"Время будущее" - читать интересную книгу автора (МакАртур Максин)

День первый, 9:00 утра

Даже теперь, спустя несколько недель после покушения, беспорядок в моем кабинете все еще бросается в глаза. Расследование Мердока ни к чему не привело, преступника так и не нашли, выяснили лишь, что бомба была небольшим самодельным устройством. Она должна была, по мнению службы безопасности, скорее напугать, нежели убить меня. Если это так, то с поставленной задачей неизвестный преступник вполне справился. При одной мысли о том, что произошло, меня начинало тошнить, хотя во время взрыва меня не было в кабинете. Правда, в последние дни навалившаяся усталость заглушила страх, и беспорядок в кабинете стал просто неудобством, не вызывая больше в душе тяжелых ощущений.

На письменном столе до сих пор валялись осколки оборудования, компоненты световой панели и пульта, а нижняя часть двери кабинета и пульты связи покрывали почерневшие вмятины и трещины. Главный банк данных был разрушен, и его темный монитор придавал небольшому помещению вид запустения. Единственный уцелевший интерфейс стоял на столе посреди хаоса осколков и обломков. На стене рядом с дверью косо висела большая гравюра, взрыв не смог повредить ее прозрачный контейнер. Эта гравюра пережила две мировые войны, три большие экономические депрессии и наводнение дельты Амазонки. Мой предшественник, который помогал правительству Мейджи в строительстве сталелитейного завода, привез ее в Германию из Японии.

На гравюре изображен японский рынок с изогнутым мостиком на переднем плане и торопливо идущими по нему фигурками людей. Позади городских башен виднеется огромная конусообразная гора, по одной из троп которой бежит далекий путник, ища спасения от надвигающейся бури. Глядя на гравюру, я глубоко сочувствую этому путнику. Мне кажется, что здесь, на Иокасте, все мы в том же положении, что и он.

Прежде чем я успела сесть в кресло, вошел Вич. Как управляющий станцией, Вич должен был контролировать работу всех главных отделов и затем, в случае возникновения проблем, докладывать мне о своих наблюдениях. На практике, однако, руководители отделов имели больше самостоятельности. Билл Мердок руководит службой безопасности, главный судья Лорна Деврие никогда ни с кем не консультируется по вопросам судебного права. Мэк полновластный хозяин у себя в техническом отделе, а Элеонор Джаго сама заботится о медицинском персонале и нормальной работе систем своей клиники. Остальная часть станции, кроме флотских и таможенников, которые стоят особняком, управляется администрацией и ее многочисленными подразделениями.

Вич всегда гордился тем, что относится к разветвленному миру бюрократии Конфедерации, официально призванной регулировать мелочи жизни на станции. Это и неудивительно, если учесть, что мелоты образуют целую касту чиновников, которая доминирует в бюрократической системе Конфедерации. Вич хорошо справляется со своими обязанностями управляющего, не обращая внимания на наши поражения и трудную ситуацию. Тем не менее мне очень трудно понять его чувства: страдает ли Вич от того, что его сослали в далекий, изолированный район? Воспринимает ли он свое назначение как наказание? Возможно, он просто делает свое дело, честно выслушивая людей, многие из которых оскорблены присутствием Вича на Иокасте, считая это доказательством вмешательства Конфедерации в дела землян.

За последние шесть месяцев он мало изменился, лишь, пожалуй, внешний вид стал еще более невзрачным и небрежным. Воротник и манжеты его костюмов слишком свободны, с недавнего времени Вич стал носить старую обувь. Однако его медно-красная кожа все так же переливается на свету, а золотистые глаза по-прежнему смотрят на меня с вводящим в заблуждение невинным выражением.

– В чем дело? – спросила я, отодвигая стул.

– Командир, – Вич слегка склонил голову, – разве вы не планируете спасательную операцию?

Возможно, он узнал об этом на верхнем уровне.

– Нет, по крайней мере до тех пор, пока мы не выясним, остался ли в живых кто-то из экипажа. А что, о происшествии уже все знают?

– Телеканал «Время» передал об инциденте в девятичасовых новостях. – Медно-красное лицо оставалось по-прежнему непроницаемым, но я чувствовала, что он чем-то страшно недоволен. – Чертовы журналисты из официального сообщения умудрились сделать сенсацию.

Я тяжело вздохнула. Дэн Флорида, один из наиболее инициативных обитателей станции, решил недавно, что нам нужна независимая информационная служба, дабы исправить то, что он назвал «недостатком официальных информационных систем». Он купил канал, оплатил использование передающего устройства и установил для своих зрителей небольшую абонентскую плату. Его канал вещает на языках меньшинств, чего не делает официальная телерадиосеть, поэтому передачи Дэна пользуются большой популярностью среди беженцев, однако мне кажется странным, что он берет деньги за информацию, которая должна быть общественным достоянием.

Вич казался сегодня более оживленным, чем всегда. По всей видимости, он был взволнован.

– Вы знакомы с господином Флоридой? – спросил он.

– Нет, Бог миловал.

– Он вошел со мной в контакт и попросил организовать интервью с вами. Я сказал, что он сам должен договариваться о встрече, и Флорида заявил, что он обсудит с вами ее место и время.

– Да, но он этого не сделал, – заметила я.

Вич медленно достал папку с бумагами.

– Вы не забыли, что в 18.00 встречаетесь с жителями Дыма? – педантично спросил он.

Я покачала головой и подавила зевок. Ужасно хотелось спать.

Высокий, писклявый голос Вича действовал на нервы, одновременно раздражал и гипнотизировал меня. Он вызывал у слушателя желание не соглашаться ни с чем, о чем бы ни говорил мелот. В то же самое время Вич вел себя по отношению к собеседнику высокомерно и пренебрежительно. Сначала я думала, что он держится подобным образом только со мной, считая технарем, ничего не смыслящим в управлении людьми. Но со временем заметила, что Вич со всеми одинаково надменен.

