"Черные деньги" - читать интересную книгу автора (Макдональд Росс)

Глава 13

Студия Эрика Мальковского в городе находилась на прямом пути к дому Мартеля. Я остановился посмотреть, как идут дела с его поисками. На его руках лежала пыль, и, как своеобразные метины, виднелись отпечатки пальцев на лбу.

— Я уже хотел было плюнуть на вашу просьбу, а вас послать к черту.

— Я сам мало рассчитывал на удачу. Что-нибудь нашли?

— Пять снимков. Могло бы быть больше.

Он привел меня в заднюю комнату и разложил их на столе, как при игре в покер. Четыре из них были снимками Китти в гладком белом купальном костюме, сделанными у бассейна Теннисного клуба. Она стояла и романтически созерцала море, облокотившись в вызывающе эротической позе на шезлонг. Она снялась еще раз на вышке для прыжков. Китти была красивой девушкой, но все четыре снимка были испорчены ее неуклюжей манерой держаться.

Пятый снимок был иной. Она не позировала и была полностью одета: в летнем платье без рукавов и в широкой шляпе. Мужская рука с квадратным бриллиантом лежала на столе около ее руки. Остальная часть карточки была отрезана, но Китти улыбалась в сторону невидимого друга. За ней виднелась стена внутреннего дворика одного из коттеджей Теннисного клуба, заросшая бугенвилиями.

— Это одна из тех карточек, что ей понравились. — Мальковский показал мне заметки на обороте: «шесть копий четыре на шесть, 27.09.1959».

— Она приобрела шесть снимков, или ее муж это сделал. Он был также на снимке, но заставил меня отрезать эту часть фотографии.

— Как его имя?

— Я не помню. Но могу уточнить в клубных записях.

— Сегодня?

— Если миссис Стром мне позволит. Но уже очень поздно.

— Не забывайте, что я плачу вдвойне.

Он почесал затылок и слегка покраснел.

— Не могли бы вы сейчас ссудить мне немного денег, пожалуйста.

Я посмотрел на часы. Я нанял его приблизительно два часа назад.

— Устроит четырнадцать долларов?

— Отлично. Кстати, — произнес он снова, почесывая затылок, — если вы хотите эти снимки, будет справедливо получить за них деньги. Пять долларов за штуку.

Я дал ему двадцатипятидолларовую бумажку.

— Я возьму ту, что ей понравилась. Я полагаю, нет шансов обнаружить остальную часть фотографии — ту, что отрезали?

— Я могу найти негатив. — За это я заплачу больше.

— На сколько больше?

— Все зависит от того, что на нем. Во всяком случае, двадцать долларов ваши.

Я покинул его радостно копающимся в картонках на пыльных полках и направился обратно к подножию гор. Это оттуда дул ветер. Он рвался вниз по каньону с горячим завыванием и шумел в зарослях вокруг дома Бегшоу. Я должен был наклониться, когда вышел из машины.

«Бентли» уже не было на дворе. Я потрогал переднюю дверь дома. Она была закрыта.

— Свет не горел, и никто не отвечал на мои многочисленные стуки. Я направился назад в поселок к студии. С выражением радости от двадцатидолларовой бумажки Мальковский показал мне негатив отрезанной фотографии.

Около Китти сидел человек в полосатом костюме, сморщенном на тяжелых плечах и толстых ляшках. Голова его была совсем лысая, но в виде компенсации через открытый воротничок выпирали, белые на негативе, густые курчавые волосы на груди. Его черная улыбка имела оттенок наигранного веселья.

Сзади него у стены внутреннего дворика и не в фокусе находился усатый молодой человек в куртке шофера автобуса, держащий в руках поднос. Он казался удивительно знакомым: возможно, это был один из служащих клуба.

— Мне следует записывать их имена, — сказал Эрик. — Нам на самом деле повезло, что я нашел негативы.

— Мы уточним это в клубе, как вы сами сказали. Вы можете вспомнить что-нибудь еще об этом человеке? Он и эта женщина были женаты?

— Они определенно вели себя таким образом. Она себя вела. У него неважное здоровье, и она постоянно хлопотала вокруг него.

— Что с ним было?

— Я не знаю. Он не мог много двигаться. Он проводил большую часть своего времени или в доме, или во дворике, играя в карты.

