"Тайны господина Синтеза" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 9Несмотря на молодость, капитан «Анны», а в отсутствие Мэтра и всей флотилии, отличался теми выдающимися качествами, которые приумножали его годность к службе во флоте, выковывающей из моряков людей незаурядных. И то сказать — сами условия существования моряка несопоставимы с условиями жизни других людей. Вечно в борьбе со стихиями, всегда под угрозой происходящих в море перемен, он за малейший промах может поплатиться своей жизнью. Что больше всего поражает в моряках, так это их обдуманная холодная отвага, с которой они смотрят прямо в глаза опасностям, противопоставляя им весь свой опыт, как если бы море не бросалось штурмовать корабль, как если бы молнии каждую секунду не намеревались его пронзить, а волны — поглотить, как если бы такие ненормальные условия жизни сами по себе не были волнующими. Ничто не пугает и, кажется, даже не удивляет их. Борется ли моряк с взбунтовавшейся стихией или с врагами отечества, проходит через циклон или тушит пожар, спасает ли тонущее судно или сам терпит кораблекрушение, он всегда спокоен, дисциплинирован, смел, наделен сверхчеловеческой преданностью. Ко всему прочему, он прост как долг, великодушен как самопожертвование, весел как веселы люди славные, добр как все силачи, предприимчив, смекалист, умеет из всего извлечь пользу, одерживать победы над людьми и стихиями. Стремясь задумать и воплотить невозможное, моряк олицетворяет взятое из его профессионального лексикона словечко «пройдоха», неожиданно его возвысив и облагородив. Таков капитан Кристиан — душа экспедиции. Теперь он должен был принимать меры для безопасности людей и сохранности имущества, что в создавшихся непредвиденных обстоятельствах было трудным делом. Как мы уже видели, молодой человек был не робкого десятка и не отличался излишней впечатлительностью. И только чрезвычайная ситуация могла заставить его сообщить Мэтру по телефону ужасные новости, так взволновавшие старика. Тем, кто знает, какими внезапными и бурными бывают в тропиках грозы, легко понять, насколько была опасна, если не безнадежна, сложившаяся ситуация. Ничто сперва не предвещало метеорологического катаклизма. Разве что вдали показалась маленькая свинцовая туча с размытыми контурами, похожая на столб дыма из трубы паровой машины. Однако тотчас же резко упали показания барометра, о чем незамедлительно доложили капитану, наблюдавшему в это время за действием аппаратов, обеспечивающих погружение Мэтра и его спутника. Кристиан отдал соответствующие распоряжения. Рота вооруженных матросов была послана на атолл — охранять лабораторию и наблюдать за китайцами, которым, быть может не без оснований, офицер не доверял. Затем на всех четырех судах удвоили швартовы, на шлюпках проверили найтовы, плотно задраили иллюминаторы и крышки люков. Цепи громоотводов были смочены, пожарные насосы подготовлены к работе, а все, что может быть снесено волной, надежно привязано канатами. Пока с максимальной быстротой производились эти приготовления, незаметная тучка сперва быстро разрослась и застлала горизонт, изменив цвет с тускло-желтого на черный, и стала надвигаться, гремя как морской прилив. Стоило солнцу погаснуть, красивые бледно-зеленые волны в атоллах и голубые в морских глубинах помутнели, утратили прозрачность драгоценного камня и стали бледными, с аспидным оттенком. На несколько минут все замерло, воцарился удушающий покой. Казалось, ничто не дышит, не живет. Вскоре первые зигзаги молний пронзили глыбы туч. Послышалось несколько глухих раскатов. Затем тяжелый, сильный, обжигающий ветер поднялся, закрутился, заметался с севера на юг, с запада на восток. Под его напором рвались снасти, трещали мачты, вскипали валы. Море вдруг вспенилось, накатило, стало биться о рифы, плескаться в борта кораблей. Серьезно беспокоясь о судьбе Мэтра, капитан решил его предупредить. Мы знаем, какой ответ дал господин