"Энн в Инглсайде" - читать интересную книгу автора (Монтгомери Люси)

Глава тринадцатая

— Почему-то у нас больше не бывает настоящей зимы, правда, мама? — мрачно заметил Уолтер.

Действительно, снег, выпавший в ноябре, давно растаял, и весь декабрь окрестности Глен Сент-Мэри лежали темные и унылые, а рядом плескалось серое море с пятнами холодной белой пены. Солнце показывалось очень редко. Напрасно дети молили Бога, чтобы Он ниспослал на Рождество снегопад. Однако приготовления к Рождеству шли в Инглсайде полным ходом, и в последнюю перед Рождеством неделю дом был полон секретов, перешептываний и вкусных запахов. И вот наступил канун Рождества. Все было готово к празднику. В углу гостиной стояла елка, которую Джим и Уолтер притащили из Лощины, на дверях и окнах висели зеленые гирлянды с красными бантами. Лестничные перила украсили ветками ползучей ели, а в кладовке Сьюзен негде было повернуться от заранее заготовленных яств. И вдруг во второй половине дня, когда все уже смирились с перспективой грязно-зеленого Рождества, за окном начали падать большие хлопья снега.

— Снег! Снег! Снег! — закричал Джим. — У нас таки будет белое Рождество, мама!

Дети легли спать счастливыми. Как приятно свернуться клубочком под теплым одеялом и слушать, как за окном подвывает вьюга. Энн и Сьюзен принялись украшать елку. «Резвятся, как маленькие дети», — презрительно думала про них тетя Мария. Она возражала против свечей на елках («Что, если от них загорится дом?») и против цветных шариков («Что, если до них доберутся дети?»). Но на нее никто не обращал внимания. Энн и Сьюзен уже поняли, что жизнь может быть прекрасна, только если полностью игнорировать тетю Марию.

— Все! — воскликнула Энн, укрепив на макушке маленькой гордой елочки серебряную звезду. — Какая же она красивая, правда, Сью? Как приятно раз в году, на Рождество, ничуть этого не стыдясь, вернуться в детство! Я так рада, что выпал снег… только жаль, если метель не окончится к утру.

— Нет уж, завтра метель не кончится, — уверенно заявила тетя Мария. — Я это чувствую по своей больной спине.

Энн прошла в прихожую, приоткрыла дверь и выглянула наружу. Метель разгулялась вовсю. Окна залепило снегом, сосна превратилась в огромного снеговика.

— Да, — грустно признала Энн, — вряд ли погода улучшится.

— Ну, пока что погодой заведует Господь Бог, а не мисс Мария Блайт, — сказала стоявшая у нее за спиной Сьюзен.

— Хоть бы сегодня Джильберта не вызвали ночью к больному, — вздохнула Энн, отходя от двери. Мисс Бейкер бросила прощальный взгляд в снежную мглу и пригрозила кому-то за окном:

— И не вздумай мне сегодня рожать!

Слова эти предназначались миссис Друк, которая ждала четвертого ребенка.

Несмотря на больную спину тети Марии, вьюга к утру утихла, и белые впадины между холмов наполнились красным вином утренней зари. Все дети встали очень рано и прямо-таки дрожали от нетерпения.

— Мама, а Санта-Клаус смог приехать в такую метель?

— Нет, он простудился и решил остаться дома, — тетя Мария пребывала в хорошем настроении и решила пошутить.

— Приехал-приехал, — поспешила успокоить детей Сьюзен, заметив, как вытянулись их личики. — После завтрака увидите, что он положил вам под елку.

