"Тайны господина Синтеза" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 7В морских районах Дальнего Востока, в частности в Китае, тайфуны [306] представляют собой совершенно особенные тропические циклоны [307]. Они зарождаются с молниеносной быстротой и почти безо всяких признаков, предвещающих их появление. Эти ужасные ураганы большей частью трудно предвидеть, так как красный цвет неба и туман на горизонте достаточно часты в китайских и индо-китайских районах, а разнонаправленная зыбь далеко не всегда предвещает ухудшение погоды. Только внезапное падение показаний барометра — надежное свидетельство приближения тайфуна. К сожалению, большей частью барометр показывает понижение атмосферного давления совсем незадолго до первых порывов ветра. Вот почему судно часто бывает захвачено врасплох и капитан, сколь бы он ни был предусмотрителен, не успевает принять соответствующие меры. Надо сказать, что тайфун еще сильнее лютует близ берегов, это делает его особенно опасным для кораблей, стоящих на рейде или идущих в прибрежных водах. А «Годавери» находилась вблизи восточного побережья Малакки. Спеша уйти от возможного преследования «Инда», «Годавери» под всеми парусами шла по синеватым волнам. Видя, что ветер внезапно ослабел, и не зная, с какой стороны налетит шквал, капитан кинулся на капитанский мостик и приказал команде свертывать паруса. — Ввиду близости берега я считаю необходимым сменить курс и двинуться в открытое море, — сказал он помощнику. — Вне всякого сомнения, капитан. Если ветер, как обычно, в начале урагана задует с севера, мы сможем отклониться к северо-востоку, чтобы избежать идущего на запад течения. — Вы правы, — согласился капитан, — и я думаю, с другой стороны… Заглушая разговор, мачты страшно заскрипели — с большой силой задул северный ветер. И напор его вскоре еще увеличился… — Полундра! — кричали матросы, пробегая на корму. В этот же момент фор-брамсель-мачта упала, сломавшись, как спичка. — Держать по ветру! Очистить носовую часть! — скомандовал Кристиан, поскольку обломки мачты, все еще висящие на снастях, мешали судну слушаться штурвала. Как только слаженными усилиями команды приказание было выполнено, раздалось оглушительное гудение и на корабль обрушился настоящий смерч. Судно пошло правым галсом [308], сильно накренившись на левый борт. А капитан-то надеялся, что у него в запасе еще полчаса! Но ураган не дал ему и пятиминутной отсрочки! — Ослабить шкоты! [309] Брасопить правый борт! Держись! Ставь на швартовы! Право руля! К счастью, команда «Годавери» состояла из высококлассных моряков. Все приказания капитана выполнялись быстро и точно, и это спасало корабль. Правда, положение трехмачтового судна не становилось от этого менее ужасным. Подгоняемое ветром, оно со скоростью четырнадцати узлов неслось по направлению к берегу. Мачты и перекладины зловеще трещали и каждую минуту грозили рухнуть. — Десять человек к фок-мачте! Десять человек к грот-мачте! Восемь человек к бизань-мачте! Шестеро на нос! Матросы бросились на свои посты. — Взять на гитовы грот-брамсель! [310] — кричит Кристиан, и голос его перекрывает шум урагана. Послушные командам, матросы кидаются к фалам, шкотам, булиням. — Отдать булини марселей! [311] Отдать фалы! Спустить бизань! [312] Матросы так споро убрали паруса, как если бы ничего страшного вокруг не происходило. Капитан решил оставить не марсели, а нижние паруса ввиду того, что носовой отсек «Годавери» был наполнен большой массой воды, из-за чего судно могло перекувыркнуться. Вскоре, однако, видя, как «Годавери» зарывается носом в бушующие волны, он решил убрать еще и большой парус. Забрезжил рассвет. В мертвенном свете свинцовые валы сливались с чернильно-черными тучами. Море, бурлившее еще больше, если это возможно, с чудовищной силой бросало из стороны в сторону злосчастный корабль. По приказу капитана закрепленные на шлюпбалках [313] лодки подняли на уровень вантов [314]. Найтовы [315] двух шлюпок, помещенных между рострами [316], а также найтовы самих ростров удвоили. Для того, чтобы не