"Незавершенный роман студентки" - читать интересную книгу автора (Дилов Любен)

ЗАКОН МЭРФИ

Нет, то была не летающая тарелка! Да и не похожа она была на тарелку, больше на джезве! Нo больше всего его озадачил способ, каким она появилась у него за спиной. Кирилл проверил, хорошо ли укреплены обе удочки, ослабил стопор на катушках – не дай бог, именно сейчас клюнет крупная рыба, – и пополз к кустам, из которых стал наблюдать за происходящим. Из загадочного джезве долго никто не выходил, и он перерисовал этот диковинный летающий аппарат на сигаретную пачку, отметив место и время приземления.

Минут десять все оставалось по-прежнему – никаких перемен ни с джезве, ни на реке. Но инженер Кирилл Монев обладал завидным терпением, закаленным многолетней рыбалкой и институтской практикой, когда внедрение открытий и разработок затягивается на долгие годы.

Наконец в центре джезве открылся люк, из которого как бы выплюнули маленькую изящную фигурку, и люк тотчас же закрылся. На человечке было что-то похожее на космический костюм, только без шнуров и шлангов. Маленький шлем на голове человечка тоже был изящного фасона, а по цвету напоминал металл. Осматриваясь, фигурка повернулась в его сторону и Кирилл увидел, что шлем всего лишь обрамлял, не закрывая, совершенно земное девичье лицо. А это означало, что и сам аппарат – земной и возможны диверсия, шпионаж и прочие пугающие современного человека явления.

Девушка вытащила из кармана какой-то прибор величиной с наручные часы, долго смотрела на него. Выражение ее лица становилось все более озабоченным и беспомощным. Это обстоятельство вынудило Кирилла храбро подняться из кустов и спросить:

– Вы что-нибудь ищите?

Девушка сильно вздрогнула от неожиданности и испуга. По всей видимости, наибольшее замешательство у нее вызывала старая одежда Кирилла, так как она разглядывала его очень внимательно и настороженно. Но какой уважающий себя рыбак отправится на рыбалку в новой одежде? Прочной и солидной у рыбака должна быть только обувка. И, как показалось Кириллу, девушка указала пальчиком именно на его крепкие сапоги, когда спросила:

– Болгария?

«Если она не знает даже, куда приземлилась, дело не чисто», – подумал Кирилл. Однако радость и простодушие девушки, с какими она встретила его утвердительный ответ, несколько смутили его.

– Скажите, какое сегодня число? – задала девушка следующий свой вопрос.

Не знать, куда приземлился – еще куда ни шло, но не знать, какой день недели?! И в довершение ко всему ее болгарский был с легким акцентом! Однако окончательно все запуталось после того, как Кирилл назвал дату. Девушка побледнела так, что, казалось, вот-вот лишится чувств, и Кирилл предложил ей свою помощь.

– Нет, нет, спасибо! – отказалась она от его помощи. – Извините за беспокойство.

И направилась к машине.

– До скорого свидания! – бросил ей вслед Кирилл.

Девушка мило помахала ему рукой и ответила:

– Мы никогда больше не увидимся!

– О, ну почему вы так жестоки! – воскликнул он игриво, а на самом деле набирался смелости, чтобы схватить ее, связать и отвести в милицию.

Она приостановилась и грустно улыбнулась.

– Это не я жестокая, поверьте! – Она снова огляделась по сторонам. Потом спросила: – Скажите, есть ли здесь поблизости еще кто-нибудь?

Кирилл поспешил заверить ее, что никого нет, разве только какой-нибудь рыбак болтается внизу у реки, но да разве это люди? И тогда она спросила, кто же он такой.

– Рыболов, – ответил он, и по ее реакции догадался, что она ничего не поняла. Он добавил: – Идите, я покажу вам удочки. Они вон там.

Увидев, что она идет за ним, он шагнул в кусты, расстелил под вербой свою старую плащ-палатку. Девушка подошла к нему, на ходу разлепляя спереди свой костюм, у которого не было ни молний, ни пуговиц. В бледно-лиловом мраке под паутинно-тонкой блузкой зашевелились, как белые рыбины в водной впадине, ничем не поддерживаемые груди.

– Я не буду мешать вам. Просто отдохну немного… – сказала девушка, присобрав рукой одежду на груди. – Извините, у вас, наверное, не принято, чтобы женщины вот так…

– Принято, все принято! Все-таки мы – Европа, – заверил ее Кирилл Монев, однако девушка каким-то чудодейственным образом уже сомкнула оба края своего костюма металлического цвета. Затем, сев на плащ-палатку и вытянув ноги в блестящих башмачках, спросила, для чего служат эти две палки, концы которых привязаны бесцветной ниткой ко дну реки. И когда он объяснил, воскликнула:

– О, а что же вы собираетесь делать с этой несчастной рыбой?

– Съедим ее с вами.

Ее ужас и возмущение были столь неподдельны, что Кирилл прекратил все попытки флирта и смущенно предложил ей сигарету.

– Что это такое? – резко отодвинулась она.

Притворяться, что и сигарет не видела – это уже слишком. Однако притворялась она умело. Только вот зачем?

Кирилл решил было положить пачку с сигаретами обратно в карман и поискать какую-нибудь конфетку, которая обязательно валялась где-нибудь в кармане его рыболовной одежды – таким образом он боролся с курением, – но девушка попросила его показать пачку. Она долго разглядывала рисунок на пачке, затем высыпала из нее сигареты на плащ-палатку, а пачку разорвала несколькими резкими и сильными движениями, что должно было навести его на мысли, что девушка обладает и другими качествами, а не только зорким глазом.

Он проследил, как она бросает обрывки в реку, и сказал насмешливо-спокойно, что стоило ему немалых усилий:

– А вот в этом не было необходимости. Полагаю, ваша машина запатентована.

