"Парус любви" - читать интересную книгу автора (Макбейн Лори)

Глава 4

В туманных небесах над широко раскинувшимся Лондоном начинали расползаться сумерки поздней осени. Из тысячи труб, сложенных из красного кирпича или отлитых из портлендского цемента, поднимались клубы темно-серого дыма. Поддерживая огонь в каминах, лондонцы боролись с сыростью и холодом, наползавшими с Темзы. В преддверии вечера окончательно улетучивалось последнее тепло дня. Согреться мечтали все: бедные семьи, жители индустриальной восточной части города, бережно тратящие скудные запасы угля, добродушный домовладелец, потирающий руки перед потрескивающим огнем в гостинице или таверне в Уайтчепле или Лаймхаусе, в приречных районах, деловитая служанка, топившая камин в изящно обставленном салоне в одном из особняков в таких модных местах, как Расселл, Беркли или Хановер. И все они вносили свою долю в этот толстый слой маслянистой сажи, которая опускалась на город.

По улицам все еще сновали уличные торговцы, расхваливая свои товары, позвякивая колокольчиками, чтобы привлечь внимание прохожих. Острый запах свежих устриц, которых по дешевке продавали с тележек, не менее едкий запах вчерашних креветок, продаваемых на каждом углу, смешивались со стойкий вонью отбросов, скопившихся в открытых сточных канавах, откуда только сильный ливень мог унести их в Темзу. Более приятные запахи – горячих булочек и пирогов – соперничали с запахами ослиного молока, свежих фруктов и овощей, которые продавали разносчики, сновавшие по узким булыжным улочкам Лондона.

Вдоль длинных, протянувшихся на много миль причалов возвышался целый лес мачт – они покачивались в такт с прибойными волнами. На поверхности извилистой Темзы виднелись бесчисленные корабли, принадлежавшие большим и малым приморским народам, которые вели торговлю со все расширяющейся, достигающей отдаленных рубежей Британской империей. Здесь были видавшие виды торговые суда под иностранными флагами, с низкой осадкой, барки с увязанным сетями грузом, люгеры, пустые шхуны, ожидавшие загрузки, перед тем как отправиться в путь, легкие рыболовецкие суда и речные баржи, хорошо изучившие и русло, и течение Темзы. Причалы были загружены до предела ящиками, тюками, бочками и сундуками всевозможных размеров и с самым различным содержимым. Экзотические ароматы кофейных зерен и бобов какао, мускатного ореха, чеснока, мелассы и кайенского перца из Индии, табака из колоний, а также всевозможных сортов китайского чая сливались с запахом пота докеров и матросов, которые таскали на себе тюки тончайших шелков, генуэзского бархата, тонких кружев из французских монастырей, мягких мехов с северо-западной территории для благородных дам, бочки с мукой, строевой лес из-за Атлантики и бочонки с выдержанным вином и бренди из подвалов континента.

Лондонский порт походил на оживленный пчелиный улей. Как бы усугубляя это впечатление, упряжки низкорослых, крепко сбитых кобовили более высоких суффолкских битюгов тащили тяжело груженные подводы. С реки стал наползать влажный клубящийся туман; рабочий день явно подходил к концу. Вскоре все рабочие удалились в тепло своей любимой таверны; воцарившаяся на пристани тишина казалась такой же оглушительной, как и недавний шум и грохот. В этой тишине можно было слышать лишь приглушенные голоса и смех, доносившиеся из дымных, хорошо освещенных таверн, поскрипывание мачт и плеск воды о деревянные сваи.

Пришедшее из Венеции торговое судно «Стелла реале» уже давно успело пришвартоваться, разгрузиться и освободиться от всех пассажиров. Последней на берег сошла странная троица: одетая во все черное женщина в плотной вуали, громадный лакей, двигавшийся с необычным для людей такого роста изяществом, и невысокая дряхлая старуха. Женщина и лакей хранили странное молчание, в то время как старуха непрерывно тараторила что-то на каком-то иностранном языке.

Троица села в наемный экипаж, который покатил по узким, извилистым, мощенным булыжником улочкам в старейшей части города. Время от времени ворчливый кучер прохаживался кнутом по развевающимся гривам своих серых коней. Из-под нависших бровей он бросал любопытные взгляды на сидящую рядом с ним на облучке молчаливую фигуру, которая, казалось, ничего не видела, ничего не слышала, не обращая внимания даже на царящий в воздухе холод.

– Эта ваша госпожа, – начал кучер, откидывая голову назад, – до чего странная женщина, даже на англичанку не похожа. Уж как я старался ей угодить. Добро, мол, пожаловать в Лондон. – Тут он с презрением сплюнул на мостовую. – А госпожа хоть бы взглядом меня удостоила. Только цедит этак свысока: «Я, мол, тебе, добрый человек, не дура какая-нибудь, поэтому говори со мной как подобает, если только ты способен на это, в чем я сильно сомневаюсь. Я, видишь ли, англичанка и говорю по-английски в тысячу раз лучше тебя. И не пытайся содрать с меня лишнее, потому что я знаю Лондон куда лучше, чем ты». – Кучер говорил как бы от имени богатой пассажирки, затем с плохо скрываемым осуждением фыркнул: – Вот я и спрашиваю вас: если она знает Лондон лучше меня, почему хочет объехать город? Может быть, у нее не все дома? И надо же такому случиться, чтобы мне досталась свихнувшаяся пассажирка, да еще в такую поганую ночь, как эта. Не поняла ни одного слова из всего, что я тут наболтал? – спросил он, окинув оценивающим взглядом свою безмолвную соседку. – Ну и ладно. Ну и плевать. Больно нужно с тобой связываться. Скажу только, что я человек честный. И не позволю, чтобы меня обвиняли во всяких там плутнях. Мне все равно, кто она там, англичанка или итальянка. Сколько положено, столько я и беру. И кто знает, что лопочет эта старуха на своем странном языке. А теперь, – добавил вконец расстроившийся кучер, поднимая к небу свои тяжелые брови, – надо бы остановиться, купить цветочки. Скоро уже стемнеет, и прежде чем мы поедем дальше... Смотри, куда прешь, сукин сын! Чтоб тебя черт побрал! Тебя и твою бабушку! – завопил кучер, грозя кулаком в перчатке паланкину, который пересек им дорогу перед мощными передними ногами лошадей.

Прислушиваясь изнутри экипажа к знакомым голосам Лондона, леди Кэтрин Андерс усмехалась под своей вуалью. Ругательства, извергавшиеся на головы не только лакеев, которые несли паланкин, но и на головы членов их семей, звучали в ее ушах, словно музыка, ибо нигде в мире не услышишь и не увидишь того, что можно услышать и увидеть только в Лондоне. «И как же я по всему этому соскучилась», – думала Кейт, отодвигая кожаную штору с окна и всматриваясь во все окружающее горящими глазами, не в силах наглядеться до такой степени, чтобы заглушить мучительную боль в душе.

Переполненные экипажами и пешеходами улицы были с обеих сторон окаймлены аккуратными рядами узких магазинов с витринами и красочными вывесками над стеклянными дверями. Начиная с аптекарей, плотников и продавцов гравюр и эстампов и кончая издателями, шорниками и окантовщиками – все надеялись услышать звон колокольчиков, возвещающих о приходе покупателей и заказчиков.

Когда экипаж остановился у перекрестка, Кейт увидела запряженную шестеркой лошадей великолепную карету; на запятках у нее, крепко держась, чтобы не свалиться, стояли лакеи в ливреях, а впереди, расчищая путь, скакали всадники. Кейт узнала герб на дверях кареты; интересно, пощадило ли время его носителей? Откинувшись назад на кожаную спинку сиденья, она попробовала догадаться, куда направляются ее старые знакомые. Раплегх и Воксхолл, увеселительные парки, на зиму обычно закрыты; будь они открыты, их завсегдатаи могли бы слушать музыку Генделя в павильоне, ужинать в полночь в уединенных альковах или встречаться на темных дорожках.

Когда кучер пересек дорогу и большие колеса скользнули по булыжникам, голова Кейт метнулась. Она прятала лицо среди мягких лепестков роз, купленных сю у худой замарашки возле собора Святого Павла. Купол этого великолепного собора возвышался над городом, как драгоценная корона. С глубоким удовлетворением вдыхала Кейт сладостный запах английских роз – наконец-то она в Англии.

Экипаж покатил по Стрэнд, старой улице, соединяющей тщательно распланированные во времена Георгов площади и скверы со старыми частями города, с извилистыми улочками, где множество лавочек в стиле тюдор. Кучер, как ему было ведено, остановил экипаж напротив домов времен королевы Анны, в небольшом укромном сквере около парка. Хотя сквер этот был не столь изысканно красив, как некоторые из тех, что побольше, но все же обращал на себя внимание.

Кейт немигающим.взглядом смотрела на дом из красного кирпича, с крутой крышей и двумя рядами подъемных окон. В самом центре строгого фасада была единственная парадная дверь красного дерева. Кейт знала, что за этой дверью находятся холл с мраморным полом и массивная лестница с резной балюстрадой.

В конце холла – дверь, выходяшая в сад. В ее сад, где росли розы. Большинство комнат в этом комфортабельном доме отделано дубовыми панелями, и только в ее спальне и будуаре стены обтянуты тонким китайским шелком. Кейт помнила, что из окна ее спальни виднелся небольшой парк, на который в те времена она почти не обращала внимания. Куда больший интерес вызывал у нее парк Сент-Джеймс, где было очень важно показываться, потому что там прогуливались люди из высших слоев общества. Они с Перси могли поехать и в Гайд-парк, где его величество охотился на оленей, и она могла бы перемолвиться словечком с... Хотя нет, сосредоточенно нахмурив брови, припомнила Кейт, теперь в Гайд-парке уже не охотятся на оленей. Она где-то об этом слышала. Кейт прижала тонкие дрожащие пальцы к бьющейся жилке на виске, ей было неприятно думать, что что-то изменилось после ее последнего приезда в Лондон. Ей хотелось видеть город прежним, впрочем, изменился он мало. Дом, где она жила вместе с Перси и семьей, выглядел так же, как встарь. Появилось несколько новых домов, расширили некоторые старые улицы. Королем был другой Георг, по ее глаза улавливали лишь незначительные перемены.

Пока Кейт осматривалась, к кирпичному дому подъехал экипаж, дверь красного дерева отворилась, и из нее выбежали несколько лакеев. Мгновение спустя появились владельцы дома – люди, совершенно ей незнакомые, сели в ожидавший их экипаж И тут же ускакали. Вероятно, поехали обедать к друзьям, затем посмотрят какую-нибудь пьесу в «Друри-Лейн», после чего поужинают, потанцуют, заедут к кому-нибудь переброситься в карты – словом, вечерние их развлечения только-только начинаются.

Кейт резко постучала в крышу экипажа, кучер стегнул лошадей, и они отправились дальше к гораздо большему дому на Беркли-сквер. Этот дом был и всегда останется резиденцией вдовствующей герцогини, даже если Люсьен останавливается здесь, когда бывает в Лондоне. И тут тоже не заметно никаких перемен, подумала Кейт, когда экипаж остановился перед темнеющим домом. Какой же ведьмой была эта вдовствующая герцогиня и как они ее презирали! Что бы они с Перси ни делали, старая карга тотчас узнавала об этом и устраивала им выволочку. Препятствовала им во всем. Уж очень любила играть роль важной дамы, вмешиваться в жизнь внуков. Даже Люсьен не был свободен от докучливой опеки их бабушки. Но Люсьену никогда не приходилось переносить того, что терпели они, ибо он был Домиником, а они всего лишь Ратбурнами. Только тот, кто носил гордое имя Домиников, их титул, мог рассчитывать на особые милости. Сколько, любопытно, раз вдовствующая герцогиня давала Люсьену возможность загладить свою вину? Любой другой на его месте был бы отлучен от ее светлости, но только не золотоволосый Люсьен.

Кейт слегка улыбнулась, вспомнив тот единственный раз, когда ей удалось одержать верх над дорогим кузеном Люсьеном. Воскресив в своей памяти его худое ястребиное лицо, она как бы воочию увидела шрам, которым его изуродовала. Они с Перси были еще совсем детьми, на несколько лет моложе Люсьена. Но когда они действовали сообща, им удавалось справиться с более сильным противником. Пока Перси отвлекал внимание Люсьена, размахивая перед его носом кулаками, она подобрала осколок фарфоровой чашки и этим острым черепком изуродовала и Люсьена на всю жизнь.

Но по иронии судьбы именно он искалечил ее и погубил. В последующие годы Люсьен процветал, шрам на щеке не портил его, а лишь придавал ему некую таинственность, способствовал укреплению за ним репутации человека не слишком разборчивого в средствах и опасного. Люсьену, герцогу Камарейскому, никогда не приходилось выносить столько тяжелых страданий, сколько выпало на ее долю. Невзирая на все их с братом ухищрения, Люсьен унаследовал Камарей. Он обладал богатством и властью, о которых она могла лишь мечтать. А вот теперь у него еще родились и близнецы. Люсьен имеет все, а она, Кейт, ничего, отныне с ней нет даже Перси.

– Ну, чего ты там расселся? – крикнула Кейт терпеливо ожидавшему кучеру. – Или ты думаешь, я намерена торчать здесь, пока ты размышляешь над злом, царящим в мире? – Внутреннее нетерпение придало ее голосу особую резкость. – Отвези меня в гостиницу «Королевский гонец». Надеюсь, ты знаешь, где она находится?

– Да, миледи, – коротко ответил кучер. Его подмывало сказать, что у него такая работа – знать все гостиницы, таверны и кофейни в Лондоне, и он знает их еще с тех времен, как ходил под стол пешком, но он придержал язык. Однако желание поскорее освободиться от странных пассажиров заставило его подхлестнуть лошадей, которые поскакали по Пиккадилли сквозь наступившие сумерки и густой туман, едва позволяющий видеть их головы.

Гостиница «Королевский гонец» была небольшим, очень опрятным заведением, уютно располагавшимся на боковой улочке около переулка Сент-Мартина. Это было излюбленное место всех прибывающих в Лондон путешественников. Ее популярности способствовала близость к «Ковент-Гардену» и «Друри-Лейн», к торговому центру, находившемуся на Оксфорд-стрит, а также к скверам и паркам Вест-Энда, где любили прогуливаться знатные и богатые люди. Однако вопреки всем этим преимуществам гостиница «Королевский гонец» была не из самых модных, именно поэтому Кейт выбрала ее: здесь ей почти не угрожала возможность встретиться со старыми лондонскими знакомыми или венецианцами, которые могли бы ее узнать. Именно здесь предпочитал останавливаться Никколо, граф Расгьери, когда приезжал в Лондон. Граф часто упоминал об этой гостинице, рассказывая о своих поездках; а она бережно хранила в памяти каждое его слово о любимом отечестве. И теперь для нее было странным утешением знать, что именно тут останавливался граф, что он ел и спал под этой самой крышей.

Когда Кейт вошла в гостиницу, ее сразу же обдало волнами тепла, вокруг нее заструился свет. Из ресторана слева от входа доносились звуки, свидетельствовавшие о том, что там трапезничают: слышался веселый смех, звенела фарфоровая посуда и столовые приборы. Мимо, высоко держа тяжелый поднос с наполненными до краев кружками эля, торопливо прошла официантка. Держать поднос одной рукой было довольно рискованно, тем не менее она успешно с этим справлялась. С несколько озабоченным выражением лица она обходила всех посетителей, наполнявших небольшой холл.

– Я таскаю эти кружки быстрее, чем их могут выпить, – сказала через плечо официантка, исчезая в дымном зале ресторана. Ее появление там вызвало приветственные крики и грубоватые шутки.

– Вам, вероятно, нужен номер? – спросила, подплывая к Кейт, невероятно тучная женщина. Ей лишь с трудом удалось протиснуться через узкую дверь в задней стене холла. Ее напудренные кудри венчал чепец с лентами, завязанными под двойным подбородком. На талии, если, конечно, это можно назвать талией, был повязан широкий передник; когда она жестикулировала, на пальцах ее – толстых обрубках – вспыхивала богатейшая коллекция драгоценностей.

«Тяжелая, должно быть, у нее ручища!» – подумала Кейт, заметив, как возвращавшаяся с пустым подносом официантка вильнула в сторону от своей госпожи, видимо, опасаясь, что та может ударить ее по неприкрытым плечам.

– Деньги вперед, такое у нас правило. И никаких иностранных монет, – предупредила хозяйка гостиницы, тыча пальцем себе в ладонь, где у нее лежало несколько английских шиллингов. – Английские деньги. Компреневу?– спросила она, положив руки на свои огромные бедра и устремив презрительный взгляд на старую служанку, которая что-то говорила на непонятном ей языке. Между тем великан, возвышавшийся над двумя женщинами, продолжал молча смотреть куда-то мимо всех. – Ох уж эти мне иностранцы, – пробормотала она, – хотят, чтобы я поняла, что они лопочут на своем языке здесь, в Лондоне!

– Но я вас прекрасно понимаю, добрая женщина, – с подчеркнутым высокомерием ответила Кейт; каждое отчетливо произнесенное ею слово было словно сочащийся кубик льда. – Конечно же, я заплачу только английскими деньгами, никакими другими.

– О, – тихо выдохнула хозяйка, и ее лицо побагровело от досады. – Извините, миледи, – быстро проговорила она. Хозяйка отнюдь не была глупа и сразу поняла, что перед ней настоящая леди. – Ваша служанка говорит на каком-то тарабарском наречии, вот я и подумала, что вы тоже иностранка. Почти все мои постояльцы – с той стороны Ла-Манша, и если бы вы знали, сколько труда мне стоит втолковать им, чтобы они платили нашими английскими деньгами. Разрешите мне вам сказать...

– Не стоит. Поскольку в этом смысле никаких проблем у нас не предвидится, остальные ваши заботы меня не интересуют. Я только что из Венеции и хочу отдохнуть с дороги, – протянула Кейт скучающим тоном. Повелительным жестом остановив затянувшиеся излияния словоохотливой женщины, она спросила: – Так есть ли у вас комнаты, которые я могла бы снять?

– Разумеется, миледи. Пожалуйста, следуйте за мной – «Королевский гонец» славится своей чистотой и порядком, – похвасталась она, с трудом поднимаясь по лестнице, которая трещала и скрипела под ее тяжестью. – Все наше белье хорошо проветрено и высушено. Вина подают самые лучшие. И не сочтите меня нескромной, но я – одна из лучших поварих во всем Лондоне. Даже умею готовить некоторые иностранные блюда, – великодушно добавила она, не остановившись, даже когда навстречу им, с мышью в зубах, кинулся полосатый кот. – Сам раздобыл себе обед. Хороший мышелов, этот кот... А вот и ваши апартаменты. Самые лучшие, с видом на улицу. Со стороны двора слишком шумно. Я подумала, что вам нужны тихие и спокойные апартаменты, – добавила она, ибо от ее острых глаз не ускользнуло, что гостья в трауре. – Вы приехали на похороны? – с сочувствием прищелкнув языком, спросила она.

Кейт улыбнулась под своей плотной вуалью.

– «Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить[13]...» – со смехом процитировала она.

– Цезаря? Странное имя. Он был итальянцем? – спросила хозяйка гостиницы. Услышав смешок, она как-то странно покосилась на Кейт, но тут же пожала плечами, видимо, решив, что, пока у Кейт есть деньги, она желанная гостья в «Королевском гонце». – Сейчас пришлю служанку. Она хорошенько растопит камин. Чтобы у вас тут было повеселее и потеплее. Где вы будете ужинать – здесь или внизу? – спросила она, осматривая номер, чтобы лишний раз убедиться, что все в порядке.

Кейт стояла перед небольшими окошками со средниками, устало опустив плечи.

– Я буду есть только у себя в номере, – сказала она. И тоже осмотрела комнату, уютная обстановка которой не произвела на нее особого впечатления. – Сегодня на ужин я съела бы что-нибудь типично английское. Это мой первый ужин у себя на родине, и я хотела бы, чтобы вы приготовили что-нибудь особенное.

– Мы все сделаем, как вы хотите, миледи, – обещала хозяйка, не без некоторого беспокойства оглядывая громадного лакея, который, как плененный зверь, расхаживал взад и вперед по комнате. – Парень, видать, не очень-то разговорчивый, – сказала она, показывая головой в чепце на безмолвного лакея.

– От него и не требуется, чтобы он много разговаривал, – ответила Кейт. – Главное, что руки у него очень сильные. Вы знаете, – пряча улыбку, доверительным топом произнесла Кейт, – однажды он так разозлился на крестьянина, который избивал бедного беззащитного ослика, что одним движением открутил ему голову.

– Не может быть! – ахнула хозяйка, с присвистом втягивая воздух. Она как зачарованная с ужасом смотрела на большие ручищи Рокко, словно в этот самый момент они кого-то душили. – Да поможет нам Господь. Кто бы мог подумать, что он способен на такое. А ведь вид у него очень смирный. Вы не боитесь, что рядом с вами такой человек? – спросила она, многозначительно притрагиваясь к голове.

– Нет, конечно. Рокко очень предан мне, в его присутствии я чувствую себя спокойнее, – будничным тоном произнесла Кейт.

– Ну что ж, я всегда говорю, каждому – свое, – пробормотала хозяйка, осторожно делая шаг к двери. – Если у вас будут какие-то вопросы или что-нибудь понадобится, спросите Нелл Фаркар, это я. Я распоряжусь, чтобы вам скорее принесли ужин, – обешала она, направляясь к двери с быстротой, казалось бы, немыслимой для женщины столь тучной.

Кейт грелась перед камином, когда две служанки принесли ей ужин. Обе они нервно поглядывали в угол, где, не отрывая своего сонного взгляда от камина, сидел Рокко. Кейт сразу поняла, что Нелл Фаркар поспешила сообщить всем, кому могла, о чудовищной силе Рокко. Именно на это и рассчитывала Кейт. Страх перед чьим-либо непредсказуемо вспыльчивым характером всегда держит людей на расстоянии, отбивает у них желание совать нос в чужие дела. Кейт посмотрела на Рокко с такой любовью, с какой смотрят на преданного пса, ибо у него, казалось, была всего лишь одна цель в жизни – служить ей. Вот уже много лет он был ее лучшим лакеем, его сила и беспрекословное послушание приносили ей большую пользу, поэтому-то она и привезла его с собой в Лондон, зная, что он будет в точности исполнять все ее приказания, никогда не задавая никаких вопросов, никогда не осуждая, беспрекословно повинуясь ее воле.

– Простите, миледи, – робко сказала одна из служанок, худыми руками прижимая поднос к своей груди, точно защищалась щитом. – А где будут есть ваши слуги? Может быть, принести им чего-нибудь?

Кейт махнула рукой:

– Я не в состоянии съесть все это. Они смогут доесть что останется. Не беспокойтесь, Рокко не будет спускаться вниз. Но конечно, – Кейт помолчала, словно бы обдумывая что-то, – если вы хотите, чтобы он спустился к вам, я думаю, это можно устроить, – сказала она, садистски наслаждаясь их явной тревогой.

– Нет, миледи, – дружно взвизгнули обе служанки. Пятясь к двери, они стукнулись друг о дружку. – Мы спрашивали просто так. Мы не собирались приглашать его к столу. Да у нас и нет особого времени на ужин. Мы обходимся тем, что нам удается перехватить. Вы понимаете, что мы хотим сказать?

– Очень хорошо. Мне надоело с вами говорить, тем более что еда остывает. – В скрытых вуалью глазах Кейт сверкало раздражение. – Похоже, Рокко, только госпожа твоя может мириться с твоим присутствием, – бросила она вдогонку дрожащим служанкам, которые поспешили ретироваться.

Кейт оценивающим взглядом посмотрела на ростбиф в собственном соусе, лежавший на блюде. Хозяйка верно угадала ее желание, подумала она: ростбиф, пирог с голубятиной и пудинги, один из которых, как она знала, представляет собой вкусную смесь из говядины, почек, птичьего мяса, а также несколько овощных и десертных блюд: кремы, пирожные и желе.

Впервые с того времени, как выехала из Венеции, Кейт с удивлением ощутила голод. Она налила себе в кубок вина из одной из заказанных ею бутылок, откинула вуаль и осмотрела странную, хотя и знакомую обстановку. Если на ее лице и мелькали какие-либо чувства, они были надежно скрыты маской. «Как странно, – подумала Кейт, – когда я жила в Лондоне, то предпочитала французскую кухню, а вот в Венеции готова была заплатить целое состояние за некогда презираемый английский пудинг».

Кейт принялась уже за вторую бутылку, когда в дверь постучала Нелл Фаркар и, попросив разрешения войти, остановилась посреди комнаты, тяжело и неуклюже переминаясь с ноги на ногу. С открытым от изумления ртом она смотрела на женщину в маске, которая в небрежной позе сидела перед ревущим огням. На коленях ее лежал соболиный коврик. В полупустом кубке играли огненные искры.

– Вы хотели меня видеть, миледи? – спросила Нелл, беспокойно кося глазами на Рокко и старую служанку, которые доедали остатки ужина. Оба то и дело смачно облизывали пальцы.

– Да, миссис Фаркар. Надеюсь, я не ошиблась? – вежливо спросила Кейт, поблескивая голубыми глазами из-под маски.

– Нет, у меня было три мужа, последний – Джонни Фаркар. Это была его гостиница, но я пережила их всех, – гордо заявила Нелл Фаркар.

– В самом деле? Какая вы молодчина, миссис Фаркар. Такое случается очень редко, – сделала комплимент Кейт, отдавая должное изворотливости хозяйки. – Мне нужен ваш совет, миссис Фаркар.

– Плохо представляю себе, какой совет я могу дать такой, как вы, женщине, но, в конце концов, от моего совета никому никакого вреда не будет, – с подобающей скромностью заявила Нелл Фаркар, упирая руки в бока по своей любимой привычке.

– Дорогая миссис Фаркар, – сказала Кейт, точно так же проявляя великодушие, – вы необычайно добры, но, конечно, я щедро вознагражу вас за оказанную помощь и любые полезные сведения.

Круглое лицо Нелл Фаркар все лучилось.

– Я буду просто счастлива помочь вам, миледи, – ответила она с широкой улыбкой.

– Я думаю, вы в самом деле сможете мне помочь, – тихо пробормотала Кейт. И уже более громко произнесла: – Я думаю, мы сможем хорошо с вами поладить.

– Да, миледи, – подхватила Нелл, – я вижу, что у нас с вами похожие взгляды на жизнь.

– Весьма возможно. Пока же у меня к вам такая просьба. Не могли бы вы порекомендовать кого-нибудь, на чье благоразумие и осторожность я могла бы положиться? – сказала Кейт почти фамильярным тоном. – Вовсе не нужно, чтобы он... – Кейт вздохнула, а затем проговорила: – Как бы мне выразить свою мысль, чтобы вы правильно меня поняли?

– Чтобы он обладал совершенно безупречной репутацией, миледи? – закончила за нес Нелл Фаркар.

Кейт рассмеялась, хотя и не совсем довольная тем, что хозяйка так легко смогла угадать ее мысль.

– Совершенно верно, миссис Фаркар. Мне нужна кое-какая помощь в моих личных делах, дорогая, – сказала она уверенным голосом. – Буду совершенно откровенна с вами. Я хотела бы кое-кого разыграть, для этого-то мне и нужна помощь. Но боюсь, что слишком честный человек испортил бы всю мою затею.

Нелл Фаркар смотрела в упор на странную леди в черной маске и в трауре и, хотя, как женщина опытная, она не раз сталкивалась с жестокостями этого мира, вдруг почувствовала некоторое опасение. Затевалась какая-то странная игра, и Нелл Фаркар отнюдь не была несмышленой девицей, чтобы дать себя легко обмануть этой леди в черном с ее неприятными причудами. Эта женщина замышляет что-то дурное против какого-то бедолаги, и ей, Нелл, лучше держаться от всего этого лодальше. Но гостиница не так уж густо заполнена постояльцами, а приличной женщине надо ведь как-то жить.

На стол брякнулся кошель с монетами, и Нелл Фаркар сразу же вся обратилась во внимание.

– Назовите мне имя, миссис Фаркар, – вежливым, но твердым голосом потребовала Кейт.

Нелл Фаркар колебалась всего лишь мгновение, прежде чем жадной рукой схватить небольшой кошель с деньгами.

– Эдуард Уолтхэм. Если заплатить достаточно, он и родную свою матушку отправит на виселицу. Тедди Уолтхэм – самый подходящий для вас человек; такого ловкача и проныру я в жизни не видывала. Считает себя джентльменом, хотя все мы знаем, что он родился где-то Под забором в Биллингсгейте. Говорит, что в его жилах течет кровь самого короля Стюарта II и что его отец – герцог, – захихикала она, прикрывая рот рукой. – Если это правда, то я вовсе не я, а Нелл Гуинн[14]. Скорее всего его отец был торговцем рыбой, но этот Тедди Уолтхэм может внушить тебе все, что угодно. Благодаря своему языку он сумел выбраться даже из нью-гейтской тюрьмы. Тюремщик, наверное, сам отворил ему ворота своим ключом.

– Похоже, этот ваш Тедди Уолтхэм – человек в самом деле замечательный, – мягко заметила Кейт. – И где я могу найти этого редкостного малого?

– Внизу, миледи. – По комнате заметались отголоски низкого смеха Нелл Фаркар. – Вот только не знаю, в каком он состоянии, этот, как вы выражаетесь, редкостный малый. Весь вечер лакает мой лучший ром и самый дешевый джин.

– Тогда, чтобы не разочаровывать джентльмена, миссис Фар-кар, пошлите сюда бутылочку самого лучшего и сообщите мистеру Уолтхэму, что я хотела бы с ним переговорить.

– Хорошо, миледи, – охотно согласилась Нелл, готовая заработать еще несколько шиллингов. – А что я скажу, когда он спросит, кто хочет его видеть? – спросила она, вдруг вспомнив, что так и не знает имени своей постоялицы.

– Скажите ему, что его хочет видеть нанимательница, – ответила Кейт, так и не удовлетворив жгучее любопытство хозяйки, – которая может щедро заплатить ему за оказанные услуги.

– Хорошо, – заметила Нелл Фаркар, проницательно глядя на Кейт. – На том и договорились. – С этой последней репликой она вышла из комнаты, крепко сжимая в жирной ладони кожаный кошель с монетами.

Колокола пробили девять раз, и через полчаса в дверь постучался Эдуард Уолтхэм. Он едва не упал от удивления и страха, когда дверной проем молча заполнил собой молчаливый лакей, и чуть было не пустился в бегство, увидев сидящую перед камином женщину в маске, черная одежда которой показалась ему зловещим предзнаменованием. Но карманы его были пусты, перед ним маячила ужасная тень долговой тюрьмы, поэтому он решил, что ему не остается ничего, кроме как поговорить с этой женщиной. Потерять он, во всяком случае, ничего не потеряет, а может быть, кое-что и выиграет.

– Рокко, пропусти, пожалуйста, джентльмена, ибо если это мистер Эдуард Уолтхэм и он в самом деле пользуется такой дурной репутацией, как меня заверили, нам есть о чем с ним поговорить, – сказала Кейт, приглашая несколько присмиревшего мистера Эдуарда Уолтхэма войти в дверь.

