Любен Дилов Звездные приключения Нуми и Ники Книга вторая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Давайте снова скажем Нуми и Ники «Добрый день», хотя в космосе, конечно, нет ни дня, ни ночи; там все относительно, как утверждают ученые. Дни и ночи бывают только у планет, которые вертятся вокруг себя, как мы летом вертимся на пляже, чтобы солнышко припекало то спину, то живот. Если живешь близко к какой-нибудь звезде, будешь вечно жариться в ее ужасно знойном вечном дне. А если живешь далеко от звезд, будешь стучать зубами в вечной, ужасно холодной ночи. Но ведь и сами-то слова «день» и «ночь» придуманы людьми, а космосу все равно, когда у нас день, а когда ночь; вполне вероятно, что у тех, кто живет на других планетах, существуют свои слова для обозначения часов, лет и вообще времени. И эти слова известны одному только Спасающему жизнь

– Малогалоталотиму, потому что он знает Вселенную по-своему и по-своему передвигается в ней, так что ему ни холодно, ни жарко.

Наши герои, съежившись, сидели рядышком в зрачке Мало и напряженно всматривались в радужный туннель. Они уже давно нырнули в подпространство и выскочили, наверное, совсем в другую галактику. Ники все никак не мог привыкнуть к сильному удару, который получался, когда Мало внезапно нырял в подпространство, или в Ничто. Не помогало и лекарство из специальной трубочки пирранского скафандра. Ники каждый раз казалось, что на спину ему обрушивается четырехстворчатый шкаф, а в ушах гремят поврежденные выхлопные трубы доброго десятка мотоциклов. Потом в голову врывалось Ничто, он судорожно пытался хоть что-нибудь запомнить, но напрасно. То ли он умирал там, в подпространстве, где наш мир вообще не существует, то ли Ничто и запомнить нельзя. Запомнить можно что-то, а как запомнишь ничто? Попробуйте и сами в этом убедитесь! И тогда вы не станете сердиться на Нуми и Ники, да, кстати, и на автора, за то, что они ничего не могут вам рассказать об этом самом Ничто.

Потом следовал новый удар, после которого они опять просыпались в красивом Допплеровом туннеле. На этот раз что-то уж очень долго они в нем летели. Должно быть, планета, которую выбрал для них Мало, находилась не близко. Они успели снова насытиться питательным раствором в его утробе и поспать, а потом долго рассказывали друг другу разные земные и пирранские истории. И только теперь радужные полосы стали бледнеть. Сначала растаяли желтые и оранжевые, а потом остальные, и в круглом иллюминаторе проступила тьма межзвездного пространства; Мало снижал скорость.

– Он правда не сказал тебе, куда мы летим? – в который уже раз спросил Ники. – Может, ты мне приготовила сюрприз?

– Буф-ф! – воскликнула Нуми. – Я же тебе объяснила, что не могу разговаривать с ним так, как с тобой! Когда нужно, он мне внушает, что делать, и все!

Но Ники не унимался.

– А что ты ему все-таки заказала? Признавайся! Зверей или цветы?

– То, что ты хотел! Планету с неведомыми животными!

– Но ведь я же тебе сказал, что хочу того, чего хочешь ты! А раз ты хочешь того же, чего хочу я, стало быть, все должно быть так, как хочешь ты!

– Буф-ф, Ники! Ты опять за свое! У меня даже голова закружилась.

Ники засмеялся.

– А разве твой искусственный мозг может чувствовать головокружение?

– И он почувствует, если не перестанешь спорить.

– Ладно, не буду. Главное – где-нибудь приземлиться, а то мне уже осточертело.

– Почему «сто»? – с любопытством спросила Нуми и даже осмотрела мальчика, чтобы увидеть сто чертей. Вы, конечно, помните, что она великолепно говорила на земном языке, но ей были непонятны кое-какие выражения, которые употребляют земные ребята, потому что язык она учила по радио и телевидению.

– Я хочу сказать, надоело, – исправился Ники: объяснить слово «осточертело» было нелегко.

– Значит, тебе со мной скучно?

– Буф-ф! – воскликнул Ники совсем как пирранец. – Одна досада с вами, пирранскими девчонками, что ни скажи, сразу ни с того ни с сего обижаетесь.

Глаза у Нуми погрустнели, и он поспешно добавил:

– Я же тебе сказал, мне с тобой очень хорошо, и у нас полная совместимость. А насчет свертывания времени, может, еще и выдумка. И может, все они на Земле и на Пирре живы и здоровы. Ведь еще никто не путешествовал в космосе так, как мы, и никто ничего не знает.

– Наука никогда не ошибается, – вяло возразила Нуми.

Ники привстал на коленях – он отсидел себе ноги.

– Она ошибается, но не нарочно. Сама видела, сколько раз ваша наука говорит одно, а наша совсем другое.

– Да, но про свертывание времени обе одного и того же мнения.

Это действительно так. Однако Ники не выносил, когда девчонки плакали; у него у самого на душе кошки скребли, и потому он стал изображать своего прадеда и заговорил стариковским голосом:

– За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, я убедился, что мы вечно думаем про Вселенную одно, а потом оказывается, что она – нечто совсем другое. А когда мы поверим в это другое, впоследствии оказывается, что оно вовсе не такое, каким мы его себе представляли. И так далее, до бесконечности. В науке то же самое. Главное – не вылезать в космос в одних тапочках, так и насморк недолго схватить!

Тут Нуми, наконец, улыбнулась. Конечно, она не знала, как можно «схватить» насморк, но Ники, разумеется, прав, говоря о том, как люди могут заблуждаться, в то же время веря в свою правоту. Улыбка у нее была уже не радужная. И лицо было не пестрое, а обыкновенное и сияло ясным солнечным светом.

Круглый зрачок Мало был залит огнем неведомого солнца. Ники уже не боялся, что они могут упасть на звезду и сгореть в ней: Мало обходил ее по орбите, чтобы приблизиться к искомой планете. Как он мог заранее знать, что на ней находится, – было одной из тайн этого загадочного существа, которую людям никогда не разгадать, пока они сами не приобретут такую же фантастическую способность.

В молчании ребята ждали, что покажет им зрачок Мало, способный видеть на миллиарды километров. И вот круглое оконце иллюминатора потемнело, черный космос был густо усеян звездами, как кекс изюминками. Одна из них начала расти и быстро превратилась в желтый шарик. Слабое сияние тут же ее выдало: она только притворялась звездой, а на самом деле была планетой и отражала свет своего солнца. Вы, наверное, знаете, что все планеты отражают свет солнца, которое дало им жизнь.

Интересно, какую планету предложит им на этот раз добряк Мало? Те, на каких они побывали до сих пор, оказались не очень интересными: то «сомо кусапиенсы», которые только и знали, что кусать друг друга, то и вовсе глупые звездные жители, рубившие головы сторонникам истины.

Ники уже вспотел от напряжения. Хорошо, что пирранский скафандр впитывает любую жидкость, которую выделяет его тело. Эх, был бы у него такой скафандр на земле, тогда бы мама перестала твердить: «Не бегай, а то вспотеешь и простудишься!»

Вскоре неизвестная планета заполнила все пространство космоса. Внезапно тела ребят стали легкими – это Мало выключил гравитацию вокруг себя и легко, как перышко, стал опускаться на планету. Он и здесь все делал не так, как придуманные людьми машины, а наоборот. При взлете и посадке в нем вовсе не возникали перегрузки, которые так тяжелы для земных космонавтов; у него перегрузки бывали только тогда, когда он входил в подпространство. А сейчас в Мало на несколько минут создалась невесомость.

Ники уже в пятый раз испытывал чувство невесомости, и оно ему даже стало нравиться. Если бы они сидели сейчас не в зрачке Мало, а в его просторной утробе, служившей им постоянным жилищем, он бы, наверное, даже поплавал в воздухе. Однако в следующую же минуту они прошли сквозь одеяло из облаков, которым была укутана планета, и глазам их представилось чудное видение.

Казалось, что лежащую под ними равнину раскрасил веселый и счастливый художник. Она вся поросла огромными кустами и высокими стеблями, усаженными пышными цветами самых разных оттенков. Ники не мог оторвать глаз от этой картины.

– Как во сне, – сказал он тихонько, будто боялся спугнуть планету.

– Они отвратительные!

– Ты что? – опешил Ники. – Я никогда в жизни не видел таких красивых цветов.

– Какие цветы! – огрызнулась Нуми. – Более отвратительных зверей и представить себе нельзя!

– Что ты мне голову морочишь! Какие звери? Ну, подумаешь, я сказал про зверей, так ты теперь…

Нуми рассерженно перебила его:

– Я не знаю, что такое «морочить» голову, но ты явно надо мной издеваешься, потому что это я хотела планету с цветами. Но я действительно передала Мало твое желание! Ты хотел зверей – так получай!