Говоря все это, он собирал одной рукой сигареты, а второй шарил в рюкзаке – искал лежавшую на самом его дне веревку.

Девушка улыбнулась, улыбка ее тоже была искусственной, во взгляде сквозила тревога.

– Вы разбираетесь в машинах? – спросила она. – Вы должны забыть о нашей встрече.

И в это мгновение Кирилл нащупал веревку, вскочил и бросился на иностранку, но уже в следующую минуту оказался лежащим на животе с заломленными за спину руками. А острая девичья коленка впилась ему в спину.

– Но почему вы так поступаете со мной? Что плохого я вам сделала?

Ее вопросы звучали до странного искренне, в них не было и тени упрека.

– Это вы поступаете со мной нехорошо! – простонал Кирилл, выплевывая набившуюся в рот траву. Его попытка подняться оказалась безуспешной, боль в пояснице усилилась, и он испугался того, что, чего доброго, девица сломает ему руку.

– Я просто обороняюсь. Но если я действительно совершила нечто недозволенное, – начала было девушка, но, выдернув из его рук веревку, умолкла и встала. Кирилл понял, что потерпел полное фиаско. Ведь если эта женщина, так хорошо владеющая дзюдо, действительно шпионка, она, конечно же, и вооружена. Он решил сгладить свой конфуз шуткой и сказал:

– Я хотел связать вас, чтобы украсть вашу машину. Очень уж она мне понравилась.

– Что за нравы! Ведь вы даже не знаете, для чего она служит!

В это время одна из удочек неожиданно изогнулась, и катушка на ней затарахтела, как швейная машинка. Кирилл бросился к удочке и осторожно сделал подсечку. Удилище согнулось еще больше, огромная рыба заходила кругами под водой.

– Там есть сачок! Возьмите его и помогите мне, – попросил он.

– Отпустите рыбу! – встав рядом, неожиданно строго приказала девушка.

– Что?! Да вы с ума сошли! – воскликнул он, но вспомнил, что дзюдоистка может швырнуть его в воду вместе со всеми удочками. – Но почему? Что тут такого? – недоуменно спрашивал он, все же отдаляясь от берега. Из-под воды показалась маслянисто-черная голова пяти-шестикилограммового сома. Он широко разинул пасть, словно звал на помощь.

– Видите? Зовет меня! – Кирилл попытался умилостивить ее шуткой, а вышло наоборот.

– Сейчас же отпустите несчастное животное! – приказала она.

– Но я сначала должен вытащить его!

Он ослабил леску, чтобы затем намотать потуже на катушку, а когда снова стал накручивать ее, понял, что сом не заглотнул крючок и ему вряд ли удастся вытащить его без сачка и без чьей-либо помощи.

– Какое вы имеете право вмешиваться в чужие дела? – разозлился он на незнакомку.

– Простите, я все перепутала. Я не подготовлена для вашего времени! – почему-то испугалась эта странная «террористка».

Он стал нервно сматывать удочки. Теперь уже не было смысла торчать здесь: сом распугал всю рыбу в заводи.

– Послушайте, ну-ка скажите мне прямо, кто вы такая и для какого времени подготовлены? И не вынуждайте меня снова связывать вас.

– Но почему меня надо непременно связывать?

– Если бы я вовремя связал вас, сом не уплыл бы! Знаете, с каких пор я караулил его?

На лице ее отразилось раскаяние:

– Не сердитесь на меня. И, пожалуйста, не рассказывайте никому о нашей встрече. Не записывайте ничего и не снимайте, даже если у вас есть с собой аппарат. Я очень прошу вас!

Кирилл бросил удочки и двинулся следом за девушкой, говоря:

– Ну, милочка, теперь я уже просто обязан связать вас! Вон, оказывается, сколько тайн у вас!

– Все это очень серьезно, поверьте! Я даже не имею права разговаривать с вами!

– Неужели у вас муж такой ревнивый?

– Пожалуйста, не приближайтесь к машине!

Она произнесла все это без какой-либо угрозы в голосе, и именно звучавшая в голосе мольба заставила его остановиться. Она снова, все так же грустно, помахала ему рукой, побежала к стоявшей на поляне машине и одним прыжком оказалась в люке. Бесшумно, подобно воздушному шару, машина тотчас поднялась на несколько метров ввысь, замерла на какое-то время там и таким же невероятным образом, словно для нее не существовало гравитации, бесшумно опустилась обратно на поляну. Кирилл подбежал к машине и успел поймать в свои объятия выпрыгнувшую из люка девушку, хотя она, разумеется, не нуждалась в его помощи. Но, как ни странно, девушка упала ему на грудь и заплакала:

– Поломка… Какая-то поломка…

– Спокойно, все исправим. Только скажите, что и где сломалось.

– Ничего я вам не скажу! – резко высвободилась из его объятий девушка и, бросившись на траву, упала вниз лицом, застыв в непонятном для него отчаянии.

Кирилл присел рядом.

– Я просто хочу помочь вам.

– Вы не можете помочь мне, поймите же вы!

– Я инженер по машинам. И неплохой инженер.

– А это еще хуже! – всхлипнула изумительная летчица не менее изумительной машины.

Он осторожно погладил ее по шлему, но она вряд ли почувствовала это.

– Не плачьте, иначе я тоже расплачусь. Она мгновенно подняла голову и уставилась

на него. Видимо, любопытство было главной чертой ее характера.

– Вы? – удивилась она.

– Да. Мне тяжело смотреть, как вы страдаете. Наверное, я влюбился в вас.

Глаза ее распахнулись (от слез они были еще красивее), и ему захотелось поцеловать их. Но вместо этого он только прошептал:

– Вы очень красивая!

– Шутите! В институте я самая некрасивая!

– Что за институт? Манекенщиц, что ли? Она не поняла и этой шутки.

– Нет, истории древних веков… Но что мне теперь делать?

