"ВИА «Орден Единорога»" - читать интересную книгу автора (Лукьянова Наталья)

ГЛАВА 19

— Можно подумать, мы на дне пруда… — Битька задрала голову. Над ними по чрезвычайно яркому розовому небу плыли черные против света плоские листья кувшинок. Сами цветы ныряли и взмывали вверх, плавно кружились и выписывали стремительные арабески вокруг своих живых аэродромов, чуть слышно шлепая по их упругим спинам длинными мокрыми стеблями.

— Скоро дождь. Изумительное, надо сказать, зрелище. Яркие в закатных лучах цветы, танцующие в натянутых бриллиантовых струях…

— Какой удивительный мир…

«…Хочешь, я договорюсь с капитаном летучего корабля. Мы спрыгнем с их борта и побежим — поплывем — полетим по пружинистым летящим листьям. Будем гоняться за смеющимися в дожде цветами. Радуги запутаются у нас в ногах, щекотные и длинные»…

— О чем это наш соло гитарист задумался? О беспримерном утреннем подвиге?

— Хватит же, Шез!

«… Янтарь и малиновый сироп — небо.

Черная шумящая трава — земля.

Пропасть ослепительного света — твои глаза… Тьфу ты, пропасть!»..

—…Что над нами — километры воды,

Что над нами — бьют хвостами киты,

И кислорода не хватит на двоих.

Я лежу в темноте и слушаю наше дыханье…

— Накаркаешь, Шез!

— Китов уже накаркал…

Навстречу путникам по колышущейся, широколистной черной траве (действительно, похожей на водоросли) двигалась повозка, напоминающая нечто среднее между чудо-юдо-рыбой-китом и китайским драконом. Повозка катилась легко, на высоких тонких колесах, нежно звеня миллионами маленьких колокольчиков и шелестя тучей бумажных вымпелов и фонариков. Никаких там вам лошадок или осликов, на худой конец, видно не было, да и шума мотора не слышно. На изящной площадке над глазами золотой рыбы три тонких мальчика в пестрых курточках и коротких брючках цепко держали натянутые до небес нити.

— БГ твою мать! — прокомментировал явление Шез, — Иван Бодхихарма движется с юга на крыльях весны…

А Санди заметно нахохлился, однако взял быстро себя в руки и бодренько объявил:

— А вот и принцесса Карита…

Тем временем в звоне начала угадываться занятная мелодия.

— О, нет… — покраснев, простонал Санди.

— …О, доблестный, о, доблестный! О, доблестный герой! — звенели колокольчики.

Друпикус ехидно закатил глаза.

Мальчики энергично завертели в руках чем-то вроде золоченных спиц с самоцветными набалдашниками, скручивая соединяющие их с небом нити. Повозка приблизилась вплотную. Мальчики резко взмахнули блестящими палочками, те закрутились сияющими веретенцами, и из туч кувшинковых листьев вылетели золоченые стрелки-крючки. Так вот каким образом двигалась удивительная карета.

Впрочем, поскольку золотая рыба тут уже остановилась, то видно стало и ее сердцевину. Так в позолоченном орехе может таиться кусочек тончайшего цветного шифона.

— Гуд бай, Америка, оупс. Все это вместе напоминает мне «Наутилус-помпилиус».

Даже Битька приоткрыла рот, зачарованная гибким оливковым чудом в пышных прозрачных шелках насыщенного ультрамаринового цвета и узорчатых золото-алых.

Мальчики где-то наверху церемонно закрыли руками лицо и склонились в низком поклоне.

А она… Соскользнула с вишнево-золотистых подушек, и вот уже рядом. Смеется, протягивает тонкие, шелестящие браслетами руки.

— Малыш, ты меня волнуешь… — повел плечами по-прежнему смущенный Санди.

— Санди, что это за девочка? И ты уверен, что к ней можно припираться с такими рожами? — бесцеремонно вмешалась, пытаясь помочь другу Битька.

— Это твоя дама сердца? — конкретизировал Рэн.

Прекрасно слышащая рассуждения друзей по ее поводу Карита все так же загадочно улыбалась.

— Она по-русски-то ферштейнит?

— По-русски? — удивилась прекрасная правительница. И трое друзей покраснели. Негр белозубо ухмыльнулся, а Шез цинично оскалился а ля Бегунков из «Чайфа»: «Yes, baby, по-русски».

— А как эта штука движется, когда кувшинкам по небу не сезон плавать?

— На воздушных змеях из рисовой бумаги.

— Красиво, — кивнула Битька, после чего скисла и будто невзначай утянулась подальше от оживленно зашумевшей компании.