– Нуми, зачем ты так, – осторожно промолвил Ники, которому не хотелось ссориться перед самой посадкой на неизвестную планету. – Я ведь и вправду вижу только цветущие кусты и цветы, цветы… множество цветов…

Ребята недоверчиво посмотрели друг на друга. Не выдержав испытующего взгляда Нуми. Ники отвернулся и в изумлении воскликнул:

– Смотри-ка! Цветы куда-то пропали! И зверей я не вижу…

Девочка с Пирры удивилась не меньше.

– Все исчезло! Одни горы…

– Горы и море! Ведь мы еще далеко, Нуми, и ничего пока не видно. Что же это было?

– Не знаю. Нужно спросить мозг.

Девочка подняла руку и нажала кнопку электронного мозга за левым ухом. Внимательно выслушала то, что говорил ей внутренний голос, и снова выключила аппарат.

– Он говорит, что когда человек долго находится в закрытом пространстве и не получает никаких впечатлений, у него в мозгу иногда возникают какие-то видения. И человек якобы видит то, что ему очень хотелось бы увидеть, или то, чего и вовсе не бывает на свете. Ваши ученые называют это эйдетическими представлениями.

– Эй… де… тическими? – запинаясь, выговорил Ники трудное слово, он вспомнил, как здорово разыгрывается фантазия, когда подолгу сидишь дома в плохую погоду, а читать нечего. Но нет это, наверное, что-то другое.

– Да, эйдетическими, – повторила Нуми. – Так их называют у вас, но у нас это тоже бывает.

– Ну, ладно, – решил подразнить ее Буян, – а вот ты почему увидела моих зверей? Ведь тебе хотелось цветов? Вечно у тебя все наоборот!

– Это у тебя все наоборот!

– Но я в самом деле хотел планету с цветами, потому что так хотелось тебе.

– И я хотела, чтобы было по-твоему… с животными… – губы у девочки задрожали.

– Ладно, ладно, ты еще зареви сейчас, что мы несовместимы И вообще эти представления не эйдетические, а идиотические!

Ники увидел, что она не поняла шутки или не приняла ее, наверное, не хотела обижать электронный мозг, и снова ухватился за премудрости своего прадеда:

– В своей длинной и нелегкой жизни, Нуми, я убедился, что девчонки вечно видят не то, что видят ребята, кто бы из них на какой планете ни жил.

– А мальчишки всегда все видят наоборот! – засмеялась девочка и вскочила с места. – Пошли за шлемами!

Она не рассчитала прыжок, ударившись головой в, мягкую плоть Мало, и волчком завертелась в воздухе размахивая реками и ногами. Ники чуть подтолкнул ее, и Нуми завертелась еще быстрее, заливаясь веселым смехом. Ники тоже хохотал, глядя, какие она выделывает штуки; этого ни одно эйдетическое представление не может себе представить!

Наконец Нуми взмолилась:

– Останови меня, наконец! Пожалуйста, Ники, сама я не могу! Мало вот-вот приземлится!

Он ухватился за сапожок ее скафандра и потянул вниз. А потом они поползли по темным проходам Мало, которые пульсировали как живые. Нужно подготовиться к выходу на незнакомую планету, и еще неизвестно, чем она их встретит: цветами или зверями.

Они ступили на планету, ощущая в теле ту же легкость. Правда, это не было ощущение невесомости, в которой становишься совсем беспомощным, но им казалось, что почва у них под ногами прогибается, и они то и дело спотыкались. Нуми сообщила, что притяжение на этой планете куда слабее, чем на Земле или на Пирре, – наверное, она посоветовалась со своим мозгом.

Мало на этот раз не стал улетать. То ли не боялся, что его могут увидеть, а значит, здесь не было людей, то ли просто выжидал, чтобы посмотреть, понравилась ли им новая планета.

Горизонт обрамляли далекие, нежно-лиловые горы. Трава поднималась выше колен. Неподалеку стоял лес с необыкновенно высокими деревьями – может, там притаились дикие звери?

– Нуми, – спросил мальчик, – как ты думаешь, остался еще у меня в пистолете газ?

Голос Нуми отозвался в шлемофоне:

– Наверное. Ты не так уж много израсходовал, когда обрызгал звездных жителей.

– Здорово я их, помнишь? Рраз в нос – и готово! Вместо ответа Нуми велела:

– Глотни-ка из второй трубочки.

Ники нащупал языком эту трубочку в нижней части шлема и втянул в рот немного предохранительной сыворотки. Вот досада, даже у пирранских лекарств неприятный вкус! Должно быть, это еще один закон Вселенной, решил Ники и повернулся к Нуми; она сосредоточенно изучала щиток с крошечными приборами, прикрепленный к рукаву ее скафандра. Ники тоже посмотрел на приборы. Термометр показывал, что на планете можно ходить в одних трусах, но индикатор воздуха сменил цветовой сигнал; это означало, что им нельзя дышать. Интересно, каким же воздухом дышат эта высокая и тучная трава, эти огромные деревья?.. Почему Мало доставил их в такое место?

В шлемофоне снова раздался голос Нуми:

– Воздуха у нас в скафандрах хватит, а звери, о которых ты мечтал, наверняка дышат не так, как мы. Ведь на то они и неведомые и ни на кого не похожие! Но если хочешь, давай вернемся.

– Ну да, еще чего! – Ники даже вздрогнул: значит, девчонка слышала и то, как он упрекнул Мало, а теперь, небось, думает, что он боится.

– Нуми, твой электронный мозг работает?

– Конечно! Он нам здесь пригодится. Ведь я не могу включать и выключать его, когда на мне шлем.

– Ты обещала, что не будешь подслушивать мысли!

– Я же нечаянно. Это потому, что ты очень близко. И потом, вокруг нет никаких других излучений.

– Надо было придумать какую-нибудь штуку, чтобы выключать его через шлем. Трудно, что ли? Рычажок какой-нибудь…

– Там, куда мы летели с папой, мне бы сделали такой шлем. А эти шлемы – обыкновенные, для пассажирских космолетов. Ну, решай!

Опять эта девчонка, как и на планете звездных жителей, признается, что главный-то он, хотя у самой целых два мозга!

– Давай сначала разведаем обстановку, – хмуро отозвался Ники; он знал, что, как ни напускай на себя храбрости, она наверняка уловит его страх.

Но разве это стыдно – бояться? Человек всегда опасается неизвестности. Герои потому и герои, что подавляют в себе страх. Если бы им было все равно и они ничего не боялись, то это не было бы геройством. Почему тогда мы, мужчины, так стыдимся страха, рассуждал Ники, доставая из кармана волшебное пирранское лезвие. Девчонки вон совсем не стыдятся, а сами куда трусливее нас. Может, они меньше притворяются, не такие задавалы, как мы…

Он уже не боялся, что его спутница прочтет его мысли, и даже взглянул на нее, но лица не увидел, потому что она наклонилась и раздвинула руками высокую траву. Наверное, Нуми догадалась, что он хочет снова поставить пирамидку, чтобы лучше ориентироваться, как это они сделали на планете звездных жителей, а может она смотрит, нет ли в траве каких-нибудь зверюшек.

– Я спросила у Мало, будет он нас ждать или улетит, но не поняла, что он ответил, – сказала девочка. – Но он не должен бросить нас одних…

– Давай все-таки сделаем пирамидку, – решил настоять на своем Ники. – Помоги мне, чтобы получилось побыстрее.

– Ники, прошу тебя! – воскликнула девочка. – Не может быть, чтобы в такой траве не было живых существ.

Что поделаешь, нравы чужой цивилизации надо уважать, а пирранцы не позволяют ни под каким предлогом убивать кого бы то ни было. Ники обеими руками раздвинул траву. Ни букашек, ни червячков… Может, под землей… Испытывая непривычные угрызения совести, он поднес лезвие к земле, поставил кнопку на первое деление и начертил первый квадрат. Почва мгновенно таяла под невидимым лучом пирранского инструмента.

Ники собрал траву в сноп и потянул его. Большой кусок дерна почти ничего не весил. Ники обернулся, чтобы показать девочке, что и под травой нет никакой живности и никто не пострадал, но Нуми, оказывается, уже была далеко. Большими прыжками она неслась к лесу, кувыркаясь в воздухе, как цирковой акробат на трамплине.

– Нуми ты что? – окликнул ее мальчик. – Куда ты?

В ушах его зазвенел возбужденный смех, и это встревожило его еще больше. Тут Нуми снова подпрыгнула и сделала в воздухе изумительный поворот, кажется, в балете такие повороты называют пируэтами. А балерина в скафандре, как и акробат в скафандре – явление неестественное. Особенно когда эта балерина-акробат смеется таким странным смехом.

– Я учусь ходить! – объяснила наконец Нуми. – Тебе тоже нужно поупражняться, чтобы привыкнуть к слабой гравитации. Я чувствую себя, как ваше животное… ой, как же оно называется… Ах, да, – кузнечик! Раз, два!

Она снова подскочила в воздух метров на десять и прокричала:

– Пойду посмотрю на деревья!

– Не ходи без меня!