Глаза ее снова наполнились слезами.

– Я действительно хочу вам помочь. Почему вы мне не доверяете?

Она неожиданно прыснула. (В ее реакциях и поступках было много инфантильного.)

– Единственный способ вызволить меня из беды – взорвать машину, а после этого жениться на мне. И, как говорится в одной старой сказке, никогда-никогда не спрашивать, кто я такая!

Он сделал вид, что его одолевают трагические сомнения, затем сказал:

– Одно я готов сделать немедленно.

– Что? – она вновь вспыхнула от любопытства.

– Жениться на вас. Но вот относительно машины – не по-человечески. Я учился создавать машины, а не уничтожать их. Впрочем, что же это за машина такая?

– ТэТэСэ, – сказала она и, увидев выражение– недоумения на его лице, восторжествовала совсем как ребенок. – Вот видите! Вы даже не знаете, что такое TTC, a собираетесь починить мою машину! Темпорально-транспортное средство. В вашем веке это, кажется, все еще называют машиной времени.

Милая девушка, только давайте без выпендрежа! – сказал инженер.

– Без чего? – переспросила она.

– Ваше отношение ко мне огорчает меня. Вы что, на самом деле так быстро влюбляетесь?

– У такого бывалого, как я, все происходит действительно быстро.

– И вы могли бы уже сейчас поцеловать меня? Так сразу?

Он обнял ее за плечи, слегка приподнял и целовал до тех пор, пока она не обмякла в его руках.

– Эй, а вы действительно меня любите! – переводя дыхание, сказала она.

Безумным было это существо или доверчивым до абсурда? – спрашивал себя Кирилл. – Да ведь каждый мужчина может целовать женщину куда более страстно, и при этом не испытывать никаких чувств, кроме желания! Однако Кирилл Монев понимал, что в нем говорит не только желание, но и что-то еще, уловить же, что именно, он не мог, поскольку был раздражен дурацкими восторгами девушки. И он спросил:

– А вы что, таким образом проверяете мужчин, любят ли они вас или нет?

– О, нет! Я предоставила вам возможность проверить себя самому, – ответила она, и Кирилл подумал, что она истолковала его ответ неверно. – А может, в вашем веке мужчины могут целоваться не любя.

Если бы рядом не было невероятной машины, совершившей на его глазах этот полет, инженер Монев окончательно пришел бы к мнению, что девушка тронутая.

– Разве вы не ощутили всю силу моей любви в этом поцелуе? – произнес он, сделав вид, что обижен, а сам молил бога, чтобы она не попросила поцеловать себя снова (трудно целовать ненормальную женщину, какой бы красивой она ни была!).

– Да, да, почувствовала, – почему-то снова зашмыгала она носом. – Если я останусь, а мне придется остаться, очень прошу вас: любите меня! Мне будет тяжело в этом чужом для меня мире.

– Но почему чужом?

– Неужели вы так ничего и не поняли? Ведь я, сказала вам, что прибыла сюда на машине времени. Я должна была вернуться в прошлое всего лишь на пятьдесят лет назад, а оказалась в вашем веке. Произошла какая-то путаница в настройке. А в довершение ко всему поломка…

И она заплакала.

Поверить в ее безумные россказни было невозможно, но и оставаться равнодушным, наблюдая душераздирающие рыдания, было просто невыносимо. Кирилл стоял перед девушкой на коленях, гладил ее по шлему и недоумевал, что же делать. Наконец она выплакалась, судорожно вздохнула, потерла кулачками глаза и произнесла:

– И все же, надо попытаться что-нибудь сделать с этой дурацкой машиной.

На этот раз она не стала препятствовать его проникновению в машину, даже подала руку, поскольку Кириллу Моневу, неуклюжему чиновнику в тяжеленных сапогах, нелегко было взобраться в люк. Помещение сферической формы, в котором они оказались, едва вмещало в себя два пилотских кресла. Все приборы располагались на панели в стене и все до единого были ему не известны.

– Как вы полагаете, где поломка?

– Что может предполагать бездарная дурочка?! – вновь вспыхнула она. – Я не только самая некрасивая, но и самая слабая студентка в нашем институте.

– А вот паника ни к чему. Объясните спокойно, что именно не работает, и я разберусь.

– Ведь вы сами все видели! Переход от движения в пространстве к движению во времени! – ударила она рукой по металлическому блоку со множеством кнопок. – Где-то здесь должно быть. Только не думайте, что я что-нибудь в этом смыслю.

– Нет ли у вас инструкции? – спросил он, внимательно разглядывая приборы. – В нашем веке, например, столько всевозможных инструкций – на все случаи жизни.

Циана то ли не поняла его, то ли ей было не до шуток. Она наклонилась и вытащила из-под одного из кресел красивую сумку со множеством всевозможных схем, нанесенных на пластмассовые пластинки, и Кирилл мгновенно уяснил, что бессилен в них разобраться.

– Самый разумный вариант – демонтировать блок, отнести его завтра в наш институт и общими усилиями…

– Это невозможно! – крикнула Циана. – Достаточно того, что произошло, чтобы мне не видеть, как своих ушей, ни диплома, ни прав на вождение темпоральной машины!

Он легонько нажал рукой на блок, желая проверить, крепко ли он держится, не отвинтилось ли в нем что случайно, и спросил:

– Не понимаю, а что тут невозможного?

– В вашем веке пока еще бытует мнение, что подобные полеты невозможны, – сдержанно ответила она, ощупывая поочередно пальцами всю панель с механизмами. – И потом, ваш век категорически запрещен для посещений.

– Тогда для чего вам эти машины?

– Для поездок в космос. Ими имеет право пользоваться только институт по древней истории для посещения цивилизаций, которые не оставили о себе достаточного количества сведений.

– А откуда вы так хорошо знаете болгарский? – спросил он, так как этот вопрос волновал его больше всего.

