"Тайна черного янтаря" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)

18

Дом оказался очень древним. Это был один из ныне запрещенных для строительства деревянных домов старого Стамбула. Годы и ненастья придали ему серовато-коричневый цвет. Вдоль него шел очень узкий тротуар, по которому мог пройти только один человек. Кроме подвала, в доме было три узких, высоких этажа. Начиная со второго этажа, над тротуаром нависали два старомодных, типично турецких балкона, похожих на висящие в воздухе караульные будки.

Майлс Рэдберн замешкался в дверях, но Мюрат толкнул его и жестом велел Трейси идти вперед. Вход был темный, неосвещенный, в подъезде пахло затхлыми продуктами. Наверх вела крутая деревянная лестница. Они поднялись на третий этаж по скрипящим ступенькам. Там Мюрат что-то крикнул, и в темноте открылась дверь, ослепив их утренним солнечным светом.

В двери стоял Хасан. У парня вообще был такой вид, словно он в ту ночь если и спал, то очень мало. Хасан почтительно поздоровался с доктором Эримом. Если столь ранний визит и удивил его, то он ничем не выдал своего удивления. Хасан молча отошел от двери, пропуская гостей в единственную комнату, где он жил. Очутившись в маленькой, ярко освещенной солнцем комнатке после темной лестницы, Трейси растерялась и быстро замигала.

Большую часть пространства занимала неубранная кровать. Рядом с окном, через которое в комнату лился солнечный свет, стоял стол, заваленный книгами. У стены виднелась изразцовая печь, судя по холоду, нерастопленная.

Мюрат заговорил с молодым человеком, глядя на него неодобрительно. Говорил он по-английски, видимо, специально для того, чтобы Майлс и Трейси тоже поняли его.

– Ты плохо исполнил мою просьбу, Хасан-эффенди. Я попросил тебя охранять тайник, доверил важное дело, а ты подвел меня и уснул. Поэтому мне пришлось исправлять твою ошибку.

Хасан перестал улыбаться.

– Я не уснул, эффенди, – возразил он. – Я не покидал дворец султанши Валиды и не смыкал глаз. Я следил за тайником, как вы и велели.

Самая лучшая тактика, когда имеешь дело с преступниками, – поссорить их, подумала Трейси и внезапно вмешалась в разговор:

– Я своими глазами видела, как вы вчера спали на веранде во дворце султанши Валиды, Хасан-эффенди. Вы спали так крепко, что не слышали даже моих шагов.

– Спасибо, мисс Хаббард. – Мюрат Эрим отвесил ей насмешливый поклон и, грозно нахмурившись, повернулся к Хасану. – Я бы на твоем месте не стал лгать.

Мы собираемся вернуться в яли, и ты будешь сопровождать нас. Этого хочет твой отец. Возможно, мы предоставим тебе возможность загладить свою вину.

Хасан покорно кивнул головой, а когда Мюрат повернулся к Майлсу, сын Ахмета бросил на Трейси довольно загадочный взгляд. Она ожидала увидеть в нем раздражение, однако увидела чуть ли не удовлетворение.

– Необходимо, чтобы вы ясно поняли, мистер Рэдберн, – сказал Мюрат, – что вашей преступной деятельности пришел конец. Отныне все будет так, как я захочу. Любое сопротивление с вашей стороны может привести к плачевным для вас результатам. Вы понимаете, что я вам говорю?

– Кажется, начинаю понимать, – кивнул Майлс. Мюрат жестом приказал Хасану спускаться первым, а Рэдберну и Трейси следовать за ним. Когда они дошли до машины, Майлса посадили за руль. Мюрат сел рядом, а Хасан и Трейси устроились на заднем сиденье. Хотя движение через мост возобновилось давно, нескончаемая вереница машин по-прежнему двигалась с черепашьей скоростью.

Под сурдинку городского шума Хасан тихо сказал Трейси:

– Спасибо, эффенди, за то, что сказали доктору о моем сне.

Трейси удивленно уставилась на юношу, пытаясь прочитать хоть что-то в его карих глазах и на лице, которое так хмурилось, когда он разговаривал с Нарсэл. Гнев уступил место, казалось, совершенно беспричинному веселью.

– Но вы же сказали Мюрату, что не спали. Почему же вы радуетесь тому, что я опровергла вас?

– Я знал, что доктор не поверит мне, – объяснил Хасан. – Вы подтвердили, что я спал. Это как раз то, чего я хотел.

Это объяснение показалось Трейси чересчур сложным в своей алогичности и непонятным, и она замолчала. Когда они переехали через мост и направились к парому для машин, Хасан вновь заговорил с ней:

– Я хотел бы поблагодарить вас и за то, что вы подружились с Нарсэл. Это хорошо. Я лично обещаю позаботиться, чтобы вам не было сделано ничего плохого, как бы ни разворачивались дальше события.

