"Коррумпированный город" - читать интересную книгу автора (Макдональд Росс)

Глава 11

Я шагал по тротуару - три полосы широких бетонных квадратов, проложенных вдоль зеленых лужаек, - миновал пять или шесть кварталов, протянувшихся поперек треугольника общественного парка, и неожиданно опять оказался в районе трущоб. Казалось, они слились в полукруг, охвативший центр города, как будто деньги, сосредоточенные в центральных банках и деловых конторах, были выброшены центробежной силой и, пролетев над обветшавшими районами вокруг центра, попали на периферию, обогатив ее. Тут больше не встречались зеленые лужайки и деревья. Тесно стоящие жилые дома надвинулись на улицы и закрыли часть небосвода. У двери громко храпел пьяница, а в подворотне парочка бесприютных любовников получала что могла друг от друга прямо у стены.

Круглосуточный ресторан в следующем квартале напомнил о том, что я больше суток ничего не ел. Посетителей не было, и я проворно юркнул в закрытый кабинет внутри зала.

- Яичницу из двух яиц! - крикнул я молодому человеку в засаленном фартуке, который делал вид, что протирает стол влажной тряпкой.

- Яиц нет. Осталась только рыба с жареной картошкой.

- Принесите рыбу и жареную картошку.

Он зашаркал на кухню с таким видом, будто ему всю ночь приходилось бороться с неодолимой сонливостью. Стол был накрыт клетчатой коричневой клеенкой, почти насквозь протертой многими локтями. В конце стола, у стены, стояли стеклянный сосуд с сахаром, который можно было высыпать через отверстие в крышке, бутылочка с уксусом, столь, перец и бутылочка кетчупа без этикетки, но с измазанным красноватым горлышком. Из-за кетчупа выполз таракан, быстро окинул меня спокойным взглядом, видно, решив, что я придерживаюсь учения Брахмапутры, и важно пополз по столу по своим делам. Кто-то оставил газету на скамье возле меня. Я схватил ее и прихлопнул таракана, дав тем самым возможность его душе переселиться в тело снабженца. На редакционной полосе газеты я обратил внимание на заголовок одной из заметок: "Наш город - образец для нации". От нечего делать я начал ее читать. Вот что гласил текст:

"Последние месяцы наша страна была охвачена беспрецедентной волной разрушительных трудовых конфликтов. Поочередно в разных городах и отраслях промышленности объединенные в профсоюзы рабочие, руководимые красными и террористами, натасканными за границей, нарушали свои обещания американскому народу и навязывали забастовки и насилие нашим лидерам промышленности, которые, таким образом, были вынуждены прерывать выполнение великой задачи конверсии фабрик страны на выпуск гражданской продукции. Объединенные в профсоюзы трудящиеся превратили в посмешище надежды на мир и безопасность наших возвращающихся домой ветеранов. Они возвращаются с обагренных кровью полей Франции, Окинавы и находят дома не мир, но меч, сорванные планы производства, что ведет к дефициту товаров первой необходимости, пустой трате рабочего времени, анархии там, где должна быть дисциплина. На улице по милости бандитов и террористов льется кровь их братьев.

Мы должны быть благодарны Богу и прозорливости местных руководителей за то, что жизнь нашего замечательного города не была запятнана и нарушена угрозами КПП и насилиями коммунистов. Почти два года назад, в мае 1944 года, когда великое побоище все еще продолжалось и наша промышленность из последних сил старалась выиграть битву за производство отцы города во главе со всеми уважаемым гражданином муниципального округа Алонсо П. Сэнфордом и нашим вновь избранным мэром Фримэном Аллистером предугадали опасность рабочего насилия и пресекли его в корне. В то время под предлогом потребностей в рабочей силе в период войны и дурацкого фаворитизма правительственной администрации агитаторы из КПП, коммунистически настроенные пропагандисты и другие диссидентские элементы проникли на наши предприятия, пытаясь заложить основы для будущей подрывной и революционной деятельности, которая ныне наблюдается в других районах страны. Но хранители нашей муниципальной добропорядочности проявили бдительность и осторожность. Путем эффективного использования наших превосходных полицейских сил удалось удалить и должным образом разделаться с агитаторами, которые могли бы помешать нам внести свой вклад в национальные усилия. Мы живем в городе, граждане которого проявили достаточно мудрости, чтобы предвидеть грозящие им беды, а муниципальное правительство показало достаточно мужества, чтобы своевременно принять превентивные меры.