– Да ведь я болгарка. Так вот, пространственно я опустилась точно. Наш учебный полигон находится как раз на этом месте, но, разумеется, несколькими веками позже… Пожалуйста, ничего не трогайте! – поспешно добавила она и, похоже, это предупреждение было сделано с опозданием. Лампа, освещавшая помещение бледным искусственным светом, мигнула, в груди Кирилла тоже как бы что-то оборвалось, потом похолодело, словно он мчался в скоростном лифте.

– Мы летим! Что вы наделали?! – испуганно закричала Циана.

На невидимом до сих пор экране, который Кирилл заметил только сейчас, таяло, отдаляясь, поросшее кустарником поле, разделенное надвое утончавшейся на глазах рекой.

– Ничего. Просто вон за тем блоком был небольшой зазор, и я слегка нажал на блок…

Циана стала нажимать на все кнопки сразу. Они не западали, но меняли свой цвет постепенно на красный, зеленый, оранжевый и наконец синий.

– Все бесполезно, – сказала Циана упавшим голосом, и в этот момент какой-то резкий толчок повалил их обоих в кресла. Экран залила молочная пустота, а над ним быстро отсчитывал цифры маленький клавишный счетчик.

– Что он показывает? – указывая рукой на счетчик, спросил Кирилл.

– Годы, сквозь которые мы летим. Господи, что же произошло с машиной?

– Но почему счетчик отсчитывает сразу такое огромное количество лет?

– Как только приблизится к цели, перейдет на дни, часы, а затем на минуты.

У Кирилла совсем похолодело под ложечкой.

– Значит, если верить вам, мы летим в будущее?

– Я не знаю, куда мы летим! Полет был запрограммирован на автоматическое возвращение, но всего лишь на пятьдесят лет назад, мы же сейчас, как я понимаю, тронулись с отметки триста пятьдесят лет.

За время, что длился этот странный полет, Кирилл пришел в себя и решил даже пошутить:

– Дай-то бог высадиться в каком-нибудь таком месте, где можно расписаться. Я пока еще не раздумал жениться на вас.

– А что, когда вы женитесь, вы еще расписываетесь где-то? – она удивленно посмотрела на него.

Он хотел было ответить, что расписываться вовсе не обязательно, но в этот момент мелькавшие на счетчике цифры окрасились снова в синий, а затем в зеленый цвет и стали замедлять свой бег. Они увидели, как и прямоугольнике экрана к ним начало приближаться нечто похожее на огромный каток, окруженный строениями с многочисленными сводами.

– Это институт! – радостно завизжала Циана, – схватив его за руку. Но уже в следующее мгновение встревожилась: – А что мне теперь делать с вами?

Все происходившее продолжало оставаться для Кирилла Монева до такой степени невероятным, что ему не оставалось ничего другого, как постоянно шутить. И он сказал:

– Что делать? Да все очень просто: теперь вы возьмете меня в мужья.

Прикосновение машины к посадочной полосе было едва ощутимым. Все так же автоматически открылся люк, и кабина наполнилась солнцем и ароматным воздухом. Кирилл собрался было встать, но Циана подняла руку, и он вынужден был сесть обратно в кресло.

– Сядьте! – приказала она. – Я немедленно должна возвратить вас обратно.

Однако, несмотря на то, что Циана нажимала поочередно на все кнопки, расположенные на пульте управления, люк не закрывался и машина не взлетала.

– Управление блокировано!… Куда же мне спрятать вас?

– Циана, ты почему не выходишь? Что случилось? – донесся до них властный мужской голос. – Циана!

Девушка тяжело вздохнула, зажмурилась и выпрыгнула из люка вниз головой, словно решила покончить с собой. Кирилл осторожно высунул голову из люка и увидел, что Циана стоит с виноватым видом перед двумя молодыми мужчинами, одетыми в такие же, как и у нее, серебряные костюмы. Один из них подал Кириллу знак, чтобы он вылезал, и он неуклюже свесил ногу в грязном резиновом сапоге из люка, но все не решался прыгать, боясь испачкать ослепительно белую взлетную полосу (именно она показалась ему сверху похожей на каток).

– Спускайтесь же! – поторопил его мужчина.

– Он помог мне починить машину. Все произошло совершенно случайно! – оправдывалась сквозь слезы Циана.

Спрыгнув наконец, Кирилл хотел было подтвердить сказанное, но мужчина дал понять, чтобы он помолчал. И снова обратился к девушке:

– Только, пожалуйста, не болтай глупостей! Этим ты только осложнишь свое положение. Что касается меня, я попытаюсь забыть все твои оправдания, иначе, если довести эти сведения до экзаменационной комиссии, тебя просто не допустят к экзаменам. Или до тебя не доходит, что ты натворила?

– Я не виновата! Почему машина допускает такой огромный разброс во времени?! – перешла в наступление Циана.

Но на этот раз оказалась окончательно повергнутой:

– А ты что, до сих пор не догадалась, что и разброс, и поломка были запрограммированы в учебных целях? От тебя требовалось всего лишь выйти из машины, установить, куда ты попала, и сразу же возвратиться обратно. И ничего подобного не произошло бы. В худшем случае, твой визит стал бы еще одной легендой о летающих тарелках. И еще, ты должна была заметить, что один из контактов блока управления отошел буквально на миллиметр. Но даже если бы ты не заметила этого, он все равно встал бы на место минут через пять – так было запрограммировано. А ты не только ничего не заметила, но ко всему еще приволокла нам этого человека, хотя отлично знаешь, что всякие контакты с двадцатым веком запрещены.

На глаза Цианы стали наворачиваться слезы.

– Что, неисправности действительно, что ли, не было? – проронила она.

– Это я во всем виноват! – снова подхватил Кирилл, но его опять оборвали, причем совершенно бесцеремонно:

– А вас я бы попросил помолчать!

