"Подарок для Александры" - читать интересную книгу автора (Монро Люси)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Александру не на шутку волновало, не вздумает ли Димитрий снова заняться с ней любовью под душем. Но он был верен своим словам. В считанные минуты они оделись и привели себя в божеский вид. Димитрий разговаривал по телефону со своим помощником, когда в дверь позвонили.

– Это мама, – на выдохе произнесла Александра.

Димитрий нервно обернулся, мельком взглянул на Александру, положил телефонную трубку и молча прошел к входной двери, чтобы впустить гостью. Стоявшая на пороге Сесилия Дюпре, стройная, изящная, хрупкая женщина, эффектно смотрелась в роскошном бледно-розовом костюме от Москино.

– Вы, должно быть, мама Ксандры? – ненавязчиво спросил Димитрий, приглашая гостью зайти.

Александра чуть не вскрикнула, услышав такую непростительную, неумышленно слетевшую с языка Димитрия оговорку. Мать вся сжалась и резко повернулась к дочери, забыв о светских манерах:

– Хочу напомнить тебе, что сейчас ты находишься в Нью-Йорке, где тебя знают как Александру Дюпре. Что будут говорить о тебе в Новом Орлеане, когда всем станет известно, что ты провела ночь с иностранцем в гостиничном номере? – спросила она грозным голосом. – Подумай о сестре. Скандал может неблагоприятно сказаться и на коммерческих делах Хантера.

– Сомневаюсь, что деловых партнеров Хантера заботит поведение беременной сестры его супруги. А что касается общественности Нового Орлеана… Если уж я не читаю колонки светских сплетен, то почему эта информация должна обязательно дойти до нашего родного города?

– Ты из семьи Дюпре, – гордо заявила мать. – Чего по этим фотографиям, – она замахала газетой перед лицом Александры, – увы, не скажешь. Как ты могла позволить, чтобы эта информация стала достоянием общественности?

Александра протянула к газете руку.

– Можно посмотреть? Обвиняемые вправе знать, в чем их подозревают.

Сесилия бросила газету Александре, окончательно потеряв самообладание. Но когда дочь просмотрела иллюстрации и бегло пробежала глазами по заголовкам, она поняла состояние матери.

На одной из фотографий она была снята с Димитрием на выходе из ресторана, где они вчера имели удовольствие отужинать. Вторая изображала их бурную ссору «У Рене». А заголовок пояснял развитие сюжета – «Примирение греческого магната со своей бывшей любовницей. Признал ли Петронидис свое биологическое отцовство?».

С возрастающим страхом Александра дочитала статью до конца. Ее называли то известной французской манекенщицей, то ведущей скромный образ жизни Александрой Дюпре. Автор заметки постоянно сбивался, делая ложные предположения относительно причин ее двойной жизни и беременности, губительно отразившейся на планах Димитрия вступить в брак с Фебой Леонидис. Слова Димитрия, отказывающегося от ребенка, были взяты в кавычки как его собственные, что, правда, строго соответствовало действительности. А это значило, что разговор их был подслушан либо чересчур инициативным фотографом, либо кем-то из его помощников.

Газетчик на этом не успокаивался, а шел в своих предположениях дальше. По его мнению, Димитрий Петронидис смирился со своей ролью будущего отца и любовники наконец-то пришли к согласию. Заканчивалась заметка лаконичным предположением, что скандальное дело имеет все основания перерасти в мирную супружескую жизнь.

Тошнота подступала к горлу, и Александра со скоростью пули метнулась в сторону ванной. Димитрий подоспел на помощь, держа в руках смоченное холодной водой полотенце и стакан воды. Когда Александра привела себя в порядок и почувствовала некоторое облегчение, он нежно подхватил ее на руки и, внеся обратно в гостиную, бережно усадил на диван.

– Я закажу чего-нибудь перекусить. Хорошо, дорогая?

Александра не могла даже поднять глаз, чтобы взглянуть на мать. Как раздражена и разочарована, очевидно, была Сесилия. Александра годы потратила, чтобы скрыть свою двойную жизнь, чтобы не допустить скандала и защитить свою мать и ее уважаемое в Новом Орлеане имя от позора. И вот в один прекрасный день какому-то газетчику удалось разрушить абсолютно все.

