"Лунное пробуждение" - читать интересную книгу автора (Монро Люси)Глава 8Друстан резко повернулся и посмотрел серьезно, даже угрюмо. – Не могу позволить тебе убегать, Кэт. Она напряглась: тело стремилось исполнить приказ природы. – Но ты должен догонять. – Нет. Короткое слово вырвалось с трудом, словно преодолев барьер. Друстан тоже мечтал о погоне. Жажда охоты светилась в мужественном лице, застыла в потемневших от страсти глазах. И все же он сумел обуздать желание. – Я дал обещание не причинять вреда ни тебе, ни младенцу. Рисковать нельзя. Кэт и сама боялась за ребенка, но в то же время неудержимо стремилась к брачной игре, к погоне. Двумя быстрыми, почти незаметными, движениями Друстан скинул плед. Внезапно воздух раскололся – так, как раскалывался во время грозы, в момент удара молнии. Воин утратил человеческое обличье и превратился в волка. Прыгнул к двери и приземлился на все четыре лапы, надежно преградив путь. Повернулся к подруге, оскалился и зарычал. Всю свою жизнь Кэт провела среди оборотней – волков и волчиц, – но ни разу не испытала страха. Лишь сейчас ощутила первобытный, животный ужас. Чувство не имело ничего общего с опасением за себя и ребенка. Оно родилось в вечной борьбе мужского и женского начал, в стремлении к обладанию и жажде наслаждения. Беременность лишила Кэт способности к перевоплощению, и все же она не испытывала неудобства, оставшись перед волком в облике женщины, а не волчицы. Кэт шагнула к двери: – Силой не удержишь. Сила не понадобилась. Друстан преградил путь, словно каменная стена. Он оказался огромным волком – на четырех лапах почти одного с ней роста. – И сколько же ты намерен сохранять звериное обличье? – с хитрой улыбкой поинтересовалась Кэт. – Ведь волку не удастся обладать женщиной. Вот так она сможет победить. Этого можно было и не говорить: намек повис в воздухе. Зверь снова пошел в наступление. В груди рождалось призывное и в то же время грозное рычание. Прижатые уши, напряженно поднятый хвост, вкрадчиво-пружинистые движения пугали и одновременно привлекали. Сама того не желая, Кэт с опаской попятилась; против собственной воли она продолжала отступать от той угрозы, которую не воспринимала разумом. И все же могучий инстинкт повелевал держаться подальше от необычного волка – он смотрел на нее человеческими глазами, в которых светились разум и решимость. Друстан не совершит опрометчивой попытки овладеть ею в обличье волка – ведь она не способна измениться. Кэт это знала, и все же поведение зверя завораживало и заставляло продолжить движение. Сейчас уже не имело значения, куда именно она придет. Главное – сохранять хотя бы небольшое расстояние между собой и зверем. Кэт не понимала, куда Друстан загоняет добычу. Осознала лишь тогда, когда оказалась в темной комнате. Спальня. Через несколько секунд глаза привыкли к темноте. Рядом, совсем близко, возвышался воин. Образ оказался столь же впечатляющим, как устрашающее волчье обличье… а возможно, даже более угрожающим. Ведь в древнем брачном ритуале человек вполне мог сделать ее своей. На фоне двери в соседнюю освещенную комнату недвусмысленно вырисовывался силуэт обнаженного мужчины в откровенной мощи вожделения. Взгляд скользнул по телу – любопытство пересилило скромность – и с изумлением остановился на главном. Размеры члена поражали. Да, он больше, чем у Фергюса, гораздо больше и сильнее. Темные, словно сердитые вены нетерпеливо пульсировали на возбужденной плоти и не давали забыть о том, что Друстан явился ей оборотнем, а не простым мужчиной. Внезапное ощущение влаги между ног красноречиво подсказало, как относится волчица к предстоящему соитию. Друстан улыбнулся, и зеленые глаза зажглись дерзкой уверенностью. Да, он знал, что подруга жаждет немедленной близости. – Разденься, Кэт. Познай меня так, как я готов познать тебя. Она молча смотрела на мужа, и в сердце расцветало необъяснимое, не испытанное доселе чувство. Обладание всегда