Синтез во время первого сеанса связи. Но не прошло и нескольких минут, как гроза забушевала в полную силу; в тусклом зловещем полумраке море содрогалось в конвульсиях тропической бури, беспрерывно гремел оглушительный гром, слепящие молнии сверкали отовсюду. Тучи, море, корабли, рифы — все смешалось в колоссальном вихре. Время от времени на шпиле громоотвода вспыхивало подброшенное до самой фок-мачты гигантское пламя. Стало опасно прикасаться к металлическим предметам, казалось, излучающим электричество. Раздался новый, самый страшный удар. Гик, эта тяжелая деревянная часть, окаймляющая корабль, раскололась в щепы. Человека, стоявшего возле лебедки, убило наповал, а матовое стекло во фрамуге над дверью апартаментов господина Синтеза разлетелось вдребезги. Послышались отчаянные крики, и густой дым повалил оттуда, куда ударила молния. Двери резко распахнулись, пропуская охваченного ужасом индуса-бхили. Одна из негритянок звала на помощь. Другая метнулась на палубу и, заметив капитана, горестно завопила: — Хозяйка погибла! Хозяйка погибла! Капитан подозвал первого помощника, поручил ему на время пост возле телефона и помчался на полуют. Ворвался в хозяйские апартаменты, отделенные коридором от комнат девушки, и на миг замер посреди салона, превращенного Мэтром в кабинет. Угол ковра, кусок обивки медленно тлели. Книжные тома попадали на пол. Осколки пробирок устилали полку, чей мрамор потрескивал, разъедаемый кислотами. Словом, больше шуму, чем материального ущерба. Негритянки вбежали следом за капитаном. Обе двери в коридор были открыты, и он постепенно наполнялся дымом. Из первой каюты раздавались жалобные стоны и причитания женщин. Из вполне понятной скромности капитан не решался туда войти. Однако в подобной ситуации деликатность должна была уступить место долгу, ведь, быть может, именно оттуда грозила смертельная опасность. Офицер кинулся сквозь завесу сгущавшихся серных испарений, однако негритянки опередили его. Здоровые и сильные, как мужчины, они тотчас же вернулись, осторожно неся упавшую в обморок девушку, — она была так бледна, что ее лицо сливалось с белым платьем. Негритянки положили свою госпожу в бамбуковый шезлонг-качалку, вопросительно глядя на снедаемого тревогой капитана. На борту не было врача. В обычное время в медчасти поочередно дежурили лекари с других кораблей. Что касается внучки господина Синтеза, то, само собой разумеется, ее всегда лечил только дед. Но беда заключалась еще и в том, что в данный момент не представлялось возможным привезти на борт кого-либо из офицеров медицинской службы, — в такой шторм шлюпка раньше разобьется о рифы, чем преодолеет короткую дистанцию между «Анной» и «Годавери». А время бежит!.. Капитан осознал, что бедному ребенку не от кого ждать помощи, кроме как от него. Такой же бледный, как и девушка, весь дрожа и теряя голову, этот храбрец, смело смотревший в глаза самым грозным опасностям, едва осмеливался кончиками пальцев взять маленькую, безвольно висящую руку. Найдя артерию, он неуклюже сжал запястье и вдруг издал радостный вопль: — Она жива! О Мэтр, благодетель мой, ваша девочка жива! Вся эта драматическая сцена не длилась и минуты. Но спасательные работы уже шли с той изумительной точностью, с какой действуют моряки в чрезвычайных ситуациях; пожарный рукав уже змеился по палубе, десятки матросов с ведрами воды и мокрыми швабрами устремились к месту пожара. Легко потушить пламя — стоит только незамедлительно залить апартаменты тонной воды. Но не будет ли лекарство пагубней болезни? Не погибнут ли от такого грубого применения единственного противопожарного средства драгоценные, привычные для господина Синтеза, быть может, необходимые ему предметы? Пока горничная смачивала холодной водой лицо девушки, постепенно начинавшей .