"Любовная петля" - читать интересную книгу автора (Кларк Луиза)

ГЛАВА 8

Леди Абигейл Стразерн всегда утверждала, что сплетничать со слугами недостойно для членов семьи Лайтонов, и дочери в основном придерживались этого правила. Однако в этот солнечный день Пруденс поддалась соблазну и выслушала пикантную новость, принесенную из деревни ее няней. Известие заставило ее от удивления широко открыть рот, и, едва дослушав, тут же броситься в дом рассказать все Алисе.

Сестру она застала в гостиной, одетую в практичное темно-коричневое платье без каких бы то ни было украшений и дающую уроки горничной, чье платье оказалось не намного хуже, как делать реверанс. Пруденс бесцеремонно прервала их, не в силах сдержать свое волнение.

– Алиса! Ты не представляешь, что случилось!

– Да, дорогая, я действительно не представляю, – заметив ее крайнее возбуждение, сказала с удивлением Алиса. – Но мне кажется, ты очень хочешь мне все рассказать.

– Произошло ужасное, Алиса! – Пруденс шлепнулась на диван, и ее верхняя желтая юбка распахнулась, приоткрыв нижнюю красивого персикового цвета. Выразительно сложив губки, она уставилась на служанку.

Алиса поняла, что Пруденс хочет сообщить ей новость наедине.

– Можешь идти, Матильда. Я пошлю за тобой, как только смогу возобновить урок.

Девушка вышла. Немного помедлив, Алиса заговорила:

– Ну, Пруденс? Мы одни, давай выкладывай свою новость, а то боюсь, что ты лопнешь прямо у меня на глазах!

Пруденс подалась вся вперед, ее глаза блестели в предвкушении ошеломляющего эффекта, а лицо оставалось серьезным.

– Случилось самое страшное, Алиса!

– Это я уже слышала, – обнаруживая спокойствие, сказала Алиса, видя, как Пруденс покусывает губы. – Пру, довольно подбирать подходящие выражения, выкладывай все, как есть! Что тебе известно? Лучше скажи побыстрее!

Пруденс выдавила из себя жалкую улыбку:

– Клянусь, ты права, Алиса! Я именно об этом подумала… но нет… если я должна сообщить это печальное известие, то надо сделать красиво, ничего не пропуская…

Алиса побледнела:

– Что случилось, Пру? Что-то с Томасом? Его поймали солдаты протектората?

– С Томасом? Нет, слава богу! Моя новость не о Томе!

– Тогда о ком?

– Как?! Конечно же, о сэре Филиппе Гамильтоне!

Алиса немного расслабилась, но тело оставалось напряженным.

– Что же о сэре Филиппе?

– В него стреляли!

– Стреляли?! – Алиса оцепенела, потом едва выдавила: – Кто?

– Никто не знает – вот что ужасно! Вчера вечером он возвращался в Эйнсли, и кто-то выстрелил в него в фамильном парке. Он смог удержаться на лошади и доехать благополучно до дома, но стоит ли говорить, что могло случиться, не будь он отличным наездником.

– Кто тебе это сказал?

Пруденс испытующе взглянула на сестру:

– Няня Грин. Она сказала, что сейчас вся округа только и говорит об этом.

Имя няни Грин давало возможность отнести новость к пустым слухам, подобно тем в Западном Истоне, которые сопровождали приезд Томаса в Англию. Но так как няня Грин знала всю деревню вдоль и поперек, то новость можно было считать достоверной.

Лицо Алисы стало неестественно спокойным.

– А мать с отцом знают об этом?

– Понятия не имею, – с удивлением сказала Пруденс.

Ее притворная наивность разозлила Алису, и она решительно встала.

– Тогда пойдем и расскажем им, да? Няня Грин еще здесь? Она должна быть с нами – расскажет подробности.

Пруденс поднялась с дивана навстречу Алисе.

