"Сан-Андреас" - читать интересную книгу автора (Маклин Алистер)

Глава 2

Если бы американцы придерживались первоначальной британской концепции расположения жилых помещений на судах «Свободы», трагедия, даже оставаясь таковой, не была бы столь сильной. По первоначальным сандерлендским планам каюты должны были размещаться на носу и на корме.

Проектировщики Генри Кайзера, решившие блеснуть умом, а, как выяснилось впоследствии, проявившие тупость, разместили все каюты, как для офицеров, так и для матросов, а также штурманский мостик в одной-единственной огромной надстройке вокруг дымовой трубы.

Боцман и доктор Синклер бросились на верхнюю палубу и успели добежать до неё раньше, чем «кондор» долетел до «Сан-Андреаса». К ним чуть ли не сразу же присоединился Паттерсон, который с трудом воспринимал артиллерийскую стрельбу «Андовера», напоминавшую ему удары тяжёлым металлическим прутом по стенам его машинного отделения.

— Ложись! — крикнул боцман, обхватил доктора Синклера и Паттерсона за плечи и вместе с ними упал на палубу. «Фокке-вульф» долетел до «Сан-Андреаса» раньше своих тяжёлых бомб, и боцман был абсолютно уверен в том, что бомбардировщик не колеблясь воспользуется своими пулемётами, если представится такая возможность. Однако пулемёты сохраняли молчание, видимо, потому, что пулемётчики были уже мертвы, так как, судя по густому черному дыму, тянувшемуся за «кондором», тот был подбит — то ли в фюзеляж, то ли в двигатель, определить это было невозможно, — и, резко сделав вираж к правому борту «Сан-Андреаса», он готов был и сам погибнуть.

Две контактные бомбы, к счастью, не бронебойные, ударили по обе стороны от дымовой трубы и сразу же взорвались, как только прошили палубу над жилыми помещениями, и разорвали на части внутренние перегородки. Воздух наполнился свистом летящих металлических и стеклянных осколков, которые, однако, не долетели до трёх мужчин, лежавших ничком. Боцман осторожно приподнял голову и в остолбенении уставился на трубу. Внешне она выглядела целой, но оказалась оторванной от своего основания. Она стала медленно крениться на левый борт и упала в море. Шум всплеска утонул в рёве мощных авиационных двигателей.

— Не вставать! Лежать!

Распростёршись на палубе, боцман повернул голову вправо. На расстоянии полумили, на высоте всего лишь двадцати футов над водой, выстроившись в цепь, показались четыре «хейнкеля», торпедоносца, которые устремились прямо к правому борту «Сан-Андреаса». Десять секунд, от силы двенадцать, подумал боцман, и к мертвецам в разорванной на части надстройке добавятся новые, и в избытке. Почему замолчали пушки «Андовера»? Он повернул голову влево, в сторону фрегата, и сразу же понял, что произошло. Зенитчики «Андовера» не только не слышали приближающихся «хейнкелей», но и не видели их, потому что те летели ниже верхней палубы «Сан-Андреаса», который оказался прямо между фрегатом и самолётами.

Боцман вновь повернул голову вправо и к своему удивлению увидел, что «хейнкели» взмыли вверх, явно намереваясь облететь «Сан-Андреас», что они и сделали несколько секунд спустя, пролетев всего лишь в десяти футах над палубой по обе стороны от искорежённой надстройки.

«Сан-Андреас» был не целью, а прикрытием «хейнкелей», которые устремились к «Андоверу». Бомбардировщики были уже на полпути между ним и «Сан-Андреасом», когда ошеломлённые защитники фрегата поняли, что происходит.

Они почувствовали гнев и полное отчаяние. От основного вооружения, по существу, не было никакого толку. Необходимо время для наведения и установки орудий на цель, а когда цель находится поблизости и стремительно движется, времени просто нет. Все зенитные орудия и установки «Андовера» действительно могли воздвигнуть мощный заградительный огонь, но торпедоносцы, по общепринятому мнению, представляли сложную цель. Положение в не меньшей степени усугублялось и тем, что артиллеристы и наводчики, понимая, что всего лишь несколько секунд отделяют их от смерти, были просто неспособны вести точную, прицельную стрельбу.

Бомбардировщики были всего лишь в трёх сотнях ярдов от фрегата, когда крайний слева самолёт оторвался от цепи и, сделав вираж, пролетел над кормой «Андовера». Ни самолёт, ни лётчик не пострадали. Торпеда, однако, выпущена не была. Видимо, пусковой механизм оледенел, и торпеда примёрзла. Примерно в то же самое время самолёт справа нырнул вниз, затем коснулся воды, и стало ясно, что лётчик, скорее всего, убит.

Победа. К сожалению, пиррова. Два других «хейнкеля» выпустили свои торпеды и взмыли над «Андовером».

Три торпеды почти одновременно поразили «Андовер»: две, которые выпустили бомбардировщики, и одна, которая всё ещё оставалась прикрёпленной к самолёту, упавшему в воду. Все три торпеды продетонировали, но взрыва почти не было слышно, поскольку вода заглушает шум. Зато поднялась огромная волна — почти на две сотни футов, которая медленно-медленно начала падать. Когда она наконец спала, «Андовер» лежал на борту, почти погрузившись в воду. Прошло секунд двадцать, и «Андовер», испуская слабые свистящие звуки, производимые воздухом, вытесняемым водой из машинного отделения, и, как ни странно, мало пузырьков, исчез под поверхностью моря.

— Боже! Боже! Боже! — простонал доктор Синклер, вскочивший на ноги и раскачивавшийся из стороны в сторону. Как врач он сталкивался со смертью, но не в такой ужасной форме. Он все ещё был ошеломлён, не совсем ещё понимая до конца, что происходит вокруг него. — О боже! Этот огромный самолёт возвращается!

Огромный самолёт, «кондор», действительно возвращался, но угрозы для них он не представлял. Густой дым тянулся шлейфом из всех его четырех двигателей. Самолёт сделал полукруг и стал приближаться к «Сан-Андреасу». Меньше чем в полумиле от него он коснулся поверхности моря, нырнул в него и вновь на секунду показался. Дыма больше не было.