приходить в себя, бригадир плотников зашел в салон, пересек коридор, проник в одну из кают, осмотрел место происшествия, закрыл все отверстия и, возвратясь, доложил: — Все будет в порядке, капитан. Полдюжины ведер, затем, с вашего разрешения, хорошо поработать шваброй, и огонь не перекинется дальше. — Затем, обернувшись к своим людям, стоящим цепочкой, скомандовал: — Осторожно, ребята, я пойду первым, а вы следуйте за мной. Тут не затоплять надо, а только огонек придавить. Больная открыла глаза. В них удивление — девушка не увидела рядом с собой старика. Она в недоумении: каким образом она очутилась в салоне среди своих заплаканных служанок, почему над ней склонился встревоженный капитан, а вокруг снуют какие-то люди? Потом внезапно вспомнила зловещую полутьму во время налетевшего урагана, ослепительный блеск молнии, одновременный удар грома, потрясший все ее существо, страшную смутную мысль о том, что пришел конец,.. Срывающимся голосом Анна Ван Прет пролепетала: — Отец… Отец, где вы? — Он занят… Он проводит эксперимент… — уклончиво ответил капитан, не решаясь сказать правду о том, что господин Синтез пребывает на глубине более пяти тысяч метров, под неистово бушующими волнами. — Но успокойтесь, ни малейшая, опасность ему не грозит. — Капитан… Капитан, вы отвечаете мне за свои слова?.. Так как офицер медлил — не потому, что не хотел ее успокоить, а потому, что взгляд его был устремлен на группу людей, стоявших у аппарата для подводного спуска, — она настойчиво, со странной тоской продолжала: — Отвечайте, капитан!.. Кристиан, друг мой, брат мой! Как к другу моего детства взываю к тебе! Скажи правду! — Правда заключается в том, что я отвечаю за все! Клянусь головой! И, не прибавив больше ни слова, капитан ушел на свой пост. — Ничего нового? — кратко бросил он первому помощнику, на лице которого усматривалось некоторое беспокойство. — Некоторое время назад прервалась связь. Думаю, телефон поврежден бурей, — ответил офицер, передавая командиру трубку. Сохраняя внешнюю невозмутимость, Кристиан почувствовал, как его пронзила внутренняя дрожь. — Знает ли Мэтр о происшедших на борту событиях? — Он спрашивал. Я ответил. — Правильно сделали. Значит, ему все известно? — Да, все. — А вы успели сообщить, что положение улучшилось? — Нет. Именно в этот момент аппарат перестал работать. — Кстати сказать, Мэтр на такой глубине в безопасности, поскольку волнение моря достаточно поверхностно. Но, к сожалению, могу себе представить, как он беспокоится. Думаю, надо любой ценой попытаться поднять «Крот». — Как прикажете, командир. — Я нуждаюсь сейчас не только в повиновении, но и в совете. В сложившихся обстоятельствах я должен принять к сведению чужую точку зрения не столько по причине ответственности, весь груз которой лежит на мне, сколько ввиду опасности, представляемой самим маневром. — Мое мнение, командир, — раз вы делаете мне честь им интересоваться, — состоит в том, что в данный момент совершить подъем, невозможно. — Ах, если бы как-нибудь восстановить связь! Заменив на палубе Алексиса Фармака, который с самого начала бури блуждал по кораблю как потерянная душа, капитан поставил его в известность о том, что произошло, и расспросил о природе аварии и способах ее устранения. Химик, хорошо знакомый не только с устройством всех узлов телефона, но и с необходимыми для его работы условиями, а также с законами, согласно которым тот действует, тщательно осмотрел аппарат и не нашел ни малейших повреждений. — Должно быть, гроза повлияла, как это часто случается с телеграфными аппаратами, — уклончиво ответил ученый. — Но ведь грозы проходят… Все думы были передуманы, все вопросы были заданы, а ответы получены посреди страшного непрекращающегося грохота, которого, казалось, никто не замечал. Все члены экипажа, вплоть до самой мелкой сошки, были поглощены важностью задач, стоявших перед ними. Но что бы ни происходило, необходимо было выбрать ту или иную тактику. На данный момент, казалось бы, превалировала тактика выжидательная. К тому же проволочка не могла очень уж затянуться, ибо как ни устрашающи казались