"Беда преследует меня" - читать интересную книгу автора (Макдональд Росс)

Глава 10

Находясь в неопределенном состоянии между желанием что-то предпринять и стремлением не выглядеть глупо, я снова сел и продолжил курить в одиночестве, пока напряжение не ослабло и я не почувствовал, что смогу заснуть. После этого попросил проводника застелить мою полку. Он подошел к двери купе и остановился с каменным лицом, хмуро глядя на меня.

— Что-нибудь случилось?

Он подошел ко мне ближе и произнес расстроенным, шипящим голосом:

— Мистер Дрейк, вы обещали никому не говорить о том, что я рассказал вам сегодня.

— Я и не говорил. Но и не обещал, что не буду рассказывать. Я обещал не указывать на источник.

— Это я и имею в виду, сэр. Вы обещали никому не говорить о том, что я знаю о "Черном Израиле". — Он поглядел по сторонам, как будто боялся, что сонм людей из "Черного Израиля" мог собраться возле дверей, чтобы его прикончить.

— Этого я не делал и не сделаю.

— Может быть, вы этого и не сделали, сэр. Но тот человек знает. — Он кивнул на другое купе.

— Кто знает и о чем?

— Мистер Гордон знает, что я вам рассказывал об организации "Черный Израиль".

— Кто такой мистер Гордон?

— Смуглый мужчина в купе "Б".

— Да?

— Да, сэр. Сегодня он меня тоже начал расспрашивать о "Черном Израиле". Я ответил ему, что ничего об этом не знаю. Вам не следовало говорить ему, мистер Дрейк. Мне не нравится его вид.

— Мне тоже. И хочу еще раз заверить вас в том, что ничего ему не говорил и никогда не скажу. Ни ему, ни кому-либо другому.

— Да, сэр, — уныло повторил он; лицо его хранило выражение бесстрастной печали, которую издавна усвоили негры, поверившие белым людям, но обжегшие себе пальцы.

— Не знаю, почему он стал вас расспрашивать, но я к этому не имею никакого отношения. Он не мог и подслушать в тамбуре, потому что я наблюдал за ним...

— Вы наблюдали за ним? Кто же он такой, мистер Дрейк?

— Не знаю. Но постараюсь разузнать. Он мне не нравится не меньше, чем вам.

Проводник начал приводить в порядок мою полку, а я пошел и постучал в дверь купе "Б". На стук ответил смуглый мужчина. На нем была рубашка с короткими рукавами, помятая возле левого плеча, что могло быть результатом соприкосновения с кобурой, скрытой под пиджаком.

— Полагаю, что вы — мистер Гордон?

— Знаю, что вы — мистер Дрейк: Вы пришли, чтобы извиниться?

— Я извинюсь, когда все карты будут открыты. Почему вас интересует организация "Черный Израиль"?

— Я социолог.

— Можете ли вы доказать это?

— Конечно нет. Разве есть в этом необходимость?

— Такая необходимость может возникнуть.

— В таком случае скажу вам, что я не социолог, однако меня занимает психология. В настоящее время меня заинтересовали вы, мистер Дрейк.

— Вы, мистер Гордон, как будто читаете мои мысли. Я очень заинтересовался связанными с вами проблемами.

— Меня удивляет в вас вот что, — произнес он ровным, спокойным голосом, который как нельзя лучше гармонировал с выражением его холодных, спокойных глаз. — Что за странные галлюцинации заставляют вас задавать незнакомым людям личные вопросы и даже угрожать им, не получая должного отпора? — И захлопнул дверь перед моим носом.

Я еле удержался от того, чтобы пнуть ее ногой, хотя раньше не терял в такой степени уважения к законом и условностям цивилизованного мира. Я опять отправился в курительную комнату и выкурил там еще несколько сигарет. Физическое насилие довело мои эмоции до животного состояния, и я просто-таки искал повода, чтобы в физической схватке дать им выход. И все же я сидел и помалкивал, как бы предаваясь игре в шахматы, в которой у меня не было половины фигур, да и сама доска оставалась в потемках. А сражался я с неизвестным противником, который на каждый мой ход отвечал тремя своими.

Мое застывшее воображение отвергало создаваемую движением поезда иллюзию о том, что я постепенно чего-то добиваюсь. Мне надоело монотонное поскрипывание, следование по идиотскому курсу наименьшего сопротивления к заранее определенной точке. Я чувствовал себя загнанным в угол.

