"Когда бьет восемь склянок" - читать интересную книгу автора (Маклин Алистер)

Глава 10 Четверг, полдень — пятница, рассвет

— Дайте мне поспать, — простонал я, не открывая глаз. — Я мертвый человек.

— Вставайте, вставайте! — Еще один крепкий толчок — будто не рукой, а поршнем паровой машины. — Подъем!

— О господи! — я приоткрыл один глаз. — Который час?

— Ровно полдень. Вам нельзя больше спать, Калверт.

— Полдень?! Я просил разбудить меня в пять. Да знаете вы... — Идите сюда. — Он отошел к окну, я медленно опустил ноги с кровати и последовал за ним. Хатчинсон кивнул в сторону окна: — Что вы думаете об этом? Я уставился в серый непроницаемый мир за окном.

— Что я там должен увидеть, кроме чертова тумана?

— Туман.

— Вижу, — сказал я с идиотским выражением. — Это туман.

— Я слушал новости для тех, кто в море, в два часа ночи. Они обещали, что туман на рассвете рассеется. Однако чертов туман и не думает рассеиваться. Зато рассеялся туман в моих сонных мозгах. Они потопили «Нантсвилл» в ночь с понедельника на вторник, однако у них не было возможности начать работу ни в ту ночь, ни в следующую: ветер был достаточно свежий в бухте Торбея, один бог знает, что вытворял шторм вблизи Бойл-нан-Уам. Однако они могли начать работы прошедшей ночью, они начали работы этой ночью, потому что водолазного бота не было в эллинге Даб-Сгейра. Бронированная камера на «Нантсвилле» старого образца, как утверждают владельцы судна, можно вскрыть ее автогенам за пару часов. За прошлую ночь, работая втроем без перерыва, они могли поднять на поверхность довольно много золота — но черт побери меня совсем, если они могли поднять все. Все восемнадцать тони. Я занимался подъемом затонувших кораблей до того, как меня нанял дядюшка Артур, так что я представляю, сколько там работы. Им нужна была еще одна ночь, чтобы закончить. Они должны были дожидаться захода солнца, чтобы мы не обнаружили их. Но с таким же успехом они могли работать и в такой туман, как сейчас. Это куда лучше, чем дожидаться ночи.

— Дайте знать дядюшке Артуру. Скажите, что мы выходим. На «Файркресте».

— Он тоже захочет пойти.

— Он захочет остаться. Он знает, черт побери, что должен остаться. Скажите ему: Бойл-нан-Уам.

— Разве не Даб-Сгейр?

— Вы же знаете, что мы не можем пойти туда до полуночи.

— Я забыл, — медленно проговорил Хатчинсон. — Мы не можем пойти туда до полуночи.

Бойл-нан-Уам не заботился об упрочения своей жуткой репутации. Нынче в полдень вода тут была неподвижна, и только легкая зыбь набегала с юго-запада. Мы перевели дизель на подводный выхлоп, и даже в рулевой рубке почти не слышен был мерный рокот нашего двигателя. Даже если открыть дверь рубки, звук не становился намного слышнее. Но мы держала дверь рубки открытой не для того чтобы прислушиваться к собственному двигателю.

Тим Хатчинсон внимательно следил за показаниями глубиномера.

— Вы уверены, что нам нужно идти вдоль этого выступа с глубиной четырнадцать саженей, Калверт?

— Уверен. Нам нужна именно эта глубина. На отметке семь саженей здесь прекрасное ровное дно, но семи саженей мало, чтобы скрыть надстройки и мачты сухогруза. От семи до четырнадцати саженей идет резкий спуск. А после четырнадцати обрыв, я там уже везде тридцать пять саженей. Чтобы работать на такой глубине нужно специальное оборудование.

— Уж больно узкий этот выступ, — проворчал он. — Меньше кабельтова. Надо ухитриться точно уложить корабль на дно и не промазать...

Хатчинсон перевел ручку газа на нейтраль и вышел на палубу. Мы дрейфовали сквозь опаловую гущу тумана. Тихое урчание дизеля только подчеркивало мертвую тишину вокруг. Хатчинсон вернулся в рубку.

— Боюсь, что вы правы. Я слышу звук мотора.

Я прислушался — и вскоре различил отчетливый звук работающего компрессора.

— Чего же вы боитесь?

— Сами знаете — чего. — Он чуть двинул вперед рукоять газа и повернул штурвал на четверть оборота. Мы медленно двинулись по дуге в сторону больших глубин. — Вы собираетесь спускаться туда.

— Вы думаете, я рехнулся? Думаете, я хочу лезть туда? Меньше всего я хотел бы туда спускаться, черт побери, — и вы прекрасно знаете, черт вас возьми, что я должен спускаться!

— Половину, Калверт. Возьмите половину нашего вознаграждения, бога ради, мы ведь ни черта не делаем.