Доброжелательность этого молодого человека, который вначале так неодобрительно относился к ней, поразила Трейси, но она решила, что просто примет ее к сведению, и все, сейчас не время задавать вопросы.

– Я боюсь не за себя, – быстро покачав головой, сказала она. – Что Мюрат собирается делать с Майлсом?

Лицо Хасана нахмурилось.

– Этот человек получит по заслугам.

– Но почему? Что он сделал? – настаивала Трейси. – Почему Мюрат?..

– Вы произнесли мое имя? – спросил с переднего сиденья доктор Эрим.

– А почему бы и нет? – ответила Трейси вопросом на вопрос. – Я хочу знать, что происходит? Почему нас везут обратно в яли, как заключенных?

– Это вы скоро узнаете, – пообещал Мюрат. – Хватит разговоров. К сожалению, вы не слишком-то осмотрительно выбираете себе друзей, и пришло время расплачиваться за совершенные вами ошибки. Так же как вашей сестре пришлось расплачиваться за ее ошибки.

После этих слов в машине воцарилось молчание. Во время недолгого плавания по Босфору все оставались в машине. Вокруг находилось множество людей, спешащих на работу, но среди них не было ни одного человека, к которому иностранцы могли бы обратиться за помощью. Майлс не терял бдительности, но и не предпринимал никаких шагов. На анатолийском берегу машин оказалось меньше, и он увеличил скорость, уверенно ведя машину. Что бы ни ожидало их в яли, Майлс Рэдберн был готов даже к самому страшному, он сохранял спокойствие и уверенность, и Трейси это ободряло.

Нарсэл ждала их у дома. Она мимоходом улыбнулась Хасану, но постаралась не смотреть ни на Майлса, ни на Трейси.

– Ахмет-эффенди уже вернулся, – сообщила она. – Все готово.

– Где Сильвана? – спросил Мюрат. Нарсэл показала глазами в сторону киоска.

– Она завтракает у себя.

– Хорошо, – кивнул доктор Эрим. – Тогда пошли в киоск. Пора узнать правду.

По пути из тени верхнего салона выскользнул Ахмет, откуда он, очевидно, следил за ними, и присоединился к процессии.

В комнате Сильваны Нарсэл опасливо держалась позади всех, как будто хотела предоставить все самое неприятное другим. Она ни разу не встретилась взглядом с Трейси. Ахмет бросил на сына быстрый, почти насмешливый взгляд, и Трейси заметила, что молодой человек виновато опустил глаза.

Миссис Эрим, казалось, удивило неожиданное вторжение, но она продолжала спокойно пить кофе с булочками. При виде Майлса Рэдберна ее глаза сверкнули гневом, она собралась было заговорить с ним, но Мюрат опередил ее:

– Давайте не будем напрасно тратить время. Я задержал вашего сообщника, когда он собирался покинуть страну и оставить вас одну расхлебывать последствия.

Сильвана вздрогнула, но тут же постаралась взять себя в руки и сказала:

– Что за чушь? Какого сообщника? В чем сообщника?

– Не тратьте силы понапрасну. Вам меня не обмануть, – сурово сказал ей Мюрат. – Нам про вас известно все. Где самовар?

Трейси впервые огляделась по сторонам и только сейчас обратила внимание на отсутствие знакомого блеска начищенной меди.

– Зачем вам самовар? – еще раз удивилась Сильвана. – Этим утром я решила избавиться от него. Я выброшу его в Босфор с причала. Этот самовар на самом деле несет в себе зло, и он доставил мне немало неприятностей. Все… все несчастья, свалившиеся на этот дом, принес он, этот роковой самовар. – Она посмотрела на Майлса. – То, что ты увидел меня такой, как изобразил на портрете, тоже его вина!

Мюрат проигнорировал эту вспышку.

– Что вы с ним сделали? Немедленно отвечайте, где самовар?

– Мне не нравится ваш тон, – заявила Сильвана. – Самовар стоит в углу… я спрятала его подальше, чтобы не видеть себя в его кривом зеркале.

Ахмет подошел к тому углу, на который указала Сильвана, и достал из-под горы шарфов и диванных подушек самовар.

– Откройте его и разберите, Ахмет-эффенди! – приказал Мюрат.

Старик снял медную трубу и другие части. Наконец показались внутренности самовара. Мюрат сам подошел к самовару и сунул руку внутрь. Через несколько секунд он достал оттуда туго набитый полиэтиленовый пакет, похожий на пачку соли. Только лежала в нем не соль. Доктор Эрим насыпал немного белого порошка себе на ладонь и протянул ее Сильване.

– В пакете примерно с килограмм этого белого порошка. Чуть больше двух фунтов чистого героина. Теперь вы убедились?.. Мы все знаем. У нас имеются убедительные доказательства. Мы знаем, что вы переправляли за границу героин, пряча его в сувенирах и товарах, которые делали крестьяне. Знаем, кто вам помогал. Ваш помощник – мистер Рэдберн. Вам удалось сделать сообщницей также и его жену Анабель, а когда миссис Рэдберн стало трудно контролировать из-за ее пристрастия к наркотикам, вы избавились от нее. Потом привезли сюда и ее сестру. Вы – чудовище.