мешать матросам производить маневры, на леера [317] по правому и левому борту прибили брезент. Через полтора часа ситуация стала нестерпимой. Каждую минуту можно было ожидать, что под ударами бортовой качки разобьются рангоуты. Капитан решился сделать еще одну попытку выровнять судно. — Ставить фок! [318] Полный вперед! Ставить малый фок! Поднять большой марсель! Поднять бизань! Сбиваемые с ног потоками морской воды, которую перехлестывало через борт, промокшие до костей, матросы, чтобы их не смыло, цеплялись за выбленки [319] вантов. Осевшая под тяжестью затопленного отсека, «Годавери», как смертельно раненная чайка, не могла подняться на гребень. — Что вы обо всем этом думаете? — спросил между двумя порывами шквального ветра капитан Кристиан у первого помощника. — Я думаю, что меньше чем через полчаса мы пойдем ко дну. — А при условии, что мы станем продолжать двигаться вперед… — Через час. — Я того же мнения. И поскольку час лучше получаса, то полный вперед! Поднять большой фок! Волны продолжали захлестывать палубу. Люди, изнуренные беспощадной и, увы, безнадежной борьбой со стихией, судорожно цеплялись за снасти. Трудно было и дальше выдерживать такую ситуацию, тем более безвыходную, что все маневры были уже исчерпаны. Оставалось только срубить мачты. Так хирург ампутирует у больного гангреной пораженные члены, чтобы спасти ему жизнь. — Готовьте топоры! — приказал капитан, и его энергичное лицо побледнело. В этот миг десятка два людей — кочегаров, помощников кочегаров, младших механиков — охватила паника, палуба так сильно накренилась, что, казалось, корабль начал тонуть. Будучи менее привычными, чем матросы, к разгулу стихий, а также не отличаясь ни такой отвагой, ни такой дисциплинированностью, как они, эти люди, словно стадо, ринулись к большой шлюпке и стали пытаться перерезать найтовы, чтобы спустить ее на воду. Их пример мог оказаться заразительным. — Тысяча чертей! — закричал Кристиан и выхватил из-за пояса пистолет. — Я прострелю голову каждому, кто не выполнит приказ. Все за топоры! Паникеры знали, что капитан — тот человек, который не задумываясь приведет свою угрозу в исполнение. Поэтому, шатаясь как пьяные, они двинулись на корму, где в кладовой хранились топоры. Роковая минута наступила. Внезапно «Годавери» так сильно легла на левый борт, что волна лизнула капитанский мостик, а нос зарылся в воду. — Лево руля! Трави шкот фок-мачты по ветру! Шевелись, ребята! Но торчащий из воды руль не действует. Колебаться больше нельзя. — Руби бизань-мачту! Группа людей бросается к подножью бизань-мачты и начинает рубить ее топорами, другие перерезают талрепы вантов, штаги большого марселя и грот-брамселя. Мачта почти срублена. Еще десяток взмахов топора, и бизань-мачта со страшным треском падает на левый борт, а набежавший вал подхватывает ее и увлекает за собою. — Руби грот-мачту! Охваченные яростью разрушения, подогретой грозящей опасностью, люди набросились на мачту, и она вскоре исчезла в волнах. Крик радости вырвался из груди у всех, когда искалеченная «Годавери» наконец выровнялась и продолжила свой путь, подгоняемая ураганом. Тайфун бесновал целый день, подталкивая к земле злополучный корабль. Чудо еще, что его не выбросило на берег, который, увы, был близок. Что же предпринять, чтоб не быть выброшенным на мель, — ведь в данном случае это еще опаснее, чем идти в открытое море? Желая двигаться как можно медленней, капитан приказал лечь в дрейф [320]. Приближалась ночь, однако ветер значительно ослабел. Кроме того, барометр поднялся с 728 миллиметров до 739. Во всех сердцах затеплилась надежда, каждый радовался, что чудом спасся от ужасной гибели. Капитан отдал приказ выдать измученному экипажу двойной паек, но в это время «Годавери» потряс удар такой силы, что и офицеры и матросы попадали, а фок-мачта пошатнулась и страшно заскрипела. Два быстрых толчка сотрясли судно, и оно застыло неподвижно — корабль натолкнулся на едва торчащий над водой риф. Если бы в этот момент, при кормовом ветре, «Годавери» шла с полной скоростью, то