"Жестокий эксперимент" - читать интересную книгу автора (Дилов Любен)14Она отсутствовала куда дольше, чем это необходимо для приготовления кофе. Оказалось, переодевалась. Сейчас на ней были белые фланелевые брюки, бело-розовая водолазка и белые спортивные тапочки на босу ногу. Не стесненная ничем грудь под водолазкой сразу привлекала внимание. Казалось, вместе с прежней одеждой она сняла с себя страх, и в данный момент походила на женщину, которую беспокоит только, понравится ли она. – Там целая куча одежды! – весело сообщила она. – Ох, и богатая же дама была у вас в гостях. К сожалению, ее фигура получше моей. – Неужели это не ваша одежда, девушка? – спросил он с улыбкой, закрывая ладонью бортовой дневник, что лежал у него на коленях. (Он нашел его за одним из холстов.) – Нет, моих вообще здесь нет. – Неужто? А когда же вы успели так приятно поправиться? – Уф, после того, как вышла замуж. Я ведь целыми днями сижу зубрю, готовлюсь к госам. Он влюбленно разглядывал ее изящную фигуру через золотистое виски, что было в бокале, и ему очень хотелось, чтобы она вспомнила если уж не больше, чем он, то хотя бы то, что он прочитал в дневнике. – Значит, находите картину хорошей? – Страшновато, но хорошая. – Кошмарная! – сказал он, хотя и признал в ней свое произведение. – Идея оригинальная. Нарисуй ноги человека, и увидишь весь путь, который он прошел. Именно это говорил он недавно, ища оправдания неизвестно когда нарисованной им картине. – Вы просто чудо, – засмеялся он. – Если следовать вашей логике, значит, достаточно нарисовать всего лишь подошвы… Ну да ладно. Садитесь, выпейте немного. Алкоголь пробуждает воспоминания. – Он сунул ей в руки бокал и положил рядом дневник. – А пока я буду пить кофе, прочтите эти вот последние страницы. Это ваш почерк, не так ли? Его воспоминания пробудились еще не совсем, но все же прочитанное соотносилось с некоторыми событиями, хаотически всплывшими в его памяти. Уже при первом прочтении записок у него возникло ощущение, что он действительно пережил все описанное, несмотря на то, что даты, проставленные на страницах, уносили события в будущее, на несколько лет вперед. Но ведь те же самые даты, проставленные его рукой, зафиксированы на листках, находившихся в каюте. В самом низу на одной из страниц было подчеркнуто несколько раз жирной чертой: «Должно возникнуть нарушение причинно-следственной связи». Это явление, что так завораживало физиков, он умел довольно впечатляюще объяснять студентам, но оно существовало только как математическая абстракция в мире микрочастиц. И вот, вроде как проглянуло. В его сознании, подобно вихрю, проносились события вчерашнего дня, все неизвестно откуда взявшиеся приключения, которые, возможно, были плодом его снов. После того как еще раз, более спокойно, пролистал книгу, автором которой значился, он поймал себя на том, что хотел когда-то написать такую книгу. Наткнулся также и на знакомые формулировки. А под конец, как абсурдное воспоминание, в памяти возник Дом отдыха ученых, комната, пишущая машинка и пляшущие по клавиатуре пальцы, силившиеся перенести на бумагу его преклонение перед природой. «Прежде всего ищи эмоционального единения с природой, – напутствовал он в предисловии воображаемого молодого читателя, для которого, собственно, и писал книгу. – Сломи свое мышление, мышление прагматичного человека! Именно то, что покажется тебе парадоксом, может оказаться законом ее логики. Поэтому терпеливо вслушивайся в ее язык, не будь жесток к ней, люби ее, и она отплатит тебе любовью…» Советы, которые сейчас казались ему глупыми из-за назидательного тона, однако назавтра он снова готов был давать их студентам. Изумленный шепот женщины в шезлонге вернул его к реальности. – Похоже, я писала. Но совершенно ничего не помню! – Вот видите, Альфа! Так что напрасно вы обвиняли меня. – Но почему вы меня так называете? Действительно, почему? – Не знаю. Может, я назвал вас началом чего-то, началом всего этого, – повел он рукой, следя за тем, как бы не расплескать содержимое бокала. – Что за дурацкая шутка этот брачный протокол! – Давайте не будем торопиться с определениями. Кто-то тут разыгрывает с