Так прошло много времени. Мэри, одетая в халат, заглянула в дверь:

— Вы не собираетесь ложиться спать, Сэм? Уже очень поздно. К тому же мне не нравится, что вы сидите здесь в одиночестве.

— Конечно. Я ложусь спать.

Все полки были застелены, занавески задернуты. Возле моей полки, как увещевание, стояла лесенка.

Я пожелал Мэри доброй ночи и поцеловал ее. Она подалась ко мне всем телом и нежно ответила на мой поцелуй. Не отрывая своих губ от моих, она предложила:

— Сэм, иди ко мне.

Мы лежали вместе и смотрели, как за окном проплывают пейзажи штата Нью-Мексико. Слабый свет луны бросал на землю зеленоватые блики, и окрестности напоминали морское дно. Но так как на моей руке покоилась голова девушки, эта местность приобрела в моем воображении женственные формы, наполнилась таинственной и сексуальной прелестью.

— Путешествие в поезде оказывает на меня странное воздействие, — сказала Мэри. — Мне чудится, что я отрезана от реального мира, изолирована и ни за что не отвечаю. Время, которое я провожу в поезде, представляется мне эпизодом, вырванным из реальной жизни.

— Эта местность кажется мне сказочной страной, — отозвался я. — Выйдешь ли ты за меня замуж, если я попрошу?

— Не надо об этом сейчас, — ответила Мэри сонным голосом. — Опусти штору и спроси меня в потемках, люблю ли я тебя.

Этой ночью мне не снились плохие сны.

В шесть часов утра в моей голове словно прозвонил будильник. Еще не открыв глаза, я почувствовал теплый аромат женского дыхания. Мэри спала. Двигаясь очень осторожно, чтобы ее не потревожить, я собрал свою одежду и встал.

Проход между зелеными занавесками был таким же пустынным, как лесная просека, и так же полон тишины, которая поглотила шорохи и шепот скрытой жизни. Изредка тишину прорезал долгий удушливый храп, как будто в лесу валилось дерево. Я постарался поскорее проскользнуть мимо, но не успел добраться до конца вагона, как зашевелилась и отодвинулась занавеска. Небольшая юркая фигура в полосатой пижаме вылезла оттуда задом, как медвежонок. Я знал, что там полка миссис Тессингер. Взъерошенный, весело поглядывающий мужчина оказался Тедди Трэском.

Он приложил палец к губам и заулыбался. Не говоря ни слова, я последовал за ним в мужскую комнату.

— Пойман с поличным. Ну и дела!

— Спите с кем хотите. Но я думал, что вы обрабатываете Риту.

— Я тоже так думал. Только, ради Бога, не проболтайтесь Рите, что я переспал с ее мамой. Она с ней перестанет разговаривать.

— Это поставило бы меня в такое же неловкое положение, как и Риту.

— Точно. А мне будет вдвойне неловко.

Я наполнил раковину водой и снял обертку с кусочка мыла.

— У меня сложилось впечатление, что вы предпочитаете молоденьких.

— На этот раз не удалось. О Господи, меня фактически изнасиловали. Но, впрочем, думаю, что все получилось правильно. Мне не на что жаловаться.

Бурлившая в металлической раковине вода была чистой и горячей. Я с пониманием реагировал на происшедшее. Довольно низкопробная связь Тедди Трэска с миссис Тессингер показалась мне необычайно смешной. Я испытал одновременно чувства настороженности и облегчения и приготовился к любому развитию событий.

Спустя час или немного больше, во время завтрака, мне представилась возможность расспросить Тедди немного подробнее о его временном коде:

— Вы сказали, что предлагали его армейской сигнальной службе. Как думаете, можно ли его использовать на радио?

— А почему бы и нет, — ответил он, охотно включаясь в обсуждение своего любимого вопроса. — Вы можете выйти в эфир и ничего не передавать, кроме тиканья. Враг может и не знать, что вы что-то передаете по радио. Но если они все же узнают об этом, то услышат одинаковые сигналы через разные промежутки времени. В этом и состоит отличие этого кода от других. Сигналы сами по себе не имеют никакого смысла. Смысл заложен во временных отрезках между сигналами.

— Мы используем такой же принцип в сигнализации свистками. Свисток продолжительностью в шесть секунд означает одно, а в двенадцать секунд — совершенно другое.

— Абсолютно правильно, принцип тот же, — согласился он.

— Скажем, армия решила воспользоваться вашим кодом. Много ли уйдет времени, чтобы передать небольшую информацию? И не будет ли слишком ограничено число слов, которые вы можете использовать?