риф, безусловно, сразу же пропорол бы днище, и судно камнем пошло бы на дно. Но так как корабль дрейфовал, морской вал втиснул его между двумя скалами, которые сжали парусник с обоих бортов. Теперь уже не ликующие крики, а стон ужаса вырвался из груди членов экипажа. — Мы пропали! Спасайся кто может! — кричала обезумевшая толпа. Вторично капитан, в интересах этих же несчастных, бросившихся к шлюпкам, прибегнул к угрозам. Такой же спокойный, как если бы его корабль скользил по безмятежной глади волн, он в нескольких словах, полных здравого смысла, обрисовал им всю нелепость их поведения. — Разрешите мне, — сказал Кристиан в заключение, — позаботиться о вашей безопасности. Подождите, пока уляжется волнение. Завтра я узнаю, на каком расстоянии от берега мы находимся. Если судно все же пойдет ко дну, я первый прикажу его покинуть. Держитесь, ребята, и верьте своему капитану. Хоть сложившаяся ситуация и не была окончательно безнадежной, от этого положение не становилось менее ужасным. Выдержит ли «Годавери» в течение целой ночи натиск волн, хлещущих со страшной силой с правого борта? Что будет, если корабль внезапно вырвет из расщелины, где он застрял, или под напором неустанно обрушивающихся на него водяных гор лопнет обшивка? Наконец, что станется с людьми, если обрушится фок-мачта, которая и так уже держится на честном слове? Ведь на борту осталось всего две шлюпки, так как все остальные последовали за грот— и за бизань-мачтами. Каким образом удастся спустить на воду эти тяжелые челны, если из-за отсутствия фок-мачты нельзя будет использовать грузоподъемник? Матросы, успокоившись при виде оборудованных и подготовленных к немедленному спуску шлюпок, наконец решили поесть и отдохнуть. В это время капитан, остававшийся на мостике в течение суток, направился к покоям девушки, которую ни на миг не покидали ни стойкость, ни самообладание. Необходимо было подготовить ее к тому, что придется покинуть корабль. — Так, значит, — встретила она его чарующей улыбкой, — мы уже не идем в Сингапур? — Увы, нет… — Вы говорите об этом с таким сокрушенным видом! — Если бы я был один, я бестрепетно примирился бы с создавшейся ситуацией. Но ее развязка может оказаться для вас ужасной! — Разве ситуация безнадежна? — Разумеется, нет. Но меня дрожь пробирает, когда подумаю, что вам, быть может, придется высадиться на негостеприимный берег, населенный свирепыми малайцами… — Что делать, дорогой капитан, я разделю общую судьбу. — Но вы еще совсем дитя и к тому же больны. Вам, привыкшей к утонченной роскоши… — Приноровиться можно ко всему. И, знаете, может быть, это иллюзия, но мне кажется, что я уже совершенно здорова. Если наше путешествие не принесет нам никакого иного ущерба, кроме материального, то я буду считать, что дешево заплатила за исцеление. К тому же дедушка богат. И так как офицер, пораженный подобным хладнокровием, коренившимся, быть может, в полной беспечности и неведении опасности, не мог произнести ни слова, девушка продолжала: — Значит, договорились. Раз уж мы потерпели кораблекрушение, то покинем эту бедную «Годавери»… Я часто читала в приключенческих романах описания подобных несчастий, и они всегда вызывали у меня слезы. Вот уж не предполагала, что сама смогу оказаться в таком же положении! Скажите, капитан, а как пассажиры и команда покидают тонущий корабль? — Все очень просто, мадемуазель. Если вам повезло и есть небольшая отсрочка во времени, то в шлюпки грузят провизию, воду, оружие, палатки, навигационные приборы и так далее. Первыми в лодки спускаются пассажиры, если таковые имеются на борту, женщины и дети, затем матросы, сперва — новички, потом старшие, а за ними офицеры. Первый и второй помощники садятся в первую шлюпку — и вперед! Остальные матросы, боцманы и третий помощник занимают вторую шлюпку. Последним покидает тонущий корабль капитан. — Значит, я, как пассажирка, займу со своими служанками место в первой шлюпке? — Безусловно. — А если я не желаю? — Придется. — Повторяю, не же-ла-ю! — Даже если я вынужден буду применить силу, вы сядете в