– Не бойся! Даже если кто-нибудь выскочит, я все равно убегу! Вот посмотри!

И она сделала прыжок вдвое больше. Для равновесия Нуми широко раскинула руки, и издалека стала в самом деле похожа на какого-то инопланетного кузнечика или стрекозу в серебристом скафандре. Конечно, если тебе приходилось видеть такого кузнечика или стрекозу.

Ники и самому хотелось полетать в воздухе, но сначала надо закончить пирамидку, даже если Мало и не собирается улетать. Вон он стоит среди поляны, весь желтый, как огромная тыква. Точно таким Ники увидел его когда-то на Земле, у входа на выставку. Поверхность его не пульсировала, цвет ее не менялся; если не знать, кто такой Мало, и в голову не придет, что это – существо или механизм, а тем более – что он может летать в космическом пространстве. Даже ученику Николаю Буяновскому, усердно строившему пирамидку, не верилось, что сам он только что вышел из этой огромной тыквы на неизвестную планету.

В шлемофоне стало тихо, и он повернулся к лесу. Оказывается, Нуми уже добралась до опушки и висела среди ветвей огромного дерева, как посеребренная шишка на новогодней елке.

– Ты что делаешь? – крикнул он: Ники забыл, что она услышит его, даже если говорить шепотом.

– Ну, что ты кричишь, у меня барабанные перепонки чуть не лопнули!

– ответила Нуми. – Я рассматриваю листья. Знаешь, они такие странные. Интересная планета, можно висеть на одной руке, а ветка даже не гнется. У нас на Пирре нет таких огромных деревьев.

Ники махнул рукой на пирамидку. Не так уж страшно, что она останется без вершины; главное, чтобы был опознавательный знак, видный издалека. Остальное сделает компас. Он и направление покажет, и расстояние подсчитает. Ники уже знал, как его настраивать.

Он убрал лезвие и подпрыгнул совсем немножко, не больше, чем на пядь, и оказался на две пяди выше травы. В животе стало холодно от испуга, но опустился он плавно и не ударился ногами о землю, а как будто ступил на нее. Хорошо! А выше можно?

Оказалось, что можно. Правда, он забыл расставить руки и не удержался на ногах; вообще неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Ники не умел прыгать с трамплина, чему научился еще на Земле, в открытом бассейне. Оказалось, что и тело его привыкло к здешней гравитации, пока он трудился над пирамидкой. Он решил покувыркаться в воздухе, как это делала Нуми; присел, сильно оттолкнулся ногами и взлетел вверх. Трава осталась далеко внизу. Теперь надо прижать колени к груди и потом сильно оттолкнуться ими в воздухе… Тут в шлемофоне раздался испуганный крик девочки. Ники потерял равновесие, покачнулся, далекие деревья тоже закачались у него перед глазами… ни на одном из них не было серебристой шишки.

– Ники-и-и-и… Ой-ой, ой, Ники-и-и-и!

Только в последнюю секунду он вытянул вперед руки, чтобы смягчить удар, который, несмотря на слабую гравитацию, оказался чувствительным, и огромными прыжками помчался к лесу, не забывая смотреть себе под ноги, – какая Нуми польза, если он неудачно приземлится и свернет себе шею! Он налетел на крону дерева, съехал вниз по его стволу и вошел в лес. Ники был уверен, что именно тут еще недавно висела в воздухе Нуми, но ее нигде не было.

– Нуми-и-и! Где ты?

– Не знаю, – уже спокойнее ответила она. – Меня кто-то спеленал с головы до ног, не могу пошевельнуться. Лежу на спине. Ох, меня сейчас раздавит!.. Кажется, мы выходим из леса.

– Да кто это? – ужаснулся Ники.

– Похоже на толстую змею, но летает. О-о-ох, совсем раздавит!

– Зови Мало! Скорей зови Мало!

– Я и так все время зову его. О-о-о-ох!

Ники вернулся на опушку и осмотрел ее в надежде, что змея вылетит с этой стороны. Мало неподвижно стоял на месте. Неужели он не придет им на помощь? Какой же он тогда Охраняющий жизнь? Нуми рассказывала, что малогалоталотимы избегают встреч со всеми другими существами и не вмешиваются в жизнь на чужих планетах. Разве что в случае крайней необходимости, как и получилось тогда на Земле. Но разве не крайняя необходимость – вырвать девочку из лап неведомого зверя?

Он чуть не заплакал от чувства бессилия и вины. Вот тебе и звери, каких никто и никогда не видел! Зачем он только высказал такое легкомысленное желание! Чтобы повоображать перед Нуми и показать свою храбрость! Но пострадала-то она, а не он.

– Нуми-и-и-и! – еще громче крикнул он. – Этот подлец Мало даже не шелохнется!

– Ох, не называй его так! – простонала она. – Мы сами виноваты. Да и что он может сделать, ведь у него ни рук, ни оружия…

Она замолчала.

– Продолжай! – велел ей Ники. – Говори все время, чтобы я мог ориентироваться по голосу! И, не бойся! Я тебя найду. Лягайся, брыкайся, даже кусайся! – посоветовал он, что было уже совсем глупо; разве можно кусаться сквозь шлем? – Попробуй высвободить руку. Посмотри на компас! Впрысни ему газ, пусти в ход лезвие!

В ответ Нуми только тихонько застонала, и Ники, совсем потеряв голову, помчался к другому краю леса, то и дело натыкаясь на стволы.

Трудно бежать вслепую; деревья перебрасывают тебя друг другу, как баскетбольный мяч. По компасу уже семь километров, но в каком направлении он бежит? Нуми время от времени подает голос или стонет, но не может объяснить, в какую сторону ее несут, направо или налево, далеко она или близко. Ведь по радио голос слышен одинаково с любого расстояния. Попробуй включить транзисторный приемник и догадаться, где находится диктор – в Софии или в Пловдиве, а может, и в Варне, да еще на какой улице.

Вдруг Нуми восторженно крикнула: «Отпустил!», но тут же в смертельном ужасе закричала: «А-а-а!» и умолкла. Ники со слезами звал ее, просил сказать, что случилось, где она. И услышал ее голос лишь тогда, когда уже совсем без сил упал на траву, наверное, где-то у опушки – между деревьями открывался просвет.

– Они кошмарные, – обреченно сказала Нуми. – Ники, не ищи меня. Мы только оба погибнем.

«Они»! Значит, зверь не один! Может, и правда вернуться? Ники спрашивал себя, а сам уже полз к просвету между деревьями.

Здесь трава тоже стояла высоко, и Ники шмыгнут в нее как ящерица. Он довольно долго не смел поднять головы; сердце билось так сильно, что казалось, будто земля под ним колышется. Неизвестно, сколько бы он так лежал, если бы не услышал гремящий рык, будто раскат далекого грома, после чего земля под ним и в самом деле задрожала.

Ники приподнялся, уверенный, что вокруг него целое стадо диких зверей, и забыл обо всем на свете. Он просто оцепенел при виде открывшейся перед ним картины. Мальчик даже не сразу разобрался в том, что видит. Казалось, что метрах в ста от него дерутся слон, кит и осьминог; они сплелись в клубок величиной с хороший жилой дом и во все стороны размахивали шеями, хоботами, щупальцами – а может, хвостами?

– и ногами, толстыми, как дворцовые колонны. Потом он решил, что это не кит и не слон, а какие-то доисторические чудовища, вроде тех, что нарисованы в учебнике. И только после этого рассмотрел в мечущемся клубке серебристый скафандр Нуми. Рядом с чудовищами она и впрямь напоминала елочную игрушку.

Ники хотел было крикнуть ей, что он здесь, но вместо этого снова спрятал голову в траву. Что делать? Выскочить с газовым пистолетиком? Да здесь нужны целые тонны газа, и целиться надо с самолета. Лучевое лезвие? Им и ногтя не отрежешь у такого зверя. А рогатку лучше и не доставать. Нуми права, они только оба погибнут, а какой в этом смысл? Лучше попросить Мало, чтобы он вернул его на Землю, пусть хотя бы там узнают, что творится в космосе…

Так рассуждал ученик Николай Буяновский, представитель земной цивилизации, прячась в траве, как мышонок, чтобы его не заметили чудовища. Но Ники Буян заговорил по-иному, услышав в наушниках отчаянный крик Нуми: «Ники, где ты?»

– Я здесь, не бойся! Сейчас что-нибудь придумаем! – сказал Ники Буян.

– Не надо ничего придумывать! – отозвалась эта странная пирранская девчонка. – Главное, чтобы тебя не заметили. Ох, мне все кости переломали! Хоть бы съели поскорее, чтобы кончилось это мучение.

Мальчик осторожно поднял голову, чтобы посмотреть, что происходит и почему Нуми подбрасывают в воздухе, как игрушку. Битва стихла, шеи и хоботы лениво покачивались, один из хоботов держал серебристый скафандр, двигал его вверх-вниз, будто лифт, и, кажется, показывал остальным.