требовало взаимности и все же зачастую оказывалось иным. И оборотни, и люди нередко видели в женах лишь собственность, а не равноправных партнеров. Слова Друстана означали, что он придерживался иного мнения, признавал ценность и силу женского начала. Руки сами начали срывать одежду, и спустя мгновение Кэт тоже предстала перед супругом в прекрасной и гордой наготе. Живот заметно выделялся, но не вызывал смущения. Волчицы редко переживали беременность, а потому ребенок доказывал глубочайшую степень женственности – качество, которым следовало гордиться. Изменение фигуры лишь украшало. С этим утверждением с готовностью согласился бы каждый волк. Пристальный взгляд Друстана красноречиво подтвердил справедливость мыслей. – Еще ни разу не доводилось обладать женщиной во всей красе ожидания, – признался он охрипшим от волнения голосом. Кэт взяла мужа за руку и доверчиво приложила раскрытую ладонь к животу. Тепло простого прикосновения пронзило тело. Друстан вздрогнул – ощущение взволновало и его. На глаза Кэт навернулись странные, непонятные слезы. Сейчас все казалось особенным – каждое движение, каждое прикосновение обретало новый смысл. Друстан взял жену на руки, отнес на кровать и уложил – деловито, по-хозяйски и в то же время бережно. – Не имею права затевать погоню, но готов доказать, что достоин стать твоим единственным мужчиной. Кэт пристально смотрела на него, сгорая от нетерпеливой жажды близости. – Как? – Вопрос прозвучал едва слышно, словно шорох. – Будешь умолять взять тебя, и мольба докажет право обладания. Надеется услышать ее просьбы? Но волчица никогда не просит и не умоляет. Такому не бывать. – Ничего не выйдет. Кэт не дразнила, а искренне беспокоилась. Муж ставил перед собой невыполнимую задачу, а ей вовсе не хотелось разочарований. – Сомневаешься в моей силе? – Я же волчица, – напомнила она, не желая бросать открытый вызов. – И все же непременно сумею сделать по-своему, поверь. – Друстан глубоко вздохнул и улыбнулся, словно викинг-завоеватель. – Запах твоего желания несказанно волнует кровь. Будешь просить, умолять… будешь с болью призывать меня, прежде чем я по-настоящему возьму тебя. Он начат гладить ее. Пальцы скользили с неожиданной для сильного воина нежностью и мягкой лаской. Едва заметные волоски на теле Кэт дружно поднялись, а по коже побежали мурашки счастливого ожидания. Каждый уголок существа проникся неповторимым ароматом чувственности. Напряжение, волнение, возбуждение рвались к вершине. В агонии наслаждения она выгнулась на постели. – Друстан! Он тихо рассмеялся. Даже низкий грудной смех казался невозможной, нестерпимой лаской. – Ну что, хочешь меня? – Да! – Настолько, что готова умолять? – Вопрос прозвучал требовательно, почти властно. Губы сомкнулись, пытаясь сдержать слова согласия, но почти сразу приоткрылись снова, в восторженном вздохе: его пальцы проникли в самый укромный уголок. – Ты уже истекаешь соком. Кэт издала невнятный звук. На слова сил не хватало. Друстан бережно ласкал интимную глубину, однако тщательно избегал прикосновения к таинственному цветку высшего наслаждения. Играл с возлюбленной, дразня, даря удовольствие и в то же время обещая несравненную радость. Потом поднес пальцы к губам и с удовольствием облизал. – Восхитительно! Кэт застонала. Друстан широко раздвинул ее ноги и с силой дикого зверя приподнял бедра. Припал губами к раскрывшемуся навстречу сосуду желания. Начал целовать сомкнутыми губами, дразня чувствительную плоть. Потом пошел дальше, с шокирующей смелостью пустив в ход язык. Фергюс никогда не делал ничего подобного, так что Кэт даже не подозревала о возможности дерзких ласк. И все же удовольствие оказалось слишком велико, чтобы возражать. С торжественным, почти молитвенным, выражением лица Друстан пометил интимным ароматом сначала пенис, а потом грудь – в том самом месте, где нетерпеливо билось сердце. Кэт не могла больше терпеть и сдерживать слова мольбы и почти