— Можете поставить мне пинту в отеле «Колумбия». Ваше дело держать это корыто там, где я высажусь. Мне вовсе не улыбается до конца моих дней болтаться в Атлантике, когда я вернусь с «Нантсвилла». Он посмотрел на меня так, словно хотел сказать: «если» вернешься, а не «когда». Но вместо этого сказал:

— До них примерно кабельтов. — Около того. Трудно определить в тумане.

— Бросайте якорь.

Я бросил якорь. Не наш, обычный, на цепи, а небольшой, на канате длиной в сорок саженей. Потом вернулся в рулевую рубку и надел акваланг. — Не забудьте, — сказал Хатчинсон, — когда подниметесь на поверхность, просто дрейфуйте по течению, и оно само принесет вас сюда. Я оставлю дизель работать на малых оборотах, чтобы вы могли услышать подводный выхлоп за двадцать ярдов. Надеюсь, этот чертов туман не рассеется. Иначе вам придется плыть до Даб-Сгейра.

— Это было бы прелестно. А что будет с вами, если туман рассеется?

— Обрублю канат и дам деру.

— А если они погонятся за вами?

— За мной? Каким образом? Бросив двух или трех мертвых водолазов на «Нантсвилле»?

— Видит бог, — сказал я с раздражением, — вам не следовало бы говорить о мертвых водолазах на «Нантсвилле»!

На борту «Нантсвилла» было три водолаза — живых, а не мертвых, и работали они как черти. Как могли бы работать черти под таким давлением, на такой глубине. Стальной канат подъемника, который служил мне путеводной нитьquot; в недра «Нантсвилла», заканчивался стальным кольцом с четырьмя цепями, прикрепленными к четырем углам корзины из стальной сетки. Два водолаза нагружали корзину небольшими стальными ящичками, которые они вытаскивали из люка на веревках — примерно по одному ящику в минуту. Ящики были небольшие, но тяжелые: в каждом было по четыре 28-фунтовых золотых слитка. Каждый ящик целое состояние. И на борту «Нантсвилла» таких состояний было триста шестьдесят. Я попробовал прикинуть скорость разгрузки. В корзину входит шестнадцать ящичков. Шестнадцать минут на погрузку. Еще десять — чтобы поднять корзину, выгрузить и спустить обратно. Скажем, сорок штук в час. За полтора часа шестьдесят. После полутора часов работы они должны сменить водолазов. Сорок минут, включая две остановки для декомпрессии — по двенадцать и двадцать четыре минуты — плюс время на переодевание и спуск. Пусть будет час. Значит, они будут выгружать по шестьдесят ящиков за каждые два с половиной часа. Двадцать четыре ящика в час — но кто скажет мне, сколько их еще осталось в бронированной камере «Нантсвилла»? Трос подъемника дернулся, полная корзина начала подниматься. Водолазы сопровождали ее, придерживая на цепях, чтобы она не цеплялась за надстройку. Я начал спускаться в люк. Внизу и справа от меня я вдруг увидел луч света. Луч двигался, потому что шел от фонаря на шлеме третьего водолаза. Водолаз был в бронированной камере.

Они не стали подбирать ключ к сейфу. Они просто вырезали автогеном кусок броневой обшивки, примерно шесть футов на четыре. Я приблизился к проему и заглянул внутрь. Там было достаточно света помимо фонаря водолаза. Мне хватило пяти секунд, чтобы сосчитать оставшиеся слитки. От трехсот шестидесяти ящиков осталось примерно сто двадцать.

Что-то вдруг коснулось моего запястья. Я глянул вниз и увидел линь — нейлоновый линь, который тянул к себе водолаз, чтобы привязать к ручке очередного ящичка. Я быстро убрал руку. Он стоял спиной ко мне. Он был занят привязыванием линя, но он покончил с этим двумя быстрыми движениями и выхватил нож из ножен на поясе. Я пытался понять, зачем ему нож. Нож был предназначен для меня. Возможно, он повернул голову и краем глаза увидел меня. Или почувствовал натяжение линя. Или его шестое чувство работало лучше моего. И даже в тяжелом водолазном костюме он двигался слишком быстро для меня. Он был уже в четырех футах от меня, а я все еще торчал на месте: после всех этих приключений реакция у меня стала как у мешка с цементом. Шестидюймовое лезвие ножа блестело в его поднятой руке, но бог знает, зачем ему понадобился нож. Он бы и без ножа справился с двумя такими, как я. Потому что это был Квиин.

Я смотрел прямо ему в лицо с каким-то парализующем любопытством.

Я видел его лицо, видел, как он затылком нажимает на клапан, чтобы стравить лишний воздух, я ждал, что он нажмет подбородком кнопку телефона. Но он и не думал этого делать: Квиин никогда не просил о помощи и теперь он тоже в помощи не нуждался. На губах его играла усмешка. Маска скрывала мое лицо, но он знал, что имеет дело именно со мной. Он медленно двигался вперед, готовясь к броску.