— Ты расстраиваешься, Бэт…

Ветер прохладно перебирал волосы Битьки, как сухие стебли травы вокруг. Рэн, ласково положив руку ей на плечо, присел рядом.

— Меня убивает эта красота… — пожаловалась девочка, — Мне бы хотелось иметь хотя бы маленькую хрустальную пуговку из тех сотен, что на ее блузке или один золотистый колокольчик.

«Сказать ей, что она и так прекрасна, и что я подарю ей сотни таких пуговок? Нельзя, так еще сильней обижу».

— У тебя замечательный голос. Твое пение лучше ста миллионов этих колокольчиков. И, вообще, пора забыть, что когда-то кто-то…

Битька подняла на Рэна полные слез глаза и подумала: «…пора забыть одиночество и жестокость, равнодушие и сиротство, зависть и ущербность».

— А пуговки я тебе куплю. У человека должны быть сотни разноцветных пуговок.

И Битька облегченно рассмеялась той серьезности, с которой ее друг произнес это обещание.

— Мне иногда так обидно-обидно. Что даже слезы клокочут в горле и спина болит. Я прячусь тогда в уголок и засыпаю. К сожалению, не всегда есть такая возможность: спрятаться и заснуть… Неужели это должно было случиться, то что я здесь…— и тут, рассказывая о своих злоключениях Битька поняла, что они позади, что она действительно в совершенно Другом Мире. И дело не в реке из ветра, и не в кувшинках над головой, а в ясном и теплом взгляде и нежной и сильной руке, сжимающей ее плечо. Будто открылась дверь, и в нее вошла одна Битька, а вышла другая: спокойная, веселая, уверенная в себе и легкая.

Чудесная повозка катилась по шумящей степи. То справа, то слева ряды лилий вдруг расступались в небе, и на землю обрушивался прохладный, мутноватый водопад, остро пахнущий прудом. Так: не было скал, но были водопады, заставлявшие воздух вокруг себя искриться брызгами. Газовыми шарфами стелились по земле туманы, и попадавшиеся изредка деревья были изящны и причудливы. Плоды на них по виду и вкусу напоминали мандарины, только нежно-зеленого цвета. Большие розовые птицы, скользя мимо, обмахивали повозку крыльями, как опахалами.

Санди был хмур, а Карита беспечна.

— Как персиковый цвет ланиты неба,

Полет фламинго тоже беспечален.

Мой друг с тоской поет о недоступном,

А я мочусь на стену старого сарая… — озабоченно пробормотал Шез, однако, Битька заметила, как ехидно блеснули стеклышки его очков. Помогло: Санди покачал головой, но раздвинул губы в ухмылке, а Рэн расхохотался.

— …Гляжу на стены древнего Пхеньяна,

Гляжу на хризантемы и ромашки.

Братушки, надо ноги делать рьяно,

А то размокли все, как промокашки.

— Помнят с горечью древляне,

Хоть прошло немало лет,

О романтике Демьяне,

Чей лежит в лесу скелет, — завела Битька балладу из «Короля и шута»о неком несчастном, влюбленном в повелительницу мух и съеденном этими неразборчивыми в еде и любви насекомыми, хотя и крылатыми. — В час, когда он видел фею

Начинал ей повторять:

«Жизнь свою не пожалею,

Чтоб любовь твою познать»…

Карита оборачивалась к ним и улыбалась нежно-розовыми губами. Глаза ее с бело-бирюзовыми белками смотрели открыто и ласково.

— И как ты мог отказаться от такой красоты, Санди? — улучив момент, шепнула на ухо рыцарю Битька.

— Ну… — Санди растерянно взлохматил шевелюру, — Пожалуй, я просто не нашел места, куда мог сесть так, чтобы ничего не измять и не разбить, — и он указал подбородком туда, где в качестве иллюстрации возникал в слоистой дымке дворец правительницы …

— Сальвадор Дали твою мать! — в очередной раз восхитился Шез.

Высоко над землей на тоненьких золотых подпорках парил настоящий воздушный замок, напоминающий индонезийский храм из легкой золоченой фольги. Тысячи воздушных змеев, похожие на разноцветных драконов, шелестели над ним. По обе стороны низвергались водопады. А с семи сторон к подножью его вели аллеи, обе стороны каждой из которых составляли ряды огромных белоснежных львов с выпученными глазами и розовыми языками.

«Как живые, ей-богу!»— подумалось Битьке, — «Глаза будто смотрят!». В этот момент рассматриваемый ею лев моргнул.