– Отчеты об эффективности деятельности отделов за последнюю неделю вызывают сильную озабоченность. Три департамента снизили свои показатели более чем на два пункта. Было бы хорошо поднять этот вопрос завтра на совещании руководящего состава станции, – продолжал Вич.

– Сначала я сама должна просмотреть данные.

Наконец Вич согнул свои пальцы с тремя фалангами в сложную комбинацию – жест, указывающий на то, что он хочет сменить тему разговора. Прежде чем я успела предложить ему отложить беседу и поговорить как-нибудь в другой раз, дверь распахнулась, и в кабинет стремительной походкой вошла Эллис Уолш, офицер Земного Флота, отвечающая за связи с персоналом станции. Под мышкой она несла электронный блокнот с документами.

– Командир… О, господин Вич. Я не знала, что вы здесь.

Эллис откинула упавшую на лицо длинную белокурую прядь волос.

Вич застенчиво потупил взор, и его антенны склонились вниз. Уолш выдвинула стул и села. У нее был очень решительный вид, как у человека, который пришел сюда, чтобы добиться своего во что бы то ни стало. Я раздраженно катала по столу кристалл с записью информации, мечтая только об одном – немного вздремнуть.

– Я уже несколько дней не могу встретиться с вами, командир.

Вич взял со стола свой электронный блокнот с документами.

– Заявки на встречу с командиром рассматриваются согласно приоритетам станции, – напомнил он.

– Я работала с сэрасами, – торопливо сказала я. – Зачем вы добивались встречи со мной?

Она взглянула на Вича, который, похоже, и не собирался уходить.

– Это его непосредственно касается.

У меня стало тревожно на душе. В рядах офицеров и чиновников уже давно существовали разногласия. Уолш была членом администрации Земного Флота, которая, как предполагалось, должна была управлять Иокастой. Однако чтобы восполнить недостаток кадров, более половины руководящих должностей занимали люди из Конфлота, к числу которых относилась и я, и чиновники из администрации Центрального сектора, как, например, Вич. В политическом плане нет ничего страшного в том, что на принадлежавшей Земле базе начальником, управляющим и руководителем службы безопасности являются представители смешанных сил Конфедерации.

Во всяком случае, наше разделение не имело теперь никакого значения. Мы все попали в один капкан.

– Он продолжает тормозить проект развития, – заявила Уолш, похлопав ладонью по своему блокноту.

– Развития? – переспросила я.

– Ну да, проект перераспределения. – Она нахмурилась, выражая недовольство моей несообразительностью. – КЖР – Комитет Жилищной Реформы – в прошлом месяце собирался и обсуждал этот вопрос.

Я взяла предложенный чип и вызвала информацию на своем коммуникаторе. Удивительно, но он работал. Я отключила дополнительные функции – визуальные сигналы, сканирование сетчатки глаза, голосовые сигналы, которые я редко использую, в надежде увеличить эффективность работы системы, но взрыв бомбы все же повредил ее, хотя и не вывел из строя полностью.

– Было решено провести переговоры с владельцами жилья в секторах с третьего по двадцать четвертый относительно превращения этих площадей в сельскохозяйственную или густонаселенную жилую зону, – продолжала Уолш.

– Да. Я знакома с этим проектом, – сказала я. Что касается решений комитета, то не всегда они были удачными, но не об этом сейчас шла речь. – И как же его тормозят?

Интересно, что скажет Уолш о Виче. Он всегда держал в руках сотрудников своего департамента, и для того, чтобы один из них решился прийти ко мне, не поставив об этом в известность шефа, требовались очень веские причины.

Вич с невозмутимым видом закинул ногу на ногу.

– Командир, я должен возразить против выражения «тормозить», – заявил он. – Оно подразумевает тайное намерение или преступный умысел. А я просто…

– О нет. Это я пришла сюда жаловаться, а не вы! – Уолш бросила предостерегающий взгляд на Вича, затем вновь посмотрела на меня. – Позвольте изложить все по порядку.

– Пожалуйста.

Я заметила, что Вич пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Дело не движется с мертвой точки, – продолжала Уолш. – Я пыталась разработать проекты, чтобы сделать нашу программу привлекательной для обитателей станции, например, составила список привилегий для жителей секторов, которые должны затронуть реформы, написала справку о состоянии окружающей среды, но все эти документы исчезают сразу же, как только покидают мой терминал.

– Исчезают? – удивилась я.

– Да. Когда я начинаю искать их, то нахожу или в чьих-то файлах, или в чужой директории, или в черновых копиях документов. Одним словом, все это смахивает на преднамеренную путаницу.

Не удержавшись, я зевнула.

– Вы хотите что-то добавить, господин Вич? – спросила я.

– Я считаю, что необходимо провести расследование, как того требуют служебные инструкции, – сказал он. – И не делать поспешных выводов.

Уолш фыркнула.

– Поспешные выводы? Неужели вы не видите, в каком положении мы находимся? Помощи ждать неоткуда, мы должны рассчитывать только на свои силы. Необходимо рационально использовать площади станции и провести реформу как можно скорее. А на уровне «Альфа» слишком много площадей класса-четыре.

Площадями класса-четыре назывались зоны, которые по первоначальному плану станции предполагалось отвести под места отдыха и культурного досуга. Это были парки, стадионы, сцены, концертные площадки. На практике состоятельные жители кольца «Альфа» пользовались ими по своему усмотрению, в то время как обитатели перенаселенных нижних уровней вынуждены были ютиться в тесноте. Это подогревало оппозиционные настроения и вызывало возмущение против представителей «Четырех Миров», так как уровень «Альфа» в основном занимали кчеры и те, кому они покровительствуют. Аристократия кчеров контролирует экономику Конфедерации, подобно тому, как мелоты стоят во главе ее администрации, а бендарлы занимают высшие должности в системе обороны. Такое распределение зон влияния не было официальным, но тем не менее этой схемы строго придерживались.