содрогания природы вблизи экватора, они в то же время обычно весьма скоротечны. И вот на черном как смола горизонте наметилась полоска посветлей, барометр стал понемногу подниматься. Молнии сверкали чуть реже, а гром уже не успевал за вспышкой, и в прежнем сплошном грохоте наметились некоторые паузы. Один лишь ветер прибавил скорости. Но в своем хаотическом движении он уносил с собою тучи, казалось мчавшиеся наперегонки, соревнуясь, кто быстрее, как бешеные волны прилива во время весеннего равноденствия. Затем, в широких разрывах туч, показалась небесная синева. Выглянуло желтоватое, затуманенное солнце. После этого могучий порыв смел последние черные космы. Ураган помчал вдаль свой разрушительный гнев. Если б не все еще неспокойное море, свидетели разразившейся бури могли б вообразить, что просто видели кошмарный сон. — Максимум через час волнение уляжется, — заявил капитан, все еще судорожно сжимавший телефонную трубку. — Совершенно верно, через часок, — подтвердил старший помощник. — К счастью, все эти рифы образуют неодолимый барьер приливу из открытого моря и таким образом гасят волнение внутри бассейна. Алексис Фармак, по-прежнему неотрывно ломая голову над неразрешимой загадкой, изумился, видя, что даже после исчезновения грозовых туч связь не возобновилась. — Решительно, эта авария, — вклинился он в разговор двух моряков, — имеет иную причину, чем повреждение электропроводки. Возможно, причина кроется где-нибудь за пределами аппарата. Не кажется ли вам, что скручивание такого кабеля могло привести к повреждению гуттаперчевой изоляции? Так как вы стравили метров двадцать пять — тридцать, быть может, где-нибудь образовалась опасная петля, ставшая причиной повреждения изоляции? Я выдвигаю перед вами такую гипотезу за неимением никакого другого более разумного объяснения. — Возможно, вы правы, — ответил капитан, радостно хватаясь за эту надежду. — Ничего не стоит накрутить часть кабеля на катушку, дабы восстановив строго вертикальное положение, сделать его менее гибким, не подвергая в то же время ударам волн. Сказано — сделано. Механикам дана команда осторожно начать операцию. Два блока вращаются слаженно, кабель наматывается на чугунную катушку ровно, без рывков. Но странная вещь, громадный вес подводного аппарата не делает кабель более упругим, не натягивает его — трос остается таким податливым, что машинам не надо прилагать ни малейших сил. И вдруг его обрывок появляется над поверхностью вод и, задев за релинги, скручивается на палубе. Стальной кабель, казавшийся таким неразрывным, разорван, как обыкновенный фал! [229] Крик ужаса и отчаяния вырывается из уст всех присутствующих. Бедному капитану чудится, что волосы на его голове превратились в стальные иглы и вонзились в мозг. Внезапность катастрофы и ее последствия предстают перед Кристианом во всем своем ужасе. Из оцепенения, с которым он напрасно пытался бороться, его вывели лишь слова химика. Алексис Фармак на лету поймал конец кабеля и закричал: — Проклятье! Я с радостью отдал бы весь остаток жизни за то, чтобы схватить бандита, который сделал эту подлость! Смотрите, капитан, и все вы, господа! Кабель вовсе не разорвался, как мы с вами могли предполагать! Здесь нашелся злодей, способный его перерезать! Химик говорил правду, не могло возникнуть ни малейших сомнений в том, что стальные канатные пряди были аккуратно перебиты. Словно разрубленные топором, кончики каждой нити сверкали, как сверкает свежеобработанный металл: они не были ни раздерганы, ни перетерты, что так характерно для разорванных канатов. Срез имел скошенный край, а его четкость свидетельствовала, что тут применили инструмент необычайно крепкой закалки, и применили с непостижимыми силой и мастерством. Кто же был автором такого неслыханного злодеяния? Каким мотивом должен был руководствоваться этот выродок, чтобы так трусливо обречь на мучительную смерть сразу двух человек, один из которых к тому же человек