– Ну и манеры! – раздраженно бросил Кирилл.

– По всему видно, что вы образованный человек, – обратился к Кириллу другой мужчина, до сих пор молчавший, и очень странно поглядывавший то на Циану, то на Кирилла – своего прародителя: на Циану с явной любовью и состраданием, а на него – с детским любопытством. – И должны понять, что мы не имеем права разговаривать с вами. Поэтому, как только запрограммирую машину, я сразу же возвращу вас обратно.

Он направился к машине, и Кирилл крикнул ему вслед:

– Да кто вы такой, что распоряжаетесь мною, как…

– Инженер-эксплуатационник, – ответил парень, и Кирилл понял, что тот не уловил смысла сказанного им.

– Послушайте, коллега, – старался быть как можно вежливее Кирилл, но второй мужчина оборвал его начальственным тоном:

– Пойдемте со мной!

Однако Кирилл не пошел к ним. Ему хотелось обнять и утешить плачущую Циану. Но она не позволила ни того, ни другого, и он снова взорвался:

– Я расскажу, какие злые и невоспитанные люди наши потомки!

Потомок-начальник ухмыльнулся и бросил через плечо:

– Вряд ли кто-нибудь поверит вам, что вы были здесь. К тому же, мы сотрем кое-что из вашей памяти. Ну, пойдемте!

– Но ведь это чудовищно, это фашизм! Мы с Цианой любим друг друга!… Но если вы так относитесь ко мне, то отдайте мне ее и мое время.

Разумеется, это было очередной его глупостью и в какой-то мере унижением. И когда Кирилл Монев понял это, он закричал срывающимся от волнения голосом:

– И я не позволю вам издеваться над собой!

– Из памяти Цианы мы тоже сотрем эту вашу обоюдную блажь!

– Но послушайте, молодой человек, – обратился Кирилл к начальнику, и в это время из открытого люка донесся смех инженера, который сказал:

– Профессор старше вас по крайней мере вдвое!

– Вот таким образом и происходит недопустимый обмен информацией! – побагровел профессор. – Теперь он знает, что мы сохраняемся дольше.

– Но ведь мы скорректируем его память, – сконфузился инженер-эксплуатационник.

– Я говорю все это для того, чтобы вы осознали, какой деликатности требует всякое соприкосновение с иными временами… Циана, может, ты все же покажешь, что ты хоть чему-нибудь научилась у меня?

– Будь благоразумным, – шмыгая носом, приблизилась к Кириллу Циана. – То, кто ты хочешь – не реально. До сих пор темпоральные машины были для тебя фантастикой. Все так и должно оставаться в дальнейшем, иначе то, что будет занимать тебя, для окружающих будет казаться смешным и невероятным. Ты не сможешь выдержать все это и разболеешься, понимаешь? – подменила она в последний момент выражение «сойдешь с ума» словом «разболеешься», и он представил себе следующую картину: он представляет Циану своим знакомым как свою супругу и говорит: «Она из двадцать четвертого века. Мы прибыли на машине времени…» Да, действительно – сразу обоих спровадят в психушку!

– Не сердись, милый, ведь я уже говорила тебе, что нет ничего более жестокого, чем время!

– Дай я поцелую тебя на прощание.

Кирилл болезненно констатировал, что, спустя столько веков, такие банальности, как слова и обещания еще не вышли из употребления. И еще он вспомнил, что те же самые слова сказала ему Ветка, когда решила бросить его после того, как вернулась из Африки, где проработала два года.

– Открой рот! – попросила его Циана.

– Циана! – окликнул ее профессор, но она уже вытащила из кармана маленький флакончик, и пока Кирилл соображал, почему он должен открывать рот, спрыснула Полость рта, да и все лицо Кирилла, прохладной и ароматной, по всей вероятности дезинфецирующей, жидкостью.

Затем поцеловала его долгим поцелуем и снова спрыснула его лицо.

– А теперь ступай с ним! – сказала Циана, кивнув в сторону профессора.

– Все по правилам, – засмеялся профессор добродушно, но с иронией, – однако это не снимает с себя отвественности за допущенные ошибки.

«Тогда, возле реки, они не вспомнила о флакончике», – отметил про себя Кирилл Монев, и на душе у него потеплело. Ему захотелось поцеловать Циану так, как это было принято в его время, но она увернулась и, шмыгнув носом, направилась к проклятущей машине, из люка которой за ней ревниво наблюдал инженер-эксплуатационник двадцать четвертого века.

Кирилл наконец согласился пойти с профессором, и согласился по той простой причине, что иного выбора у него не было.

– Почему вы не желаете разговаривать со мной? – спросил он профессора. – Ведь вы все равно будете стирать все из моей памяти?

– Да, но моя память останется не скорректированной.

– Да, но неужели я до такой степени вам не интересен? – горестно недоумевал человек из двадцатого века.

– У нас достаточно источников информации о вашем времени. К тому же, я не историк. Я имею дело с техникой, и конкретно – с темпоральными машинами и полетами.

– У меня к вам просьба: не будьте несправедливы к Циане. Во всем виноват я один.

– Вот-вот, вы продолжаете вмешиваться в нашу эпоху! – засмеялся профессор и пригласил Кирилла войти в шикарный салон институтского метро, на котором они должны были ехать в специальную психологическую лабораторию…

Кирилл Монев проснулся у своей любимой речки с таким чувством, что всего лишь на минуту заснул. Он не обнаружил ни своих удочек, ни рюкзака и в ярости обматерил всех воров на свете. Да и было за что: рыболовные снасти, которые он приобретал не один год, стоили очень дорого, а с его зарплатой инженера трудно будет обзавестись новыми.