— Да упокоит их Господь! — сказал Паттерсон. Он почти пришёл в норму и был спокоен, как прежде. — Надо сформировать команду по устранению повреждений. Выяснить, нет ли течи, хотя я думаю, что нет.

— Да, сэр, — ответил боцман и бросил взгляд на то, что осталось от надстройки. — А также группу по борьбе с огнем. Там повсюду одеяла, матрасы, одежда, бумага... Одному богу известно, может быть, уже что-нибудь тлеет.

— Как вы думаете, удалось кому-нибудь на фрегате спастись?

— Я даже думать не буду, сэр. Если такие есть, то слава богу. Мы всё-таки госпитальное судно.

Паттерсон повернулся к доктору Синклеру и осторожно его встряхнул.

— Доктор, нам нужна ваша помощь. — Он кивнул в сторону надстройки. — Ваша, а также доктора Сингха и санитаров. Я пошлю несколько человек с кувалдами и носилками.

— И с ацетиленовыми сварочными аппаратами? — подсказал боцман.

— Конечно.

— У нас на борту вполне достаточно медицинского оборудования и запасов, чтобы оснастить госпиталь небольшого города, — сказал Синклер.

— Если имеются оставшиеся в живых, единственное, что нам нужно, — шприцы. — Похоже, он вновь вернулся в прежнее состояние. — Сиделок не будем брать?

— Господи, конечно, нет. — Паттерсон энергично закачал головой, — Поверьте, мне самому не хочется идти туда. Даже если кто-то уцелел, им позднее придется пережить новый ужас.

— Разрешите взять спасательную шлюпку, сэр? — спросил Маккиннон.

— А зачем?

— Могут быть уцелевшие с «Андовера».

— Уцелевшие? Да он же погрузился за тридцать секунд!

— «Худ» разорвало на части за одну секунду. Тем не менее, три человека осталось в живых.

— Тогда конечно. Я — не моряк, боцман. И вам не надо спрашивать у меня разрешения.

— Нет, надо, сэр. — Боцман показал в сторону надстройки. — Все офицеры были там. Так что командование теперь в ваших руках.

— О боже! — Такая мысль Паттерсону даже в голову не приходила. — ещё и командование принимать!

— Кстати, о командовании, сэр. «Сан-Андреас» совершенно неуправляем. Его быстро разворачивает в левую сторону. По всей видимости, повреждено рулевое управление.

— Это может подождать. Я остановлю двигатели.

Три минуты спустя, спустив на воду спасательную шлюпку, боцман направлялся к надувному спасательному плоту, который тяжело покачивался на том месте, где только что исчез «кондор». На плоту было только два человека — остальные члены экипажа самолёта, решил боцман, вместе с «фокке-вульфом» отправились на дно морское. Один из оставшихся в живых, совсем ещё мальчик, сидел выпрямившись и цеплялся за спасательный леер.

Он явно страдал от морской болезни и со страхом оглядывался по сторонам.

«Что ж, — подумал боцман, — у него есть все основания бояться». Другой с закрытыми глазами лежал на спине. Его летный комбинезон в области левой части груди, левой руки и правого бедра был насквозь пропитан кровью.

— Господи Иисусе! — воскликнул с сильным ливерпульским акцентом матрос Фергюсон, чьё испещрённое шрамами лицо красноречиво говорило о поражениях и победах, одержанных главным образом в барах. Он с недоумением и яростью посмотрел на боцмана. — чёрт побери, боцман, неужели вы собираетесь спасать этих негодяев? Они же пытались послать нас на дно. Нас! Госпитальное судно!

— А разве вам не хотелось бы знать, почему они бомбили госпитальное судно?

— Это-то так, так. — Фергюсон с помощью багра подцепил плот.

— Кто-нибудь из вас говорит по-английски? Раненый открыл глаза, которые, похоже, тоже налились кровью.

— Да. Я говорю.

— Похоже, вы сильно ранены. Прежде чем мы возьмем вас на борт, я должен знать куда.

— В левую руку, левое плечо и, кажется, в правое бедро. Потом, если не ошибаюсь, пострадала и моя правая нога. — Он достаточно бегло говорил по-английски, с едва заметным акцентом, но не немецким, а южно-английским.

— Вы капитан «кондора»?

— Да. Все ещё хотите взять меня на борт?

Боцман кивнул Фергюсону и двум другим матросам, которых прихватил с собою. Трое матросов изо всех сил старались как можно осторожнее поднять раненого пилота на борт, но, поскольку и спасательная шлюпка и плот с трудом продвигались против движения волн, сделать это было почти невозможно. Они уложили его поперёк шлюпки рядом с боцманом, который сидел на носу. Другой пострадавший жалкой кучей был положен прямо посередине шлюпки. Боцман увеличил скорость и направился к тому месту, где, по его расчетам, «Андовер» пошёл на дно.

Фергюсон посмотрел на раненого, который, раскинув руки, неподвижно лежал на спине. Красные пятна становились все больше. Видимо, кровь всё ещё сильно текла, но на это могла оказать влияние и соленая морская вода.

— Боцман, как вы считаете, он умирает?

Маккиннон дотронулся до шеи лётчика и через 10 секунд нащупал пульс.

Быстрый, слабый и неустойчивый, но всё-таки пульс.

— Потерял сознание. Обморок. Для него это явилось отнюдь не простым испытанием.

Фергюсон с невольным уважением посмотрел на пилота.

— Он, может быть, и кровавый убийца, но он чертовски крепкий убийца. Должно быть, испытывал сильные боли, но не издал ни звука. Может быть, мы их сперва доставим на корабль? Дадим им шанс выжить?

— Я уже думал об этом. Нет. На «Андовере» тоже могут оказаться оставшиеся в живых. Если таковые есть, они долго не протянут. Температура воды в море ниже нуля. Человек замерзает обычно за минуту. Для тех, кому удалось спастись, минута задержки равносильна смерти. Им тоже следует предоставить шанс. Потом, это много времени не займет, и мы сразу же вернемся на судно.