– Да, я Эдуард Уолтхэм. Старая Нелл сказала, что вы хотели нанять человека для какого-то дела, – стараясь преодолеть дурманящее действие рома, ибо он понимал, что в этот вечер ему требуется светлая голова, промолвил вошедший. – Возможно, мы с вами сговоримся, а возможно, и нет. Все зависит от того, что мне перепадет, – сказал он напрямик, внимательно наблюдая за Рокко, чья тень, казалось, все росла и росла, пока ие заполнила собой всю комнату.

– Замечательно, мистер Уолтхэм! – воскликнула Кейт. – Вы меня не разочаровали. Не задавайте никаких вопросов ни о деле, которое будет вам поручено, ни о том, какие последствия оно может иметь для вас; речь может идти только о вознаграждении. Я вижу, что мы с вами прекрасно поладим, – сказала Кейт, жестом приглашая его сесть на стул напротив и налить себе рома из стоявшей рядом бутылки.

Сквозь прорези в маске бледно-голубые глаза Кейт наблюдали, как Эдуард Уолтхэм подходит ближе, быстро окидывая взглядом комнату, нет ли в ней потайных выходов, нет ли оружия или спрятавшихся незнакомых людей. Она решила, что человек он пройдошливый, а именно такой и нужен ей в качестве сообщника. Определить его возраст было очень трудно, спрашивать бесполезно, потому что он вряд ли сказал бы правду; это был человек среднего роста и веса, с неопределенного цвета волосами и глазами, ничем с виду ие примечательный. Это, несомненно, можно было считать его достоинством: при такой не-запоминающейся внешности его вряд ли могли заподозрить в краже драгоценностей или шантаже.

В одежде от старался подражать щеголям, но его бордовый бархатный камзол явно видел лучшие дни, а кружевной шарф, болтавшийся на шее, сильно пожелтел от времени. Коричневатые бриджи неоднократно подшивались, а парику требовалась хорошая чистка. Да, удовлетворенно подумала Кейт с кривой улыбкой, мистер Эдуард Уолтхэм – тот самый тип негодяя, который ей нужен.

– Не хотели бы вы проехаться со мной по сельской местности, мистер Уолтхэм? Тамошний воздух, говорят, очень полезен для здоровья, – начала она. В это время в камине, рассыпая искры, упало полено, и сильный треск его заглушил остальные ее негромко произнесенные слова.

Отлогие лужайки, начинавшиеся от расположенных на террасах садов Камарея, побурели, с небольших рощ за озерком осыпались последние осенние листья. Отныне силуэты деревьев четко прорисовывались на сером предзимнем небе. Потихоньку начинал накрапывать дождь, тучи темнели с каждым мгновением. Отдаленные раскаты грома становились все громче, заглушая звуки испуганного голоса.

– Ри! Рй Клэр! С тобой все в порядке? – кричал Фрэнсис, беспомощно наблюдая за падением сестры с красивой кобылки по кличке Птица, резко остановившейся перед изгородью из бирючины. Испуганная грохотом грома кобыла носилась по лужайке, волоча за собой поводья.

Ри вздохнула, сдвинула назад сползшую на глаза темно-синюю бархатную треуголку, расправила юбки и не слишком изящно поднялась на ноги. Она отряхивала свой жакет, когда к ней подъехали Фрэнсис и Эван, ведя в поводу убежавшую кобылку.

– Ты не пострадала? – с участием спросил Эван, глядя на ее порванную, заляпанную грязью юбку.

– Нет, все в порядке, но боюсь, мне здорово влетит от Кэнфилд, когда она увидит, что я порвала костюм для верховой езды. Ах ты, шалунья, – мягко сказала Ри, ласково прикасаясь к бархатному носу Птицы. – Помогите мне сесть, – попросила Ри, потирая ободранный локоть, и поморщилась от боли.

Джеймс соскочил со своего жеребца, прежде чем еще кто-нибудь из его братьев или кузенов успел помочь Ри. Он галантно предложил ей соединенные вместе руки, Ри поставила на них свою ногу в сапожке, уселась на кобылку и обхватила коленями седло.

– Спасибо, Джеймс, – сказала Ри, одарив его особенно нежной улыбкой. Она знала, что ее юный кузен питает к ней первую щенячью любовь. Он с готовностью улыбнулся в ответ, и его серые глаза заволокла мечтательная дымка.

– Ты уверена, что можешь ехать сама, Ри? Ты могла бы поехать со мной, – робко предложил он, бросая грозный взгляд на своего старшего брата Джорджа, который насмешливо фыркнул. – Ты ведь сильно ударилась. Если поспешим, мы доберемся до конюшни еще до того, как дождь начнет хлестать по-настоящему.

– Нет, – решительно сжав губы, возразила Ри. – Мы поедем дальше. Я не думаю, что разразится большой дождь, и не хочу, чтобы из-за меня ты, Эван и Джордж лишились верховой прогулки. Вы и так просидели в закрытом экипаже и вчера, и позавчера, и я не хочу лишать вас возможности размяться. К тому же, – добавила Ри, и глаза ее блеснули при взгляде на изгородь, – я еще не преодолела барьер.

– Ты все же собираешься перескочить через изгородь, Ри? – спросил Эван, хотя и знал заранее, какой будет ответ: ничто и никто не сможет удержать ее от повторения попытки.

– Отец говорит, что нельзя поддаваться страху. Лучше попробовать взять этот барьер сегодня. Потому что к завтрашнему или послезавтрашнему дню я успею тысячу раз подумать о своей неудачной попытке и падении, – рассудительно произнесла Ри. – И стану в тысячу раз больше нервничать, чем сейчас.

– Ри... – начал Джордж, но его тут же перебил быстро соображающий Фрэнсис.

– Лучше не спорь с ней, – спокойно проговорил он, достаточно хорошо зная сестру, чтобы тратить время на уговоры.

– Вот видишь, Эван, – с торжествующим смехом объявила Ри, – я всегда говорю, у Фрэнсиса хорошо работает голова.

За холмами вновь громыхнуло, гроза явно приближалась. Ри бросила взгляд на хмурые тучи и натянула поводья, видя, что ее кобылка нервничает.

– Боюсь, что на этот раз вам придется безвылазно сидеть в Камарее, – с мрачным видом возвестила Ри. – Никаких пикников на открытом воздухе.

– Да, кажется, так, – согласился Эван, тоже глядя на темнеющие тучи.

– Я всегда рада вас видеть, – сказала Ри. – Но почему вы прибыли так рано? Ведь бал состоится не раньше чем на следующей неделе.

– Ты же знаешь нашу мать. Если ей что-нибудь втемяшится в голову, она бывает упряма, как ослица, – объяснил Джордж. – Она сказала, что должна быть здесь немедленно. Но не захотела объяснить почему.

– Опять какое-нибудь предчувствие, – объяснил Фрэнсис, следуя за кобылкой Ри, которая поскакала на некотором расстоянии от изгороди.

– Да, предчувствие, – подтвердил Эван, повторяя слово, которое всегда употреблялось в таких случаях для обозначения странных видений его матери. Его тон выражал затаенное почтение к ее дару. Предсказания его матери так часто оправдывались, что он не мог отмахиваться от ее так называемых предчувствий. И уж конечно, не стал бы шутить по этому поводу.

– Может быть, ей привиделась твоя помолвка с графом Рендейлом? – с хитрой усмешкой на нарочито простодушном лице предположил Фрэнсис.

– Что? – вскричал Джеймс, ошарашенный этой новостью.

– Фрэнсис пытается шутить и, как всегда, неудачно, – съязвила Ри и решила переменить тему. – Пожалуй, мы быстрее доберемся до дома, если поедем по проулку, а не через холмы. – Она похлопала кобылку по грациозно выгнутой шее. – А ну, Птица, – шепнула она, – покажем им, как надо прыгать!

Но на этот раз Птица не остановилась, ее копыта даже не коснулись в полете изгороди из бирючины. В следующий миг за ней последовали Фрэнсис и его кузены. Кобылка, разбрызгивая грязь, понеслась по проулку, но вдруг Ри натянула поводья.

– Что-то не так, Ри? – спросил Фрэнсис, видимо, подозревая, что ей стало дурно.

– Я потеряла шляпу! – воскликнула Ри, шаря глазами по обочине. – Черт побери, это случилось только что. Как я могу показаться Кэнфилд без шляпы на голове?

– Знаешь, что я думаю... – Джордж хотел было дать совет кузине, но она резко оборвала его, и он изумленно вздернул брови.

– Ты ничего не слышишь? – спросила она, предостерегающе прикладывая палец к губам.

– А что мы должны слышать? У тебя что, шляпа говорящая? – насмешливо спросил Фрэнсис, но Ри метнула на него такой убийственный взгляд, что он поднял руки, шутливо моля о пощаде.

– Я слышу! – крикнул Джеймс, глядя на окаймляющие проулок изгороди.

– И что же тебе сказала шляпа, Джеймс? – спросил Джордж с мнимо серьезным выражением, но так и не смог сдержать сдавленный смешок. – Что предпочла бы быть капором, а не треуголкой?

– Не пойму, что это за звуки, – сказал спокойно Эван, – но доносятся они вон из той канавы.

– Может быть, поехать взглянуть? – предложила Ри. Когда все уселись на лошадей, Ри, не дожидаясь ни от кого помощи, соскользнула на землю. – Вы же ничего не боитесь? – бросила она вызов своим юным спутникам и, обвязав поводья вокруг руки, направилась к краю узкого проулка. – Да тут кое-что есть! – возбужденно воскликнула она.

– Обожди минутку, – предостерег ее Фрэнсис, спрыгивая со своего резвого гнедого. – Стой, Эль Сид, – велел он молодому жеребцу, прежде чем устремиться вслед за Ри, но она уже спрыгнула в канаву, передав Джеймсу поводья от Птицы. – Не подходи ближе. Может быть, там бешеная собака! – крикнул Фрэнсис, но было уже поздно. В этот момент он и услышал звуки, привлекшие его внимание.

– Это мешок, а в нем что-то шевелится, – воскликнула Ри, спустившись по грязному бережку. Обернувшись, она с облегчением увидела позади себя Эвана и отошла в сторону, пропуская его к воде.

Сделав несколько шагов в сапогах, он схватил шевелящийся и повизгивающий мешок.

– Отнеси его в проулок, Эван, – сказала Ри, благодарно принимая руку Фрэнсиса, чтобы взобраться по склону. – Быстрее, Эван, – нетерпеливо поторопила она, заметив, что он подозрительно рассматривает свою находку.

– Мне кажется, этот мешок лучше было бы оставить там, где он был, – проронил Эван, возвращаясь в проулок, скользя грязными сапогами по крутому склону. Джордж протянул брату руку и сильным рывком вытащил его на хорошо утрамбованную дорогу.

Эван еще не успел опустить джутовый мешок на землю, как Ри уже принялась ощупывать его своими затянутыми в перчатки руками.

– У вас нет ножа, чтобы перерезать бечевку, которой он завязан? – спросила она.

Эван наконец поставил мешок на самую середину дороги и отступил назад, чтобы полюбоваться своим уловом. Ри опустилась на колени и стала перетирать бечевку острым камнем, найденным Джеймсом. Она улыбнулась ему, когда он тоже опустился около нее на колени и принялся помогать ей другим камнем. Наконец, не выдержав, бечевка оборвалась; глядя на окружающие ее полные нетерпеливого ожидания лица, Ри отвернула края джутового мешка, и все увидели на дне его шестерых полузадохнувшихся, дрожащих щенят.

– Бедные крошки, – пробормотала Ри, порывистым движением кладя одно из этих маленьких жалких существ себе на коле-ни. – И кто мог так жестоко обойтись со щенками? Что им пришлось перетерпеть, бедным!

– Ну, этот негодяй теперь уже далеко, Ри, зато мы нашли щенят, – сказал Фрэнсис, встав на корточки возле сестры, чтобы получше рассмотреть скулящих щенят. – Гнусная история, но время от времени такое случается. Любопытно, какой они породы?

– Скорее всего дворняжки, – предположил Эван. – Что мы будем с ними... – Договорить ему помешало поскрипывание колес приближающегося экипажа.

Скрип колес и позвякивание упряжки становились все громче, но за плавным поворотом дороги они все еще не видели экипажа.

– Эта колымага мчится чертовски быстро, – заметил Эван, хмуро оглядывая узкий проулок, в середине которого они находились. – Лучше отойти в сторону, Ри, – предостерег он, и как раз в этот момент из-за поворота на бешеной скорости вынеслась упряжка лошадей, направляясь прямо к стоящим посреди дороги молодым людям.

Продолжая неловко держать мешок со щенятами, Ри с помощью Эвана поднялась на ноги. Фрэнсис свистнул Эль Сида, гнедой подошел к краю проулка, в то время как он и Джордж отвели в сторону других коней. Однако экипаж, если кучер не придержит коней, все равно должен был пронестись в опасной близости от ребят. Но тут кучер увидел молодых людей, резко натянул поводья, и экипаж, сильно покачиваясь, остановился в нескольких футах от них.

Изнутри на голову кучера посыпались проклятия, и Фрэнсис поспешил к окошку, готовый в случае необходимости оказать помощь леди: голос, извергавший брань, определенно был женским.

– Какого дьявола ты вдруг останавливаешь, да я велю тебя... – Голос вдруг оборвался, так как, выглянув из окошка, женщина увидела джентльмена; насмешливо улыбаясь, он спокойно стоял возле экипажа.

Когда Фрэнсис услышал шумный вздох леди в вуали, улыбка сбежала с его лица и, подойдя поближе, он заглянул в царившую внутри полутьму.

– Вы себя плохо чувствуете, мадам? – с участием спросил он, увидев, что она прижимает к груди дрожащую руку.

– Нет, у меня все в порядке, – ответила женщина отрывистым шепотом. – Просто на какой-то миг я ощутила боль. Должно быть, переела за обедом. Вы знаете, чем кормят в этих паршивых гостиничках. – С каждым словом голос ее становился все громче.

– Вы уверены, что дело именно в этом? – вежливо спросил Фрэнсис. Он сомневался, что она говорит правду, поскольку волнение ее все еще не улеглось.

Кейт смотрела на молодого джентльмена, надежно скрытая маской и вуалью. Ее бледно-голубые глаза не отрывались от сына Люсьена Доминика. Конечно же, это один из Домиников, болезненно сглатывая, подумала Кейт, глядя на лицо, напоминающее ей не только Люсьена, но и Перси. Глаза были другого цвета, нежели глаза Перси и Люсьена, не такие светлые, как ее собственные, но ястребиные черты неопровержимо свидетельствовали, что перед ней один из Домиников.

Кейт перевела взгляд на других всадников. Ее глаза сузились при виде довольно замызганной молодой девушки, державшей в руках странный мешок. Кейт почувствовала, как под перчатками у нее побелели костяшки пальцев, ибо эта девушка также, несомненно, принадлежала к роду Домиников. Как ни странно, неряшливый вид девушки лишь подчеркивал ее неотразимую красоту; распустившиеся волосы, обрамляя лицо, которое своим очарованием вполне могло соперничать с ликом ангела с картины эпохи Возрождения, спадали на бедра великолепными золотыми волнами. Кейт вздохнула: много лет назад она была столь же девственна, столь же небесно красива, как эта девушка. Скользнув взглядом по трем остальным всадникам, она заметила, что двое из них рыжие, а у того, что постарше, темно-каштановые курчавые волосы. Ее собственная доминикская кровь подсказала ей, что они не Доминики, к тому же она знала, что ни у одного из Домиников не было рыжих волос. Кейт мысленно отмела двоюродных братьев Флетчер как не имеющих для нее значения, и ее бледные глаза вернулись к Фрэнсису. Ее мысли были заняты лишь Доминиками. А тут их двое.

– У вас какие-то трудности? – спросила Кейт с вежливым любопытством, показывая рукой на спешившихся всадников. – Девушка, должно быть, упала с лошади? Она не поранилась? Рокко! – позвала Кейт. И прежде чем Фрэнсис успел объяснить ей, что произошло, или возразить, она что-то сказала по-итальянски своему лакею.

– Нам не нужна помощь, мадам, – торопливо произнес Фрэнсис, увидев, что к ним приближается гигантская фигура. – Моя сестра Ри в самом деле упала с лошади, – начал он, чтобы объяснить, почему она такая грязная, – но это случилось раньше. Прошу прощения за то, что мы загородили вам дорогу. Дело в том, что Ри решила спасти брошенных кем-то в воду щенят. – Своей усмешкой Фрэнсис так сильно напомнил Кейт Перси, что она едва удержалась, чтобы не высунуться и не потрепать его по щеке.

– Я вижу. Очень благородно с ее стороны, – ответила Кейт. – Вы, должно быть, живете где-то поблизости, иначе не поехали бы кататься в такую препаршивую погоду, – заметила она как бы вскользь, пытаясь подавить возбуждение, пульсирующее в ее крови. – Насколько я знаю, здесь есть лишь одно поместье, Камарей. Стало быть, вы... – Вопросительная интонация, с которой Кейт выговорила последние слова, не оставила молодому джентльмену другого выхода, кроме как представиться.

– Я Фрэнсис Доминик, это моя сестра Ри Клэр, а это мои кузены Эван, Джордж и Джеймс Флетчсры, – скромно сказал Фрэнсис, не упомянув никаких титулов.

– Да, конечно, – пробормотала Кейт. – Вы маркиз Карилстонский, наследник Камарея.

Фрэнсис удивленно вскинул брови.

– Вы знакомы с нашей семьей, мадам? – спросил он холодным тоном. – Может быть, вы друг моих родителей?

– Друг? – как-то странно выговорила Кейт. – Нет, просто старая знакомая. – Да, – повторила она, находя удачным это определение. – Да, я их давнишняя знакомая.

– Ясно, – сказал Фрэнсис. – Вы хотите посетить Камарей? Может быть, будете присутствовать на балу?

Кейт отрицательно мотнула головой.

– Нет, я просто проезжаю через долину, но я была рада повидать сына Люсьена, – благодушно произнесла она, лихорадочно обдумывая, как ей поступить. – Где же Рокко? Иногда он такой нерасторопный, – пожаловалась она, высовываясь из окна экипажа и видя, что ее лакей, ухмыляясь с видом глупого деревенского увальня, смотрит на щенят.

Ри Клэр Доминик поощрительно улыбалась колеблющемуся лакею. Услышав его шаги, она была сначала слегка испугана, но, подняв глаза, увидела пару печальных темных глаз, которые глядели на нее почти с умоляющим выражением. И она не отпрянула от него, как это обычно делали все, кому приходилось сталкиваться с этим огромным, туго соображающим человеком. А вместо этого улыбнулась, и ей показалось, будто ее улыбка нашла изумленный отклик на широком лице великана.

– Удивительное дело, – мягко сказала Ри возвышающемуся над ней лакею, – но они живы.

Рокко продолжал зачарованно смотреть на лицо Ри в форме сердечка, на ниспадающие на плечи золотые волосы. Что-то медленно зашевелилось в его уме, согретое теплом ее искренней улыбки. Темные, почти детски-наивные глаза смотрели, куда показывала ее рука, на пушистых щенков, которые своими розовыми язычками восторженно лизали ласкавшие их пальцы. Рокко медленно протянул руку, глядя на Ри, не зная, примет ли она ее или отклонит рукопожатие, как это нередко бывало в подобных случаях. Она схватила его руку, подтащила к щенкам и положила ему на ладонь одно извивающееся тельце.

– Все хорошо, – мягко проговорила Ри, похлопывая его руку, когда с удивлением увидела набухшие в его глазах слезы; он держал щенка с безмолвным благоговением. – Я отнесу их к человеку, который о них позаботится, – объяснила она. – Он любит собак и умеет их лечить одним прикосновением.

Но Рокко понял только, что эта светловолосая девушка добра к нему, тогда как в его деревне и даже в семье к нему относились с насмешкой и неприязнью. Воспоминания были неприятными. Рокко нахмурился и мысленным взором вновь увидел такое же нежное лицо, окруженное развевающимися волосами, и широко разведенные руки... Он стоял на коленях в умоляющей позе, и его манила к себе сладостно-печальная улыбка. Он вспомнил, как дрожал от страха перед неизвестностью, когда мать отвела его в большой каменный дом. Внутри было так холодно, а стены были такие высокие, что, казалось, уходили в самое небо. Мать сказала, что он вел себя плохо и должен быть наказан, хотя он так и не понял, в чем провинился. Она оставила его в холодной тьме кафедрального собора, вдали от родного дома и деревни, и ушла.

Он должен был просить прощения, но его испугали закутанные фигуры, то и дело появлявшиеся из теней и исчезавшие. Он поднял глаза, надеясь увидеть свет, но увидел лишь взирающие на него с высоты безобразные, мучительно перекошенные лица. Как было просить прощения у таких беспощадно-жестоких лиц, которые осуждающе смотрели на него своими невидящими глазами? Скуля, как побитый пес, он отвернулся от каменных лиц, и тут его глаза встретились с глазами мадонны и ангелов. Она улыбнулась ему, радушно его приветствовала, приглашая в свой мир, и растопила сердце теплом, которого не было в ужасных приделах собора. Но затем все это было отнято у него, его выгнали на холодную площадь, а тепло мадонны осталось внутри, за 88 закрытыми дверями. С тех пор он больше не видел своей мадонны – до этого самого дня, когда оказался в сельской местности Англии.

– Рокко, отвечай, дурень! – услышал он резкий крик, сразу нарушивший ощущение покоя, которое он обрел в улыбке этой незнакомой девушки. – Что ты там делаешь? Он не докучает вам, дорогая? – спросила Кейт, тщетно пытаясь привлечь внимание своего лакея.

– Нет, совсем не докучает, – заверила Ри женщину. – Наоборот, помогает, – решительно сказала она, намеренно не обращая внимания на тон, которым женщина обращалась к лакею.

– Что мы будем с ними делать, Ри? —.спросил Джеймс, размышляя, как они повезут щенков на лошадях.

– Я подумала, что мы можем отвезти их старому мистеру Таберу, живущему в Каменном-доме-на-холме, – предложила Ри, вспоминая о старике и его сарае с больными животными, которых он лечил. – С тех пор как его сын начал хозяйничать на ферме, у него нет никаких других дел, кроме как присматривать за бродячими и больными животными. Мама говорит, что у него особый дар обращаться с ними. Когда у нас заболевает какая-нибудь лошадь, она всегда посылает Баттерика к старику за советом.

– Тогда нам лучше поторопиться, – сказал Эван, глядя вверх и ощущая капли дождя на своем лице.

– Каменный-дом-на-холме как раз находится по пути к гостинице, где я остановилась; – сказала Кейт, открыв дверцу экипажа. – Почему бы вам не поехать со мной, дорогая? Вы ведь сегодня упали с лошади, к тому же со мной вы сможете избежать дождя, а его не миновать остальным, – заметила она с просительными нотками в голосе.

– Как я могу ехать с вами? – запротестовала Ри. – В таком виде я просто не решусь сесть рядом, – наморщив нос, добавила она. – К тому же щепки мокрые и грязные, и от них дурно пахнет.

– Пустяки, вы со щенками поедете со мной. – Кейт была настойчива и быстро преодолела возражения девушки. – Поверьте мне. В Венеции, где я жила, несет такой вонью из каналов, что я привыкла ко всяким запахам.

– Ну... – нерешительно начала Ри, чувствуя, что ее ушибленное при падении тело начинает болеть.

– Поезжай, Ри, – вмешался Фрэнсис, прикинув, что они сберегут массу драгоценного времени, если она повезет щенят в Каменный-дом-на-холме. К тому же сестра не промокнет, а отец хорошенько пропесочит ее, если увидит насквозь мокрую. Фрэнсис, хотя и был на год младше сестры, всегда чувствовал свою особую за нее ответственность.

– Спасибо, мадам, – поблагодарила Ри. – Я принимаю ваше любезное предложение. – Она поспешно пошла к экипажу, сопровождаемая Рокко, чьи темные глаза ни на миг не отрывались от ее маленькой фигурки.

– Я заберу Птицу! – крикнул ей Фрэнсис. – Мы поедем рядом с вами.

– Нет, вы не должны приноравливаться к нам: вы ведь можете скакать быстрее, – сказала Кейт, подбирая юбки. Рокко захлопнул за Ри дверцу, и Кейт крикнула, обращаясь к остальным: – Поезжайте побыстрее, а то вы совсем промокнете. Встретимся в Камениом-доме-на-холме. Это не так далеко, но если вы не поторопитесь, можете сильно простудиться.

Дождь уже шел вовсю, сбегая ручейками по лицу Фрэнсиса и неприятно просачиваясь под одежду.

– Хорошо, мадам. Там мы и встретимся, – согласился он, но его слова не долетели до Кейт, ибо экипаж уже катился по дороге. Кучер хлестнул лошадей кнутом тотчас, как только лакей уселся рядом с ним на передке.

Фрэнсис проводил исчезающий экипаж, нахмурившись с легким недоумением, и на его всегда гладком лбу впервые появились небольшие складки.

– А ну, поскакали, Фрэнсис, – поторопил Джордж кузена, вскакивая на своего коня и мелкой рысцой подъезжая к стоявшему посреди дороги Фрэнсису. – Если мы замешкаемся, они опередят нас.

Фрэнсис резко свистнул, и к нему тут же подбежал Эль Сид. Он лихо вскочил на гнедого, который, стуча копытами, поскакал вслед за экипажем. Дождь полил еще сильнее, он преграждал им путь холодной, мокрой пеленой.

– Тебя что-то беспокоит, Фрэнсис? – спросил Эван, скача рядом с кузеном.

Фрэнсис рассмеялся. Хотя что-то и смущало его, он честно ответил:

– Не знаю, Эван. Как будто бы нет никаких оснований для беспокойства, но что-то меня гложет. Эта женщина и впрямь кажется странной.

– Если у кого-нибудь и могут быть предчувствия, – добродушно проворчал Эван, – то в первую очередь у меня. Это у моей, а не у твоей матери второе зрение.

—Предчувствия тут ни при чем, Эван. Глупо, но я ощущаю какую-то тревогу, хотя и не понимаю почему. Странно, конечно, что она так хорошо знакома с моей семьей. Даже знает мой титул, а я ведь его не упоминал.

Его слова не произвели особого впечатления на Эвана.

– Семья Доминик хорошо известна в здешних краях. Может быть, у нее есть дочь, которую она хотела бы выдать за тебя, – с усмешкой проговорил Эван. – «Титулы соединяют странные пары на ложе».

– Спасибо за предупреждение, но я и так веду себя очень осмотрительно. «Уже за мною гонятся мамаши, а я еще недавно из пеленок», – пошутил Фрэнсис.

– Ну, я в более выгодном положении, – заметил Эван. – У меня нет ни титулов, ни поместий, которые я мог бы унаследовать. Поэтому моя будущая невеста будет выбирать меня, а не мои богатства.

– Спасибо тебе за то, что ты так веришь в мое обаяние и привлекательную внешность, – сыронизировал Фрэнсис, слегка уязвленный тем, что, по мнению кузена, он ничего не может предложить женщине, кроме наследства.

– Ты знаешь, что я не это имел в виду, – оправдываясь, произнес Эван и тут же ловко сменил тему: – Кажется, эта женщина сказала, что она давнишний друг вашей семьи.

– Да, так она сказала, – подтвердил Фрэнсис, все еще обеспокоенный всей этой историей. – Откуда она знает о Каменном-доме-на-холме? Не многим известно, что он в самом деле недалеко отсюда.

Эван помолчал с минуту, затем пожал плечами:

– Это ведь не совсем обычное название для усадебного дома. Вполне возможно, она слышала о том, как два брата боролись за землю; один из них построил каменный дом на холме, а другой – каменный дом в долине. Чем не любопытная история? Целыми поколениями ни они, ни их дети, ни потомки их детей не разговаривали друг с другом. Нынешние Таберы – первые, кто начал разговаривать между собой.

– Да, вполне возможно, – согласился Фрэнсис без всякой, однако, убежденности.

– Может быть, у нее какое-то тайное свидание? – предположил Джордж, который ехал вслед за ними и слышал этот разговор.

– Почему бы и нет? – сказал Эван. – У нас есть декорации, есть драматические персонажи: таинственная женщина, закрывающая лицо вуалью, лакей громадного роста, печальная старая служанка. Есть все, что требуется для постановки драмы «Смерть в пустынном проулке», – заявил он, театральным жестом прижимая руку к груди, словно его только что смертельно ранили на дуэли. – Могло быть вполне захватывающее представление.

– Если, конечно, герой, обреченный на смерть, не я, – с кислой усмешкой заметил Фрэнсис и, слегка сжав Эль Сида коленями, обогнал копя своего кузена. – Будем надеяться, что Ри удастся кое-что разузнать о таинственной леди. Поскакали наперегонки до поворота, – бросил он вызов, увеличивая разрыв между собой и остальными.

– Леди Ри Клэр Доминик, – негромко произнесла Кейт, с какой-то особой выразительностью выговаривая это имя. Она не могла оторвать глаз от дочери Люсьена, находившейся на расстоянии протянутой руки от нее. – Необычное имя.

– Возможно. Меня назвали Клэр в честь прабабушки-француженки, – объяснила Ри, гладя расположившихся у нее на коленях щенят.

– Понятно. Очень красивое имя, – польстила девушке Кейт, прикладывая к носу благоухающий розами платок.

Смущенная Ри закусила губу.

– Я, видимо, должна извиниться за запах, который исходит от щенят.

– Дело не в этом. Я просто очень люблю аромат роз. Он часто успокаивает меня, особенно в незнакомой обстановке. Розы всегда напоминают мне о моем доме, – мечтательно, с печальными нотками в голосе заметила Кейт.

– Вы англичанка, мадам? – с любопытством спросила Ри, заинтересованная этой женщиной, которая, казалось, принадлежала к двум мирам: хотя она и говорила по-английски без акцента, одежда ее и манеры выдавали иностранку.

Кейт кивнула:

– Да, англичанка, но мне понятно ваше недоумение. Я уже давно не живу в Англии. Приехала сюда впервые за пятнадцать лет. Боюсь, что отсутствовала слишком долго. Но вот наконец вернулась, чтобы привести свои дела в порядок... Перси и мне следовало вернуться уже давно, – перешла она на тихий-тихий шепот, который еще заглушался ее вуалью, – но мы боялись его, его могущества. Теперь я уже не испытываю никакого страха.

Сквозь царивший в экипаже полумрак Ри посмотрела на странную женщину и вдруг почувствовала к ней жалость. Женщина, казалось, была страшно одинока, лишена не только друзей, но и всякой надежды. Судя по всему, она понесла какую-то невосполнимую утрату. Быть может, скорбела по умершему возлюбленному и, видимо, давно уже не снимала траурного облачения. Ри прищурила глаза, стараясь проникнуть взглядом через вуаль, но вуаль была так плотна, что она лишь смутно различала очертания лица. Когда она встретилась взглядом с бледно-голубыми глазами женщины, как-то странно ярко сверкающими сквозь черную вуаль, ее сердце вдруг дрогнуло.