– Няня знает не больше того, что я тебе сказала. Она узнала новость от цирюльника, который шел по вызову сэра Филиппа, – она критически взглянула на сестру. – Ты так спокойна, Алиса. Я была уверена, что эта новость расстроит тебя. А вместо этого ты прозаически спрашиваешь, знают ли мама и папа, и предлагаешь рассказать им. Я разочарована.

Красивые губы Алисы тронула печальная улыбка.

– Дорогая сестрица, этот человек не больше чем сосед. Конечно, меня тронуло его несчастье, но…

Пруденс издала звук, поразительно похожий на ржание:

– Оставь, Алиса! Признайся, тебе нравится сэр Филипп?

– Я плохо знаю этого человека, – сердито сказала Алиса.

Пруденс бросила на нее недоверчивый взгляд.

– Да, он действительно мне нравится, может быть, даже слишком! – Алиса не скрывала своих чувств.

– Ну тогда, разве тебя не заботит, что он ранен?

С волнением Алиса замерла.

– Да, меня это тревожит. Но я ничего не могу сделать, кроме как рассказать отцу, что в округе завелся бандит. Он, надеюсь, постарается найти преступника.

– Но сэр Филипп мог и умереть! – трагически воскликнула Пруденс. Она осталась довольна, увидев, как побелела Алиса.

– Нет!

Пруденс пожала плечами.

– Няня Грин сказала, что рана не опасна, и цирюльник считает, что она быстро заживет, но… – сказала она и для большей выразительности погрозила пальцем, – никогда нельзя знать точно о степени опасности огнестрельной раны.

Большие голубые глаза Алисы омрачились, она резко повернулась, махнув подолом юбки, и решительно произнесла:

– Сестра, я поручаю тебе сообщить отцу об этом гнусном преступлении. Пожалуйста, скажи маме, что я вернусь, как только смогу. Или пришлю слугу сказать о времени моего возвращения.

Глаза Пруденс вспыхнули:

– Алиса, что ты собираешься делать?

– Иду в Эйнсли! – на ходу бросила Алиса. – Ухаживать за сэром Филиппом, пока он не поправится!

Пруденс восхищенно засмеялась:

– Возьми карету, сестрица. Ты доберешься гораздо быстрее, чем пешком!

Алиса насмешливо посмотрела на Пруденс через плечо.

– Не забудь, объясни папе!

Пруденс смотрела на удаляющуюся Алису. Она была довольна произведенным ею эффектом.

Пока карета тряслась по ухабистой дороге к Эйнсли Мейнор, Алиса внимательно смотрела из окна, изучая приближающийся каменный фасад здания, будто искала подтверждения, что его не смыл поток вчерашних событий. Дом дремал в лучах полуденного солнца тихо и умиротворенно. Желая уловить хоть какое-то движение, Алиса неожиданно подумала, а не плод ли фантазии Пруденс вся эта история? Но в следующее мгновение она отогнала от себя эту блуждающую мысль. Вряд ли Пруденс была способна на такую выдумку.

У переднего крыльца карета остановилась. Кучер спрыгнул с козел и направился помочь Алисе выйти из кареты. Дворецкий Эштон распахнул перед нею тяжелую двойную дверь.

– Добрый день, госпожа Лайтон, – Эштон подозрительно взглянул на Алису. Она так спешила сюда, что переодеться не успела, а только накинула на плечи черную пелерину.

– Здравствуйте, Эштон, – с вежливой улыбкой ответила она. – Как поживает ваша жена? Надеюсь, она здорова?

Дворецкий, всю жизнь проведший в Западном Истоне, женившийся на одной из горничных Стразерн-холла четыре года назад, стал приветливее и широко улыбнулся:

– Я рад сообщить, госпожа Алиса, что она ждет ребенка, где-то в середине августа.

– Ну, это прекрасная новость! – сказала Алиса, входя в дом.

Пока она снимала мантилью, заметила, что деревянная обшивка стен глянцево блестела, чего раньше здесь никогда не наблюдалось, и пол тоже был начисто выскоблен. Протягивая Эштону накидку, она удивленно подняла брови.

