Джон Д. Макдональд Утопленница

Глава 1

Однажды, когда все уже было решительно позади и ничего нельзя было ни переиграть, ни изменить, Пол Станиэл, сравнивая даты, вдруг обнаружил, что он и Луэлл Хансон в один и тот же день, в тот же час купались во Флориде, в двухстах километрах друг от друга; оба в один и тот же жаркий майский полдень прошли по песку и окунулись в прохладную воду. Но тогда он еще ничего не знал ни о ней, ни об озере в чащобе, где она в тот день утонула.

А между тем это событие изменило его жизнь именно тогда, когда он отчаянно искал выход, и позже он придавал особое значение тому обстоятельству, что хотя ее купанье в тихом озере окончилось смертью, он-то плавал далеко от нее на дурацком пляже под Лодердейлом, отчаянно злился, и все в нем прямо жаждало перемены, которая, как окажется, накрепко соединит их судьбы, несмотря на то, что ее жизнь уже угасла.

Пол Станиэл был человеком хладнокровным, рассудительным и умеренным в желаниях, ему случалось выходить из себя, но он всегда умел укрощать гнев и никогда не связывал воедино события, не относящиеся друг к другу. Когда он обнаружил это роковое совпадение, ему уже было известно, как и что происходило с ней. И хотя никогда не встречался с Луэлл Хансон при жизни, он беседовал с людьми, знавшими ее, видел место, где все разыгралось, читал ее письма, проникая таким образом в тайники ее мыслей и души. Снова и снова перед глазами вставала одна и та же картина на берегу озера Дайкир. Он видел, как старенькая машина спускается в жаркий полдень по заросшей песчаной дороге, останавливается e озера. Как из нее выходит женщина, оставив дверцу распахнутой, и, стащив с себя шелковое облегающее платье, бросает его в машину. На ней белый купальник, сандалии. Загорелая, со светлыми, золотистыми волосами. Овальное лицо, высокая шея, небольшая грудь и тонкое, длинное тело производят обманчивое впечатление хрупкости. Но сильные бедра ее широки, ноги полные и упругие. Видел, как пристукнула на руке москита, потянувшись в машину, достала вещи и, захлопнув дверцу, бодро прошла к небольшому песчаному пляжу. Расстелив полотенце, положила на него вещи, сбросила сандалии и, заправляя на ходу волосы под голубую купальную шапочку, направилась к воде. Лицо серьезное, задумчивое, какое бывает у женщины, когда она, оставшись одна, размышляет о двух мужчинах, которые, может быть, влюблены в нее, и о том, кого из них любит она.

А потом его внутренний взор отмечал, как она удаляется от берега, энергично работая ногами, плавно загребая руками, при взмахе правой поворачивая голову для глубокого вздоха. Видел, как все происходило, и понимал, что у нее нет ни малейшей надежды. Потом взгляд его устремлялся все ниже, в янтарно-голубоватый сумрак семиметровой толщи воды, наблюдая, как постепенно опускается, как наступил конец, и она переворачивается, скользя вниз; на лице — опустошенность смерти; вот она касается дна, покачиваясь в случайном подводном течении, и, наконец, тело вытягивается на боку с открытыми глазами; видны блестящие окружья зубов, последняя конвульсивная дрожь левой руки, поднимающиеся пузырьки воздуха, и потом — зловещая тишина в золотисто-коричневой глубине.

Но его купанье в тот же день и час на ослепляющем безвкусицей пляже, окруженном современными убогими мотелями, было совершенно иным. Детективное агентство поручило это дело ему потому, что внешне он сильно смахивал — и с этим скрепя сердце приходилось соглашаться — на пляжных бездельников и мог легко затеряться среди них. Кожа у него достаточно смуглая и быстро принимала загар. Волосы темные, глубоко посаженные, ясные голубые глаза. Высокого роста, с длинными ногами, узкими бедрами, тело худощавое, стройное, но грудь — мощная, шея короткая, крепкая, плечи — могучие, мускулистые. Благодаря своей спортивной, тренировочной внешности, с расстояния он казался гораздо моложе, чем в действительности.