нами более жестокие шутки. – Но ведь я замужем! Ничего, ничего не понимаю! – A y меня, знаете ли, такое ощущение, что все это правда и что я когда-то любил вас очень-очень. – Я умоляю вас! – воскликнула она, и необыкновенно крупные слезы буквально хлынули из ее глаз. – Альфа, – снова назвал он ее этим именем, которое так и просилось на язык. – Мне тоже хочется плакать. Давайте держать себя в руках и трезво смотреть на вещи… Рекомендовал ей трезвость, а сам подлил себе виски. Наверняка напьется, да ему этого и хотелось. – Простите, – всхлипнула она. – У меня в голове настоящая каша. – Затем вытерла глаза рукавом водолазки, шмыгнула носом и по-детски упрекнула его: – А вам все весело! – А почему нет? Красивая женщина, уютно, впереди интересная работа… Он договорил фразу, а уже в следующее мгновение что-то внутри подсказало ему, что нечто подобное он говорил кому-то совсем недавно. – Прекратите пить и сделайте наконец что-нибудь! – приказала она, и он понял, что дама умеет не только краснеть, но и гневаться. – Сделайте вы! А я буду смотреть на вас и пить. Он ощущал себя молодым, сильным, нетерпеливым, готовым взяться за любое дело, но алкоголь расставлял все в ином порядке – ясном, однако обманчивом, и тем не менее привлекал его, так же как и бело-розовое видение в шезлонге. – Не надо так, ведь я знаю вас другим! – Конечно, если видели меня и на кафедре, и в других видах, – засмеялся он. – Только не воображайте себе черт знает что! Я замужем. То, что раньше… Виски развязало язык. – Тогда чего ради вы убежали от своего супруга? – задал он вопрос, хотя собирался спросить о другом: что же это за «раньше», очень уж заинтриговало оно его. – Ну придумайте же что-нибудь, прошу вас! – воскликнула она, видимо, спохватившись, что ее кто-то ждет. – Мне надо идти домой! – Вы придумайте! – Да ведь вы же ученый, физик! – Нет, я профессор. Профессор только повторяет то, что другие придумали до него. Он позволял себе подобные шутки, так как верил, что ему еще предстоит совершить великие открытия. Но он был бессилен перед происходящим, поэтому подступившую к горлу горечь пришлось залить очередной порцией виски. – Хотите, я объясню вам, что это такое? Хорошо, объясню. А вы скажете мне, как выбраться из этой ситуации. У Эйнштейна есть понятие «жестокий эксперимент». – Знаю, – шмыгнула она носом. – Браво! Вы начитанная девушка! – От вас слышала. – Ну хорошо, значит, памятливая. Тогда вообразите себе такое: представители иной цивилизации накрыли нас маленьким гравитационным колпаком и вырвали нас из нашего мира, чтобы изучить нас, как делаем это мы в своих лабораториях. Или нет, – развеселился он еще больше, так как Альфу снова обуял гнев. – Может, мы случайно попали в какой-нибудь из шлюзов антимира или параллельного мира, и теперь незаметно для нас самих мчимся туда. А вероятнее всего, мы понравились каким-нибудь гуманоидам из летающей тарелки, упаковали они нас в загадочный шар из света и теперь везут в качестве экспонатов для своего зоопарка. – Я и не знала, что вы увлекаетесь научной фантастикой. – Все, милая Альфа, все непознанное, над чем мы сушим мозги, – фантастика. Опять же у Эйнштейна есть такая мысль: «Самое прекрасное, что мы можем пережить, – это загадка, таинственность…» – Знаю я это высказывание! – оборвала его женщина грубо. – И это вы знаете! Да, жена должна помнить, что говорил ей муж. – Кажется, что-то подобное присутствует в качестве эпиграфа одной из ваших книг, по-моему, «У колыбели истины», – рассердилась она. – Увы, но и эту книгу написал не я. – А кто же пишет вам книги? – Не будьте злюкой. У меня в голове такая же каша, что и у вас… А может, и существует такая книга, теперь мне все кажется возможным. Он уставился в желтое донышко пустого бокала. Виски заплясало пьяными бесенятами в его глазах. Его желание обнять эту женщину усилилось, смешиваясь с желанием убежать от собственного бессилия перед чудовищным хаосом, столь внезапно наступившим в его жизни. – Альфа, я не соврал, когда сказал, что любил вас. Я чувствую это, хотя и не могу объяснить. Она храбро посмотрела на него, но это было не более чем попыткой приостановить надвигающуюся