– Димитрий, им все известно… И про нас, и про ребенка, и про Ксандру Фочен.

Димитрий нежно приложил руку к ее разгоряченным, трепещущим губам.

– Тсс… Все уладится. Поверь мне. Скажи лучше, что тебе заказать.

– Тосты и немного фруктов.

Он категорично замотал головой.

– Этого будет недостаточно для тебя и ребенка. Я закажу, конечно, тосты и фрукты, но добавлю к этому нормальную пищу.

– Зачем тогда меня спрашивать, если ты все равно все сделаешь по-своему? – с раздражением отозвалась Александра. Но в глубине души она была рада, что ее отвлекли от омерзительной статьи.

Димитрий неуместно рассмеялся.

– Возможно, я просто хотел услышать твой голос.

Сесилия рьяно запыхтела, напоминая им обоим, что она как-никак находится в их компании.

– Мадам, вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность и сделаю все, что в моих силах, чтобы уменьшить ваши переживания. Но я не позволю вам осуждать вашу дочь. Она слишком слаба сейчас, чтобы выслушивать глупые инсинуации.

– Как вы смеете? – вспылила Сесилия.

– Могу я вам что-то заказать? Позавтракаете с нами? – спокойно спросил ее Димитрий, не обращая никакого внимания на ее разъяренный тон.

Столкнувшись со стальной мужской волей, значительно более сильной, чем ее собственная, Сесилия мгновенно притихла. С суровым видом она опустилась в одно из кресел.

– Чай всегда действовал на меня успокаивающе.

– Тогда я незамедлительно прикажу его вам подать.

Странной походкой, не сводя глаз с присутствующих, словно желая удостовериться в том, что Сесилия не проронит ни слова и ничем не оскорбит дочь, он направился к телефону. Его забота явно тронула Александру. Отдав необходимые распоряжения, Димитрий занял место рядом с Александрой и взял ее за руку.

– Миссис Дюпре, разрешите мне хотя бы представиться. Я Димитрий Петронидис. – Его улыбка была способна растопить и камень. Он встал и слегка наклонился. – Большая честь познакомиться с матерью женщины, на которой я решил жениться.

Александра жадно втянула воздух и чуть не поперхнулась, увидев, как кислое лицо матери озарила очаровательная улыбка. Сесилия слегка поправила свои и без того безукоризненно уложенные пепельно-русые волосы и улыбнулась Димитрию.

– Можете называть меня Сесилия. Брак будет радикальным средством, которое сведет скандал на нет. Я так рада, что вы заранее все продумали. Александра всегда была такой импульсивной. А в последние три месяца особенно.

Александра крепко стиснула зубы.

– Я еще не дала своего согласия на брак.

Сесилия махнула рукой, не желая слушать возражения дочери.

– Безусловно, ты согласишься, дорогая. Надо обсудить еще массу вопросов. Свадьба должна стать скромным мероприятием во избежание сплетен.

– Мама, мы не в средние века живем. Ты не сможешь сбыть меня с рук, договорившись с женихом без моего на то согласия. – Александра повернулась к Димитрию. – А ты не сможешь получить меня в жены, имея только огромное желание моей матери.

– Александра, этот корреспондент написал правду? Этот человек и есть отец твоего ребенка?

Голосовые связки Александры словно одеревенели. Утвердительный ответ будет означать полное поражение в сражении с матерью.

– Да, – произнес вместо нее Димитрий, когда понял, что молчание слишком затянулось.

– Тогда не вижу, в чем, собственно говоря, проблема. Конечно, ты должна выйти за него замуж.

– Совсем наоборот. – Неослабевающее давление, исходящее и от матери, и от Димитрия, приводило Александру в ярость. – Я справлюсь с воспитанием ребенка одна. Если тебя это огорчает, извини. Я ничего не могу исправить.

Александра гордилась собой: ей удалось произнести короткую, но содержательную речь. Но радость была недолгой, на глазах матери засверкали слезы.