Объектом наблюдения оказался рыхлый, приземистый, инфантильный тип из штата Мичиган — Джефри Роджерс. Был женат на богатой женщине, которая теперь жаждала развода, но Роджерс тянул, рассчитывая поторговаться при личных переговорах, и не давал согласия. Выяснилось, что он решил прогуляться с белокурой барменшей из ночного заведения в Детройте. Их выследили с помощью телефонного номера, который они оставили в авиакомпании, заказывая обратные билеты, и обнаружили в одном из мотелей, в домике “Г”, где зарегистрировались как супруги Джефри из Лансинга.

Полу Станиэлу надлежало собрать по возможности больше доказательств супружеской неверности, чтобы клиентка могла избавиться от Роджерса с минимальными расходами. Ему пришлось снять в мотеле домик подешевле для свободного наблюдения и за жильем, и за пляжем. Тридцатипятимиллиметровую фотокамеру он вмонтировал в сумку для рыболовных принадлежностей, зарядил цветной пленкой, а сбоку под замком вырезал в сумке отверстие для объектива. Другое отверстие, достаточное, чтобы просунуть палец и нажать на спуск, прорезал сверху, возле ручек. Выдержку поставил на солнечный свет и на расстояние от полутора метров до бесконечности. Опасаться, что его заметят при фотосъемке, порой даже в двух шагах от них, не приходилось: парочка была совершенно поглощена друг другом. Заурядная физиономия женщины компенсировалась весьма пышными формами, правда, уж начинавшими увядать. Они беззаботно, без всякой опаски ласкались на пляже, валяясь на расстеленных полотенцах, пока Пол слонялся поблизости, сделав несколько очень и очень компрометирующих снимков. Увековечил их входящими в воду и выходящими из нее, а один кадр запечатлел террасу коттеджа, где Роджерс и дама расположились в шезлонгах друг против друга. Через минуту они поднялись и вошли в домик, задернув шторы, а Станиэл, забросив аппарат в свой домик, кинулся в воду. Заплыв подальше, покачиваясь на волнах, он раздумывал, сколько их понадобится для того, чтобы смыть с него аромат этой парочки, и неожиданно осознал, что работа такого сорта отныне для него непереносима. Необходимо что-то менять, если ему, оказывается, плевать, чем заниматься, лишь бы платили.

Он отнес пленку в фотоателье, заказав по одному снимку с каждого кадра, и подождал около часа в баре с кондиционером на той же улице, пока электронная аппаратура обрабатывала пленку. Подписав счет, вышел и, присев на скамейку, просмотрел на свет пленку и фотоснимки. Разумеется, отнюдь не произведения искусства, но лица обоих, позы были видны отлично, и характер отношений сомнений не вызывал.

Он возвратился в офис и, молча положив перед Киллером пленки, снимки и фотокопии записей в регистрационной книге мотеля, уселся. Шеф рассматривал добычу.

— Что ж, эта бабочка недурна, — бормотал он. — И самоуверенна. Смотрите, вот хорошо схвачено: она открывает дверь, виден номер домика, а он заходит с пляжным барахлом. Кстати, Чарли раздобыл копию квитанций со станции проката машины. Из-за кредитной карточки Роджерс подписывался настоящим именем.

Брезгливо вытянув губы, он вгляделся в один снимок:

— Как мы смогли это снять, парень? Вошли с ним в долю?

— В будущем меня ждет и это?

Киплер озадаченно спросил:

— Что вас гложет, Пол?

— В последнее время мне поручали только такую слежку, одно дело за Другим. Сыт уже по горло. Вы что здесь — занимаетесь только этим?

— Главным образом.

— Бога ради, дайте мне какое-нибудь приличное задание, чтобы передохнуть от грязи. Я же криминалист, и такая слежка мне противна.

— Вы немного переутомились, Пол. Примите витамин ББ — бутылка и баба.

— Позвольте вопрос, мистер Киплер. Вы мною довольны?

— Справляетесь вполне успешно.