Кейт улыбалась, заметно было, как блеснули ее белые зубы. Она знала, что девушка старается разглядеть ее лицо, но это была напрасная попытка. В Венеции ее маска не привлекала особого внимания, но здесь, в сельской Англии, она произвела бы настоящий фурор. А Кейт хотела, чтобы никто не мог ее узнать, поэтому и решила переодеться по-другому. Она закрыла лицо тонкой вуалью, сделав прорези для глаз, носа и рта, все ее лицо выглядело через полупрозрачную вуаль безукоризненно гладким, без каких-либо следов или шрамов. Даже сама она, взглянув в свое зеркальце, на какой-то миг забыла, что...

– Мадам? – тихо окликнула ее Ри, с участием глядя на крепко стиснутые пальцы Кейт. – Что с вами?

– Ничего, все хорошо, – хриплым голосом ответила Кейт, пристально вглядываясь стеклянно-поблескивающими глазами в мелькающие за окнами экипажа пейзажи. – Мы почти уже на месте, – поспешила она переменить тему. – Я помню, как долго приходилось взбираться на этот холм, а тут мы просто взлетели на него! – воскликнула она, увидев старый каменный дом.

Рокко спрыгнул с облучка и открыл дверь еще до полной остановки экипажа. Его глаза отыскали Ри и ее маленьких найденышей, и она передала ему мешок. Ей, видимо, даже не пришло в голову, что он может их уронить; одной большой рукой он прижал щенят к груди, другой помог ей спуститься на землю.

Каменный-дом-на-холме всегда стоял на вершине пригорка, по крайней мере так казалось сменяющим друг друга поколениям сельчан. Он был возведен там задолго до того, как высекли первый золотистый камень Камарея. И Таберы из Каменного-дома-на-холме возделывали землю вокруг Камарея за сотни лет до прибытия первого Доминика из Нормандии. В течение столетий завоевывались и терялись троны, соответственно менялись властелины, а вместе с ними и лояльность их подданных. Бесчисленное количество англичан истекло кровью на поле битвы. Неизменным оставалось одно: Таберы возделывали земли вокруг Каменного-дома-на-холме и хранили верность герцогам Камарейским.

Старший мистер Табер, худой, морщинистый старый джентльмен с копной седых волос, стоял под прикрытием широкой каменной галереи; его иссохшее тело горбилось под напором ветра, начинавшего завывать за углом дома. Хотя глаза у него сильно устали, он все же разглядел экипаж, поднимавшийся на холм, и вышел, чтобы приветствовать нежданных гостей. Его походка утратила прежнюю упругость, но ведь, по утверждению его семьи и сельчан, ему было уже под девяносто, а то и больше, и одно то, что он жив, уже счастье. Никто никогда не слышал, чтобы старик жаловался на боли, которые, вероятно, постоянно его терзали, но сейчас, когда он с мучительной медлительностью преодолевал пространство между домом и сараем, он выглядел на все сто. Он казался хрупким, как старый фарфор, но его сын и невестка, внуки и правнуки могли засвидетельствовать, что он еще достаточно крепок и силен: старик продолжал объезжать окружающие Каменный-дом-на-холме земли и с повелительным видом стучал своей тростью с набалдашником, если что-то – а это бывало довольно часто – вызывало его недовольство; и семья по-прежнему считалась с его мнением, ибо и в этом возрасте он сохранил остроту ума, а советы его, как всегда, были вполне разумными. Старший мистер Табер пережил всех своих сверстников и даже троих сыновей и внуков; а его почти неистощимый запас всяких рассказов, баек и сплетен вызывал всеобщее любопытство, его общество было обычно желанным. Он хранил в памяти множество лиц и имен; умел живо рассказывать о былых временах, воскрешая в памяти давно умерших людей с их добрыми или дурными поступками. В местной таверне его всегда ожидало свободное место у камина и налитая до краев кружка эля, заказанная для него кем-нибудь из жадно слушавших его завсегдатаев.

Фрэнсис и кузены подъехали к старому каменному дому сразу же вслед за экипажем. Старший мистер Табер знал толк в лошадях и понял, что к нему подъехали не простые проезжие. Но когда он узнал игривого гнедого коня лорда Фрэнсиса и белоногую кобылку его сестры – леди Ри Клэр, его обветренное лицо озарилось приветливой улыбкой, ибо он питал слабость к детям теперешнего герцога, особенно к юному лорду Робину.

– Добрый день, лорд Фрэнсис, – приветствовал он юного джентльмена, когда тот спрыгнул с коня и поспешил навстречу старику, чтобы почтительно с ним поздороваться.

– Мистер Табер, сэр. Очень рад видеть вас здоровым и бодрым, – ответил Фрэнсис, знавший, что в течение двух недель больной ревматизмом старик пролежал в постели и выглядел не слишком-то хорошо. – Как вы себя чувствуете?

– Не могу жаловаться, лорд Фрэнсис, не могу жаловаться, – дрожащим голосом ответил Табер, широко улыбаясь беззубым ртом.– А где юный лорд Робин? Его вроде бы не видно, – сказал он, выцветшими глазами выискивая кудрявую черную оловку среди Флетчеров.

– Он сейчас в Камарее, вероятно, затевает какую-нибудь новую проказу, – уверенно предположил Фрэнсис, хорошо зная озорной нрав брата. – И когда он узнает, что мы сюда привезли, не сказав ему ни слова, он так взъестся на меня, что мне придется целый месяц обходить его стороной.

Старый Табер хихикнул, оценив шутку, затем внимательно осмотрелся.

– Я вижу кобылку леди Ри Клэр, и, должно быть, меня ждет какой-то сюрприз, – начал он рассуждать вслух. – Любопытно, что такое нашла ваша сестра и что с этим надо делать?

Фрэнсис усмехнулся и показал на экипаж, откуда с помощью услужливого Рокко как раз вышла Ри. Вокруг нее сгрудились братья Флетчер, оставив, однако, достаточно места для громадного лакея, возвышавшегося, как гротескная статуя, над ее плечом.

– Леди Ри Клэр! – выкрикнул мистер Табер, ковыляя по направлению к экипажу; его мигающие глазки ничего не упускали и скоро остановились на мешке, который она держала в руках. Увидев приближающегося старика, Рокко с почти угрожающим видом шагнул ему навстречу. Его темные глаза так и метались между стариком, щенятами и золотоволосой девушкой.

Старый мистер Табер резко остановился, инстинктивно почуяв, что громадный лакей, ревниво охраняющий леди Ри и щенят, испытывает недоверие к нему и смятение. Его слезящиеся глаза встретились с глазами Рокко, и, проявляя тот же дар, что помогал ему приручать диких зверей и утешать покинутых, старик медленно протянул скрюченную руку и похлопал лакея по напрягшемуся предплечью. Это прикосновение произвело поразительный эффект на Рокко, он сразу же как будто ушел в себя, а его враждебность растаяла.

– Эти малыши нуждаются в помощи, самим им не выжить, леди Ри, – сказал мистер Табер, цокая языком и лаская возящихся щенят. – Где вы их нашли?

– Кто-то сунул их в мешок и бросил в канаву возле большака, – ответила Ри, передавая щенят на любовное попечение.

– В таких случаях молочко творит просто чудеса, не забивайте свою хорошенькую головку мыслями об этих малышах, леди Ри Клэр, положитесь на старого Табера, – заверил он ее. Подняв глаза, он увидел экипаж с сидящей в нем женщиной. – Боже праведный! – простонал он, подходя ближе и через открытую дверь вглядываясь в смутные очертания женской фигуры. – Извините меня, ваша светлость, – сказал он глубоко пристыженным тоном. – И куда подевались мои манеры?

– Простите, мистер Табер, – быстро вмешалась Ри, – но это не герцогиня. Просто добрая женщина, которая подвезла меня к Каменному-дому-на-холме.

– А я-то огорчился, что ие узнал ее светлость, – сказал старик, ничуть не смущенный тем, что обознался; будь это и впрямь ее светлость, вот тогда он действительно был бы смущен. – Я вас знаю? – обратился он к женщине в вуали. – С вашей стороны было очень любезно подвезти молодую леди к Каменному-дому-на-холме. Надеюсь, вам не пришлось отклониться в сторону?

– Нет, – коротко ответила Кейт. – Это было по пути. Но меня вы не можете знать. Я просто проезжала через долину и наткнулась на этих молодых людей в проулке. Молодая леди упала с лошади, слегка ушиблась, поэтому я не могла не предложить подвезти ее.

– А? – пробормотал мистер Табер как зачарованный, всматриваясь в глубь экипажа. Его обветренный лоб был недоуменно наморщен. – Вы уверены, что мы никогда не встречались? Конечно, я человек старый, подслеповатый, но никогда ие забываю тех, кого видел. Я уверен, что слышал ваш голос. Но где?

Кейт удивленно таращила глаза на эту старую развалину. Прошло столько лет, а он все еще жив! Ведь он был стариком уже тогда, когда она жила в Камарее совсем еще юной девушкой. Ему, наверное, уже под сто, изумленно подумала она, но он до сих пор не только жив, но еще и сует свой нос в дела, его не касающиеся.

– Ну, ничего, я скоро вспомню, – уверенно сказал он, как бы констатируя очевидный факт. – Я горжусь тем, что никогда не забываю ничего, случившегося в этой долине. Я скоро вас вспомню, – пообещал он.

– Как мило с вашей стороны, – пробормотала Кейт. – Надеюсь, вы не будете слишком разочарованы, если это вам не удастся.

Он хихикнул, так как ее замечание показалось ему забавным.

– С каждым вашим словом я все ближе к тому, чтобы вспомнить вас. Но сейчас, – он повернулся к Ри Клэр, – я отнесу этих малышей в дом. Здесь для них слишком сыро и холодно. Завтра или послезавтра вы уже не узнаете их, леди Ри Клэр, – сказал старик, направляясь к дому.

– Я приеду повидать их, мистер Табер! – крикнула Клэр вдогонку, старик рассеянно кивнул, и через миг его согбенная фигура исчезла за углом дома.

– Дождь, кажется, перестал, – сказал Эван, привлекая их внимание к бледному просвету в тучах. – Если мы поторопимся, то успеем добраться до Камарея до того, как он возобновится.

– Какая разница, я уже и так промок насквозь, – проворчал Джордж, весь дрожа. – Но я бы не прочь согреться.

– Фрэнсис? – позвал Эван, но Фрэнсис не отозвался, он не отрываясь смотрел на женщину в экипаже. – Поехали, Фрэнсис? Ри еще не промокла, и мы, возможно, успеем добраться до конюшни раньше, чем снова пойдет дождь.

– Я думаю, вам следует воспользоваться этим предложением, – спокойно посоветовала Кейт, показав Рокко жестом, чтобы он закрыл дверь экипажа. – Лично я начинаю ощущать сырость. Но я была бы очень рада подвезти вас, дорогая, если вы неважно себя чувствуете.

– В этом нет необходимости, но все равно благодарю вас, – ответила Ри.

– Очень хорошо, – сказала Кейт. Попрощавшись со всеми, она откинулась на спинку сиденья, экипаж тронулся и покатил прочь. Сидя на облучке, Рокко оглянулся на прелестное золотоволосое существо, которое ему улыбнулось.

– Ты покорила его сердце, – заметил Фрэнсис, помогая сестре взобраться на Птицу. – Странная пара эти двое.

– Мне было почему-то жаль их обоих, – сказала Ри, направляясь в сторону, противоположную той, куда уехал экипаж. – Они оба, похоже, так несчастны.

– Трудно ожидать, чтобы женщина, носящая траур, была в веселом настроении, – сказал Эван, который ехал так близко от них, что грязь из-под копыт его коня летела прямо на юбки Ри.

– Ты прав, – согласилась девушка. – Но мне кажется, что причина ее скорби гораздо глубже. От них веяло такой печалью. Трудно объяснить, но это именно так. Да, – добавила она, внезапно припоминая одну подробность, – от женщины исходил очень странный аромат роз.

– Что в этом странного? – спросил Эван. – Женщины всегда пользуются всякими ароматическими средствами.

– Но не в таком же количестве. Я просто боялась задохнуться. Запах роз был такой густей, что... – Ри с обеспокоенным видом остановилась.

– Договаривай же, – сказал Фрэнсис, которому хотелось знать ее впечатление о женщине, и ему представлявшейся странной.

– Возможно, то, что я скажу, покажется вам вздором, – продолжала Ри, – но у меня было такое чувство, будто я – усыпанный розами гроб. Можете смеяться, – вызывающе добавила она, ощущая, что сказанное ею прозвучало глупо.

– Я и не думаю смеяться, – совершенно серьезно возразил Фрэнсис.

– Признаюсь, мне все это тоже показалось странным. Камарей расположен отнюдь не в центре Лондона. Это тихая долина, какого же дьявола ей здесь понадобилось?

– А вот мне не понравился этот здоровенный детина, ее лакей, – вставил Джеймс, которого кольнула ревность, когда он вспомнил о напвно-восторжепном взгляде, брошенном лакеем на Ри.

– Что ж, поскольку все мы говорим о вещах неприятных, – сказал как всегда практичный Джордж, – я голосую за возвращение домой. Я почти испортил свой лучший охотничий костюм и не тороплюсь объясняться по этому поводу с отцом.

Услышав это неприятное для всех напоминание, пятеро всадников поскакали быстрее и через двадцать минут – как раз в тот момент, когда хляби небесные разверзлись вновь, – прибыли к воротам Камарея. Старенький коттедж привратника со евннцо-во-серыми окнами, о которые разбивались струи дождя, выглядел очень уютным прибежищем. Мимо него проезжало много посетителей, но вряд ли среди них попадались такие замерзшие и замызганные, как эти пятеро.

Обсаженная каштановыми деревьями подъездная дорога, ведущая к большому дому, еще никогда не казалась им такой бесконечной. Когда они въехали на конный двор, ворота конюшни приветливо распахнулись перед ними. В длинных рядах стойл, предназначенных для призовых лошадей герцога, можно было видеть сладко пахнущее луговое сено, мелассу и овес, мыло и седельные принадлежности, льняное семя, свежеприготовленные припарки, ну и конечно – навозные лепешки.

Конюшни находились в ведении Баттерика, чьим заботливым рукам герцог Камарейский доверил уход не только за породистыми лошадьми, но и за многочисленными колясками, экипажами и каретами. Баттерик относился к работе с большим рвением и правил своими владениями не менее властно, чем государь – царством. Поскольку повседневные конюшенные работы выполнялись им необычайно торжественно, подчиненные с нежностью и уважением величали его «ваше высочество». Впрочем, те, кто не слишком от него зависел, в его отсутствие отзывались о нем не так почтительно, именуя его старой задницей. Их работа состояла главным образом в уборке навоза и чистке полов, а в поддержании чистоты Баттерик проявлял тиранические замашки, поэтому их негодование было вполне понятно. Не то чтобы Баттерик требовал от других того, чего сам гнушался. Он не всегда ведь был конюшим, а начал работу в камарейских конюшнях еще совсем мальчиком, и тогда ему частенько прнходилось скрести пол на четвереньках.

Баттерик гордился конюшнями и считал для себя большой честью служить у такого благородного джентльмена, как герцог Камарейский. По мнению Баттерика, человек, который знает всех его лошадей, заслуживал самой высокой оценки, а всех его лошадей знал только герцог. Он никогда еще не обманывался ни в одной лошади; благодаря прежде всего наметанному взгляду его светлости у них в конюшнях собрались самые породистые животные, составлявшие предмет зависти грумов, конюхов, кучеров и лордов всей Англии.

Но его светлость разбирался не только в лошадях, ибо сумел выбрать себе маленькую герцогиню, чистота породы которой не вызывала ни малейших сомнений. Баттерик вынужден был сознаться, что сильно ее недооценил, когда его светлость представил новую госпожу Камарея. Он забыл, что и человек маленького роста может обладать большой силой воли и умом, а ни в том, ни в другом у ее светлости не было недостатка. Он также думал, что у нее не будет потомства, а она родила его светлости близнецов. Осуждая себя за недостаток преданности ее светлости, Баттерик полагал, что ему не следует совать нос в дела, которые его совершенно не касаются.

Продолжая обдумывать эту мысль, он с отцовской заботой следил за пятью всадниками, которые сквозь ветер и дождь въехали в сухое тепло конюшни. Хотя и насквозь мокрые, они все же шутили, спешиваясь; их молодые голоса как будто несли с собой дыхание весны.

Молодой лорд Фрэнсис стал превосходным наездником, и в один прекрасный день его светлость сможет по праву гордиться своим сыном. Камарею просто повезло, что Фрэнсис – старший сын, наследник титула, ибо лорд Робин, благослови его Господь, неисправимый проказник, верховодит во всех шалостях. С другой стороны, нет более благородной молодой леди, чем Ри Клэр. В его предубежденных глазах с пей не могла бы сравниться ни одна юная девушка, хотя сейчас она выглядела не лучше, чем молочница, у которой была неудачная стычка с норовистой коровой.

Баттерик быстрым опытным взглядом оглядел лошадей и облегченно вздохнул, увидев, что ни один из его любимцев не пострадал. Убедившись в этом, он позволил себе слегка улыбнуться.

– Вы упали, леди Ри Клэр? – спросил ее Баттерик, тут же, не переводя дыхания, приказав, чтобы лошадей увели прочь, расседлали, почистили, накормили и напоили. Его басистый голос доносился до самых отдаленных уголков конюшни, достигая слуха не очень радивых конюхов, устроивших себе перерыв на несколько минут. – Прыгали через изгородь? – спросил он скорее утвердительно, чем вопросительно.

Ри и Фрэнсис улыбнулись, ничуть не удивленные, ибо хорошо знали остроту ястребиного взгляда Баттсрика. Но Джеймс, который его не знал, удивленно и даже восхищенно присвистнул, пораженный такой сверхъестественной наблюдательностью.

– Как вы об этом догадались, мистер Баттерик? – спросил он.

– Дело нехитрое, надо только быть немного наблюдательным, – ответил Баттерик, с довольной усмешкой следя, как юноша осматривает кобылку Ри. Недоуменно сдвинув брови, он тупо глазел на забрызганные грязью бок и бедро.

Баттерик подошел к Птице, похлопал ее по крупу, затем осторожно вынул веточку, застрявшую в хвосте.

– Бирючина, – сказал Баттерик, внимательно оглядывая грудь и передние ноги Птицы. – Вы ездили в Каменный-дом-на-хол-ме? Как поживает старший мистер Табер?

Даже Фрэнсис был поражен такой осведомленностью и с открытым ртом уставился на конюшего.

– Как вы об этом догадались? – спросил он, тщательно осматривая Птицу, чтобы найти ключ к разгадке тайны.

Гулкий, как из бочки, смех Баттерика наполнил всю конюшню.

– Один из лакеев как раз возвращался из деревни и видел, как вы въезжали на горку, – ответил он. Его плечи все еще тряслись от хохота.

– И что, по-вашему, мы делали в Каменном-доме-на-холме? – с вызовом спросила Ри.

– Послушайте, леди Ри Клэр, – ответил Баттерик с простодушным выражением лица, – я ведь не какая-нибудь предсказательница-гадалка. Однако, – он помолчал, и в глазах его заиграли веселые искорки, – если бы я пустил в ход свою догадку, я бы сказал, что вы нашли что-то такое, что нуждалось в заботе старого мистера Табера, который наделен даром целителя. Чтобы догадаться об этом, не нужно никакого волшебства. Кого вы спасли?

– Щенят, – ответил Джеймс. – Их нашла Ри.

– Так примерно я и думал. Кто-то их бросил, да? Ну что ж, старик о них хорошенько позаботится. А вы заходите в дом, – сказал он. – А то, если простудитесь, мне придется нести ответ перед его светлостью. Вам надо было послать грума за щенятами. Даже не знаю, что скажет ее светлость, когда увидит вас в таком виде, – произнес он, обеспокоенно качая головой.

– Ри больше тревожит, что скажет Кэнфилд, – ответил Фрэнсис.

– Я ни о чем не сожалею, – сказала Ри, когда они быстоо направились к большому дому.

– Не вижу, что тут плохого, – поддержал ее Эван. —'Ты сделала доброе дело, и я думаю, что в один прекрасный день будешь вознаграждена за свою бескорыстную доброту. В чем тут раскаиваться? – спросил он, когда они подошли к благородному геральдическому гербу рода Домиников, который гордо возглашал всем входящим в большой дом Камарея: «Ни на шаг от Правды, Доблести и Цели».

– Я думаю, что Ри сейчас получит свою награду, хотя и не знаю, насколько она ею заслужена, – негромко шепнул Фрэнсис, и, подняв глаза, все увидели, что по парадной лестнице спускается граф Рендсйл. Он был в великолепной голубой одежде. Да и все на нем выглядело безупречно: хорошо натянутые, без единой морщинки, шелковые чулки, начищенные до яркого блеска застежки ботинок, хорошо напудренный, тщательно вычесанный парик. Все это естественно сочеталось с довольно благодушным выражением лица. И тут, сойдя с лестницы, он увидел перед собой группу грязных юношей и девушку.

При появлении этого безукоризненного образца джентльмена на четырех лицах отнюдь не выразилась радость. На пятом же лице, лице Фрэнсиса, внезапно появилось выражение решимости. Фрэнсис воззрился на графа почти хищным взглядом, который сулил мало хорошего некоему Уэсли Лоутону.

– Боже праведный!

– Граф никогда не теряется, всегда находит, что сказать, – заметил Фрэнсис и, почувствовав, что у его ног собирается целая лужица, скорчил потешную гримасу. Стоять в мокрых бриджах было неприятно, и он не имел ни малейшего желания выслушивать лекцию графа о необходимости соблюдения приличий.

– Что случилось? – спросил граф, быстро спустившись с последних ступенек.

– Мы попали под ливень. Будьте так любезны, пропустите нас, – попросил Фрэнсис с необычайной вежливостью.

Но граф, отнюдь не обладавший душевной тонкостью, продолжал стоять на месте, представляя труднопреодолимую преграду на пути усталых юношей к лестнице и комнатам, где они могли бы переодеться во все сухое. Однако надменное выражение на лице графа сменилось участливым, когда он увидел, в каком растрепанном состоянии находится Ри.

– Леди Ри Клэр! – воскликнул он, даже в крайней степени изумления соблюдая необходимую почтительность в обращении. – Что с вами случилось? Что с вашей прической? Что с вашим костюмом для верховой езды? – спросил он, рассматривая грязь, налипшую на ее юбки, и дыру в верхней части рукава.

– Я слегка упала, вот и все, – объяснила Ри. Она нетерпеливо постукивала своей маленькой, обутой в башмачок ножкой. Какое право имеет гость дома устраивать допрос, в то время как ей необходимо подняться к себе и сменить мокрую одежду?

Аристократические ноздри графа слегка дрогнули.

– Но где вы упали? – От искушения задать этот вопрос графа не удержали ни хорошее воспитание, ни простое благоразумие. На лице выразилось отвращение, когда он почувствовал сильный запах собачьей шерсти, грязи и лошадей.

– Не важно, Уэсли, – ответила Ри, не имея желания обсуждать все, что произошло с ними в этот день.

Фрэнсис, однако, не захотел проявить сдержанность и весело сообщил графу:

– Мы вытащили из канавы помет полузахлебнувшихся щенят. Точнее говоря, – добавил он, озорно блеснув своими серо-голубыми глазами, – щенят спасла Ри.

– Спасла щенят? – произнес граф с укоризненно-недоверчивым выражением лица, которое Фрэнсис заранее предвидел. – Боже праведный! И для чего же?

Пряча удовлетворенную усмешку, Фрэнсис смотрел на их лица: граф был явно заинтригован, Ри – раздражена.

– Судя по вашему вопросу, вам не понять, зачем я это сделала, – холодно сказала Ри. Она вся дрожала в мокрой одежде, и это, естественно, сказывалось на звучании ее голоса.

Ри мерила графа глазами с ленивым равнодушием и надменностью явно превосходящей ту, что мог изобразить граф.

– Вы, кажется, приехали на несколько дней раньше, чем мы вас ждали? – спросила она мягко, но с явными нотками осуждения в голосе.

Граф Рендейл, больно задетый, весь побагровел; он знал, что допустил серьезное нарушение этикета, а что он безоговорочно осуждал, так это дурные манеры, и тут он был особенно строг к себе.

– Я приехал вместе с сэром Джереми и Кэролайн, – натянуто объяснил он, ощущая большую неловкость. Не то чтобы Уэсли Лоутон искренне сожалел о своем решении, ибо он надеялся поговорить наедине с леди Ри Клэр; сэр Джереми – близкий друг его светлости, Кэролайн – дочь сэра Джереми и подруга леди Ри Клэр, и сэр Джереми и Кэролайн – его свойственники, как же он мог отклонить любезное приглашение поехать вместе с ними, в их экипаже? Он часто бывал в Уинтерхолле, усадьбе сэра Джереми, и на этот раз приурочил свой визит ко времени их поездки в Камарей. Он решил жениться на леди Ри Клэр, а уж если он что-нибудь решал, то отступать был не намерен.

– Кэролайн уже здесь? – одновременно спросили Фрэнсис и Эван и обменялись не очень-то обрадованными взглядами.

– Мы слышали, что у сэра Джереми разыгралась подагра, поэтому не были уверены, что они с Кэролайн приедут. Вы знаете, как сэр Джереми страдает от этой болезни, – сказала Ри, думая о том, каким брюзгой стал обычно веселый и жизнерадостный сэр Джереми, когда у него стали пухнуть и ныть суставы.

– В последний раз, когда у него были подагрические боли, он чуть не оторвал мне голову, – с гримасой вставил Джордж. – Велел немедленно закрыть «это проклятое окно», потому что ветер дует на большой палец его ноги.

– Надеюсь, что его не растрясло на этих ухабистых дорогах, когда он ехал в экипаже, – сказала Ри, думая обо всех, кого это может касаться. – Даже и в самые благополучные времена сэр Джереми и Кэролайн не были лучшими компаньонами для путешествий, – добавила она, прошла мимо графа и поспешила вверх по лестнице.

С ее уходом воцарилось неловкое молчание. Граф откашлялся, прочищая горло, и хотел, видимо, возобновить свою лекцию, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Джордж сильно расчихался; графу пришлось отойти в сторону, открыв путь для Фрэнсиса и Флетчеров. Они, не теряя ни мгновения, воспользовались предоставленной им возможностью, и граф с открытым ртом остался на лестнице один, если не считать нескольких безмолвных лакеев.

– Ты поступил находчиво, Джордж, – похвалил Фрэнсис кузена, обладавшего способностью ловко выворачиваться из трудных положений; впрочем, они оба с помощью хитроумных приемов умели отвязываться от ничего при этом не подозревающих докучливых людей.

– Спасибо, Фрэнсис, – с серьезным видом ответил Джордж.

– Послушай, зачем ты упомянул о щенках, Фрэнсис? – спросил Эван у кузена, пока они шли по длинным коридорам большого дома в то крыло, где жил Фрэнсис. Эван раздумчиво смотрел на него, терпеливо ожидая ответа, ибо из поведения Фрэнсиса сам сделал кое-какие необходимые для самосохранения выводы и научился отгадывать мотивы его поступков.

– А что тут такого? – с простодушным видом сказал Фрэнсис. – Граф ждал ответа.

– Но ведь ты же хорошо знал, как отреагирует граф на твое объяснение, – настойчиво допрашивал Эван.

Фрэнсис встретился с ним взглядом, в котором не было и тени раскаяния.

– Я отвечу на твой вопрос прямо, без обиняков, – вдруг сказал он. – Мне не хочется, чтобы граф стал моим зятем. Я ничего не имею против него. Просто не хочу, чтобы он стал членом нашей семьи. Посмотрим правде в глаза, – продолжал он таким серьезным и суровым тоном, что кузен весь обратился во внимание. – То, что граф – спесивый павлин и несносный сноб, отрицать невозможно. Если он задерет свой нос еще выше, то первый же ливень захлестнет ему ноздри, и тогда он рискует захлебнуться, – съязвил он, развеселив дружно прыснувших кузенов. – Представьте себе, как его напыщенность может сказаться на наших пикниках, – добавил он с таким преувеличенным ужасом, будто одного этого было достаточно, чтобы безоговорочно осудить графа.

– Вот ты и захотел выставить графа в смешном свете, – предположил Эван. – Ты заранее знал, как воспримет Ри его слова?

– Естественно. И таким образом он сам затянул себе петлю на шее, – сказал в свое оправдание Фрэнсис, отметив при этом, что Эван начинает разговаривать как его отец-генерал, чей голос иногда звучал так, словно он приказывал своим войскам построиться.

– Но ведь это ты, Фрэнсис, накинул ему петлю на шею и очень хитро и ловко, собственной его рукой, затянул ее, – сказал Эван с кривой улыбкой, ибо питал к графу такую же неприязнь, как и Фрэнсис.

– Должен признать себя виноватым в совершении этого дьявольского преступления, – гордо заявил Фрэнсис. – Но я прежде всего забочусь об интересах Ри, – произнес он более серьезным тоном. – Она чересчур добра, и я боюсь, что граф использует ее доброту в своих корыстных целях. Он не считает это ниже своего достоинства. Но хватит об этом. Мне кажется, что я сумел на какое-то время расстроить его замыслы, – добавил он с довольной усмешкой. – А нам надо поторопиться. Я хочу успеть к чаю, граф опередит нас на добрых полчаса, а вы знаете, с каким аппетитом поглощает он пироги миссис Пичем.

– Надеюсь, Кэролайн не будет все время разглагольствовать о балах, какие важные особы там были, в каком платье щеголяла она и как ужасно была одета... ну, вы знаете кто, – сказал Джеймс и глубоко вздохнул при мысли об ожидающем их мученичестве. – В прошлый свой приезд, когда я попросил еще кусок пирога, она меня так обрезала, что я до сих пор помню. – В голосе Джеймса прозпучата еще не остывшая обида.

– Но это был пятый кусок, – напомнил Джордж.

– Если мы не поторопимся, то никто из нас не получит ни куска пирога, – вмешался Фрэнсис и, доказывая, что это отнюдь не пустые слова, побежал по безмолвному коридору.

Ри, которая шла по коридору в противоположном направлении, к своей спальне, также ускорила шаг. Ее мысли тоже были сосредоточены на Кэролайн Уинтерс, но она даже не предполагала, а просто была уверена, что найдет ее в своей спальне. Дверь, как она и ожидала, оказалась полуоткрытой; с обычной в таких случаях досадой Ри спокойно вошла в спальню и увидела, что Кэролайн Уинтерс со жгучим любопытством одно за другим перебирает ее платья.

В этот момент Ри ощутила скорее жалость, чем гнев; хотя Кэролайн имела абсолютно все, что хотела и в чем нуждалась, она никогда не бывала удовлетворена, ибо всегда хотела большего. Не в характере сэра Джереми было отказывать дочери в чем бы то ни было. Руководствуясь самыми лучшими намерениями, он щедро изливал любовь, привязанность и богатства на ее белокурую головку, ошибочно полагая, что, балуя ее сверх всякой меры, может возместить ей утрату матери. Результаты никак нельзя было назвать успешными, ибо Кэролайн Уинтерс со временем превратилась в эгоистичную, вечно недовольную молодую женщину, которая постоянно канючила, хныкала, закатывала сцены, если ее желания не исполнялись. Бедный сэр Джереми уже давно отказался от попыток умиротворить ее, перестал даже упрекать за ненасытность, стараясь пропускать мимо ушей ее пустопорожнюю болтовню и тиранические требования.