Секунды замешательства истекли. Я двинулся назад, прочь от бронированной камеры. Вдруг я наткнулся на воздушный шланг, тянувшийся к шлему Квиина, схватил его и потянул вниз, налегая всей тяжестью, чтобы лишить Квиина равновесия. Остро отточенное лезвие пропороло мой скафандр от нижнего ребра до правого плеча. Я сильнее дернул шланг. И тут я потерял Квиин из виду он исчез в облаке блестящих воздушных пузырьков. Шланг, выдерживающий чудовищное давление морских глубин, не мог выдержать встречи с лезвием отточенного как бритва ножа, потому что нож был в руке самого сильного человека, которого я когда-либо знал. Квиин перерезал собственный воздушных шланг, и теперь никакие силы в мире не могли его спасти. Надеюсь, когда сообщники вернутся и обнаружат его, они решат, что произошел несчастный случай, что Квиин запутался и случайно перерезал шланг, пытаясь освободиться.

Я сделал так, как Хатчинсон советовал мне, предоставил течению доставить меня на «Файркрест» — и возвращение не составило мне труда. Хатчинсон помог мне вскарабкаться на палубу, и помощь его была весьма кстати.

— Рад тебя видеть, братец! — сказал он. — Вот уж не думал, что придет день, когда Тим Хатчинсон будет тысячу раз умирать от страха, однако этот день пришел. — Как обстоят дела?

— Нормально. У нас есть время. Еще пять или шесть часов. — Пойду вытащу якорь.

Три минуты спустя мы легли на обратный курс. Я без сил сидел на койке, пытаясь наскоро забинтовать глубокую рану, тянущуюся от нижнего ребра до плеча. Вошел Хатчинсон. Я не видел его лица, но его застывшая фигура была весьма красноречива.

— Что случилось, Калверт?

— Квиин. Я встретил его в бронированной камере.

Он подошел и молча стал помогать мне накладывать повязку. — Квиин умер, — утвердительно произнес он.

— Квиин умер. Он перерезал собственный воздушный шланг. Я рассказал все, что случилось, и он ничего не ответил. Он не произнес и дюжины слов на обратном пути до Крейгмора. Я знаю, он не поверил мне. Знаю, он никогда не поверит. И дядюшка Артур тоже. Он до конца дней своих не поверит мне. Но его реакция весьма отличалась от реакции Хатчинсона — его лицо выражало профессиональное удовлетворение.

— Не прошло и двадцати четырех часов, — торжественно заявил он за чаем, — с тех пор, как я приказал Калверту найти и обезвредить этого типа любым способом, какой он сочтет нужным. Должен признаться, что не думал, что этот способ будет именно таким: нож и воздушный шланг. Хороший удар, мой мальчик, очень точный удар. Шарлотта Скурос поверила мне. Не знаю почему, но она мне поверила. Пока она сдирала временную повязку и накладывала новую, я рассказал ей все. И она поверила мне и не задавала никаких вопросов, а когда я поблагодарил ее за повязку и за доверие — она улыбнулась мне.

Шесть часов спустя, за двадцать минут до одиннадцати вечера — крайний срок нашего выхода на «Файркресте» — Шарлотта смотрела на меня, как обычно смотрят женщины, которые что-то задумали и не могут решиться на исполнение: отнюдь не ласковым взглядом.

— Простите, Шарлотта, — сказал я. — Мне искренне жаль, но ничего не выйдет. Вы не пойдете с нами. — Она была одета в черные брюки и свитер — самая подходящая одежда, чтобы идти или намереваться идти с нами на полуночную увеселительную прогулку. — Мы собираемся не на пикник на Темзе. Вспомните, что вы сами говорили утром. Там будут стрелять. Вы думаете, мне хочется видеть, как вас убьют?

— Я останусь внизу, — настаивала она. — Я буду очень осторожна. Пожалуйста, Филипп, разрешите мне пойти с вами.

— Нет.

— Вы говорили, что готовы ради меня на все. Помните?

— Это нечестно, и вы его знаете. Все, чтобы помочь вам, я имел в виду. А не то, что приведет к вашей смерти. Пусть убьют кого угодно, только не вас.

— Кого угодно? Вы так ко мне относитесь?

Я кивнул.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, ее глаза удивленно расширились, губы зашевелились, словно она силилась что-то сказать и не могла.

Туман к тому времени поредел, видимость была не менее ста ярдов. Я посмотрел на светлую Т-образную щель, образовавшуюся в том месте, где створки ворот эллинга неплотно примыкали друг к другу и чуть-чуть не доставали до крыши постройки.

— Сейчас, — сказал я и повернулся к Хатчинсону. — Ширина корпуса у нас пятнадцать футов. Ворота не шире двадцати. Тут нет ни бакена, ни какой-либо отметки. Кроме того, скорость приливного течения четыре узла. Вы в самом деле рассчитываете провести судно в этот проход достаточно быстро, чтобы снести ворота, я не посадить нас по пути на камни?