– Шесть долгих лет, проведенных в непроходящей тревоге, что кто-нибудь узнает о том образе жизни, который ведет моя дочь, – разве это не тяжелый крест, выпавший на мою долю? Теперь об этом знают все вокруг. – Сесилия зашмыгала носом, чем тронула сердце дочери. – Подумай о ребенке, – было последним аргументом Сесилии.

Знакомое чувство очередного поражения подбиралось все ближе, и Александра торопливо спросила мать:

– Как ты оказалась в Нью-Йорке?

Газета со злосчастной статьей вышла только утром, так что не могла служить достаточным поводом или оставляла слишком мало свободного времени, чтобы собраться и вылететь из Нового Орлеана в Нью-Йорк. Поездка эта была заранее запланированной.

Мать недовольно шмыгнула носом и, развернувшись к Димитрию, обратила на него взгляд своих трогательных, молящих глаз.

– Я проделала этот долгий путь с юга на север, чтобы образумить свою дочь, чтобы восстановить былые дружеские отношения и примириться накануне Рождества. Такие праздники семья должна встречать вместе, не правда ли? Но в своем теперешнем незавидном положении она стала еще более упрямой. Теперь она упорно отказывается выйти за вас замуж. Неудивительно, что от бесконечных тревог я все время болею. Она сведет меня в могилу.

– Не могу с вами согласиться. Появление на свет ребенка не может представляться огорчительным обстоятельством, – ответил Димитрий леденящим кровь голосом. – Я равным образом не понимаю, почему работа Александры манекенщицей под вымышленным именем стала для вас такой трагедией. Из того, что мне известно, я смело могу сделать логический вывод, что эта профессия хорошо поддерживала вас и вашу младшую дочь материально. И в течение многих лет.

Однако Сесилию трудно было смутить.

– Но она не только дефилировала по подиуму. Не так ли? Она успешно совмещала профессию манекенщицы с ролью вашей любовницы, дорогой игрушки в руках греческого олигарха, – почти процитировала Сесилия строчку из прочитанной утром статьи. – И вот вам результат. Она беременна вашим ребенком. Люди по фамилии Дюпре никогда не позволяли скандальным историям порочить их гордое имя. Что подумают монашки, воспитывавшие мою дочь в строгости, давшие ей достойное образование!

– Монашки? – не без удивления переспросил Димитрий.

– Школа-интернат при монастыре, я же тебе говорила, помнишь? – прошептала Александра.

– А… эти монашки.

Нескончаемые и несправедливые упреки матери все больше ожесточали Александру.

– Димитрий абсолютно прав, называя вещи своими именами. Доходы от этого бизнеса позволили оплатить обучение Мэделейн и пополнили твой гардероб изысканными нарядами от лучших кутюрье. Если бы не было вымышленной Ксандры Фочен, как бы мы все жили? Не думаю, что ты пошла бы работать.

Сесилия часто и тяжело задышала.

Кто-то постучал в дверь. В номер доставили завтрак, и Димитрий настоял, чтобы Александра принялась за еду. Сесилия попивала чаек с видом великомученицы.

Когда завтрак подошел к концу, Димитрий снова занял место рядом с Александрой, обняв ее за талию.

– Позвольте мне пролить свет на некоторые оставшиеся для вас тайной вопросы. Первое: я намереваюсь жениться на вашей дочери. И второе: свадьба не будет скромным, сокрытым от глаз общественности мероприятием, а станет торжеством, достойным очаровательной невесты представителя древнейшего греческого клана Петронидисов.

Не обращая внимания на яростные вздохи Александры и ее матери, Димитрий поднялся с места.

– Очень рад, что вы нашли время навестить нас в Нью-Йорке, – спокойно произнес он, беря Сесилию под руку, медленно поднимая со стула и вежливо выпроваживая ее. – Вы, безусловно, понимаете, сколько дел у нас с Александрой перед предстоящей свадьбой. Может, встретимся сегодня вечером за ужином или завтра, если вам будет угодно. Обсудим все самым подробным образом.

Речь его лилась стремительным ручейком, словно он заручился поддержкой обеих женщин, пока он выпроваживал из номера удовлетворенную мать будущей супруги.