– Привет, Кэролайн, – приветствовала ее Ри. – Ты что-нибудь здесь потеряла?

– А, Ри! – испуганно вскрикнула Кэролайн, услышав насмешливый голос Ри, и быстро обернулась. – Ты так меня перепугала. Подкралась исподтишка. Как дикари в колониях, которые снимают скальпы с людей, – пожаловалась она, ничуть не смущаясь тем, что ее застали, так сказать, на месте преступления. – Я постучалась, но тебя не было, вот я и вошла. Я знала, что ты не обидишься. Просто мне хотелось узнать, есть ли у тебя такой же божественный шелк, какой папа купил мне в Париже. У тебя всегда есть что-нибудь лучше, чем у меня, вот я и решила удостовериться, что только у меня есть платье из такого шелка, – объяснила она, самодовольно глядя на Ри. При виде измызганной одежды ее глаза расширились от изумления, заметно было, что она очень поражена. – Что с тобой, черт побери, произошло? Ты выглядишь просто кошмарно. Ри криво усмехнулась.

– Спасибо за участие. Просто я упала с лошади, вот и все. Ничего особенного, – сказала Ри, подходя ближе к камину, растопленному прилежной служанкой.

Кэролайн оглядела девушку с головы до ног, брезгливо скривившись.

– Ты безнадежно испортила этот замечательный костюм для верховой езды. Очень жаль.

– У меня есть другой, точно такой же, поэтому можешь не беспокоиться, – заверила ее Ри. – Маме очень понравилась ткань, она знала, что я часто буду надевать этот костюм, и предусмотрительно заказала два одинаковых.

– Просто замечательно, – выдохнула Кэролайн, имея в виду предусмотрительность герцогини. – Какой это был чудесный оттенок голубого цвета. Пожалуй, он подошел бы мне больше, чем тебе. У нас ведь с тобой одинаковый размер? – вкрадчиво спросила она, устремляя взгляд на гардероб, где должен был висеть второй костюм.

Уловив знакомые интонации в голосе девушки, Ри наотрез отказала:

– Нет, Кэролайн. – «Хоть бы поскорее пришли служанки, чтобы искупать меня, – подумала она, – тогда я могла бы выставить эту нахалку из спальни». – Это мой любимый костюм, и теперь, когда один испорчен, я буду носить другой. Извини меня, я думаю, ты понимаешь. Разве у тебя нет любимых платьев или шляпок? – Ри принялась безуспешно увещевать Кэролайн, на губах которой уже появилась легкая гримаска.

– Ладно, но я не вела бы себя так эгоистично, если бы ты захотела надеть что-нибудь из моих вещей, – сказала Кэролайн дрожащим от подавляемой обиды голосом. Подойдя к туалетному столику, она принялась нюхать различные духи в фарфоровых и стеклянныx флаконах. Ее унизанные драгоценностями пальцы задержались на стеклянной трубочке аметистового цвета с рисунком в итальянском стиле.

– У меня кончились эти духи, а я так их люблю, – печально вздохнула она.

– Пожалуйста, Кэролайн, возьми их, – сказала Ри, надеясь, что, получив желаемое, она наконец оставит ее в покое. – Я их никогда особенно не любила.

– В самом деле? – спросила Кэролайн, несколько разочарованная этим замечанием. Однако ее жадные пальцы, не теряя времени, спрятали духи за корсаж. Она посмотрела в зеркало, и довольная улыбка тотчас же сошла с ее губ, ибо, хотя фигурой и лицом она походила на Ри Клэр, глаза у нее были тускло-голубыми, а волосы бледно-золотистыми. То, что глаза Ри были редчайшего фиалкового цвета, а волосы темно-золотого, огненного, служило для нес постоянным источником раздражения.

Кэролайн тщательно осмотрела красиво отгравированную серебряную щетку и набор расчесок, прежде чем взяться за серебряную шкатулку, инкрустированную драгоценными камнями. Со скучающим видом она открыла крышку небольшой музыкальной шкатулки, которая лежала рядом с чашей для благовонных курений, и комната наполнилась тихим перезвоном: шкатулка играла сладостную мелодию, очень гармонировавшую с густым запахом жимолости и роз, стоящим в комнате.

Многоцветный набор туалетных принадлежностей на столике Ри Клэр включал в себя все необходимое для модной молодой красавицы и мало чем отличался от подобного же набора на столике Кэролайн в Уинтерхолле. Но завистливым глазам Кэролайн все казалось более дорогим и элегантным. «Леди Ри Клэр обладает куда большими сокровищами, чем я, – подумала Кэролайн, – не говоря уже о том, что отец у нее – герцог». Ее собственный отец был бароном, не ахти какой важной особой, а Уинтерхолл не шел ни в какое сравнение с великолепным Камареем. В Лондоне у ног Ри были бы все модные светские львы, тогда как такая простая мисс, как она, вряд ли пользовалась бы особым успехом.

Осматривая прелестную спальню Ри Клэр, Кэролайн чувствовала, что ее сердце наполняется все большей неприязнью к красивой подруге. Это же просто несправедливо! У Ри Клэр есть все, чего только можно пожелать. И хотя она, Кэролайн, на три года старше Ри, скорее всего та выйдет замуж первая. Небольшая квадратная челюсть Кэролайн напряглась при этой мысли, ибо она была намерена завладеть тремя вещами: неограниченным богатством, титулом и графом Рендейлом. Она все это тщательно продумала и не предвидела никаких трудностей в осуществлении своих целей. Если она выйдет замуж за графа Рендейла, все остальное приложится само собой. Уэсли не только обладает большим состоянием, но его родовое имя и титул почти такие же древние и благородные, как у Домиников. И хотя у них нет герцогского титула, графы Рендейлы на равной ноге с самыми могущественными и знатными людьми в Англии.

– Уэсли приехал с нами из Уинтерхолла, – сообщила подруге Кэролайн, и ее пухлый ротик скривила самодовольная улыбка. – Он настаивал, чтобы мы воспользовались его экипажем. Он такой заботливый, – продолжала она, поправляя перед зеркалом кружева и охорашиваясь. – Он знает, какое у меня хрупкое здоровье и как я не люблю путешествовать, особенно в этом старом, плохо подрессоренном папином экипаже. Вот уже больше года я прошу купить новый, но папа наотрез отказывается. Слышать об этом не хочет, говорит, люблю старый экипаж. – И с хитринкой во взгляде добавила рассеянно слушающей Ри: – Я думаю, Ри Клэр, что Уэсли питает ко мне слабость. И ничуть не удивлюсь, если он попросит у папы моей руки, – сказала она доверительным тоном, стараясь убедить себя, что так оно и есть. – Разумеется, я должна буду самым тщательным образом взвесить его предложение. Что, если я приму предложение Уэсли, а ко мне посватается какой-нибудь герцог? Одно время я даже подумывала, – призналась Кэролайн, – не выйти ли мне за твоего дядю Ричарда.

Ри чуть не задохнулась. Отвернувшись от теплого камина, она изумленно уставилась на вполне серьезное и такое невыразительное лицо Кэролайн. При мысли, что Кэролайн рассматривала дядю Ричарда как возможного претендента на свою руку, Ри с трудом подавила разбиравший ее смех.

– Конечно, он довольно стар и ходит в этих очках... – сказала Кэролайн, покачав головой. – И я бы никогда не поехала с ним в этот его шотландский замок. Ведь это забытое Богом место, не правда ли?

– Я убеждена, что при выборе невесты дядя Ричард принял во внимание все эти соображения. Конечно, зная твое хрупкое здоровье, зная, что должен будет повезти новобрачную обратно в Шотландию, он не решился сделать тебе предложение, – совершенно серьезно сказала Ри. Но при мысли о том, что дядя Ричард узнает от нее, какие надежды возлагала на него мисс Кэролайн Уинтерс, в ее глазах вспыхнули дразнящие огоньки.

Кэролайн молча обдумывала слова Ри.

– Видимо, ты права. Я не могла понять, почему он не просит моей руки, и очень удивилась, когда он женился на этом ничтожестве.

Перестав дурачиться, Ри холодно сказала:

– Это, как ты ее называешь, «ничтожество» занимает в нашей семье важное место, и она всеми очень любима.

Кэролайн пожала плечами:

– Я только хотела сказать, что она не та женщина, на которой следовало жениться маркизу. У нее нет ни состояния, ни титула, ни какого-нибудь положения или друзей в обществе. Ну почему твой дядя выбрал нищую сироту?

– Он ее любит, – просто ответила Ри.

– Но ведь ее даже нельзя назвать хорошенькой, как же он может ее любить? – спросила Кэролайн. – А какая она сейчас толстая, просто ужас.

– У нее со дня на день должен родиться ребенок, – напомнила Ри.

– Я знаю, – раздраженно отозвалась Кэролайн. – Вот это-то и отвратительно. Как она может появляться на людях в ее положении? Неужели не стыдно? – Кэролайн покраснела при мысли, что Сара Веррик беременна. – Ведь просто неприлично показываться перед всеми с таким животом!

– Уж не хочешь ли ты, чтобы она сидела взаперти девять месяцев? – спросила Ри и улыбнулась с облегчением, ибо в этот момент в комнату вошли две служанки, одна держала под мышкой ворох мягких одеял, другая сразу же поспешила к камину, чтобы подложить поленьев в слабеющий огонь. Ри сняла с себя верхние одежды и осталась в нижних юбках и тонкой сорочке. Завернувшись в одно из одеял, она села перед огнем и принялась расчесывать спутавшиеся мокрые волосы. На ее лице появилась болезненная гримаска. Тут в комнату вошла еще одна служанка, постарше, с подкосом, на котором стояли две дымящиеся чашки с темным отваром, уже хорошо знакомым Ри.

– Особое снадобье миссис Тейлор, – пробормотала Ри и с еще более заметной гримасой вспомнила необычный вкус этого отвара.

– Так велела ее светлость, – сказала служанка, прежде чем Ри успела запротестовать. – Вы обе должны это выпить, – властным тоном добавила она. Под отталкивающей внешностью у нее скрывалось великодушное и доброе сердце.

– Ладно, – уступила Ри и обхватила руками кружку с горячим отваром. – Но боюсь, от этого отвара миссис Тейлор как раз можно заболеть... Пей, Кэролайн, – сказала Ри безмолвной девушке, с ехидной улыбкой наблюдая, с какой подозрительностью та смотрит на отвар.

– Я? – воскликнула Кэролайн, с комичным выражением лица нюхая неприятно пахнущее снадобье. – Какой ужасный запах! Что это такое? Яд? – Она попробовала оттолкнуть кружку, но огрубевшая от работы рука с кружкой приблизилась к самому ее рту.

– Ее светлость распорядились, чтобы вы, мисс Кэролайн, тоже испили отвар миссис Тейлор, потому что вы жаловались на усталость во время долгого путешествия из Уинтерхолла. И ее светлость знает, какое у вас хрупкое здоровье, мисс, – сказала Роули, придвигая кружку с дурно пахнущим отваром вплотную к задранному носу Кэролайн и понимающе глядя на нее. – Ее светлость не хочет, чтобы кто-то болел в Камарее, если этого можно избежать. Вы же не хотите сердить ее светлость? – просительно добавила Роули. – Будьте хорошей девушкой и выпейте отвар миссис Тейлор.

С дрогнувшими губами Кэролайн взяла наконец кружку.

– Кто эта чертова миссис Тейлор? – спросила она, с отчаянной гримасой опустошая половину кружки. При этом она давилась и едва не плевалась, а по щекам ее текли слезы.

Ри довольно улыбнулась:

– Миссис Тейлор – старая подруга бабушки, маминой матери, живущая поблизости от Веррик-Хауса, ее дома. Мама говорит, что это лучшее место между Лондоном и Лендз-Эндом[15]. Я не видела ее пару лет, но помню, что это здоровая и веселая женщина. У нее двое сыновей, Уилл и Джон, оба величиной с гору, такими они по крайней мере мне казались. Она держит таверну.

– Ее светлость разрешает вам водиться с таким сбродом? – удивленно взвизгнула Кэролайн, которая все никак не могла прийти в себя после выпитого отвара.

– Мама очень любит и ее, и братьев Тейлор. Она крестная мать всех детей и... – Ри осеклась, стараясь подсчитать сыновей и дочерей обоих братьев. – Не знаю, сколько у миссис Тейлор внучат, но их, во всяком случае, достаточно, чтобы она была очень занята и чувствовала себя самой счастливой бабушкой.

– А как его светлость? – спросила Кэролайн. – Не может же он одобрять таких дружеских отношений... с... с простыми содержателями таверны.

Кэролайн услышала смех Ри, хотя и не могла видеть ее лицо. Служанки уже наливали холодную и горячую воду в поставленную перед камином ванну, и клубящийся пар скрывал очертания полуобнаженного тела Ри.

– Отец тоже очень любит Тейлоров. Со своей обычной сардонической улыбкой он грозится вывести братьев за фруктовый сад и поколотить их. В конце концов все они дружно хохочут, хотя я и не понимаю, в чем тут юмор.

– Вам пора уже спуститься к чаю, мисс Кэролайн, – сказала Роули, держа дверь открытой для обидчивой мисс, которая никогда не понимала намеков. – Надеюсь, вы не хотите, чтобы он остыл, как вода в ванне для леди Ри.

– Хорошо, – пробормотала Кэролайн, направляясь к двери. – Уэсли, наверное, удивляется, куда я запропала. Надеюсь, он не слишком беспокоится, – буркнула она, ускоряя шаг и беспечно помахивая рукой через плечо. – Мы с Уэсли, видимо, встретимся с тобой позднее. Боюсь, что и целым чайником не смыть этот отвратительный вкус во рту, – сказала она, шелестя юбками и бросая косой взгляд на так и не раскаявшуюся Роули.

Крепко захлопнув дверь за полной фигурой Кэролайн, которая, казалось, так и дышала самодовольством, Роули сердито фыркнула:

– Я бы с удовольствием вымыла рот мылом этой мисс. И вряд ли лорд Лоутон вспомнил хоть раз об этой девице, которая считает себя важной особой, особенно после того, как отведал крыжовенных пирогов миссис Пичем. А как уж посмеялась бы миссис Тейлор, если бы увидела, как ей влили в горло отвар. Единственный способ заткнуть ей рот. Однажды я видела миссис Тейлор, когда ездила с ее светлостью в Веррик-Хаус. Мы должны были присутствовать на похоронах дорогой тети Маргарет. Вот тогда мы с миссис Тейлор обменялись несколькими рецептами. Ее рецепты, может быть, и получше моих, но и мои тоже неплохи... Какое платье вы наденете, леди Ри Клэр? Темно-синее шелковое?

Ри вздохнула и углубилась в мечты, отдаваясь во власть теплой, приятно благоухающей воды, которая постепенно утишала все ее боли. Голос Роули звучал с унылой монотонностью, слова становились неотчетливыми, почти неразличимыми. Вдруг ей почудилось, будто на нес повеяло сильным запахом роз, и она вспомнила о таинственной женщине в экипаже. Любопытно, доехала ли она до места?

Войдя в гостиницу, полудерсвянную-полукаменную постройку в стиле эпохи Тюдоров, которую местные жители окрестили «Веселым зеленым драконом», Кейт сразу же увидела нанятого ею джентльмена из Биллингсгейта. Протянув к пылающему камину ноги в штопаных-перештопаных чулках, он нежно обнимал бутылку лучшего, какое только имелось в гостинице, бренди, и весь его облик выражал глубочайшее удовлетворение.

– Хорошо прокатились, миледи? – спросил он, слегка запинаясь, без особого любопытства. Однако, хотя и под хмельком, он все же сумел, к досаде Кейт, вложить достаточное ехидство в титул «миледи».

– Да, поездка была вполне удачной, – сурово ответила Кейт, не обращая ни малейшего внимания на неуважительное к себе обращение. – А как вы? Хорошо познакомились с содержимым своей бутылки?

– Знакомство было весьма приятным, миледи, – ответил он, громко рыгнув.

– Оно было бы не столь приятным, если бы платить пришлось вам самому. Боюсь, вам весьма дорого обошлась бы бутылка, – саркастически заметила Кейт, протягивая замерзшие руки к огню. Она как загипнотизированная смотрела на яростно пылающие поленья, и на ее вуали играли пламенные отблески.

– Я изрядно проголодалась, – вдруг сказала она, испытывая удовольствие от результатов своей поездки. – А вы, я вижу, уже поужинали, – добавила она, заметив столик, уставленный сальными тарелками и пустыми бокалами.

– Да, я неплохо поужинал, – ответил Тедди Уолтхэм, воздавая должное хозяину гостиницы. – Но вообще-то всякая еда приобретает вкус, если запить ее достаточным количеством спиртного, – спокойно сказал он. Его благодетельница проявляла странное беспокойство, расхаживая взад и вперед по комнате, выбивая своими высокими каблучками частую дробь по деревянному полу. Ее черная вуаль развевалась, как на ветру. К тому же Кейт постукивала кожаными перчатками о ладонь, что также выдавало ее нервозность. – Видать, вы очень расстроены, миледи. Может быть, хлебнете успокоительного? – И Тедди Уолтхэм великодушно протянул ей полупустую бутылку бренди.

– Расстроена? – удивленно протянула Кейт. – Ничуть нет. Мне надо подумать, вот и все, – коротко ответила она, вновь и вновь представляя себе неотразимо привлекательные в своей чистой наивности лица детей Люсьена. – Подите закажите себе еще бутылку бренди, а мне бутылку вина. И пришлите мне хозяина гостиницы, – велела она, чувствуя, что в ее голове начинает зарождаться какой-то замысел. – Ну, – сказала она, надменно взирая на все еще сидящего Тедди Уолтхэма, – чего вы ждете? Я плачу вам не за то, чтобы вы грели задницу перед камином.

Эдуард Уолтхэм медленно и даже с некоторым изяществом поднялся на ноги и при этом нарочно покачнулся. Ему было выгодно, чтобы миледи недооценивала его возможности. Вызывать у нее недоверие и подозрения – явно опасно. Разумнее всего прикинуться шутом, ведь к шуту не относятся серьезно, а значит, в случае необходимости легче будет изменить свои планы.

– Желание миледи для меня закон, – галантно поклонившись, сказал Тедди Уолтхэм и, явно стараясь не уронить своего достоинства, вышел.

Довольно вздохнув, Кейт заняла место Эдуарда Уолтхэма перед камином, и вскоре от прилива теплой крови ее руки начало пощипывать. Рокко занял свою обычную оборонительную позицию за дверью, но Кейт ощущала в нем что-то незнакомое, странное; в какой-то миг ее даже кольнул страх перед этим огромным человеком с детским умом. Но она тут же откинула свои страхи и сомнения с такой же легкостью, с какой несколько мгновений назад скинула плащ.

Она удобно, с довольным видом сидела у камина, когда возвратился Тедди Уолтхэм, сопровождаемый радушным хозяином с подносом, уставленным всякими закусками и напитками. Тедди быстро схватил бутылку бренди и чистый стакан и занял место у окна, откуда без помех мог наблюдать за всем происходящим.

– А, мистер Хигглтон, как это любезно, что вы пришли сами, – сказала Кейт самым сердечным тоном. – Должна признать, что обслуживание в «Веселом зеленом драконе» просто превосходное, и, пожалуйста, передайте мои комплименты вашему повару. С того времени, как приехала в Англию, я не ела ничего более вкусного.

Мистер Хигглтон выпятил свою худую грудь, польщенный похвалами благородной дамы.

– Для меня большая честь, – любезно ответил он, – обслуживать такую знатную даму, как вы.

– Вы сама любезность, мистер Хигглтон, – ответила Кейт. Ей самой было тошно от своей напускной скромности, и она с презрением глядела на купца-хозяина, который, расплываясь в угодливой улыбке, пыжился от гордости.

Тедди Уолтхэм сделал большой глоток огненного бренди и с осуждением покачал головой, ибо ему редко приходилось слышать речи до такой степени льстивые и угодливые. Даже он, растерявший почти всю свою гордость, не позволял себе опускаться так низко. И конечно, не стал бы так заискивать, как госпожа. За ней, безусловно, стоит понаблюдать, что-что, а умасливать людей она умеет.

– Мы приготовили вам на ужин, миледи, – продолжал мистер Хигглтон, разводя руками, словно ожидал рукоплесканий, – жареных угрей и свежую филейную свиную вырезку, а также знаменитые желе моей жены. Никто не умеет делать их, как она, благослови Господь ее сердечко. Надеюсь, вам это понравится, – захихикал он, думая, что миледи вовсе не так надменна, как ему сперва показалось. – Я принесу вам еще порцию угрей. Ей-богу.

Кейт натянуто улыбнулась:

– Просто замечательно.

– Я был уверен, что вам понравится. Даже сказал жене: вот леди, которая способна оценить хорошо приготовленную еду. Я никогда не ошибаюсь в людях и в их аппетитах.

– Поразительно, – пробормотала Кейт, попивая вино и глядя на огонь. Теперь вся ее поза показывала, что она не задерживает хозяина.

– Ну что ж, – неловко произнес мистер Хигглтон, – я, наверное, должен сказать жене, чтобы она приготовила угрей.

Он был уже на полпути к двери, когда Кейт вдруг его окликнула.

– Я встретила сегодня молодых людей верхом на лошадях. Их зовут Доминики. Вы их знаете? – спросила она как бы вскользь.

– Да это же дети его светлости, герцога Камарейского. Славные ребята, – уверенно сказал мистер Хигглтон. – Разумеется, живые, подвижные, как все в таком возрасте, но ничего дурного не делают. Хотя, бывает, и проказничают. Особенно юный лорд Робин. Сущий дьяволенок, – со снисходительным видом произнес хозяин гостиницы.

. – Я, видимо, не имела удовольствия видеть его, – лениво, словно бы скучающим топом проговорила Кейт. – Но мне встретились лорд Фрэнсис и его сестра, леди Ри Клэр.

– О да, – кивнул головой мистер Хигглтон. – Лорд Фрэнсис – благородный молодой человек. Его светлость может справедливо им гордиться. А что до леди Ри Клэр, – он вздохнул, – то она просто красавица, да и сердце у нее чистое, чище не бывает. Вся в ее светлость. А ее светлость – настоящая благородная дама.

– Семья у них дружная? – мягко спросила Кейт.

– Еще какая дружная. Пока не родились малыши, леди Ри Клэр была единственной дочерью его светлости и самой старшей. А к первенцам родители всегда относятся по-особому, – заметил мистер Хигглтон, радуясь возможности поболтать. – Его светлость обращается с юной леди как с принцессой. Да такая красавица, как она, вполне и могла быть принцессой. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь плохо отозвался о ней.

– Значит, его светлость просто обожает леди Ри Клэр? – задумчиво пробормотала Кейт, и на ее губах, под маской и вуалью, зазмеилась полуулыбка. – Как интересно! Ну, не смею вас больше задерживать. Простите меня, – сказала она. – Да, еще я встречалась с очень старым джентльменом, кажется, его зовут Табер.

– Вы говорите о старом Табере из Каменного-дома-на-холме? Кажется, он живет тут целую вечность. Многие даже думают, что он помогал заложить первый камень «Веселого зеленого дракона», а это было триста лет назад.

– Удивительно живой человек, с острым умом, – сказала Кейт, слегка нахмурившись. – Неужели он и в самом деле помнит все и всех, с кем ему довелось видеться?

– Хитрый старый лис. Не было случая, чтобы он не вспомнил чье-нибудь лицо или давнишнее происшествие, – хохотнул мистер Хигглтон. – Для него у меня всегда есть кружечка эля и место у камина, – добавил он, гордясь тем, что один из старейших людей в округе является завсегдатаем гостиницы. – Ведь от него ничего, кроме пользы. Любители эля каждый день собираются, чтобы послушать рассказы старого джентльмена. Чем плохо?

– Когда я зашла сегодня в Каменный-дом-на-холме, там было очень тихо, – сказала Кейт. – Он что, живет там один?

– Нет, у него есть сын и невестка, – объяснил мистер Хигглтон. – И много внучат.

– Ясно, – сказала Кейт, протягивая руки к огню.

– Но они поехали погостить к матери. Сын женат не на здешней, – дополнил свое объяснение мистер Хигглтон, осуждающе покачав головой в аккуратно завитом парике. – Как только я увидел ее хорошенькое личико, заметил, как она капризничает, я сразу понял, что от нее будут одни неприятности.

– Значит, мистер Табер сейчас один? – констатировала Кейт.

– Ну, не совсем, – сказал мистер Хигглтон. – С ним осталась молодая внучка. Она готовит поесть, присматривает за ним и доит коров. Но обычно в доме бывает полно народу, – сказал он гостье, которая, по-видимому, беспокоилась за старика. – Не будь я Хорейшо Хигглтон, если он не проживет еще сто лет, – рассмеялся он. – Ну, пойду присмотрю за вашим ужином.

После того как деловой.мистер Хигглтон покинул комнату, в ней воцарилось короткое, хотя и казавшееся бесконечно долгим молчание. И лишь когда в камине громко затрещало упавшее полено, Тедди Уолтхэм обрел наконец дар речи. Он еще не успел допиться до полного бесчувствия и поэтому решил выразить кое-какие свои сомнения.

– Что за разговоры о герцоге, который, мол, такая важная шишка в здешних местах? – спросил он, воинственно вздернув подбородок. – И почему вы так интересуетесь детьми его светлости и каким-то стариком? В Лондоне вы не упоминали ни о каком герцоге, – обвиняющим тоном заявил он женщине под вуалью, чье упорное молчание раздражало его. – И слова не сказали о том, что придется иметь дело с герцогом.

– Неужели я в самом деле не сообщила вам об этой незначительной подробности? – как бы вскользь заметила Кейт, с растущим раздражением отбивая пальцами какую-то мелодию на столе. – Вы уверены, что я упустила эту подробность? Такого не может быть. Наверное, в тот вечер вы, как всегда, были под парами?

– Ничего не слышал ни о каком герцоге, – упрямо повторил Тедди Уолтхэм. – Вы ничего мне о нем не сказали, потому что знали, что я не стану ввязываться в какую-либо историю с герцогом. У таких, как он, могущественные друзья, миледи, – сказал Тедди Уолтхэм, пытаясь урезонить свою нанимательницу. – Чем связываться с такими важными шишками, я лучше попытаю счастья в колониях.

Кейт с презрением фыркнула, глядя на этого трусливого слюнтяя, посасывающего свою бутылку.

– Бренди вы вылакали достаточно, а вот храбрости вам не хватает, мистер Уолтхэм. Но вы напрасно так ерепенитесь, я все хорошо продумала. Обещаю вам, что все пройдет без сучка без задоринки.

Тедди Уолтхэм поднял к потолку свои налившиеся кровью глаза.

– Такие разговоры я уже слышал. По большей части от людей, которые были на один шаг от эшафота. Я согласился поехать с вами, думая, что у вас достанет ума держаться подальше от герцогов, но вы, оказывается, просто одержимая, миледи. А Тедди Уолтхэм не хочет рисковать своей шеей. Мне понравилось здесь, в сельских местах, но я начинаю скучать по грязи и саже Лондона, поэтому... – Помолчав, Тедди Уолтхэм пожал плечами и добавил: – Поэтому я начинаю подумывать, не вернуться ли мне.

Кейт что-то резко сказала на непонятном языке; что именно, Тедди Уолтхэм не понял, но догадался, что слова ее относятся к нему. Через мгновение чьи-то могучие руки схватили его за шею и подняли вверх.

– Отпусти меня, чертова скотина, – с трудом выдохнул он, весь побагровев.

– Рокко слушает только мои приказы, мистер Уолтхэм, – сказала Кейт, поудобнее устраиваясь в кресле и наслаждаясь муками мистера Эдуарда Уолтхэма. – Дорогой мистер Уолтхэм, – произнесла она с легким смешком, – вы не только трус, но еще и дурак. Отныне вы прочно со мной связаны и не вернетесь в Лондон, пока я не дам на то разрешения. Я наняла вас для определенного дела и надеюсь, что вы его сделаете. В противном случае, – она выдержала задумчивую паузу, и, когда заговорила вновь, в ее голосе зазвучали печальные нотки, – вы горько пожалеете о том, что ослушались моей воли.

Тедди Уолтхэм изо всех сил пытался лягнуть Рокко в голень, но это ему не удавалось. Все кружилось у него перед глазами, и он поспешил выдавить:

– Ладно, ладно. Велите опустить меня. Я сделаю все, что вы скажете. И пожалуйста, побыстрее, а то я могу задохнуться, и тогда меня уже никто не воскресит.

Кейт сделала знак лакею, и тот опустил извивающееся тело Уолтхэма прямо на твердый деревянный пол. Рядом с ним со звоном упали две сверкающие монеты, одна из которых оказалась поблизости от ног Рокко. Тсдци Уолтхэм засопел, потер рукой под носом и только после этого рискнул посмотреть вверх.

– Это должно подсластить вам горькую пилюлю, – сказала Кейт холодным голосом, от которого по спине Уолтхэма побежали мурашки. – Однако я не люблю затягивать свои дела, – продолжила она уже будничным тоном. – Предполагаю, что мы должны вернуться в Лондон к завтрашнему вечеру. Это вас устраивает, мистер Уолтхэм?

Тедди Уолтхэм кивнул, растирая руками нежную кожу шеи, ободранную грубой материей воротника. «Да, – подумал он, – это меня вполне устраивает, и как только я ступлю на знакомые булыжные мостовые Лондона, я тотчас же отделаюсь от этой полоумной. Если, конечно, не будет слишком поздно, чтобы я мог спасти свою шкуру».

Сквозь пелену серебристых туч скользил бледный полумесяц, когда два всадника въехали во двор Каменного-дома-на-холме. Время было позднее, даже слишком позднее для гостей. Но это были незваные гости, которые приехали отнюдь не с дружескими намерениями.

Кейт соскользнула с седла и, слегка согнув обутые в сапожки ноги, опустилась на землю. «Боже, я уже старею», – мысленно выругавшись, подумала она, сгибая и разгибая онемевшие пальцы. В суставах болезненно отдавался каждый шаг, сделанный ее кобылой по пути из «Веселого зеленого дракона» в Каменный-дом-на-холме.

Кейт осмотрела пустынный двор, остановив взгляд на маленьком, со средником, окошке, глубоко вделанном в каменную стену дома. Только в нем и горел свет.

– Тише, – прошипела Кейт, когда к ней подошел Рокко; под его ногами громко шуршала галька, которой была выложена дорожка.

«Окончится ли когда-нибудь эта ночь?» – подумала она, с раздражением втягивая воздух. Если бы можно было обойтись без Рокко, она с удовольствием оставила бы его в гостинице, но, вполне возможно, ей придется столкнуться с трудностями, и тогда ей понадобится его сила. Но наездник он никудышный: когда час назад они выехали из конюшни, ей все время приходилось сдерживать свою лошадь. В довершение всего он наткнулся на большой низкий сук и упал, и ей пришлось гоняться за его жеребцом.

Направляясь к освещенному окошку, Кейт крепко взяла его за руку: в каждую минуту ей надо было точно знать, где он находится. Когда закутанная в плащ Кейт заглянула в дом, ее обдал холодом порывистый ветер; лицо ее под вуалью походило на тень качающейся ветки.