Хозяйка Кирилла, увядающая женщина, которая все еще не теряла надежды приютить квартиранта в своих объятиях, встретила его, отчаявшегося, с оптимизмом и надеждой. Как и большинство женщин, она не выносила запаха рыбы и все же постепенно привыкла и к запаху, и к самой рыбе – ради все той же надежды. Узнав о пропаже, она выразила Кириллу полную солидарность по поводу «воровского мира», а потом, в перерывах между охами и ахами, спросила, в отпуске он, что ли, раз ходил на рыбалку в четверг.

Таким образом, Кирилл Монев узнал, что сегодня четверг. А когда полез в шкаф, чтобы сложить свою рыбацкую одежду, обнаружил в нем удочки и рюкзак. И это свидетельствовало о том, что нынче не воскресенье, как он полагал. То же самое подтвердили и двое его приятелей, которым он позвонил по телефону. Да, но тогда почему он ходил на рыбалку? И в какой именно день? Ну ладно, спутал дни. Бывает. Но как он мог пойти на рыбалку без удочек?

Не нашлось ни одного вразумительного ответа ни на один из возникших вопросов. У Кирилла было такое ощущение, что сегодня воскресенье и что он ходил на рыбалку и проворонил огромного сома. Необъяснимое состояние, напоминавшее состояние амнезии, потрясло Кирилла до такой степени, что не оставалось ничего иного, как пораньше лечь спать – хозяйка в очередной раз простила, что он лег не с ней, – и всю ночь ему снились разные кошмары. Засыпая, он подумал, что завтра, в пятницу, ему придется присочинить что-нибудь на работе относительно своего прогула. Скажет, что нездоровилось, – не говорить же правду. Скажет, что недомогание прошло так же неожиданно, как и возникло, и он даже не успел сходить к врачу.

А на следующий день начальник, который давно имел зуб на Кирилла, заявил, что день прогула у него, Кирилла Монева, удержат из отпуска.

В воскресенье Кирилл, естественно, направился на рыбалку к той же самой заводи, в надежде, что восполнит пустоты, зияющие в его памяти, а также дополнит коллекцию сомьих усов, которые он собирал не один год.

До обеда клюнуло всего лишь несколько плотвичек, и Кирилл сложил их в ведерко для наживки, уповая на вечерний клен. Затем укрылся в тенечке, затем купался, потом задремал. А когда проснулся и огляделся по сторонам, увидел неподалеку на полянке необычную машину, напоминавшую трехметровое джезве. Он пробрался по-пластунски меж кустов и стал ждать, не покажется ли кто из машины. И пока поджидал, сделал набросок контуров машины на пачке сигарет и записал время ее появления,

Через какое-то время люк в центре джезве открылся, и на полянку выпрыгнула маленькая человеческая фигурка, в костюме, похожем на костюм космонавта, но стального цвета. Человечек долго смотрел на солнце, затем на горизонт, периодически наклоняясь к небольшому прибору, лежавшему у него на ладони Очевидно, человечек устанавливал, где приземлился, А когда он повернул голову в сторону реки, оказалось, что серебристый шлем обрамляет обыкновенное земное лицо, более того – милое девичье личико, обескураженное и беспомощное. Поскольку из странного летательного аппарата больше никто не вышел, Кирилл храбро двинулся вперед, прокашлялся и сказал:

– Здравствуйте! Вы что-нибудь ищете?

Девушка едва не подпрыгнула от испуга. Она долго и опасливо разглядывала его старую одежду, затем снова огляделась по сторонам, и когда убедилась, что они одни, спросила с улыбкой:

– Болгария?

Улыбка ее была очень неуверенной, и Кирилл подумал о шпионаже, диверсиях и прочих пугающих современного человека явлениях. Однако радость девушки, услышавшей от него, что это Болгария, показалась ему такой искренней, что Кирилл готов был забыть о своих подозрениях. Но вдруг девушка спросила:

– Пожалуйста, скажите, какое сегодня число? И год, пожалуйста.

«Что это за повальное беспамятство, поразившее его и теперь вот, оказывается, эту девушку? Или это происходит только с людьми, побывавшими именно у этой заводи?» Кирилл глянул на чахлую вербу, в тени которой он постелил свою плащ-палатку, – дерево вовсе не походило на мифические отравляющие деревья, что росли в джунглях Амазонки.

Услышав ответ, красавица вначале остолбенела, а потом переменилась в лице, побелев как полотно, и направилась к своей машине.

– Спасибо! – сказала она. – Извините, что побеспокоила вас.

Кирилл пошел за нею следом, говоря:

– До скорого свидания.

– Мы никогда больше не увидимся! – грустно ответила она, обернувшись на ходу.

– О, как можно быть такой жестокой! – воскликнул Кирилл с излишним драматизмом (патриотизм обязывал связать иностранку и доставить ее в милицию).

Загадочная летчица клюнула на эту банальную, как дождевой червь, приманку, остановилась и сказала:

– Это не я жестокая, а обстоятельства.

Она сняла свой кокетливый шлем, высвободив роскошные шелковистые волосы, придавшие лицу завершенность и сделавшие его по-настоящему красивым.

– Есть еще кто-нибудь поблизости, другие люди? – спросила она.

– Нет никого. Даже таких, как я, нет.

– А кто вы?

– Рыболов.

– Что это такое?

Неужели она не знает, кто такой рыболов, или просто не понимает, что означает это слово? – подумал Кирилл. И решил посмеяться над ней:

– Не бойтесь, они лишь с виду напоминают людей и даже размножаются, как люди, но совершенно безобидны.

Она долго и по-детски серьезно смотрела ему в глаза, пока, наконец, не поняла, что он шутит. И Кирилл шагнул обратно в кусты, поняв, что иностранка непременно последует за ним.

– Вон там удочки, – сказал он. – Идите, покажу.

– Думаю, я не помешаю вам. Мне надо передохнуть немного, – сказала иностранка. Она осторожно ступала по земле, боясь ненароком примять травинку или листочек.