жалобно попросила не томить, поскорее подарить мгновения чистого счастья. Один мощный толчок – и два прекрасных тела слились в единое целое. Друстан сгорал от желания. Кэт изнемогала в нетерпеливом волнении, ощущала себя бездонной, ненасытной, незаполненной. Он прижался всем телом, осторожно и бережно изогнувшись над заметно выступающим животом. Ароматы смешались, а это означало, что настал миг решающего единения. – Ты моя, – негромко произнес Друстан, следуя старинному ритуалу. – Я твоя, – с готовностью прошептала Кэт голосом, исполненным искреннего чувства. Друстан отстранился – настолько, что в недрах ее тела остался лишь кончик до боли напряженного пениса, – и замер в молчаливом ожидании. Все его существо словно превратилось в натянутую тетиву, готовую в любой момент завершить животворящий акт единения. – Ты мой, – произнесла Кэт на древнем диалекте, которого не смогли бы понять даже кельты. – Я твой, – ответил Друстан на том же языке и наконец вонзил клинок по самую рукоятку. Кэт вскрикнула, выгнулась в исступлении обоюдного обладания и подчинилась уносящему в неизвестность мощному ритму. Волны поднимались все выше и выше, вознося на самый край доселе неведомого обрыва. Друстан безжалостно и в то же время бережно прижимался животом, бедрами, ногами – раз, другой, третий – до тех пор, пока возлюбленная не взорвалась, не взлетела к мерцающим звездам, ослепленная удивительным неземным сиянием. Когда Кэт наконец спустилась с небес, супруг нежно прижимал ее к себе. В спальне было совсем темно: свеча в соседней комнате давно догорела. Кэт коснулась груди мужа – в том самом месте, которое он пометил интимным ароматом. – Теперь мы неразделимы. – Да. – Короткое слово прозвучало подобно звериному рыку, но Кэт поняла бездонную глубину чувства. Друстан оказался прав. В этот момент Кэт больше всего на свете хотела, чтобы отцом ее ребенка был он, и только он. Хотя бы потому, что лишь это несоответствие могло их разлучить. Эмили услышала, как медленно отодвигается и с трудом поднимается тяжелый засов. Кто-то открывал дверь, даже не потрудившись постучать. Судя по всему, сегодня утром экономку сопровождал Ульф – грубый варвар не утруждал себя излишними условностями. Вчера вечером в качестве конвоира выступал Ангус. Молодой воин вел себя совершенно иначе: не только постучал, прежде чем заняться тяжелой дверью, но даже скромно остался на лестнице и терпеливо ждал, пока англичанка закончит трапезу. Экономка оказалась приветливой и симпатичной женщиной средних лет, и это обстоятельство заметно поддержало настроение пленницы. Обрадовавшись приятной компании, Эмили так разговорилась, что почти ничего не съела. Зато сейчас просто умирала от голода. Ночь прошла без сна, в сомнениях и переживаниях за судьбу Кэт. Едва забрезжил рассвет, Эмили встала. Старалась занять себя всеми возможными способами. Тщательно застелила постель и даже пыталась навести порядок в комнате. За отсутствием иных подручных средств пришлось использовать воду из кувшина и маленькое полотенце. Потом расчесала волосы – по всем правилам, сто раз. Хорошо, что Марта – экономка – принесла большой гребень. К сожалению, дела быстро закончились, и теперь Эмили искренне радовалась любому посетителю – даже если бы за дверью стоял неотесанный и бесцеремонный Ульф. Дубовая дверь наконец распахнулась и явила взору не ворчливого, вечно недовольного скептика, а самого Лахлана. Вождь не хмурился, смотрел прямо и открыто, но без тени улыбки. Эмили тоже не испытывала желания изображать радость встречи – еще не стерлись из памяти вчерашние угрозы, – а потому просто и без церемоний обратилась к экономке: – Благодарю за еду, Марта. Хотела спросить… Замолчала и искоса взглянула на Лахлана. Может быть, просьбу лучше изложить в его отсутствие? В конце концов, если вождь и властелин заточил ее в этой башне, чтобы наказать, то вряд ли согласится хоть немного скрасить томительную скуку, успокоить