Она отступила назад в темноту и, прислонившись к стене дома, внимательно огляделась. В отбрасываемых кухонным очагом отблесках сидя спала молодая девушка. На коленях у нее мертвым сном спал щепок; остальные спасенные в этот день щенята дремали в большой корзине, стоявшей на выложенном каменными плитками полу у ее ног. Рядом лениво похрапывали еще несколько собак. Очевидно, то были сторожевые псы, которых мягкосердечный старый глупец впустил в дом, чтобы они не замерзли в эту холодную ночь. Девушка – видимо, внучка мистера Табера, подумала Кейт. Конечно, лучше всего было бы не будить внучку, но если она будет путаться под ногами...

Кейт стояла, молча обдумывая, что ей предпринять дальше, когда ветер вдруг донес до ее ушей ровный, монотонный свист. Она посмотрела на темный сарай с другой стороны двора и, заметив лучи света, пробивающиеся из-за неплотно прикрытой двери, криво усмехнулась. Уверенным шагом она пересекла двор. Осторожно открывая дверь, Кейт мысленно проклинала старика с его привычкой соваться не в свои дела. Именно это и принуждает ее действовать. Ее замысел будет обречен на полную неудачу, если он вспомнит, кто она такая, и разболтает об этом доброй половине обитателей долины. А уж он почешет языком, сидя с кружкой эля перед болтливыми завсегдатаями гостиницы, тут и сомневаться не приходится. В скором времени вся эта история дойдет и до слуха герцога Камарейского.

А если он до времени узнает о ее возвращении, все будет потеряно. Необходимо любой ценой сохранить инкогнито, сказала она себе, проскальзывая в сарай. Ее черная фигура не слишком выделялась среди теней, наполнявших похожую на пещеру комнату. Остановившись, она отыскала взглядом согбенную фигуру, тускло освещенную мерцанием единственного фонаря.

– Хорошо, хорошо, сейчас я приду, Дженни, – бросил через плечо старик, почувствовав дуновение холодного ветра. – А ты пока иди домой. Здесь слишком холодно для тебя, – сказал он, узловатыми руками уверенно отмеряя и сливая различные жидкости в темную, янтарного цвета бутылку. – Прежде чем ты вернешься к теплому очагу, я уже приготовлю это снадобье дня нашего призового быка.

В сарае продолжало царить молчание. Не слыша ожидаемых шагов, мистер Табер поднял глаза и вгляделся в окружавшие его тени. Увидев, что к нему приближается какая-то смутно различимая фигура, он, наморщив лоб, внимательно вгляделся в нее.

– Это не ты, Дженни? Кто вы? – спросил он, закупоривая бутылку со снадобьем для призового быка. Вытерев руки о маслянистую тряпку, он выпрямился. – Кто вы, я спрашиваю? – повторил он, протягивая руку к тяжелой, с набалдашником, трости.

– Это только я, мистер Табер, – тихо откликнулась Кейт.

– А, – старик вздохнул, убирая руку с набалдашника. – Леди Кейт.

Кейт изумленно глотнула воздух: она все же не ожидала, что старик ее вспомнит. Но он вспомнил! «Будь ты проклят, старый идиот!» – выругалась она про себя.

– Да, – хихикнул старик. – Не ожидали, что я вас вспомню? Я же вам сказал: я никогда никого не забываю. Я вас вспомнил еще за ужином, – гордо произнес он. – Так это вы – странная женщина, живущая в «Драконе»? Как же, слышал о вас, слышал.

– В самом деле? – проговорила Кейт, придвигаясь ближе.

– Как-то странно получается. Почему вы не остановились в Камарее? Видно, вы и ваш брат все еще враждуете с его светлостью, – уверенно предположил старик. Он посмотрел мимо Кейт на молча стоявшего возле двери Рокко. – Но ведь это не молодой лорд Перси, если, конечно, он не вырос на пару футов. И он тоже с вами?

Стиснув кулачки, Кейт коротко ответила:

– Он мертв.

– Мертв? – переспросил старик, не выразив никакого сожаления по поводу смерти молодого джентльмена. – Я всегда знал, что он плохо кончит. Так оно, видать, и вышло.

Кейт сверкнула глазами на благодушного, казалось бы, старика, который отозвался о ее возлюбленном брате как о какой-то швали.

– Не буду врать, леди Кейт, – продолжал старик, – я никогда особо не жаловал ни вас, ни этого вашего брата. У вас обоих в характере что-то подлое. Никогда не забуду, как вы исстегали хлыстом славную вашу кобылку. Ее звали Дав, – припомнил он.

Ошарашенная Кейт сдавленно рассмеялась:

– Вы и правда помните кличку моей кобылы? А вот я позабыла.

– Я хорошо ее помню, – сказал мистер Табер, с мрачным видом оглядывая женщину в вуали. – Я долго лечил бедняжку, очень долго, а вот вы никакого урока не извлекли. Всегда были упрямой, ужас какой упрямой. В конце концов вы так заездили Дав, что она сломала ногу. А ведь можно было не доводить дело до этого, вполне можно. Я так и сказал старому герцогу.

– Да, верно, – вспомнила Кейт. – Раз уж мы предались воспоминаниям, и я могу вспомнить, как вы наушничали на меня, лгали моему деду. Из-за вас меня перестали пускать в конюшню. Вы причинили мне много неприятностей, старый сплетник. Всегда совались не в свое дело.

Старый Табер кивнул седой головой.

– Вы не любили, чтобы вам перечили. Вы с лордом Перси всегда поступали по-своему. Я думаю, это вы подстрекали его на всякие озорные проделки. Помню, как вы с братом изуродовали молодого Люсьена. Никогда не поверю, что это произошло случайно, как вы сказали старому герцогу. Очень жестокий был поступок.

– Он отомстил нам за это, старик, – мрачно сказала Кейт и, шелестя юбками, подвинулась еще ближе.

– Давненько вас не было в нашей долине. Странно, что вы вернулись назад. Его светлость никогда не упоминает вашего имени. И остановились вы не в Камарее. Очень странно.

Кейт рассмеялась глубоким грудным смехом.

– Бедный мистер Сплетник! Вы ведь не знаете всего. Осталось несколько секретов, которых вы не вынюхали своим длинным носом. А вы ведь живете так долго, и вам, верно, кажется, что вы знаете все на свете?

– Я видел достаточно много. Ваша правда. Я долго живу на свете, и осталось мне не так уж много, – ответил старик. Хотя спина его ссутулилась под бременем лет, а иссохшее лицо было все в морщинах, Кейт знала, что он обладает неоспоримым простым достоинством, которого у нее никогда не было. – Я не хочу знаться с вами, миледи. Вы человек плохой. Можно сказать, прогнивший до мозга костей, и я не хочу, чтобы вы отравили мои последние дни. Я чувствую скорую смерть, поэтому выскажу все, что о вас думаю, миледи. И предупреждаю вас, – дрожащим хриплым голосом добавил он, – если вы затеваете дурное, то поплатитесь за это. Его светлость – настоящий джентльмен, его очень любят в Камарее. И его, и всю его семью. А Таберы из Каменного-дома-на-холме служили здешним герцогам несколько столетий, и среди них вы не найдете себе союзников для ваших дурных дел.

Кейт зло усмехнулась.

– Я думаю, старик, ваши слова сбудутся. Хотя, боюсь, умрете вы раньше, чем предполагаете, – пробормотала она, протягивая затянутую в перчатку руку к лежащему на полке возле нее деревянному молотку.

– А теперь, пожалуйста, уйдите, миледи, – сказал мистер Табер и, повернувшись к Кейт спиной, дрожащими руками начал расставлять по местам флаконы и баночки с разными травами и веществами, необходимыми для составления целебных снадобий.

Мистер Табер из Каменного-дома-на-холме так и не увидел повалившего его удара, так и не услышал последовавшего за этим удовлетворенного вздоха. Будь он жив, он, вероятно, был бы растроган полным отчаяния стоном, который испустил Рокко, увидев, как старик повалился на деревянную скамью.

Кейт, однако, смотрела совершенно бесчувственно на распростертую перед ней фигуру.

– Ты зажился на этом свете, старик. Тебе следовало умереть много лет назад. Очень давно.

Подняв глаза, Кейт с изумлением увидела подошедшего Рокко.

– Какого черта ты расхныкался? – сказала она, услышав, что он всхлипывает, и увидев, что на глазах у него поблескивают слезы. – Господи, помоги нам! Нашел о ком плакать, дуралей. Неужели ты не понимаешь, что этот старый козел был бы рад видеть нас болтающимися на виселице? Ему было наплевать на нас. Пошли, – приказала Кейт плачущему лакею, – мы должны вернуться в гостиницу, прежде чем дорогой мистер Эдуард Уолтхэм заметит наше отсутствие. Я не хочу, чтобы он улизнул именно тогда, когда более всего понадобится. И смотри не свались с лошади, – с нетерпеливым раздражением предупредила она Рокко, уже обдумывая свой следующий ход. – Мы должны успеть приготовиться к завтрашнему дню, который может оказаться для нас очень хорошим, – предсказала она, небрежно бросая окровавленный молоток на кучу соломы.

Громкий крик петуха оповестил Камарей о наступлении утра. Погода была прекрасная, хотя на горизонте и висели низкие серые тучи и в течение дня можно было ожидать дождя. Немного погодя послышались голоса пробуждающихся слуг и гостей, которые вставали и начинали готовиться к предстоящему дню. Одних, по ьоле судьбы, ожидала работа, других – развлечения.

В конюшнях лаяли собаки, приветствуя подходивших конюхов, которые, позевывая, растирали замерзшие руки и про себя считали оставшиеся до завтрака минуты. При этом, однако, они, не теряя времени, поили и кормили лошадей, убирали навоз, хотя в эти холодные утренние часы ни у кого не было ни малейшего желания работать. Но для конюшего Баттерика лошади были превыше всего.

В том крыле дома, где помещалась кухня, звенели и гремели сковороды и кастрюли, слышно было, как миссис Пичем подгоняет своих сонных помощников, суетились посудомойки. Маленькая миссис Пичем, которая гордилась своей кухней не меньше, чем Баттерик – конюшнями, грозно размахивала большой поварешкой, угрожая нерасторопным. В больших горшках, откуда исходил приятный запах, что-то булькало. Над двумя котлами густо клубился пар. Для приготовления завтрака использовались медные и латунные кастрюли с ручками из твердого дерева, суповые горшки, котелки для варки рыбы, сковороды для приготовления пудингов, сковороды с ухватами, а для того, чтобы приготовленный завтрак не остывал, были растоплены жаровни.

В скором времени аромат жарящихся кофейных зерен, жареных колбас и яиц смешался с аппетитным запахом пирогов с начинкой, пирожных и булочек. На вертеле уже поджаривалась часть телячьей туши, готовился окорок, и то и другое предназначалось для обеда. На широком квадратном столе в самом центре кухни чистили и резали овощи, которые должны были служить гарниром к мясу.

В шуме кухни можно было различить тихое позвякивание хрупких фарфоровых чашек и блюдец и стеклянных стаканов, которые ставили на подносы, готовясь отнести наверх. Большинство гостей, находившихся в Камарее, съедали легкий завтрак у себя в комнате, прежде чем заняться одеванием. Многие занимались своим туалетом до самого обеда. Семья, однако, завтракала вся вместе: ее светлость хотела видеть детей, прежде чем они отдадутся своим развлечениям.

– Почему вы не подождали меня? – спросил Робин, разделываясь с яйцом. – Я хотел бы видеть этого лакея. Неужели он и впрямь ростом в восемь футов? Даже выше, чем Уилл и Джон Тейлоры?

– Не говори с набитым ртом, Робин, – остановила герцогиня сына, продолжая кормить с ложечки Ардена.

– Извини, мама. Я даже Не думал, что бывают такие высокие люди, – продолжал Робин, разжевав и проглотив колбаску.

– Вот тебе крест, – сказал Джеймс.

– Ну, не такой уж он и высокий, – поправил Эван брата. – Хотя, конечно, люди такого роста встречаются редко.

– Откуда, по-твоему, он приехал? – с любопытством спросил Ричард. Иногда он жалел, что уже не может, как беспечный юноша, разъезжать по округе: близящееся отцовство обязывало к более сдержанному поведению. Однако это не убавляло его любопытства.

– Из Италии, – сказал Фрэнсис.

– Из Франции, – одновременно предположил Джордж.

– Я уверен, что они говорили по-итальянски, – стоял на своем Фрэнсис. – Это была странная особа.

– Так отзываться о людях не очень вежливо, Фрэнсис, – упрекнула его герцогиня.

– Но ведь она именно такой и была, – решительно возразил Фрэнсис. – В черном платье, в плотной вуали Я даже не видел ее лица.

– В этом нет ничего особенно странного, – заметил герцог, медленно попивая свой кофе. Он явно наслаждался редкими минутами мирного общения с семьей. – Очевидно, она была в трауре. Люди иногда ведут себя необычно, когда теряют любимого человека.

– Она сказала, что она твоя старая знакомая, отец, – произнес Фрэнсис, с каким-то труднопередаваемым выражением глядя на слегка изумленного отца.

– Да? – задумчиво произнес герцог и обменялся насмешливым взглядом с женой. – И как зовут эту женщину?

– Она не сказала. Но ей и в самом деле многое известно о нашей семье. Вид у нее очень грустный, я подумал, что она оплакивает какого-то любимого своего человека, – сказал Фрэнсис.

– Так-то вот, – блеснув глазами, заметила герцогиня. – Я всегда предполагала, что в.один прекрасный день сюда заявится одна из твоих старых возлюбленных. А если она что-нибудь и оплакивает, то скорее всего потерю твоего туго набитого кошелька. Твое прошлое, мой дорогой, начинает вторгаться в наше настоящее.

– Дорогая Сабрина, боюсь, это твое прошлое начинает вторгаться в наше настоящее, – не раздумывая ответил герцог, встречаясь глазами с генералом.

– Извините, но я уже слишком стар для подобных игр. Отошел от всякой активной деятельности. И не хочу никаких неприятностей, как любой воспитанный джентльмен, который спокойно проводит день в кругу своей семьи, – добродушно отозвался Теренс Флетчер, доедая завтрак.

– Нет, нет, вы вовсе не стары, – опровергла его слова вошедшая в комнату Ри Клэр, запечатлевая поцелуй на его обветренном лбу. Усевшись на свободное место за столом, она извиняющимся взглядом посмотрела на родителей. – Простите, что опоздала, но я не могла найти свой костюм для верховий езды. Исчез, словно испарился, – беззаботно сказала она, уверенная, что рано или поздно костюм отыщется.

– Я спрошу Кэнфилд. Может быть, она решила изменить что-нибудь в фасоне? – предположила герцогиня.

– Куда ты хочешь поехать с утра пораньше? – заинтересовался Робин.

– Я должна навестить мистера Табера и этих моих найденышей-щенят. Он прислал мне записку: приглашает заехать и посмотреть, как они себя чувствуют.

– И я поеду с тобой, – быстро вызвался Робин, который любил ездить в Каменный-дом-на-холме, чтобы поглядеть на всякое подобранное хозяином зверье, заполонившее едва ли не весь двор.

– И я тоже! – громко воскликнул Стюарт, заглушая голоса Мэгги и Анны.

– Но ведь мистер Ормсби должен репетировать с вами Шекпирову пьесу, – сказала герцогиня, глядя на полные ожидания лица детей. – У каждого из вас есть роль, мистер Ормсби потратил так много труда, помогая вам выучить их наизусть, – напомнила она. Последние несколько недель учитель и в самом деле как одержимый работал над постановкой пьесы, следя за шитьем костюмов, возведением подмостков и репетицией звуковых эффектов, ведь по ходу пьесы должны были играть трубы и бить барабаны. Один, без посторонней помощи, мистер Ормсби умудрялся направлять в единый поток энергию и Домиников, и Флет-черов. И все же – согласен он с этим или нет – его постановка «Двенадцатой ночи» не пошла бы дальше скучной декламации в классе, если бы Ричард спокойно и умело не руководил своими племянницами и племянниками.

– Надеюсь, вы все хорошо выучили роли? – спросил Ричард, поочередно оглядывая всех участников спектакля. Но на их лицах выражалось лишь простодушное ожидание.

– Отец позаботился, чтобы мы выучили, – мрачно признался Джордж. – Он заставлял нас зубрить всю дорогу от Грин-Уиллоуз. Командовал нами, как когда-то своим полком, – добавил он, изображая, будто стреляет из пушки в сидевшего напротив него Дхсеймса.

– Мистер Ормсби будет вам вечно признателен, Теренс, – с притворной серьезностью заметил Ричард.

– Сохрани Боже, – с басистым смехом отмахнулся генерал, думая о мистере Ормсби с его мягкими манерами и с его ревностным отношением к своему учительскому делу. – Если бы ваш мистер Ормсби служил у меня в полку... – Задумчивый взгляд генерала не предвещал ничего хорошего кроткому мистеру Ормсби, окажись он и в самом деле в его полку.

– Боюсь, это убило бы нашего бедного учителя, – с улыбкой заметил герцог. – Но он неплохой малый. Никак не дождется, пока Эндрю начнет учиться. Кажется, он считает своим жизненным долгом и целью учить мое потомство.

– Мне не нравится, что я должен играть шута в этой пьесе, – заметил Джеймс, чья нарождающаяся мужская гордость была уязвлена тем, что ему дали такую малодостойную роль.

– И ты еще расстраиваешься! – состроил гримасу Фрэнсис. – А мне он отвел роль толстого рыцаря Тоби Белча. – Надув щеки и попытавшись изобразить двойной подбородок, он процитировал хорошо заученные слова: – «Здорово, осел. А ну-ка споем застольную». Или еще пара выразительных фраз: «Огонь и сера! Разрази его гром!», «Ну как, петушок, как тебе кукарекается?»[16] – Фрэнсис рассмеялся. – Мистер Ормсби даже заставляет меня носить подушку.

– Хорошо бы сегодня утром не было репетиции, – вздохнул Робин, наблюдая, как в окно струится солнечный свет. – Это первый солнечный день за всю неделю. Просто несправедливо, что Ри поедет кататься на лошади, а я не смогу. А почему она не репетирует? – спросил он, досадуя, что сестра поедет без него.

– Потому что сегодня утром будут примерять наши костюмы, – объяснил Фрэнсис. – А Ри уже примерила свой.

– Я думаю, это замечательно, – мечтательно сказала Анна, не замечая, с какой неприязнью смотрят на нее и кузены, и родные братья. – Как ты думаешь, папа, достаточно ли хорошо будет чувствовать себя мама, чтобы смотреть наш спектакль?

– Она в порядке, дорогая, – успокоил дочь Теренс Флетчер. – Просто провела беспокойную ночь и сейчас отсыпается, вот и все. К полудню она уже будет на ногах.

Герцогиня опустила глаза на свои руки, с беспокойством раздумывая, почему сестра до сих пор не выходит из комнаты. Саб-рина знала, что герцог замечает ее беспокойство, но что она может ему сказать? Что Мэри осаждают странные видения, которые, возможно, не имеют никакого смысла? Наконец Сабрина подняла глаза, заранее зная, что Люсьен смотрит на нее недоуменным, хотя и неизменно нежным взглядом. Но она остерегалась смотреть в его сторону. Ведь он все равно не сможет понять, какие муки ей приходится переносить в ожидании, пока свершатся неизбежные события. Нескончаемо долго тянулось лето, и вот наконец подошла осень. Еще ничего не произошло. Но должно произойти. Они с Мэри знали, что это только вопрос времени. Предотвратить то, что должно случиться, невозможно.

Леди Мэри Флетчер беспокойно ворочалась на постели. Когда она в очередной раз повернулась на бок, шелковое одеяло соскользнуло с нее. Оттого, что она мотала головой, как бы отбиваясь от какого-то незримого врага, длинные рыжие волосы беспорядочным каскадом упали на плечи.

Ее тело пронизывала дрожь, выдававшая внутреннее смятение. Со лба и висков скатывались мелкие капли пота. Проснулась она от своего собственного вскрика. Поднесла дрожащую руку к щеке, словно стараясь защититься, и посмотрела притененными глазами в зеркало, где отражалось искривленное мукой лицо.

– О Боже милостивый, – прошептала Мэри, объятая безумным страхом перед неизвестным.

Она повернулась на спину, откинувшись головой на взбитые подушки. Дышала она часто и неглубоко и прилагала все старания, чтобы успокоиться. Но в ее мысли продолжали вторгаться неясные видения, принуждая глубже втягивать воздух. Как холодно, подумала она, натягивая стеганое одеяло на обнаженные плечи. Она ощущала вокруг себя незримое присутствие смерти.

– Старик, глубокий старик... – в каком-то оцепенении бормотала она. – Вода... вода... такая глубокая и темная... А я ведь не умею плавать! – вскричала она, вся в слезах. – Кровь многих... многих людей... И столько голубизны... голубизны всех оттенков... голубые глаза... голубое море... голубое небо... голубой костюм для верховой езды... так много оттенков голубизны, – лепетала она, погружаясь в беспокойную дремоту.

Кэролайн Уинтсрс смотрела на свое отражение в зеркале. Голубой костюм для верховой езды был ей тесен, даже очень тесен, но, хотя и с трудом дыша, она поклялась, что все равно не снимет его.

– Смотрите, как бы костюмчик не распоролся по швам, мисс Кэролайн, – предостерегла ее служанка, неодобрительно покачивая головой в чепце.

– Он сидит как влитой, – возразила Кэролайн, не желая признавать, что леди Ри Клэр Доминик куда тоньше и стройнее, чем она. – Костюм для верховой езды должен туго облегать тело.

– Так туго, что и дохнуть трудно, – проворчала служанка, отойдя на безопасное расстояние от своей госпожи, которая в дурном настроении имела привычку кидать в нее щетку для волос. Она стояла с мрачно-задумчивым видом, оглядывая голубой костюм, якобы одолженный у юной леди Ри Клэр. Служанка готова была прозакладывать свое годичное жалованье, что ее светлость ничего об этом не знает. Что до мисс Кэролайн, то к ее рукам все так и прилипает. Просто странно, с какой легкостью чужие вещи переходят в собственность мисс Кэролайн. И все же ее «позаимствования» сходят ей с рук, потому что у нее всегда наготове какое-нибудь извинение или оправдание. Она так мило оправдывается, что ни у кого не хватает духу выразить ей свое недовольство. Но на этот раз, со злорадством подумала служанка, мысленно улыбаясь, мисс Кэролайн зашла слишком далеко и так легко ей не отделаться.

– Лакей правду сказал, что Ри Клэр собирается покататься сегодня утром? – поинтересовалась Кэролайн, натягивая слишком короткий ей рукав костюма Ри Клэр.

– Да, я сама слышала. Она поедет сразу после завтрака. – сказала служанка. – И не только я, но и камердинер лорда Лоутона это слышал. И услышав, сразу же исчез. Наверное, помчался доложить хозяину, который просто ее обожает, – добавила служанка с усмешкой, ибо знала, что попадет в больное место. Кэролайн, которая прилаживала перо к шляпке, быстро обернулась и зыркнула глазами на служанку.

– Что за чепуху ты несешь, дуреха? Подай мне перчатки, – велела девушка, вся красная от раздражения. – Я не хочу опоздать на конную прогулку с леди Ри Клэр, – сказала она, упрямо вскинув подбородок. И, в последний раз окинув взглядом свою затянутую в голубое фигуру, торопливо вышла из комнаты. По ее лицу видно было, что она затевает какую-то хитрость.

– Вот ваша лошадь, леди Ри Клэр. – Баттерик сам лично подвел кобылку, чтобы показать ее наезднице. – Она у вас очень красивая и радостная, под стать этому утру.

– Замечательно, – ответила Ри, похлопывая Птицу по холке и угощая ее куском яблока.

– Помните, пожалуйста, леди Ри Клэр, – предостерег ее Баттерик, – что она должна есть в строго определенное время. Если нарушить режим питания, это может повредить вашей краса... – Баттерик не договорил, ибо его властно окликнул не кто иной, как граф Рендейл, потребовавший, чтобы ему привели его коня. По пятам за графом шла мисс Кэролайн Уинтерс. Она спешила, чтобы не отстать, и перо на ее шляпе сильно колыхалось.

Ри вздохнула:

– Я не возьму с собой Бобби. Со мной и так много народу. Здравствуйте, Уэсли, Кэролайн, – приветствовала их Ри, радушной улыбкой успешно скрывая свое разочарование, ибо теперь о спокойной прогулке нечего было и думать.

Стиснув зубы, Баттерик отправился на помощь графу, которого не мог терпеть, хотя тот и был неплохим, во всяком случае не хуже других, наездником. Что до маленькой мисс, то ей лучше всего было бы оставаться за столом и продолжать пить чай, потому что за всю свою жизнь он не встречал женщины, которая так плохо управлялась бы с лошадьми. Сажать ее на одну из превосходных лошадей его светлости было едва ли не преступлением.

– Я слышал, вы собираетесь на прогулку, леди Ри Клэр, – с широкой улыбкой проговорил граф Рендейл. – Я тоже хотел сегодня покататься, поэтому, если не возражаете, я бы с удовольствием составил вам компанию. Куда вы хотите поехать? – учтиво осведомился он. – Может быть, за озеро? Храм Солнца даже в преддверии зимы выглядит очень красиво.

– Я еду в Каменный-дом-на-холме. Чтобы повидать щенят. – Ри поддразнмвающе взглянула на графа. – Вы готовы сопровождать меня и туда? Это неблизкий путь.

Скрывая разочарование, граф Рендейл кивнул.

– Разумеется, леди Ри Клэр. Куда вы, туда и я, – сказал он не задумываясь, но его слова прозвучали почти как заявление о намерениях.

– И я тоже поеду, – заявила Кэролайн, отвлекая внимание Ри от Уэсли.

Тем временем граф давал строгие наставления, как следует седлать его коня.

– Раз уж ты здесь, естественно, я не решилась бы... – Ри замолчала, только сейчас заметив свой костюм на Кэролайн. Так вот куда он запропастился! В фиалковых глазах Ри на мгновение сверкнул гнев.

Вслух она ничего не сказала, но короткая вспышка гнева в ее глазах предостерегла Кэролайн Уинтерс, что на этот раз она, возможно, и в самом деле зашла слишком далеко. Машинально сделав шаг назад, она неловко стояла перед Ри, в нервном молчании ожидая, что сейчас последует.

– Не тесен ли он тебе? – негромко спросила Ри. Затем, с видимым отзращением отвернувшись от смущенной девушки, вскочила на Птицу, так и не высказав гневных слов, которые вертелись у нее на языке.

Бессмысленно давать волю своему возмущению, эта девица скорее заслуживает жалости. Конечно, ничего не стоит ее высмеять, но это слишком легко и поэтому вряд ли честно. К тому же снести молчаливое осуждение Ри было для Кэролайн гораздо труднее, чем выслушать сердитый выговор. Она была куда более оскорблена и раздосадована вежливым презрением, чем если бы подверглась публичному унижению.

– Поехали, – сказала Ри, помахав на прощание Баттерику, который остался стоять в дверях конюшни, наблюдая за тремя всадниками, скачущими по окаймленной деревьями подъездной дороге.

Свежий осенний воздух сладостно пахнул дождем и дымом, своими поцелуями он приятно охлаждал разгоряченные щеки Ри Клэр. Она почувствовала, что ее гнев на Кэролайн постепенно улетучивается. Было так приятно скакать галопом по узкому проулку, мимо живых изгородей, где среди других кустов мелькали и кусты куманики, мимо тщательно обработанных полей Камарся. Миновав крутой поворот, они увидели на дороге перед собой медленно ползущий экипаж. И Ри вдруг вспомнила, что накануне именно в этом месте на нее, Фрэнсиса и кузенов едва не наехал точно такой же экипаж.

Они замедлили шаг, приноравливаясь к едущему впереди экипажу, но он остановился под некоторым углом, перегородив узкую дорогу.

– Какого черта!.. – громко выругался граф Рендейл, резко натягивая поводья, чтобы осадить нервно бьющего копытами копя. – Что за дурацкие шутки? – сердито уставившись на кучера, воскликнул он. Но едва лишь открыл рот, чтобы как следует отчитать наглеца, как его внимание было отвлечено двумя случившимися почти одновременно событиями. Дверь экипажа открылась, и из нее выпрыгнули двое мужчин. В тот же самый момент вскрикнула от ужаса Кэролайн, падая со своей лошади, которая попятилась от экипажа.

Граф Рендейл ожидал чего угодно, но только не того, что произошло дальше. Какая-то мрачная личность в видавшем лучшие виды запачканном красном бархатном камзоле направила на него пистолет, целясь прямо в грудь. Граф отнюдь не был ни глупцом, ни трусом. Не теряя времени на размышления, он тут же выхватил пистолет, который всегда возил с собой, ибо дороги в тс времена кишели разбойниками, ворами и всевозможным отребьем, поэтому джентльмен должен был иметь оружие для защиты. Схватив пистолет, лежавший у него в кармане, за рукоятку, он ощутил прилив уверенности в себе. Первым его побуждением было застрелить негодяя, вторым – обнажить шпагу и пронзить другого, который прятался за спиной первого, однако ему не удалось осуществить ни первое, ни второе намерение.

Прежде чем он успел вытащить пистолет, в окружавшей их тишине прогремел выстрел. На лице графа отразилось крайнее изумление, не большее, однако, чем то изумление, которое испытала Ри Клэр, переводя взгляд с упавшей Кэролайн на вывалившегося из седла графа. С глухим стуком он ударился оземь у самых копыт своей лошади.

– Черт! – выругался стрелявший, глядя на свои забрызганные грязью чулки и бриджи, ибо граф был крупным человеком и при его падении грязь брызнула во все стороны.

Но он тут же поспешил к двум девушкам, озирая их с мрачным выражением лица.

У Ри дрожали ноги, но она встала перед лежащей без чувств Кэролайн, как бы защищая ее от приближающегося мужчины. Ее глаза расширились от ужаса. Между тем убийца Уэсли вытащил из кармана маленькую бутылочку и носовой платок и, шагнув вперед, смочил платок содержимым бутылочки.

Только тут Ри поняла, что не может ничем помочь ни Кэролайн, ни Уэсли. И прежде чем незнакомец успел догадаться, что она намерена предпринять, перескочила через тело Кэролайн и пустилась бежать. Но бежать по скользкой грязи было трудно, к тому же мешали путавшиеся в ногах юбки. Через несколько мгновений ее схватила и резко повернула к себе сильная мужская рука. Она поскользнулась и упала. Прежде чем она успела вскрикнуть, мужчина прижал к ее носу платок, пропитанный какой-то одурманивающей жидкостью, и в следующий миг она погрузилась в черную тьму.

Тедди Уолтхэм без труда поднял легкое тело потерявшей сознание девушки. Она была как перышко. И очень хороша собой, подумал он с мгновенным сожалением, разглядывая золотистые волосы и милое невинное личико. Неся ее к экипажу, он размышлял о том, как удачно все прошло, хотя, к сожалению, и пришлось убить джентльмена. Это его тревожило, потому что тот был, несомненно, человек важный, если сопровождал дочь герцога. Но дело сделано, и он, Тедди Уолтхэм, уже не может воскресить убитого. Честно говоря, он не предполагал, что у девушки может оказаться защитник, но от его госпожи вполне можно ждать всяких сюрпризов, с проклятием подумал он. Она сказала, что все хорошо продумано и пройдет совершенно гладко. Ничего себе гладко...