Вот теперь Сильване Эрим было не до того, какое впечатление она производит: в ужасе она открыла рот. Казалось, она вообще лишилась дара речи и так растерялась, что не сумела бы, наверное, устоять на ногах, если бы не сидела на диване.

– Мы знаем все, что необходимо знать, – безжалостно продолжал Мюрат, – чтобы предать вас суду. – Мы знаем, что вы перестали доверять своему сообщнику и что он попытался сегодня бежать, опасаясь предательства с вашей стороны.

Тут Майлс Рэдберн не выдержал и перебил его.

– Все это чудовищная ложь! – выкрикнул он, делая шаг к доктору Эриму, но Хасан тут же с угрожающим видом подошел к нему.

Трейси бросила взгляд на Нарсэл. Девушка вжалась в стул, как будто хотела отгородиться от всего, что происходило в этой комнате.

Мюрат не обратил ни малейшего внимания на вспышку Майлса.

– Видите, у нас достаточно улик, чтобы на долгие годы засадить вас за решетку, – обратился он к Сильване.

– Может, мне прямо сейчас отправиться в полицию, доктор? – с фальшивым участием поинтересовался Хасан.

Несмотря на угрозу Мюрата, Трейси очень сомневалась, что они обратятся в полицию. Угроза вызвать полицию была просто очередной уловкой, направленной на то, чтобы заставить Сильвану сдаться.

Доктор Эрим покачал головой.

– Пока не стоит. Может, мы найдем компромисс. Я не хочу, чтобы мой дом был опозорен, не хочу, чтобы была сведена на нет моя научная работа на правительство. Мне нужно только одно: чтобы Сильвана отказалась от состояния моего брата. Если она письменно согласится вернуть все, что ей не принадлежит, мне и моей сестре, я отпущу ее.

Майлс вновь не сдержался.

– Вы хотите сказать, что, даже несмотря на то, что Сильвана занимается контрабандой наркотиков, вы отпустите ее и позволите ей беспрепятственно покинуть страну? Чтобы она могла заниматься своими грязными делами где-нибудь в другом месте?

– Очень странно слышать такие вопросы из ваших уст, – язвительно заметил Мюрат. – Мне совершенно наплевать, чем она будет заниматься где-то там, лишь бы она занималась этим не в моем доме. Этого наказания, по-моему, будет достаточно. Я ждал этой минуты очень долго. Недавно вновь появился условный сигнал – черный янтарь. В безлунную ночь к развалинам дворца пристала лодка. Думаете, мне неизвестно это, Сильвана? Много раз, когда светила луна, я следил за Босфором, но ничего не происходило. На этот раз я отправился в развалины и нашел там Ахмета-эффенди, моего доброго и верного Ахмета. Он тоже не спал в ту ночь. Ахмет рассказал мне, что незнакомые люди снесли на берег ящик и спрятали его в дыре в полу дома. Когда они уехали, он открыл его и нашел необработанный опиум, из которого Сильвана делает героин и переправляет за границу.

Сильвана протестующе вскрикнула, но Мюрат жестом заставил ее замолчать.

– Вчера ночью, когда я пришел к Ахмету-эффенди, ящик был уже пуст. Я послал Ахмета в дом, а сам тем временем проверил все. В яли Ахмет-эффенди попытался взять кое-что из товаров, которые Сильвана собиралась отправить в Америку. Он хотел посмотреть, не спрятан ли в них героин. Он также захватил рисунок со старинной турецкой каллиграфией, в котором было зашифровано послание. Конечно, мистер Рэдберн рассердился, когда увидел, что пытается сделать Ахмет-эффенди. Может, вы, мисс Хаббард, помогаете этим двум людям… может, вас используют так же, как использовали вашу сестру?

– Но ведь это все просто смешно! – вскричала Трейси.

Мюрат продолжил, будто не слышал ее выкрика:

– Теперь вы видите, что мне все известно. Ахмет, Хасан, Нарсэл и я, мы вчетвером действовали совместно, чтобы разоблачить эту женщину и ее сообщников. И вот настало время положить конец преступлениям, которые они творили в этом доме.

Сильвана начала подниматься с дивана, но Хасан подошел к ней и довольно грубо толкнул обратно. Он все время проявлял повышенную активность, очевидно желая вернуть расположение и доверие Мюрата Эрима. Ахмет-эффенди тотчас же по-турецки упрекнул сына. Не обращая внимания на неудовольствие Мюрата, старик сам подошел к Сильване и почтительно обратился к ней, стараясь успокоить. Он не забыл, что она была любимой женой господина, которому он был так предан.

Мюрат раздраженно вздрогнул, но не остановил пожилого дворецкого.