— С кем он играл?

— С разными людьми. Не думайте, что я часто его видел. Дело в том, что я его избегал.

— Почему?

— Это был грубый человек, больной и вспыльчивый. Мне не нравилось, как он говорил со мной, будто я лакей. Я профессионал, — гордо заявил Эрик Мальковский.

Я понимал, что чувствовал Эрик. Я сам был полупрофессионал. Я дал ему еще двадцать долларов, и мы отправились на разных машинах в клуб.

Элла открыла комнату позади кабинета управляющего, и Эрик погрузился в папки, стоящие на полках. Он знал, от чего оттолкнуться: на снимках Китти значилось, что их оплатили 27 сентября 1959 года.

Я прошел обратно в зал. Музыка все еще играла, но вечеринка заканчивалась. Остались фэны, и все сконцентрировались вокруг бара. Было еще не поздно по стандартам ночных гуляк. Но за мое отсутствие большинство участников как-то сникли, будто их захватила некая болезнь: маниакально-депрессивный психоз или сердечная недостаточность.

Только бармен совсем не переменился. Он делал коктейли, подавал их и стоял в стороне от людей, держа всех под наблюдением. Я показал ему снимок Китти и негатив. Он поднес их к флюоресцирующей лампе в задней части бара.

— Да, помню и человека и девушку. Она пришла с ним однажды сюда и пыталась пить коньяк и виски. В отношении спиртного это все, что она знала. Она закашлялась. Около нее закрутилось четверо или пятеро парней. Они стукали ее по спине, и ее муж разогнал их. Я и мистер Фэблон привели ее в чувство.

— А как попал в эту историю мистер Фэблон?

— Он был одним из них.

— Это были его друзья?

— Я не стал бы это утверждать. Он был просто с ними. Они держались вместе. Может быть, ему понравилась женщина. Она была сногсшибательна. Я признаю.

— А Фэблон был дамским угодником?

— Вы говорите не то, что я. Он любил и ценил женщин. Но не гонялся за ними. Кое-кто из них гонялся за ним. Но у него оказалось достаточно рассудка, чтобы не путаться с этой особой. У ее мужа была плохая репутация.

— Кто он, Марко?

Он пожал плечами:

— Я никогда не видел его раньше и с тех пор. И я не слушал, о чем они говорят. Он пользовался дурной славой, вспыльчивый, с крепкими мускулами. — Как он попал сюда?

— Он остановился здесь. Некоторые члены клуба не могут отказать, когда их просят одолжить карточку.

Он посмотрел вокруг с высокомерным видом.

— Подать вам выпить?

— Нет, благодарю.

Марко наклонился ко мне через бар:

— Может, мне не следовало это говорить, но миссис Фэблон была здесь совсем недавно.

— Ну и что?

— Она задала мне тот же вопрос, что и вы. Думаю ли я, что ее муж совершил самоубийство. Она знала, что у нас с ним дружеские отношения. Я сказал ей, что я так не думаю.

— Что она ответила?

— У нее не было возможности ответить. Доктор Сильвестр вошел в бар и увел ее. Выглядела она неважно.

— Что вы имеете в виду?

Он сделал головой быстрый отрицательный кивок.

Вошла женщина и попросила двойное виски. Она находилась позади меня, и я не узнал ее, пока не услышал голоса.

— Мой муж пьет двойные порции шотландского виски, и я говорю: что хорошо для гусака, то хорошо и для гусыни, и наоборот.

— О'кей, миссис Сильвестр, все верно.

Марко положил снимки и негатив на стойку бара и налил ей скромную порцию двойного виски. Она протянула мимо меня руку и схватила и виски, и карточку Китти.

— Что это такое? Я люблю рассматривать карточки.

— Это мое, — сказал я.

Ее затуманенные от спиртного глаза, казалось, не признали меня.

— Вы не возражаете, если я взгляну на это? — сказала она. — Это ведь миссис Кетчел, не так ли?

— Кто?

— Миссис Кетчел, — повторила она.

— Из ваших друзей?

— Едва ли. — Она подтянулась. Ее волосы в беспорядке спадали на лоб.

— Ее муж бы одним из пациентов моего мужа. Доктора не могут себе сами выбирать пациентов, как вы знаете.