Он понял ее немой вопрос.

– Сэр Филипп любит чистоту в доме. После приезда он заставил горничных и даже слуг-мужчин все начистить и выскоблить до блеска. Благодаря ему дом стал выглядеть совсем иначе.

Она узнала еще об одном его похвальном качестве, но тут ею овладела тревога, вспыхнувшая в душе сразу же, как узнала о несчастном случае. Она чуть не задохнулась, но взяла себя в руки.

– Эштон, я слышала о несчастье, приключившемся с сэром Филиппом, и приехала навестить его. Проводите меня к нему, пожалуйста.

Дворецкий еще раз подозрительно взглянул на нее, но послушно поклонился:

– Конечно, госпожа Лайтон. Сюда, пожалуйста.

Алиса слегка удивилась, когда Эштон повел ее не вверх по парадной лестнице на второй этаж, где располагались спальни, а в одну из нижних комнат, выходившую окнами во двор.

– Госпожа Алиса Лайтон! – зычным голосом объявил Эштон, открыв дверь. Он шагнул в сторону, позволяя Алисе войти, и она это сделала автоматически.

В комнате стояли несколько стульев с высокими спинками и диванчик у камина. Стол в стиле барокко, украшенный резными листьями и цветками, удобно примостился под одним из окон, выходивших в сад и наполнявших комнату солнечным светом. Алиса увидела Филиппа растянувшимся на диване и читающим книгу. На нем был длинный свободный халат, перехваченный на талии широким поясом. Одна нога лежала на подушке, но других очевидных признаков ранения – не было.

Решимость Алисы, приведшая ее в Эйнсли Мейнор, начала улетучиваться.

Услышав сообщение дворецкого, Филипп поднял глаза. Он стал серьезен, но, встретившись взглядом с Алисой, заулыбался.

Алиса почувствовала, как сердце ее затрепетало. Его улыбка обжигала ее.

– Надеюсь, вы извините меня, что не могу встать и встретить вас… Местные лекари говорят, что мне повезло – меня ранило только слегка. Но не разрешили мне ходить, чтобы рана скорее зажила.

– Значит – это правда, – Алиса нерешительно двинулась к нему.

Лицо Филиппа снова стало серьезным.

– Что в меня вчера вечером стреляли на моей же собственной земле? Да, это правда.

– Но вы ранены несерьезно?

Филипп услышал дрожь в голосе Алисы и поспешил успокоить ее:

– Это не больше, чем ранение мышцы. Через пару дней я снова буду на ногах. Однако пуля задела как раз мышцу, участвующую в ходьбе. Иначе, я не слушался бы совета цирюльника и ходил бы, где мне вздумается.

– Я подумала, что вы на грани смерти!

Филипп счастливо заулыбался:

– Слухи, как всегда, преувеличены. Обещаю вам, госпожа Алиса, что через месяц я уже забуду, что со мной произошло.

Она опустилась на стул, сжав пальцы.

– Я… Я даже не знаю, что сказать… Я чувствую себя, как глупец.

Филипп смотрел на нее нежным взглядом.

– Вам не за что извиняться, госпожа Алиса. Честно говоря, мне бесконечно приятно, что мой несчастный случай привел вас так быстро сюда.

Алиса начинала сознавать, что она одна в комнате с очень привлекательным мужчиной. Отблески света играли в его длинных, до плеч, черных волосах, а яркий шелк халата оттенял смуглую кожу. Чем-то он напоминал короля Чарльза, которого Алиса всегда считала романтичным типом мужчины.

Но в отличие от короля Чарльза Филипп Гамильтон был для нее желанным. А сходство было разительным: тонкие лица, прямые носы, полноватые, твердо очерченные губы – лишь выражение лица было разным. В темных, опушенных густыми ресницами, глазах Филиппа не светился смех, а губы были плотно сжаты, как будто он боялся выдать какую-то тайну. Алиса знала его очаровательную улыбку, которая могла бы растопить сердце не одной женщины, но своих улыбок он не расточал понапрасну, как король Чарльз, улыбавшийся даже при ужасных обстоятельствах. Но редкая улыбка Филиппа была для Алисы так же бесценна, как дорогой камень.