Несмотря на непопулярность Вича как представителя одного из четырех «главных» биологических видов разумных существ, все же никто не мог заподозрить его в том, что он способен сорвать реформу, направленную на улучшение положения обитателей Иокасты, если изменения, конечно, не подрывали его личной власти. Проект перераспределения площадей ничем не угрожал администрации. При его осуществлении у Вича оставалось множество возможностей контролировать ход событий, не выпуская из своих рук бразды правления.

Вич понурил голову.

– Все должным образом отформатированные материалы беспрепятственно проходят по каналам связи.

– Вы полагаете, что мои проекты не были правильно отформатированы? – возмутилась Уолш.

– Давайте продолжим этот разговор в более подходящее время, – предложила я.

Вич обиженно посмотрел на меня. На мой взгляд, ему не стоило так рьяно возражать Уолш. Мог понять, что, во-первых, Уолш совершенно права, а во-вторых, нельзя допустить, чтобы на станции усиливалась напряженность.

– Я считаю, что как раз сейчас – самое подходящее время для такого разговора, – заявила Уолш. – Мы собираемся представить предварительный отчет комитету на следующей неделе.

– Но у нас не хватит времени для того, чтобы… – начал было Вич.

– Гм, – остановила я его.

Вообще-то прерывать Вича было невежливо, но я знала, что он может несколько часов подряд перечислять доводы и оправдания. Уолш следовало бы знать, что конфронтация с мелотом не может привести к позитивному решению проблем – мелот сразу же начинает изъясняться так пространно и туманно, что возникает чувство, будто вы боретесь с клубом дыма на планете с сильной гравитацией.

– Вич, у нас действительно нет выбора. Теснота на уровнях «Дельта» и даже «Гамма» ведет к недопустимому перенапряжению экологических систем, особенно опасны перерасход водных ресурсов и рециркуляция воздуха. Вы читали отчеты. – Произнося этот монолог, я следила за реакцией собеседников: Уолш кивала, Вич спокойно слушал. – Мы можем перераспределить площади на уровне «Альфа» по своему усмотрению или с учетом пожеланий жителей этих зон. Но в любом случае реформу необходимо провести – и в кратчайшие сроки.

Вич засопел. Мелоты обычно сопят в тех случаях, когда земляне прочищают горло – откашливаются.

– А как быть с компенсацией?

Так вот в чем дело! Кчеры и их сторонники, по всей видимости, надавили на Вича и заставили его действовать в их интересах. Уолш засмеялась.

– Что за ребячество! – воскликнула она. – Вся их собственность взята у нас в аренду. Или вы забыли об этом? Иокаста принадлежит Земле.

– Администрация должна соблюдать сроки арендного договора или предложить соответствующую компенсацию за его невыполнение.

– А кто будет решать, что такое «соответствующая компенсация»?

– Неужели я должен вам напоминать, что фактически Иокаста арендована Землей?

– Да, и мы не имеем никакой компенсации за вторжение, не так ли? Блокада и угроза со стороны враждебных чужеземцев не входят в условия нашего арендного договора.

Я невольно вздрогнула. Уолш затронула очень важную проблему. Никто из нас не понимает, почему Конфедерация не приняла ответных мер, когда сэрасы осадили Иокасту. Серые корабли действительно представляют собой серьезную опасность, но экипажи судов Конфлота в значительной степени укомплектованы бендарлами – самыми воинственными и отважными разумными существами в галактике, а техника инвиди способна нанести поражение даже столь сильному противнику, как торы. Никто из нас не сомневался в том, что Конфлот в состоянии уничтожить корабли сэрасов, но в искренности намерений Конфедерации сомнения появились.

Не имея возможности выразить протест непосредственно Конфедерации, обитатели Иокасты негодовали против сотрудничества администрации с сэрасами, обвиняя меня в сговоре с ними. Так они изливали свое чувство отчаяния от сознания того, что их предали, оставили на произвол судьбы. Они обижались также на одного инвиди, жившего на нашей станции, который, по их мнению, мог остановить вторжение или попросить оказать нам помощь, но не сделал этого. Инвиди по имени Эн Бэнк, наблюдатель от Совета Конфедерации, никогда не был общительным, а в эти дни он вообще не покидал своего жилища.

Я вздохнула. Работая во внутренних мирах, я достаточно насмотрелась конфликтов представителей «Девятки» с представителями «Четверки». Противостояние этих двух сил в конечном счете разрушило мой брак. А теперь оно разделило обитателей Иокасты на две непримиримые группировки.

Вич и Уолш все еще ждали моего решения.

– Вы можете разработать пакет предложений, касающихся выплаты компенсации, – сказала я.

Вич щелкнул антеннами, выражая удовлетворение.

– Но жители уровня «Альфа» должны знать, что пакет пройдет юридическую экспертизу, прежде чем мы утвердим его, – добавила я. – И даже если он будет одобрен, мы не сможем начать выплату компенсации до тех пор, пока не будет снята блокада и у нас не появится достаточно ресурсов. Кроме того, они должны будут сделать встречный шаг.

Уолш с улыбкой собралась уже прокомментировать мою последнюю фразу, но тут раздался сигнал внутренней связи, и Баудин прервал наш разговор:

– Начали поступать данные телеметрии, мэм.

– Иду. – И, обращаясь к сидевшим у меня в кабинете представителям администрации: – Прошу простить меня.

Они оба открыли рты, пытаясь что-то сказать, но, увидев выражение моего лица, промолчали.

Человеческое лицо в гробу. Молодое, женское, спящее. Я ожидала увидеть все что угодно, но только не это.

Данные телеметрического исследования, возникшие на экране, вызвали у меня изумление. Визуальные датчики переместились вниз, и перед нами предстала фигура женщины, мирно плавающей в тесной, похожей на гроб капсуле, заполненной голубовато-зеленым гелем. Незнакомку не тревожил царивший вне ее мирка хаос.

Резкий белый свет струился внутрь сквозь трещину в оболочке космического корабля, он был настолько ярок, что фильтры системы видеообзора подавали сигнал тревоги всякий раз, когда трещина попадала в поле зрения ведущего исследование космического аппарата.