Димитрий вызвал свою персональную машину и оставался с Сесилией в холле гостиницы, пока машина не подъехала к парадному входу. Затем с облегчением вошел в пустую кабину лифта и быстро нажал кнопку нужного этажа.

Будут ли преследовать Александру угрызения совести, если к алтарю она направится с заметно увеличившимся животом? Он постарался вспомнить все, что она рассказывала ему о своем прошлом. Воспитывалась она, по сути, в монастыре. Возможно, устроенное на широкую ногу торжество и смутит ее.

Но сейчас ее больше всего огорчала статья, появившаяся утром в газете. Нервничать ей было противопоказано, и он терзался мыслью, что не смог уберечь ее от скандала. Он заметил суетливого папарацци, мелькавшего на выходе из ресторана, где они тогда ужинали. Но ничего не предпринял, не послал своих охранников с приказом конфисковать пленку. По прошлому опыту ему было известно, что подобные действия не всегда приводят к успеху.

Ей надо выйти за него замуж. Ради себя. Ради ребенка.

Ради Димитрия, потому что она ему нужна.

И, наконец, ради исполнения обещания, данного им деду. Второго обещания, когда первое было уже аннулировано ввиду невозможности его выполнения.

Он думал, что уговорить ее не будет трудно, стоит только разыскать. До своего отъезда из Парижа она сама рвалась в брачные узы. И вот теперь замужество представлялось ей кошмаром. Его вина.

Он не сомневался, что она сохранит малыша. Даже когда через неделю после ее отъезда снова перешагнул порог их парижской квартиры и увидел на полу гостиной своеобразное послание от бывшей возлюбленной.

Она демонстративно отказалась от всего, что когда-либо было приобретено Димитрием, включая изысканное нижнее белье. Пальцы его сжались в кулаки от воспоминаний об аккуратно сложенных шелковых и кружевных аксессуарах. Ему хватило одного взгляда, чтобы заметить лежащий сверху тест на беременность. От злости и досады он колотил кулаками о стены. Он не мог понять, как это все произошло, но в правоте слов Александры больше не сомневался.

Этим же вечером он созвонился с детективным агентством, но было поздно. Ее след потерялся.

Три мучительных, долгих месяца он провел в составлении всевозможных сценариев, по которым могла бы пойти его дальнейшая жизнь. Если бы он рассказал деду правду о своей личной жизни, когда тот выдвинул свой жесткий ультиматум! Но он не смог, и последствия были разрушительными. Он готов был на все, чтобы спасти деда. Так он и сделал, но в стремлении спасти одного человека причинил боль и страдания всем остальным.

Если бы он сразу поверил Александре и принял известие о ребенке с радостью, поделившись ею с дедом, все могло бы еще наладиться.

Если бы он только вернулся в их парижскую квартиру днем раньше, ему не пришлось бы лицезреть звенящую пустоту когда-то уютного жилища, столкнуться с картиной погрома и задуматься над состоянием, до которого он своим поведением довел любимую женщину.

Все, казалось, шло кувырком. Он видел, какими глазами смотрел на Фебу его родной брат, полагая, что никто этого не замечает. От Димитрия не ускользнуло и то, что в обществе Спироса Феба смеялась и светилась от счастья, а с ним ежилась от страха. Но мучительнее всего было вспоминать лицо Александры. А образ ее в тот роковой момент, когда Димитрий отверг ее, неотступно преследовал его повсюду.

Когда Димитрий вошел в номер, Александра перечитывала статью в оставленной матерью газете.

Оторвавшись от нее, она взглянула на Димитрия:

– Это просто ужасно. Предположения о наших давно завязавшихся отношениях, твой отказ от отцовства – все стало достоянием миллионов читателей.

Димитрий вздрогнул.

– Статья уже в течение недели появляется в разных газетах во Франции и Греции, ее перекупили даже некоторые лондонские издания. Объявления, разосланные твоим модельным агентством, извещающие о твоем окончательном уходе с подиума и решении вести уединенный образ жизни, только разожгли интерес публики. Они подготовили плодородную почву для слухов о твоей возможной беременности. Я удивлен, что ты ничего об этом не слышала.