— Тогда, пожалуйста, поручите мне дело, связанное с криминалистикой, и как можно скорее, иначе я вынужден буду уйти. Потом наверняка пожалею, но зато передохну от этой карусели в спальнях.

— Вы работаете в самой большой спальне на свете.

— Я готов примириться с этим, если хоть иногда стану получать стоящее задание.

Киллер вздохнул.

— Наверное, не следовало бы, да уж ладно, получите первое же дело, которое подвернется. И сейчас есть для вас кое-что, но досье я не покажу, пока вы в таком настроении. Зайдите утром. Пол, и самое лучшее, если до этого немного расслабитесь, устроите маленький загул.

Решив не пренебрегать советами Киллера, Пол назначил свиданье подвернувшейся красотке. Они прогулялись по пляжу, изрядно выпили, и ему показалось, что все отлично и напряжение отступает. Провожая ее, зашел в маленькую гостиную крохотной квартирки, и девица, не зажигая света, кинулась ему на шею, жадно впиваясь в губы, и, царапая ногтями спину прильнула к нему всем телом. Первый миг сулил удовольствие, однако во тьме она вдруг превратилась в ту женщину, с которой развлекался Роджерс и которую он столько раз наблюдал в разных позах и положениях.

Оттолкнув ее, он с грохотом сбежал по лестнице, слыша злые, разочарованные выкрики. Потом, опустошенный, равнодушный, бесцельно погнал машину за город и около часа мчался на север. Заметив дорогу, спускавшуюся к берегу, к пустым участкам, отведенным на продажу, свернул к стоянке и мимо кучек водорослей, мусора вышел к пустынному, озаренному яркими звездами пляжу.

Усевшись на сухой, теплый песок, он с наслаждением вдыхал морские запахи. Алкоголь уже выветрился, но его не отпускало мучительное волнение, тревожное ожидание, чем-то схожее с томлением взрослеющего подростка. Зная себя, он понимал, что в нынешнем качестве Пол Станиэл жить не в состоянии, пока снова не обретет свое “я”. Ему необходима работа — такая, которой не приходится стыдиться, в которой он раскроет все свои способности, энергию и смекалку. И еще он нуждался в женщине — понимающей его запросы, требования к жизни. Чтобы между ними было взаимопонимание без слов. Не женщина-ребенок, не имеющая представления о страсти и наслаждении. И не опустошенная чувственными бурями, многоопытная Магдалина. Просто тактичная, чуткая, сдержанная женщина, которая впервые отдастся ему, лишь убедившись в том, что он способен оценить ее порыв, а потом добровольно, с радостью и навсегда войдет в его жизнь, зная, что будет любима. Неужели это слишком детское, романтичное представление? — спрашивал он себя. Пусть она не блещет красотой, от которой захватывает дух. Но должна обладать чувством собственного достоинства, считаться со мной, а для меня главным в жизни станет она и моя работа. В конце концов, нужен ведь какой-то смысл, цель, ради чего стоит жить.

Когда-то ему показалось, что нашел такую работу и желанную женщину, но и то, и другое кануло в прошлое. А сейчас, подумал он с горечью, его положению позавидуют миллионы мужчин — зрелый, крепкий парень, ничем не связанный, хорошо зарабатывает, и не где-нибудь, а в райском округе Майами, имея массу возможностей для полезных знакомств.

Он посмотрел туда, где полыхало бледно-розовое зарево огней Лодердейла, Хелендейла и огромного комплекса Майами. Все очень просто, братцы. Бросайте все и двигайте сюда, на побережье — величайшую в мире фабрику развлечений и удовольствий. Огромный, бурлящий солнечный котел, где к вашим услугам — профессиональная шлюха с пухлыми губами, хорошо прожаренный бифштекс, гитары, нырянье, игры на пляже, танцульки, пьяное возбуждение, смех и рев оркестровых труб, месиво лоснящихся от масла спин и высоко взбитых причесок. Милости просим, друзья-завистники. Пожалуйте к совершеннейшему, отчаяннейшему одиночеству, какое только ведомо человеку.