опасность, и сказала: – А я действительно была влюблена в вас. Заразилась носившейся в ту пору бациллой любви к вам. Однако не думайте, что у меня есть желание видеть вас в нижнем белье. Ведь именно так сказали вы мне однажды, когда я пришла к вам в кабинет. – И вам тоже?! Эх, упустить такую девушку! – изумился он. И встал, чтобы сходить попить. – Но это ровным счетом ничего не значит! – неверно истолковала она его намерение. – Не думайте, что если мы здесь одни… – Насколько я себя помню, мы уже были вместе, не так ли? – Вы все норовите унизить… – Для вас это было унижением? Но ведь вы явно приняли меня за кого-то другого. Следовательно, это просто недоразумение и давайте забудем все. Забудем, Альфа, – подвел он черту и снова налил себе виски. – Ольга – ваша жена? – следуя какой-то своей логике, спросила женщина. – Подруга. Но это не имеет значения. Я уже порвал с ней. А вообще-то я разведен и могу сделать вам предложение… Да что я такое болтаю! – вдруг воскликнул он, вскочил с места и бросился к женщине. – Да ведь я женат, и женат на вас! Вон там записано все, в бортовом дневнике. Обороняясь, она выставила вперед руки и сказала: – Не выношу пьяной болтовни! – Э, милочка, жена должна научиться все сносить! – Уйдите! – крикнула она, но он уже поймал ее руки, пытаясь преодолеть сопротивление, крепко прижал к груди. Она отталкивала его, уворачиваясь от поцелуев, и он поймал губами только лишь ворот водолазки. Это обозлило его. Профессор сжал женщину в своих объятиях, и она оцепенела от боли. Он тотчас же нащупал молнию на брюках, и звук рвущейся ткани разорвал тишину. – На нас смотрят! – всхлипнула она. – Смотрите? – торжественно посмотрел он в отсутствующее небо. – Хорошо, смотрите, что делаем мы, люди, смотрите, как мы это делаем! И повалил ее на палубу. Разумеется, у него ничего не получилось, хотя женщина и не оказывала ему больше сопротивления. Только ободрал колени и локти. А она осталась лежать, безучастная ко всему на свете, и он, внезапно протрезвев, почувствовал жгучий стыд. Но подняться не посмел – боялся встретиться с ней взглядом. Она лежала не шевелясь, даже не пытаясь прикрыться, словно бы ждала, когда он доделает то, ради чего набросился на нее. Ее молчание было куда страшнее, чем окружавшая их тишина. Он набрался храбрости, чтобы извиниться перед ней. Коснулся пальцами ее лица – оно было в слезах. – Если можете, простите меня. Я не знаю, как это произошло, я был не в себе. Может, это от страха. Я не знаю. – И я любила вас?! – затряслась она в рыданиях. – Альфа, умоляю вас! Я вас умоляю, я действительно… Но она не реагировала ни на его слова, ни на его ласки, а когда он, утирая ей слезы, коснулся пальцами губ, укусила его со всей силы и закричала: – Оставьте меня! Боль отрезвила его окончательно. Он увидел себя лежащим на полу рядом с женщиной, которую ласкал, придумывал для нее самые нежные, но, увы, бессильные что-либо выразить слова. Такими же бесплодными были старания алевшего на мачте фонаря донести свой сигнал до тех, кто не способен был воспринять его красный призыв. Так что же свело их, если они столь чужды друг другу? Тяжелый свет раздражал, и он прикрыл глаза. И тотчас же мельчайшие подробности событий, знакомых и незнакомых, закружились хороводом в сознании, сколько он ни пытался прогнать их. Любовь? Глупости! Да окажись он с этой женщиной в хижине какого-нибудь рыбака… Все кончилось бы элементарным половым актом. Что до нее, наверняка сбежала бы от мужа и с кем-то другим, раз уж так припекло, а он пригласил бы себе любую другую, если бы она понравилась ему так же, как эта. Он посмотрел украдкой на обнаженную спину женщины, студенисто подрагивавший от рыданий живот – довольно обычная женщина. Впрочем, как и во всем остальном, если не принимать во внимание способность кусаться. Но и это от бессилия, не более. Вскоре плач ее утих, и он отодвинулся дальше. Осторожно потер локоть, осмотрел ладонь. Надо приложить компресс, чтобы рассосался синяк… Самая элементарная жажда удовольствий свела их. Но почему он, умный и осторожный, поддался этому? Неужели до сих пор не научился доставлять себе удовольствие более разумно? Ведь из-за всех