— У меня та же проблема.

— Конечно, вы детектив, не так ли? Что вы делаете со снимком миссис Кетчел?

Она помахала карточкой перед моим носом. Какое-то время все присутствующие в баре смотрели только на нас. Я взял карточку из ее рук и положил с негативом в карман.

— Вы можете доверять мне все ваши темные, страшные секреты, — сказала она. — Я докторская жена. Я умею хранить тайны.

Я соскользнул со стула и потянул ее от бара к пустому столу.

— Где доктор Сильвестр?

— Он повез Мариэтту Фэблон домой. Но он вернется.

— Что случилось с миссис Фэблон?

— А что могло с ней случиться? Мариэтта мой старый друг, один из самых старых, которые у меня есть в городе, но она, конечно, в последнее время, позволила себе развалиться на куски — и физически, и морально. Я не возражаю, когда люди напиваются, — я сама набралась уже, по сути дела, мистер Арч...

— Арчер, — поправил я.

Она продолжала:

— Но Мариэтта пришла сюда вечером как затянутая в петлю. Она вошла, если можно так сказать, буквально как на ходулях. К тому же, будто они резиновые. Джордж собрал, что осталось от нее, и повез домой. Она становится все большим и большим бременем для Джорджа.

— В каком смысле?

— Морально и финансово. Она не платит по счетам, конечно, насколько я помню, ну да это ладно. Ты, друг, живи и давай жить другим. Но когда речь заходит о том, чтобы вытягивать из него все больше и больше денег, — это уже слишком.

— А она этим занимается?

— А как же. Сегодня она позвала его на обед — я была в это время у парикмахерши — и внезапно попросила пять тысяч долларов. У нас нет таких денег под рукой. Банк — единственное место, где их можно достать. Так он хотел получить мою подпись для займа. Но я сказала «нет».

Она помолчала, и ее пропитанное алкоголем лицо внезапно стало спокойным. Мне кажется, она начала вспоминать прошедшее.

— Я разбалтывала вам свои темные, мрачные тайны. Правда?

— С этим полный порядок.

— Порядка не будет, если вы сообщите Джорджу, что я вам сказала. Вы не скажете об этом Джорджу?

Она выплеснула свою злобу, но не хотела нести за это ответственность.

— Все нормально, — сказал я.

— Вы хороший. — Она потянулась к моей руке, лежащей на столе, и крепко пожала ее. Сейчас она была больше взволнованна, чем пьяна. Она хотела сделать что-нибудь такое, чтобы почувствовать себя лучше. — Вы любите танцевать, мистер Арч?

— Арчер, — сказал я.

Все еще держа мою руку, она поднялась и потащила меня в сторону танцевальной площадки. Мы крутились, и ее волосы в беспорядке спадали со лба ей на глаза, а порой задевали и мое лицо.

— Мое первое имя — Одри, — призналась она. — Какое у вас, мистер Арчер?

— Фоллен, поверженный.

Ее смех повредил мне барабанную перепонку. Когда музыка прекратилась, я подвел ее обратно к столику и вышел в вестибюль. Элла была на посту и выглядела довольно усталой.

— Измучились?

Она взглянула на себя в стенное зеркало.

— Не очень уж. Это все музыка. Она действует мне на нервы, когда я не могу танцевать. — Она провела ладонью по лбу. — Не знаю, долго ли я смогу выдержать на этой работе.

— А сколько вы уже здесь?

— Только два года.

— А что делали до этого?

— Была домашней хозяйкой. В действительности я серьезным ничем не занималась. — Она переменила тему:

— Я видела, как вы танцуете с миссис Сильвестр.

— Это упражнение для ног. — Я не то имею в виду. — Она не объяснила, что значит ее «то». — Будьте осторожны с Одри Сильвестр. По сути, она не пьяна, но, когда пьет, она напивается.

— И что тогда она делает?

— Все, что ей приходит в голову. Полуночный заплыв в океане, полуночное валяние в сене.

— Той ночью?

— Я бы не удивилась.

— Ей можно верить?

— Зависит от того, с кем и о чем она разговаривает.

— Вот, — я достал из кармана карточку Китти. — Она говорит, что ее имя Кетчел и ее муж был одно время пациентом доктора Сильвестра.