В результате мы без ложной скромности можем похвастаться тем, что местный промышленный район представляет собой одну из немногих зон спокойствия среди хаоса, захлестнувшего трудящихся всей страны. И пусть лунатики и фантазеры типа Уоллеса не утверждают, что наш город проводит антирабочую политику. Массы наших жизнерадостных и высококвалифицированных рабочих, объединенные в независимые профсоюзы, с презрением смеются, над такой выдумкой.

Мы - за американский образ жизни. Мы предлагаем другим свой замечательный пример, который сияет подобно доброму деянию в этом испорченном мире, как сказал Бард, обращаясь к обезумевшей нации, терзаемой насилием и противостоянием. Наша местная Торговая палата положительно относится к запросам новых и старых фирм, подыскивающих новые места для своей деятельности, интересующихся возможностями получения дисциплинированных и патриотически настроенных рабочих перед лицом возникающих огромных рынков Среднего Запада".

- Довольно острый материал, да, приятель? - произнес за моей спиной официант. - Я тоже прочитал эту статью.

- Вам она понравилась?

- Не смеши меня. - Он поставил передо мной блюдо и сплюнул на пол. - Мой старикан и моя престарелая родительница проработали на Сэнфорда последние тридцать лет. Теперь они совсем постарели, а зарабатывают меньше, чем когда начинали работать. Работал там и мой брат какое-то время, пока ему не сломали локоть свинцовой трубой и не вышвырнули из города. Он был одним из иностранных агитаторов, о которых говорится в этой статье. Если Бобби коммунист, тогда я сам - дядя Иосиф Сталин.

- А как народ в целом относится к этой истории?

- Те, кто хотят этому верить, верят. - Он подал мне нож и вилку и поставил уксус в центр стола. - Практически все, у кого есть деньги в банке и кто думает, что можно выжать еще что-то. И все эти проклятые канцелярские крысы в банках, продавцы и стенографы, которые с умилением лижут задницы своему начальству. Остальные понимают, что это ерунда. Господи, каждый же знает, кому принадлежит эта газета.

- Сэнфорду?

- Вот видите, вы сразу догадались. Принести кофе?

- Принесите.

- С сахаром или без?

- С сахаром.

Он принес кофе в толстостенной белой чашке и опять удалился шаркающими шагами.

Когда я проглотил последний кусочек рыбы, дверь ресторана открылась, и кто-то вошел. Следуя выработанному мною правилу, я съежился на своем стуле, чтобы голова не торчала над невысокой стенкой кабинета. И хорошо, что я это сделал, ибо услышал голос, который принадлежал Джою Солту:

- Я хочу забрать этот портфель.

- А я хочу тебе его отдать, - отозвался официант. - Думаешь, мне приятно держать тут под прилавком такой товар?

- Не знаю, о чем ты говоришь. Каждый страховой агент ходит с портфелем, не так ли? Имею я право ходить с портфелем или нет?

- Понятно, теперь ты торгуешь страховыми полисами? Если бы полицейские нашли эту вещь у меня, я бы влип.

- Ни один полицейский не вмешивается в мой бизнес. - Зазвенела монета, стукнувшись о прилавок. - Вот, возьми. Купи себе шприц и не суй свой нос куда не надо.

- Согласен, - проворчал официант. - Но это относится и к тебе, Солт.

- Для тебя я господин Солт, ясно? - Дверь открылась и захлопнулась.

Я высунулся из-за угла своей кабины и убедился в том, что Солт уже не виден из окна. Выходя из ресторана, я дал официанту полтинник и сказал, что сдачи не надо.

Выйдя из дверей, я увидел Солта в конце квартала; он бойко шагал мимо уличных фонарей, размахивая черным портфелем. Я пошел за ним с такой же скоростью, пока он не завернул за угол, затем ускорил шаг, чтобы сократить разрыв между нами. Когда я достиг перекрестка, он оказался от меня на расстоянии двухсот ярдов; мы направлялись к улице Мэйн.

Мне не хотелось идти в центр города, где сосредоточились мои "друзья" из полиции, но я все же решил последовать за Солтом. Возможно, он выведет меня на Керча или на кого-то еще, кого мне стоит узнать поближе. Я мог бы поймать его и попытаться заставить говорить, но один раз уже из этого ничего не вышло. Кроме того, теперь, когда у меня было оружие, я чувствовал, что могу позволить себе немного подождать.