— Другого пути все равно нет.

Со стороны это, видимо, походило на все что угодно, только не на спокойное вхождение. Хотя ворота были не заперты, створки все же соскочили с петель, и мы появились в проломе среди обломков. При этом скорость снизилась на один узел. Алюминиевая носовая мечта с любимой телескопической антенной дядюшки Артура вспорола обшивку ворот, прежде чем саму ее срезало с неприятным металлическим скрежетом как раз на уровне рулевой рубки. Это стоило еще одного узла. Еще на одни узел снизил скорость винт, отрабатывающий полный назад, но все же мы двигались слишком быстро до тех пор, пока скрежет, хруст дерева — частично нашей обшивки, но большей частью ворот, — и визг резиновых шин, густо навешенных на носу, не прекратился, и мы со страшным ударом не остановились, зажатые между водолазным ботом и левой стенкой эллинга. Дядюшка Артур был, должно быть, в весьма растрепанных чувствах — так же, как и обшивка его возлюбленного «Файркреста». Хатчинсон дал малый вперед, чтобы удерживать судно в заклиненном положении, и включил прожектор — не столько для того, чтобы освещать и без того ярко освещенную внутренность эллинга, сколько для того, чтобы ослепить свидетелей нашего вторжения.

Перед нами была, как пишут в книгах о путешествиях, сцена торопливых сборов; точнее, ее можно было бы назвать так, если бы все участники не застыли, как парализованные, в том положении, в каком мы их застали. Справа от нас, совсем рядом, три физиономии пялились на нас из люка трюма водолазного бота это было обычное сорокопятифутовое рыбацкое судно с дизельным двигателем, примерно того же класса, что и «Шарман». Двое на палубе судна застыли, держа на весу ящик. Еще двое стояли на причале, один поднял руки над головой, принимая другой ящик, который раскачивался на крюке кранбалки. Это ящик был единственным предметом в эллинге, который продолжал двигаться. Кранбалкой управлял человек, удивительно похожий на Томаса, поддельного таможенника — он застыл, как житель Помпеи, засыпанный пеплом Везувия двадцать столетий назад, и оставшийся в этой позе навек. Другие, согнувшись, стояли на причале, держа канат, привязанный к очень тяжелому ящику, который двое аквалангистов поддерживали в воде. Они были удивительно однообразны в своих привычках прятать концы в воду. Слева стоял капитан Имри — он, видимо, наблюдал за работами; за ним стояли Лаворски в Дольман. Это был большой день, кульминация всей их деятельности. Имри, Лаворски и Дольмана я ваял на себя. Я двинулся вперед, фиксируя взглядом мушку автомата и стараясь, чтобы эти трое видели, что автомат наведен на них.

— Подойдите ближе, — сказал я. — Да, вы трое. Капитан Имри, скажите своим людям... Скажите им, что если они попытаются что-нибудь предпринять, я сразу пристрелю вас троих. Я уже убил четверых ваших. Почему бы мне не удвоить это число, а? По новому закону вы получите лет по пятнадцать. Слишком мало для таких гнусных убийц. Я бы пристрелил вас прямо здесь. Вы верите мне, капитан Имри?

— Я верю вам, — картавый голос был низким и мрачным.

— Сейчас вы подниметесь на борт нашего судна по одному, — сказал я. — В данной ситуации вы, капитан Имри, несомненно опаснее остальных. После вас Лаворски, затем...

— Не двигайтесь, пожалуйста. Совсем не двигайтесь. — Голос, прозвучавший сзади, был лишен всякого выражения, но ствол пистолета, который уперся мне в спину, был достаточно выразителен сам по себе, трудно было ошибиться. — Хорошо. Идите вперед и уберите правую руку с автомата.

Я шагнул вперед и снял правую руку со спускового крючка автомата. Теперь я держал оружие левой рукой за цевье.

— Положите автомат на палубу. Я, естественно, не хотел, чтобы меня превратили в решето, поэтому я положил. Меня уже брали таким образом раз или два, и, чтобы показать, что они имеют дело с профессионалом, я поднял руки и медленно обернулся.

— Шарлотта Скурос! — воскликнул я. Как действовать дальше, я тоже знал; корректный тон разоблаченного агента, шутливый, но с примесью горечи. — Рад вас видеть. Благодарю вас, моя дорогая. — Она была в том же свитере и широких черных брюках, но теперь они не были в таком порядке, как при нашей разлуке. Они были совершенно мокрыми. Ее лицо было мертвенно бледным и лишенным выражения. Карие глаза смотрели безразлично. — Как вы оказались здесь, скажите ради бога?

— Я бежала через окно спальни и приплыла на судно. Я пряталась в кормовой каюте.

— Неужели? Почему же вы не переоделись в сухую одежду? Она игнорировала мое замечание.

— Выключите прожектор, — сказала она Хатчинсону.