«Сан-Андреас», кренящийся влево, совершил полукруг и под ударом направленных в противоположную сторону волн постепенно остановился.

Паттерсону удалось сделать маневр и направить временно неуправляемое судно на то место, где был торпедирован «Андовер».

Только жалкие обломки, деревянные балки, всякий бытовой мусор, спасательные пояса и жилеты свидетельствовали о местоположении ушедшего под воду фрегата. И повсюду — ни души, если не считать четырёх человек, трое из которых держались вместе. Один из них, в серой вязаной шапочке с помпоном, махал рукой приближающейся спасательной шлюпке и держал над водой голову другого человека, который был то ли без сознания, то ли мёртв. Вся эта троица была в спасательных жилетах и, что наиболее важно, в непромокаемых костюмах, благодаря которым они смогли остаться в живых после пятнадцати минут пребывания в ледяных водах Арктики.

Все трое были втащены в лодку. Юноша с непокрытой головой, которого поддерживал человек в серой шапочке, был без сознания, но не мёртв.

Неудивительно, что он без сознания, подумал боцман. Причиной этого был огромный кровоподтек, чуть повыше правого виска. Третий человек — совершенно неуместный при сложившихся обстоятельствах — был в украшенной тесьмой форменной фуражке командующего военно-морских сил. Фуражка совершенно промокла. Боцман хотел её снять, но затем передумал, увидев кровь: фуражка, по всей видимости, прилипла к голове. Командующий был пока в сознании и от всего сердца поблагодарил боцмана за своё спасение, но взгляд его ничего не выражал. Маккиннон помахал рукой у него перед глазами, но реакции не последовало. Командующий, по крайней мере, на какое-то время, совершенно ослеп.

Понимая, что он попросту теряет своё время, боцман, тем не менее, направился к четвёртому человеку, плавающему в воде, но, не доплыв всего лишь пяти ярдов, повернул обратно. Человек был мёртв, но смерть его, хотя он и лежал, лицом погрузившись в воду, наступила не от утопления, а от холода, поскольку он был без костюма. На обратном пути к «Сан-Андреасу» боцман осторожно коснулся плеча командующего.

— Как вы себя чувствуете, командующий Уоррингтон?

— Что? Как я себя чувствую? А как вы узнали, что я — командующий Уоррингтон?

— По вашей фуражке, сэр. — Командующий потянулся рукой к своей фуражке, но боцман остановил его:

— Не надо этого делать, сэр. Вас ранило в голову, а фуражка прилипла к вашей голове. Мы доставим Вас в госпиталь в течение пятнадцати минут. Там полно врачей и сиделок, которые поставят Вас на ноги, сэр.

— Госпиталь. — Уоррингтон покачал головой, как бы желая, чтобы мысли прояснились. — А-а, ну да, конечно. «Сан-Андреас». Вы, должно быть, оттуда.

— Да, сэр. Я — боцман.

— Что случилось, боцман? С «Андовером», я имею в виду. — Уоррингтон дотронулся до своей головы. — У меня голова вся гудит.

— Ничего удивительного. Три торпеды, сэр. Почти одновременно. Вас, наверное, взрывом сбросило с мостика, а затем смыло, когда ваш корабль пошёл ко дну. Это заняло всего лишь двадцать секунд.

— Сколько нас... точнее, сколько осталось в живых?

— Простите, сэр. Всего лишь трое.

— О боже! Только три человека! Вы в этом уверены, боцман?

— Почти уверен, сэр.

— А где мой связист?

— Я здесь, сэр.

— А, это вы, Хеджес. Слава богу. А кто третий?

— Штурман, сэр. Он получил довольно сильный удар по голове.

— А мой помощник?

Хеджес ничего не ответил. Обхватив голову руками, он качался из стороны в сторону.

— Боюсь, командир, Хеджес не в состоянии ответить. Ваш помощник был в красной куртке? — Уоррингтон кивнул. — Значит, именно его мы нашли, сэр. Он просто замёрз.

— Он не мог не замёрзнуть. — Уоррингтон едва заметно улыбнулся. — Всегда любил смеяться над нами и нашими непромокаемыми костюмами. Имел при себе только заячью лапку и говорил, что это единственное, что ему нужно.

Первым человеком, встретившим боцмана, когда тот поднимался на борт «Сан-Андреаса», был доктор Сингх. Вместе с ним были Паттерсон, двое санитаров и двое кочегаров. Боцман посмотрел на кочегаров и сперва не мог понять, что они делают на палубе, но вскоре до него дошло: они выполняли обязанности матросов, так как последних явно не хватало.

Фергюсон со своими напарниками-матросами входил в команду по борьбе с пожарами. По всей видимости, эти трое были единственными уцелевшими матросами. Все остальные моряки во время атаки находились в надстройке.

— Пятеро, — произнёс доктор Сингх. — Всего лишь пятеро. С фрегата и с самолёта только пять человек!

— Да, доктор. И даже им чертовски повезло. Трое из них довольно слабы. Командующий выглядит неплохо, но, по-моему, он — в самом тяжёлом положении. Похоже, он ослеп в результате сильного удара по затылку. Или контузии. Кажется, это так называется, доктор?

— Что? Ах да. Да, конечно, контузия. Мы сделаем всё, что в наших силах.

— Минутку, боцман, если позволите, — прервал разговор Паттерсон. Он отошёл в сторону. Маккиннон последовал за ним. На полпути к покорёженной надстройке Паттерсон остановился.

— Неужели все так плохо, сэр? — спросил боцман. — Нас никто не подслушивает. Но доверять кому-то надо?

— Думаю, что надо, — согласился Паттерсон. По голосу его чувствовалось, что он смертельно устал. — Но, чёрт побери, только единицам. В особенности после того, что я увидел. Но сперва о главном.

Корпус судна, похоже, не пострадал. Течи нет. Сперва мы попытаемся установить временное рулевое управление в машинном отделении. Возможно, нам удастся восстановить связь с мостиком, который в надстройке пострадал меньше всего. В матросской столовой возник пожар, но мы с этим справились. — Он кивнул в сторону покорёженной надстройки. — Будем надеяться, что погода будет спокойной. Джемисон утверждает, что опоры у надстройки так ослабели, что она может свалиться за борт, если нас застигнет шторм. Внутрь пройти не желаете?