– Нуми, слушай! – задыхаясь воскликнул Ники. – У тебя руки свободны! Когда он тебя опустит, кольни его лезвием! Я постараюсь отвлечь их внимание, а ты беги!

– Нет, это опасно! Для тебя опасно!

– Делай, что говорят, слышишь! – Ники разозлился на собственный страх. – Слышишь? А то потом я так тебе надаю, что…

– Как это надаешь? – возмутилась Нуми и заплакала. – Беги, Ники, беги! Оставь меня, это бессмысленно!

– Молчи, глупая, не то как дам! Делай, что тебе говорят, только подай знак!

И хотя девочка не подала ему знака, Ники выждал, когда хобот чудовища снова опустит ее на землю, и вскочил на ноги. Чтобы привлечь к себе внимание, он махал руками и дрыгал ногами. Но чудовища не выпустили Нуми – может, они его просто не заметили? Одним прыжком он оказался неподалеку от них, крича изо всех сил: «Лезвием их, лезвием!» Он летел с такой скоростью, что потерял Нуми из вида; оглохнув и ослепнув от собственной ярости, Ники уже не мог остановиться, будто это не он прыгает, а какая-то сила подкидывает его куда попало и как ей вздумается. Он чувствовал себя как шарик для пинг-понга: брось его на пол, и тот будет подпрыгивать туда-сюда.

И все-таки что-то остановило его. Прямо в воздухе, посреди прыжка. Что-то плотно обхватило его за пояс и замедлило его полет. Это что-то было серо-черным, толще любого питона в зоопарке; и оно несло мальчика к серо-черным спинам не то китов, не то гигантских слонов. Из-за спин то и дело высовывалась какая-нибудь жуткая голова с вытаращенными пластинчатыми глазами, готовая ухватить добычу. Ники уперся в питона кулаками, попробовал повернуться, но обруч стянул его еще сильнее. Он только краешком глаза успел заметить, что далеко внизу, на траве, лежит Нуми. Чудовища отпустили ее, чтобы схватить его.

– Беги! – крикнул ей Ники и выхватил оружие – лезвие и газовый пистолет.

Конечно, и думать было нечего, что ему удастся перерезать гигантский хобот чудовища: но если этот хобот поднесет его поближе к глазам зверя или его разинутой пасти, можно ткнуть ему в глаз лезвием или выстрелить газом в морду.

Нуми, кажется, угадала, что он собирается делать, и в его ушах зазвенел ее голос:

– Ничего не делай, слышишь? Ты их только разозлишь! Потерпи, скафандр выдержит. И спрячь оружие, не то потеряешь. Я свой пистолет выронила.

Наверное, она уже в безопасности, раз отдает такие длинные распоряжения.

Хобот пронес Ники мимо одной головы, потом как будто показал еще одной, а потом начал им размахивать в воздухе, словно маятник. Ники чувствовал себя как на качелях в парке аттракционов: сидишь на доске, висящей на цепях, а тебя носит взад и вперед. Он решил послушаться девочку и сунул в карманы свое оружие, которое ничем не могло ему сейчас помочь. Так у него хотя бы руки будут свободны. И хорошо сделал, потому что в следующий миг обруч расслабился, и он полетел вниз головой. Однако нога его, непонятно как, зацепилась за краешек обруча, и мальчик повис в воздухе. Кровь прихлынула к голове, перед глазами поплыли круги. Но надо было что-то делать. От этой качки можно и умереть.

Он собрался с силами, сделал рывок и обхватил двумя руками то, что так безжалостно его качало. И тут же почувствовал боль в щиколотке. Если бы как-нибудь высвободить ногу, можно бы и прыгнуть, потому что чудовище ослабило хватку. Но вот оно выпустило ногу Ники и вытянуло хобот прямо, как телеграфный столб. Ники немедля съехал по нему вниз и ступил на землю. Однако тут же охнул от боли: в щиколотку будто вонзился нож. Надо было бежать как можно быстрее, но он не мог и шагу ступить. И тут его опять схватили, на этот раз – за локоть.

– Не двигайся!

Это сказала Нуми. Надо же, он рисковал жизнью, чтобы спасти ее, а она преспокойно стоит себе на месте!

– Ники, поверь мне, бежать нет смысла. Я уже сколько раз пробовала, но они опять меня ловили и начинали подкидывать. Стой спокойно. Мне почему-то кажется, что они не хотят нам зла. Им просто интересно нас рассмотреть…

Может, она права? Ведь чудовище в конце концов отпустило его. Но что это за чудовище?

Снизу ребятам были видны только гигантские ноги, будто колоннада у парадного входа в Народный театр. И еще прямо перед ними неподвижно и вяло висел огромный хобот. Больше ничего рассмотреть не удавалось – ведь нельзя рассмотреть огромное здание, когда стоишь близко от него.

– Нуми, кто они такие? Ты хоть что-нибудь узнала?

– Нет, но их излучения не внушают ничего тревожного. Мне кажется, они не враждебны.

– Давай потихоньку двигаться назад, – предложил он шепотом, будто боялся, что его услышат, и взял Нуми за руку.

Ники осторожно попятился и потянул за собой Нуми, но хобот тут же преградил ему дорогу. На кончике его было нечто вроде копыта или огромнейшей ладони. Эта самая ладонь растянулась вширь, расправила складки морщинистой кожи, и оттуда показались длинные пальцы с острыми когтями. Ники в ужасе отпрянул и упал на траву.

– Не шевелись! – снова предупредила его Нуми.

Пальцы охватили шлем мальчика и потихоньку потянули кверху, будто хотели поставить его на ноги. Потом стали осторожно ощупывать скафандр, словно проверяли, не сломалось ли что-нибудь. И тут Нуми – ох уж эти девчонки, хотя б и пирранские! – вместо того, чтобы воспользоваться обстановкой и удрать, сделала то, чего Ники никак не ожидал.

Она медленно подошла к хоботу, прислонилась к нему и начала его гладить и похлопывать по нему, как люди гладят и ласкают любимую кошку или, в крайнем случае, лошадь. Хобот выпустил Ники и повернулся к девочке, и она еще теснее прижалась к нему, не переставая поглаживать. Хобот схватил ее, понес к голове, которая смотрела сверху во все свои вытаращенные глаза-пластинки. Сейчас этот зверь ее проглотит! Ники совсем онемел от страха. Он даже и думать забыл о бегстве, хотя момент был подходящий. И потому не будем приписывать ему чрезмерную храбрость. Он просто с трудом соображал в эту минуту.

Нуми уже поравнялась с головой, разинувшей пасть с огромными челюстями. Ну и челюсти! Если чудовище собралось пообедать, то их с Нуми ему хватит на один зуб! А Нуми хоть бы что, она и челюсти погладила! Правда, сбоку. Они оглушительно щелкнули, открылись, опять закрылись. Тогда Нуми осторожно высвободилась из объятий хобота и ступила на голову зверя, тоже чудовищную и по виду, и по размерам.

Она вела себя как малый ребенок, который бесстрашно подходит ко льву, потому что считает его игрушкой. Вот, и с другой стороны поднялся такой же хобот, она и его гладит точно так же и даже показывает, чтобы он брал ее за талию, а не за руки. Вот второй хобот поднял ее и понес… к другой такой же голове. Поднес к глазам, а глаза – с колеса грузовика, не меньше! Нуми и на эту голову ступила как на край крыши. Спокойно выпрямилась и прошлась взад-вперед.

– Иди и ты сюда! – услышал Ники ее голос в шлемофоне. – Отсюда лучше видно. Буф-ф! Ничего не понимаю! Где чья голова, где чье тело?

И тут Ники пришла разумная мысль. Раз Мало доставил их сюда, на эту планету, и спокойно стоит себе на поляне, значит, он знает, что здесь им не грозит никакая опасность. Ведь недаром же он – Спасающий и Охраняющий жизнь! Ники успокоился и решил обойти зверей по земле и получше их рассмотреть. Ему казалось, что он обходит гигантские стволы деревьев, среди которых еще недавно пробирался в лесу, – такие у них были толстые ноги и такой сморщенной и загрубевшей, как кора, была у них шкура. Одна, вторая, третья, четвертая… еще одна… и еще одна… Внезапно откуда-то сверху к нему потянулась какая-то штуковина, гибкая, как шланг, сужавшаяся книзу. Что это, хвост или хобот? Рассмотреть он не успел, помешали руки, которые он инстинктивно вытянул перед собой для защиты. Что-то легонько коснулось его, и он поступил так же, как его храбрая спутница с Пирры: обнял этот хвост (или хобот?), погладил его и потянул к себе. Бережно штуковина обхватила его и стала поднимать наверх с быстротой скоростного лифта. Через мгновение Ники уже стоял на ногах. Живой лифт, извиваясь, как змея, уходил в сторону, а Нуми махала ему рукой с расстояния пяти-шести метров:

– Эй, Ники, добро пожаловать к невиданным и неслыханным зверям!