— Полагаю, что она это знает.

— Кстати, о пациентах доктора. Я понимаю, что он отвез миссис Фэблон домой?

Элла кивнула безразлично головой.

— Я помогла ей дойти до машины. Мы оба оказывали ей помощь.

— Она была в сильном подпитии?

— Сомневаюсь. Она вообще мало пьет.

— Миссис Сильвестр говорит, что она была...

— Миссис Сильвестр не надежный источник, особенно когда она сама пьяна. Мариэтта — миссис Фэблон — была скорее больна и расстроенна. Она гораздо больше обеспокоена за Джинни, чем показывает.

— Она говорит об этом?

— Не так много. Но она пришла сюда за поддержкой. Она хотела, чтобы кто-то сказал ей, что она поступает правильно, поощряя Джинни на такой поступок.

— Значит, она обо всем знает?

Элла кивнула.

— Джинни приходила сегодня вечером домой. Она забрала некоторые вещи и попрощалась. Она была там не больше пяти минут, что больше всего расстроило ее мать, по моему мнению.

— Когда это было?

— В течение последнего часа, примерно так.

— Вы — добротный свидетель. Что вы думаете о том, чтобы стать моим постоянным работником?

— Все зависит от того, о чем предстоит свидетельствовать.

Мы лениво улыбнулись друг другу. У нас обоих были неудачные браки.

Я удалился в регистрационную комнату. Мальковский сидел, склонившись над вытянутым ящиком, роясь в карточках.

— Надеюсь, что дело продвигается. Как могу судить, тогда было семь посторонних гостей, одиноких и пар. Я исключил четыре из них. Их я сам знал, и они, как правило, повторялись. Остается три. Сандероны, де Хоувенель и Берглундсы. Но ни одно имя ничего не напоминает.

— Попробуйте Кетчел!

— Кетчел! — Он поморгал и улыбнулся:

— Думаю, что это и есть то имя. Я не мог найти его среди карточек гостей однако.

— Ее могли вытащить.

— Или потерять, — добавил он. — Эти старые папки находятся в весьма плохом состоянии. Но я уверен, что это Кетчел. Откуда вы его узнали? — От одного из членов. — Я вынул негатив. — Вы можете напечатать мне несколько копий?

— Нет ничего невозможного.

— Сколько потребуется времени?

— Думаю, несколько сделаю к завтрашнему дню.

— Завтра утром в восемь часов. Поколебавшись минуту, он сказал:

— Попытаюсь.

Я вручил негатив с наставлением о том, чтобы его не потеряли, и попрощался с ним у входной двери. Когда он не мог уже слышать, Элла настороженно сказала:

— Надеюсь, вы ему хорошо платите. Всего, что он получает от своего фотографирования, едва хватает на жизнь. А у него жена, дети.

— Я плачу вполне прилично. Записи о том, что Кетчел был вашим постояльцем, в книге нет.

— Мистер Сильвестр дал вам, возможно, неверное имя.

— Сомневаюсь. Эрик узнал его. Скорее кто-то вынул записи из папки. К ним легкий доступ?

— Боюсь, что да. Люди приходят и уходят из конторы, и эта комната почти всегда открыта. Это очень важно?

— Может быть. Мне хотелось бы знать, кто был спонсором Кетчела.

— Мистер Столл может точно помнить. Но он уже поехал домой.

Она направила меня к директорскому коттеджу. Он был заперт и не освещен. Ветер завывал, как потерявшийся в зарослях пес.

Я вернулся обратно к главному входу в клуб. Доктор Сильвестр еще не возвратился. Я заглянул в бар и, увидев там миссис Сильвестр, выскочил, прежде чем она заметила меня.

Элла рассказала мне еще кое-что о своем замужестве. Ее муж, Стром, был адвокатом в городе, старше, чем она, вдовец. Сначала она работала у него секретарем, но, став женой, начала больше требовать, ненавязчиво конечно. Ее первый муж был очень молод, второй слишком стар. Этот старый был завязан на старых привычках, включая и сексуального характера.

Мы лениво продолжали разговор. Из таких бессвязных отрывочных длительных бесед можно многое узнать — это один из вернейших источников информации. Кроме того, мне нравилась эта женщина и было интересно узнать о ее жизни.