На экране появилась груда искореженных металлических обломков. Дальний конец кабины невозможно было разглядеть. Струйки охлаждающей эмульсии поднимались от пола и, словно дым на ветру, рассеивались, когда мимо проплывал наш аппарат. Блестящие металлические стружки в медленном танце кружили от стены к стене.

Взрыв превратил потолок и люк в носовой части в металлическое месиво. Похожие на гробы спальные капсулы были опрокинуты или сорваны с креплений. Замки на некоторых из них получили повреждения, капсулы открылись, и тела членов экипажа плавали теперь по кабине. Капсулы размещались, должно быть, вдоль двух противоположных стен. Третья стена была «полом», где стояли пульты управления и контрольные устройства, некоторые, очевидно, были целыми и невредимыми, другие почернели и оплавились.

«Гроб» с покоящейся в нем живой женщиной дрогнул, когда кабина заходила ходуном. Еще немного, и корабль распадется на части. За ним тянулось облако из обломков и водяного пара, хорошо заметного, поскольку корабль под воздействием сильного взрыва переместился ближе к нашей станции.

– Можем ли мы извлечь гроб… то есть капсулу, не повредив криосистему?

Мой голос звучал обыденно и не соответствовал картине, стоявшей перед глазами.

Я испытывала странное чувство: казалось, я разговариваю с кем-то, кого на самом деле нет. С гримасой отвращения я сняла с головы виртуальный видеошлем и вновь вернулась к реальности. Я находилась в Пузыре перед пультом связи. Исследовательский аппарат продолжал передавать информацию.

– На борту подорвавшегося корабля – люди. Они в криостазе. Откуда они прибыли? И почему в таком состоянии? Кто-то заморозил их и послал сюда?

Ли пристально всматривалась в экран, приблизив к нему лицо, как будто это могло помочь ей получить более подробную информацию о таинственном корабле.

Корабль посланцев? Я с сожалением отогнала эту мысль. Конечно, приятно думать, что кто-то любит нас.

– Это старый корабль, возможно, он принадлежит какой-то колонии землян, о которой мы ничего не знаем. Но она должна находиться где-то очень близко от нас, судя по малой скорости, которую способен развивать этот корабль.

– Три капсулы целы и невредимы, и это просто чудо, – заметил Макгир, главный инженер.

Он был очень недоволен, когда его пригласили подняться из расположенного на нижнем уровне кабинета в Пузырь, но теперь, похоже, и его охватило волнение. Макгир вывел изображение на экран своего монитора, и мы с Ли, взглянув через его плечо, увидели три высвеченных прямоугольника и данные о том, где сейчас находится подорвавшийся корабль, – сведения, собранные исследовательским аппаратом. На экране продолжали появляться цифры по мере того, как обрабатывались телеметрические данные, полученные роботом.

– Можно предположить, что капсулы снабжены резервными схемами, в противном случае никто из членов экипажа не остался бы в живых, – произнес Макгир. – Но мы не знаем, как долго еще будут функционировать эти схемы, хватит ли нам времени транспортировать людей сюда…

– Будем надеяться, что их резервные схемы не подведут, а капсулы имеют хорошую противорадиационную защиту, – ответила я, думая о геле, крышке «гроба» и ожидающей темноте.

Несомненно, люди, добровольно позволившие заморозить себя, хорошо знали, как поддерживать, а затем изменять криогенные процессы.

– Мы могли бы подтолкнуть корабль к одному из наших доков, – сказала Ли.

– Ни в коем случае! – зашептал Мак мне на ухо. – Я не хочу, чтобы этот рождественский подарок уничтожил всю чувствительную аппаратуру связи на станции. Кроме того, он загрязнит всю территорию дока. – Макгир многозначительно посмотрел на меня. – А вы знаете, что некоторые антирадиационные экраны в отсеках дока не работают?

– Рождественский подарок… – промолвила Ли, ни к кому не обращаясь, и пожала плечами.

– Знаю, – ответила я на вопрос Мака и отодвинулась от его толстого, веснушчатого указательного пальца, направленного на меня.

Палец очертил в воздухе круг, изображающий нашу станцию.

– Мы рискуем разрушить основное поле, – решительно заявил Мак. – Выведите корабль на несколько дней на близкую к станции орбиту. В этом случае по крайней мере уменьшится опасность загрязнения Иокасты вредными веществами.

– Нельзя оставлять экипаж без помощи на такой длительный срок! – с негодованием воскликнула Ли. – Криосистемы могут выйти из строя. Если мы будем так долго ждать, то в конце концов обнаружим на борту только трупы.

– Нет, мы не бросим их в беде, – сказала я. Мне хотелось как можно скорее получить информацию о корабле и его экипаже. – Вы послали данные исследования в медицинский отдел? – обратилась я к Маку.

– Они как раз сейчас изучают их.

Мак бросил на меня неприязненный взгляд. Наши сложные взаимоотношения – как профессионалы мы уважали друг друга, но как люди друг друга терпеть не могли – не изменились за три года, с тех пор как Макгир прибыл с Титана, чтобы занять мой пост главного инженера станции.

Нужно послать корабль с экипажем, чтобы забрать оставшихся в живых, и оттранспортировать в безопасное место обломки подорвавшегося судна. Большая часть оборудования нашего дока получила повреждения во время атак сэрасов. Если бы оно находилось в целости и сохранности, это могло бы значительно облегчить нашу задачу. Теперь же, в случае если использовать небольшой шаттл, надо будет действовать очень быстро, так как защитные экраны такого корабля не способны справиться с тем видом радиации, которая выделяется после взрыва джамп-мины.

– У нас нет средств, чтобы бороться с последствиями этой катастрофы, – словно читая мои мысли, сказал Мак. Он обладал огромным опытом, поскольку занимался этой работой на сорок лет дольше, чем все остальные. – И потом, нам потребуются медики.