Поднявшись, потянулся до хруста в костях, отчего набухли, напряглись все мускулы, зевнул до боли в челюстях. Последняя чепуха, подумал он. Последний день надежды на то, что могло бы случиться. Сплюнув на песок, медленно побрел назад к машине.

Впоследствии, когда он уже знал все, что удалось выяснить о жизни и смерти Луэлл Хансон, вспомнил про этот день и вечер. Конечно, тогда все и началось. Может, стоит начать с того жаркого дня, когда старый музыкант явился на яхту Хансона с сообщением, что его жена умерла...

Келси Хансон, удовлетворив желания плоти, развалясь и широко раскрыв рот, храпел во сне на белом лежаке в солярии верхней палубы собственной яхты, пришвартованной у берега озера Ларра. На нем были лишь голубые, блестящие плавки.

Совершенно нагая девушка, растянувшаяся на большом полотенце прямо на теплом кипарисовом полу, поглядывала на него с неудовольствием, чуть брезгливо. Девятнадцатилетняя студентка местного университета по имени Ширли Фельдман. Ах, если бы он во сне был чуточку привлекательнее! Зевнув, она лениво повернулась, подставляя тело горячим лучам. Невысокий деревянный борт закрывал ее от нескромного взгляда. Изящная, загорелая девушка с узким чувственным личиком под высоким начесом спутанных черных волос, с узкой талией, красивыми бедрами и крепкой грудью. Солнце ласково прогревало кожу, но ощутимо припекало в обычно прикрытых, укромных местечках. Вокруг валялись сандалии, желтое спортивное платье, изысканное белье, торопливо сброшенные в короткую паузу между выпивкой и любовными утехами.

Если бы только он не спал так... некрасиво. Портится впечатление, подумала она, будто попользовался шлюхой. Приходилось подбирать для себя соответствующую роль. Пожилой повеса (Келси было не менее тридцати) ищет новый, ясный смысл жизни с помощью интеллектуалки, способной раскрыть его ложные эмоциональные представления и деликатно внушить ему это. Современный мужчина, неукротимый, без удержу удовлетворяющий свои потребности самца. Так возникла ее роль наставницы, которую они подробно обсудили с Дебби. Но когда Деб сдалась и — в полном смысле слова — передала его Ширли, она объявила, что все его искания — просто поза, голый расчет, Хансон записался на несколько лекций и крутился возле колледжей для того лишь, чтоб позабавиться с легковерными девочками, которые попадутся на крючок заблудшей овце.

Но все не так, просто Дебби ошибалась, ей не хватило терпения, чтобы понять его. Усмехаясь, Деб заметила, что тип вроде Келси способен даже расплакаться, если захочет, стоит ему представить себе разрезанную луковицу.

Если он действительно стремился только к этому, Ширли сможет внушить ему, что это не так уж важно, что он стал жертвой социально-сексуальной травмы, нанесенной каким-то пуританским, примитивным пониманием греха. Свободная от сексуальных предрассудков, Ширли доказывала ему, и не раз, что это всего лишь здоровое проявление дружеских отношений, целью которого является настоящая, полная кульминация; здесь нечего стесняться, и чувства вины или стыда совершенно неуместны. Вероятно, это чертова жена Келси настолько повлияла на чувственную сферу мужа. Значит, перед Ширли стоит приятная, милая и не очень трудная задача — доказать, что абсолютная раскованность и есть подлинная безгрешность и невинность.

Как ни странно, все эти рассуждения имели бы куда больше смысла, если он во сне не выглядел бы так некрасиво.

Однако стоит взглянуть на ситуацию и с другой, более привлекательной стороны. Импозантная внешность, деньги и “мерседес”, бифштексы, вино и яхта, безусловно, скрашивали жизнь темпераментной студентки на побережье, делали ее гораздо насыщеннее, чем ее тусклое существование в Нью-Джерси. Если бы ей хотелось просто чахнуть над книгами, она могла бы поступить в любой нью-йоркский университет, не уезжая далеко от дома.