Вспомнив вдруг, что в грязном проулке лежит и другая девушка, тоже светловолосая, тоже хорошенькая, Тедди Уолтхэм резко остановился. Осторожно положив девушку, которую держал на руках, на дорогу, рядом с той, другой, он, отступив назад, стал любоваться на плоды своих трудов. Затем, откинув голову, рассмеялся.

– Что тебя так рассмешило? – спросил резкий голос из экипажа. – И чего ты дожидаешься? Уж не красных ли мундиров? И долго ты намерен стоять над девицей, что лежит в беспамятстве? '

– Но их тут две, – ответил Тедди с невеселым смехом. – Миледи, – позвал он, повысив голос, чтобы она наверняка его услышала. – Пожалуйста, миледи.

– Опять у тебя какая-то загвоздка! Неужели ты не можешь ничего сделать как следует?

– Я думаю, вам надо подойти, миледи, – повторил Тедди Уолтхэм, предоставив ей самой догадываться, в чем именно загвоздка.

– Хорошо, сейчас, – выходя из экипажа и идя по грязному проулку, сказала Кейт.

Тедди Уолтхэм дорого бы дал, чтобы видеть выражение лица миледи в тот момент, когда она близко подошла к двум лежащим без памяти девушкам. Просто онемела, подумал он, наслаждаясь ее растерянностью.

– Проклятие! – выругалась она.

– Есть какая-то трудность? – не удержался от саркастического вопроса Тедди Уолтхэм.

– Ты прекрасно знаешь, что есть, черт бы тебя подрал, – парировала Кейт. Сплетя перед собой руки в перчатках, она в растерянности смотрела на двух столь похожих девушек. Она видела это Люсьеново отродье всего один рзз, узнать ее было не так-то просто. – Бог мой, как они похожи!

– Какую же из них брать, миледи? – спросил Тедди Уолтхэм. Но Кейт продолжала молчать. – Н-да, жаль, что обе они в. беспамятстве, – заметил он с ехидной улыбкой, – не то бы мы выяснили у них, какую должны похитить. Вот незадача. Ну так что? – спросил он свою благодетельницу.

– Да ничего. У меня, черт побери, нет ответов на вес вопросы, – выпалила она в сильном замешательстве. – Я думаю, мы можем забрать обеих. Ошибки не будет.

Но Тедди Уолтхэм покачал головой:

– Нет.

– Нет? – Вся напрягшись, не веря своим ушам, воскликнула Кейт.

– Я договаривался о похищении одной девушки, не двух. И мы похитим или одну, или вообще никого. Я не собираюсь иметь дело с двумя истеричками. Итак, какую забираем? – упрямо спросил он, в глубине души надеясь, что она откажется от своего дурацкого намерения.

Кейт раздраженно фыркнула, затем из-под ее вуали вырвался смех.

– Возьмем вот эту, – с торжеством воскликнула она, указывая на Кэролайн Уинтерс. – Я помню этот голубой костюмчик. И все же, признаюсь, я выбрала бы другую. Она почему-то кажется мне более знакомой, хотя я и не уверена. Знаю только, что на ней был этот голубой костюмчик. Вот она-то мне и нужна. От второй отделайся. Я не хочу, чтобы кто-то заподозрил неладное, пока мы не выедем из этой долины.

– Это первая разумная вещь, какую я слышу от вас, – с облегчением вздохнул Тедди Уолтхэм, недовольный всем, что произошло в это утро, особенно убийством джентльмена.

Уолтхэм хотел было подобрать бесчувственное тело Кэролайн, когда вдруг заметил, что к нему приближается Рокко, испачканный кровью графа Рендейла. Тедди Уолтхэм посмотрел мимо него, на канаву, куда лакею было велено бросить убитого графа. Быстро он управился с этим делом, вздрогнув от отвращения, подумал он и тут же со страхом заметил, что лакей, ускоряя шаг, направляется прямо к нему. Тедди постарался подавить свой страх, пожалев только, что не перезарядил пистолет, но оказалось, что у него нет никаких причин опасаться. Рокко бухнулся на колени рядом с Тедди.

– Сделай доброе дело, отнеси эту девицу в карету, – сказал Тедди Уолтхэм. Он не сомневался, что был на волосок от смерти и спасся только чудом, и облегчение, которое он испытывал, было так сильно, что его голос прозвучал пронзительно-тонко.

– Ангел ранен, – встревоженно произнес Рокко.

– А я тем временем отнесу другую девицу, – Тедди Уолтхэм показал на девушку в зеленом костюме, – на обочину. Она не скоро очнется, а когда очнется, голова у нее кругом пойдет, так что она даже встать не сможет. К этому времени мы уже будем далеко.

– Хорошо, – отозвалась Кейт. Она уже с радостью представляла себе, какой переполох поднимется в Камарее, когда Люсьен обнаружит исчезновение дочери.

– Нет, Рокко, – сказал Тедди Уолтхэм. – Возьми вот эту и отнеси ее в экипаж. – Однако лакей упорно не отходил от девушки в зеленом костюме.

– Ранен. Ангел ранен. Рокко поможет ангелу вылечиться, – бормотал он, злобно зыркнув глазами на шумного Тедди Уолтхэма, который поспешно отошел от лакея: Его лицо выражало удивление и замешательство.

– С этой все в порядке, Рокко. Просто она спит, – попытался он успокоить гиганта. – Что с ним такое? – спросил он у Кейт.

Кейт внимательно наблюдала за странным поведением лакея.

– Сама удивляюсь, – сказала она с нотками сомнения в голосе.

– Чему вы удивляетесь? – спросил Тедди, пытаясь привлечь ее внимание, в то время как она что-то быстро и невнятно говорила лакею. Рокко кивнул, что-то ответил гортанным голосом, затем с необычной нежностью подобрхт и прижал к груди девушку в зеленом костюме.

– Отнеси в сторону эту, – велела Кейт Тедди Уолтхэму, который с изумлением наблюдал, как лакей понес к экипажу не ту, кого надо.

– Он взял не ту.

– Думаю, ту, – спокойно ответила Кейт, глядя, как тщательно укладывает Рокко бесчувственную девушку на сиденье экипажа.

– Но ведь вы сказали, что она будет в голубом костюме, – упорствовал Тедди Уолтхэм, думая, что все это просто какое-то безумие. И дернул же его черт связаться с полоумной.

– Рокко выбрал ту, что в зеленом, – заметила Кейт и, приподняв юбки, направилась обратно к экипажу.

– И вы решили согласиться с его выбором? – изумленно спросил Тедди. – Лучше бы я ушел, прежде чем он вылез из экипажа, – добавил он с кислым видом.

– Рокко вчера был просто очарован этой малюткой. Я никогда не видела, чтобы он вел себя так странно, – объяснила Кейт, останавливаясь у дверцы экипажа и глядя на озадаченного Тедди Уолтхэма. – Поэтому я полагаю, что он знает, кто именно нам нужен, тем более что сама я не в состоянии сделать выбор. Рискнем, мистер Уолтхэм.

– Ну что ж, рискнем, миледи, – согласился Тедди, которому не терпелось как можно быстрее разделаться со всей этой историей.

Что-то бормоча себе под нос, Тедди Уолтхэм подхватил мисс Кэролайн и отнес ее в канаву, находившуюся как раз напротив той, куда Рокко сбросил джентльмена. Только одна из лошадей все еще стояла на дороге, остальные умчались, когда прогремел выстрел. Тедди Уолтхэм замахал руками и завопил, чтобы напугать лошадь, которая тоже ускакала с развевающейся гривой и хвостом. Подходя к экипажу, он помахал кучеру, которого много лет знал в Лондоне и который хотел поскорее сделать свое дело, получить денежки и забыть про все.

Тедди впрыгнул в уже покатившийся экипаж, захлопнул за собой дверцу и как можно удобнее устроился в углу. Исподтишка он наблюдал за молчаливым гигантом, который не слишком-то доброжелательно посматривал на него своими темными, почти черными глазами.

– Надеюсь, девушка не умрет, – обеспокоенно пробормотал Тедди, заметив, как тяжело она дышит. Словно зачарованный, он увидел, как огромная рука ласково убрала локон с ее лба.

– А вам-то какое дело? – равнодушно спросила Кент.

– Потому что, если она умрет, миледи, я не поручусь, что мы выйдем из этой колымаги живыми. Этот ваш чокнутый лакей придушит нас своими руками, если потеряет «ангела», – предостерег ее Тедди.

Выйдя из задумчивости, Кейт стала наблюдать, с какой необычной нежностью держит Рокко бесчувственную девушку.

– Красавица и чудовище, – хрипло рассмеялась она.

– На вашем месте я бы не стал смеяться, миледи, – посоветовал Тедди Уолтхэм, по его спине ползали мурашки, ибо он побывал в стольких переделках, что безошибочно чуял опасность. На этот раз ощущение опасности было сильное, а Тедди очень дорожил своей шкурой.

– Жалкий вы трус и слюнтяй! В жизни не встречала такого, – усмехнулась Кейт.

– Я только что прострелил насквозь человека, миледи, – возразил Тедди Уолтхэм, задетый ее презрительным фырканьем. – Вы же, как я заметил, не вылезали из экипажа, пока вся заваруха не кончилась. Может быть, вы и сама госпожа Отвага, но Тедди Уолтхэм не станет ни перед кем рисоваться. Если я жив сегодня, то потому лишь, что не суюсь куда не надо, – заключил он, бросив многозначительный взгляд на Рокко.

– Рокко очень предан мне. Повинуется моим приказаниям, как верный пес. Но я не такая трусиха, как вы. Можете ничего не бояться, – сказала Кейт, чтобы поддразнить Уолтхэма. – Я не позволю, чтобы он задушил вас, пока вы спите.

Тедди с трудом выжал из себя улыбку:

– Вы успокоили меня, миледи, теперь я буду спать сладким сном. Правда, я спал бы еще спокойнее, если бы вы пообещали, что не вспорете мне горло во время сна.

– Обещаю вам, что не сделаю этого, мистер Уолтхэм, – заверила Кейт. – Ибо, видите ли, мне еще понадобятся ваши драгоценные услуги.

Успокоив таким образом мистера Тедди Уолтхэма, Кейт обратила наконец внимание на девушку в руках Рокко. Она с любопытством притронулась к щечке девушки. Щека была такая гладкая и мягкая, еще никем не целованная. Так вот она, дочь дорогого кузена Люсьена. Его чертово отродье! – Кейт сплюнула. При этих злобных словах явно нервничавший Тедди опасливо на нее покосился. – Наконец-то ты в моих руках, милашка, – продолжала она. – Как бы я хотела видеть ненавистную физиономию Люсьена, когда он узнает о твоем исчезновении. Какие страдания это причинит ему! Хотя я страдала сильнее, потеряв Перси. Постоянно мучительно думая, что случилось с его драгоценной дочерью, зная, что не может сделать ничего, кроме как сидеть и ждать, изнемогая от боли, он будет жить в настоящем аду.

Сквозь вуаль и прорези в маске бледные глаза Кейт светились нечеловеческой радостью.

– Дорогая вдовствующая герцогиня, ты, верно, перевернешься в гробу, когда узнаешь, что одна из твоих дорогих наследниц скоро, как и ты, уснет холодным сном. Тебе следовало, бабушка, отдать Камарей нам с Перси, – печально высказала Кейт самую заветную свою мысль. – Надменный герцог Камарейский горько пожалеет о том, что выгнал нас с Перси из принадлежащего нам по праву дома. Гореть мне в аду, если я не уничтожу и его самого, и его милую семейку. Я обрушу большой камарейский дом на его голову. Клянусь всем, что свято, он будет просить милостыню, прежде чем я разделаюсь с семейством Домиников, – обещала она, отыскивая глазами лицо девушки, своей родственницы, чей смертный приговор она подписала бы с такой же легкостью, как и приговор любому заурядному преступнику. – Я хочу, чтобы Люсьен знал, что кто-то похитил его дочь. И ее жизнь и смерть в руках этого похитителя.

Уловив блеск драгоценных камней на болтающейся руке девушки, Кейт взяла ее за тонкий, изящный пальчик. Ее взгляд привлекло кольцо с бриллиантами и сапфирами. Редкое кольцо. Конечно же, Люсьен узнает, что оно принадлежит его дочери. Кейт грубо содрала кольцо с пальца. Она в задумчивом молчании продолжала смотреть на пленницу. Кольца недостаточно, чтобы терзать душу Люсьена. Нет, нужно послать ему что-то более личное.

От веселого смешка Кейт Тедди Уолтхэм обеспокоенно вздрогнул. Он забеспокоился еще сильнее, когда увидел, что она вытаскивает из драгоценных ножен на поясе тонкий, смертоносного вида кинжал. Кейт ласково притронулась к длинному локону, выбившемуся из прически Ри, и медленно отрезала от него прядь. Золотые волосы, обмотавшиеся вокруг ее руки, казались каким-то живым существом. Лицо девушки было бледно и бесстрастно, как посмертная маска.

– Убей ее, Рокко, – спокойно сказала она. По тону ее голоса Тедди даже не мог догадаться, что именно она приказывает лакею, пока тот вдруг не зашевелился, весь напрягшись, как тетива лука. – Убей же ее! – резко повторила Кейт обычно такому послушному лакею, который, однако, на этот раз игнорировал ее приказание, глядя на лицо спящей девушки. – Будь ты проклят, ослушник! Сделай то, что я тебе говорю, или я отправлю тебя в ад. Это ведь не так трудно. Ты убивал и раньше, верно, Рокко? Убей ее! – вновь велела Кейт, почти рыча от ярости, в то время как он смотрел на нее с обычным своим безмолвием.

Тедди Уолтхэм, наблюдавший за этой сценой, молча выслушал обрушившуюся на голову лакея тираду и, хотя не понял в ней ни слова, догадался о ее смысле. Он забился в свой угол, охваченный желанием куда-нибудь исчезнуть, скрыться и поражаясь, зачем ему понадобилось связываться с двумя такими преступниками. С каким-то тошнотворным чувством Тедди заметил, что ответ лакея не только не удовлетворил миледи, но и поверг ее в бешенство. Тедди посмотрел на громадного лакея с уважением, которого до сих пор не чувствовал. Может, он не так глуп, как выглядит. Тедди проглотил ком в горле, предчувствуя, каким будет следующий ход миледи, и заранее готовясь противостоять ее гневу.

– Уж я позабочусь, чтобы ты угодил в ад как можно скорее! – Кейт плюнула на лакея, который все время, пока она говорила, продолжал отрицательно мотать головой.

Повернувшись к своему английскому наемнику, она надменно произнесла:

– Убейте эту девушку и вышвырните ее из экипажа. Никто не найдет ее тела в течение многих недель, может быть, даже месяцев, вполне вероятно, что ее вообще не найдут. Теперь, когда у меня есть доказательство, что она была в наших руках, она больше нам не нужна.

– Нет, – ровным голосом ответил Тедди Уолтхэм.

– Нет? – недоверчиво повторила Кейт, ошеломленная этим мятежом среди своих подчиненных. – Вы отказываетесь? Да как вы смеете? За что я плачу вам деньги? Толку от вас никакого, лучше бы я наняла эту толстушку, содержательницу гостиницы. Проклинаю тот день, когда она рекомендовала мне вас, – проскрежетала Кейт, вытянув перед собой сжатые руки. – Если вы думаете, что я рассчитаюсь с вами сполна, то глубоко заблуждаетесь, мистер Тедди Уолтхэм. Подумайте хорошенько.

– Именно это я и делаю, – спокойным и уверенным голосом ответил Тедди. – Я бы никогда не получил полностью свои деньги, если бы попытался отнять девушку у этого великана, вашего слуги. Дело наверняка закончилось бы сломанной шеей. Если вы хотите с ней разделаться, вам придется действовать самой, – возразил Тедди Уолтхэм, с сожалением качая головой. – А этот Рокко, видать, просто втрескался в маленькую золотоволосую красоточку. На вашем месте я бы поостерегся. К тому же у вас есть другой выход, – добавил он. – Мой вам совет, а это совет человека, который много раз избегал виселицы, – не убивайте ее. Тела убитых имеют обыкновение объявляться в самое неподходящее время. Вы можете попасть в неприятнейшее положение. Я всегда придерживаюсь такого девиза: «Если можешь обойтись, никого не убивай, зачем самому накидывать себе петлю на шею?»

Кейт была в бешенстве, ибо надеялась пролить кровь Домиников – уж если не самого Люсьена, то хотя бы его дочери.

– Ладно, – сдалась она, – поступайте как знаете с этой малюткой, но постарайтесь, чтобы мы не попали из-за нее в беду. Если не соблюдать осторожность, вы очень скоро почувствуете веревку палача на своей тощей шее.

Тедди Уолтхэм вздохнул с некоторым облегчением, хотя и знал, что опасность еще не полностью миновала. Но слава Богу, он не убил дочь герцога и избежал неравной схватки с Рокко. И то и другое ему никак не улыбалось, ибо он весьма ценил свою шкуру. Аристократы, особенно герцоги, могут быть смертельно опасными врагами, ибо не несут ответа ни перед кем, кроме самих себя. А этот герцог Камарейский, по всей видимости, очень крут. Человек, который вновь и вновь одерживал верх над миледи, несомненно, заслуживает уважения. Но держаться от этого джентльмена лучше всего подальше. Тедди устало покачал головой. У него было такое предчувствие, что, даже если он живым и невредимым выкарабкается из этой передряги, всю остальную жизнь ему придется опасаться, как бы мстительная рука герцога не схватила его в уютной таверне в Лаймхаусе и не запрятала в поганую ньюгейтскую тюрьму. И это еще не худшее, что может случиться. Если герцог Камарейский обладает достаточным могуществом, его, Тедди Уолтхэма, голова может оказаться насаженной на кол.

– Ну так какие у вас предложения? – послышался хриплый голос Кейт, прервавший невеселые думы Тедди о собственном будущем.

– Предложения? – глухо переспросил Тедди.

– Насчет этой чертовой малютки.

– Как я понимаю, мы возвращаемся в Лондон?

– Да, – нехотя подтвердила Кейт, опасавшаяся раскрывать свои планы перед этим негодяем, который начинал вызывать у нее серьезные сомнения.

– В таком случае я полагаю, миледи, что нам бы следовало добраться туда как можно быстрее, – посоветовал Тедди. – Я бы предложил даже только менять упряжку и ужинать, но не задерживаться нигде на ночь. Кое-кто может заподозрить неладное, увидев Рокко с девушкой, к тому же, – добавил он, инстинктивно оглядываясь, – не исключено, что нас уже преследуют.

Кейт кивнула:

– На этот раз, мистер Уолтхэм, я с вами полностью согласна – у меня нет ни малейшего желания задерживаться. Признаюсь, меня все же интересует, – продолжала она саркастическим тоном, – какую участь вы уготовили нашей маленькой подружке. Вы ведь не собираетесь везти ее до самого Лондона?

Тедци Уолтхэм поглядел на неподвижную фигурку, покоившуюся в больших руках Рокко.

– У меня есть множество друзей в Лондоне, миледи, и по крайней мере дюжина из них с пребольшущим удовольствием заберут у нас маленькую леди, – сообщил он. Его слова отнюдь не удовлетворили ее любопытства. – Мы даже сможем выручить кое-какие денежки, если заключим выгодную сделку. Лондон, по-моему, самое подходящее место для нас, миледи.

– Пожалуй, что да, – заметила Кейт, устраиваясь поудобнее в углу экипажа. Все это время пожилая служанка София помалкивала, словно бы не замечая происходящего. Теперь она заботливо укутала меховым ковриком ноги своей госпожи. Забота об ее удобствах была важнейшим жизненным делом Софии. – Я вижу, что проявила поспешность и сильно недооценила вас, – сказала Кейт Уолтхэму.

«Но я-то вас оценил правильно», – подумал Тедди Уолтхэм, откидываясь головой на кожаную спинку сиденья. Однако, будучи человеком осторожным, он не решился спать в обманчивом безмолвии, которое царило внутри экипажа.

– Это не кровь лошади, ваша светлость, – мрачно произнес Баттерик. В полной тишине его слова прозвучали как погребальный звон. Беспомощно опустив руки, Баттерик посмотрел прямо в глаза герцогу. «Если бы только я мог умолчать об этом», – подумал Баттерик с чувством растущего отчаяния, ибо становилось все яснее, что стряслось что-то ужасное, непоправимое, хотя они и не имеют понятия, что именно, знают только, что леди Ри Клэр и граф Рендейл не вернулись с прогулки.

Герцог Камарейский вздохнул: слова Баттерика не были для него неожиданностью. Дурные предчувствия не оставляли его. Но что могло произойти? Закрадывалось подозрение, что кто-то затеял нечистую игру. Но ни в Камарсе, ни в его окрестностях ни один человек в здравом рассудке не посмел бы и пальцем тронуть Ри. Все очень хорошо знали, что она его дочь. Что же с ней могло произойти? Несчастный случай? Может быть, она лежит где-нибудь без памяти? И где граф Рендейл? С ним-то что могло случиться?

– Если бы только молодая мисс могла рассказать, что произошло, ваша светлость, – сказал Баттерик, бросая нетерпеливый взгляд на большой дом, куда отнесли бесчувственное тело Кэролайн Уинтерс. После того как три лошади возвратились в Камарей без всадников, он послал на поиски пропавших экипаж и нескольких лакеев и конюхов. В тот момент он еще не испытывал особого беспокойства, ибо и леди Ри, и граф были превосходными наездниками. Он даже представить себе не мог, чтобы один из них, а тем более они оба упали с лошадей. Баттерик послал в большой дом помощника конюха, чтобы сообщить его светлости о случившемся, и ждал его приказов, когда один из посланных им людей возвратился с ошеломляющими известиями. Распахнув дверцу вернувшегося экипажа, Баттерик с удивлением увидел мисс Кэролайн Уинтерс в испачканном и изодранном голубом костюме. Девушка была в полубессознательном состоянии.

Сам герцог отнес девушку в дом. Но с того времени, как ее нашли, словно безумную, блуждающую по проулку, с темным ушибом под глазом, она не произнесла ни слова. Сколько времени она бродила по дороге, откуда именно шла – было неизвестно. Только Кэролайн Уинтерс знала ответы на все многочисленные вопросы, но на какое-то время ее сознание отключилось. Послали за доктором, до его прибытия оставалось только ждать.

– Они отправились в Каменный-дом-на-холме, – раздумчиво произнес герцог. – Хотел бы я знать, добрались ли они туда.

– Вероятно, они поехали к старому мистеру Таберу, чтобы узнать о щенятах, – предположил Баттерик.

– Ри получила записку от старика с просьбой приехать. Вот она и отправилась, – сказал ему герцог. Тут он подумал о доброй душе своей дочери, и выражение его лица на миг смягчилось. Этот великодушный поступок мог стоить ей...

– Записка была от самого старика? – спросил Баттерик.

– Не знаю, – задумчиво сказал герцог, – хотя, вообще-то говоря, странно, что записка пришла так рано.

– Странно, конечно, но дело в другом, ваша светлость. Старый мистер Табер не умеет ни писать, ни читать.

– Может быть, записку написал кто-нибудь из членов его семьи? – как бы размышляя вслух, сказал герцог, не видя тут особых причин для беспокойства. Тем более что Баттс-рик был известен своей подозрительностью.

– Он и сейчас живет там один, если не считать внучки, – объяснил Баттерик. – А она совсем еще девочка. И не умеет ни читать, ни писать. Большинство Таберов не видят в этом никакой необходимости.

– Седлай моего жеребца, Баттерик, – приказал герцог. – И еще одного – для генерала.

– Хорошо, ваша светлость, – ответил Баттерик, отдавая соответствующие приказания праздно глазевшим на них помощникам конюхов. – Я не я, если мы не разберемся во всем этом.

– Да, – добавил герцог, останавливаясь в дверях, – оседлай лошадь и для самого себя.

– С удовольствием, ваша светлость, – широко ухмыляясь, ответил Баттерик.

В спальне, где лежала Кэролайн Уинтсрс, недоступная для общения с людьми, находившимися у ее кровати, стояла мертвая тишина. К чести герцогини Камарейской и леди Мэри Флетчер, следует сказать, что обе они сохраняли наружное спокойствие, испытывая при этом глубокие опасения, простиравшиеся далеко за пределы спальни, где лежала бесчувственная девушка. Обе вспоминали то, что произошло в начале лета. Возможно, видение начинало сбываться. Но ни герцогиня, ни леди Мэри не высказывали вслух мрачных мыслей, которые тревожили их, да в этом и не было никакой необходимости, ибо каждая из них знала, что думает другая.

Герцогиня задумчиво наблюдала, как Мэри осматривает грязный голубой костюм для верховой езды, что был на Кэролайн. Принадлежал он Ри, тут не могло быть никаких сомнений, но загадочным образом оказался на Кэролайн. На какой-то миг, когда Кэролайн вносили в дом, она даже подумала, что это Ри, забыв, что дочь была в зеленом костюме. Но затем ее сердце – да простит ее Господь – подпрыгнуло от радости, ибо она узнала Кэролайн. Герцогиня была счастлива, что это не ее дочь лежит в таком состоянии, и ждхпа, что вот-вот войдет Ри. Но Ри так и не появилась, и никто не знал, где она. И она, и граф Рендсйл бесследно исчезли.

Ее притененные ресницами фиалковые глаза вернулись к девушке, столь похожей на ее собственную дочь. Хоть бы она проснулась и рассказала, что случилось. Герцогиня проглотила комок, застрявший в горле; ее ум осаждали тысячи разных догадок. Но нет, она не поддастся дурным предчувствиям. Все будет хорошо. Непременно будет.

С кровати послышался тихий стон, и герцогиня и леди Мэри, затаив дыхание, устремили взгляды на спящую, не пришла ли она в себя. Но бледные веки оставались сомкнутыми, губы – запечатанными.

Сэр Джереми рухнул в кресло так резко, словно кто-то сшиб его с ног. Он глубоко переживал случившееся, но, зная, что он страдает, герцогиня не могла сказать ему ничего утешительного. Он не сводил воспаленных глаз со своей единственной дочери, все это видели и молчали.

– Мы сделаем все возможное, чтобы помочь ей, – все же попыталась успокоить его герцогиня. – » Вот-вот прибудет доктор. К тому же с нами Роули, – произнесла она, показывая на опечаленную служанку, спокойно сидящую в изножье кровати. – Она хорошо разбирается в таких делах. Мы безоговорочно ей доверяем. Вы даже не представляете себе, Джереми, – с принужденным смешком продолжала герцогиня, – сколько шишек, порезов, колик в животе приходилось ей лечить. И она занималась не только моими детьми, но и детьми Мэри.

– Что правда, то правда, ваша светлость, – подхватила Роули. – Я помню, как однажды наш юный лорд Робин свалился с лестницы и раскроил себе голову. Два дня не произносил ни слова, а на третий день, когда я дремала, лорд Робин встал с постели и, как был, в одной ночной рубашке, отправился на кухню. Там я его и нашла, озорника, он сидел и поедал кусок персикового пирога. Да, – сказала Роули, решительно тряхнув головой, – если кто набил себе большую шишку на голове, только сон ему и поможет. Надо спать и спать как можно дольше.

Сэр Джереми, неотрывно смотревший на лицо спящей дочери, чуточку просветлел.

– Ты в самом деле так думаешь? Она как будто бы дышит полегче, Роули. И лицо не такое красное.

– Говорила я вам, что так и будет. Пусть пока полежит спокойно, в тепле, а как только проснется, я дам ей хорошую дозу особого снадобья миссис Тейлор, – сказала Роули, довольная, что может поговорить на свою любимую тему – о домашней медицине. Она сразу вскочила, как будто ей воткнули большую булавку в одно место. – Я помню, сэр Джереми, – начала она, кивая ее светлости, прежде чем вновь обратиться к своему внимательному, хотя и насмешливому слушателю, – когда я работала служанкой в одном лондонском публичном доме...

Герцогиня и леди Мэри тихо вышли из комнаты, оставив сэра Джереми и его дочь на умелое попечение Роули. Они далеко прошли по коридору, сплетя руки, как делали это детьми, когда смеясь бегали по свежескошенным лужайкам. Герцогиня почувствовала, как напряжена рука сестры, нежно ее пожала и заглянула в бархатные серые глаза Мэри.

– Я знаю, что словами тебе не поможешь, Мэри, – начала герцогиня, – но ты не должна винить себя в том, что случилось.

– Или еще случится, Рина, – жалобно сказала Мэри. – Казалось бы, я не должна удивляться, когда что-то из моих снов сбывается, и все же каждый раз бываю ошеломлена, – устало заключила она.

– Прошлой ночью у тебя тоже было видение? – спросила герцогиня.

Мэри кивнула:

– Я видела какие-то странные образы, ничего больше. Но сегодня утром мне снились кошмары. Я видела этот голубой костюм для верховой езды. Если бы только я знала, что Кэролайн наденет его.

– Странно, что она надела его, Мэри. Этот костюм принадлежит Ри, – сказала герцогиня, внимательно наблюдая, какая реакция последует на ее слова.

У Мэри как будто остановилось дыхание.

– Мои предчувствия всегда относятся к моей собственной семье. Почему же это случилось с Кэролайн?

– Я думаю, потому, что она была одета в костюм Ри, – предположила герцогиня.

– И стало быть...

– Стало быть, опасность угрожала Ри, а не Кэролайн, – договорила за нес герцогиня, облекая в слова опасения Мэри. – Кэролайн оказалась случайно замешанной в это дело. Но это не объясняет, что случилось с моей дочерью, – сказала герцогиня с гневом и тревогой. – Я должна знать, что с ней произошло. Должна ей помочь. Скажи, что ты еще видела?

Мэри вздохнула:

– Обычные спутанные образы. Старик. Вода. Вероятно, океан. Пара голубых глаз. Что это тебе говорит? – спросила Мэри, сердясь на свою беспомощность. – Да, и последнее. У меня было такое чувство, будто я тону. Ужасное чувство. Кругом меня вода, вода, только вода.

– Тут есть лишь одно, что меня радует, – сдавленно рассмеялась герцогиня.

Мэри недоуменно нахмурилась:

– И что же это такое?

– То, что Ри умеет плавать. Когда мы ездили в Веррик-Хаус, я водила Ри и Фрэнсиса к тамошнему лесному озеру, – припоминая это, объяснила герцогиня. – И Ри, и Фрэнсис научились плавать, как рыбы. Им так это нравилось. Поэтому, дорогая, если ты видишь кого-то тонущего, то это не Ри. Хоть и небольшое, но все же утешение. Спасибо за него, Мэри.

– Я сожалею, что не могу утешить тебя чем-нибудь более важным.

– Что поделаешь, пока приходится довольствоваться и этим, – туманно ответила герцогиня, когда они вошли в салон, где все остальные члены семьи с нетерпением ожидали новостей о том, не стало ли Кэролайн лучше и не отыскалась ли Ри.