шлюпку первой! — А я, даже если мне придется броситься в воду, заявляю вам, что спущусь в лодку предпоследней. — Но это же безумие! — Может быть. Но и в безумии есть здравый смысл. Я успела заметить некоторые признаки нарушения субординации [321], а в какой-то момент это может породить панику. В силу своих обязанностей вы должны последним сойти с корабля. Мое же положение обязывает подумать о собственной безопасности лишь после того, как в безопасности окажутся мои служащие. Нимало не сомневаюсь, что одно ваше присутствие обеспечит полный порядок, но я также убеждена, что подаваемый мной пример поможет этим людям не забыть о своем долге. В тот миг, когда охваченный восторгом и нежностью при виде такой твердости духа и пораженный неожиданным проявлением столь сильного характера капитан откланивался, по всему кораблю раздались крики ужаса: — Течь!.. Течь!.. Паника оказалась несколько преждевременной. «Годавери», стонущая от грозных и частых ударов волн, стала медленно оседать на корму. — Не беспокойтесь обо мне, капитан, — серьезно сказала девушка. — Идите туда, куда вас призывает ваш долг, я буду рядом. Море все еще оставалось бурным. Но так как валы накатывали с правого борта, с левого — волнение было относительно спокойным. Из-за этого случайного обстоятельства спуск шлюпок на воду имел некоторые шансы на успех. Капитан, желая как можно больше обезопасить предстоящую операцию, велел подать на палубу несколько тонн ворвани [322]. В тот момент, когда поднятая на талях первая шлюпка зависла над бортовыми коечными сетками, он приказал вылить тонну масла в бушующие волны. Вмиг вся площадь, покрытая тонкой жировой пленкой, как по волшебству, обратилась в морскую гладь. Не сильно раскачивая, лодку опустили на воду так быстро, что ее экипаж не смог сдержать восторженных криков. Еще один бочонок с машинным маслом поставили на носу лодки. Бочоночную втулку загодя вынули, а в отверстие вставили ручной насос. Один из матросов его безостановочно качал, и струйка масла в мгновение ока растекалась вокруг шлюпки, образуя нечто вроде тихого озерца посреди бушующей стихии. «Годавери» оседала все ниже. Вот корабль завибрировал и стал задевать дно кормовой частью киля. Мгновения были драгоценны, минута равнялась часу. Капитан приказал повторить операцию, только что так успешно произведенную. Топорами прорубили бочонки и с левого борта вылили в воду еще одну тонну масла. Эвакуация производилась методично, без спешки и без малейших признаков беспорядка. Люди, полные доверия к командиру, предоставившему убедительные доказательства своего мастерства, от всей души восхищались героической девушкой, отказавшейся от своих привилегий и не пожелавшей покинуть корабль, пока остальные не будут в безопасности. Такое беззаветное самоотречение дало свои плоды, благодаря нему удалось избежать какого бы то ни было беспорядка. Никто не посмел или не смог думать о себе в такой драматический момент, когда достаточно было одного слова, одного жеста для того, чтобы у каждого разгорелись притязания и самое чудовищное себялюбие дало о себе знать. Окинув палубу быстрым взглядом, Кристиан убедился, что они с Анной остались вдвоем на корабле. — Ваша очередь! — кратко бросил он, поддерживая ее могучей рукой и выжидая момент, когда в перерыве между двумя волнами лодка подойдет как можно ближе к планширу. И так как матросы, боясь, чтобы шлюпка не разбилась о корпус судна, стравили трос, он крикнул: — Крепче держи швартовы! То ли по чьему-то злому умыслу, то ли из-за невозможности удержаться, но, казалось, расстояние между шлюпкой и тонущим кораблем стало увеличиваться. — Крепче держи швартовы! — в свою очередь, громовым голосом скомандовал третий помощник, содрогаясь от ужаса при мысли, какой опасности подвергаются капитан и девушка. Страшный треск заглушил его слова. С чрезвычайной силой судно чиркнуло по дну кормовой частью киля. Уже давно треснувшая фок-мачта не смогла выдержать этого удара: она сломалась на высоте менее метра от палубы и, разрывая ванты и штаги, рухнула по правому борту, в