История эта была в духе той длинной, запутанной ночи, которую мы с ней проводили. Она жила со Стромом шесть лет, но под конец совсем уже не могла его терпеть. Разойдясь, она даже не потребовала алиментов. Многие уже ушли из клуба. Элла знала всех, каждого провожала по имени. Другие еще оставались. Наш разговор, вернее, монолог Эллы прерывался гостями, музыкой, смехом и ветром.

Прибытие доктора Сильвестра совсем приостановило его. Доктор прорвался сквозь дверь с сердитым видом.

— Моя жена еще здесь? — спросил он у Эллы.

— Думаю, да.

— В каком она состоянии?

— Пока еще в вертикальном, — сказал я.

Он обернулся с ледяным взглядом в мою сторону.

— Вас никто не спрашивает.

Он направился к бару, заколебался и вернулся обратно к Элле.

— Вы можете доставить ее мне, миссис Стром? Мне не хотелось бы лицезреть это сборище снова.

— Буду рада. Как чувствует себя миссис Фэблон?

— С ней все в порядке. Я дал ей успокоительное. Она расстроена из-за дочери, и все осложнилось лекарствами.

— Она не приняла их слишком много?

— Нет, нет. Она приняла обычные таблетки для сна и затем решила подойти сюда и повидать своих друзей. Добавьте порцию спиртного, и результат станет вполне предсказуемым.

Он помолчал и произнес своим докторским тоном:

— Пойдите и приведите сюда Одри, пожалуйста.

Элла отправилась вдоль освещенного коридора. Я облокотился на стол и наблюдал за доктором Сильвестром в зеркало. Он закурил сигарету и притворился, что я его совсем не интересую, но само мое присутствие вызывало в нем неловкое чувство. Он прокашлялся от дыма и спросил:

— Скажите, какое вы имеете право стоять там и следить за мной? Вы что, новый швейцар или что-нибудь подобное?

— Я делаю свою работу. Зарплата моя невелика, но я думаю о дополнительных заработках, как, например, знакомство с местными лучшими людьми.

— Вы должны подумать, что вас в шею выгонят отсюда. — Его челюсть превратилась снова в тупой инструмент. Руки его тряслись.

Он был достаточно крупный человек и весьма неприятный. Но во всем другом ситуация складывалась не в пользу выяснения отношений примитивным образом. К тому же он находился в переходном состоянии от одной расстроенной женщины к другой, и это давало ему некоторое преимущество.

— Не волнуйтесь, доктор. Мы с вами на одной стороне.

— Вы так думаете?

Он смотрел на меня сквозь сигаретный дым, окутавший его лицо. Затем с таким видом, будто дымящий кончик произвел эту вспышку темперамента, он бросил сигарету на пол и затоптал подошвой.

— Я даже не знаю из-за чего идет игра, — произнес он более дружеским голосом.

— Это новый вид игры. — У меня не было негатива Китти и Кетчела, и я устно описал ему его. — Человек на снимке, тот, что с бриллиантовым кольцом, вы не знаете, кто он?

Это была проверка на честность, но я не знал, чьей честности — его или его жены.

Он сделал неопределенный жест:

— Трудно сказать по словесному описанию. У него есть имя?

— Может быть, Кетчел. Я слышал, что он был вашим пациентом.

— Кетчел. — Он погладил свою челюсть, будто хотел ее вправить обратно в рот. — Думаю, что у меня был однажды пациент с таким именем.

— В 1959 году?

— Могло быть.

— Он здесь останавливался?

— Полагаю, да.

Я показалл ему карточку Китти.

Он подтвердил:

— Это миссис Кетчел. В ней я не могу ошибиться. Однажды она заходила в клинику проконсультироваться насчет бессолевой диеты. Ее мужа я лечил от гипертонии. У него было повышенное давление, но я сумел его нормализовать.

— А кто он?

Через лицо Сильвестра прошло несколько стадий воспоминаний.

— Он из Нью-Йорка, но делами уже не занимался. Он сказал мне, что вначале был скотопромышленником, и удачливым, торговал скотом где-то на юго-западе.

— В Калифорнии?

— Теперь уже не могу вспомнить.

— В Неваде?

— Сомневаюсь. Меня мало знают в других местах, и у меня нет там пациентов, — признался он нехотя.