– Как им все-таки удалось докопаться до истины? – рассуждала Александра вслух.

– К сожалению, за мной толпами ходят репортеры, просто преследуют. И если уж они увидели нас вместе, то выяснить, кто ты такая, было делом времени.

– Раньше это никому не удавалось, даже тебе, – беспомощно произнесла Александра.

– Каким именно образом они это сделали, я не знаю. Но это и неважно. – Он снова сел на диван рядом с ней и положил руки на заметно выступающий вперед живот. – У нас есть драгоценное дитя, которое соединяет нас и принадлежит обоим.

Как хотелось верить всем его словам, но доверие надо завоевать. Быть может, ей неведомы какие-то скрытые причины, по которым он так настойчиво добивается ее руки?

– Ты боишься, что я буду против твоих встреч с сыном? Или тебе кажется, что слово твое станет для него более весомым, если мы будем состоять в официальном браке?

– Это не основные причины.

– Какие же тогда основные? – не отступала Александра.

– Ты как-то сказала, что в наших отношениях было что-то особенное. Вероятно, это особенное я и хочу вернуть.

– Это невозможно.

– Нет ничего невозможного, Александра.

– Не уверена, – коротко ответила Александра.

Она хотела выйти за него замуж, но опасалась за последствия, боялась, что сердце ее станет совсем беззащитным и не выдержит новых обид и разочарований. – Жизнь под личиной Ксандры Фочен была куда предпочтительней роли Александры Петронидис. – Она не могла понять причины, по которой осмелилась произнести эти слова. Чтобы отомстить ему за боль и ранить так же сильно? Чувство вины и сожаления за сказанное возникло раньше, чем последнее слово слетело с губ.

Челюсть его выступила вперед, глаза злобно заблестели.

– Подумай о ребенке. Жизнь законного наследника семьи Петронидис будет для него гораздо предпочтительней роли незаконнорожденного сына паршивой и никому не нужной овцы из семьи Дюпре. – Ее жестокие слова рикошетом вернулись к ней же.

Она съежилась от боли, пробудившейся от этих жестоких фраз.

– Не смей так говорить о нашем сыне!

На лице его появилось сожаление, быстро сменившееся очередной волной решимости.

– По отношению к нашему сыну я никогда больше не допущу подобных определений, не смотря на твое окончательное решение. Но остальные молчать не будут.

– Я знаю. – Она чувствовала, как слезы заволакивают глаза. Она моргнула, стараясь отогнать их или скрыть.

Он выругался по-гречески и нежно прижал ее к груди.

– Не плачь, любимая. Я этого не вынесу.

– Тогда тебе просто повезло, что ты не видел меня так долго. После отъезда из Парижа я только и делала, что плакала, – сказала Александра, заикаясь на каждом слове от обильно потекших слез.

Он обнял ее еще крепче, пока она не пискнула от боли. Димитрий мгновенно разжал руки.

– Я не хотел причинить тебе боли.

– Слушай, расскажи мне о своих родителях, – вдруг предложила она. – Ты никогда мне ничего не говорил о них.

Его чувствительные губы напряглись.

– Я никогда в глаза не видела ни твоего дедушки, ни брата.

– Я приглашу брата на свадьбу. К сожалению, деду не под силу столь длительные путешествия. Но я познакомлю тебя с ним сразу, как только мы окажемся в Греции.

– Что ты имеешь в виду? Когда это мы окажемся в Греции?

– Надеюсь, скоро. В Греции мы будем жить.

– Что, если я захочу жить в Америке?

– А ты захочешь? – тихо уточнил Димитрий.

Глаза их встретились, но Александра не выдержала столь пристального взгляда и отвернулась первой.

– Я не хочу воспитывать малыша в огромном городе, – согласилась она, зная, что своим откровением играет на руку партнеру.

– Вот и хорошо. – Он нежно повернул ее лицом к себе, и она попала в плен его искусительных синих глаз. – Наш дом расположен на небольшом островке, вблизи от Афин. Кроме поместья семьи Петронидис и крохотной рыбацкой деревни, там больше ничего нет. Для ребенка место просто замечательное. Проверено. Я сам там рос.

Звучало слишком заманчиво.