"Итака навсегда" - читать интересную книгу автора (Малерба Луиджи)

Пенелопа

Чайки с громкими криками носятся так низко над дворцом, что мои глаза не поспевают за ними. Эти глупые морские птицы ныряют вниз, едва не задевая крышу, потом взмывают в небо, почти растворяясь в нем, и снова падают; по мере их приближения крики становятся все громче.

Нет ничего необычного в шумном кружении чаек над Итакой, но сегодня их голоса пронзительнее, чем обычно, словно они там, в небе, почуяли, что во дворце происходит что-то ужасное.

Наконец, чайки улетели. Лишь одна из них продолжает почти неподвижно парить в воздухе, издавая зловещие вопли, словно хочет мне что-то сообщить. Чувствуют ли чайки запах крови? То, что я увидела из-за занавеса над лестницей, привело меня в ужас. Какое страшное зрелище! Как жаль бедного гордого Антиноя! А ты, глупая чайка, убирайся подальше, не поднимай шума там, где умирают люди.

Мне всегда был невыносим вид крови скотины, которую забивали для пиров. Я готова всю жизнь не есть мяса, только бы не присутствовать при забое этих несчастных животных. И что же? Сегодня мне пришлось увидеть нечто еще более страшное и жестокое: шею молодого здорового Антиноя пронзила стрела, и изо рта несчастного хлынула кровь. Гордый и могучий мужчина за несколько мгновений превратился в жалкое бездыханное тело. Вот так приходит жестокая смерть.

Впервые в жизни я увидела, как убивают человека. В голове и в душе у меня пустота: никаких мыслей, никаких чувств. Мне хотелось заплакать, но глаза мои оставались сухими, как зола.

На протяжении долгих лет я выдерживала наглый напор женихов, а последние дни к тому же боялась за жизнь Телемаха. Я всеми силами старалась отказать женихам в праве распоряжаться достоянием Одиссея, а убедившись, что они как ни в чем не бывало продолжают свои мерзкие кутежи, стала всей душой презирать их. Но сейчас, когда они блеют, как обезумевшие козы, и падают наземь от смертоносных ударов Одиссея и Телемаха, мне их становится бесконечно жаль.

Привлеченная страшными криками в зале, я снова вернулась на свое место за занавесом.

Какое дикое зрелище! Кровь повсюду — на стенах, на полу и па остатках пищи, сброшенной со столов во время расправы. Весь пол усеяли пронзенные стрелами тела, словно трупы диких животных во время охоты. Я слышала крики Одиссея, носившегося из конца в конец зала и возбужденного видом всей этой крови.

Группа еще остававшихся в живых женихов, подбадриваемых Агелаем, пыталась предпринять последнюю атаку на Одиссея, Телемаха и двоих пастухов, которые ловко защищались и сами переходили в наступление. Да, мне было жаль убитых женихов, но теперь я опасалась за жизнь Одиссея и Телемаха, которые с трудом уклонялись от стрел разъяренных врагов и с остервенением наносили ответные удары нечеловеческой силы.

Я привыкла относиться к войнам как к чему-то героическому, все прославляют великие подвиги воинов, отличившихся своей смелостью, но как оскорбительно для человеческих чувств, как ужасно и противоестественно это кровавое побоище! Что такое героизм, как не торжество насилия? Однажды я видела, как сцепились в кровавой драке два пса. Меня поразила их ярость, но сегодня я поняла, что человек — самое безжалостное и жестокое из всех живых существ.

Я видела, как упали, обливаясь кровью, Демоптолем, Эвриад и Писандр. В пылу боя Телемах был ранен в руку, но Одиссей вместе с раненым сыном и двумя пастухами вновь ринулись в схватку, и от их смертельных ударов пали Эвридамонт, Амфимедонт, Полиб и надменный Ктесипп. К нему, уже умирающему, обратился Эвмей.

— Это, — сказал он, пнув его ногой в лицо, — тебе в отместку за бычье копыто, которым ты запустил в Одиссея, когда он просил у вас милостыню в зале.