– Да. Следить за криосистемами, – раздался голос Баудина, который находился по другую сторону Пузыря и говорил по внутренней связи. Его изображение появилось на мониторе, он тоже видел нас. Встретившись со мной взглядом, Баудин снова заговорил: – Командир, один из кчеров, торговец Кевет, предлагает свою помощь в ликвидации последствий катастрофы.

– Кевет? – удивилась я.

Почему Кевет заявил о своей готовности рисковать жизнью ради спасения незнакомых ему человеческих существ? Обычно этот кчер вел себя очень осторожно. Когда сэрасы напали на нас, Кевет и не подумал бежать со станции. А затем стал белой вороной среди оставшихся на Иокасте кчеров, поскольку завязал дружеские отношения с разумными существами более низкого порядка, причем не из соображений выгоды, а по велению души, чего никогда не делают представители «Четырех Миров», чувствующие свое превосходство.

Я отметила про себя, что Баудин при этом известии старался сохранить безучастное выражение лица. Еще один офицер Земного Флота хмуро взирал на нас из-за спины своего начальника, а сидевшая рядом с последним сотрудница всем своим видом демонстрировала, что ничего не видит и не слышит, поскольку с головой ушла в работу. Поведение кчеров у многих обитателей станции вызывало негодование: в то время как пилоты Земного Флота жертвовали своей жизнью, чтобы защитить Иокасту, чужеземцы «Четырех Миров», такие как кчеры, отсиживались в безопасности, а теперь жили припеваючи, пожиная плоды своей трусости, пусть в настоящее время и скудные.

– «Королева Риллиан» хорошо оборудована? – спросила я Мака. Свой корабль Кевет даже не стал называть по-кчерски.

– Да. Если, конечно, Кевет за последнее время не распродал наиболее важные устройства и детали.

«Королева» могла бы захватить обломки корабля и вывести их на безопасную для станции орбиту. А затем мы послали бы шаттл с врачом и несколькими техниками на борту, и «Королева» транспортировала бы в своем грузовом отсеке оставшихся в живых членов экипажа погибшего корабля. Сэрасы никогда не нападали на космические объекты, находящиеся вблизи станции. Это правило они установили с первого же дня своего появления в системе Абеляра.

– Хорошо, – сказала я. В конце концов, следует использовать все ресурсы. – Сообщите Кевету, что мы ценим его готовность помочь. Но на этот раз мы составим надлежащий договор относительно использования спасенного имущества.

Последний раз «Королева Риллиан» подобрала несколько беженцев, и те, вынужденные обстоятельствами, подписали с капитаном корабля контракты на пять лет, согласно которым должны были работать на него за гроши. Более того, мы обязаны были купить у Кевета часть обломков космического корабля беженцев для проведения анализа в соответствии с одним довольно редко применяемым законом о спасенном имуществе.

– Все равно мы не увидим, что он там будет делать, – заявил Баудин, имея в виду Кевета. – Он не пускает людей на борт своего корабля.

Я тоже не доверяла Кевету, но у нас не было выбора.

– Исследовательский аппарат даст нам возможность увидеть, что творится на борту подорвавшегося корабля, – заметила я и добавила, обращаясь к офицерам Флота: – Нам нужен пилот для шаттла.

– Да, мэм, – только и сказал Баудин довольно невеселым тоном.

Удивительно, как быстро распространились слухи. Кевет узнал о гибели таинственного корабля менее чем через час после запуска исследовательского аппарата.

Мак в это время разговаривал со своими людьми по другой линии связи, советуясь, как лучше извлечь капсулы из поврежденного корабля. Я бы дорого дала за то, чтобы тоже полететь на шаттле, но служба безопасности не разрешит мне этого.

– Вот данные о причинах и масштабах аварии, – сказала Ли, выводя на соседний монитор обработанную информацию, посланную исследовательским аппаратом.

Она отодвинулась в сторону, уступая мне место перед экраном. Я внимательно пробежала глазами ряды бледно-голубых цифр, появляющихся на темно-синем фоне.

– Не понимаю, почему мина взорвалась? – задумчиво промолвила Ли, наклонившись к моему плечу. – Этот корабль не способен совершить переход в гиперпространство, он не имеет соответствующей системы.

Цифры, бегущие по экрану монитора, подтверждали справедливость ее слов. Корабль был древний, построенный почти столетие назад. Непонятно, как он мог совершить столь далекое путешествие без гипердрайва. Иокаста расположена на границе области, контролируемой Конфедерацией, от нее до ближайшей обитаемой звездной системы пять переходов. Путешествие сюда из Центрального сектора длится от трех дней до трех недель, а срочное сообщение доходит от нас в центр за неделю в режиме нашего времени.

Обломки корабля напоминали одно из старых небольших судов, все еще встречавшихся в пространстве внутренних миров. Поскольку они безнадежно устарели и не имеют гипердрайва, но все еще могут служить для перелетов, представители «Девяти Миров» получили разрешение на их самостоятельное использование. Я взглянула на последние строчки длинного столбца цифр. Этот корабль имел множество необычных модификаций, но системой перехода все же не был оснащен.

– Интересно, откуда он прилетел? – промолвил Баудин.

– Интересно, как он сюда попал, – в тон ему сказала я.

– Может быть, мину в действие привело что-то другое? – спросила Ли.

– Но мы не получали сигналы с других кораблей. Впрочем, эти мины порой ведут себя самым неожиданным образом. Одна из них вполне могла сработать сама по себе, – заметил Мак, сидевший у технического пульта.

Его слова показались мне неубедительными.

– Никогда прежде не слышала ни о чем подобном, – заявила я.

Встав, я почувствовала страшную боль в суставах. Теперь, когда первоначальное волнение улеглось, усталость охватила меня с новой силой.

– Думаю, что все эти вопросы мы должны задать членам экипажа.

Ли говорила спокойно, но ее голос чуть заметно дрожал.

– Будем надеяться, что нам это удастся, – сказала я и зевнула.