этих забот современный человек перестает видеть окружающий мир. Слияние мужчины и женщины с доисторических времен оканчивалось рождением детей, каждый из которых несет в себе светоч жизни. Чтобы добыть им пропитание, мужчина до полного изнеможения носился с копьем в погоне за сернами, а женщина выискивала в земле сладкие коренья, чтобы поддерживать огонь затеплившихся жизней. Они же целый день ходили по магазинам, загрузились деликатесами, а все ради того, чтобы их приключение было красиво обставлено. Патология, и все! Закупив еду, продлили таким образом свою агонию. Природа терпелива, она доведет свой эксперимент до конца, ей захочется увидеть, как они будут корчиться и издыхать от голода и жажды. – Капитан! – как дуновение ветра долетел до него ее испуганный голос, и он снова почувствовал окружавшую их космическую тишину. До сих пор его не называла так ни одна женщина, и тем не менее ему показалось, что он слышит это не впервые и именно из ее уст. – Капитан! Может, мне все это приснилось, но я помню тебя другим. Очень нежным тебя помню. Поэтому от страха… ты извини! Он тоже помнил, каким нежным был с ней, но сейчас ненавидел себя за это, ибо нынешняя Альфа, укусившая его с такой звериной злобой, никак не соотносилась с Альфой прежней – нежной и ласковой. А собственно, что она кается, ведь он поступил с ней, как пьяное быдло. Или ее пробуждавшаяся память, так же как и его, цеплялась только за давнее прошлое? – А я тебя запомню вот этим! – поднял он вверх руку с отпечатком ее зубов. – Это сделала я?! – испуганно спросила она и потянулась к нему. Он отпрянул. Несмотря на то, что в подобной безвыходной ситуации ему не следовало бы отворачиваться от единственного своего союзника, он не мог обуздать обуявшую его злость и безоглядно крушил все, что связывало их до сих пор. – Хватит идиотизма! Ты же умная женщина! Лучше скажи, что привело тебя на яхту, ты должна была уже вспомнить это. Нам здесь не остается сейчас ничего другого, как быть искренними… Пока не кончилась вода… Он заговорил о воде и вспомнил о резервуаре в туалете. Недавно он наполнил его морской водой, так как пресная кончилась. Но когда именно это было? Впрочем, теперь уже не имеет значения. Теперь надо придумать, как продистиллировать ее… Занятый своими мыслями, он пропустил начало ее исповеди. – …Я уверена, что именно тебя я хотела любить… хоть несколько дней… Может, для того, чтобы забыться. Может, чтобы найти себя, то есть понять, есть ли во мне вообще какие-то чувства. Уже само это решение для меня было чем-то необычным, понимаешь? Оно давало мне надежду… – М-м-да-а! – проронил профессор. Он всегда чувствовал себя виноватым, если видел, что кто-то ожидает от него больше, нежели он способен дать, и сказал: – Все это довольно наивно. Народ совсем свихнулся с тех пор, как каждый стал искать себя, вместо того, чтобы делать как следует свое дело. Психоаналитики! Извини, но неужели ты всерьез полагаешь, что на яхте можно сделаться чем-то больше, нежели плей-гёрл? Она резко отодвинулась от него, повернулась на спину и смежила мокрые от слез веки. Когда-то он с упоением целовал эти веки с голубыми прожилочками. Теперь же они не волновали его. И все же напоминали ему своей беспомощностью о том, что он с недавних пор упражняется в доброте. С каких именно пор? Опять эта путаница во времени! – Все это для меня не было развлечением. Я никогда не позволяла себе подобного. Нынешний мой муж у меня второй, не третий и не пятый. А потом, ты ведь тоже не плей-бой, не правда ли. И разве ты забыл, сколько было радости, когда мы собирались сюда, когда делали всякие покупки. – Теперь уже помню и благодарен тебе за это. – Меня-то за что благодарить, если только я испытывала радость? Для тебя же это было обыкновенным приключением, – подвела она черту и снова разозлила его, потому что, несмотря на примиренческий тон, он уловил в сказанном банальную провокацию. – Хорошо, обсудим и этот вопрос! Давай одевайся. Она лежа натянула брюки, долго возилась с оторванным поясом и наконец выпустила водолазку наверх. Затем, придерживая брюки спереди рукой, словно у нее болел живот, босая, направилась в каюту. |
||
|