Но Ктесипп уже не мог слышать этих слов, так как лежал на полу пронзенный стрелой и уже бездыханный.

Я знаю, что на войне мужчины жестоки, и, говоря о герое, который всем внушает страх и восхищение, мы понимаем, что это человек беспощадный, отнимающий жизнь у других людей и проливающий их кровь. Таковы герой. Чем же Одиссей отличается от прочих?

Я видела, как прорицатель Леод приблизился к нему и с мольбой припал к его коленям:

— Молю тебя, богоподобный Одиссей, пощади мою жизнь. Каждый скажет тебе, что я всегда сдерживал женихов и никогда не обижал даже твоих рабынь. Будет несправедливо, если я умру вместе с теми, кто совершил столько гнусностей.

А Одиссей спесиво отвечал:

— Если ты был прорицателем у женихов, то, наверно, возносил молитвы богам, чтобы я не вернулся домой и кончил свою жизнь в бурном море. Ты тоже хотел, чтобы моя жена оказалась в объятиях кого-нибудь из них, и потому тебе не избежать смерти.

С этими словами Одиссей поднял меч и одним ударом отрубил ему голову. Голова Леода катилась по полу, а губы его еще продолжали шевелиться, моля о пощаде. И этот герой занимал все мои мысли долгих двадцать лет?

Никогда не могла и подумать, что подобная резня произойдет в моем доме, у меня на глазах. Теперь я понимаю крики чаек, вьющихся в небе над дворцом. Даже эти глупые морские птицы возмущены таким кровопролитием. Вероятно, я должна радоваться, что Одиссей вернулся, чтобы отомстить за все зло, причиненное женихами, когда надежда на то, что он жив, была слабее паутинки. Но можно ли чему-то радоваться сегодня, среди этих потоков крови?

Вернувшись из Спарты, Телемах сообщил, что Одиссей направляется наконец на родину, что он уже в море, омывающем Итаку. Глупые женихи вместо того, чтобы повнимательнее вглядеться в горизонт, восприняли это известие как жалкую попытку припугнуть их и повели себя с удвоенной наглостью. И вот грянула неумолимая расплата, теперь их приканчивают одного за другим, как скот, приведенный на убой.

Я видела верного Ментора [6]. Он вскарабкался на настил и пристроился там, наверху, как курица на насесте, чтобы не вмешиваться в происходящее. Он и пальцем не пошевелил в защиту своего любимого Одиссея и столь же любимого Телемаха. Выходит, грубый свинопас Эвмей и волопас Филесий, которые, вооружившись стрелами и щитами, сражаются рядом с Одиссеем и Телемахом, лучше его со всей его мудростью?

Одиссей сохранил жизнь певцу Терпиаду, который бросился к его ногам, положив на пол золоченую цитру и слезно моля о снисхождении.

— Моя единственная вина, — сказал он, — в том, что я пел во время их пиршеств за скромную мзду, позволявшую мне есть один раз в день и покупать шерстяную одежду. Боги покровительствуют пению, и ты, Одиссей, сжалься над певцом, который всегда приносил богам жертвы и держал в памяти твое славное имя.

Тут вмешался Телемах и стал упрашивать отца не трогать Терпиада, так как пение— это не вина, а певец никак не мог ослушаться приказов женихов.

Увидев, что Одиссей сжалился над певцом, из уголка зала вышел и глашатай Медонт. Он приблизился к Телемаху и стал упрашивать того заступиться за него перед отцом. Таким образом эти двое бедняг уцелели.

По приказу Телемаха была открыта одна дверь, чтобы Терпиад и Медонт могли выйти и возблагодарить богов щедрым жертвоприношением. Дым и запах жареного мяса поднимается вверх и достигает Олимпа, щекочет ноздри богов и располагает их к благосклонности.

Я мечтаю, чтобы боги оказали снисхождение Одиссею, несмотря на всю пролитую им кровь, и побудили его подумать о том, какую жестокую обиду нанес он своим странным поведением супруге.