Машина времени возникла, подобно блестящему металлическому цветку, переходя на стометровой высоте от полета во времени к полету в пространстве, и бесшумно стала опускаться на белую взлетную полосу. Возвращения машины ожидали профессор – руководитель темпоральных полетов, и инженер-эксплуатационник. Машина приземлилась, люк автоматически открылся, но оттуда никто не показался.

– Циана, ты почему не выходишь? – позвал профессор. – Циана!

Студентка, возвратившаяся из учебного полета, прыгнула вниз головой, будто решила покончить жизнь самоубийством, но ей удалось удержаться на ногах. Следом за нею из люка появилась пара совсем не похожих на ее элегантные башмачки грязных сапог. Студентка показала на них пальцем и сказала:

– Он помог мне исправить машину. Все произошло совершенно случайно.

Профессор собрался было отругать ее, но вспомнил, что происшедшее накануне стерто из памяти бестолковой студентки, которая заварила эту кашу. И произнес, больше досадуя, чем упрекая:

– Только не болтай глупостей, моя девочка. Этим ты только усугубляешь свое положение. Давай спускайся, – произнес он с той же досадой в голосе, теперь уже обращаясь к Кириллу Моневу.

Однако не менее обидным было и то, что должно было произойти дальше, так как для профессора, память которого оставалась нескорректированной, все это происходило в третий раз. Уже дважды инженер-экплутационник возвращал своего коллегу из двадцатого века обратно, и дважды машина почему-то допускала рассеянность во времени и высаживала Кирилла в четверг вместо воскресенья. А сейчас все следовало повторить в третий раз – слово в слово, движение за движением! Их прапрадед, Кирилл Монев, станет протестовать, потом потребует, чтобы ему отдали студентку обратно, кроме того, его придется долго уговаривать согласиться на коррекцию памяти… Даже идиотская накладка в институтском метро и то должна повториться. Когда они, направляясь в психолабораторию, вошли в вагон институтского метро в первый раз, инженер из прошлого смирился со своей участью и оглядывался вокруг с профессиональным интересом, хотя профессор предупредил его, что через какое-то время всего этого не остается в его памяти. На беду, где-то между третьей и четвертой станциями поезд остановился. В вагоне сразу же стало невыносимо душно, так как климатическая установка вышла из строя. Тем не менее, контролировавший движение робот исполнил свои обязанности исправно, объявив по радио: «Просим у пассажиров прощения. Непредвиденная остановка». Как будто пассажиры сами не поняли ситуации…

Как и раньше, когда такое случалось, неполадка была устранена довольно быстро, однако говорящий дурак робот-контролер на сей раз дал маху, продолжая долдонить, что остановка-де непредвиденная и что-де просим у пассажиров извинения, хотя поезд уже несся на бешеной скорости. «Пока аварийные роботы вычислят этого балаболку и займутся им, пассажиры опухнут от его говорильни», – подумал профессор.

Но на пассажира из прошлого досадная неполадка как бы и не подействовала. Точнее, подействовала на него каким-то необъяснимым образом. Он злорадно ухмылялся все время, а потом изъявил желание помочиться. Профессор попросил его сформулировать еще раз странную просьбу, в смысл которой он попытался вникнуть и был озадачен еще больше, так как оказалось, что нежеланный гость из прошлого желает мочиться не вообще, а исключительно на их технику. Разумеется, позволить ему подобное было немыслимо, такой поступок был бы уже вмешательством в их мир. И тем не менее, профессору очень хотелось установить для себя причину возникновения столь необычного желания. Однако он не позволил себе задавать вопрос инженеру из прошлого, так как это означало бы, что он воспользуется недозволенным способом получения информации о прошлом. И он удовлетворился собственной гипотезой: вероятно, частые поломки примитивных машин далекого двадцатого века вызывали у людей того времени позывы к мочеиспусканию.

На этот раз профессор по темпоральным полетам следил за работой ремонтных роботов, производивших обследование машины, собственноручно запрограммировал полет и лично отвез усыпленного инженера в прошлое. Пространственно они снова опустились возле судьбоносной заводи, и снова это был четверг. А на следующей неделе третьекурсница Циана в четвертый раз привезла этого надоедливого типа, инженера, который хоть и не был ни в чем виноват, все же вызывал у них все нарастающую антипатию.

Упорство – одно из самых ценных человеческих качеств, прогресс в большей степени обязан именно этому человеческому качеству, и в будущем его цена должна еще возрасти. Вот почему Кирилл Монев в одиннадцатый раз ступил своими грязными сапогами на белоснежный полигон (хоть бы вымыл их, чтобы не приходилось потом перемывать всю взлетную полосу, но как внушить ему такое, если в психолаборатории из памяти инженера стирали все, что было связано с этим полетом), профессор понял, что непременно вспыхнет скандал, который невозможно будет скрыть (а все из-за легкомыслия студентки).

Профессор сделал заявку на предоставление его институту новой темпоральной машины, для чего ему пришлось объясняться в вышестоящих инстанциях и терпеливо сносить визит специальной комиссии, которая хотела лично удостовериться, что настройка на время в темпоральной машине повреждена действительно. И тем не менее, только после того как Циана и Кирилл прибыли вдвоем в двенадцатый раз, только после этого комиссия вынесла решение выделить институту новую машину. Она ничем не отличалась от первой и, естественно, снова возвратила инженера в четверг, а в воскресенье привезла его обратно. И только когда третья машина в семнадцатый раз сделала то же самое, что и предыдущие машины, комиссия пришла к мнению, что причина вовсе не в машине. Что во времени (правда, это случается крайне редко) наступает деформация (ученые называют это явление «порогом» или «зевом»), которая и спровоцировала рассеяние в движении машины во времени. Явление пока еще было мало изучено, и, следовательно, темпоральные машины пока еще не обладали способностью корректировать деформации подобного рода, которые, вполне вероятно, они сами и провоцируют, деформируя воздушное пространство, как деформируют его сверхзвуковые самолеты

Таким образом, всему научному совету Института древней истории пришлось призадуматься, как восстановить нормальный порядок вещей. И хотя решение, которое они приняли, было противозаконным и таило в себе опасность для психического здоровья человека из прошлого, другого выхода, кроме как возвратить инженера обратно в прошлое, ничего не вычеркивая из его памяти, не нашлось. Правда, пришлось взять с далекого пращура слово, что он не пойдет в воскресенье на реку. А память студентки решено было скорректировать.