— Желаю? Конечно, не желаю, но сделать это надо. — Боцман замолчал в нерешительности, не желая услышать ответ на вопрос, который хотел задать. — Каковы потери, сэр?

— Пока что мы обнаружили тринадцать трупов. — Паттерсон скорчил гримасу. — Все разорваны на куски. Я решил пока их не трогать. Оставшихся в живых может оказаться больше.

— Больше? Вам кого-нибудь удалось найти?

— Пятерых. Правда, они в довольно плохом состоянии, по крайней мере, некоторые из них. Они в госпитале. — Он вошёл в искорёженную надстройку.

— Здесь работают две сварочные команды. Работа идет медленно. Видимых разрушений, как будто бы, нет. Одни лишь покорёженные или погнутые двери. Некоторые из них — я имею в виду двери — просто разорвало на части. Как, например, эту.

— Холодильная камера, — пробормотал боцман. — По крайней мере, здесь никого не было. Правда, здесь находился трехнедельный запас мяса, рыбы и других портящихся продуктов. Через пару дней нам придётся выкидывать их за борт.

Они медленно двинулись по проходу вперёд.

— Сама камера не пострадала, сэр, хотя, я думаю, от постоянной фруктово-овощной диеты особого толку не будет. О боже!

Боцман уставился на столовую, лежавшую на пути от холодильной камеры.

Поверхность плиты для приготовления пищи была под довольно странным углом, хотя ни шкафы ни рабочие столы не пострадали. Но внимание боцмана привлекла не мебель, а две мужские фигуры, распростертые на полу.

Казалось, они были целы и невредимы, если не считать тоненьких ручейков крови из их ушей и ноздрей.

— Нетли и Спайсер, — шёпотом произнёс боцман. — Они, похоже... они мертвы?

— Да. Контузия. Смерть наступила мгновенно, — ответил Паттерсон.

Боцман покачал головой и пошёл вперёд.

— Запасы консервов, — сказал он, — не пострадали. Это следовало ожидать. А вот запасы спирта. Ни одна бутылка не разбилась, ни одна фляга не покорёжена. — Он перевел дух. — С вашего разрешения, сэр, я думаю, сейчас самое подходящее время нарушить неприкосновенность запаса спиртного. По хорошему глотку рома никому не помешает, по крайней мере тем, кто вкалывает здесь. Работа здесь не сахар. И если она вызывает отвращение, то пьют ром. Это в традициях королевского флота.

Паттерсон едва улыбнулся, но глаза у него не улыбались.

— А я не знал, что вы служили в королевском флоте, боцман.

— Служил. Двадцать лет. Замаливал свои грехи.

— Все ясно. Кстати, вы высказали просто прекрасную мысль. Я первый её поддерживаю.

Они поднялись по покоробившемуся, но ещё вполне пригодному трапу на другую палубу. Боцман в одной руке держал бутылку рома, а в другой — несколько кружек. На этой палубе располагались каюты экипажа. Представившийся вид радости не вызывал. Трап S-образно изогнулся, а палубу искривило так, что она стала волнообразной. В дальнем конце коридора работали две сварочные команды, которые пытались открыть покоробившуюся дверь. На коротком пространстве между основанием трапа и тем местом, где работали спасательные команды, было восемь дверей, четыре из которых болтались на петлях, а три были вскрыты с помощью сварочных аппаратов. Все помещения когда-то были жилыми. В первых семи каютах были обнаружены двенадцать трупов, а в восьмой они увидели доктора Синклера, который, склонившись над распростёртой фигурой, делал инъекцию морфина. Человек был в полном сознании. Ни к кому не обращаясь конкретно, он матерился на весь свет.

— Как вы себя чувствуете, Чипс? — спросил боцман. Чипсом на судне звали Рафферти, корабельного плотника.

— Я умираю, — простонал он, но, как только он увидел бутылку рома в руке у боцмана, его настроение сразу же изменилось:

— Но я могу и быстро поправиться...

— Этот человек не умирает, — сказал доктор Синклер. — Ему слегка раздробило большую берцовую кость. Вот и всё. Никакого рома. Морфин и алкоголь только для тяжелобольных. Выпьет позднее. — Он выпрямился и попытался выдавить из себя улыбку. — Впрочем, боцман, если вы не возражаете, я бы выпил. Чувствую, что мне это просто необходимо.

По его напряжённому и побледневшему лицу было ясно, что выпить ему действительно необходимо. Никогда ещё доктору Синклеру за всю его короткую врачебную карьеру даже отдалённо не приходилось сталкиваться с тем, что он увидел ныне своими собственными глазами. Боцман налил довольно внушительную порцию доктору Синклеру, Паттерсону, себе, а затем передал бутылку с ромом и кружки сварщикам, а также двум санитарам, которые с несчастным видом стояли рядом, держа наготове носилки. При виде рома их настроение заметно улучшилось.

Палубой выше располагались офицерские каюты. Разрушения здесь тоже были серьёзными, но не столь ужасающими, как внизу. Паттерсон остановился у первой же каюты, к которой они подошли. Взрывом дверь снесло, а каюта выглядела, как будто по ней с кувалдой в руке прошёлся самый настоящий маньяк. Это была каюта старшего механика Паттерсона.

— Меня не очень-то волнует, что происходит в машинном отделении, сэр, — сказал боцман, — но порою, похоже, это имеет и свои преимущества. — Он бросил взгляд на пустую, но столь же разрушенную каюту третьего механика, расположённую напротив. — По крайней мере, Ральсона здесь нет. Кстати, где он, сэр?

— Он мёртв.

— Мёртв, — медленно повторил боцман.

— Когда разорвались бомбы, он всё ещё был в матросском гальюне, исправляя замыкание.

— Мне чертовски жаль, сэр, — сказал боцман, которому было известно, что Ральсон был единственным близким другом Паттерсона на корабле.

— Да, — с отсутствующим взглядом произнёс Паттерсон. — У него остались молодая жена и двое деток. Совсем крошек.