– Мне кажется, вы упустили один момент, доктор Эрим, – спокойно заметил Майлс, который взял себя в руки. – У нас с вами, похоже, была одна цель, хотя мы и не понимали этого. Вы никогда не задумывались над тем, зачем я остался здесь после смерти своей жены? Неужели вам никогда не приходило в голову, что я остался здесь для того, чтобы узнать правду?

Мюрат бросил на него победоносный взгляд. Он специально спровоцировал Майлса на этот вопрос, подумала Трейси с растущим ужасом, спровоцировал злобными словами против Анабель, которую Мюрат сам какое-то время любил. Трейси понимала, что Мюрату могло быть, в общем-то, безразлично, участвовал ли Майлс в контрабанде наркотиков или не участвовал. Главное для него было причинить вред Рэдберну.

– Тихо! – остановил он Майлса. – Я больше не желаю слушать ваших лживых оправданий! Как только я закончу с Сильваной, наступит и ваша очередь, мой друг. А пока вы отправитесь в одну из пустых комнат на этом этаже и останетесь там. Хасан-эффенди… охраняй его как следует!

К ужасу Трейси, Мюрат Эрим достал из кармана куртки пистолет и протянул Хасану. Молодой человек с довольным видом взял оружие и жестом приказал Майлсу выйти из комнаты.

Мюрат не стал дожидаться, когда они уйдут. Он немедленно повернулся к сестре.

– Документы, которые должна подписать Сильвана, готовы?

Нарсэл взяла с коленей папку с бумагами. Глаза Сильваны оставались пустыми, они странно блестели, будто она не совсем понимала, что происходит. Ее пальцы не смогли удержать ручку, которую Мюрат попытался сунуть ей в руку. Ахмет и Нарсэл молча наблюдали. На какое-то время все, казалось, забыли о Трейси Хаббард.

А Трейси все это время стояла около двери. Она выскользнула из комнаты вслед за Хасаном и Майлсом. Девушка видела, как Майлс и Хасан прошли через салон и как Хасан завел Майлса в пустую комнату. Сын Ахмета-эффенди остался стоять у двери с пистолетом в руке, повернувшись спиной к Трейси.

Трейси бегом спустилась по лестнице, пробежала мимо испуганной Халиды и выскочила в сад. Она не знала, что делать дальше… Ей только хотелось убежать, пока никто не вспомнил о ней и пока ее тоже не заперли в какой-нибудь пустой комнате.

Увидев знакомую тропинку, девушка побежала мимо деревьев, на которых уже начали распускаться первые листья. Она выбежала через боковые ворота на дорогу, но направилась не к развалинам дворца султанши Валиды, а в противоположном направлении – в деревню. Там она надеялась найти помощь. Может, удастся отыскать телефон и позвонить в Стамбул… или хотя бы в местную полицию.

Обдумывая на бегу план действий, Трейси быстро поняла всю их бессильность. Незнание турецкого языка было непреодолимым препятствием. Она не получит в деревне помощи, потому что никто просто не поймет ее.

Кроме того, она не знала, не оставил ли Мюрат про запас еще какое-нибудь доказательство вины Сильваны. Не знала она, и как далеко он может зайти, чтобы обеспечить молчание Майлса. В его словах, вне всяких сомнений, крылась угроза. Для всех них ставки в этой игре были чрезвычайно высоки. Эримы очень хотели избавиться от Сильваны и завладеть состоянием старшего брата. Все они, даже Хасан-эффенди, на образование которого не нашлось денег после смерти старшего Эрима, получали выгоду от удаления Сильваны. При других обстоятельствах Нарсэл могла бы стать союзницей, к которой Трейси могла обратиться за помощью, но сейчас она, несомненно, сделает то, что ей прикажут брат, Ахмет и Хасан. К тому же Нарсэл тоже могла получить немало после того, как Сильвана покинет дом. Еще вчера Трейси дразнила и насмехалась над ней, желая заставить действовать, потому что верила, что для этого нужен только толчок, но сейчас эта надежда полностью угасла.

Только Трейси Хаббард могла сейчас остановить то, что происходило, но она абсолютно не знала, что делать.

Чем больше Трейси вспоминала подробности разыгравшейся сцены, тем сильнее сомневалась в вине Сильваны Эрим. Она быстро шла по дороге и снова и снова прокручивала эту сцену в уме, как фильм, который можно было по желанию вернуть в нужное место и прокрутить пленку столько раз, сколько хочется. Интуиция подсказывала ей, что в этом фильме что-то было не в порядке и со звуком, и с изображением. Постепенно интуитивное ощущение перешло в уверенность. Все было фальшиво! И не только потому, что Мюрат несправедливо обвинил Майлса вместе с Сильваной… Не хватало какого-то важного звена в логической цепи объяснения преступных целей Сильваны. Сильвана была неподдельно шокирована обвинением.