При их появлении все разговоры сразу смолкли, все взгляды устремились на двух молчаливых женщин.

– Кэролайн, кажется, спит мирным сном, – сообщила им герцогиня, отказавшись от чашки чая, предложенной ей серьезной Анной Флетчер, которая в отсутствие тети и матери играла роль хозяйки. – Спасибо тебе, дорогая, – сказала герцогиня, ободряюще улыбаясь ее семье. Но когда ее глаза встретились с обеспокоенными карими глазами, выражение лица сразу изменилось. – Сара? Зачем вы встали с постели? Вам нельзя перенапрягаться, – сказала герцогиня оробевшей невестке, которая поднялась с медлительностью беременной женщины.

– Я знаю, Сабрина, что вы беспокоитесь за меня, – ответила Сара извиняющимся, но достаточно решительным тоном, – по я не могу спокойно сидеть одна в своей комнате, не зная, что происходит, и не просите меня об этом. Мне гораздо лучше здесь, вместе с вами, чем умирать от беспокойства в своей комнате. Со мной все в порядке, Сабрина, – заверила она.

– Сомневаюсь, – сказала герцогиня, с понимающей улыбкой окидывая взглядом округлившийся живот Сары. – Но ради меня и чтобы успокоить бедного Ричарда, сядьте, пожалуйста, – попросила она, устало усаживаясь на диван и протягивая к пылающему в камине огню зябнущие руки.

– Кэролайн не пришла в себя? – спросил генерал, подвигая онемевшую ногу ближе к огню.

– Нет, Теренс. Я попыталась успокоить сэра Джереми, но он тяжело переживает случившееся. Он так любит Кэролайн, что я просто не представляю себе, что бы он делал, случись с ней несчастье, – заметила герцогиня.

– Но вы же не думаете, что она умрет? – спросил Ричард, и его очки блеснули в мерцании огня.

– Нет, не думаю, но никто не может сказать, насколько опасна рана в голову, – ответила герцогиня. В ее голосе прозвучали потки беспомощности. – Ты ведь видел рапы на войне, Теренс. Что ты думаешь об этом?

Машинально потирая старую рану на бедре – эта рана, нанесенная вражеским клинком, все еще продолжала болеть, – Теренс подумал о всех тех молодых людях, иногда совсем еще мальчиках, которые, мучительно страдая, погибли в сражениях.

– Конечно, она сильно ударилась головой, но с ваших слов я знаю, что Кэролайн – очень нервная молодая женшина, и скорее всего ее состояние объясняется перенесенным потрясением. Могу только догадываться, что именно произошло, но я бы рискнул предположить, что она упала и потеряла сознание, а когда очнулась, то увидела, что лежит одна, в безлюдном проулке. Ей предстояло добираться пешком до Камарея с таким сильным ушибом, а это, вероятно, было очень нелегко для столь чувствительной молодой девушки.

– Что бы там ни случилось, вряд ли от нее могла быть хоть какая-нибудь польза, – мрачно заявил Джеймс, и в глазах его сверкнул смутный гнев, когда он подумал об отсутствующей кузине.

– Джеймс, – сердито пробасил генерал, – ты сказал гадкую вещь. Стыдись.

Сглотнув слезы, Джеймс пристыженно опустил голову.

– Прости, отец, – произнес он сдавленным голосом.

Эван и Фрэнсис обменялись взглядами; хотя Джеймсу и в самом деле не стоило говорить того, что он сказал, они знали, что это правда. Фрэнсис с гримасой посмотрел на свой живот: подушка, перетянутая широким кожаным поясом, начинала угрожающе съеживаться. Покачав головой, он поглядел сперва на Робина, не отрывавшего задумчивого взгляда от полыхающего огня, затем на своих кузенов. Не будь положение столь серьезным, все, вероятно, весело .посмеялись бы над их и его одеждой. У них как раз шла репетиция в костюмах, мистер Ормсби хлопотал и суетился, как наседка, приглядывающая за своими цыплятами, когда Робин заметил, что в конюшне происходит какая-то необычная суматоха. И в следующий же миг актеры мистера Ормсби испарились.

Мэри уговорила сестру выпить чашку чая и предлагала долить другим, когда дверь в салон широко распахнулась и вошел мрачный герцог. Со всех сторон к нему обратились ожидающие лица. Может быть, он и не стал бы ничего говорить, но, заглянув в фиалковые глаза жены, от которой никогда не мог хоть что-либо утаить, откровенно сказал:

– Я еду в Каменный-дом-на-холме. Ведь Ри собиралась именно туда. Может быть, старик что-нибудь знает. Кэролайн ничего не сказала? – спросил он.

– Нет, она все еще спит, – ответила Мэри, а герцогиня озадаченно поглядела на Люсьена.

– Я бы хотел поехать с тобой, Люсьен, – сказал генерал, вставая. Необходимость действовать сразу же заставила его забыть о затекшей ноге.

Герцог улыбнулся:

– Я так и думал, что ты захочешь меня сопровождать, и велел Баттерику оседлать лошадь. – Увидев, что его жена тоже поспешно поднимается, он сразу же угадал ее намерение. – Нет, Сабрина, я не хочу, чтобы ты ехала с нами.

– А я хочу и поеду, Люсьен, – решительно возразила герцогиня. – Ри – моя дочь, и я ни за что здесь не останусь. У меня полное право быть с тобой, – сказала она, глядя в упор на мужа.

Герцог схватил ее дрожащие руки и на какой-то миг прижал к груди.

– Я только хотел поберечь тебя, дорогая. Кто знает, что мы можем увидеть.

– Я понимаю, Люсьен, – мягко ответила Сабрина. – Но мы всегда сообща делили все горести. Не отстраняй же меня на этот раз.

– Я тоже хочу поехать, отец, – смело сказал Фрэнсис.

– И я, сэр, – вызвался Эван. Такое желание изъявили также Джордж и Джеймс.

Ричард встал за спиной герцогини. У него не было необходимости предлагать свою помощь, все и так знали, что он не останется сидеть в Камарее, в то время как другие будут искать Ри и графа Рендейла.

Прежде чем кто-либо еще успел предложить свою помощь, герцог поднял руку, призывая всех к молчанию и предотвращая массовый исход.

– Я не могу допустить, чтобы все мои домашние и гости носились по округе как сумасшедшие. Я тронут готовностью помочь, по думаю, что вести поиски надо организованно. Если не возражаешь, Теренс, – сказал герцог, почтительно кивнув генералу, – я считаю, что ты самый подходящий человек, чтобы возглавить поиски.

– Спасибо, Люсьен. Я сделаю все возможное, чтобы найти ее, – спокойно сказал Теренс. – Я предлагаю, – начал он тоном человека, привыкшего повелевать, – чтобы Фрэнсис и Эван взяли на себя руководство двумя поисковыми группами. Ты, Эван, осмотришь всю местность восточнее проулка; ты, Фрэнсис, – местность западнее проулка. Таким образом мы сможем охватить большую территорию. Я хочу, чтобы вы начали поиски с того места, которое вам укажут, и далее направились на север, к Ка-менному-дому-на-холме. При таком разделении усилий мы сможем точно знать, какая именно территория осмотрена, и замкнем круг вероятного маршрута Ри. Ты одобряешь такое предложение, Люсьен? – спросил генерал, не желая узурпировать власть герцога в его собственном доме.

– Поступай, как считаешь нужным, – ответил герцог, не сводя взгляда с жены. – Если ты настаиваешь на своем желании, Сабрипа, то я хочу, чтобы ты поехала вместе с нами, – сказал он жене тоном, исключающим возможность какого-либо выбора. – Ричард?

Ричард обвил рукой талию сестры.

– Спасибо. Я поеду с тобой. Сара, – добавил он, оглядываясь на жену, – надеюсь, с тобой все будет в порядке?

– Разумеется, да, Ричард. Можешь не беспокоиться, – сказала она с подбадривающей улыбкой. – Я не рожу тебе наследника в твое отсутствие.

– А как насчет меня... нас? – поправился Робин, так как Стюарт, пододвинувшись, ткнул его локтем. – Я тоже хочу принять участие в поисках Ри!

– Я предпочел бы, чтобы ты остался здесь, в Камарее, – сказал герцог. По его тону Робин понял, что его просьба решительно отвергнута.

– Но...

– Никаких «но», Робин. Кто-то должен остаться с тетей Мэри и Сарой... Что, если будут получены какие-нибудь новости о Ри? Кто сообщит нам о них? – Урезонивая огорченного сына, герцог с сочувствием заметил, что у Робина дрожат губы и он тщетно пытается побороть эту дрожь. Герцог ласково приподнял подбородок сына и, глядя ему в лицо, сказал: – Я рассчитываю на тебя, сынок. Ты должен проследить, чтобы все здесь было в порядке.

– Да, сэр, – хрипло отозвался Робин. – Я позабочусь о тете Мэри и Саре. Можешь положиться на меня, отец.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, Робин, – сказал Люсьен, ероша темные кудри сына. Затем обвел взглядом окружавшие его решительные лица. – Ну что ж, тогда поторопимся.

Когда группа всадников из Камарся въехала во двор Каменного-дома-на-холме, все там было спокойно. Из трубы с восточной стороны дома в прохладный осенний воздух поднималась струйка голубоватого дыма. Нигде не было заметно ничего подозрительного. Большие двойные двери сарая были широко распахнуты, по всему двору лежали свежие навозные лепешки, свидетельствуя, что кто-то недавно отвел коров на пастбище. Прислушавшись, можно было услышать вдали мычание пасущихся коров.

Быстро спешившись, Баттсрпк помог спуститься с лошади и герцогине, опередив его светлость и лорда Ричарда. Сабрипа ездила на большом гнедом жеребце, которого Баттерик считал совершенно неподходящим для женщины, особенно такой маленькой, как герцогиня, но она не хотела слышать никаких возражений против этого жеребца и продолжала ездить на нем, ни разу не упав. Баттерик иногда даже подозревал, что герцогиня с удовольствием обходилась бы без дамского седла, но это было бы нарушением принятых тогда правил приличия и могло навлечь на нее насмешки.

– Кажется, все в порядке, – заметил Ричард, оглядывая все вокруг.

– Между тем, что кажется, и тем, что на самом деле, лорд Ричард, – тоном человека бывалого произнес Баттерик, – нередко бывает большая разница. Надо смотреть в самую глубь вещей. Там-то и кроется правда.

Ричард изумленно воззрился на конюшего.

– Невероятно, – сказал он. – Может быть, я проверю, сеть ли кто-нибудь дома?

– Если кто-нибудь и был, то, наверное, ушел с коровами, – предположил Баттерик, и на его лице заиграла веселая улыбка. – Говорил же я вам...

Молча стоя посреди двора, они услышали звонкий девичий голос, приближающийся со стороны ближнего пастбища:

То было под самый Мартынов день. Воздух был свеж и хрусталем. Сэр Грэхэм, и смел и собой пригож, Влюбился в Барбару Аллен. Своих людей он послан за ней: – О милая Барбара Аллен, Прошу я: моею женою ты стань, И будет наш век беспечален. О холи, холи, хо...

Завернув за угол, девушка увидела пятерых всадников с их лошадьми, и ее голос тут же испуганно оборвался на этой высокой поте: «Хо-о-о». Однако, как только она узнала герцога и герцогиню, за оборвавшимся припевом последовал вскрик изумления. Она сделала быстрый реверанс и в тот же миг вспомнила о том, что завернула и подвязала юбки на талии, чтобы не испачкать их, бродя по грязным полям. Ее башмаки на толстой деревянной подошве и в самом деле были заляпаны толстым слоем черной жижи. Зардевшись от смущения, она быстро опустила юбки и скрыла нижнее белье от нескромных взоров.

– Ваши светлости... – Широко раскрыв от удивления глаза, она судорожно глотнула воздух.

– Это юная Дженни Табер, праправнучка старшего мистера Табера, – представил ее Баттерик, узнав юную девушку, по всей вероятности, не старше тринадцати лет. – Я все верно сказал, Дженни?

– Нет, мистер Баттерик, – застенчиво ответила она. – Я прапраправнучка. Мистер Табер очень стар, – напомнила она.

– Дженни, – с теплой улыбкой сказала герцогиня, – мы приехали повидать твоего прадеда. Он где-нибудь поблизости? Может быть, в доме?

Дженни отрицательно мотнула копной своих взлохмаченных, цвета пакли волос.

– О нет, ваша светлость. Он ушел из дома еще спозаранок. Он у нас человек беспокойный. Никогда не сидит на одном месте.

– Ты не знаешь, куда он пошел? Мы хотели бы с ним поговорить. Он должен был встретиться с леди Ри Клэр, дочерью герцога и герцогини, Дженни, – попытался объяснить Баттерик.

– Я ничего об этом не знаю, сэр. И не видела дедушку с самого утра. Он ушел еще до того, как я проснулась. Да и вчера вечером я его не видела, – робко сказала она. – Я уснула у камина, а он бьш в кухне, кормил щенят. Тех самых, которых привезла леди Ри Клэр. Она у вас такая красавица, – мечтательно добавила Дженни.

Баттерик кашлянул, по его лицу мелькнула тень раздражения.

– Послушай, Дженни, у нас нет времени говорить о всяких пустя...

Подняв руку, герцог остановил его.

– Дженни, мы хотели бы поговорить с твоим дедушкой. Это очень важно. Как ты думаешь, куда он мог пойти? – ласково спросил герцог.

– Не знаю, – ответила она, зачарованно глядя на шрам на щеке герцога. – Он может бродить по всей долине, где ему вздумается.

Герцог вздохнул, уклоняясь от вопрошающего взгляда жены.

– Может быть, ты видела сегодня утром леди Ри Клэр? Или графа Рендейла?

– Нет, сэр, я их не видела. У меня так много дел, – объяснила она, чувствуя, что ее ответ разочаровал этих важных особ. – Я подоила коров, а некоторые из них такие упрямицы, не хотят слушаться, затем отогнала их на пастбище. Мне надо замесить тесто, испечь хлеб, а тут еще куры разбежались. Наверное, из-за дождя.

– Люсьен! Ричард! – позвал Теренс Флетчер из сарая. Пока они разговаривали с Дженни Табер, генерал тщательно осматривал двор, ища следы копыт, человеческих ног или чего-нибудь необычного.

Поспешно направляясь к своему зятю, герцогиня заметила, что его лицо – и обычно-то мрачное – было мрачнее, чем когда-либо за многие годы.

– Что-то не так, Теренс? – спросила она, останавливаясь около него и всматриваясь в глубь темного сарая.

– Постарайтесь не пускать сюда девушку, – сказал он, многозначительно взглянув на Люсьена. – Сабрина, на твоем месте я бы тоже туда не ходил, – добавил он. Но она не послушалась его совета. Прошла мимо него в сарай и остановилась, нетерпеливо ожидая, когда он за ней последует.

Люсьен пожал плечами, ибо хорошо знал строптивый характер жены, и пошел следом за пей. Генерал и любопытный Баттерик также углубились в сарай. Дженни с открытым ртом осталась одна у дверей.

– Посмотрите туда, – сказал Баттерик, показывая на темный угол. – Это старик. Он мертв.

Старый мистер Табер неподвижно лежал на соломе с протянутыми руками, как будто пытался смягчить удар от падения. На затылке, в серебристых его волосах, темнело пятно спекшейся крови.

– Бедняга, – печально прошептала Сабрина.

– Видимо, он упал и ударился головой об угол стола, – предположил Теренс, заметив следы крови на столешнице.

– Очень жаль. Он был хороший человек, Люсьен, – сказала Сабрина, вспоминая, с какой добротой старик относился к животным и как бескорыстно расточал свой целительный дар. – Однако в последнее время он сильно сдал.

– Но ведь он был так стар, Сабрина, – тихо произнес Люсьен. Он всегда любил старика, который был живой легендой в здешних краях, – Нам будет его не хватать.

– Да, ваша светлость, – резко сказал Баттерик, побагровев от гнева. – Он был хорошим человеком, благородным старым джентльменом и никак не должен был умереть таким образом.

Теренс Флетчер взглянул на него с удивлением:

– Что вы хотите сказать?

– Он умер не своей смертью. Старика убили, вот что я хочу сказать, – твердо ответил Баттерик, выпятив челюсть, точно готовился к решительной схватке.

– Боже! Вы понимаете, что говорите? – проревел генерал.

– Да, – спокойно ответил конюший, ничуть не устрашенный грозным видом старого воина, – и я скажу вам еще кое-что, генерал. Будь вы таким же подозрительным человеком, как я, вы бы тоже это заметили.

– Что именно?

– Старый мистер Табер был убит еще прошлой ночью. – Он произнес эти слова все тем же спокойным тоном. – Поэтому я думаю, что это не он написал записку леди Ри Клэр.

Это ужасное заявление словно топором разрубило тяжелое безмолвие, воцарившееся в сарае.

Герцогиня никак не могла оторвать глаз от тела столь безобидного при жизни старика.

– Н-не понимаю. Кому могло понадобиться убить его? Боже мой, Люсьен, – вскричала она, – ему было уже под сто! Кого мог обидеть такой кроткий старый человек, как мистер Табер?

– Однако непонятно, – с беспокойством сказал Теренс, – какая связь может быть между убийством старика и тем, что случилось с Ри Клэр и графом Рендейлом. И кто мог написать эту проклятую записку?

Баттерик, стоявший на коленях возле мертвого тела, обернулся.

– Старик что-то нацарапал здесь на земляном полу, – сказал он, довольный, что нашел хоть какой-то ключ к разгадке тайны, которая, однако, оставалась непроницаемой.

– Он нарисовал птицу! – недоуменно воскликнул Теренс Флетчер, взглянувший через плечо Баттерика на рисунок на плотно утрамбованном полу.

Присев на корточки, Сабрина также внимательно вгляделась в рисунок.

– Как будто голубь? – удивленно протянула она.

– Верно, ваша светлость, – согласился Баттерик. – Но убей меня Бог, если я знаю, зачем он нарисовал голубя в последний миг своей жизни. – И он раздосадован но покачал головой.

Герцогиня с трудом поднялась и побрела прочь от мертвого тела. Остановилась возле деревянной подпорки и с закрытыми глазами прижалась к ней лбом. И тут почувствовала, что ее крепко обняли руки Люсьена. В следующий миг он прижал ее к своей – такой знакомой – успокаивающе теплой груди.

– О, Люсьен, – шепнула она со слезами в голосе. – Что нам делать? И что могло случиться с нашей дочерью?

Люсьен развернул ее лицом к себе и заглянул в ее влажные глаза; еще никогда в жизни не чувствовал он себя таким беспомощным.

– Клянусь тебе, Рина, всем, что мне дорого, что я найду нашу дочь. Клянусь жизнью!

– Ты говоришь, что видела моего Томми с какой-то разодетой шлюхой в Чипсайде? – возмущенно произнес женский голос. – А я тебе говорю, что это враки. Да ты просто бесишься, что у меня есть парень, а у тебя нет. Видать, сама положила глаз на Томми. В этом все дело. Стыдно говорить такие вещи, да к тому же зачем-то еще и мертвых приплела. Моя мать была очень хорошей... – Конец этого монолога так и остался неуслышанным, ибо две занятые разговором женщины прошли мимо по скользкой булыжной мостовой; они торопились, поскольку холодная изморось грозила перейти в дождь.

Наблюдавший за ними человек безмолвно стоял в тени, мечтая о теплом очаге и кружке эля, чтобы согреться, но он понимал: в этот вечер его мечта если и сбудется, то очень не скоро. Мимо прошла группа шумных матросов. Тедди Уолтхэм смотрел на них, ссутулившись: он знал, что всякий, кто по несчастной случайности окажется у них на пути, очутится в придорожной канаве, и хорошо, если живой.

Тедди Уолтхэм очень внимательно осмотрелся и, слегка дрожа, вышел из тени. Дальнейший его путь пролегал по боковым улочкам Лондона. Он размышлял о том, что они с миледи добрались до Лондона в рекордно короткое время, просто жаль, что нельзя объявить об этом во всеуслышание, ибо побить их рекорд было бы не так легко. Но до чего же приятно снова ходить по городу, где родился и вырос, вдыхать знакомые запахи! Остановились они в «Королевском гонце» – это было излюбленное место определенного сорта людей, и почти все они знали, что именно тут и могут найти Тедди Уолтхэма. Затем почти целый день, а это был холодный дождливый день, он бродил по Лондону, ища своих старых друзей и оставляя им короткие послания. Друзья этих друзей донимали его расспросами, стараясь выяснить, зачем ему понадобился такой-то и такой-то, но он не обращал внимания на их подозрительные взгляды... Теперь ему хотелось удостовериться, пришли ли от них ответные послания. А вышел он на улицу в эту мерзейшую погоду потому, что договорился через час встретиться с одним знакомым. На какой-то миг он заколебался, думая, что ему предстоит свидеться с человеком, не слишком к нему расположенным, но позвякивание монет в кармане придало ему уверенности, и он продолжил путь.

Хотелось выпить чего-нибудь горячительного в кофейне за углом, но Тедди тут же передумал: чтобы договариваться с миледи, нужна светлая голова. Он увидел темные очертания ее экипажа еще до того, как услышал стук копыт; решительно подавив в себе страх, который внушала ему предстоящая встреча, он продолжал идти вперед, к уже открывающейся дверце.

Вскочив в экипаж, Тедди оказался почти в полной темноте.

– Ну? – нетерпеливо спросила Кейт. Сырой холод просачивался под ее бархатный плащ, корсаж, верхние и нижние юбки, и ей стоило большого труда сдержаться, чтобы не стучать зубами, что отнюдь не казалось ей забавным.

– Все решится через час, миледи, – бросил неразговорчивый Тедди Уолтхэм, сидя в своем углу. Он с любопытством принюхался. – Вы дали ей еще дозу, да?

– Какой вы догадливый! – саркастически отозвалась Кейт из своего угла. – Она уже просыпалась. Уж не хотите ли вы, чтобы она подняла истерический визг и сюда сунул свой нос какой-нибудь ночной сторож или, еще того хуже, пара этих проклятых ищеек с Боу-стрит? – спросила она, не оставляя никакого выбора, кроме как согласиться с ее решением.

– Просто я не хочу, чтобы она умерла, миледи, – ответил Тедди Уолтхэм, рассматривая опоенную наркотиками девушку в накидке, которую бережно прижимал к груди Рокко.

– Надеюсь, это не окажется таким же пустым номером, как в прошлый раз, – сказала Кейт тоном, который не оставлял никаких сомнений по поводу того, что она думает о его умственных способностях. – Бог ты мой, я просто ушам своим не поверила, когда услышала, что этот олух свалился с лестницы. Я же предупреждала, чтобы вы были осторожнее, и что же? – Кейт заново разжигала в себе злость. – Вы пригласили какого-то пьяного шута в мои комнаты. Эта толстуха Фаркар уже явно подозревает что-то неладное. Вряд ли она верит, что это моя племянница. И уж тем более в то, что у девушки мигрень, поэтому в комнате должно быть тихо и темно. Боюсь, уж не думает ли она, что мы прячем больную оспой. Вчера вечером я поймала ее на месте преступления: она подслушивала у моей двери. Пожалуй, нам не стоит возвращаться обратно с нашей добычей, – предупредила она своего сообщника.

– Хорошо, с ней все решено: или сегодня, или никогда, – согласился Тедди. – Я знаю, у вас мягкое сердце, но вы не должны беспокоиться. Я уже переговорил со своим другом, и он очень заинтересован в этой сделке. На этот раз не будет никаких трудностей.

– Тем лучше для вас, если их не будет, – заметила Кент, отнюдь не успокоенная его заверениями. – Кто этот человек?

– Суперкарго на борту торгового судна, курсирующего между Лондоном и Чарлз-Тауном. Он занимается отнюдь не только перевозкой сухих грузов. Они получают большую прибыль, поставляя в колонии служанок. У них найдется местечко еще для одной пассажирки. Отплывают они с приливом. Чтобы возбудить его аппетит, я постарался пособлазнительнее описать нашу красоточку. Он рассчитывает продать ее за хорошие деньги в колониях.

К его удивлению, Кейт захлопала в ладоши.

– В колониях? – подхватила она, и ее резкий несдержанный смех наполнил весь экипаж. – Но это просто замечательно! Дочь великого герцога Камарейского будет продана как служанка. Ха! – Ее плечи затряслись от веселья. – На этот раз вы превзошли самого себя, мистер Уолтхэм. Жаль, что вы не были знакомы с Перси. Ему бы очень понравилась ваша выдумка.

Тедди Уолтхэм нахмурился. Если этот Перси был того же пошиба, что и миледи, очень хорошо, что их пути не сошлись.

– Я должен встретиться с другом около реки, – сказал он.

– Отлично, мистер Уолтхэм, – ответила Кейт, постучав в крышу экипажа. – Скажите кучеру, куда ему ехать.

– Н-да... – Тедди Уолтхэм сделал вид, будто вспомнил что-то, вылетевшее у него из памяти. – Я полагаю, вы сами вручите девушку моему другу. – Он многозначительно кивнул на Рокко. – Вы ведь умеете его уговаривать, не правда ли?

– Да, конечно, мистер Уолтхэм, – спокойно ответила Кейт. – Обещаю вам, что никаких трудностей не будет.

– Хорошо, – проговорил он таким же мнимо невозмутимым голосом. Но ему очень не понравился тон миледи.

Они оставили экипаж посреди переулка, где он не привлекал бы внимания прохожих, и пошли дальше пешком по булыжной мостовой. Затем повернули в узкую, заваленную мусором улочку.

Тедди Уолтхэм хорошо представлял себе, как бесится миледи, осторожно пробираясь среди вышвырнутых из окон отбросов.

– Ничего не скажешь, хорошее местечко, – пробормотала она, почувствовав, что ее атласная туфля вязнет в какой-то гадости.

– Вы предупредили, чтобы я соблюдал величайшую осторожность, – с большим удовольствием напомнил Тедди Уолтхэм. Он дул на свои сложенные в чашу ладони, пытаясь согреть их, но ветер относил в сторону струйку его дыхания. С реки тянуло изморосью и туманом, против которых одежда была плохой защитой. Услышав приближающиеся шаги, он быстро пошел вперед, оставив за спиной миледи и Рокко с его ношей. Но когда он подошел к концу улочки, какой-то прохожий уже быстро прошел мимо. Вздохнув, Тедди повернул назад. И тут услышал тихий разговор, в котором можно было легко различить нетерпеливый голос миледи. Он слегка улыбнулся. Похоже, миледи не удается уговорить Рокко расстаться со своей ношей. С коротким смешком Тедди нагнулся, чтобы подтянуть мокрый чулок, и вдруг выпрямился, услышав громкий пистолетный выстрел. Несколько секунд отголоски выстрела звучали в его ушах все громче и громче. В удивленном безмолвии он вдруг увидел, как большой лакей повалился, словно подрубленное дерево. С трудом переводя дух, Тедди Уолтхэм поспешил к неподвижной женской фигуре в вуали.

– Проклятая убийца, – прошипел он, нервно оглядывая улицу. Но ни одно окно не отворилось, ни одна голова не высунулась наружу, и он вдруг понял, что громкое пение и смех, доносившиеся из ближайшей таверны по ту сторону переулка, успешно заглушили грохот выстрела. А может быть, просто никто вокруг ничего не хотел знать.

Тедди с ужасом уставился на мертвого Рокко, затем перевел взгляд на безмолвную женщину, проделавшую своей пулей широкую дыру в его спине.

– На кой черт вы это сделали? – спросил он.

– Он отказывался отдать мне девушку. Повернулся и пошел прочь, – еще не придя в себя от изумления, сказала она. – Я должна была его остановить. Какой другой выход нашли бы вы на моем месте? К тому же, – равнодушно добавила Кейт, – он уже сделал все, что от него требовалось, и на него нельзя было больше полагаться. Он предал меня – женщину, которая дала ему кров и еду, одела в красивые одежды вместо лохмотьев. И как же он отплатил мне за мою доброту? – с негодованием продолжала Кейт. – Он предал меня ради этой мисс с ангельским личиком, хотя она ни черта не сделала для него, только стала причиной его смерти. Пожертвовал собой, так, что ли, мистер Уолтхэм? – насмешливо произнесла Кейт, смотря на мертвого лакея, который все еще держал девушку в своих руках.

Тедди Уолтхэм сглотнул, почувствовав горечь желчи во рту. Какая же она жестокая сука, подумал он, не сводя глаз с пистолета, все еще дымившегося у нее в руке... Зная миледи, можно было предположить, что за корсажем у нее еще кое-что припрятано, и если она могла без малейшего колебания убить человека, который верой и правдой служил ей невесть сколько лет, то что она сделает с ним, Тедди, когда он выполнит порученное ему дело и станет не нужен?

– Тедди Уолтхэм, Тедди Уолтхэм? Это ты? – окликнул его голос из мрака. – Если ты, то лучше отвечай, – предостерег голос. Только один Тедди Уолтхэм знал наверняка, друг это или враг.

– А, это ты, старый морской волк, – отозвхчея Тедди, со вздохом облегчения узнав голос друга.

Он переступил через тело мертвого лакея и поспешил навстречу человеку, который только что вошел в улочку.

– Что делать с мертвым телом? – прошипела вдогонку ему миледи, но он оставил ее вопрос без внимания. Сама заварила эту кашу, пусть и расхлебывает, злорадно подумал он и, оглянувшись, увидел, что Кейт пытается вытащить девушку из рук мертвеца.

– Дэниел! – дружески приветствовал Тедди своего старого знакомого. – Давненько, однако, ты уже плаваешь. У тебя, должно быть, особая морская жилка, а вот меня, – он рассмеялся, обхватив друга за плечи, – меня тошнит, даже когда я переплываю на лодке через Темзу.

– У нас неплохая жизнь, Тедди, – ответил его друг. – Все лучше, чем гнить в долговой тюрьме. Тебе-то это хорошо известно. Ты в свое время повалялся в камерах.

– Что и говорить, нет ничего хуже, чем валяться в камерах, – серьезным тоном ответил Тедди Уолтхэм, мысленно давая клятву, что, покуда жив, никогда больше не угодит за решетку.

– Что верно, то верно, Тедди, – согласился Дэниел, выворачиваясь из-под руки Тедди и внимательно оглядываясь. – Ну и здоровенный малый! Что с ним такое? Хорошо хоть валяется. Не хотел бы я столкнуться с ним на этой темной улице, да и вообще где бы то ни было. Не нравится мне, что он тут валяется. Не по нутру, – добавил Дэниел, подозрительно оглядывая лежащего.

– Надрался вдрызг, – объяснил Тедди Уолтхэм достаточно громким шепотом, чтобы его могла слышать и Кейт. – Он нам не помешает.

– Гм-м. Ты меня успокоил, – сказал Дэниел, придвигаясь ближе. – И кто эта женщина? Не та, что отправляется в колонии?

– Жаль, что не все наши молитвы сбываются, – шепнул себе под нос Тедди, думая, как было бы хорошо, если бы их с миледи разделял океан. – Нет, это та, что лежит на земле. Я напоил ее кое-чем таким, что она не доставит тебе ни малейшего беспокойства, – объяснил Тедди, опускаясь на колени возле неподвижной фигурки.