Боцман покачал головой и заглянул в следующую каюту, которая принадлежала второму помощнику капитана.

— Мистера Ролингса тоже здесь нет.

— Да, нет и не может быть. Он — на мостике.

Боцман бросил взгляд на Паттерсона, затем отвернулся и направился в каюту капитана, располагавшуюся напротив. Как ни странно, казалось, с нею ничего не произошло. Боцман сразу же подошёл к небольшому деревянному шкафчику, стоявшему у переборки, вытащил складной ножик и открыл его замок.

— Не успели войти и сразу же начинаете взламывать чужие вещи, — произнёс старший механик озадаченным, но отнюдь не обвиняющим тоном, ибо ему было хорошо известно, что боцман никогда ничего не делает без веской причины.

— Взламывают тогда, когда двери и окна закрыты, сэр. А это лучше назвать вандализмом. — Дверца шкафчика открылась, и боцман выудил оттуда два пистолета. — Кольт-45. Вы знакомы с этим оружием, сэр?

— Никогда в жизни не держал пистолета. А вы, наверное, знакомы с оружием так же хорошо, как с ромом?

— Да, имею представление. Сперва обращаете внимание на этот рычажок. Слегка его нажимаете и переключаете. Таким образом, снимаете с предохранителя. Вот, пожалуй, и всё, что необходимо знать об оружии. — Он посмотрел на взломанный шкафчик, на пистолеты и вновь покачал головой. — Не думаю, что капитан Боуэн стал бы возражать.

— Не станет. Не стал бы. Точнее, не станет.

Боцман осторожно положил пистолеты на стол.

— Вы хотите сказать мне, что капитан жив?

— Да, жив. И старший помощник тоже.

Боцман улыбнулся, впервые за всё утро, а затем укоризненно посмотрел на старшего механика.

— Могли бы и сказать мне, сэр.

— Наверное. Я мог бы многое вам рассказать. Но согласитесь, боцман, у нас с вами и так голова идет кругом от множества проблем. А они оба в лазарете. У них довольно сильно обгорели лица, но сами они вне опасности, по крайней мере, по словам доктора Сингха. Их спасло то, что они находились по левому борту мостика, и они не испытали на себе прямого воздействия взрыва.

— Почему же они так сильно обгорели, сэр?

— Не знаю. Они едва могут говорить. Их лица все в бинтах, и они похожи на самые настоящие египетские мумии. Я попытался расспросить капитана, а он только что-то невнятно бормочет. Что-то вроде Эссекса или Уэссекса или что-то в этом роде.

Боцман понимающе кивнул.

— Уэссекс, сэр. Ракеты. Сигнальные. На мостике было целых два ящика этих ракет. В результате взрыва, по всей видимости, сработали детонаторы, и ракеты стали взрываться. Простая случайность. Просто не повезло.

— Чертовски повезло, боцман, по сравнению с теми, кто находился в надстройке.

— Он знает о том, что произошло?

— Пока что не время говорить ему об этом. Кстати, он всё время повторяет ещё кое-что, как будто это имеет громадное значение. «Домашний сигнал, домашний сигнал» — что-то вроде этого. Повторяет снова и снова. Может, у него мысли стали путаться, может, я просто не правильно его понял. Они оба говорят с трудом. И у одного, и у другого сильно обгорели губы. Потом, не стоит забывать, что им постоянно вкалывают морфий. «Домашний сигнал»? Это вам о чём-нибудь говорит?

— В данный момент нет.

В дверях показался Маккриммон — весьма непривлекательный, молодой, довольно тщедушный кочегар, примерно двадцати с небольшим лет, который постоянно жевал резинку, вёл себя вызывающе, вечно злился и говорил гадости.

— Чёрт побери, какой кошмар! Самое настоящее кровавое кладбище.

— Не кладбище, Маккриммон, а морг. Морг, — сказал Паттерсон. — Что вам надо?

— Мне? Ничего, сэр. Меня послал Джемисон. Он сказал что-то вроде того, что телефоны не работают и вам, возможно, понадобится связной.

— Значит, Маккриммон, вас послал второй механик. — Паттерсон бросил взгляд на боцмана. — Очень разумно с его стороны. В настоящее время в машинном отделении делать нечего. Только надо установить аварийный штурвал. А на палубе, боцман?

— Поставить двух вперёдсмотрящих, хотя одному богу известно, что они там будут высматривать. Сколько же у нас народу? Два человека у вас, сэр, два санитара внизу, Фергюсон и Керран, специалист по изготовлению парусов, точнее — он им был. Ну и я буду помогать. Керран прекрасно знает, что для этого нужно. Я предлагаю, сэр, заняться уборкой матросской столовой.

— То есть нашей покойницкой?

— Да, сэр.

— Вы слышали, Маккриммон? Сколько вас там человек?

— Восемь.

— Восемь. Двое — на вахту. Два человека принесут брезент и всё, что необходимо. ещё четыре человека займутся уборкой столовой. Только не вздумайте сами им об этом говорить, а то они могут выбросить вас за борт. Скажите об этом второму механику, а он сообразит, как поставить их в известность. Когда они закончат работу, пускай сообщат мне об этом, сюда или на мостик. Вы, кстати, тоже. Можете идти.

Маккриммон удалился.

Боцман показал на два кольта, лежавшие на столе.

— Интересно, что Маккриммон подумал об этом?

— Наверное, вспомнил какой-нибудь анекдот с бородой. Джемисон выбрал человека что надо. Маккриммон — человек тяжёлый, не склонный к сентиментальности. Из ирландских шотландцев. Родился в трущобах Глазго. Побывал в тюрьме. И если б не война, там бы он находился и сейчас.

Боцман кивнул и открыл маленький стенной шкафчик. На сей раз с помощью ключа. Это был небольшой бар, из которого Маккиннон вытащил бутылку рома и положил её на капитанскую койку.

— Я не думаю, что капитан стал бы и в этом случае возражать, — сказал Паттерсон. — Для ребят с носилками?