волнение и облегчить тревожное напряжение. – Да, миледи? – с готовностью откликнулась экономка Она, конечно, заметила замешательство пленницы. А что, если Марта уйдет и вновь появится лишь к обеду? Мысль о долгих пустых часах, которые нечем заполнить, кроме грустных мыслей и бесполезных переживаний о печальной участи подруги, вселяла ужас. Эмили задумчиво прикусила губу и улыбнулась неуверенно, почти робко. – Может быть, у вас найдется для меня какая-нибудь работа? Чтобы скоротать время? Экономка вопросительно взглянула на Балморала, но тог лишь едва заметно покачал головой. – Простите, миледи. Боюсь, вся работа в замке уже распределена. – Глаза доброй женщины светились сочувствием. Оставалось лишь скрыть разочарование. Эмили кивнула: – И все же спасибо. Лахлан небрежно махнул рукой, и служанка послушно исчезла. Пленница подавила вздох: так хотелось поболтать с милой женщиной! Впрочем, что толку жалеть? В присутствии вождя разговор все равно бы не получился. Эмили поправила и без того безупречно убранную постель и украдкой посмотрела на грозного воина. Интересно, долго ли он собирался неподвижно стоять у двери и молча сверлить ее взглядом? – Каша остынет, – наконец произнес Лахлан. Если бы проблема заключалась лишь в остывшей каше. Эмили зачем-то взяла гребень и несколько раз провела по волосам – хотя совсем недавно тщательно расчесалась. – Эмили! – В голосе зазвучали строгие нотки предупреждения, однако пленница предпочла не обращать на них внимания. Теперь она принялась наводить порядок на столе – тоже не слишком ясно понимая, зачем это делает. – Не люблю, когда меня не слышат, англичанка. – Лахлан произнес фразу таким тоном, словно действительно считал, что сообщает новость. Эмили не услышала ни шороха, ни звука, и вдруг на ее плечо легла тяжелая рука. Лахлан повернул пленницу к себе лицом, однако она не захотела взглянуть на обидчика и отвела глаза. Он вздохнул. Эмили спросила себя, чего же хочет на самом деле – раздражать и злить вождя или все-таки попытаться что-нибудь разузнать о подруге. Победило беспокойство. – Вы сегодня видели Кэт? – Если разговариваешь со мной, то смотри прямо в глаза. Эмили на мгновение задумалась и упрямо выпрямилась. – Не хочу. – А ответ на вопрос хочешь получить? В таком случае придется подчиниться. Новости казались существеннее гордости, а потому повиновение не заставило себя ждать. Эмили посмотрела на самолюбивого шотландца и вздохнула. Как же он красив! Что за ошибка Создателя? Разве может такой красивый человек обладать черным, жестоким сердцем? – Нет, – коротко произнес вождь после секундной паузы. В глазах пленницы мелькнуло неподдельное изумление. Наверное, она ослышалась. – Вы ее не видели? – Нет, – спокойно повторил Лахлан. – И заставили меня смотреть на вас лишь для того, чтобы я получила этот пустой ответ? – Изумление сменилось возмущением. – Не повышай голос. – Но ведь вы меня обманули, одурачили. Лахлан пожал плечами: – Не следовало вести себя так вызывающе. – Интересно, почему же? – Потому что я твой господин. – Но ведь я не принадлежу к вашему клану. Меня похитили, взяли в плен. Так с какой же стати вы теперь ждете любезностей? – Ты обязана проявлять почтение. – Ничего я не обязана. Странно, но вождь не разозлился. Всего лишь покачал головой и странно улыбнулся. Неожиданная улыбка подчеркнула красоту мужественного лица и вдохнула новое обаяние. – Самые неустрашимые из воинов не осмеливаются разговаривать со мной таким тоном. А ты, малышка, словно ничего не боишься. – Не боюсь. Вас не боюсь. – Что правда, то правда. – Казалось, обстоятельства забавляли грозного воина. – Полагаю, не увижу Кэт и Друстана по крайней мере еще пару дней, – неожиданно добавил он. – Должно быть, вы шутите? – Ничуть. Серьезен, как никогда. – Бедная Кэт. Ее постигла ужасная судьба. – Ничуть не ужаснее, чем судьба любой другой женщины. – У Кэт не было выбора! – Большинство женщин не выбирают, за кого