выдающийся и творящий добрые дела? Капитан и первый помощник, казалось бы, знали всех членов экипажа. Часть из них была людьми с Востока, фанатично преданными Мэтру, остальные — европейцами, нанятыми на чрезвычайно выгодных условиях, с обещанием в конце экспедиции большой премии. Таким образом, они должны были быть заинтересованы в продлении дней господина Синтеза и активно участвовать в осуществлении его замысла в меру своих служебных обязанностей. Было также очевидно, что какой-нибудь одержимый или сумасшедший не мог бы выполнить этот замысел с такой ловкостью, не мог бы избрать более удобный момент для осуществления своего адского плана. Однако невозможно, во всяком случае сейчас, начинать следствие. Необходимо без промедления искать средство, как выйти из беды. Всем, кто столпился у аппаратов, гибель господина Синтеза и его спутника представлялась неотвратимой. Срок, отделявший их от рокового конца, был более-менее кратким. Когда иссякнет весь имеющийся в «Кроте» воздух, после мучительной агонии, агонии умирающих от удушья, наступит смерть. Жуткая кончина людей замурованных, погребенных заживо! Наверное, лишь один не проронивший и слова капитан сохранял в душе искру надежды. Во всяком случае, не признавая поражения, он хотел бороться до последнего. Простейший, но единственно приемлемый план возник внезапно в его живом и изобретательном мозгу. Кристиан знал, что «Крот» обладает запасом воздуха, способным обеспечивать господина Синтеза и его напарника кислородом в течение приблизительно десяти часов. Ну и пусть! Время это будет использовано не зря. Капитан знал, что во многих случаях оборванные подводные телеграфные кабели удавалось выловить со дна океана и поднять на поверхность. Правда, предназначенные для этой работы корабли были специальным образом оснащены — иначе все попытки подобного рода оказались бы бесплодными. Но разве их корабль, который готовили к трудному и опасному эксперименту по изучению морского дна, на оснащен еще лучше? Лежит же ведь в трюме еще одна бухта троса длиною в десять тысяч метров, хотя господин Синтез запасся ею на всякий случай, — такой катастрофы, как произошедшая, никто не мог и предполагать. С помощью именно этого запасного троса капитан намеревался производить спасательные работы. Несмотря на то, что операция представлялась необычайно трудной, он надеялся провести ее успешно. Но каким образом? А вот каким. Перво-наперво он приказал вынести канат из трюма через главный люк и намотать на чугунную катушку — маневр в общем-то несложный и не требующий больших затрат времени. Далее были разожжены два походных кузнечных горна и самые опытные кузнецы принялись за работу. Дело состояло в том, чтобы как можно быстрее изготовить железный трал, снабженный зафиксированными и очень прочными крючьями. Материалов было вдоволь, а спорых кузнецов подгонять было не нужно. Вскоре металл раскалился и зазвучали частые удары молотов, свидетельствующие о сноровке и рвении мастеров. Благодаря умению, ловкости и силе, а также вследствие точности полученных команд кузнецам хватило всего трех часов, чтобы изготовить пусть и грубый, но вполне надежный инструмент. Он напоминал раму длиною пять, шириною три метра, на которой, наподобие зубьев бороны, размещался ряд длинных штырей, но не прямых, а наклонных под острым углом. К одной из длинных сторон этого импровизированного трала был прикреплен новый трос таким образом, чтобы, волочась по дну, рама не смогла перевернуться. Капитан не без основания надеялся, что оборванный трос растянулся по немалому участку дна и, передвигая трал туда-сюда, можно подцепить его крючьями и поднять на поверхность, стараясь, чтобы он из них не выскользнул. С момента рокового погружения господина Синтеза и его ассистента прошло всего четыре часа. Не дожидаясь окончания кузнечных работ, капитан скомандовал разжечь топки и ослабить швартовы, привязывающие корабль к атоллу. Невзирая на все еще сильное