щепы раздавив шлюпку. Те из находившихся в шлюпке, кто не был убит на месте, были сброшены в море и, увлекаемые течением, барахтались в воде, отчаянно цепляясь за обломки. Сраженная этой непредвиденной катастрофой, смутно понимая, что единственный путь к спасению отрезан, бедная девушка отшатнулась и бросила на своего спутника растерянный взгляд. — Держитесь! — воскликнул офицер, готовый в одиночку бороться против невозможного. Молодой человек мучительно искал в своем изобретательном мозгу, где хранилось множество способов выхода из тупиковых ситуаций, одно-единственное средство, позволяющее вырвать у подступившей со всех сторон смерти это хрупкое создание, более драгоценное для него, — в этот ужасный миг он наконец решился себе в этом признаться, — чем что бы то ни было в целом мире. Но было уже поздно принимать какие-нибудь меры. Оставались считанные секунды. Внезапно валы перекатили судно с борта на борт, корма резко взлетела и упала… — Вода!.. Вода!.. — закричала девушка. Капитан почувствовал, как палуба ушла у него из-под ног. Он понял, что сжатый внутри корабля воздух вскоре, сметая все преграды, со взрывом вырвется на волю. Девушка, которой до сих пор ни разу не изменяло мужество, почувствовала внезапный приступ отчаяния. Тяжело дыша, прижав к груди судорожно сжатые руки, она горестно воскликнула: — Кристиан! Брат мой, друг мой! Ко мне, Кристиан! Ко мне! — О, я спасу вас! — воскликнул офицер и, не теряя ни секунды, обхватил Анну левой рукой за талию и вместе с ней устремился в пучину. Сильный, как гладиатор [323], неутомимый пловец, капитан Кристиан, поддерживая свою слабо сопротивлявшуюся спутницу, поспешил отплыть как можно дальше от тонущей «Годавери» — было важно избежать взрыва сжатого под палубой воздуха и воронки, образующейся на месте погружения корпуса. Молодой человек имел все основания предполагать, что берег близок. Он отдался береговому течению, удивляясь и огорчаясь тому, что они не встретились ни с кем из упавших в воду матросов. Неужто же пассажиры второй шлюпки погибли все до единого? Не успел Кристиан с девушкой отплыть метров на двести от скалы, на которую напоролось судно, как раздался сильный взрыв. Веер обломков взлетел в воздух, к счастью, не задев пловцов. Отжила свое «Годавери»! Только теперь капитан вспомнил о сокровищах, находившихся на судне, — о шкатулке с бриллиантами, хранившейся в сейфе у него в каюте, о чеках, подписанных господином Синтезом. Он совсем позабыл обо всем этом во время череды ужасных событий, длившихся сорок восемь часов. Бриллианты были бы легким грузом, бесполезным, кстати говоря, если попадешь в дикие места. Да разве дело в бриллиантах и в богатствах?! Сперва следовало добраться до какой угодно земли! А она ускользала. Силы несчастного капитана были на исходе. Девушка не подает признаков жизни… Небо прояснилось, заблестели звезды, ветер все слабел и слабел, но море еще волновалось. Вот уже час продолжалась эта отчаянная борьба, и Кристиан в страхе чувствовал, что тело его начинает цепенеть, ему становилось трудно координировать свои движения, но он ценой невероятных усилий продвигался вперед. Ах, если бы схватиться за какую-нибудь рею, обломок, доску, за что угодно! — Вперед, — говорил он себе, — я выдержу еще десять минут! При виде своей неподвижной спутницы его пронзил мучительный страх. Он испугался, что держит в руках мертвое тело. Текли минуты. Росла усталость. — Не могу больше… Нет, я выдержу… Как ужасно вот так умирать вдвоем! Еще! Держись!.. Бедняга захлебывался, всплывал, набирал полные легкие воздуха, делал еще несколько взмахов, снова его накрывало волной, но девушку он не выпускал, и прибой нес их к берегу. Тоска утопающего охватила его, молодому человеку казалось, что каждый волос на голове превратился у него в раскаленную иглу. Страшное рыдание вырвалось из его груди: — Да буду я проклят, раз не могу ее спасти! Затем, желая последним героическим усилием хоть на секунду продлить жизнь бедной девочки, он поднял ее над волнами и прошептал безумные слова прощания… |
||
|