Сейчас они находились с Филиппом в комнате одни, и у нее появлялись мысли, которые не должны были возникать у благовоспитанной девушки. Мысли о том, какой вкус имели бы его губы на ее губах, и как бы она ощутила на своей коже его длинные пальцы. Неожиданно она покраснела, вспомнив, что, бросаясь к больному Филиппу, она даже не позаботилась сменить свое старое платье, в котором обычно работала по дому. А ей хотелось выглядеть как можно лучше для него, особенно сейчас, чувствуя на себе его теплый взгляд.

Чтобы сохранить самообладание, она сказала первое, что пришло ей в голову:

– Вы были очень любезны, вы спасли меня, когда моя лошадь понесла, сэр. Я считаю, что возвращаю вам долг.

– И я вам очень признателен.

Филипп внимательно изучал ее, и она, несмотря на свою робость, заставила себя посмотреть ему в глаза. Она затаила дыхание, а сердце ее учащенно забилось. Алиса повела рукой, будто хотела отмахнуться от нахлынувших на нее чувств и его нежности, и невидимая стена между ними оказалась разрушена.

– Хочу надеяться, что вы останетесь пообедать со мной. Хотя я не тяжело ранен, но мне наскучило быть одному. И я не могу встать и пойти куда бы мне хотелось, – объяснил Филипп с капризной улыбкой. – Ваше присутствие будет иметь для меня огромное значение.

Алиса понимала, что ей надо уйти, но отказаться от его предложения не смогла.

– С удовольствием, сэр Филипп, – сказала она и тут же смутилась, – но я не могу остаться надолго. В самом деле, мне не следовало приходить сюда, не пригласив с собой сестру или маму.

Филипп с сожалением посмотрел на свою перевязанную ногу.

– Обещаю не скомпрометировать вашу честь, прекрасная леди.

Алиса не выдержала и рассмеялась.

– Спасибо, сэр, вы очень любезны.

Филипп нащупал возле себя колокольчик и позвонил. Эштон появился так быстро, что не оставалось сомнения, что он ждал за дверью. Алиса выразительно посмотрела на Филиппа, полная изумления. Его глаза весело искрились, когда он заказывал обед: пиво для себя, стакан хорошего вина для Алисы и тарелку с пирожными.

Как только лакей вышел, Алиса сухо сказала:

– Боюсь, что каждое произнесенное нами слово станет источником для сплетен. Нам надо позаботиться о том, чтобы разговаривать на интересующие всех темы.

– Например?

– Ну, о том, что у всех на устах – вашем ранении. Вы догадываетесь, кто в вас стрелял?

Он помрачнел:

– Понятия не имею. Знаете, ночь была такая темная, ни луны, ни звезд. Кто бы ни был этот негодяй, он ждал меня в засаде у самого моего дома. Все что я успел увидеть – это его тень.

– Кому же понадобилось нападать на вас на вашей собственной земле? Как вы думаете, мог это быть один из солдат?

– Нет. Человек был один и ждал именно меня. Солдаты редко действуют в одиночку, и кавалерист лучше владеет мечом, чем мушкетом.

– Вы говорите как знаток этого дела.

Эштон принес пирожные, и Алиса решила их отведать.

– Да, – сказал Филипп, взяв с подноса пивную кружку и свое любимое пирожное, – армии и люди, воюющие в них, отличаются только цветом мундира, который они защищают.

Алиса отпила глоток вина и задумалась над его словами.

– Это довольно циничное мнение, сэр Филипп, – склонив голову, она внимательно посмотрела на него. – Действительно, это звучит так, как будто вы всю жизнь провели в армии.

– Да.

– О! – Алиса от удивления широко раскрыла глаза. – Но я поняла, что большую часть жизни вы провели при дворе, что это ваш брат, круглоголовый, был профессиональным военным.