Надо же, она еще и смеется! Ну и девчонка! Ведь каждый, кому удавалось забраться на спину такого чудовища, прекрасно знает, что в такой ситуации человеку не до смеха.

Там, где родился Ники, говорят: у страха глаза велики. Нам неизвестно, есть ли такая поговорка на Пирре, но зато мы знаем, что Нуми увидела куда больше животных, чем их было в самом деле. Сначала ей показалось, что их несколько, потом – что двое, а в конце концов оказалось, что животное всего одно. Наверное, у страха глаза велики во всей Вселенной. И если так, значит, мы открыли еще один закон природы.

У гигантского животного было две головы, причем с каждой свешивался гибкий хобот, множество ног, точное число которых оказалось невозможно установить даже сверху, и два похожих на хобот хвоста, которые тоже умели хватать предметы с ловкостью человеческих рук. По спине его проходила глубокая борозда – совсем как впадина между двумя холмами.

Пока ребята разгуливали по спине гигантского животного и выглядывали то с одного его бока, то с другого, оно тронулось с места. Двигалось оно с удивительной легкостью и быстротой.

– Это потому, что здесь слабая гравитация, – сказала Нуми. – У нас такая туша не смогла бы жить. Ее бы придавила собственная тяжесть.

– Да, но нам-то что делать? – спросил ее Ники: он был уверен, что теперь они попали в безвыходное положение – с такой высоты и вовсе невозможно удрать.

– А это тебе решать – ведь это ты хотел увидеть неведомых зверей.

В голосе Нуми не было насмешки, но как следовало понимать ее слова в том положении, в котором они находились? Мало того, она еще и растянулась на спине животного, будто собиралась отдыхать.

– Буф-ф! У меня все кости переломаны. А ты легко отделался. Оно увидело, что ты похож на меня, и оставило тебя в покое. А меня, должно быть, исследовало. Ты не представляешь себе, как оно меня качало и кидало во все стороны! Хорошо, что скафандр выдержал!

– Конечно, он тебя исследовал! Он же сразу понял, что ты – экспериментальное существо!

Нуми ничуть не обиделась, не то что раньше, когда он обращался к ней с разными словами вроде: «Эй, экспериментик, как жизнь?» Она только сказала:

– Раз ты опять ко мне придираешься, значит, все в порядке.

Ники улегся рядом с девочкой.

– Ты права, – сказал он. – В нашем положении самое главное – спокойствие, крепкие нервы и здоровая пища, как говорят земные доктора. Я бы с удовольствием съел таблетку-другую.

– Я уже съела одну, – отозвалась Нуми. – Чудесное изобретение – эти наши таблетки!

– Чудесное для тебя. А я, сколько их ни глотаю, все равно хочу есть, когда жевать нечего.

Тут Нуми показала, что и она умеет поддразнивать; а когда они с Ники познакомились, она совсем не знала, как это делается. Ведь для того различные цивилизации и стремятся узнать друг друга, чтобы поучиться одна у другой разным полезным вещам.

– Знай я, что мы с тобой встретимся, – сказала Нуми, – я бы заказала специальный шлем, набитый жвачкой.

Ники ничего не ответил, потому что глотал вторую питательную таблетку из соответствующей трубочки в шлеме. Снова у него в желудке создалось ощущение полноты и сытости, но ведь земной житель привык пережевывать пищу, и челюсти у него сводило от голода. Жвачка лежала в кармане, снять же с головы шлем в атмосфере этой планеты он никак не мог. И потому мальчик стал смотреть в небо, которое со всех сторон затянули черные тучи.

– Наверное, пойдет дождь. Надо было захватить с собой в космос зонтики.

У зверя, на котором они ехали, зонтика, наверняка, не было, и он припустился бежать еще быстрее.

– Интересно, куда оно нас везет? – спросила Нуми.

Ники, задетый тем, что она не обратила внимания на его шутку о зонтиках, огрызнулся:

– К себе домой, деткам показать. Пускай и они посмотрят на диво-девчонку с двумя мозгами.

– Ну вот, Ники, ты опять, – огорчилась Нуми.

– А что ты меня спрашиваешь! Откуда я знаю!

– Значит, тебе не кажется странным, что у этого существа две головы, а то, что у меня два мозга, тебя раздражает! И это называется, ты меня любишь!

Ники тук же возмутился:

– Когда это я говорил, что люблю тебя?

– Но ты только что бросился спасать меня!

– Это совсем другое дело. Разве вы у себя на Пирре спасаете только тех, кого любите?

– У нас на Пирре мы все любим и уважаем друг друга. Потому что нет ничего дороже человека.

– Это совсем другое дело. И мы тоже… Ники хотел было сказать, что на Земле то же самое, но спохватился: и без своих телепатических способностей Нуми сразу поймет, что это неправда. Ведь тот тип, сторож на выставке, да и публика тоже, приняли ее не только без любви, но и без уважения. И потому он добавил: – Я хотел сказать, что ведь и вы любите не всех одинаково, разве не так?

– Буф-ф, – вздохнула Нуми. – Не хочется спорить. А ты – большой спорник!

Николай захихикал.

– Нет такого слова!

– А как вы называете человека, который спорит по любому пустяку?

Ники промолчал, и Нуми торжествующе воскликнула:

– Вот видишь – спорник. Это я придумала такое слово!

– Ты сама спорница! – огрызнулся Ники. – Нет такого слова!

– Нет, есть! Раз что-то создано, значит, оно существует. Нуми создает слова, а Ники жует жвачку! – поддразнила его девочка и вскочила с места, словно боялась, что он ее стукнет в отместку за жвачку, которую она терпеть не могла.

Но она вскочила не поэтому. Просто ей пришла в голову одна идея. Девочка подбежала к ближайшей шее зверя, которая была длиной чуть не с километр, и ловко стала карабкаться по морщинистой шкуре. Зверь как будто догадался о ее намерении; он повернул к девочке голову и опустил ее пониже. Добравшись до лба животного, Нуми распростерлась на животе и замерла.

– Эй, ты что там делаешь? – не выдержал Ники.

– Хочу понять, о чем оно думает. – Эта странная девочка ни разу не назвала чудище или зверем или животным. Для нее каждая живая тварь была существом. – Я чувствую какие-то сильные излучения.

– Раз он такой большой, то и мысли у него должны быть большие, – брякнул Ники, но, поймав укоризненный взгляд девочки, добавил: – Я шучу, конечно.

Тут вторая голова потянулась к Нуми и разинула чудовищную пасть, будто хотела проглотить ее или что-то ей сказать. Ники задрожал. Гигантские челюсти два-три раза щелкнули над самым шлемом девочки, а она совсем спокойно сказала:

– Интересно, излучение у них совсем разное. Как будто одна голова думает одно, а другая – другое. Правая очень волнуется.

– Наверное, они тоже спорят, – поддразнил ее Ники. – За свою долгую и нелегкую жизнь я не раз убеждался, что стоит двум головам оказаться вместе, они тут же начинают спорить.

Нуми рассердилась – его болтовня мешала ей сосредоточиться.

– Перестань рассказывать мне про свою долгую жизнь, не то я его попрошу, чтобы оно тебе ее укоротило! Вот ей скажу! – и она легонько стукнула пальцами по оскалившейся голове, которая придвинулась совсем близко к ней.

Голова защелкала зубами еще сердитей. Тогда другой хобот вытянулся, схватил Нуми за ногу и швырнул ее к Ники. Упав плашмя, Нуми тут же озадаченно присела.

– Буф-ф! – сказала она. – Ничего не понимаю. Зачем это оно?

– Не дает спорить.

Задняя голова удалилась с угрожающим рычанием.

– Ой, Ники! Она, кажется, хотела проглотить меня! – испугалась маленькая пирранка.

– Ну да! Если бы хотела, то съела бы.

– А может, это другая голова ей помешала. У нее излучения тоже сильные, но спокойные. Ведь это ее хобот спас меня.

– Это тебе кажется! Если тебе муха сядет на лоб, ты же ее прогонишь? Вот и мы для него все равно, что мухи.

– Но оно проявило интерес ко мне!

– Нам неизвестные мухи тоже интересны.

Нуми опять рассердилась.

– Слушай, спорник, если ты не будешь мешать, я все же попытаюсь что-нибудь понять. Помолчи немножко, прошу тебя, пожалуйста. Не одного же тебя мне слушать!.. Буф-ф, отсюда трудно уловить, излучение от обеих голов сливается, и не поймешь, где чье. Надо подойти поближе.

Но Нуми так и не удалось ничего понять. Не успела она подобраться к гигантской шее, как в почерневшем небе раздался оглушительный грохот, и яркие молнии разорвали его на сто кусков. Оба хобота схватили каждый по пассажиру и нырнули с ними под необъятное брюхо чудовища. Через минуту хлынул ливень, да такой, какого ни один из ребят не вплывал на своей родной планете. Ники казалось, будто они попали в самую середину Ниагарского водопада. Так называет я один знаменитый водопад на планете Земля; и если вам случалось видеть его по телевидению или в кино, то вы легко сможете себе представить, какие потоки обрушивались на спину чудовища, образуя у него с боков сплошную пелену воды.