Он отпил кофе и закурил сигарету.

— Конечно, должен признать этот недостаток. Может быть, по этой-то причине армия и не взяла код на вооружение. Кроме того, у меня не было большого чина, я не был даже лейтенантом. Но имейте в виду, что этот код гораздо лучше можно использовать в вещании, когда часы синхронизированы до одной пятой секунды. Это дает по пятьсот смысловых нагрузок на каждые сто секунд, если в качестве единицы вы будете использовать пятую часть секунды.

— Но и в этом случае вы ограничены пятьюстами смысловыми значениями. И если послание включает все пятьсот значений, то придется использовать все сто секунд, чтобы передать сообщение.

— Это тоже правильно. Передача медленная. Но я рассчитывал, что такой код можно использовать только для специальных целей.

— А не сможет ли вражеский специалист по раскрытию шифров быстро найти ключ к ограниченному списку предусмотренных вами значений?

— Вот здесь вы не правы, молодой человек. Если он не будет обладать какой-то феноменальной способностью оценивать временные отрезки, а я о таких не слышал, то враг даже и не узнает, что слушает закодированное послание. В этом и вся прелесть. Такой шифр можно использовать в партизанской войне агентам, заброшенным за линию фронта на вражескую территорию. Но предположим, что разгадывающий шифры специалист обладает феноменальным слухом, похожим на хронометр, или еще как-то догадался о коде и начал измерять временные отрезки тиканий. Все равно вы сможете его провести.

— Хотите сказать, что через определенные промежутки времени можно менять смысловые значения?

— А почему бы и нет, — отозвался он с торжествующим видом. — Их можно менять хоть каждый день. Скажите, не заинтересуется ли этим военно-морской флот? Я все еще думаю, что код можно использовать.

— Может быть. Я не уполномочен говорить от имени военно-морского флота. Но готов сказать, как к этому отнесутся в управлении кодов военно-морского флота, если вы придете к ним со своим предложением. Они скажут, что применение его небезопасно, потому что, во-первых, вы сами знаете об этом коде, а во-вторых, знают и другие люди. Например, я. Коды на флоте разрабатываются военными офицерами и небольшой группой тщательно отобранных гражданских лиц, и с них не спускают глаз.

— Бог ты мой, никогда бы этого не подумал. — Победоносное выражение исчезло из его глаз так же, как гаснут лампочки при повороте выключателя. — Я все время только и делаю, что всюду болтаю об этом. Послушайте! Может быть, они уже пользуются моим кодом, а я просто об этом ничего не знаю?

— Возможно, и пользуются. Откуда мне это знать.

Я оставил его, предоставив возможность самому делать выводы из сказанного. Но из разговора с ним я почерпнул одну мысль, которую стоило развить дальше. Сью Шолто работала на радиостанции. Но ее тленное тело и проблемы, вызванные ее смертью, остались на Гавайских островах, а я находился в поезде, идущем по штату Аризона. Совсем недавно появился еще один труп, и в связи с этим мне было о чем поразмыслить. Почему погиб Хэтчер? Ведь можно предположить, что это не было несчастным случаем. И какие отношения, если они действительно имели место, связывали Хэтчера и Андерсона? Хотя у меня и не было ни малейшего представления о том, что я сделаю или скажу, если увижу его, я все же устроил своего рода засаду, сидя в вагоне-ресторане и ожидая, когда Андерсон пройдет по обеденному залу.

Я просидел так очень долго, в течение всего времени, отведенного для завтрака. Увидел майора Райта, который важно вышагивал на своих коротеньких ножках. Потом Риту Тессингер, выглядевшую свеженькой, но беспокойной. Ее маму с выражением удовлетворенности на лице от приятной усталости. Старую даму из Гранд-Рэпидз, затянутую в цветной шелк, как в панцирь, оберегающий ее комфорт, опасность для которого бегающие старческие глаза находили повсюду. И, наконец, Мэри, очень молодую, красивую и обманчиво девственную. Я сказал ей о первых двух дамах и пропустил третью.

— Сегодня ты рано поднялся, — заметила она.

— Прошлую ночь я хорошо выспался.

— И я тоже. Я заснула, как только голова коснулась подушки.

— Я уже позавтракал. Тебя подождать здесь?

— Сделай одолжение.

Она пошла дальше, покачивая бедрами, ненавязчиво напоминая мне кое о чем. Ее фигурка в сером фланелевом платье снова приобрела загадочность, и во мне опять начало пробуждаться желание.