И было, как ни странно, что-то очень жестокое в опущенных глазах Нарсэл и ее неловкости и, несомненно, в победном гневе Мюрата. Однако за всем этим она не видела лица зла. Того лица, которое Майлс изобразил в отражении самовара.

Трейси наконец добралась до деревни, расположенной на самом берегу Босфора. Наверное, сегодня был базарный день. На многочисленных лотках продавались фрукты и овощи, одежда и множество других товаров. Девушка шла по главной улице, а ее наперебой зазывали продавцы, громко расхваливавшие свои товары. В другой день она бы обязательно остановилась, но сейчас ей было не до этого. В спешке девушка в конце концов чуть не наступила на одну из бездомных кошек, которые в несметном количестве наводняют улицы турецких деревень и городов. Кошка сердито зашипела и отпрыгнула в сторону.

Выбравшись наконец с оживленного базара, Трейси нашла невысокую каменную стену, на которой можно было спокойно посидеть и погреться на солнышке. Необходимо что-то делать. После того, что она видела в киоске, Трейси уже не верила в вину Сильваны. Она вспомнила почтительность и мягкость, с которыми разговаривал с Сильваной Ахмет-эффенди, и поняла, что он тоже сомневается в ее вине. Теперь ей стало ясно и то, что Майлс нарисовал вовсе не Сильвану, а некий символ преступного зла, но Сильвана не могла олицетворять это зло.

Тогда чье же лицо скрывается за маской? Кто так жестоко и цинично заставил Анабель вернуться к наркотикам, кто автор этих злых шуток, запугивавший ее и в конце концов подтолкнувший к самоубийству? Трейси пока не могла разглядеть это лицо. Маска по-прежнему была на месте, а лицо за ней оставалось невидимым. Но не может быть, чтобы не существовало способа сорвать маску и открыть правду! Как… как это сделать?

Неожиданно рядом раздалось негромкое жалобное мяуканье, и Трейси испуганно повернулась. Белая кошка запрыгнула на стену и вопросительно посмотрела на нее. Она была очень похожа на бедную Ясемин, хотя, пожалуй, чуть покрупнее и не такая ухоженная. Зато той же породы, и глаза у нее были такими же зелеными, как глаза кошки Анабель.

Когда Трейси осторожно протянула руку, кошка не отпрыгнула в испуге. Она вела себя более дружелюбно, чем Ясемин, и через несколько секунд подошла и потерлась головой о руку Трейси. Девушка нежно погладила грязную шерсть и с минуту ласково разговаривала с ней. Кошка, правда, вопросительно подняла голову, словно впервые слышала ласковые слова от человека. Однако дружелюбный и общительный характер победил. Скоро она удобно устроилась на коленях у Трейси и довольно заурчала.

В голове у Трейси стал рождаться план. Кажется, судьба дает ей в руки способ, как сорвать маску с преступника. Оставался еще шанс… правда, дикий и фантастический, но это был шанс, и им нельзя было пренебрегать, потому что он – последний. Трейси нагнулась над маленьким белым существом, свернувшимся в клубок у нее на коленях.

Кошка позволила девушке взять себя на руки и тут же доверчиво прижалась к плечу человека. Трейси пошла обратно в яли.

Она плохо знала нрав турецких кошек. Они бегали повсюду, их вечно прогоняли из ресторанов и кафе. Но если эта кошка не была бездомной и она похитила чье-то домашнее животное, поднимется скандал, и ей нечего будет сказать в свое оправдание. Поэтому Трейси старалась держаться подальше от главной улицы и оживленного базара. Девушка не сомневалась, что кошка легко найдет сама дорогу домой после того, как она отпустит ее.

Выйдя на дорогу, Трейси пошла быстрее, и кошка пару раз выпустила когти, хотя и нерешительно, и слегка поцарапала ее плечо. Трейси успокаивала ее и шла дальше, не замедляя шага. У ворот она сунула ее под пальто, где животное быстро согрелось и успокоилось.

Не заходя в киоск Сильваны, Трейси направилась прямо в яли, не встретив никого по дороге. Она поднялась в салон второго этажа и поняла, что, кроме нее, в доме никого нет. Должно быть, все сейчас находились в киоске на холме. План Трейси заключался во встречах с каждым из участников разыгравшейся драмы, и это необходимое условие делало весь план крайне сомнительным. Как, например, ей сейчас увидеться с Сильваной?

Оставалось только ждать. Рано или поздно на ее отсутствие обратят внимание, и искать ее в первую очередь придут в яли. Трейси положила белую кошку на колени, спрятав в складках пальто. Она шептала ей ласковые слова и нежно гладила. Кошка лежала зажмурившись и довольно урчала.

Сидя в огромном салоне, Трейси прислушивалась к скрипам, наполнявшим дом. Из угла невесело смотрела высокая изразцовая зеленая печь. В комнате было холодно и сыро, хотя за окнами и светило яркое солнце.