– Вот видишь, оно заботится о нас, – обрадовалась Нуми, устраиваясь поудобнее на хоботе. – Это по-настоящему разумное существо.

Поступок животного действительно нельзя бы о объяснить иначе, и спорить тут не приходилось. Низвергшийся с неба водопад наверняка смыл бы их со спины зверя, как пушинки. Но мальчик был зол, потому что хобот держал его за бедро, а разве удобно висеть на крюке?

– У него две головы, у тебя – два мозга, конечно, вы друг друга понимаете! Скажи ему, что у нас скафандры и мы не промокнем. Пускай он нас отпустит.

– Чем говорить глупости, – отозвалась Нуми, – ты бы лучше записал свои наблюдения. Разве ты забыл, что мы отправились в космос исследовать неизвестные планеты? А что может быть интереснее этого существа, ведь оно явно разумное и доброе.

Ники и вправду забыл о своем дневнике, но окажись кто угодно в лапах такого зверя, вернее, не в лапах, а в хоботе, – не только про дневник – и собственное имя забудешь.

Ники осторожно похлопал зверя по толстой шкуре. Угадав его желание, тот свернул хобот баранкой, и мальчик, выскользнув из неудобного объятия, уселся, как на стуле. Эх, если бы это была настоящая баранка! – подумал он.

В шлемофоне раздался звонкий смех.

– Ты что?

– Неужели ты и правда хочешь его съесть? – заливалась смехом Нуми.

– Слушай, перестань читать мои мысли! Ты мне мешаешь диктовать! – строго сказал ей Ники и включил записывающий аппарат, но тут же передумал. – Я лучше потом. А то ты опять начнешь надо мной смеяться.

Девочка искренне возмутилась.

– Как это – смеяться? Ведь мы договорились, что самое главное и самое ценное в нашем путешествии – твои записи! Ты принадлежишь к одной цивилизации и видишь события с одной стороны, а я принадлежу к другой цивилизации и все вижу с другой стороны. Если смотреть на событие с разных сторон, его гораздо легче понять.

Тогда Николай снова включил диктофон и начал добросовестно диктовать свои наблюдения. Сколь бы поверхностны или неточны ни были эти наблюдения, они пригодятся земной цивилизации. И ни разу Нуми не перебила его, не внесла ни одной поправки или дополнения.

Ливень прекратился так же внезапно, как и хлынул. Хоботы вынырнули из-под живота зверя, вытянулись вперед и вверх, и ребята стали смотреть, как их хозяин поднимается по склону высокого холма, по которому сбегали потоки воды. На вершине холма трава уже почти высохла и ярко блестела на солнце.

– Интересно, что он собирается с нами делать? – сказал Ники. – Давай, попробуй внушить ему что-нибудь. Я читал, что некоторые животные поддаются гипнозу. Скажи ему, чтобы он нас отпустил.

Зверь прошел еще метров сто и остановился на ровной полянке. Хобот, державший Нуми, опустился до самой травы, выпустил ее, и она легко вскочила на ноги. Однако второй хобот резко вздернулся еще выше, и в ту же минуту к Ники потянулась широко раскрытая зубастая пасть. В ушах его раздался отчаянный крик Нуми. Ники отчаянно задергался, но хобот ухватил его за ногу и понес к пасти. Еще мгновение, и он бы исчез в ней, но тут свободный хобот резко и сильно, как плетью, ударил свирепую голову. Она гневно закачалась из стороны в сторону, защелкала зубами, но оттянулась назад, хобот ее опустился и сердито швырнул мальчика к застывшей на месте Нуми.

– Бежим! – крикнул Ники, как только вскочил на ноги, вскочил очень быстро, хотя упал с порядочной высоты.

Но Нуми схватила его за руку.

– Подожди! Наверное, сейчас будет самое интересное!

– Сейчас он нас съест, тогда станет еще интереснее. Только не нам.

– Разве ты не видел, что вторая голова ему не велела этого делать? И по-моему, она послушалась меня, когда я ее попросила опуститься. А вот почему вторая голова такая злая? Надо бы и с ней подружиться.

И она направилась прямехонько к хоботу злой головы, который все еще гневно раскачивался над землей. Откуда у этой девчонки столько храбрости? И столько веры в добро? Хорошо еще, что первый хобот – уже в который раз! – спас ее; он ее догнал, обхватил пальцами и поставил рядом с Ники. А дальше произошло нечто совсем уже невероятное.

Внезапно огромная туша разделилась надвое, и ее злая половина с удивительной скоростью, прямо-таки галопом понеслась через поляну. Она взяла с собой половину ног, один хобот, одну голову и один хвост. Должно быть, она разозлилась, что ей не дали съесть ребят. Скоро она исчезла за гребнем холма, и оттуда донесся ее свирепый рев. Добрая же половина побрела по лугу и как ни в чем не бывало принялась целыми снопами рвать траву и отправлять себе в рот, огромные челюсти которого пережевывали ее со страшным скрежетом.

Нуми со всех сторон обежала добрую половину; на этот раз хобот не обратил на нее внимания, будто хорошо понимал, что девочка не собирается никуда убегать.

– Этого не может быть! – услышал Ники ее голос в шлемофоне. – Никаких следов! Все цело, ни раны, ни дырки, как будто обе половинки никогда не были одним существом! Ники, ты что-нибудь понимаешь?

Ники тоже ничего не понимал, и потому заговорил голосом мудрого прадеда:

– В своей долгой и нелегкой жизни, Нуми, я успел убедиться, что понять жизнь на других планетах весьма трудно. Хорошо еще, что эта половина – травоядная. Пошли отсюда!

Маленькая пирранка возмутилась.

– Да ты что! Уходить сейчас? Ведь мы должны посмотреть, что будет дальше! Узнать, куда ходила другая половина, вернется ли она, соединятся ли они снова…

Да, у девочки с Пирры явно куда больше стойкости и исследовательского пыла, чем у Ники. Но ничего не попишешь, такой уж у него характер: ему все время надо делать что-то ясное и понятное, а главное – приятное!

И Ники, взяв себя в руки, добросовестно обошел вокруг чудовища, вместе с Нуми заглянул ему под брюхо, пощупал его ноги и хвост. Хвосту это явно не понравилось, потому что он внезапно обвился вокруг ребят как петля и забросил их на спину зверя; они кубарем покатились по шершавой шкуре.

– Говорил я тебе, надо бежать! – сказал Ники, усевшись поудобнее и оглядевшись по сторонам. – Теперь опять придется начинать все сначала!

– Оно меня послушалось! – ликовала Нуми. – Это я ему внушила, чтобы оно снова подняло нас наверх!

– Еще бы, когда надо сделать глупость… – заворчал Ники, но голос его заглушил громоподобный рев.

Спина чудовища затряслась. Ребята вскочили на ноги. Что происходит с доброй половиной? Уж не рассердилась ли она на них?

Нет, оказывается, она встречала вторую половину, которая уже показалась из-за холма и с тяжким топотом мчалась к ним. Сейчас, сверху и издалека, ребята впервые увидели, какой страшный вид у зверя, даже у одной его половины. Он выглядел тем ужаснее, что из пасти его висела туша животного, похожего на земную лошадь.

Присев на корточки, ребята спрятались за головой доброй половины, в ожидании поднявшей хобот к небу, и боязливо выглянули из-за нее.

Хоботы радостно обняли друг друга, будто сто лет не виделись. Потом и головы потянулись друг к другу, и часть убитого животного оказалась в пасти травоядной половины зверя, который с большим удовольствием принялся ее жевать, хрустя костями. Затем обе половины встали рядышком и снова превратились в одно животное, у которого было всего по два: две головы, два хобота, два хвоста. И добрый хобот снова начал рвать траву и угощать ею другую половину.

– Значит, она и мясо ест, – отметила Нуми.

– Само собой, – согласился Ники. – Одна половина добывает мясо, а другая отвечает за салат.

– Буф-ф! – возмутилась маленькая пирранка, хотя ее возмущение трудно было принять всерьез. – Вы, земляне, не умеете говорить серьезно!

– Но я говорю совершенно серьезно! Потому она и охраняла нас от второй половины. Наверное, у этого животного добро и зло живут отдельна, каждое в своей половине. Знаешь, Нуми, это, пожалуй, не так уж глупо придумано. У нас, например, все вперемешку, так что и сам не поймешь, хороший ты или плохой. А что говорит на этот счет твой искусственный мозг?

Через минуту пирранская девочка неуверенно сообщила:

– Ему такие случаи неизвестны. А сама я не знаю, нужно ли знать, где у тебя добро, а где зло.

Но Ники уже загорелся:

– По-моему, так гораздо проще и удобнее. Давай продиктуем это наблюдение, а?

– Диктуй ты, – сказала ему Нуми. – Мой искусственный мозг все запомнил сам.