— Да, сэр. — Боцман стал просматривать содержимое ящиков капитанского стола и в третьем ящике обнаружил то, что искал, — две книги в кожаном переплете, которые протянул Паттерсону. — Молитвенник и книга для проведения заупокойной службы, сэр. Но, думаю, последней будет вполне достаточно. Надо только решить, кто будет читать.

— О боже. Я же не священник, боцман.

— Это так, сэр. Но вы — командир.

— О боже, — повторил Паттерсон. — Он почтительно положил книги на капитанский стол. — Я взгляну на них позже.

— «Домашний сигнал», — медленно произнёс боцман. — Эти слова всё время повторяет капитан, да? «Домашний сигнал»[3].

— Да.

— Самонаводящий сигнал — вот, что он пытается сказать. Самонаводящий сигнал. Мне об этом следовало догадаться раньше, но именно поэтому Боуэн — капитан, а я — нет. Как вы думаете, почему «кондору» удалось обнаружить нас в темноте? Ну, пускай даже уже наполовину рассвело, когда он нас атаковал, но он наверняка уже был в пути, когда ещё царила ночь. Так каким образом он узнал о нашем расположении?

— Может, получил информацию от немецкой подводной лодки?

— Нет, лодка тут ни при чём. Иначе эхолокатор «Андовера» её бы обнаружил.

Боцман вновь повторил слова капитана Боуэна.

— Да. — Паттерсон кивнул головой. — Самонаводящий сигнал. Наш друг диверсант.

— Или «Невидимка», как окрестил его Джемисон. Он не только приложил руку к нашей электрической сети, но и постоянно передавал сигнал.

Направленный сигнал. «Кондору» точно было известно наше местоположение, вплоть до дюйма. Не знаю, оснащены ли «кондоры» необходимым оборудованием для принятия подобных сигналов, мне ничего неизвестно об оснащении самолётов, но его совершенно спокойно могли принять в каком-нибудь месте, например в Альта-фьорде, и передать наши координаты «кондору».

— Скорее всего, боцман, вы правы. — Паттерсон посмотрел на пистолеты.

— Один — для меня, а другой — для вас?

— Если вы так решите, сэр.

— Не сходите с ума, кому же ещё доверить оружие? — Паттерсон взял пистолет. — Я никогда не держал в руках оружия, тем более, никогда не стрелял. Но, откровенно говоря, боцман, я совершенно не против этого. Не прочь сделать хотя бы один выстрел. Всего лишь один.

— То же самое я могу сказать и о себе, сэр.

Второй помощник капитана, Ролингс, лежал у штурвала. Осколком снаряда ему срезало голову.

— Где рулевой? — спросил боцман. — Он-то остался в живых?

— Не знаю. Мне даже неизвестно, кто чём занимался. Возможно, Ролингс послал его за чем-нибудь. Но, кроме капитана и его старшего помощника, два человека точно уцелело. Макгиган и Джонс, — Макгиган и Джонс? А что они здесь делали?

— Кажется, мистер Кеннет вызвал их для того, чтобы поставить впередсмотрящими на каждый борт судна. Именно поэтому, я думаю, они и уцелели, так же как остались в живых капитан Боуэн и мистер Кеннет.

— Они сильно пострадали?

— Насколько мне известно, нет. Правда, испытали сильный шок, но только и всего.

Боцман прошёл на левый борт корабля. Паттерсон последовал за ним.

Внешне борт не пострадал. Никаких нигде повреждений. Боцман обратил внимание только на сильно обожжённый, некогда серый металлический ящик, расположённый под щитом для защиты от ветра.

— Вот здесь хранилась, уэссекские ракеты, сказал боцман.

Они вернулись на мостик и боцман направился радиорубке, деревянная дверь которой была сорвана. — Я бы не стал смотреть, если бы был на вашем месте, — сказал Паттерсон.

— Бомба угодила прямо в ребят, да?

Старший радист лежал на полу, но узнать его было просто невозможно. Это была какая-то аморфная масса из мяса, костей и клочков одежды, насквозь пропитанной кровью. Если бы не одежда, можно было бы подумать, что тут лежат окровавленные останки какого-то животного. Когда Маккиннон отвернулся, Паттерсон заметил, что его сильно загоревшее лицо заметно побледнело.

— Первая бомба, по всей видимости, разорвался прямо у него под ногами, — сказал боцман. — Боже никогда не видел ничего подобного. Я сам займусь им. Интересно, а где третий помощник капитана Бейтсман? Вы имеете хоть какое-нибудь представление об этом?

— В штурманской рубке. И туда я бы не советовал вам ходить.

Бейтсмана можно было узнать, но не более того. Он все ещё сидел на своём стуле, полунаклонившись, полулёжа на столе, положив то, что осталось от его головы, на окровавленную карту. Маккиннон вернулся на мостик. :

— Я думаю, что их родственникам легче не станет, если они узнают, что эти парни умерли, даже не сознавая этого. Третьим помощником я тоже сам займусь. Я не могу поручить это другим. — Он посмотрел вперёд, на разбитые вдребезги ветровые стекла. «По крайней мере, — подумал боцман, — его больше не будет волновать вопрос о том, чтобы кентский экран давал ясный обзор окружающей обстановки». — Ветер подул в обратную сторону, к востоку, — рассеянно произнёс он. — Наверняка принесёт снег. Это даст нам, по крайней мере, возможность спрятаться от волков, если здесь поблизости есть какие-нибудь волки.

— Вы считаете, что они могут вернуться и добить нас?

Старшего механика сильно трясло, потому что он привык к теплу машинного отделения, а на мостике было морозно, и ветер задувал со скоростью двенадцать узлов.

— А кто его знает, сэр. Лично я так не думаю. Любой из «хенкелей» мог нас прикончить. Было бы желание. Если подумать, то и «кондор» мог это сделать.

— Он и так хорошо постарался, если хотите знать моё мнение.

— Ну, не так уж хорошо, как мог бы. Мне, например, известно, что «кондор» обычно несет на своём борту 250-килограммовые бомбы, то есть весом примерно в 550 фунтов. Несколько таких бомбочек — скажем, три или четыре — и мы бы давно уже пошли на дно. Даже двух было бы вполне достаточно, и они бы разнесли надстройку в щепки, а не просто покурочили её.