На следующем перекрестке он не свернул, а пересек улицу и пошел прямо, вдоль квартала. Я тоже перешел улицу и поспешил за ним, каждую минуту готовый нырнуть в дверной проем, если бы он повернул голову. На улицах почти не было пешеходов, не говоря уж о машинах, но Солт, шагал с важным видом, как будто на дворе полдень и он находится среди толпы почитателей. Этакий местечковый паренек, добившийся успеха.

Кто-то негромко постучал в окно первого этажа как раз над моей головой, и я отпрянул, как будто на меня навели пистолет. Оказалось, это полуночная проститутка выставила напоказ свою тяжелую грудь, как мясник показывает покупателю вырезку. Я отрицательно покачал головой, и она задернула занавеску, чтобы не дразнить любопытных мужиков.

Женщина с развязной походкой уличной шлюхи подошла к Солту с противоположной стороны и остановила его под уличным фонарем. Умоляющим жестом она дотронулась до его руки, но тот отмахнулся. Она подняла юбку, вынула что-то из-за чулка и показала ему, раскрыв руку. Он повернул голову в моем направлении, и я нырнул в боковую аллею. Они перешли на мою сторону улицы. Солт шел впереди, а за ним семенила женщина, как это делают немецкие жены. Казалось, они направляются к моей аллее, и я отступил дальше, сжимая в руке пистолет.

Затем присел на корточки у стены, за картонным ящиком, и услышал шаги двух человек. Один ступал тяжело и уверенно, другой неуверенно семенил, шаги приближались.

- Так вот, Герт, - прозвучал голос Солта. - Выкладывай деньги, тогда можешь получить товар. Не заплатишь - не получишь.

Они остановились, не доходя до меня, и стояли вместе, освещенные отсветом от уличных фонарей. Их тени, увеличенные до громадных размеров, падали передо мной на грязный бетон. Женская тень подняла удлиненную руку, приложила ее к голове, позируя, подобно святому в состоянии агонии.

- Я могу заплатить за то, что вы мне дадите сейчас, - сказала она с назойливой торопливостью. - Если заплачу за прошлую неделю, то у меня ничего не останется.

- Конечно, ты заплатишь, Герт. Такая милашка, как ты, всегда может заработать немного денег.

- Хочется пойти домой, - прошептала она. - Я на улице с восьми вечера. Будь добр, Джой. Я не сплю три ночи подряд.

- Я хочу тебе помочь. Хотелось бы выручить тебя. Но мне надо платить по счетам, не забывай об этом. Я не такой богач, чтобы обслуживать своих друзей в долг.

Теперь она заговорила с кокетством, и ее тень приблизилась к его.

- Если вы мне дадите хоть одну порцию, можете пойти ко мне. Я должна оставить немного денег, чтобы купить завтра еду. Я ведь тебе нравилась, Джой.

- Разве? Может быть, и нравилась. Но я за это не плачу, крошка. Черт возьми, иной раз мне самому платят.

- Пожалуйста, Джой.

Он оттолкнул ее, и тень женщины беззвучно зашаталась по аллее. У меня возникло мальчишеское желание стать Робин Гудом и отдать ей всю марихуану, которая была в портфеле. Но это не принесло бы ей добра и тем более никак не помогло бы моему делу.

- Я больше не хочу терять время, Герт, - резко произнес он. - Заплати мне четыре доллара долга за прошлую неделю, и я продам тебе две порции. Деньги на бочку.

- Ладно, грязный подонок.

Его тень дернулась и стала удаляться.

- Джой, куда же вы?! - в ужасе закричала она. - Не уходите! Вернитесь, пожалуйста!

- Пожалуйста - это хорошо. И я хочу, чтобы ты называла меня "господин Солт".

- Очень вас прошу, - с отчаянием произнесла она, - господин Солт.

- И пять долларов, да?

Она покорно подошла к нему и отдала все, что у нее было в руке. Замок на портфеле щелкнул, и он подал ей небольшой пакетик, завернутый в газету.

- А теперь поблагодари меня, - сказал Солт. - Мне не понравилась твоя колкость.

- Спасибо, господин Солт, - произнесла она голосом, полным ненависти и облегчения. - Спасибо, господин Солт. Спасибо, господин Солт.