Очень хотелось остаться и понаблюдать за ходом спасательной операции, но я понимала, что если немного не вздремну, то не сумею задать интересующие нас вопросы оставшимся в живых.

Когда я переступила порог своей квартиры, система автоматического включения освещения не сработала. В темноте я наступила на что-то мягкое и, тихо выругавшись, щелкнула выключателем. Сенсорное реле опять барахлит!

На полу у двери валялась груда грязной одежды, брошенной там, чтобы не забыть отправить в переработку. Я переступила через ворох комбинезонов и прошла к столу, на котором стояли два монитора и в беспорядке лежали дискеты, чипы с информацией, пластиковые папки и грязные чашки.

По первоначальному проекту предполагалось, что этот довольно просторный блок будет служить жилищем для одного, максимум двух человек. Но после того как появились корабли сэрасов, площадь жилья, занимаемого представителями администрации, пришлось уменьшить. Мне предложили оставить за собой прежние апартаменты, но я решительно отказалась, поскольку не могла допустить, чтобы мне предоставлялись какие-либо льготы. Позже, когда выяснялось, что отныне я должна жить в одном блоке и пользоваться одной ванной комнатой с тремя другими одинокими женщинами, я пожалела о совершенной мной глупости. Но тогда я считала, что все мы должны чем-то жертвовать. Блок из четырех спален, располагавшихся вокруг центральных помещений – кухни и ванной, предназначался для одного, а не для четырех человек. Все мы страдали от невозможности уединиться.

Моя комната имела запущенный вид, как жилище, которое не любит хозяин. Я приходила сюда, только чтобы переночевать, и то не каждую ночь. У одной стены стояла койка, рядом квадратный регуляционный шкаф. Обстановка была очень простой, в ней отсутствовал голубой цвет, характерный для всех остальных интерьеров станции. Все в моей комнате было серым после переработки или кремовым, не поддающимся регуляции. Стеганое одеяло моей бабушки, небрежно свернутое у стены, являлось единственным ярким пятном, в котором великолепно сочетались веселые живые краски.

Термопростыня ниспадала с узкой кровати на пол, я сбросила ее с себя двое суток назад, когда в полночь ушла по делам. Когда я нагнулась и приподняла край простыни, то увидела лежавшую на полу фотографию. Я взяла ее в руки и тщательно вытерла. Со снимка на меня смотрели пять хорошо знакомых лиц. Это была настоящая фотография, единственная вещь, оставшаяся мне от прабабушки после ее смерти. Она, должно быть, знала, что бесполезно оставлять мне по завещанию землю или деньги. Внутри прозрачного пластикового футляра изображение постепенно выцветало и блекло, так что черты запечатленных на фото женщин теперь уже было трудно различить. Чем дольше я смотрела на снимок, тем больше размывалось изображение. Глазница становилась тенью от листьев, прядь волос – порывом ветра. Но затем свет и тень вновь принимали реальные очертания, и женщины снова выглядели так, как много лет назад в тот день, когда они снимались у раскидистого зеленого дерева, стоя среди пыльного двора. На заднем плане на фоне глухой стены виднелись тени играющих детей.

Я вновь вгляделась в высокую фигуру прабабушки. Чем-то обеспокоенная и настороженная, она как будто пыталась скрещенными на груди руками отразить невидимых врагов. Демору Хаазе, которая до конца своих дней оставалась упрямой и вспыльчивой, я любила с той страстью, с которой маленькие дети иногда любят своих пожилых родственников. Как утверждала моя бабушка, Демора поощряла все мои дурные привычки. Рядом с ней на снимке – невысокого роста женщина, глава окружного суда. Ее лицо выражает спокойствие и уверенность, но пальцы рук нервно сцеплены. Четвертой слева со слегка смущенным видом стоит Марлена Альварес: пухлая и коренастая, она одета в дешевое хлопчатобумажное платье, ее усталые глаза как будто смотрят сквозь камеру куда-то вдаль. За спину Альварес пытается спрятаться доктор Нерис Кауни, на ней длинное белое одеяние. Она – единственная из всех – улыбается, хотя трудно сказать, делает ли это просто потому, что стоит перед объективом фотокамеры или ее рассмешила чья-то шутка. Кауни сменила мою прабабушку на посту министра здравоохранения. В стороне от этой группы, несколько обособленно, как будто подчеркивая тем самым свое отличие от остальных женщин, стоит последняя из крупных землевладельцев этой области. Все другие бросили свои ранчо и ушли с насиженных мест или влились в ряды наркобаронов, лишь она одна пожертвовала свои земли городу и осталась, чтобы наблюдать за возрождением его экономики, находящейся в руках гильдий и коллективных хозяйств.

На картах город назывался Лос Лагос Хемелос, то есть озера-близнецы, по имени двух озер, которые располагались в долине и в период сезона дождей выходили из берегов, но в народе его называли Лас Мухерес. Интересное совпадение: самое близкое к Абеляру созвездие, видимое с Земли невооруженным глазом, – Близнецы.

Лица на фотографии очаровывают и притягивают меня. Я смотрю на черно-белое изображение и удивляюсь, где они брали силы, как эти обычные на вид женщины сумели сделать в своей жизни так много.

Я со вздохом откладываю в сторону снимок, падаю на кровать и пытаюсь разуться, упершись носком одного ботинка в пятку другого. Меня мучает смутное чувство, что я забыла сделать что-то важное.

Питание, вот что. Я обещала Элеонор, что буду есть регулярно, но со всей этой суетой вокруг корабля со спящим экипажем совсем забыла о своем обещании. Неудивительно, что меня подташнивает и голова немного кружится.

Так называемый космический рацион, рассчитанный на два дня, мы получаем раз в неделю. Обычно я съедаю его в первые же несколько дней, после чего, как предполагается, мы должны использовать другие ресурсы для поиска средств пропитания. Вздохнув, я встала и прошла в общую кухню, чтобы поискать припрятанные там продукты. Терпеть не могу готовить, но мне предстояло заняться именно этим нелюбимым делом или отправиться в кафе, расположенное на другой стороне уровня «Гамма».