— Это вы судите по своему опыту в королевском флоте, боцман?

— Я имею представление о снарядах, сэр. Бомбы сброшенные на нас, были по всей видимости, пятидесятикилограммовые. Вам не кажется, сэр, что было бы неплохо расспросить капитана «кондора» как только он придет в сознание?

— И получить ответы на кое-какие интересные вопросы, я вас правильно понял? Включая ответ на вопрос, почему он стал бомбить госпитальное судно.

— Пожалуй, да.

— Что вы хотите сказать этим «пожалуй»?

— Существует возможность — правда, весьма слабая, — что он представления не имел о том, что бомбит госпитальное судно.

— Не смешите меня, боцман. Конечно, ему было известно, что он атакует госпитальное судно. Что он, красных крестов не видел?

— Я не пытаюсь его оправдать, сэр, — довольно грубо ответил Маккиннон.

Паттерсон нахмурился. Это было так не похоже на боцмана. Значит, для этого у него есть основания.

— Не надо забывать, сэр, что всего лишь наполовину рассвело. Сверху все вещи кажутся темнее, чем с уровня моря. Заберитесь на дерево и сразу же это поймете. — Поскольку Паттерсон в жизни ни разу не залезал на дерево, ответить что-либо на слова боцмана он не мог. — Далее. Поскольку он летел прямо со стороны кормы, он не мог видеть опознавательных знаков по бортам судна, а так как он летел на очень низкой высоте, он был просто не в состоянии разглядеть красный крест на носу — здесь поле зрения закрывала надстройка.

— Но есть ещё красный крест на кормовой части палубы. Даже если только едва рассвело, он должен был увидеть его.

— Нет, если учитывать то огромное количество дыма, которое вы напустили, когда пошли полным ходом.

— Что ж, вполне возможно.

Слова боцмана его явно не убедили, и он с некоторым нетерпением наблюдал за тем, как тот крутанул совершенно ненужный ныне штурвал и проверил компасы, надеяться на восстановление которых было просто бессмысленно.

— Мы так и будем здесь стоять? — недовольно проворчал Паттерсон. — Все равно ничего сейчас сделать мы не можем, а я чертовски замёрз. Предлагаю пройти в капитанскую каюту.

— Я как раз собирался предложить вам то же самое, сэр.

Температура в каюте была чуть выше нуля, но, тем не менее, в ней было значительно теплее, чем на мостике, а кроме того, что самое важное, здесь не дул ветер. Паттерсон сразу же прошёл к бару и вытащил бутылку виски.

— Если вы можете это сделать, почему мне не сделать то же самое. А капитану объясним потом. Я не очень люблю ром, но выпить просто необходимо.

— Для профилактики? Чтобы не заболеть пневмонией?

— Что-то в этом роде. Вы присоединитесь ко мне? — Да, сэр. Холод меня не особенно волнует, но выпить необходимо, судя по тому, что меня ожидает в ближайшие час или два. Как вы считаете, сэр, восстановить управление машинами можно?

— Наверное, но придется сильно попотеть. Я попрошу Джемисона заняться этим.

— Это не так уж важно. Я знаю, что все телефоны вышли из строя, но восстановить телефонную связи много времени не займёт. В машинном отделении можно установить временное управление. Немного времени нужно и для электриков, чтобы провести несколько запасных кабелей. Но мы ничего этого сможем сделать, пока небо над морем не прояснится. Паттерсон поставил на стол свой стакан, опустошенный наполовину.

— Управлять «Сан-Андреасом» с мостика просто невозможно. Лично мне хватило пары минут. Пятнадцать минут — и человек там замёрзнет от холода.

— Но управлять судном с другого места нельзя. Холод — это действительно проблема, я с вами согласен. Значит, мостик надо закрыть со всех сторон фанерой, которой полным-полно в плотницкой мастерской.

— Но тогда ничего не будет видно.

— Время от времени можно выглядывать в дверь, но этого не понадобится. Мы просто сделаем окошки в фанерной обшивке.

— Прекрасно, — согласился Паттерсон. Виски явно вернуло его к жизни.

— Значит, нам необходим стекольщик и несколько оконных рам, но у нас нет ни того, ни другого.

— Стекольщик нам не нужен. И стекло тоже, чтобы постоянно билось. Нам необходимы рулоны изоляционной ленты. Из вашего электромашинного отделения.

— У нас там целые сотни миль такой ленты, но окон все равно нет.

— Нам не нужны привычные окна с оконными рамами. Необходимо только стекло. А лучшее стекло, насколько мне известно, толстое листовое.

Поверхность всех этих красивых тележек и подносы в госпитале сделаны как раз из такого стекла.

— Ага, теперь я понимаю, что вы имеете в виду, боцман.

— Ну и прекрасно, сэр. Думаю, сестра Моррисон позволит вам воспользоваться ими.

Паттерсон, что было ему несвойственно, широко улыбнулся.

— Пусть только не позволит. Всё-таки я командир, хотя и временно.

— Вот именно, сэр. Только сделайте так, чтобы меня поблизости не было, когда вы поставите её перед фактом. Так, теперь осталось ещё несколько мелочей. Наибольшую тревогу вызывают три вещи. Во-первых, радиопередатчик превратился в груду металла. Мы не в состоянии ни с кем связаться, и с нами этого сделать не могут. Во-вторых, от компасов никакого толку. Мне известно, что у вас установлен гирокомпас, но он никогда не работал, так ведь? Но самое серьёзное — это проблема навигации.

— Навигации? Ах, навигации! Ну и в чём же тут проблема?

— Если перед вами стоит задача из пункта А добраться в пункт В, то это самая серьёзная проблема. На борту нашего судна есть, точнее, — было, восемь штурманов, двое из которых мертвы, а остальные двое, по вашим же словам, напоминают египетские мумии. Командующий Уоррингтон мог бы взять управление ходом судна на себя, но он ослеп и, судя по выражению лица доктора Сингха, навсегда. — Боцман замолчал, а затем покачал головой. — У нас есть штурман, с «Андовера», но он то ли контужен, то ли находится в состоянии ступора, это следует уточнить у доктора Сингха. Если бы игрок в карты имел на руках такой расклад, он наверняка бы застрелился. Четыре штурмана, которые ничего не видят, а если вы ничего не видите, то вести судно вы просто не в состоянии. Вот почему радиоприёмник для нас чертовски необходим. Наверняка в радиусе одной-двух сотен миль есть британский военный корабль, который мог бы выделить нам штурмана. А вы, сэр, можете управлять ходом судна?