В мраморном коридоре внизу раздались шаги, кто-то начал подниматься по лестнице. Трейси выпрямилась в ожидании и учащенно задышала. Ее рука непроизвольно напряглась вокруг теплого комочка, удобно устроившегося у нее на коленях. Конечно, вспомнив о ней, они выбрали для дипломатической миссии Нарсэл. Трейси еще раз проверила, чтобы кошка была спрятана под пальто, и приготовилась к первой встрече.

Нарсэл вышла из-за поворота, увидев спокойно сидящую Трейси, она растерялась, остановилась, глаза ее забегали… Нетрудно было догадаться, что ее терзает чувство вины по отношению к гостье. Если бы только удалось использовать эту вину и сыграть на ней…

– Мой брат хочет поговорить с вами, – негромко сообщила Нарсэл.

– Пусть придет сюда и скажет, что хочет, – твердо ответила Трейси. – Мне надоело выполнять чьи-то приказы. Я не сделала ничего плохого, и я не заключенная в этом доме. Или я ошибаюсь?

Нарсэл тяжело вздохнула.

– Лучше будет, если вы сделаете, как велел Мюрат. Он рассердится, если я вернусь без вас.

– Это ваша проблема, – смело парировала Трейси. – А может, вы собираетесь отвести меня к нему силой?

Трейси вызывающе развалилась на стуле. Она не думала, что Нарсэл попытается отвести ее в киоск силой. Она останется в салоне и заставит их приходить сюда всех по одному. Только бы это оказалось возможно!

Нарсэл сделала нерешительный шаг по направлению к ней, но в этот самый миг кошка громко мяукнула, потому что Трейси непроизвольно крепко сжала ее. Турчанка вздрогнула и замерла как вкопанная.

– Что это? – удивилась она. Настал момент первого испытания.

– Ну, конечно же, это Ясемин, – ответила Трейси и распахнула пальто.

Белая кошка села и посмотрела на Нарсэл своими зелеными глазами. Потом освободилась от руки Трейси и прыгнула в воздух. Нарсэл словно приросла к одному месту, и Трейси увидела у нее на лице суеверный страх. Потом сестра доктора Эрима попятилась, чтобы освободить кошке дорогу, и вскрикнула.

Трейси чуть не задохнулась от неожиданности: именно это, искаженное злостью, жестокое лицо изобразил Майлс Рэдберн в отражении самовара на портрете Сильваны Эрим.

Трейси облизнула языком пересохшие губы и перешла в наступление.

– Неужели вы надеялись, что сумеете дважды заставить умереть Анабель? Неужели тешили себя надеждой, что она не вернется, чтобы разоблачить вас? До самой смерти вам не загладить зло, которое вы сделали!

Но Нарсэл уже пришла в себя и яростно замахала руками на белую кошку. Ее глаза дико блестели.

– Это не Ясемин! – закричала она.

– Конечно, не Ясемин, – мягко согласилась Трейси. – Как это может быть Ясемин? Вы утопили кошку Анабель и оставили ее труп так, чтобы я нашла его и испугалась. Вы надеялись, что испугаете меня и заставите уехать, да? Это вы разыгрывали все эти злые шутки с Анабель и потом со мной! С Анабель потому, что она поняла, чем вы занимаетесь, и знала, что это не Сильвана и не ваш брат Мюрат, которого вы так цинично использовали. Это вы давали Анабель наркотики, чтобы она молчала. С помощью героина вы могли какое-то время контролировать ее, не так ли? Вам удалось даже настроить ее против Майлса. Но как вам удалось толкнуть ее на самоубийство? Можете теперь рассказать это, Нарсэл, потому что все остальное я уже знаю.

Глаза Нарсэл Эрим продолжали яростно блестеть. Она опустила ресницы и постаралась взять себя в руки.

– Мы не можем здесь разговаривать. Если хотите, чтобы я ответила на ваши вопросы, пойдемте ко мне.

Нарсэл осторожно обошла кошку и направилась в свою спальню. Долю секунды Трейси колебалась. Конечно, безопаснее оставаться в салоне, но сейчас, когда она знала, от кого исходит опасность, она не слишком боялась турчанки. К тому же ей еще так многое нужно узнать. Пока у нее не было доказательств, чтобы убедить остальных в вине Нарсэл. Трейси нагнулась за кошкой и пошла вслед за девушкой в ее спальню.

Трейси впервые попала в спальню Нарсэл Эрим. Комнатка была заставлена массивной мебелью из черного ореха, окна закрывали плотные шторы, не пропускающие солнечного света. Трейси растерянно замигала в полумраке, пытаясь сориентироваться. Нарсэл быстро подошла к комоду и достала из него какой-то предмет, завернутый в платок. Потом повернулась и с нескрываемой злобой посмотрела на Трейси Хаббард.