Такое настроение нарушило появление мисс Гриин, которая пришла одна, одетая в зеленое, цвета молодой травы на Пасху, платье и в туфлях того же цвета. Я заметил, что она добавила к своей походной ювелирной амуниции желтовато-зеленые серьги. Вид у нее был болезненный.

— Доброе утро, — приветствовал я. — Вы не видели мистера Андерсона сегодня утром?

— Разве вы не знаете? Мистер Андерсон сошел с поезда.

— Но он говорил мне, что поедет до самого Лос-Анджелеса.

— Да, собирался. Но у него был междугородный разговор с одним из нефтяных месторождений, и ему посоветовали задержаться на пару дней в Нью-Мексико. Поэтому вчера ночью, а может быть, сегодня рано утром он вышел на станции Гэллуп. Он сказал мне, что едет в Альбукерк.

— Жаль, что я не знал об этом. Хотелось попрощаться с ним. Он не оставил вам своего адреса в Калифорнии?

— Нет. Сказал, что все время находится в дороге. Но, впрочем, он записал мой адрес. — Она хрипло хохотнула. — Ладно, пойду посмотрю, что там у них на завтрак. Еще увидимся.

Я почувствовал себя обманутым и все же в какой-то степени оправданным в своих глазах. Возможно, вопросы, которые даже мне в то время казались глупыми, напугали его и заставили сойти с поезда. Если мне удастся заручиться поддержкой отделения ФБР в Лос-Анджелесе, то его можно будет разыскать и снова задать те же вопросы.

Я вернулся в вагон и спросил проводника, взял ли Андерсон с собой багаж.

— Нет, сэр. Он попросил мисс Гриин передать мне, чтобы я сдал его вещи в багажный вагон. Она сказала мне, что через пару дней он приедет в Лос-Анджелес и тогда заберет их. У мистера Гордона был всего один чемодан, и, мне кажется, он взял его с собой.

— Гордон тоже сошел?

— Да, сэр. Меня, признаться, это вполне устраивает.

— Они сошли вместе?

— Не знаю, мистер Дрейк. Но они вышли на станции Гэллуп. И ни один из них не сказал мне ни слова.

Я подумал о трех вариантах помимо того, который уже возникал в моем воображении. Гордон выслеживал Андерсона. Или Андерсон следил за Гордоном. Или же один из них убил другого и был вынужден снять с поезда куль с телом. Реальные мелодрамы и насилие подготовили мое сознание к тому, чтобы не делать резких ходов в мелодраматических и насильственных ситуациях. Мелодраматизм возникшей ситуации усилился, когда я навел справки и выяснил, что никто не видел, как сходили с поезда Гордон и Андерсон.

Мисс Гриин и Мэри вернулись с завтрака вместе, и я спросил мисс Гриин, договорился ли мистер Андерсон заранее, как поступить с его багажом.

— Он оставил для меня записку. Я нашла ее под подушкой, когда проснулась утром. Точнее, не просто записку, а очень приятное письмо.

— Вы уверены, что он сам написал его?

— Конечно. Кто еще стал бы писать мне записку?

— Знаком ли вам его почерк?

— Не уверена. Думаю, что нет. Но убеждена, что это написал он. Он сообщил, что едет в Альбукерк, и просил направить его вещи в Лос-Анджелес.

— Говорил ли он раньше, что собирается сойти с поезда?

— Нет. Я удивилась, когда получила от него записку.

— А где она теперь?

— Записка? Минуточку. — Она пошла в свое купе и начала ее искать. Но вернулась с пустыми руками.

— Записка пропала. Не понимаю. Я держала ее в руках всего час назад.

Чрезмерно накрашенное стареющее лицо скрывало ее мысли. Мне трудно было понять, лжет она или говорит правду. Все, что она говорила или делала, казалось искусственным, было несколько смещено по оси нормального человеческого поведения. У нее постоянно дрожали руки, как будто ее нервная система претерпела небольшое, но непоправимое нарушение. Оживленный труп, некоторые ткани которого уже разложились, наверное, двигался бы и говорил так, как это делала она, и у него, вероятно, был бы такой же вкус к одежде.

Мисс Гриин опять занялась чтением журнала о любовных похождениях. Я направился в свое купе и сел рядом с Мэри.

— Мисс Гриин спрашивает, не случилось ли чего, — сообщил я ей негромким голосом. — Если ты такой же вопрос задашь мне, то я скажу: что-то случилось с ней самой.