Несколько мгновений Филипп озадаченно смотрел на нее, потом его лицо стало насмешливым.

– К несчастью, госпожа Алиса, все люди, участвующие в войне, независимо на чьей стороне, были профессиональными солдатами. Четыре или пять лет в армии сделают из любого придворного солдата, желает он этого или нет.

Пытливый огонек в глазах Алисы погас.

– Да, сэр Филипп, я думаю, вы правы… Из-за этих ужасных солдат Кромвеля я уже стала думать о них, как о единственных солдатах, которых когда-либо знала Англия.

– Это вполне естественно. Но уже почти десять лет как закончилась война.

– И большую часть этих лет вы провели в ссылке, – тихо сказала Алиса. – Как там было?

– Скучно, – ответил Филипп после продолжительной паузы.

Он больше ничего не добавил, и Алиса слабо улыбнулась.

– Такому действенному человеку, как вы, сэр Филипп, наверное, пришлось нелегко в ссылке?

– Вот почему я согласился вернуться в Эйнсли Мейнор. Я решил, что здесь будет больше интересного.

Алиса рассмеялась:

– У нас всего лишь небольшая деревня, сэр. Что вы ожидали встретить в Западном Истоне?

Филипп посмотрел ей прямо в глаза:

– Намного меньше, чем я встретил здесь, госпожа Алиса.

На Алису нахлынул поток его нежности, щеки ее загорелись от удовольствия, и, чтобы как-то скрыть свою радость, она стала пить маленькими глотками вино, потом отодвинула в сторону бокал и тарелку.

– Мне надо идти, – сказала она таким голосом, полным тоски и безысходности, как будто подчинялась самой тяжкой повинности.

Филипп вопросительно и жадно смотрел на нее карими глазами. Алиса смущенно улыбнулась, наслаждаясь красотой его взгляда.

За дверью раздалось негромкое шарканье. Филипп, нахмурившись, взглянул в направлении двери, Алиса оживилась, воспользовавшись удобным моментом:

– Я действительно должна идти, сэр Филипп, – встав, она еще немного помедлила, не желая заканчивать визит, – может быть… может быть, я еще смогла бы навестить вас, пока вы в постели… С мамой, конечно.

– Мне бы хотелось, госпожа Алиса. Мне бы в самом деле очень этого хотелось.

Придя домой, Алиса узнала, что Пруденс рассказала родителям о покушении на сэра Филиппа, но о ее визите к нему промолчала. Алиса, конечно, оценила попытку сестры быть тактичной, но лгать родителям даже по, чьей-то оплошности она не хотела, поэтому за обедом откровенно призналась и в результате выслушала лекцию о том, как должна вести себя порядочная девушка. Пруденс прочли еще более строгую мораль, но она, казалось, расстроилась не столько из-за недовольства родителей, сколько из-за признания Алисы.

На следующий день лорд Стразерн поехал в Эйнсли Мейнор, чтобы выяснить все об этом происшествии. И когда Алиса спросила, нельзя ли ей поехать с ним, он отказал, сказав, что это будет сугубо мужской разговор.

В чем он состоял, Алиса не знала, но отец вернулся из Эйнсли очень серьезным и сосредоточенным. Она могла лишь догадаться, что беспокоит его беззаконие, охватившее округ с момента возвращения Томаса.

Больше повезло Алисе с Абигейл, которую она убедила нанести визит сэру Филиппу, пока он не мог свободно передвигаться. На четвертый день после случившегося события женщины отправились в Эйнсли Мейнор в карете. Алиса тщательно подготовилась к визиту: надела платье цвета индиго с серебристой нижней юбкой – этот цвет удивительно шел к ее глазам и волосам, подчеркивая их красоту, – а поверх накинула черную бархатную мантилью, туалет дополняла широкополая соломенная шляпа, из-под которой падали на плечи белокурые локоны. Абигейл остановилась на более темном платье земляного цвета с желто-коричневой нижней юбкой и темно-коричневой мантильей. Она хотела быть темным фоном для блистательной красоты ее падчерицы.