– Надо посмотреть, что я покупаю. Не выкладывать же денежки за какое-нибудь страшилище с мордой свиньи или старую морщинистую ведьму, – предупредил Дэниел, внимательно наблюдая за фигуркой в накидке с капюшоном.

– Можешь быть спокоен. Тедди Уолтхэм никогда не подводит друзей, – успокоил его Тедди, вытаскивая свою трутницу и высекая огонь ударом стали о кремень. Затем Тедди достал из кармана огрызок свечи, зажег его и осветил лицо спящей невинным сном леди Ри Клэр Доминик, дочери герцога и герцогини Камарейских.

Дэниел Льюис едва не задохнулся от изумления. Затянувшееся молчание свидетельствовало о том впечатлении, какое произвела на него девушка.

– Да она настоящая куколка. Где ты отыскал такую? – недоверчиво спросил он у Тедди Уолтхэма.

На этот вопрос Тедди ничего не ответил. Просто повторил:

– Я же тебе сказал, Тедди Уолтхэм никогда не подводит друзей. Ну так что, берешь ее с собой в колонии или мы ищем другого покупателя?

Дэниел Льюис встал и, засунув руки глубоко в карманы пальто, стал раскачиваться взад и вперед на каблуках, как бы раздумывая, какова истинная ценность покупаемого им товара.

– Решайте. Не торчать же здесь всю ночь, – вмешалась Кейт, терпение которой было истощено этой бессмысленной торговлей. Они с Тедди были уверены, что этот дурень все равно возьмет девушку.

Тедди Уолтхэм бросил на нее неодобрительный взгляд. Дэниел Льюис держался холодно. Глядя на громадного человека, валявшегося на земле, он испытывал понятное беспокойство. Он не сопел, не храпел, ничто не показывало, что он жив. Если он пьян, то, должно быть, вылакал черт знает сколько джина или рома, может быть, и того и другого.

– Сейчас мы договоримся, Тедди. Сколько ты просишь? – резко спросил он, почувствовав внезапный страх перед обступившими его в этой темной улочке тенями. Он хотел было назвать меньшую цену, чем запросил Тедди, но прикусил язык: он знал, что сможет здорово заработать в колониях на такой хорошенькой девушке, как эта. На кой же черт торговаться? Так на предварительной цене они и сговорились.

Когда Кейт и Тедди возвращались в гостиницу «Королевский гонец», экипаж казался странно пустым. Сделка была заключена в небывало короткое время, потому что, едва увидев товар, покупатель согласился на названную сумму. Всю дорогу царило гнетущее молчание; Кейт и Тедди сидели в противоположных углах, и каждый из них вел себя так, будто другого не существует.

Внезапно тишину нарушил голос Кейт.

– Я думаю, мы неплохо уладили сегодня дело, Тедди, – удовлетворенно произнесла она. Тедди Уолтхэму даже показалось, что он может видеть выражение ее лица за вуалью.

Однако он не стал раздумывать об этом, ибо обращение «Тедди» обеспокоило его.

– Да, все получилось неплохо, – нехотя проронил он. Кейт весело рассмеялась.

– Должна признаться, что мое мнение о вас, мистер Тедди Уолтхэм, переменилось в лучшую сторону, – сказала она, изрядно смутив Тедди. – Я думаю, что мы можем превосходно действовать сообща.

Тедди Уолтхэм почувствовал, как что-то неприятно сдавило ему горло.

– Насколько я понимаю, миледи, я выполнил порученную мне работу. И как будто бы до конца.

– Ну что вы, Тедди, – рассмеялась Кейт, – мы еще только начали развлекаться по-настоящему.

Тедди Уолтхэм кивнул, плохо понимая, к чему клонит миледи.

– Вам будет нелегко обойтись без этого вашего лакея. Наверное, было очень удобно всегда иметь его под рукой. Но ведь вы отомстили семье герцога и можете теперь позабыть о своих старых счетах, – с надеждой в голосе сказал Тедди Уолтхэм.

– Вы глубоко заблуждаетесь, Тедди, – тихо произнесла Кейт, уже обдумывая свой следующий ход против герцога Камарейского. – Но я более чем удовлетворена. Не чувствую ни страха, ни сомнений, ибо вместо потерянного мной Рокко у меня есть теперь вы, Тедди.

При этих словах Тедди Уолтхэм забился глубоко в угол. Он не испытывал ни малейшего желания связать свою судьбу с этой безумной женщиной. Она, несомненно, плохо кончит. И вполне это заслужила. Но он, Тедди, не хочет быть с ней рядом, когда это случится.

– Ах, Тедди, – сказала Кейт со вздохом глубокого удовлетворения. – Мне так хочется закатить пир сегодня вечером. Не заказать ли нам знаменитый голубиный пирог Нелл Фаркар? И я позабочусь, чтобы у вас было достаточно рома, чтобы запить это лакомство. Сегодня у нас, безусловно, есть повод для празднования, – засмеялась Кейт. – А вот в Камарее вряд ли празднуют это событие. Как вы думаете, Тедди, они уже, вероятно, получили мой памятный подарок? – спросила она и, не ожидая ответа, принялась мурлыкать «Зеленые рукава». Даже не глядя на ее лицо, Тедди Уолтхэм знал, что она улыбается.

– Мне претит сама мысль о еде, все кажется таким невкусным, – сказала герцогиня, услышав, что дворецкий приглашает всех на обед. – Но надо вести себя так, будто ничего не случилось, хотя каждый раз, когда поднимаю глаза, я ловлю на себе множество взглядов, с надеждой или страхом следящих за каждым моим движением. Временами я чувствую себя такой беспомощной, что готова зарыдать, но не могу позволить себе этого, не могу разрушить веру моих детей в то, что все чудесным образом уладится. Пока еще, может быть, и рано, но в скором времени мне придется выполнить этот неприятный долг, – взволнованно сказала она. – Я не признаю поражения, Мэри. Не склонюсь перед врагом, лицо которого мне неизвестно.

Мэри печально улыбнулась. Ее глаза сильно потемнели; на ней, как и на сестре, сказывалось напряжение двух последних дней.

– Поэтому-то я всегда восхищалась тобой, Рина. Ты никогда не сдаешься. Продолжаешь бороться, даже если силы и неравны. Я помню, как много лет назад молилась о том, чтобы Господь ниспослал мне хоть чуточку твоего ума и силы духа. Я всегда думала и думаю, что их никто и ничто не может укротить.

Герцогиня слегка коснулась руки сестры.

– Милая Мэри, – прошептала она голосом, полным любви. – Ты всегда находишь самые необходимые для меня слова. Мне совестно, что я чувствую себя такой малодушной, – призналась герцогиня. Не многим она решилась бы сделать такое признание.

– Только глупцы не подвержены страху, Рина.

– В таком случае я не глупа, – горько усмехнулась герцогиня, глотнув хереса. – Но меня убивает ничегонеделание. Если бы только я могла быть сейчас с Люсьеном, – нетерпеливо добавила она.

– Может, им все же удастся что-нибудь разузнать, – сказала Мэри, выражая свое затаенное желание.

– Боюсь, что нет, – решительно сказала герцогиня. – Из этого скорее всего ничего не выйдет.

– Ты не веришь рассказу Кэролайн?

– Не верю ни одному слову этой лгуньи, – откровенно сказала герцогиня, сердито блеснув своими фиалковыми глазами. – Надо же такое придумать: цыгане!

Она презрительно сплюнула, выразив тем самым презрение отнюдь не к оболганным цыганам, а к той особе, которая угостила их нелепой выдумкой в духе кентерберийских рассказов.

– Вот уже две недели, как в Камарее цыгане не появлялись. Сомневаюсь, чтобы они были в долине. Да и не станут цыгане похищать английскую девушку. Они не любят иметь дело с людьми не своего племени. К тому же Люсьен, как и его дед, всегда разрешал цыганам ставить свои шатры на нашей земле. Он говорит, что это приносит удачу. У нас никогда не было с ними никаких неприятностей; если и были неприятности, то только с местными жителями, которые частенько устраивают бучу в цыганских таборах... Цыгане знают Ри, и они никогда не предали бы Люсьена и меня, похитив нашу дочь. Вот почему я не верю этой сказке мисс Кэролайн Уинтерс, – резко произнесла герцогиня.

Мэри вздохнула.

– Тогда почему Кэролайн лжет? Это просто подло. И ужасно жестоко, – проговорила она, и стежки на канве, которую она расшивала, стали неровными – явное свидетельство ее тревоги. – Боже мой, – смущенно прошептала она. – Ну и задала бы мне тетя Маргарет!

– Ты, Мэри, видишь в людях только хорошее. В отличие от меня тебе подозрительность несвойственна. Ты недоумеваешь, почему Кэролайн солгала? Я подозреваю, – задумчиво продолжала герцогиня, – что Кэролайн очень нравится быть в центре всеобщего внимания. А последние несколько дней она окружена постоянной заботой и участием. С тех пор как она проснулась, бедный Джереми не отходит от нее ни днем, ни ночью, исполняет малейшие ее прихоти. Беззастенчивость, с которой она использует его искреннюю любовь и привязанность, вызывает у меня отвращение. Так что же произошло? Она услышала об исчезновении Ри Клэр и графа Рендейла, которые, очевидно, находятся в большой опасности. А кроме нее, никто не может пролить свет на это исчезновение. Вот она и сочинила байку о цыганах. Чтобы оставаться в центре внимания. А я в еще большем смятении, так как не знаю, что случилось с моей дочерью. Честно сказать, я готова удушить ее! – заключила герцогиня, и даже ее любимая Мэри не могла понять, серьезно ли это ее намерение.

– Когда же вернутся Люсьен и Теренс? – спросила Мэри, размышляя, где может находиться цыганский табор.

– Я не знаю, насколько далеко они уехали, – сказала герцогиня, – но думаю, что им следовало бы вести поиски в окрестностях Камарея. Вот уже два дня они ищут – и безуспешно. Видимо, побывали везде, где только можно, но все же... – Герцогиня запнулась, одолеваемая сомнениями. – У меня такое чувство, что они ни в коем случае не бросят поиски. Вот почему я так возмущена этой проклятой выдумкой Кэролайн. Из-за нее потеряно столько драгоценного времени.

– Когда состоятся похороны мистера Табера? – спросила Мэри, ловко меняя тему разговора.

– Завтра. Они ждут, когда возвратится его сын из Бата. Мы с Люсьеном будем присутствовать на похоронах. Этот милый старый джентльмен никак не заслужил такой смерти. Он в жизни мухи не обидел.

Дверь гостиной открылась, вошел сэр Джереми, на руке у него с усталым видом повисла Кэролайн. Сэр Джереми приветствовал герцогиню и леди Мэри, в то время как Кэролайн смело им улыбнулась. Она была слишком занята собой, чтобы заметить взгляды, которыми обменялись сестры. Отец бережно усадил ее на диван, где она разыграла целую сцену, усаживаясь поудобнее и прикрывая колени меховым ковриком.

– Ты хорошо устроилась, дорогая? – заботливо спросил сэр Джереми, поправляя меховой коврик. – Я буду тут, рядом. У меня что-то побаливает нога, – сказал он почти извиняющимся тоном и прохромал через комнату к большому, с удобной подставкой для ног креслу в стиле времен королевы Анны. Сняв тяжесть своего тела с больной левой ноги, он вздохнул с большим облегчением.

– Ты не уснешь, папа? – напомнила ему Кэролайн, наблюдая, как он откидывает голову на мягкий подголовник. Она уже знала по опыту, что через несколько минут он скорее всего задремлет.

– Что за ерунда, дорогая, – пробормотал он, оживляясь при виде двух лакеев во главе с дворецким, которые принесли поднос с чаем и графин бренди. – Ах, Мейсон, ты просто золотой человек, – одобрительно заметил он, оглядывая хрустальный графин.

– Я взял на себя смелость, ваша светлость, – почтительно объяснил Мейсон, – принести кое-какое угощение для сэра Джереми и мисс Кэролайн, а также кофе для вашей светлости и чай для леди Мэри. Я подумал – не сочтите это самоуправством с моей стороны, – что ваша светлость, возможно, пожелает отложить обед до возвращения его светлости.

– Очень хорошая мысль, Мейсон, – одобрила его предложение герцогиня. – И начинайте, пожалуйста, с сэра Джереми. Он, кажется, испытывает сильную жажду.

– Я всегда говорил, что Люсьену дьявольски повезло, что он женился на тебе, Сабрина, – искренне заметил сэр Джереми. Он с большим одобрением наблюдал, как лакей наливает в его суженный кверху бокал большую порцию бренди.

Кэролайн набрала себе небольшой запас из пирожных, пирожков и других сладостей, предложенных ей лакеем в ливрее, и, забыв на миг обо всех своих проблемах, принялась уплетать их с аппетитом, ничуть не пострадавшим от ее столкновения со смертью.

Герцогиня жестом велела дворецкому не тревожить Сару, которая заснула в другом кресле с подголовником, возле камина. Трепещущие ресницы свидетельствовали о том, что она лишь дремлет. Видимо, ощутив на себе взгляд герцогини, Сара вдруг проснулась и сконфуженно огляделась вокруг.

– Простите меня, пожалуйста. – Она покраснела, осознав, что спала в присутствии хозяйки и гостей. – Я постоянно чувствую усталость и целый день дремлю, – сказала она, все еще не оправившись от смущения. И вдруг заметила сэра Джереми, который тихо похрапывал в другом кресле, наедине со своими снами.

– Вот видите, – заметила герцогиня с ласковой улыбкой, предназначенной и Саре, и спящему сэру Джереми, – у вас нет ни малейшего повода для смущения.

Сара безуспешно старалась устроиться поудобнее. Подняв голову, она поймала на себе недружелюбный взгляд Кэролайн, перестала шевелиться и, как бы защищаясь, сложила руки на своем округлом животе.

Кэролайн громко фыркнула, всем своим видом показывая, что Саре в ее положении следовало бы вести себя скромнее. Затем она полностью переключила свое внимание на блюдо со сладостями.

– Кэролайн, расскажи-ка мне еще раз, – холодно-бесстрастным тоном начала герцогиня, – о тех цыганах, которые якобы на тебя напали.

Кэролайн – в этот миг она пила чай – едва не поперхнулась. Слизывая кусочек крема с уголка рта, она посмотрела на величественную, невзирая на свой небольшой рост, герцогиню и почувствовала себя очень неловко под проницательным взглядом фиалковых глаз.

– О, ваша светлость, мне так не хочется вспоминать обо всем этом, – запротестовала она, тщетно пытаясь унять нервную дрожь в руках. – Мне уже становится дурно.

– И все же я прошу тебя, Кэролайн, припомни, как все было на самом деле, – вежливо попросила герцогиня. Для Кэролайн, с ее нечистой совестью, эти слова прозвучали, однако, как требование исповедаться, тем более что под внешней вежливостью скрывалась стальная решимость.

Кэролайн кашлянула и обратила умоляющие глаза к отцу, но сэр Джереми продолжал мирно посапывать.

– Ну... это было... просто ужасно, – начала Кэролайн, уткнувшись взглядом в свой кружевной воротник и машинально его теребя. – У них был... такой зловещий... вид, и они говорили... на каком-то странном языке. Одеты они были... – Кэролайн растерянно улыбнулась под недоверчивым взглядом герцогини, – во что-то невообразимое...

– Вполне допускаю, что описать их довольно трудно, – пробормотала герцогиня. – Пожалуйста, продолжай.

Кэролайн закусила губу.

– С ними... был танцующий медведь. Такой ужасный зверь. Я боялась, что они натравят его на меня. Во всяком случае, он вполне мог напасть на бедного Уэсли. Он так храбро защищал меня и Ри Клэр. А медведь так ужасно ревел. Его, наверное, не кормили много дней. Вы знаете, как плохо они обращаются с животными. Да, – продолжала Кэролайн, завираясь все больше и больше, – должно быть, он был очень голоден. Просто жаждал крови. О, это было ужасно, просто ужасно, ваша светлость! – вскричала она, и по ее щекам покатились слезы, ибо своими же нелепыми выдумками она нагнала на себя страху. – О бедный, бедный Уэсли, – шумно всхлипывая, запричитала Кэролайн, – как бы я хотела увидеть снова его дорогое лицо. Я бы... – В этот момент началась какая-то сутолока у дверей салона; подняв глаза, Кэролайн увидела, что они открылись. В следующий миг она испустила такой душераздирающий вопль, что сэр Джереми, как подброшенный пружиной, вскочил с кресла. При этом бренди пролилось на его бриджи. Не веря своим глазам, сэр Джереми смотрел на дочь, которая вот-вот готова была лишиться чувств.

– Что тут, черт побери, творится? – вскричал он, поворачиваясь, чтобы увидеть того, чье появление произвело такой поразительный эффект на его дочь. – Боже мой! Это. просто невероятно! – завопил он, с ужасом уставившись на неизвестно откуда взявшегося графа Рендейла, который, покачиваясь, стоял в дверях отделанной в серебряный и золотой тона гостиной. Вокруг графа суетливо хлопотала целая группа лакеев.

Не многие могли бы узнать в этот миг чопорного молодого джентльмена, всегда гордившегося безупречностью внешнего облика и поведения. У него был вид человека, побывавшего в аду; можно было только гадать, каким образом он остался жив. И камзол, и панталоны Уэсли Лоутона были изодраны в клочья и замараны грязью и кровью. На одной ноге не было сапога, только висел изодранный чулок, сапог на другой ноге сильно обтерся, потребовалась бы недельная чистка, чтобы привести его в сколь-нибудь божеский вид. Красивое лицо графа было все в ссадинах, царапинах, в запекшейся крови. От парика не осталось и следа, а собственные каштановые локоны беспорядочно спадали на лицо и шею. .

– Уэсли, – негромко обронила герцогиня, подходя к графу, который, видимо, плохо соображал, что происходит. – Уэсли, это я, Сабрина, герцогиня Камарейская.

Остекленевшие глаза Уэсли Лоутона медленно повернулись к приближающейся фигуре, которую он мог различить лишь с трудом. Корме этой фигуры, он видел еще несколько других и явственно слышал шарканье ног. «Ну вот, – подумал он с мрачной улыбкой, – сейчас я разделаюсь с этими негодяями».

– Проклятые наглецы! – вскричал он, мысленно возвращаясь в тот ужасный день, когда оказался перед дулом пистолета. И прежде чем кто-либо мог предугадать, что сделает граф, он вытащил из кармана пистолет и начал размахивать им как безумный.

– Не шевелись, Сабрина, – предостерег сэр Джереми, держа на коленях обмякшее тело дочери. Он стоял так, чтобы прикрывать собой кресло, где сидела Сара.

– Рина, не двигайся! – воскликнула Мэри, в то время как герцогиня продолжала потихоньку приближаться к полубезумному графу, который с трудом держался на ногах. – Он не в себе. Он не узнаёт тебя, Рина! – закричала Мэри, когда Уэсли направил дуло пистолета на ее сестру.

– Уэсли, Уэсли, это я, Ри Клэр. Пожалуйста, не целься в меня из пистолета, – умоляюще произнесла герцогиня.

Ее ласковый голос успокоил графа. С его щек схлынул лихорадочный румянец. Слушая ее, он вспомнил тот летний день, когда они с Ри Клэр гуляли в саду. Как хороша она была тогда!

– Держите его! – вскричала герцогиня, видя, что граф вот-вот упадет на пол. Кто-то из лакеев подхватил его, прежде чем он успел получить еще один ушиб. – О Боже мой! – сказала герцогиня, впервые заметив большое кровяное пятно на рубашке графа. Она опустилась рядом с ним на колени и ошупала его горящие щеки. – Пошлите за доктором и скажите Роули. чтобы она немедленно осмотрела графа, я боюсь, что он умирает, – повелительно сказала герцогиня.

Лакеи тотчас взялись задело, подняли окровавленное, почти безжизненное тело графа Рендсйла и бережно отнесли на кровать, которая вполне могла стать его смертным одром.

В ту ночь жизнь графа висела на волоске, один-два раза этот волосок чуть не оборвался. Однако граф обладал упорством и жизнестойкостью, свойственной Лоутонам, и решительно отказывался покинуть мир живых, на чем настаивал некий плебей, заурядная личность в поношенном красном бархатном камзоле. Ни один Лоутон еще не погиб от рук воров и разбойников, и граф Рендсйл отстаивал свое право на жизнь с доблестью, несвойственной людям, лишенным подобного сознания собственной важности.

Герцогиня Камарейская медленно пробудилась от беспокойного сна. Легла спать она уже под самое утро, когда только-только порозовели небеса на востоке. Усталость наконец взяла свое, и она проспала несколько часов. Этого было недостаточно, чтобы отдохнуть, и теперь, лежа на высоко взбитых подушках, она размышляла о поразительном возвращении графа.

Люсьен и Теренс вместе с Фрэнсисом, Эваном и Ричардом вернулись в Камарей менее чем через час после драматического появления графа. Ее ничуть не удивило, что они не нашли никаких следов цыган, которых якобы видела Кэролайн. Им пришлось проделать долгий и трудный путь под холодным дождем, путь, в котором не было никакой необходимости. Все муки, перенесенные всадниками, были напрасными. Придя в себя после обморока, Кэролайн призналась, что солгала: никаких цыган она не видела. Появление полумертвого графа отрезвило избалованную мисс, которая, может быть, впервые в своей жизни поняла, какой вред причинила своим недостойным поведением. Но о том, что произошло в действительности, она не имела почти никакого понятия.

Сэр Джереми чувствовал себя глубоко оскорбленным и униженным. Реальность грубо пробудила его, открыв ему глаза на пороки дочери. Он только ждал рассвета, чтобы отвезти сильно расстроенную, покорную Кэролайн обратно в Уинтерхолл; и герцогиня готова была биться об заклад, что отныне мисс Уинтерс придется иметь дело с гораздо менее уступчивым отцом.

Герцогиня откинула голову на отделанную кружевами подушку; ее черные волосы, рассыпавшись, упали на шелковое покрывало. В таком виде, с распущенными волоса и понуро сгорбленными плечами, она представляла собой довольно печальное зрелище. Герцог был поражен ее беззащитностью, когда вошел в комнату уже полностью одетый, готовый к любым превратностям, которые мог принести с собой день.

– Рина, – ласково сказал он, поставил поднос, на котором были серебряный сосуд с горячим шоколадом и тонкие фарфоровые чашки, на сундук в изножье кровати и тут же, позабыв о принесенном завтраке, присел около нее и обнял.

– Что нам делать, Люсьен? – патетически спросила она хриплым полушепотом. – Мы потеряли нашу дочь, и боюсь, нам никогда не удастся ее вернуть.

– Не говори так, Рина, – сказал Люсьен, слегка встряхивая ее, принуждая посмотреть ему прямо в глаза. – Я обещал тебе вернуть дочь, и это обещание я сдержу. Но я не могу облегчить твои страдания, моя любовь, тут я беспомощен, – произнес он, прижимая ее лицо к своей груди. Сабрина улыбнулась, потерлась о него мягкой щекой.

– Ты здесь, со мной, и это все, что мне нужно, – просто ответила она.

– Клянусь, Рина, – повторил Люсьен, прижимаясь к ее благоухающим волосам, – что мы возвратим свою дочь. Я не успокоюсь, пока не узнаю правду и не отыщу Ри Клэр. – Его голос звучал так убедительно, что Сабрина была готова поверить ему.

Было уже за полдень, когда герцог подошел к двери детской и остановился, не решаясь войти, ибо изнутри доносились звуки смеха и веселый визг. В какое-то мгновение он подумал, не сохранить ли дурную новость, которую он принес, в тайне от Сабрины, но он, Люсьен, знал, что, поступи он так, она никогда его не простит. Вот уже много лет, как они делили любовь, настало время разделить и горе.

Мрачно поджав губы, угадывая, что шрам на щеке у него побелел, герцог повернул дверную ручку и вошел внутрь. Он молча наблюдал, как его жена играет на полу с близнецами. Из-под раскинувшихся юбок виднелись ее затянутые в шелк стройные икры. В каждой руке она держала по светловолосому ребенку.

Герцогиня не сразу заметила мужа, тихо стоящего в комнате, недалеко от двери. Но когда заметила, улыбнулась. Однако едва она разглядела выражение его лица, как ее оживление сразу погасло. Он не сказал ни слова, но взгляды их встретились, и она поняла: что-то произошло.

– Граф... умер? – спросила она. Когда она в последний раз сидела у постели графа, он был в таком сильном жару, что можно было ожидать самого худшего. Люсьен покачал головой, и она задала новый вопрос: – Начались роды у Сары?

– Нет, – ответил он, готовый отдать все на свете, лишь бы ему не пришлось говорить того, что предстояло сказать. – Прибыла посылка.

– Посылка? Ты получил какие-нибудь новости о Ри? – воскликнула Сабрина, вскакивая на ноги и нетерпеливо оправляя юбки.

– Рина, дорогая, – начал Люсьен и запнулся, встретившись взглядом с ее вопрошающими фиалковыми глазами. – Я получил посылку от неизвестного отправителя.

При этих словах Сабрина поспешила к нему, следом за ней на своих толстеньких ножках неуклюже заковыляли двойняшки.

– Что за посылка, Люсьен? Скажи мне!

Люсьен отвел Сабрииу к сиденью у окна и там показал ей содержимое небольшой коробочки.

Сабрина сдавленно вскрикнула, прикоснувшись к длинному золотому локону так хорошо знакомого ей оттенка.

Сколько раз за эти долгие годы восхищалась она столь похожим цветом волос мужа! Как счастлива была, когда Ри Клэр родилась такой же золотоволосой, как Люсьен. Дрожащими пальцами она извлекла из коробочки изящное кольцо в форме полумесяца, украшенное бриллиантами и сапфирами.

– Ты помнишь, как радовалась Ри, когда в этом году на день рождения мы подарили ей кольцо? – со слезами в голосе тихо сказала Сабрина. – Она так любит это кольцо. Боже, что все это означает, Люсьен? Зачем кто-то похитил нашу Ри? Зачем подвергает нас таким мучениям? Зачем, зачем? – Она разрыдалась и не услышала, как дверь отворилась и вошли Робин и Фрэнсис. Увидев рыдающую мать, оба они в нерешительности остановились.

– Это еще не все, моя дорогая, – сказал Люсьен, ненавидя себя за то, что вынужден причинять ей такую боль. – Возможно, это должно быть объяснением или, черт подери, загадкой, которую мы должны разрешить. Но по-моему, это написано каким-то безумцем.

Сабрина подняла глаза – в них сверкали слезы, затем попыталась сосредоточиться на тонком листке пергаментной бумаги, которую муж держал перед ней.

– Проклятие! Я ничего не вижу, Люсьен. Прочитай, что там написано, – попросила она, подняв Эндрю и прижав его к груди.

Какой-то миг Люсьен смотрел на листок, затем прочитал небрежно накарябанные слова;

Порою бывает чистейший родник замутнен.

И тучи порою скрывают луну пеленою.

Прожорливый червь пожирает прекрасный бутон.

А совесть людская – запятнана тяжкой виною.

– Что все это означает? – недоверчиво спросила сквозь слезы Сабрина. – На кой черт нам прислали эти стихи?

Люсьен покачал головой; водя большим пальцем по шраму на щеке, он задумчиво смотрел на загадочную записку.

– Непонятно. Да и кто знает, что может быть на уме у безумца? При этих словах мучительная боль исказила лицо Сабрины.

– О нет, Люсьен. Все, что угодно, только не это. Пожалуйста, не уверяй меня, что наша дочь находится в руках безумца.

Люсьен готов был откусить себе язык, но что еще он мог сказать или сделать? Теперь, когда они получили убедительное доказательство, что кто-то похитил их дочь, как мог он солгать Сабрине? С его стороны было бы величайшей жестокостью внушить ей какую бы то ни было надежду, которая позднее может рассыпаться в прах. Возможно, все это входит в условия игры, которую им навязали. Когда Люсьен осознал, что чья-то незримая рука искусно распоряжается их судьбами, его глаза сузились, пряча вспыхнувшее в них пламя ненависти и жажды мести. И еще он понял, что кто-то старается подлить масла в огонь, гася надежды на спасение дочери. При этом он, вероятно, рассчитывает, что все эти тяжелые переживания окажутся для них губительными.

– Что им надо от нас? – спросила Сабрина.

Люсьен нагнулся и поднял с пола дочь, ползавшую вокруг его обутых в сапоги ног. Ласково пригладив ее золотистые волосы, он запечатлел нежный поцелуй на ее маленьком вздернутом носике. Пока ее крошечные ручки играли брелком от часов, Люсьен посмотрел через голову дочери в вопрошающие глаза Сабрины.

– Я думаю, что далее мы получим требование выкупа. Какая еще причина могла быть для похищения нашей дочери? Мы должны будем выкупить ее, Рина. Ты знаешь, что я готов отдать даже Камарей, только бы ее вернуть, – негромко сказал Люсьен. С негаснущим пламенем в глазах он обдумывал, как отомстит тем, кто осмелился посягнуть на то, что принадлежит ему. А всякий, знакомый с характером герцога, знал, что он не бросает угроз на ветер. Рано или поздно он утолит жажду мести, пусть не завтра, пусть не на следующей неделе, но судный день для похитителей его дочери непременно настанет.

Только тут Люсьен заметил стоящих у дверей сыновей. Лицо Робина было все в слезах, и, чтобы приглушить всхлипывания, он прятал голову на плече у брата, ласково обнимая его рукой. Фрэнсис смотрел прямо в глаза отцу, и тот сделал поразительное открытие, что его старший сын стал взрослым мужчиной. Они не обменялись ни словом, по в глубине души знали, что обещают друг другу вернуть то, что у них похищено.

Сабрина, герцогиня Камарейская, смотрела на окружающий пейзаж: затопленные отдаленные сады и лужайки. Это Камарей, ее дом. Затем повернулась и пристально поглядела на Люсьена и детей. Вот они, ее любимые, ее семья. Но где-то, вне ее досягаемости, лишенная ласки и утешения, находится ее дочь, милая, добрая Ри Клэр, которая, вполне возможно, сейчас ощущает ужас и отчаяние. Вполне также возможно, что она промерзла наскврзь, голодна, в то время как она, герцогиня, сидит здесь в безопасности перед теплым огнем, в кругу своей семьи. Эта мысль наполнила ее растущим отвращением к себе. Ощущение своей беспомощности вызвало у Сабрины громкий стон; она прижалась лицом к мягкой золотистой головке Эндрю, не смея даже размышлять о судьбе своей перворожденной дочери – Ри Клэр.

С наступлением темноты уже готовое отшвартоваться и отплыть в колонии торговое судно «Лондонская леди» приняло на свой борт последнего пассажира. Никто не провожал этого пассажира, стоя на пристани, никто не пожелал ему счастливого плавания и благополучного возвращения. Пассажира висели на судно, как бочонок вина. Его прибытие отнюдь не приветствовали фанфарами; если и слышались какие-нибудь радостные звуки, то только песни и смех пирующих в ближайшей таверне матросов На борту «Лондонской леди» пассажиру, или, может быть, пора уже уточнить, пассажирке, был отведен темный, сырой угол, где смешалось невероятное множество запахов, среди которых преобладали запахи трюмной воды, смолы и краски. Но был и еще один запах, который захлестывал все судно. Запах куда более сильный, почти физически ощутимый – запах страха.