— Что ты имеешь в виду? Она человек такого типа, который весь на виду. Невежественная женщина, где-то разжившаяся деньгами и не знающая, как их использовать.

— Правильно, но как она достала эти деньги? — Я повернулся и посмотрел на мисс Гриин. Ее поблекшие, похотливые глаза были прикованы к страницам журнала.

— Может быть, она выиграла в лотерею, — предположила Мэри со смехом. — Не давай слишком большого простора своему воображению, Сэм. Она — жалкая старая карга. Мне кажется, что я разбираюсь в женщинах, и именно такой представляется она мне.

— К тому же она установила довольно дружеские отношения с Андерсоном. У меня начинало складываться впечатление, будто вокруг него творится что-то странное. И вот теперь он пропал из виду. Слишком много людей пропадает, как будто проваливаются сквозь землю. И Гордон исчез.

— Гордон?

— Мужчина, который следил за тобой вечером в вагоне-ресторане. Минувшей ночью он сошел с поезда.

— Разве в этом есть что-то дурное? Может, у него были для этого вполне веские основания...

— Может, и были, но что-то не очень верится. Вел он себя подозрительно.

— Сэм, у тебя все вызывают подозрение. Не слишком ли сильное впечатление произвела на тебя вся эта история?

— Ты права, произвела. Разве тебе непонятно, что мы оба по уши увязли в этом деле? Следующим, кто провалится в потайной люк, можешь оказаться ты или я. Я туда уже чуть не провалился.

— Я знаю это. — Она подалась ко мне и положила свою крепкую белую руку на мое колено. — Тогда зачем с такой настойчивостью ты подставляешь свою голову опасностям?

— Я чувствую приближение неприятностей и считаю, что нельзя уклоняться от встречи с ними. Хочу за что-то уцепиться.

— А если цепляться не за что?

— Минуту назад ты сказала, что я зря подставляю голову. А теперь говоришь, что не за что уцепиться и все это плоды моего воображения. Правда, женщина и не должна рассуждать логически.

— Может быть, в моих рассуждениях и в самом деле мало логики. Я полагаюсь на чувства. А чувства подсказывают, что тебе лучше забыть об этом деле.

Но я не мог забыть. Как и она. Нервы и у меня были натянуты, я чего-то ждал, но не знал, что предпринять. Я постарался полнее воспользоваться долгим и спокойным днем.

Мы читали, время от времени вели интимные беседы. Поезд тащился по земле штата Аризона; промчался над Колорадским ущельем, извиваясь, вошел в последнее большое нагромождение гор, спустился через голубоватый просвет на прибрежную равнину Калифорнии, в царство зелени.

В половине одиннадцатого вечера он сделал последнюю остановку на вокзале в Лос-Анджелесе, и мы вместе вышли из вагона. Идя вверх по длинному крутому туннелю, я испытывал какое-то новое для себя чувство. Это напоминало карабканье из тесного маленького ада в сторону непредсказуемого хаоса. Даже мои собственные намерения были непредсказуемы, но в последний момент я все же решился.

— Поеду в Санта-Барбару, — сказал я Мэри у стойки багажного отделения.

— Но ты говорил, что поедешь со мной в Сан-Диего! — На ее щеках выступили пятнышки от охватившего раздражения. Меня тоже разозлила ее хозяйская интонация.

— Нет, я не поеду. Могу встретиться с тобой в Диего завтра вечером.

— Зачем, разреши спросить, понадобилось ехать в Санта-Барбару?

— Я поеду туда, чтобы повидаться с Лаурой Итон. С девушкой, которой Хэтчер адресовал письмо.

Мэри взяла меня за руку и отвела в сторону от толпы у стойки выдачи багажа.

— Сэм, пожалуйста, не уезжай. Останься сегодня со мной в Лос-Анджелесе.

— Уж не ревнуешь ли ты к девушке, которую я в глаза не видел?

— Я ни к кому не ревную. Просто не хочу, чтобы ты ездил в Санта-Барбару. Я боюсь.

— Боишься чего?

— Того, что может с тобой случиться. Ты не должен мотаться по всей стране и нарываться на неприятности.

— Мне не надо искать неприятностей. Они сами уже давно обрушились на меня. Я хочу знать содержание того письма, а для этого мне надо съездить в Санта-Барбару.

— А если мне это не нравится, то я могу просто проглотить эту пилюлю, — произнесла она с вызовом и отпустила мою руку. Я почувствовал себя очень одиноко.