— Делайте, что говорит леди, — посоветовал я.

Он сделал, как сказала леди. Свет погас, и мы стали хорошо видны людям на берегу.

— Выбросьте пистолет за борт, адмирал, — сказал Имри.

— Делайте, как говорит джентльмен, — сказал я.

Дядюшка Артур бросил пистолет за борт. Капитан Имри и Лаворски уверенно подошли к нам. Они могла позволить себе быть уверенными, поскольку двое в рулевой рубке водолазного бота и крановщик уже держали пистолеты в руках. Я посмотрел на эту демонстрацию силы и сказал медленно:

— Вы ждали нас.

— Конечно, мы ждали вас, — доверительно сказал Лаворски. — Наша дорогая Шарлотта назвала точное время вашего прибытия.

— Миссис Скурос нанесла точный удар, — сказал я.

— Она была приманкой, — весело сказал Лаворски. Я не был обманут этим весельем, он был на грани истерики, готовясь вздернуть меня на рее. — Крючком, проглоченным вместе с леской и грузилом. Приманкой тем более эффективной, что в полиэтиленовом мешке были пистолет и передатчик. Мы ведь нашли тот передатчик в вашем правом двигателе. — Он опять захохотал так, что каждую минуту можно было ожидать конвульсий. — Нам был известен каждый шаг, который вы сделали после того, как покинули Торбей. Как вам это нравится, мистер Секретный Агент?

— Мне это совсем не нравится. Что вы собираетесь с нами делать?

— Не будьте ребенком. Наивно было бы спрашивать, что бы вы сделали с нами. Боюсь, что вы сами все прекрасно знаете. Как вы нашли это место?

— Я не разговариваю с палачами.

— Я думаю, для начала мы прострелим адмиралу ногу, — просиял Лаворски. — Через минуту руку, а потом...

— Хорошо. На борту «Нантсвилла» у меня был передатчик.

— Это мы знаем. Как вы определили Даб-Сгейр?

— Лодка оксфордской геологической экспедиции. Она стояла на двух якорях в маленькой естественной бухте неподалеку отсюда. Трудно было поверить, что они могла напороться на камни в том месте. Ее нарочно продырявили, я бы сказал, потому что она стояла близко к эллингу. Это было очень грубо сработано. Лаворски посмотрел на Имри, тот кивнул.

— Он учтет это, — сказал Лаворски. — Что-нибудь еще, Калверт?

— Дональд Мак-Ичерн на Эйлен Оран. Вы должны были взять его, а не его жену. Сьюзан Кирксайд — вы не должны были позволять ей болтаться поблизости с такими кругами под глазами. Если здоровой девушке двадцати одного года уже больше не за кого переживать в этом мире — в чем тогда дело? И вы должны были убрать те следы от фюзеляжа «Бичкрафта», после того, как скинули его с обрыва. Я видел их с вертолета.

— Это все? — спросил Лаворски. Я кивнул, и он вновь посмотрел на Имри.

— Я верю ему, — сказал Имри. — Никто не проболтался. Это все, что нам нужно было знать. Калверта первого, мистер Лаворски? — Они спешили покончить с делами. — Два вопроса, — быстро сказал я. — В виде любезности за два ответа. Я профессионал. И я бы хотел знать. Боюсь, что вы этого не поймете...

— И две минуты, — улыбнулся Лаворски. — Только быстро. Нам некогда.

— Где сэр Энтони Скурос? Он должен быть здесь.

— Он здесь. Наверху, в замке с лордом Кирксайдом и лордом Чернли. «Шангри-Ла» стоит на якоре с западной стороны острова. — Правда ли, что это вы с Дольманом разработали весь план, что вы подкупили Чернли и он выдал вам тайну страхования, что вы или Дольман поручили капитану Имри подобрать экипаж головорезов, и что вы ответственны за захват и потопление судов и хищение груза? А также за смерть — непосредственно или косвенно — нескольких человек?

— Сейчас поздно отрицать очевидные вещи. — Лаворски опять расхохотался. — Мне думается, проделано было неплохо, а, Джон?

— Разумеется, неплохо, — холодно сказал Дольман. — Мы тратим время. Я повернулся к Шарлотте Скурос. Пистолет все еще был направлен на меня.

— Похоже, я должен быть убит, — сказал я, — Поскольку вы виноваты в моей смерти, вы и должны кончить дело. — Я подошел к ней, взял за руку и приставил пистолет к своей груди. — Пожалуйста, побыстрее.

Не было слышно ни единого звука, только мерно рокотал дизель «Файркреста». Каждая пара глаз в эллинге была направлена на нас — я стоял спиной к ним, но я знал, что это так. Именно этого я и добивался.