Он повернулся и пошел по аллее. Она побрела за ним, как злобная собака, которая ненавидит, но боится своего хозяина, продолжая его благодарить. Их тени догоняли их, сгущались и уменьшились до размеров человека, когда они достигли улицы. Женщина пошла в одну сторону, а Солт в другую, маршируя еще более самодовольно, чем прежде. Я последовал за Солтом.

Пройдя квартал в северном направлении по улице Мэйн, он повернул налево, на улицу Вест-Мэк. Я пересек улицу, как только он скрылся из виду, и осторожно подошел к перекрестку. На улице Мэйн, примерно в квартале от себя, заметил полицейского, который без дела торчал под уличным фонарем. Он не обратил на меня внимания. Когда же я завернул за угол и посмотрел в том направлении, куда пошел Солт, то не увидел никого. Он исчез.

В ста ярдах от перекрестка на улицу вышла женщина, ее накрашенное лицо на мгновение вспыхнуло под светом неонового знака над головой: "Полные итальянские обеды". Она засеменила на высоких каблуках в моем направлении, и я пошел ей навстречу.

- Скучаешь, приятель? - произнесла она, когда мы поравнялись.

- Да; Мне нравится скучать в одиночестве.

- Хорошо, - отозвалась она. - Я просто так спросила. - И пошла дальше вдоль квартала, как старая больная птица с опущенным хвостом.

Я заглянул в окно ресторана поверх изображения сервированного омара и муляжа мороженого с фруктами, сиропом и орехами и заметил профиль Солта в телефонной будке. Казалось, он возбужденно спорил, как человек, которого просят сделать что-то, чего делать он не хочет.

Отойдя от окна к перекрестку, я стал дожидаться его там. Через минуту он вышел из ресторана без портфеля и быстро зашагал в моем направлении. От угла улицы я бросился к первому попавшемуся парадному и прижался к двери, которая оказалась внутри затененного треугольника. Он быстро прошел мимо меня, его глаза были устремлены вперед в мрачной сосредоточенности.

Медленно досчитав до пятидесяти, я вышел из ниши. Он уже почти достиг следующего перекрестка. Я опять перешел улицу и торопливо пошел вслед за ним, оставаясь на достаточном расстоянии, чтобы не потерять его из виду, но и не быть узнанным, если он обернется. Солт шел прямо по поднимающейся вверх улице в сторону северного жилого района. Вверх по улице Лилиан к улице Вест-Фентон. Мы подходили к улицам, на которых я играл мальчишкой. Все их названия сами пришли мне на память. Я миновал железный заборчик, который когда-то перепрыгивал, и обратил внимание на то, что теперь он мне показался значительно ниже.

Когда мы вышли на бульвар Фентон, окаймленный вязами и кленами, мне стало значительно легче не терять его из виду, оставаясь незамеченным, хотя и пришлось прибавить шагу, чтобы угнаться за ним. Широкополая шляпа Солта и темное, подогнанное по фигуре пальто двигались впереди меня по коридору из деревьев - то освещенных, то находящихся в тени. Взятый им темп ходьбы заметно участил мое дыхание, но эта погоня казалась чем-то фантастическим, как будто мы пробирались по мрачным улицам, которые существовали только в моем воображении. У меня появилось кошмарное подозрение, что я охочусь за человеком, который в свою очередь преследует другого, и этим могу оказаться я.

Мое внимание отвлек дом, на сырой штукатурке которого я когда-то написал свое имя. Он уже не казался новым. Когда я опять взглянул на улицу, Солт уже исчез.

Сойдя с тротуара на лужайку, я кинулся за ним бегом. Длинный черный автомобиль медленно двигался по переулку и завернул за угол впереди меня, в том же направлении, которого придерживался Солт. Инстинктивно я остановился за кустом. Когда машина проехала под уличным фонарем, я понял, почему остановился. За рулем сидел Гарланд.

Через два дома от угла неожиданно открылась парадная дверь и выбросила сноп света на крыльцо, где примостился Солт. Он вошел внутрь, и дверь за ним закрылась.

Машина Гарланда поползла вдоль бульвара и скрылась из виду. Я стоял в темноте, раздумывая сразу о нескольких вещах. Меня, например, интересовало, зачем понадобилось Джою Солту прийти в дом моего отца, чтобы повидать мою мачеху в четыре утра.