После завтрака вдруг таинственным образом исчез Джильберт, но никто этого не заметил — все увлеченно разглядывали украшенную игрушками елку с зажженными свечами (шторы в гостиной не раздвигали) и лежащую под ней кучу завернутых в цветную бумагу и перевязанных шелковыми ленточками подарков. Тут появился Санта-Клаус в роскошном красном камзоле, отороченном белым мехом, с длинной белой бородой и огромным животом (Сьюзен подсунула целых три подушки под красный вельветовый камзол, который Энн сшила Джильберту). При виде него Джефри сначала закричал от страха, но все равно не дал Сьюзен увести себя из гостиной. Санта-Клаус роздал детям подарки и каждому сказал что-нибудь смешное очень знакомым, хотя и приглушенным маской голосом. Но под конец у него от свечки загорелась борода, что доставило немалое удовлетворение тете Марии, хотя не настолько ее развлекло, Чтобы помешать ей влить свою ложку дегтю в бочку меду:

— Когда я была ребенком, Рождество справляли куда веселее, — она с неудовольствием глядела на подарок, который Элизабет прислала Энн из Парижа — прелестную бронзовую статуэтку, изображавшую Артемиду с серебряным луком в руках.

— Кто эта бесстыдница? — негодующе спросила тетя Мария.

— Это богиня Диана, — ответила Энн, обменявшись улыбкой с Джильбертом.

— А, язычница. Ну, тогда ладно. Но на твоем месте, Анни, я бы спрятала ее подальше от детей. Негоже им такое видеть. Иногда мне кажется, что в мире совсем забыли про скромность. Моя бабушка, — закончила тетя Мария с тем прелестным отсутствием логической связи, которое отличало большинство ее высказываний, — всегда надевала не меньше трех нижних юбок — и зимой и летом.

Тетя Мария связала всем детям по паре варежек ядовито-оранжевого цвета и такой же свитер для Энн. Джильберту она подарила бутылочного цвета галстук, а мисс Бейкер — красную фланелевую нижнюю юбку. Даже Сьюзен знала, что эти юбки давно вышли из моды, но все же принудила себя поблагодарить тетю Марию.

«Эта юбка больше пригодилась бы жене бедного миссионера, — подумала при этом Сьюзен. — Сказанула тоже — три нижних юбки! Я считаю себя скромной женщиной, но мне нравится эта статуэтка. Может, на ней и не так уж много одежды, но у нее такая фигурка, что просто грех закрывать ее одеждой. Надо пойти посмотреть начинку для индейки… впрочем, разве может быть хорошей начинка без луку!»

В тот день Инглсайд был переполнен счастьем, простым старомодным счастьем — несмотря на старания тети Марии, которой не нравилось, когда люди веселятся.

— Мне только белое мясо, пожалуйста. (Джеймс, неужели ты не можешь есть суп, не хлюпая?) Нет, Джильберт, так, как твой отец, тебе индейку никогда не нарезать. Он ухитрялся каждому дать такой кусочек, который ему больше всех нравился. (Девочки, дайте же и взрослым сказать хоть слово! Детей должно быть видно, но не слышно.) Спасибо, Джильберт, салату не надо. Я не ем сырые овощи. Да, Анни, кусочек пудинга я, пожалуй, попробую. А пироги с мясной начинкой вредны для пищеварения.

— У Сьюзен пирог с мясом — просто сказка, а яблочный пирог — поэма, — восхитился доктор. — Дай мне и того, и другого, девочка.

— Неужели тебе нравится, чтобы тебя в таком возрасте называли «девочкой», Анни? (Уолтер, ты не съел хлеб с маслом. У многих бедных детей на праздник и этого нет. Джеймс, высморкайся, пожалуйста, — хватит шмыгать носом!)

Но все равно Рождество получилось веселым. После обеда даже тетя Мария немного оттаяла и снисходительно признала, что вполне довольна подарками. И даже с мученическим видом терпела присутствие Шримпа, чем заставила всех остальных устыдиться, что они так любят это несносное животное.

— По-моему, дети вволю повеселились, — радостно сказала Энн вечером, глядя в окно на силуэты деревьев, вычерченные на фоне алого неба, и на детей, которые разбрасывали по газону крошки для птиц.

— Да уж, — согласилась тетя Мария. — По крайней мере, они вволю накричались. А сколько они съели! Ну, ничего, молод бываешь только раз, и, полагаю, у тебя в доме найдется достаточно касторки.