— Вы с ума сошли, Калверт? — крикнул дядюшка Артур, отступая внутрь рулевой рубки. — Она убьет вас! Она с ними! Карие глаза смотрела беспомощно, это были глаза человека, который осознает, что его миру приходит конец. Палец соскользнул со спускового крючка, рука медленно разжалась, пистолет со стуком упал на палубу. Я взял ее за левую руку в сказал:

— Похоже, миссис Скурос не способна на это. Боюсь, что вам придется подыскать кого-нибудь еще...

Шарлотта Скурос вскрикнула от резкой боли — может быть, я втолкнул ее в рулевую рубку с излишней силой, но выбирать было некогда. Хатчинсон был наготове, он поймал ее, не дав упасть, и крепко удерживал. Я ринулся в ту же дверь, как нападающий национальной сборной по регби прорывается за линию, когда к нему тянется дюжина рук, и столкнулся с дядюшкой Артуром. Инстинкт самосохранения не оставил его. Уже в падении я дотянулся до мегафона, который был заранее приготовлен.

— Не стреляйте! — Усиленный мегафоном голос громыхнул, отражаясь от каменных в деревянных стен эллинга. — Один выстрел и вы будете убиты. На каждого из вас наведен автомат. Повернитесь, только очень медленно, и посмотрите назад, Я осторожно выглянул в иллюминатор рулевой рубки, потом встал и вышел на палубу и поднял с нее автомат.

Поднять мой автомат это было самое ненужное, самое бесполезное действие из всех, что я предпринял за последнее время. Если что и грозило эллингу сейчас, так это избыток автоматического оружия. Их было двенадцать — двенадцать автоматов, которые держали двенадцать пар исключительно надежных рук. Двенадцать человек стояли полукругом — большие, спокойные, одетые в шерстяные береты, серо-черные маскировочные комбинезоны и ботинки на резиновой подошве. Их руки и лица были выкрашены угольно-черной краской. Сверкали белки глаз — как у актеров, играющих Отелло, только они никого не собирались душить, главный душитель уже успокоился на дне морском.

— Опустите руки и бросьте оружие. — Приказ исходил от человека в центре полукруга, ничем внешне не отличимого от остальных. — И пожалуйста, ведите себя смирно. Медленно опустите и бросьте пистолеты, не двигайтесь. Мои ребята приучены стрелять при малейшей попытке сопротивления. Их учили стрелять, а не выяснять, кто прав, кто виноват.

Они поверили ему. Я тоже ему поверил. Они бросили свои пистолеты, не раздумывая, и стояли очень тихо.

— Теперь заложите руки за шею. Они сделали это. Лаворски больше не улыбался.

— Мистер Калверт? — спросил командир.

— Я.

— Капитан Роули, сэр. Королевская морская пехота.

— Как замок, капитан?

— В наших руках.

— quot;Шангри-Лаquot;?

— Тоже.

— Заключенные?

— Двое поднимаются туда, сэр. Сержант Эванс, разместите этих в два ряда у стены; один ряд сидя, другой стоя.

Сержант Эванс выполнил приказ. Теперь, не опасаясь, того, что мы можем попасть под перекрестный огонь, мы сошли на берег и я представил капитана Роули дядюшке Артуру, перечислив все звания и регалии. Надо было видеть, как лихо козырял капитан Роули. Дядюшка Артур сиял. Дядюшка Артур командовал парадом. -Великолепно исполнено, мой мальчик! — сказал он Роули. — Великолепно. В наградном листе будет кое-что и о вас. А, появились еще наши Друзья. Это были не совсем наши друзья. Четверо грубых и весьма удрученных парней, которых я видел впервые, — несомненно это были люди капитана Имри. За ними следом шли сэр Энтони и лорд Чернли. Потом шли четверо десантников капитана Роули. А за ними лорд Кирксайд и его дочь. Трудно сказать, о чем думали десантники с угольно-черными лицами, но у остальных восьмерых на лицах было одинаковое выражение горестного недоумения.

— Мой дорогой Кирксайд. Мой добрый друг! — дядюшка Артур бросился вперед, он тряс лорда за руку. Я и забыл, что они знакомы. — Рад видеть вас живым и невредимым, мой друг. Несказанно рад. Теперь уже все позади.

— Что происходит, скажите ради бога? — спросил лорд Кирксайд. — Вы схватили их? Схватили всех? А где мой мальчик? Где Роллинсон? Раздался хлопок взрыва, приглушенный расстоянием. Дядюшка Артур посмотрел на Роули, тот кивнул:

— Пластиковая взрывчатка, сэр.

— Замечательно, замечательно, — просиял дядюшка Артур. — Еще минута и вы увидите их, Кирксайд. — Он подошел к старине Скуросу, который стоял лицом к стене, заложил руки за голову.

— Вам не подобает стоять здесь, Тони, мой мальчик. — Это был миг величайшего торжества дядюшки Артура. Он взял Скуроса за руку и отвел к лорду Кирксайду.

— Зачем вы сделали это? — спросил Скурос горестно. — Зачем? Господи, вы не знаете, что вы наделали!