волнение, офицер готов был дать приказ к отплытию. Погружение трала производилось таким же образом, как погружение «Морского крота», с той только разницей, что теперь к огромным железным граблям прикрепили еще и зонд, чтобы не слишком травить трос, — важно знать глубину. Операция проходила по плану, аппарат через двадцать пять минут достиг дна. По сигналу капитана корабль пришел в движение. — Малый вперед! Команда по телеграфу поступила в машинное отделение. Огромное металлическое существо сотрясалось с носа до кормы, корабельный винт начал медленное вращение, железный корпус заскользил по бурным волнам. Просто понять суть маневра. Но как же сложно его выполнить! Задача заключается в том, чтобы протащить трал по дну в нужном месте и затралить упавший кабель. В принципе, когда располагаешь аппаратурой, это кажется делом легким, ведь мощность корабельного двигателя практически не имеет границ. Однако силу следует использовать разумно. Не стоит также забывать, что и трос обладает пусть значительной, но все ж небеспредельной прочностью. В принципе, не имеет смысла принимать во внимание вес трала — он незначителен, всего каких-нибудь шестьсот — семьсот килограммов. Однако когда эти грабли станут прочесывать дно, они могут встретить препятствия, способные так увеличить силу натяжения, что обрыв троса станет неизбежен. Эту случайность надо любой ценой предотвратить, иначе катастрофа станет непоправимой. Вот откуда такая точность при отшвартовывании судна! Вот откуда такая замедленность всех его перемещений! Корабль медленно отвалил от причала, описал грациозный полукруг, развернулся вокруг собственной оси, остановился, снова по сигналу начал движение для того, чтобы вновь замереть и вновь тронуться с места. Внезапное натяжение свидетельствует, что крючья, быть может, застряли между скал или завязли в почве этой загадочной бездны… И тотчас же, почти не «добавляя пару», судно возвращается к месту, где зацепился трал. В ход идут лебедки, они делают несколько оборотов, приподнимая трал, высвобождают его и снова осторожно опускают. Сколько волнений доставляет эта драматическая рыбалка! Сколько надежд и сколько разочарований порождает она! После умелых и трудных перемещений капитану кажется, что, как говорят рыбаки, «клюнуло», и он отдает команду поднимать трал. Катушка с аварийным кабелем начинает вращаться. Механики, добавляя лишь самое необходимое для подъема количество пара, могут почувствовать, увеличился ли первоначальный вес — давление пара служит своеобразным манометром [230]. Но, увы! Так ожидаемого прибавления веса не произошло. Ничего нет. Все надо начинать сначала. Без спешки, без паники, без нетерпения повторяется тот же маневр. Дважды кажется, что операция почти удалась. Первый раз после часа бесплодных усилий наблюдалось несомненное натяжение троса. Катушка вращалась, вес возрастал. Механикам пришлось добавить пара. Вытянуто уже тысяча метров, а натяжение все растет. Офицеры, матросы, машинисты, обслуга — все дрожат от нетерпения. Внезапно натяжение падает. Блоки начинают вращаться со зловещей скоростью. Надо их немедленно остановить. По внезапному уменьшению веса слишком легко убедиться в том, что предмет сорвался. Во второй раз удалось вынуть три тысячи метров троса. Но попытка закончилась таким же образом в момент, когда всем казалось, что отчаянные усилия увенчаются-таки результатом. Но несмотря на многократные неудачи капитан не падал духом, даже наоборот чувствовал, что надежда его крепнет. — Ничего, — сказал он химику, с неподдельным отчаяньем следившему за ходом спасательных работ, — значит, мы преуспеем с третьей попытки! С начала поисков прошло уже три часа. Было шесть часов вечера, а значит, через полчаса наступит внезапная южная ночь. Следует ли прекратить эти трудные поиски, тем более опасные из-за близости коралловых рифов? Ни в коем случае! Операция будет продолжаться при свете электрических прожекторов. Если этот