— Может ли быть его запись в клинике?

— Вполне может быть, но почему вы так интересуетесь мистером Кетчелом?

— Пока еще не знаю. Но интересуюсь.

Я решил бросить ему дальнюю подсказку:

— Это было примерно тогда, когда Рой Фэблон совершил самоубийство?

Вопрос привел его в замешательство. Минуту он размышлял, как на него отреагировать. Потом сделал скучающий вид, но сам внимательно смотрел на меня.

— Снимок был сделан, возможно, в 1959 году, в сентябре. Когда умер Фэблон?

— Боюсь, что точно не помню.

— Он был вашим пациентом?

— У меня много пациентов, и, откровенно, у меня плохая хронологическая память. Я думаю, что это было около того времени, но если вы проводите какую-то связь...

— Я спрашиваю, а не утверждаю.

— А скажите снова, что вы спрашиваете?

— Имеет ли Кетчел какое-либо отношение к самоубийству Фэблона?

— У меня нет причин так думать. И откуда мне знать?

— Они оба были вашими друзьями. В некотором роде вы были между ними связующим звеном.

— Я им был? — Но он не оспаривал. Он не хотел углубляться в детали.

— Я слышал о предположении, что Фэблона убили. Его вдова сегодня опять об этом заговорила. Она сказала вам об этом?

— Нет, не говорила, — произнес он, не глядя на меня. — Вы имеете в виду слухи, что он утонул в результате несчастного случая?

— Или убит.

— Не верьте всему, что говорят. Это место напичкано слухами. Людям нечего делать, и они распускают слухи о своих друзьях и знакомых.

— Это не совсем слух, доктор Сильвестр. Это уже мнение. Друг Фэблона говорил мне, что это был не тот человек, который мог пойти на самоубийство. А каково ваше мнение?

— У меня его нет.

— Это странно.

— Я так не думаю. Любой человек способен на самоубийство, при определенных условиях.

— Какие могли быть особые условия для самоубийства Фэблона?

— Он болтался уже на конце своей веревки.

— Вы имеете в виду в финансовом плане?

— И в любом другом.

Ему не пришлось объяснять мне смысл своих слов. Элла втащила в сферу нашего общения его жену. Та уже прошла следующую стадию своей деградации и находилась в новой стадии опьянения. Презрительный излом ее рта выражал последнюю степень тупой воинственности. Глаза застыли.

— Я знаю, где ты был. Ты был в ее постели, не так ли?

— Ты говоришь глупости. — Он пытался отстранить ее руками. — Между мной и Мариэттой ничего нет и никогда не было.

— Кроме тех пяти тысяч долларов, которые кое-чего стоят.

— Предполагается, что это будет заем. Я деталей еще не обговаривал. Почему ты не соглашаешься?

— Потому что мы никогда не получим их назад, так же как и другие деньги, которые ты одалживал ей. Это мои деньги, так же как и твои, запомни. Я работала в течение семи лет, чтобы ты получил степень. И что я от этого имею? Деньги приходят и уходят, а я их не вижу.

— Ты получаешь свою долю.

— Мариэтта получает больше, чем «свою долю».

— Это глупость. Ты хочешь, чтобы она разорилась? — Он смотрел то на меня, то на Эллу. Обмениваясь словами со своей женой, он как бы говорил со всеми нами. А теперь, когда его жена полностью дискредитировала себя, он сказал:

— Не думаешь ли, что тебе лучше пойти домой? Ты устроила вполне достаточно сцен для одного вечера.

Он схватил ее за руку. Она отпрянула от него, гримасничая, стремясь вновь вернуть состояние злобы.

Все еще отступая назад, она врезалась в зеркало. Обернувшись, она увидела в нем свое отражение. Оттуда, где я стоял, мне было видно ее лицо, искаженное алкоголем и злобой, в обрамлении распустившихся волос и с искорками страха в глазах.

— Я становлюсь старой и грузной, — произнесла она. — Я не могу даже позволить себе провести неделю в загородном санатории. Но ты позволяешь себе проигрывать наши деньги.

— Я не играл уже семь лет, и ты это знаешь.

Он резко обхватил ее и вывел наружу. Она путалась ногами, как боксер-тяжеловес в конце тяжелого раунда.