Ники опять стало завидно. И как тут не позавидуешь – разве плохо, чтобы в голове у тебя был такой надежный помощник? Сам он не хороший и не плохой, зато все помнит и подсказывает, что надо делать. Когда они попадут на Пирру, он обязательно попросит, чтобы ему присадили такой же!

Упрямая девчонка с Пирры знай твердила свое: злая половина зверя не такая уж плохая. Она перелезла на половину спины и поползла поближе к голове, изо всей силы стараясь внушить с помощью обоих своих мозговых аппаратов: «Ты – тоже доброе существо. Ты очень доброе существо. Мы тоже добрые. Мы станем друзьями. Ты очень, очень доброе существо».

Однако или злая голова не воспринимала телепатических внушений, или ей не хотелось становиться доброй. Правда, она не стала глотать Нуми, а только протянула к ней свой хобот; его пальцы вылезли из широкой ладони, схватили девочку за плечо и бесцеремонно швырнули обратно.

– Я тебе говорил! – заметил ей Ники.

– Нет, ты видел? – радовалась Нуми. – Она не оскалилась, а только прогнала меня. Мы и с ней подружимся, нужно только время и терпение.

– Так она же не голодная! Она только что ела, вот и не стала на тебя бросаться, – возразил ей Ники снизу; он сидел во впадине, соединявшей спины обеих половин, и озадаченно ощупывал шкуру животного. – Ничего не заметно, ни следа, ни шрама! Как будто они и не отделялись друг от друга. Как же быть с математикой, Нуми? Ведь один плюс один – это обязательно два! Или у вас не так?

– Я в математике не очень, – призналась девочка, – сейчас спрошу свой мозг. – Она помолчала, потом о удивлением сообщила: – Знаешь, оказывается, один плюс один – не всегда два. То есть, всегда, но только в математике. А в жизни не так. Например, если на каплю воды капнуть еще одну каплю, то их будет не две, а все равно одна, только побольше.

– Ну и хитрющий он у тебя, этот мозг! – засмеялся Ники.

– Пойду попробую опять, – сказала девочка и поднялась с места, – мы должны подружиться.

– А вдруг ты с ним так подружишься, что про меня забудешь?

Нуми даже остановилась – она все еще не привыкла к его шуткам.

– Ты что, серьезно? – Девочка вслушалась в излучения сто мозга и рассердилась. – Нет, сам ты так не думаешь! Как это можно, думать одно, а говорить другое!

– Я же тебе объяснил, – засмеялся Ники, – что у нас, землян, все вперемешку. Не то, что у этого твоего приятеля.

– Буф-ф, Ники! – вздохнула девочка. – Ну что вы за цивилизация, трудно с вами! А сейчас помолчи, потому что ты мне мешаешь сосредоточиться; у тебя такие путаные излучения!

И она на цыпочках отправилась ко второй голове чудовища. Тут оба хобота громко затрубили, будто не пускали Нуми; а может, соглашались, что с землянами очень трудно иметь дело. Потом оба хобота, напрягаясь изо всех сил, потянулись вперед, указывая на гребень холма. Там показалось еще одно такое же чудовище. Намерения у него были явно недружелюбные: оно тоже выставило вперед оба хобота, как дула гигантских орудий, и они взревели, будто гудки океанского парохода. Внезапно зверь раскололся пополам, словно в него угодил артиллерийский снаряд, но не упал замертво, а одной своей половиной бросился с устрашающим рыком вперед; вторая же половина осталась на месте и трубила, подняв хобот к небу.

Ребята не заметили, когда раздвоился их зверь, они только увидели, что вторая, «злая» его половина изо всех сил мчится вперед, туда, где ждал ее противник.

Ники дернул девочку за рукав.

– Слушай, им сейчас не до нас. Давай спустимся по хвосту вниз.

– Посмотрим, что будет дальше! – взмолилась Нуми.

«Буф-ф!» – готов воскликнуть автор вместе с Ники. Наверное, во всей Галактике не отыщешь более любопытного существа, чем девочка с Пирры. Ведь они уже чуть было не погибли на планете звездных жителей, и все из-за ее любопытства.

Не колеблясь и ни на минуту не замедляя своей шаткой рыси, чтобы выкрикнуть угрозу или осмотреть противника, две боевые половины налетели друг на друга. Толчок и треск был такой, будто произошла железнодорожная катастрофа от столкновения двух локомотивов.

Хоботы двух половин сплелись, они со всего размаха били хвостами, словно бичом, норовя вцепиться в противника страшными зубами. Весь холм трясся от рычанья, воя и топота гигантских ног. Хорошо, что шлемофоны были изолированы, иначе ребята не могли бы слышать друг друга.

– Давай болеть за нашего! – предложил Ники, опомнившись от первого испуга.

– Как это – болеть?

– Ну, будем кричать ему, подбадривать! «Давай! Работай правой! Мазила! Хватай его за нос: Бей по кумполу! Пусти ему кровь!» Ну, и так далее.

– Буф-ф, Ники! Разве можно так говорить! – возмутилась Нуми.

– А что такого? У нас на Земле так кричат все болельщики. И на футболе, и на боксе. А что кричат у вас на стадионе?

– На наших стадионах никто не дерется. И науськивать кого-нибудь, чтобы совершилось зло, – страшное преступление.

– Ох уж эти мне пирранцы, с их моралью! Ведь наш должен победить! Если он не свалит новенького, неизвестно, что тот с нами сделает. Смотри, смотри! Это не наш?

У одного из гигантов уже заплетались ноги. На шее и боках зияли глубокие раны, висела клочьями шкура. Кровь лилась, как из пожарного шланга. Было только непонятно, чья это половина, потому что оба чудовища все время топтались но поляне и кидались друг на друга. Раненый зверь уже несколько раз падал на землю, метался и ревел, размахивая в воздухе ногами.

– Мне кажется, это наш, – с дрожью в голосе сказала Нуми.

– Может быть, ему лучше погибнуть. Тогда у нас останется добрая половина. С ней хоть можно договориться.

– Буф-ф, Ники, – снова возмутилась девочка, – желать смерти какому-либо существу запрещается.

Он хотел было ей сказать, что такой запрет существует только на Пирре, но тут ему в голову пришла блестящая мысль:

– Слушай, Нуми, а ведь умно придумано! Раз надо драться, дерутся только злые половины. И правильно, зачем добрым из-за них страдать? Эх, вот бы можно было и на Земле ввести такой порядок! Когда политикам и генералам захочется воевать, пускай они сами дерутся между собой. А народы будут только кричать: «Давай! Мазила!» Как ты считаешь?

– Ничего я не считаю, – задумчиво отозвалась Нуми. – Потому что не пойму, для чего вы, как и ваши предки, до сих пор воюете друг с другом… О-о-о! – внезапно вскрикнула она, как от боли.

Один зверь упал на бок. Он еще отбивался, но уже не в силах был подняться; еще щелкал челюстями, но не мог укусить противника, а тот топтал его изо всех сил, безжалостно рвал зубами брюхо, кидая в стороны клочья мяса. Битва приближалась к концу. Хобот половины, на которой сидели ребята, закрутился штопором и издал странный вой. Вой этот становился все протяжнее – явно, погибала половина их чудовища. Но почему вторая половина, на которой они сидят, не спасается бегством? Или Ники прав, и на этой планете дерутся и погибают те, кто несет в себе зло?

Упавший зверь взревел в последний раз и затих. Победитель издал ликующий вопль и повернулся к своей половине, которая ждала его в метрах ста от поля сражения; та быстро подбежала, они слились воедино, и обе головы начали рвать бездыханную жертву на части.

Умолкла и осиротевшая половина. Ее хобот скрючился и повис безжизненно. Зверь скорчился, зашатался и рухнул, будто прямо в сердце ему попала пуля. А ведь его никто и пальцем не тронул! Ники и Нуми покатились в траву и живо вскочили на ноги.

– Как же так… – заикаясь, сказала Нуми, готовая заплакать. – Это доброе существо…

Всякие такие переживания были сейчас совсем некстати, и Ники гневно прикрикнул на нее:

– Нечего тут! Бежим, пока тот другой нас не заметил, а то если ему тоже приспичит нас исследовать…

Нуми заплакала по-настоящему, он схватил ее за руку и потащил за собой, но девочка то и дело оглядывалась, чтобы посмотреть, не оживет ли добрая половина их чудовища.

Нет, она лежала неподвижно, будто кротко ждала, когда ее тоже съедят. И эта смерть была уже совсем непонятна ребятам, хотя у них и было целых три мозга на двоих.

Компас указал им верное направление, и после двух часов утомительных прыжков через лесные заросли Нуми и Ники вышли на знакомую поляну.

Мало ждал их. Правда, по нему это было незаметно. Он просто лежал

– или стоял? – на месте, равнодушный ко всему окружающему. Его ничуть не тронуло, что когда на этой планете умирает зло, неизвестно почему вместе с ним умирает и добро.

Наверное, взгляд Ники был недобрым, потому что Нуми заметила:

– Не надо сердиться. Жизнь на каждой планете устроена по своим законам, и у него, наверное, нет права вмешиваться.