– Вы такая же дура, как и ваша сестра! – прошипела она. – Как я вас презираю! Вы только и делали, что твердили мне, будто я робкая и меня так легко подчинить… будто любой, кому не лень, может помыкать мной. Это мной-то, которая сама всеми распоряжается и командует! Это я использую всех и заставляю выполнять мои желания. Они далеко не так умны, как воображают о себе. Мюрат верит только в то, во что я ему позволяю верить. Сильвана, как последняя дура, попадается в каждую ловушку, которую я ставлю. Хасан ползает передо мной на коленях и готов сделать ради меня все, что угодно. Он любит меня… а я не отнимаю у него иллюзию, что во всем слушаюсь его. Конечно, это я придумала шифр и пририсовала несколько безобидных с виду штрихов и черточек. Теперь мне придется расправиться с вами… со второй глупой Анабель!

Нарсэл сдернула платок с предмета, который держала в руке, и Трейси увидела его. Он казался олицетворением не только зла, но и самой смерти. И все же, как ни странно, Трейси не боялась. С неожиданной ясностью она увидела себя как бы со стороны. Она Трейси Хаббард, а не Анабель Рэдберн, и не сядет в лодку, с которой не сможет справиться, как сделала ее до смерти перепуганная сестра. Ее заставила пойти на это смерть, таящаяся в руках Нарсэл. Она вспомнила слова Майлса: «Десятая часть грамма чистого героина способна убить человека». Анабель была, наверное, убеждена, что ей не избежать смерти, и у нее не хватило сил и смелости, чтобы бороться.

Трейси с удивлением обнаружила, что волнение придает ей необъяснимую уверенность в своих силах. Она знала, что всего в нескольких дюймах от нее находится смерть, но даже не шелохнулась. Сейчас Трейси могла рассчитывать только на свои собственные силы. Только на себя… «цельную натуру», как сказал Майлс.

Дверь в комнату осталась открытой, но Нарсэл, конечно, не позволит ей бежать. Если только Трейси попытается открыть рот и позвать на помощь, последует смертельный укол. Но у нее оставалось последнее оружие – слова. Слова были ее последним шансом на спасение.

– Знаете, Анабель рассказала мне о черном янтаре, – спокойно сказала она Нарсэл. – Он был сигналом, не так ли? Когда появлялся черный янтарь, это означало, что по Босфору прибывает очередная партия опиума…

Нарсэл настороженно смотрела на американку. Трейси поняла, что она вовсе не была полностью уверена в победе, несмотря на оружие в своих руках.

– Скорее всего Хасан подкладывал вам среди множества четок четки из черного янтаря, чтобы вы знали, когда следует встречать груз, – продолжила Трейси. – И это вы, естественно, забрали ящик с опиумом из развалин.

На какое-то мгновение в глазах Нарсэл мелькнуло удивление.

– Мой глупый брат поручил Хасану охранять опиум, чтобы выяснить, кто придет за ним. Как весело мы смеялись над ним! Хасану пришлось всего лишь несколько часов поспать, и Мюрат подумал, что Сильвана забрала опиум во время его сна. На самом деле мы с ним сами забрали опиум, когда были готовы. Из Сильваны вышла отличная приманка, и мы легко убедили Мюрата в ее вине, спрятав героин в самоваре.

– Да, вы всех использовали очень ловко, Нарсэл, – согласилась Трейси. – Но все же действовали недостаточно умно.

Турчанка сделала шаг вперед, и Трейси предупреждающе воскликнула:

– Не подходите ко мне, если не хотите, чтобы вам было еще хуже. Смотрите, не ошибитесь… Не думайте, что я такая же, как Анабель. У вас не хватит смелости использовать эту штуку против меня. У вас всегда под рукой находился человек, который делал за вас грязную работу… за которого вы бы могли спрятаться. Но вы остались одна. И вы сами должны сделать это, Нарсэл. Только я очень сомневаюсь, что вы сможете убить человека.

Глаза Трейси уже немного привыкли к полумраку спальни, и она могла более ясно видеть лицо Нарсэл: широко раскрытые глаза, дрожащие губы…

– Вы позорите всех турецких женщин! – принялась насмехаться Трейси Хаббард. – Как хорошо, что они не такие, как вы! Торговля наркотиками, обманы, интриги и готовность убивать!..

Кошка у нее на руках шевельнулась, но Трейси по-прежнему прижимала ее к себе, не обращая внимания на острые когти, которые царапали ее.

– Анабель вовсе не собиралась кончать жизнь самоубийством! – крикнула Трейси. – Просто в какой-то момент у нее не хватило ума и силы воли бороться с вами вместо того, чтобы бежать. Любой человек, который будет с вами бороться, победит вас. Это вы, Нарсэл, глупы и слабы.

Нарсэл Эрим издала какой-то странный, хриплый крик и бросилась на Трейси, но американка ждала этого момента. Она бросила кошку прямо в лицо Нарсэл и выскочила из комнаты. За ее спиной послышались испуганные крики и громкое мяуканье.