Световой датчик с запозданием, но все же сработал, отреагировав на мои движения, и в тесном помещении зажегся свет. Я увидела большой, высотой по пояс, стол с металлическими выдвижными ящиками. Лейтенант Ли, одна из тех трех женщин, с которыми я жила в этом блоке, недаром жаловалась, что в кухне не хватает места для готовки. Она принесла сюда свои таинственные кулинарные принадлежности – мясорубки, миксеры, сковородки, – которые теперь стояли на полу возле стола. Мы постоянно спотыкались о них.

В контейнере, стоявшем на длинном столе, валялись клубни каких-то овощей. Я взяла один из них и глубоко задумалась, не зная, что делать дальше. Какие клавиши нажать на панели плиты? «Твердое», «Мягкое» или «Пюре»? Я выбрала «Мягкое» и добавила опцию «Специи», не заботясь о том, какие именно пряности будут использованы для приготовления блюда, потому что вкус и запах для меня всегда одни и те же. Плита мирно замурлыкала, и я решила, что могу ее оставить на некоторое время, чтобы вернуться в спальню и раздеться.

Боже, как я устала.

После посещения корабля сэрасов на меня всегда наваливается непреодолимая свинцовая усталость. Элеонор Джаго говорит, что они используют нечто похожее на нейромедиаторы. На одной из консультаций она объяснила мое состояние тем, что именно так реагирует организм на противоестественное вмешательство сэрасов в его функции во время сеансов общения.

Я сняла ботинки, а куртку бросила в ворох валявшейся на полу одежды. Я ношу форму теперь уже несуществующего Технического корпуса. Мердок говорит, что я делаю это из желания порисоваться, а Элеонор утверждает, что мною движет сентиментальность, но правда заключается в том, что прославленный темно-бордовый комбинезон с вместительными карманами и ремнем очень удобен. Я носила его в течение почти двадцати пяти лет и ни при каких обстоятельствах не хотела бы теперь менять его на жесткий костюм офицера Конфлота.

Брюки с легкостью соскользнули на пол. Я так и не набрала вес, который потеряла в период ведения первых переговоров с сэрасами в прошлом году. Запах их питательной слизи отбил бы аппетит каждому. Зеленоватый, вонючий, непрозрачный гель заполняет их корабль, липнет к любой поверхности и даже просачивается сквозь швы наших скафандров. Мерзкое зловоние пропитало мои волосы и въелось в кожу; с тех пор я больше не различаю запахов.

Плита все еще мурлыкала, когда я босиком прошлепала мимо нее в ванную. В духовом шкафчике из-за пара ничего нельзя было разглядеть, и я так и не увидела, как выглядит готовящееся там овощное блюдо. Наверное, неплохо.

Не стоило и пытаться принять душ в нашем блоке – у нас давно уже не было хорошего напора воды. Следовало по пути в Пузырь зайти в раздевалку старшего персонала и помыться там. Но сейчас главное для меня – не заснуть, не пообедав. Или не позавтракав, как сказали бы те, кто предпочитает циркадные ритмы. Однако воздушная душевая все еще работает, и я без особого энтузиазма встала под тепловатый поток, стараясь не смотреть в зеркало, чтобы не видеть новых седых прядей, появившихся в волосах.

Седина беспокоит меня. Я могу не замечать других неприятных изменений, происходящих со мной, – таких как висящая на моей исхудавшей фигуре форма, трясущиеся руки и темные круги под глазами. Но седина, стирая контраст между темными волосами и бледной кожей, делает меня неузнаваемой, она меняет мой облик. В те редкие мгновения, когда я смотрюсь в зеркало, мне кажется, что оттуда на меня глядит чужое лицо пожилой незнакомки. Такой я себе не нравлюсь.

Я всегда была похожа на бабушку Эльвиру, особенно выражением лица – тот же самый слегка застенчивый вызов в глазах, упрямая линия подбородка, приподнятые, как будто в недоумении, темные брови. Точно с таким же лицом бабушка запечатлена на одном снимке, который стоял у нее в гостиной на полке, уставленной книгами с выцветшими кожаными корешками, в металлической рамке, испещренной мельчайшими царапинами – следами времени. Эльвира, одетая в черное платье, в восемнадцать лет, снимок сделан в тот год, когда она бросила вызов Деморе и убежала, чтобы присоединиться к движению «Земля-Юг». Там она встретила Джека Хэлли и вернулась в город почти двадцать лет спустя с ним и ребенком, моей будущей матерью. Вспыльчивая, непокорная Эльвира совершенно не походила на спокойную, уравновешенную Демору. Моя мать предпочитала держаться от нее подальше, но я, в силу своего неуступчивого характера, пыталась оказывать бабушке сопротивление, и у нас возникали очень острые стычки, пока я не убежала из дома, чтобы вступить в Технический корпус.

Эльвира – не тот человек, на которого я хотела бы походить, но все же лучше она, чем эта блеклая незнакомка в зеркале.

Зеркало казалось мне сильно запотевшим, и я тщательно протерла его полотенцем для рук в цветочек, принадлежавшим Ли, однако без особого успеха. Возможно, дело было не в нем, а в моих глазах. Мне действительно следовало после сеанса общения с сэрасами поспать хотя бы восемь часов.

Когда я задумываюсь над тем, как мы живем, то ужасаюсь той легкости, с которой новые правила и порядки утвердились в нашем быту с тех пор, как началась блокада. Перед лицом смерти, страдания и притеснений я настаиваю на ремонте оборудования или какой-нибудь отдельной системы, как будто это может вернуть нам утраченные мир и покой. Нет, я, конечно, не верю в эффективность всех этих схем и не придаю слишком большого значения порядку. Я подчиняюсь рутине, соблюдаю формальности, потому что только они, несмотря на всю свою хрупкость, еще спасают нас от хаоса и вакуума.