Вот если бы во сне он казался по-детски беззащитным, сразу все представилось бы в лучшем свете. А то сейчас он похож на курильщика сигар из отеля для конгрессменов, и это вызывало в ней смутное чувство тревоги, беспокойства.

В жаркой застывшей тишине послышался звук медленных шагов на лестнице, ведущей снизу на верхнюю палубу. Охваченная странной паникой, она резко уселась, но тут же сообразила, что шаги могут принадлежать всего лишь старому композитору, на которого родители Хансона оставили большой дом на холме, отправляясь в длительную поездку вокруг света. Она не торопясь встала и, подняв простыню, завернулась в нее, закрепив на груди вроде саронга. Предоставить старому Хабаду Короли бесплатный стол и крышу над головой — типичный жест, патетическая демонстрация культурной благотворительности.

Ждала, пока он поднимется. Когда-то у людей старшего поколения старик пользовался любовью и успехом, хотя в трудах по истории музыки его имя останется лишь в примечаниях и сносках. Хансоны, разумеется, воображали, что, живя в их большом сарае, он станет сочинять. Только все равно после его смерти никто не повесит там мемориальной доски.

Короли, добравшись до палубы, немного постоял, стараясь отдышаться, глядя на нее. На старике была широкополая шляпа, сандалии и короткие брюки, болтавшиеся на нем как на вешалке. Старческое тело усохло, пергаментно-коричневая кожа обтягивала одни кости. Посредине голой груди торчали белые пучки волос. Выцветшие, проницательные глаза из-под широких соломенных полей внимательно изучали ее.

— Что вам нужно? — высокомерно бросила она.

— Сообщение для короля, прелестная дама, — провозгласил тот и, прошаркав к лежаку, тренированным пальцем музыканта ткнул расслабленное тело. Мгновенно проснувшись, Келси уселся, осоловело глядя на старика.

— Какого дьявола! В чем дело? — проворчал он.

— У вас здесь не работает телефон, поэтому рискнули побеспокоить меня в большом доме, попросили передать сообщение. Вам нужно ехать в клинику. Что-то случилось с вашей женой. Обратитесь к кому-то по имени Уэлмо.

— Луэлл? Что с ней?

— Больше ничего не сказали.

Келси Хансон еще посидел не двигаясь, затем, опомнившись, бросился в каюту, оставив дверь открытой. Старик снова стал разглядывать девушку.

— Что значит образование, а? Вот это воспитание! — бормотал он.

— А вам какое дело? Вы кто такой? Старик усмехнулся:

— Зачем же злиться? Кто вас трогает? Хансон выбежал уже в брюках и легкой рубашке. Небрежно взглянув на них, кинулся к лестнице, проверяя на ходу карманы.

— А я? — раздраженно воскликнула девушка. — А мне куда? Остановившись, Келси обернулся, бросив ей десятку, но она не успела подхватить ее.

— Вызови такси, — крикнул он, сбегая по лестнице. Ширли подняла деньги, стала подбирать одежду.

— Ну, старичок, вы свое сообщение доставили...

— Есть еще кое-что и для вас. Если, конечно, вам это небезразлично. Человеческий голос — очень тонкий инструмент. Хотя по телефону не сказали прямо, но все и так было понятно. Его жена мертва.

Солнечный свет вдруг показался померкнувшим — она вздрогнула.

— Все-то вы знаете, — сказала она со вздохом. Он пожал плечами.

— Знаю кое-что о лягушечках вроде вас. Хорошеньких лягушечках. Ничего не меняется. Глубокомысленные оправдания, чуточку сожаления от сознания, что валандаетесь с таким пустым созданием, как этот бездельник. И кончите тем, от чего стараетесь убежать, девочка. Тем, от чего воротите нос — дом, муж, детишки. Вот и все!

— Вы же ничего обо мне не знаете!

— Сталкивался с такими лягушатами в сороковые годы, а ваш тип вообще не изменился. Его жена умерла. Одевайтесь, причешитесь. Приходите в большой дом, там вызовем такси.

Повернувшись, он заковылял к лестнице и, придерживаясь за перила, стал тяжело спускаться вниз.