— Вы имеете в виду миссис Скурос? Настоящую миссис Скурос? — Бездарный он все-таки актер, дядюшка Артур. — Он оттянул рукав и стал рассматривать циферблат часов. — Она прилетела в Лондон из Ниццы как раз три часа назад. Ее поместили в лондонскую клинику.

— Что вы говорите, объясните, ради бога! Моя жена...

— Ваша жена в Лондоне. А Шарлотта — это Шарлотта Майнер, только и всего...

Я посмотрел на Шарлотту. Полное непонимание сменилось проблеском догадки.

— Я радировал во Францию. — продолжал дядюшка Артур. -Полиция на Ривьере вскрыла могилу возле психолечебницы, где ваша жена якобы и умерла. Они вскрыли гроб и обнаружили, что он набит опилками. Вы знали это, Тони. Старина Скурос кивнул.

— Примерно полчаса потребовалось, чтобы найти того, кто подписал свидетельство о смерти. Они предъявили ему обвинение в убийстве — во Франции это возможно, если тело не найдено. Доктору не понадобилось много времени, чтобы указать частную психолечебницу, где содержалась миссис Скурос. Ее хозяйка теперь под арестом. Почему, ради бога, вы не обратились к нам? — У них в руках была Шарлотта... она кузина моей жены. Они сказали, что убьют мою жену. Что бы вы сделали на моем месте?

— Бог его знает, — откровенно сказал дядюшка Артур. — Во всяком случае, сейчас она в добром здравии. С ней все в порядке. Калверт получил подтверждение по радио в пять часов, — Дядюшка Артур резко дал право руля. — По передатчику Лаворски в замке.

И Скурос и лорд Кирксайд открыли рот от изумления. Лаворски и Дольман были ошеломлены. Глаза Шарлотты раскрылись от удивления шире, чем обычно.

— Это правда, — сказала Сьюзан Кирксайд. — Я была с ним. Он велел мне никому не рассказывать. — Она подошла ко мне, взяла за руку и улыбнулась. — Я снова прошу у вас прощения за то, что наговорила вам прошлой ночью. Я думаю, вы самый замечательный человек, какого я знаю. Кроме Ролли, конечно. Ока обернулась на звук шагов и мгновенно забыла обо всем, в том числе и о втором замечательном человеке, которого она знала.

— Ролли! — закричала она. — Ролли! — И я увидел наконец ее несравненного Ролли, который спускался, держась за стену. Там были все: сын Кирксайда, преподобный Ролли, сыновья сержанта полиции, пропавшие члены экипажей маленьких судов. И позади всех маленькая смуглолицая старушка в длинном черном платье с черным платком на голове. Я вышел вперед и взял ее за руку.

— Миссис Мак-Ичерн, — сказал я. — Скоро я отвезу вас домой. Ваш муж ждет.

— Спасибо тебе сынок, — тепло сказала она. — Это было бы неплохо. — Она взяла меня под руку, как старого знакомого. Шарлотта Скурос, на которую все это время никто не обращал внимание, подошла ко мне.

— Вы знали про меня? Вы все время знали про меня?

— У меня хорошее зрение, — сказал я. — У сэра Артура не очень — его глаза пострадали на войне. А я близко рассмотрел следы бича на вашей спине. Настоящие следы. Такие же настоящие, как следы от обезболивающих уколов, которые они вам сделали предварительно... Шарлотта, я провел пальцем по одному из следов. Вы должны были подпрыгнуть до потолка от боли. А вы даже бровью не повели. И это после пребывания в соленой воде... После этого я понял все. И дальше я уже знал, как вести себя. Вы сказали, что вы ничего не могли сообщить вашим друзьям, вы улеглись спать прямо на полу, потому что я подбросил снотворное в ваш кофе. Я не мог позволить вам связаться с вашими друзьями, потому что они организовали бы мне теплую встречу.

— Вы... вы были в моей каюте? Вы сказали, что я лежала на полу.

—Дон Жуан мальчишка по сравнению со мной. Я порхаю из одной спальни в другую. Спросите Сью Кирксайд. Вы спали на полу. Я положил вас на кровать. И заодно осмотрел ваши руки. Следов от веревок не было. Они стягивали вам руки эластичным бинтом перед тем, как появились мы с Ханслеттом? Она кивнула.

— И разумеется, я нашел также передатчик я пистолет. После возвращения в Крэйгмор вы пришли и выкачали из меня еще некоторую информацию. И я дал вам информацию. Это была не совсем правда, признаю, во это было именно то, что я хотел передать Лаворски и компании через такую хорошую послушную девочку, как вы. Вы опять шмыгнули в маленькую чистую спаленку... Старика Скурос прочистил горло.

— На борту «Шангри-Ла» осталось несколько их людей, — сказал он. — Они уйдут...

— С ними все в порядке, — ответил я. — Они уже в наручниках... или в чем-нибудь еще, что предпочитают люди капитана Роули.