— Я? Ходом судна? — Паттерсон явно подобного не ожидал. — Я — механик, а вот вы, Маккиннон, вы — моряк, и двенадцать лет прослужили в королевском флоте.

— Это не имеет значения, сэр, даже если б я прослужил сотню лет в королевском флоте. От этого управлять ходом судна я всё равно бы не научился. Тем более, что я был торпедистом, а по званию — всего лишь старшина. Если вам необходимо выпустить торпеду, сбросить глубинную бомбу, подорвать мину или провести элементарную проводку, тогда вы можете прямо обращаться ко мне. Но я вряд ли узнаю секстант, даже если увижу его. А такие вещи, как ориентирование по солнцу, по луне или по звёздам, если они вообще существуют, для меня пустой звук. Конечно, мне приходилось слышать такие термины, как девиация, вариация или деклинация, но я лучше разбираюсь в греческом, нежели в них.

У нас есть небольшой ручной компас на спасательной шлюпке, которым я пользовался сегодня, но от него никакого толку. Безусловно, это магнитный компас, но он бесполезен, поскольку мне прекрасно известно, что рядом с географическим Северным полюсом нет никакого магнитного полюса. Он находится бог знает за сколько миль отсюда. То ли в Канаде, то ли на Баффиновой Земле, то ли ещё где-то. В любом случае, на тех широтах, где мы сейчас находимся, магнитный полюс скорее к западу, а не к северу. — Боцман выпил немного виски и посмотрел на Паттерсона. — Старший механик Паттерсон, мы пропали.

— Ну, успокоил, — произнёс Паттерсон, с мрачным видом уставившись на стакан, а затем спросил, без особой надежды:

— Может быть, в полдень будет солнце и по нему мы узнаем, где находится юг?

— Судя по погоде, мы не сможем в полдень увидеть солнце. Потом, что такое полдень? По нашим часам это отнюдь не двенадцать часов.

Представьте себе, что мы находимся в самом центре Атлантики, что вполне возможно, и знаем, в какой стороне юг. Поможет ли это нам найти Абердин, куда, если я не ошибаюсь, мы и направляемся? Хронометру, кстати, капут.

Впрочем, это не важно, так как я все равно по нему не смогу определить долготу. И даже если мы сможем сориентироваться в южном направлении, мы не сможем ничего поделать, так как здесь из двадцати четырех часов приходится на ночь, целых двадцать часов, а автоматическая система управления судном вышла из строя, как, впрочем, и всё остальное на этом мостике. Конечно, мы не будем ходить кругами. Ручной компас поможет нам, но мы всё равно не знаем, в каком направлении продолжать движение.

— Если хотите знать моё мнение, боцман, я знаю, что не надо делать. Если мы приблизительно представляем себе, где находимся, это как-то нам поможет?

— Может быть, но нам известно только то, что мы где-то к северу или северо-западу от Норвегии. Вокруг — ну, скажем, — двадцать тысяч квадратных миль моря. Есть только две возможности, сэр. Капитану и его старшему помощнику должно быть известно, где мы находимся. Если они могут нам это сказать, они наверняка скажут. Я в этом уверен.

— Ну конечно, господи! Как мы только сразу же не догадались. По крайней мере, мне это в голову не пришло. Но почему вы сказали «если»? Капитан Боуэн был в состоянии разговаривать всего лишь двадцать минут назад.

— Но это было двадцать минут назад. Вы же знаете, как болезненны ожоги. Доктор Сингх наверняка дал им болеутоляющие лекарства, которые иногда просто посылают вас в нокаут.

— Ну, хорошо, а вторая возможность?

— Штурманская рубка. Мистер Бейтсман что-то наносил на карту. У него даже в руке остался карандаш. Я пойду туда.

Паттерсон скорчил рожу.

— Да, лучше вы, чем я.

— И не забывайте про Невидимку, сэр. — Паттерсон сунул руку в карман своего плаща и нащупал пистолет. — И о погребальной службе.

Паттерсон с отвращением посмотрел на книгу в кожаном переплете.

— И куда мне её положить? На операционный стол?

— В госпитале, сэр, пустуют целых четыре каюты. Для выздоравливающих высокопоставленных лиц, каковых у нас на данный момент нет.

— Ну, хорошо. Тогда встречаемся через десять минут.

Боцман вернулся через пять минут, а старший механик — через пятнадцать. Паттерсон был мрачен.

— Не повезло, сэр?

— Да, чёрт побери. Угадали. Они оба находятся под влиянием седативных препаратов. Пройдет немало часов, прежде чем они начнут приходить в себя. Но даже если они очнутся, доктор Сингх, по его словам, собирается вновь напичкать их лекарствами. Они, правда, пытались сорвать бинты со своих лиц, и он вынужден был забинтовать им руки. Даже находясь в беспамятстве, утверждает доктор, люди пытаются сорвать то, что раздражает их. Впрочем, их руки тоже обгорели, не так сильно, но обгорели, поэтому бинты вполне уместны.

— Но есть специальные ремешки для привязывания рук к кроватям.

— Доктор Сингх упоминал об этом, правда, он сказал, что вряд ли капитану Боуэну понравится, когда он придет в себя, видеть себя в буквальном смысле связанным на своём собственном корабле. Кстати, относительно пропавшего рулевого — Хадсона. Ему поломало рёбра, одно из которых прошло сквозь лёгкое. Доктор говорит, что он в очень тяжёлом состоянии. Ну, а как у вас?

— То же самое, что и у вас. Полный нуль. Рядом с Бейтсманом лежали параллельно линейки. Думаю, что он прокладывал курс.

— И вы ничего не смогли понять по карте?

— Это уже была не карта, а пропитанная кровью тряпка.