Когда они приехали в Эйнсли Мейнор, увидели, что Филипп, прихрамывая, ходит по комнате. На нем была тончайшая сорочка, широкие черные кюлоты, серые чулки и черные туфли, подвязанные большими бантами. Он ходил, опираясь на богато украшенную резьбой трость черного дерева, и явно обрадовался приехавшей компании. Тут же он признался, что бездействие переносить труднее, чем само ранение.

Погода стояла прекрасная, и Абигейл предложила посидеть на террасе позади дома. Сэр Филипп позвал одного из слуг, чтобы тот подал ему его дублет, пока другие выносили на улицу стулья. Абигейл распоряжалась, куда поставить стулья, а Филипп и Алиса прогуливались по террасе, наслаждаясь солнечным светом.

– Ваш отец попросил меня вступить в его ассоциацию, – между прочим сказал Филипп.

Алиса приветливо улыбнулась:

– Я рада. Это значит, что папа признал вас. Он считает, что ваше мнение будет наиболее ценным сейчас, когда надо решать: переворот или молчание.

Филипп ответил глаза и с досадой посмотрел на покатую лужайку за террасой.

– Я надеюсь, лорд Стразерн не намерен слишком полагаться на мои взгляды, иначе ему никогда не придется участвовать в новом восстании. Мне не нравится идея новой войны. Это так бесполезно. Людей убивают, или высылают в ссылку, или отбирают земли, которыми владели целые поколения. И ради чего? Ради возможности посадить нового тирана на трон Англии.

В своих воззрениях на политику Алиса страстно верила только в необходимость реставрации Стюартов.

– Тирана, сэр? – сказала она низким взволнованным голосом. – Как вы можете так говорить о нашем законном монархе?

Филипп взглянул на нее, и его суровое лицо смягчилось: темные глаза засветились нежностью, и гнев в них уступил место смущению.

– Правильно, – мягко улыбаясь, сказал он. – Вы встречали Черного Принца, который мог очаровывать женщин.

Алиса решила, что довольно странно для Филиппа называть короля по прозвищу, данному ему круглоголовыми из-за черных волос Чарльза и смуглого цвета кожи. Но она признавала, что Филипп изучил короля лучше, чем она, и, возможно, был достаточно близок к нему и имел право на фамильярность.

На ее щеке появилась соблазнительная ямочка.

– А мужчины так легко не поддаются обаянию?

Филипп криво усмехнулся:

– При желании король может очаровать даже тех, кто выступает против него. Только на какое-то время… Но, чтобы успешно провести восстание, недостаточно даже способности Чарльза завладевать мыслями людей.

Алиса изучающе смотрела на него:

– Это означает, что вы не будете участвовать в восстании?

Филипп печально взглянул в ее вопрошающие глаза:

– Перед тем, как унаследовать Эйнсли, я принял клятву. По совести, я бы не смог.

Он стоял перед ней – высокий и сильный, Алиса чувствовала, что он огорчен данным обещанием, но не видел возможности, чтобы ему не подчиниться.

Ее огорчило внутреннее смятение Филиппа, и она сменила тему:

– Вы бы вернулись на королевский двор, сэр, если бы король завладел троном?

Филипп улыбнулся и свободно ответил:

– Нет, и еще раз нет! Двор – это коварный лабиринт, из которого почти невозможно успешно выбраться. Моего отца считали одним из верных друзей короля, но только смерть спасла его от бесчестия в послевоенные годы. Он, видите ли, имел безрассудную смелость дать Его Величеству совет, которым король не пожелал воспользоваться.

– Вы говорите это с горечью?

– Да, – Филипп улыбнулся ей. Теплота его взгляда вызвала ответную улыбку на лице Алисы. – Я бы не вернулся. Я бы тоже мог вести жизнь при дворе, если бы король оценил мудрый совет моего отца. Но он слушал тех, кто льстил ему и все больше и больше настраивал против него палату общин. Война стала неизбежной.