— Но как ваши люди... как они нашли «Шангри-Ла»? В темноте, в тумане, это невозможно...

— Как работает катер «Шангри-Ла»? — спросил я.

— Что? Мой катер... Что за дьявол... — Он успокоился. — Катер не работает. Мотор не в порядке.

— Это все сахар, — ухмыльнулся я. — Я проделал это в среду ночью, сразу после того, как мы с сэром Артуром покинули вас. Забрался на борт катера с парой фунтов сахарного песку. Боюсь, что ваши клапана прогорели. А заодно я прихватил с собой крохотный транзисторный передатчик и установил его в укромном месте, так что когда вы подняли испорченный катер на борт «Шангри-Ла» — я всегда мог узнать, где находится «Шангри-Ла».

— Боюсь, я не совсем вас понимаю, Калверт.

— Взгляните на господ Дольмана, Лаворски в Имри. Они все прекрасно поняли. Я знал частоту, на какой работает передатчик и сообщил ее одному из шкиперов мистера Хатчинсона. На шхунах мистера Хатчинсона установлена рамочная антенна для направленного приема. Шкипер поворачивал антенну так, чтобы сигнал был максимальным. Он не мог упустить «Шангри-Ла». И он не упустил.

— Шкипер мистера Хатчинсона? — повторил Скурос удивленно. — Рыболовецкие шхуны, вы сказали?

— У мистера Хатчинсона две шхуны для ловли акул. До того, как я попал в Даб-Сгейр прошлой ночью, я радировал с одной шхуны и попросил помощи — у джентльменов, которых вы видите здесь. Они сказали, что не могут послать вертолет или корабль в такую погоду, в условиях нулевой видимости. Я сказал им, что меньше всего меня интересует их чертов вертолет, от которого один только шум, мне важнее всего скрытность, и пусть они не беспокоятся о морском транспорте, я знаю людей, для которых слова «нулевая видимость» — не более, чем шутка. Это шкиперы мистера Хатчинсона. Они пошли на материк и взяли на борт капитана Рейли с его людьми, и вернулись обратно. Я не рассчитывал, что они вернутся до ночи, поэтому мы с сэром Артуром и дожидались полуночи. Когда вы были здесь, капитан Рейли?

— В девять тридцать.

— Так рано? Должен признаться, что без радио работать неудобно... Лорд Кирксайд тоже вступил в разговор:

— Скажите мне, мистер Калверт, если вы радировали со шхуны мистера Хатчинсона, зачем вам понадобился передатчик в замке в ту ночь?

— Затем, чтобы и ваши близкие не были убиты в эту ночь. Я потратил пятнадцать минут на то, чтобы во всех подробностях описать замок и в особенности эллинг. Ведь капитану и его людям предстояло действовать в полной темноте. Шарлотта сказала медленно:

— Так вот зачем сэр Артур оставался в Крэйгморе, когда вы и мистер Хатчинсон отправились искать «Нантсвилл». Следить, чтобы я не встретилась с этими солдатами и не догадалась, что вы на самом деле задумали?

— Зачем же еще?

— Я думаю, что вы самый хитрый и отвратительный и ненадежный человек в мире. — Глаза ее были мокры от слез. Она положила руку мне на плечо и сказала низким грудным голосом: -Ты просто осел, осел, вот кто ты! Пистолет мог выстрелить. Я... я могла убить тебя, Филип. Я сжал ее руку и сказал:

— Ты сама не веришь тому, что говоришь.

Про себя же я решил никогда в жизни не объяснять ей, что если бы ее пистолет выстрелил, я бы навсегда утратил веру в полезные свойства трехгранного напильника.

Серый туман медленно расходился над черной гладью моря, когда Тим Хатчинсон повел «Файркрест» в сторону острова Эйлен-Оран. Нас было четверо на борту. Хатчинсон, я, миссис Мак-Ичерн и Шарлотта. Я говорил Шарлотте, что для нее найдется место в замке лорда Кирксайда, но она не захотела меня слушать, помогла миссис Мак-Ичерн подняться на «Файркрест» в стояла неподвижно на палубе с той минуты, как мы подняли якорь. Она была погружена в глубокое раздумье, а это наводило меня на размышления о трудностях, которые ждут нас впереди. Дядюшки Артура не было с нами. Дядюшка Артур вкушал райское блаженство, сидя у камина в курительной комнате замка Даб-Сгейр, потягивая виски лорда Кирксайда и описывая свои подвиги затаившей дыхание аристократии. Если мне повезет, он, возможно, и назовет мое имя пару раз, чтобы придать больший размах своему эпосу. С другой стороны, может и не назвать.

Миссис Мак-Ичерн не заботилась о райском блаженстве, оно и так было при ней всегда, и эта бодрая подвижная старушка улыбалась и улыбалась, и улыбалась всю дорогу до самого острова Эйлен-Оран. Надеюсь, старый Дональд Мак-Ичерн догадается сменить рубашку к ее возвращению.