Перед тем, как возвратить инженера в прошлое, ему снова напомнили, что из-за него целый институт позволяет себе подобное святотатство – путаницу в истории. А если они послушают его и отдадут студентку ему в жены, то и вовсе совершат недозволенное. И все же члены совета пришли к выводу, что им придется раскрыть свои карты до конца и сказать инженеру, почему он не должен ходить на реку в воскресенье, поскольку человек из прошлого разозлился и стал кричать, что они не имеют права вмешиваться в дела его века, что они не возместят ему пропавший за здорово живешь день от отпуска и что он будет ходить на рыбалку, когда ему того захочется. Узнав причину их беспокойства, инженер ухмыльнулся, как делал это уже семнадцать раз в институтском метро, и в восемнадцатый раз заявил, теперь уже в присутствии всего совета, о своем странном желании помочиться на все их темпоральные машины вместе взятые, из-за которых люди только мучаются, Так что гипотеза профессора о мочеуиспускательном эффекте при повреждении техники подтвердилась.

Научный совет не смог объяснить причину столь необычного желания человека из прошлого, но это как раз понятно, что люди двадцать четвертого века не могли воспринять желаний далеких предшественников. Загадочная просьба пращура по-настоящему задела лишь инженера эксплуатационника, и он сказал Кириллу:

– Коллега, насколько я знаю, именно в наш век был открыт так называемый Закон Мэрфи, гласящий, что все, что может ломаться, ломается.

В ответ инженер из прошлого снова ухмыльнулся и спросил:

– А вы что, всерьез восприняли этот закон? Однако им не позволили продолжить спор,

так как обмен информацией двух разных эпох выходил за рамки допустимого. В надежде больше никогда не встречаться со своими далекими предками, представитель двадцать четвертого века затолкали инженера в машину, заклиная его хором не ходить в ближайшее время на реку. А он хохотал, как безумный, и кричал:

– А сом? Ладно, стерли нашу с Цианой память, а как же бедный сом? Его за что превратили в мартышку?! Семнадцать раз повторять одно и тоже!!! Разве это не вмешательство в нашу жизнь, скажите на милость…

Позже минуты прощания стали для инженера Кирилла Монева единственным утешением, ведь какая мука – пережил встречу с будущим, а не смей ни с кем поделиться, иначе сразу вызовут «скорую».

Страдания Кирилла Монева начались с сомнений, ходить или не ходить в воскресенье на рыбалку. И еще интересно: что случилось бы, удержи он силой красавицу студентку вместе с ее машиной?…

Слово джентльмена отступило перед напором любопытства, и Кирилл прибыл в тот самый момент, когда Циана, держа в руке компас, поворачивалась лицом к реке. Он готов был броситься к ней с распростертыми объятиями, но его остановила мысль, что отныне воспоминания о нем стерты из памяти девушки и она не узнает его, поэтому вряд ли обрадуется. А пока он спрашивал себя, предпринимать ли вообще что-нибудь или отказаться от участия в этой исторической чехарде, из кустов появился другой рыбак.

Циана подождала, когда он приблизится. Они поговорили о чем-то и исчезли в зарослях вербы. В груди Кирилла Монева клокотала ревность. Он решил воспользоваться моментом и перерисовал темпоральную машину в блокнот, который взял специально для этих целей. Потом еще долго сидел в своем укрытии, пока парочка наконец не появилась снова. Как молодожены, направляющиеся в спальню, они забрались в машину и улетели.

– Так ему и надо! – сказал Кирилл, имея в виду рыбака и понимая, что он несправедлив к своему товарищу по несчастью.

Решив проверить, что за удочки у коллеги и не согласится ли сом заглотнуть крючок в восемнадцатый раз, он обнаружил на расстеленном под вербой старом плаще всего-навсего туристическую сумку и две корзинки с грибами. Мужчина, которого Циана выкрала в его месте, оказался грибником.

– Бедняга! – вздохнул Кирилл Монев, сам не зная, о чем он сожалеет. О том, что мужчина оказался грибником, или о том, что тот оказался в будущем.

«Представляю, как вытаращится на него профессор с тем деятелем по эксплуатации, который, похоже, влюблен в Циану», – подумал Кирилл.

Он взял корзинки с грибами в подарок хозяйке – ведь все равно пропадут. На этот раз он согласился на объятия давно ожидавшей его хозяйки (почему бы нет, раз и в далеком будущем женщины останутся такими же вертихвостками?). А во сне ему продолжала являться машина времени, но, как правило, из люка высовывал голову громадный сом, хватавший ртом воздух и силившийся сказать что-то на болгарском, но что – понять было невозможно…

На следующий день после ночных кошмаров инженер-конструктор Кирилл Монев уныло рисовал на работе какие-то странные машины, похожие на джезве. И когда кто-то поинтересовался, что это такое, он ответил:

– Темпоральная машина. – А спустя какое-то время крикнул разъяренно: – Ну и что теперь? Вы целыми днями рисуете человечков – это ничего, а мне нельзя сконструировать машину времени, что ли?!

И коллеги закивали в ответ, а Кирилл Монев вздохнул и в который раз с горечью констатировал:

– Как мы транжирим здесь свое время! Как мы транжирим время!