Алиса вздрогнула. Ее воспоминания о войне были связаны с ощущением страха и опасности. Новости передавались медленно, куда медленнее, чем двигались армии. Жители Стразерна ждали день ото дня – будут ли стрелять на их собственных землях. И в округе недоставало мужчин, потому что они ушли в королевские войска. Никто не знал, вернутся ли когда-нибудь эти люди или война заберет их навсегда.

Слушая Филиппа, она начинала понимать, что для него война наступила как благословение. Она дала ему повод для веры и смысла жизни, чего раньше у него не было. Более того, вначале, когда он молодым лейтенантом пошел служить в армию, в той жизни не было коварных подводных течений, которые так очевидны при дворе. В армии было только подчинение старшинству или альтернатива: убить или быть убитым. Такая жизнь полностью устраивала Филиппа. Вначале!

Он не задумывался: как глубоко расколет страну гражданская война; насколько обозлится каждая из сторон; как далеко зайдут люди, доказывая, что их курс самый верный. Обе стороны зверствовали во время войны, и Филипп участвовал в событиях, которые хотел бы забыть.

Алиса напряженно слушала, переживая с ним и испытывая боль за его утраченную веру.

– И поэтому, когда короля поймали, вы устремились во Францию? – как бы между прочим спросила она.

Филипп улыбнулся и спокойно ответил:

– И вынужден был выучить французский, потому что они абсолютно не собирались учить английский мне в угоду! – Алиса засмеялась, и он мягко добавил: – Теперь, мая леди, боюсь, я должен извиниться и занять место на стуле, который мне принесли.

Алиса тут же спохватилась:

– О-о! У вас болит нога?! Сэр Филипп, вам давно надо было сказать об этом. Пойдемте, позвольте, я помогу вам сесть. Обопритесь на меня, если хотите. Трость, безусловно, помогает передвигаться, но не по этим неровным камням. Вам нужно что-то другое.

Блеск в глазах Филиппа подтверждал, что ему хотелось именно того, что она предлагала, но, покачав головой, он сказал:

– Госпожа Алиса, я сдержу свои естественные желания и отклоню ваше предложение. Вы очень соблазнительны в этой соломенной шляпке, которая вам очень к лицу, а глубокая синева вашего платья подчеркивает цвет ваших глаз. Я буду счастлив идти с вами бок о бок, но боюсь, ваша матушка не так обрадуется, как я.

На щеке Алисы вновь появилась соблазнительная ямочка, а глаза стали излучать тепло.

– Мама могла бы, конечно, запротестовать, но не раньше, чем мы сделали бы это, – она склонила голову, томно глядя из-под широких полей своей шляпы. Ее глаза светились ярко-голубым огнем.

– Я должна признаться, что сделала это предложение не только из альтруистических соображений.

Ее слова взбудоражили сознание обоих, и между ними возникло особое напряжение, в любую минуту готовое взорваться бурей чувств. Наконец, Филипп вздохнул и сказал с печальной улыбкой:

– Простите, я благодарен, но лучше опереться на трость. Я мечтаю о продолжении наших встреч… Воспользоваться сейчас вашим предложением – значит лишить себя этой единственной радости навсегда.

Алиса зарделась, но улыбка таяла на ее устах:

– Я бы тоже не хотела лишиться вашего общества и поддерживаю ваше мудрое решение, сэр Филипп. Я вижу, что мама уже перекусила и вскоре будет готова к отъезду. Мы вернемся и побудем с ней немного. А ваша бедная нога! Пойдемте к стульям и присядем.

Филипп засмеялся и позволил провести себя до стульев.

– Ну, госпожа Алиса, я и не предполагал, что вы такая властная женщина.

– У нее есть собственное мнение, – сказала, услышав это Абигейл. – Знайте, сэр Филипп, она не выносит критики, в отличие от других.

– Мама! О чем вы говорите? – Алиса хлопотала возле Филиппа, пока не убедилась, что он удобно устроился. Только после этого она позволила перевести разговор на более общую тему.