выходить замуж. – Это совсем другое дело! – В чем же разница? – За нее все решали вы. – Интересно, а первого мужа твоя подруга выбрала самостоятельно? – В голосе звучало откровенное сомнение. – И выбирала ли ты, когда приехала в нашу страну, чтобы выйти замуж за Талорка? Что и говорить, выбора не было… особенно если она стремилась спасти сестру от неминуемых мучений. – Нет. – Эмили вздохнула. – Кэт рассказывала о первом замужестве. Супруга ей выбрал брат. – Ну вот видишь, – удовлетворенно произнес Лахлан. – Первый брак устроил брат – он же вождь и господин. А теперь новый вождь и господин выбрал второго мужа. Никакой разницы. – Разница огромная! – Неужели он настолько упрям, что сам не понимает? – Она же оказалась в новом клане не по своей воле! – А в клане Синклеров – по своей воле? – Она ведь родилась в клане Синклеров! – Ну и что? А вот теперь оказалась в клане Балморалов. Вождь хотел показать, что в обоих случаях Кэт не распоряжалась собственной долей. Какая-то логика в странном рассуждении, конечно, присутствовала, и все же Эмили чувствовала изъян, хотя и не знала, как его объяснить. – Вы пытаетесь меня запутать. – Ничуть. Просто стараюсь показать правду. – И в чем же заключается правда? – В том, что, выдав Кэт замуж, я не сделал ровным счетом ничего предосудительного. – Но ведь вы сказали, что мое мнение по данному вопросу не имеет значения. – А я передумал. Хочу, чтобы ты перестала считать меня чудовищем. – С какой стати? Балморал посмотрел так, словно собирался прожечь пленницу взглядом. – Вчера вечером ты не притронулась к обеду, а сегодня отказываешься от каши. – Ну и что? – Ты должна есть. Это приказ. – А если вдруг ослушаюсь? Каким образом вы заставите меня подчиниться? Затащите к себе в постель, как последнюю шлюху? Эмили и сама не понимала, как смогла вымолвить подобную непристойность. Но вождя, судя по всему, тема нисколько не смутила. – Моя постель не сделает тебя шлюхой! – прорычал он. – Неужели? А как же в таком случае в Хайленде называют женщин, доступных не только супругу? – Таких женщин обычно называют сговорчивыми. Эмили с трудом верила собственным ушам. – Как вы могли сказать такое! – Запросто. Я же не англичанин, чтобы думать одно, а говорить совсем другое. – И хватило же дерзости! – Говорю что хочу и делаю что хочу. Я здесь господин. Лахлан произнес эти слова так гордо и самоуверенно, словно был не вождем одного из множества кланов, а по крайней мере шотландским королем. И все же ее королем он не мог себя назвать. А потому Эмили презрительно фыркнула и отвернулась. – Если хочешь увидеть Кэт, ешь как следует. – И это вся угроза? – Собственно, он мог и не заставлять. Она всего лишь ждала, пока незваный гость уйдет. И все же в чем-то он прав: каша действительно совсем остынет, если ее немедленно не съесть. – Если этой угрозы достаточно, чтобы заставить тебя поступать разумно, то других не последует. – А я и не знала, что в тюрьме следует поступать разумно. Однако Эмили все равно собиралась вести себя хорошо, а потому уселась на кровать и прилежно принялась за еду. Лахлан подошел и не слишком учтиво поставил ногу на край кровати. – Ты не в тюрьме. Эмили старалась не смотреть на его мускулистую ногу, внезапно оказавшуюся так близко, и все же ничего не могла с собой поделать. Мужчины-англичане закрывали ноги. Но здесь не помогли бы даже штаны и длинная рубашка. Лахлан выглядел настолько мужественным, что при одном лишь взгляде на высокого статного красавца женская сущность тут же пробуждалась – даже если хозяйка этой сущности была готова швырнуть миску с кашей прямо в голову мужчине. – Так что же, оказывается, слуги не запирают дверь на засов, когда уходят? – насмешливо уточнила Эмили. – Значит, скрежет мне просто послышался. – Я вчера предупредил: если попытаешься убежать еще раз, им следует тут же запереть тебя. И ты все-таки убежала. – А вы выполнили угрозу. Но вот о пытке скукой не предупредили. |
||
|