По лестнице бегом поднимался Майлс Рэдберн. Он вбежал в комнату мимо Трейси и наступил на шприц, лежащий на полу. Белая кошка молнией вылетела из комнаты и пронеслась через салон. С Нарсэл была истерика. Она упала на стул, громко выкрикивая проклятия, каждое слово которых выдавало ее с головой. По лестнице поднимался еще кто-то. Трейси увидела размахивающего пистолетом Ахмета, который гнался за Майлсом. Она вскрикнула, стараясь предупредить Рэдберна, но тот даже не повернулся.

– Вот та женщина, которая предала вашего сына, – сказал Майлс Рэдберн, когда Ахмет-эффенди вбежал в спальню. – Она вам расскажет все, что вы захотите узнать.

Ахмет застыл в дверях. Сейчас он выглядел старше, чем всегда, и как бы еще больше сморщился в своем поношенном костюме.

– Лучше отведите ее к доктору Эриму, – сказал Майлс. – Ему теперь придется посмотреть правде в глаза и убедиться в том, кто настоящий преступник.

Ахмет сунул пистолет в карман и подошел к Нарсэл. Девушка не сопротивлялась, когда он взял ее за руку.

После их ухода Майлс вывел Трейси из тесной сумрачной спальни Нарсэл и отвел на пустой третий этаж. Ее начала бить дрожь.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил Майлс. – Она ничего тебе не сделала?

– Все в порядке, – успокоила его Трейси. – Кошка… если бы не кошка…

Майлс крепко обнял ее.

– Не говори об этом. Все позади!

– Но у Хасана был пистолет. Как тебе удалось выбраться из комнаты?

– Ахмет далеко не дурак. Наверное, у него тоже возникли кое-какие подозрения. Он хорошо знает Сильвану. Он, как и я, правильно решил, что ее растерянность говорит не о вине, а об испуге. Мюрат, очевидно, искренне верил в вину Сильваны и поэтому не мог сам быть виновным. Поэтому оставалась только Нарсэл. Когда Мюрат послал ее поискать тебя, Ахмет взял все в свои руки. Он потребовал оружие у Хасана, и тот покорно отдал пистолет отцу, не подозревая, что он собирается делать. Ахмет велел мне идти за Нарсэл. Хасан, конечно, не захотел выпускать меня. Произошла драка, и сейчас о молодом человеке можно какое-то время не беспокоиться. Я еще никогда в жизни так быстро не бегал.

– Ты был мне нужен, и ты пришел! – рыдая, пробормотала Трейси, уткнувшись ему в плечо и не понимая, как смешно и нелепо звучали ее слова.

Майлс рассмеялся.

– Какое там «нужен»! Ты прекрасно справилась со всем сама, моя храбрая девочка!

Он отстранил Трейси от себя, чтобы взглянуть на нее, и не очень мягко потряс за плечи. Девушка перестала рыдать и дрожать, глубоко вздохнула и наконец взяла себя в руки.

– Ну, теперь ты знаешь, кто ты такая? – спросил Майлс Рэдберн.

Трейси кивнула.

– Я не Анабель. Я совсем не Анабель Рэдберн. И у меня окончательно исчезло всякое желание быть похожей на нее. Ты преподал мне хороший урок.

– Ты сама всему научилась, – покачал головой Майлс. – Ну а теперь, после всего этого, мы, может, все-таки закончим книгу об истории турецких мозаик?

– Здесь? – изумилась девушка.

– Конечно, не здесь. Ты поможешь мне собрать материал, и мы вернемся в Нью-Йорк. И учти: я тебя больше не выпущу из виду. Мне ни за что не удастся вернуться к живописи до тех пор, пока мы не поженимся.

Трейси вздохнула. Она не стала спорить. А разве могло быть иначе? – хотя она до сих пор еще не полностью в это верила. Ей придется привыкать к мысли, что она будет женой Майлса Рэдберна, но она уже знала, что привыкнет быстро.

– А что ты будешь писать? У тебя уже есть планы? – поинтересовалась она.

– Наводящий вопрос. Конечно, тебя. – Рэдберн нагнулся и поцеловал ее. – Ты будешь позировать без всяких самоваров со странными отражениями… я не хочу опять ошибиться. У тебя в волосах будет солнце, на блузке эта булавка-перо, а в ушах – клипсы из слоновой кости. Ты будешь сидеть, выставив подбородок, с упрямым выражением на лице… и я вложу в твой портрет всю свою любовь и нежность.

Трейси весело улыбнулась. Она была уверена, что на этом портрете не будет двух вещей. Во-первых, ощущения своей вины перед Анабель, с которым она жила до сих пор, с ней останутся только счастливые воспоминания об Анабель, которые будут навеяны булавкой. И во-вторых, на портрете не будет четок из черного янтаря. Грозные предупреждения закончились, и духи Босфора успокоились, по крайней мере, в отношении ее и Майлса.

Трейси Хаббард радостно вернула поцелуй. Не выпуская девушку из объятий, Майлс Рэдберн повел ее в свой кабинет, где их ждала работа – последняя в Турции.