджера. Когда разразился ливень, Калл мало что мог поделать, разве только втянуть голову в плечи, чтобы меньше мокнуть. Спрятаться под кустом нельзя — мешали колючки, а плаща или накидки у него не было. Хотя молнии блистали ярко, а гром гремел оглушительно, страха Калл не испытывал. Во время ярких вспышек он хотя бы мог оглядываться вокруг и наблюдать. Во время очередного разряда молнии он уловил какое-то движение и решил, что это тот самый волк, чье завывание раздавалось перед ливнем. Вновь местность озарила яркая молния, и он увидел бегущего Гаса. Когда сгустилась темнота, Калл стал сомневаться, был ли это Гас на самом деле или ему лишь померещился Гас, несущийся сломя голову. Каллу оставалось только дожидаться следующей вспышки молнии, а когда та осветила окрестности, он снова увидел Гаса, уже ближе, но тут он заметил и кое-что другое — команча. Вспышка погасла быстро, и Калл подумал, что индеец ему, должно быть, привиделся. При свете молнии он заметил огромный горб, по массе своей не менее половины веса обычного человека. И все же индеец, несмотря на гигантский вырост, быстро мчался за Гасом с копьем в руке. Калл выстрелил в направлении индейца, прицелиться он не успел, поскольку местность снова погрузилась в темноту. Он подумал, что выстрел может привести горбуна в смятение. Однако при следующей вспышке молнии он увидел, что Бизоний Горб остановился и метнул копье в Гаса, который продолжал бежать, не разбирая дороги. Калл выстрелил снова, на этот раз из пистолета. Может, Гас услышит, подумал он, но надежда была слабая. Громовые раскаты раздавались беспрерывно, так что вряд ли он мог услышать выстрел. Калл поднял ружье, навел его в примерном направлении и стал дожидаться, когда очередная вспышка молнии озарит прерии. Но когда молния сверкнула, на равнине никого не было. Бизоний Горб исчез. Волосы на голове у Калла встали дыбом, когда он не увидел горбатого индейца, который просто растворился на открытой местности. Даже если бы тот двигался с максимальной скоростью, все равно он должен был остаться в пределах видимости. Калл полез обратно в кусты, не обращая внимания на колючки, и затаился там. Никто, даже команчи, не осмелится полезть через кустарник и напасть на него сзади — и тем более человек с таким горбом за спиной. Калл припомнил, как летело копье, рассекающее ливень. Он не знал, угодило ли оно в цель. Если угодило, то его друг Гас Маккрае, должно быть, уже мертв. Тогда Бизоний Горб наверняка побежал к нему и снял скальп или же поволок к своим, чтобы предать пыткам. Сидя в ожидании, Калл подумал, что если бы товарищи пришли им на помощь, все равно было бы слишком поздно. Видимо, Гас уже убит. Калл ведь видел летящее в воздухе копье — Бизоний Горб не из тех, кто метнет копье зазря, он промаха не допустит. Сверкнула еще одна молния, правда, послабее предыдущей, и Калл увидел, что равнина все еще пуста. Тогда он стад медленно продвигаться к тому месту, где заметил Гаса, — тем более, что это был путь к их биваку. Он дважды громко позвал Гаса, но ответа не последовало. И снова у него на голове дыбом встали волосы. Бизоний Горб мог затаиться в любом месте. Он мог сидеть на корточках позади любого кустика полыни, спрятаться за любым кустом чапараля, поджидая в темноте, когда мимо пройдет следующий беспечный рейнджер. Калл вовсе не собирался стать таким беспечным рейнджером — он предпримет меры предосторожности, но какие меры можно предпринять на голой равнине, да еще ночью, когда где-то близко затаился опасный враг — индеец команч? Как жаль, что он не догадался подробнее расспросить Чадраша или Длинноногого о том, как следует поступать в подобных ситуациях. Они ведь воюют с индейцами уже несколько лет, поэтому знают все. Но до сих пор никто из них ничего путного не сказал, а если что и говорил, то только упрекая их за плохую ковку лошадей или за негодную хозяйственную работу. Свет молний становился все более тусклым, гроза перемешалась на восток. Каллу никак не удавалось обнаружить следы Гаса, — равнина между вспышками погружалась в кромешную тьму. Гаса, возможно, уже убили и оскальпировали за любыми кустами полыни или за зарослями чапараля. Калл прошелся туда-сюда, надеясь, что Гас услышит его шаги и откликнется. Стрелять он не решился, майор Шевалье начнет бранить его за пустую трату патронов. У Калла душа уходила в пятки при мысли о том, что его друга, возможно, убили. С трудом он потащился обратно в лагерь. Он чувствовал, что по его вине случилась эта трагедия. Ему нужно было силой удержать Гаса на посту. Но он не настаивал — в результате Гас ушел, и теперь все пропало. Пока Калл в подавленном настроении плелся обратно в лагерь, он не переставая думал, что Гасу следовало бы оставить его там, в кузнице, а не сманивать черт знает куда. Они оба толком не знали, что значит быть рейнджером. А теперь незнание обернулось тем, что Гас убит. У Гаса был громкий голос, громче даже, чем у черномазого Сэма. Если его не убили, он закричал бы. В тот момент, когда подавленное настроение Калла достигло пика, до него донесся тот самый громкий голос, которого он не надеялся услышать: голос Гаса Маккрая доносился из лагеря. Калл изо всех сил припустился на голос — он мчался так быстро, что Верзила Билл Колеман принял его за врага и чуть было не спустил курок. Слава Богу! Это и впрямь был Гас Маккрае, живой и невредимый, да еще стоящий со спущенными штанами. Копье индейца пронзило ему задницу. А кричал он оттого, что Длинноногий и Чадраш пытались выдернуть копье из тела. |
||
|