корабль, напоровшись на риф, пойдет ко дну, другие продолжат спасательные работы. Они ведь стоят на рейде поблизости, что, кстати, гарантирует безопасность экипажа в случае возможного кораблекрушения. «Анна» вновь принялась за дело. Внося в свое предприятие ту волю, которая порождает чудеса, капитан Кристиан принял все возможные предосторожности. Предполагая и, видимо, не без оснований, что предыдущие попытки провалились из-за того, что аварийный трос начали вынимать преждевременно, офицер, насколько возможно, перемещает судно туда-сюда, вращает его, увеличивает соприкосновение трала со дном, старается намотать оборванный кабель, завязать его в крепкий узел. И наконец, преисполненный надежды, командует подъем. Каждый внутренне уверен в успехе. Однако душераздирающее волнение охватывает всех присутствующих, когда блоки начинают вращаться. Капитан покидает свой пост и подходит к машинам. Все идет хорошо. Вес возрастает. Трос зацеплен. Если бы не предыдущие срывы, каждый бы уже закричал громкое «ура!». Операция продолжается при сосредоточенном молчании присутствующих, которое в сто раз красноречивее любых изъявлений беспокойства или надежды. Проходит полчаса. Наступает темень. Электрические прожектора тотчас же заливают все ослепительным светом. Вынуто четыре тысячи метров… Четыре тысячи пятьсот… Пять тысяч!.. Пять тысяч двести!.. Громовое «ура!» раздается при виде трала, накрепко опутанного обрезанным тросом. Капитан, чья выдержка не изменяет ему ни на мгновенье, чувствует, как кто-то душит его в яростных объятьях. Это ассистент-химик, единственный глаз которого увлажнен радостной слезой. Итак, большая часть работы сделана; трал взят на борт, а трос «Крота» закреплен на пустой катушке, вставленной на место катушки с аварийным тросом. Не мешкая надо приступать к части более важной, а может быть, и самой трудной. Радоваться будем после. Но какая новая катастрофа, еще страшнее прежней, угрожает несчастным узникам подводного снаряда! Стальной трос, методично наматываемый на катушку, кажется ничуть не тяжелее аварийного… А как же вес «Морского крота»?! Капитан боится поверить. На смену взрыву радости приходит мрачное молчание. Кроме дыхания машины, не слышно ни звука. Вращение убыстряется. И через относительно короткое время, так как наматывание происходит без помех, над водой показывается второй конец кабеля. Он срезан так же тщательно, как и предыдущий. Надрез, должно быть, был произведен совсем близко от прикрепленного к тросу «Крота», — длина троса по-прежнему составляет пять тысяч двести метров. На этот раз все действительно кончено. Спасение невозможно. Господин Синтез и его спутник окончательно погибли. Убитый горем капитан Кристиан, приказав пришвартовать судно на прежнее место, передал командование первому помощнику. Затем, обезумевший, не способный ни мыслить, ни рассуждать, призывая смерть, он спустился к себе в каюту, бросился на койку и долгое время лежал в том изнеможении, которое сопутствует великим катастрофам. — А я ведь поклялся ей, что за все отвечу головой… — пробормотал моряк в бреду. — Жизнью поклялся… Бедное дитя!.. Какое пробуждение ее ждет! Нет, у меня никогда не хватит смелости показаться ей на глаза… Жизнью клялся?.. Что ж, жизнью и отвечу! Так и будет. Мертвые ни за что не отвечают… Вот я и умру. — Кристиан бросил взгляд на револьвер, висящий среди коллекции оружия над диваном, быстрым движением снял его со стены и машинально глянул на хронометр, часы показывали двенадцать часов ночи. — Полночь!.. Уже полночь! Кошмар длился так долго, а я еще жив! Надо с этим кончать. Капитан зарядил револьвер, приставил к виску, но тут дверь каюты тихо отворилась. Один из индусов-бхили господина Синтеза показался в свете лампы, освещающей приготовившегося к смерти честного офицера. — Капитан, — сказал он на языке хинди, — Мэтр вас зовет. — Что ж, пойдем, — пробормотал капитан про себя, — кошмар длится… Но это не надолго… |
||
|