В течение нескольких первых месяцев я пребывала в состоянии, похожем на глубокую скорбь. Сначала я утратила способность что-либо ощущать и не понимала, что происходит. Периоды лихорадочной деятельности, сопровождавшиеся бессонницей, сменялись полной депрессией. Мы успели многое сделать в то время – отремонтировали двигатели и стабилизировали орбиту, заменили решетки антенн, увеличили количество установок по производству продуктов питания… Но я плохо помню подробности тех дней. В памяти сохранилась смутная картина тех событий, на которую свой отпечаток наложили испытываемые мной в то время чувства вины и усталости.

Стук упавшего предмета и негромкие проклятия, доносившиеся из кухни, свидетельствовали о том, что кто-то, споткнувшись об утварь, принадлежавшую Ли, ушиб палец ноги. Вздрогнув, я вновь вернулась к действительности. Похоже, я задремала, стоя под воздушным душем. Приоткрыв дверь ванной, я осторожно высунула голову в кухню. Там царила мгла.

– …не все из нас ходят на работу в ночную смену, – ворчала офицер Тана Барроуз, служившая раньше в Земном Флоте, а теперь работавшая в администрации станции.

Заметив меня, она раздраженным жестом поправила на себе одежду. Тана, миниатюрная женщина, была ростом даже ниже, чем я, но из-за сурового, вечно хмурого выражения лица казалась выше.

– Что вы здесь пытались приготовить? – возмущенно спросила она.

Я наконец поняла, что причиной мглы, стоявшей в кухне, была плита, от которой поднимались струйки дыма. Я почувствовала слабый запах, исходивший от них.

– Мне очень хотелось чего-нибудь поесть. Вам не было никакой необходимости вставать, – начала оправдываться я.

Мы приняли решение в нашем блоке-общежитии не соблюдать формальностей при обращении к старшему по званию. Однако порой мне казалось, что Барроуз злоупотребляет своим правом запросто обращаться ко мне. На глазах Таны погибли ее товарищи-пилоты в первой же стычке с сэрасами, и она, очевидно, винила в этой трагедии меня. Так же неистово, как и меня, она ненавидела представителей «Четырех Миров».

– Как я могла не встать? – сказала Тана. – Разве вы не чувствуете запах? Странно, что не сработала аварийная система.

– Что случилось? – раздался голос всегда невозмутимой Шуаб Горо, и ее полная фигура появилась на пороге кухни.

Она работала ассистенткой в техническом отделе и присутствовала на вчерашнем совещании. Должно быть, я разбудила ее. Шуаб терла глаза спросонок и сопела.

– Кто-то опять забыл выключить горелку, – заметила она.

– Хэлли. Кто же еще? – ядовитым тоном сказала Барроуз и направилась к выходу.

– Не донимай ее, Тана, – бросила ей вслед Шуаб.

– Не беспокойтесь за меня, – сказала я и осмотрела плиту, чувствуя, что у меня сосет под ложечкой. Тонкая струйка желтоватой массы вытекла из-под дверцы духовки на пол. Возможно, это было пюре.

– Она психует, потому что кчеры отзывают свои исследования и разработки, касающиеся планируемых реформ, – сказала Шуаб. Она включила вытяжку и нажала на клавишу на панели духовки, пытаясь открыть дверцу. – Тана занимается теперь тем, что вызывает их по внутренней связи и задает один и тот же вопрос: почему?

– Почему они отзывают свои разработки?

– Думаю, они не заинтересованы в проведении реформ, – заметила Шуаб.

Наконец ей удалось открыть дверцу духовки, и оттуда вырвалось облако пара, рассеявшееся вскоре в кухне. Судя по выражению лица Горо, запах, распространившийся в помещении, нельзя было назвать приятным.

– И вы собираетесь это есть? – с сомнением поинтересовалась она.

Я покачала головой. Я провожу слишком много времени на корабле сэрасов, чтобы какое-то отвратительное месиво, счищенное со стенок духовки, могло вызвать у меня аппетит. Жаль, конечно, что я испортила продукты, но я была слишком утомлена, чтобы испытывать по этому поводу настоящее чувство вины.

– Перекушу что-нибудь позже, по пути в отдел.

– Да, конечно, спокойной ночи.

Шуаб сладко зевала всю дорогу до своей комнаты. Впрочем, я делала то же самое.

Голос Баудина пробудил меня от странного сна, в котором меня преследовал кчер Кевет, бегая за мной по коридорам станции с электронным блокнотом в руках и закидывая назад передним щупальцем свои длинные белокурые волосы.

– Хэлли слушает.

Я выпрямилась, чувствуя, как сильно бьется сердце, и постаралась сосредоточиться. Оказывается, я заснула, сидя на кровати. Моя рука автоматически потянулась к экрану, чтобы активизировать изображение корабля сэрасов, за которым я внимательно следила. Он не изменил своего положения, и я немного успокоилась.

– Мы извлекли их, – доложил Баудин.

– Отличная работа. Когда они прибудут сюда?

– Минут через двадцать. Медики хотят, чтобы капсулы как можно быстрее были перенесены с «Королевы» на станцию.

– Каковы прогнозы? Баудин не сразу ответил.

– Судя по словам медиков, довольно неплохие.

– Отлично. Я скоро буду у вас, – сказала я, натягивая брюки.

Если удастся вывести оставшихся в живых из криостаза, им придется ответить на массу вопросов. Единственным поселением человеческих существ в этом районе галактики является наша Иокаста. Они не могли добраться сюда из очень удаленных от нас внутренних миров Конфедерации на корабле, развивающем скорость меньше скорости света. Такое путешествие длилось бы несколько веков. Корабль не имел системы гипердрайва, но взрыв мины свидетельствовал о том, что он все же каким-то образом вошел в соприкосновение с гиперпространством. Если мы узнаем, как они пробрались сюда, то, возможно, сумеем выбраться отсюда. Да, у нас было очень много вопросов.