– Но ведь мы тоже могли погибнуть, правда? Какой же он тогда «Спасающий и Охраняющий жизнь»? Значит, мы ему безразличны?

– Буф-ф, Ники, – с досадой сказала Нуми, – ведь я тебе уже объясняла. Малогалоталотимы вмешиваются только тогда, если на какой-нибудь из планет всей жизни угрожает уничтожение. А чем занимаются отдельные существа – это их не касается, и в дела этих существ нечего вмешиваться, потому что это может помешать их естественному развитию.

– Это он тебе сказал? – недоверчиво спросил Ники.

– Нет, я уверена, что это так.

– Ха, ты думаешь, что так, а на самом деле – неизвестно как! Зачем тогда он вас спас от гибели в космолете?

Нуми смешалась и только и смогла, что повторить слова Ники:

– Верно, мы-то думаем так, а на самом деле все неизвестно как! И это относится ко всем большим загадкам Вселенной, а Мало – одна из самых больших ее загадок!

Они не спешили занять свои места внутри этой загадки. Несмотря на все тайны Мало, они чувствовали себя в полной безопасности рядом с ним. Оба смотрели в небо, перечерченное стеблями травы, и переговаривались друг с другом через шлемофоны.

– Хочешь останемся? – говорила Нуми. – Здесь наверняка есть и другие интересные существа.

– С меня и этих хватит на всю жизнь. Вот полежим немного и полетим искать твою планету с невиданными цветами.

Над ухом у него тихонько вздохнула Нуми:

– Никак не могу успокоиться. Зачем это нужно, чтобы умирало и добро? Почему добро и зло так неразрывно связаны друг с другом?

Битва гигантов снова встала перед глазами Ники, и в животе у него похолодело. Вдалеке от родной Земли, среди чужой травы, под чужим небом он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Хоть бы Нуми не молчала, что ли! И он сказал:

– Не знаю, но, может, бывает и наоборот. Когда погибает добро, погибает и зло. Вот из нас двоих, например, ты добрая, ты ко всему добрая. Если бы ты погибла, то и я бы тоже наверняка погиб.

Пирранка строго возразила:

– Это нелогично. Ты не плохой, ты просто воспитан как земной человек. И вовсе ты бы не погиб. Тебе просто так кажется, потому что ты меня любишь. И мне тоже так кажется.

– Ну-у-у, ты опять за свои глупости! – тут же взбунтовался Ники. Трава рядом с ним заколыхалась, будто в ней двигалось какое-то пресмыкающееся, и Ники приподнялся. Это была Нуми, она устроилась на том самом месте, где только что лежал мальчик, и спросила:

– Ну почему ты такой? Почему ты не хочешь, чтобы я тебя любила? Как же мы будем жить на свете, одни-одинешеньки, если не будем любить друг друга?

Ники не смел взглянуть на нее и ничего не мог ответить. Такие слова он слышал только в кино и по телевизору, когда показывали фильмы про любовь и прочую ерунду, и ему казалось, что сейчас его зачем-то заставляют играть роль в таком фильме.

– Эти двое, наверное, очень любили друг друга, раз они умерли вместе! – вздохнула Нуми. – А на Земле люди могут так любить друг друга?

– Бывают идиоты, – не сразу отозвался Ники нарочито грубым голосом. – Даже кончают жизнь самоубийством из-за любви. Чокнутые!

– Ах, но ведь это так прекрасно! – воскликнула Нуми и тут же добавила: – Но убивать себя – противоестественно.

Ники решил прекратить досадный разговор.

– Здесь совсем другое, – сказал он. – Мы с тобой решили, что одна половина чудовища хорошая, а другая – плохая. А на самом деле это просто две части одного тела, у каждой свои обязанности и каждая делает свое дело. Разве я могу сказать, что моя левая нога добрая, а правая – злая, потому что кому она только ни надавала пинков под зад!

– О-о-о, Ники, – в ужасе воскликнула девочка, – неужели это правда? Ты лягал людей? Почему?

– Да это я так, к примеру, – смутился Ники. – Я про другое говорю. В космосе нет ни добра, ни зла, как нет правой и левой стороны, нет верха и низа. И если мы будем приписывать человеческие качества каждому встречному-поперечному, никакие мы тогда не исследователи и ничего мы в космосе не поймем. Ясно?

– Слушай, Ники, а знаешь, ты становишься с каждым днем все умнее. Когда ты попал в Мало, ты был такой глупенький! Такой симпатичный, напуганный и глупый! Космос явно пошел тебе на пользу. И ты уже больше никого и никогда не будешь лягать ногами, правда?

Опять эта девчонка заставила его краснеть от стыда! Надо заткнуть ей рот!

– Хватит глупости говорить! До каких пор мы тут будем торчать?

Собственно, торчал-то только он, потому что она блаженно потягивалась, лежа в траве.

– А что ты хочешь? – ласково спросила она, как спрашивает мама капризного малыша.

Ники засмеялся.

– Почему ты смеешься?

– Да ничего, я так…

– Ники! – строго сказала девочка. – Не нужно обманывать! Ты же знаешь, что мозг у меня включен. Я только что уловила у тебя какое-то желание. Ты хочешь что-то сделать мне, но тебе мешает скафандр. Сейчас же признавайся!

Отпираться перед электронным мозгом не имело смысла, и Ники сознался:

– Я хотел сорвать травинку и пощекотать тебе в носу.

– Да, что-то такое я и уловила. А зачем щекотать мне в носу?

– Чтобы ты чихнула.

– А для чего я должна чихнуть?

Ох, уж эта высокоразвитая пирранская цивилизация! Они что, не знают щекотки, что ли? Ники был раздосадован: как можно не знать таких простых вещей!

– Когда человек чихает, в мозгу у него проясняется, и он перестает болтать глупости.

Она и тут не обиделась на него, а вскочила и принялась рвать травинки, выбирая те, что потоньше, и приговаривая:

– Вот как хорошо, я обязательно попробую!

Хоть у нее целых два мозга, а верит каждому слову! Ники уже был готов раскаяться в том, что обманул простодушную девочку, но потом подумал, как будет весело щекотать ее по носу в пути – ведь все равно, сидя у Мало в утробе, заняться нечем.

Ники пошел к Малогалоталотиму. Он решил войти первым, чтобы проверить, найдет он сам нужное место или нет.

Бок Мало пропустил его сразу же, чуть заметно сопротивляясь; казалось, будто идешь сквозь воду. Ники выпрямился, зажег фонарик и огляделся. Нуми не было. Не появилась она и через минуту. Ники охватила паника. Может, ее опять украли?

Он тут же выхватил газовый пистолет, отбросил фонарик и выглянул за стену. Нуми стояла внизу, живая и здоровая, с букетиком травы в руке. Ники рассердился на себя за свой испуг и сердито крикнул ей:

– Ты почему не идешь?

– Мало меня не пускает! – всхлипнула Нуми.

– Попробуй еще раз! Вот здесь! – и он показал на стенку рядом с собой.

Нуми подскочила и обеими руками уперлась в бок Мало, нажала и головой. Мало отшвырнул ее, как отшвырнул самого Ники, когда они садились на планету сомо кусапиенсов. Что это на него накатило, ведь они с Нуми так хорошо понимают друг друга? Наверное, и в ней что-то изменилось. Его-то Мало не пропустил тогда из-за перочинного ножа – ведь он не позволяет убивать на чужих планетах…

– Бросай траву! Бросай, слышишь?

Нуми неохотно выпустила травинки на землю. Мало сразу пропустил ее, а Ники вспомнил замечание девочки о том, что космос заставил его поумнеть.

– Понимаешь, – сказал он ей, когда они сняли шлемы и он почувствовал себя еще умнее, – он ничего не разрешает вывозить из одного мира в другой. Особенно, если это что-то живое, например, трава. Чтобы разные природы не смешивались друг с другом.

В ярком свете упавшего фонарика он ясно увидел, как она надула губы.

– Жалко… Как же я теперь буду прояснять свои мозги?

Ники засмеялся:

– Можно и волоском. Возьму и вырву у тебя волосок, тогда и вовсе прояснится в голове.

Мало в это время взлетел, ни о чем их не спросив. Они только почувствовали, как исчезло притяжение, и их швырнуло в разные стороны.

Там, где стоял Мало, осталась огромная яма в почве, из которой он высосал питательные вещества, чтобы зарядиться новыми силами. Такая же, какую он оставил в асфальте перед выставкой научно-технического творчества на Земле. Интересно, станут ли здешние существа так же ломать себе головы над этой загадкой, как ломали их земные ученые? Что скажет об этом одна их половина? И что ответит ей другая? Потому что, раз какое-то существо состоит из двух частей, у каждой наверняка собственное мнение!

Здесь и сам автор не может вам ответить. Мы прибавим эти вопросы к остальным загадкам неизвестной планеты, и пусть они ждут своих будущих исследователей.