"Под барабанный бой" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)

ГЛАВА 1

Перед битвой. — Армия в цветах. — Первый пушечный выстрел. — Неравная борьба. — Десять тысяч гренадеров против тридцати тысяч австрийцев. — Стратегическая ошибка. — Заторы на дорогах. — Помощь не подоспела. — Критическое положение. — Героизм гвардейцев отряда сопровождения. — Эполет императора сбит пулей.

В течение трех дней Наполеон III оставался в Новаре, ожидая появления противника. Император был убежден, что граф Джиулай стянет свои силы туда, где десять лет назад австрийцы нанесли армии Карла-Альберта сокрушительный удар, усугубивший и без того непомерно тяжелое положение несчастной Италии[86].

Главнокомандующий стянул войска в один кулак, чтобы отразить нападение австрийцев. Военные историки впоследствии упрекнут его за эту меру. К сожалению, они будут правы, ибо желание избежать стратегических просчетов породило еще более крупные тактические.

Положение становилось напряженным. Инстинктивно император чувствовал приближение баталии. Однако противник не подавал признаков жизни. Считая дальнейшее ожидание бессмысленным, Наполеон III решил пойти на риск, перебросив войска к Милану. Он дал распоряжение Мак-Магону продолжить движение. Утром первого июня генерал должен был проследовать от Турбиго к Буффалоре, где, вероятнее всего, находились австрийцы. От разведки не поступало никаких сведений относительно местонахождения противника. Война велась вслепую. Казалось, французы и австрийцы состязались друг с другом в непредсказуемости.

Пока Мак-Магон будет выполнять маневры, Наполеон со своим войском пересечет Тичино с его заболоченной долиной в районе Сан-Мартино по двум виадукам, через которые проходили железная дорога и дорога на Милан. Затем, захватив два моста через канал Навиглио-Гранде, император и Мак-Магон встретятся в Мадженте.

На рассвете войска покидали Новару. Провожая освободителей, жители города украсили розами стены, двери и балконы домов. Женщины и дети бросали воинам цветы, букеты и венки, девушки посылали воздушные поцелуи, мужчины махали шляпами и воодушевленно кричали:

— Виват[87] Франция! Виват Италия!

Но вот прозвучали фанфары, послышалось бряцание стального оружия.

— Император! Идущие на смерть приветствуют тебя[88].

Впереди гарцевал головной отряд. За ним в одиночестве шествовал Наполеон на великолепном гнедом скакуне Аяксе[89].

В то время императору исполнилось пятьдесят два года. Он с легкостью носил форму дивизионного генерала и прекрасно держался в седле. Его узнавали по продолговатому, с правильными чертами лицу, бесстрастному взгляду задумчивых серых глаз и пышным светлым усам. Видно было, что монарх слишком поглощен своими мыслями, чтобы его занимало происходящее. Временами он пробуждался от задумчивости. Гром оваций и град цветов возвращали его к действительности. Он поднимал украшенную белыми лентами шляпу и широким жестом приветствовал солдат и публику, но затем снова погружался в размышления.

За Наполеоном III, блестя позолотой, галунами и медалями, следовали члены Генерального штаба. На некотором расстоянии от него ехали придворные офицеры в длинных голубых камзолах с серебряными аксельбантами[90] и в голубых же треуголках[91]. В арьергарде шествовал отряд сопровождения.

Было десять часов утра. Переход через Тичино возглавили гренадеры гвардии под командованием генерала Рено де Сен-Жан-д'Анжели.

Офицеры штаба прикрепили цветы к седлам, поводьям, туникам, держали в руках. Гренадеры украсили букетами стволы пушек, дорожные мешки и петлицы темных шинелей. Розы переплетались с подбородочными ремнями и витыми шнурами головных уборов. Настроение у всех было радостное, словно войско ожидала увеселительная прогулка.

На горизонте показались войска, которые офицеры генштаба приняли за армейский корпус Мак-Магона.

Армия прошла еще некоторое расстояние, прежде чем в авангарде заметили огненную батарею, вокруг которой хлопотало отделение белых мундиров.

— Вот тебе и праздник! — сказал оди н из офицеров.

Генерал поднялся на стременах и скомандовал:

— Внимание, господа!.. Да уберите же, наконец, цветы!

В тот же миг снарядом снесло голову одному из гренадеров. Шерстяная шапка, украшенная розами, отлетела метра на три. Тело на мгновение застыло в жуткой неподвижности в строю, среди солдат, открывших рты от изумления и ужаса, потом тяжело упало, заливая землю кровью.

Гренадеры схватились за оружие. Офицеры подровняли шеренги. Под барабанный бой, звуки труб и огонь батарей приближалось многочисленное австрийское войско. Горделивая осанка и холодная решительность воинов внушали уважение; в храбрости и отваге они не уступали французам.

Началось сражение. Наполеон III галопом мчался по полю. Его присутствие воодушевляло солдат. Гренадеры стояли насмерть, не уступая ни пяди земли противнику. Страшная битва на одном месте походила на дуэль, когда соперники не хотят ни на шаг сдвинуться со своих позиций.

Мосты и виадуки были слишком узки, чтобы пропустить большое количество людей к месту сражения. Солдаты, не успевшие перебраться на другой берег, топтались на месте.

Чтобы сократить путь, гренадеры прыгали прямо в заболоченную реку и с трудом выбирались оттуда. Лошади вязли в трясине, офицеры оставляли их и шли пешком. У гигантов-полководцев Модиу и Десме де л'Исль штанины ниже колен были покрыты таким слоем грязи, что те едва передвигались. Не обращая внимания на яростный огонь, офицеры сняли брюки и, заправив в сапоги белые кальсоны, зашагали во главе своих батальонов, которым с трудом удавалось держать строй.

Часть гренадеров третьей роты направилась к железной дороге и наскочила на редут[92].

— Вперед! На приступ!

Редут взяли, но потери были ужасающими. Французы преследовали отступавших до двух параллельных мостов — через Навиглио-Гранде и железнодорожного. В 1200 метрах левее находилась Буффалора.

— Вперед! Вперед!

Противник заминировал мосты, но внезапная атака гренадеров помешала произвести взрывы. Французы обезвредили взрывчатку и устремились на приступ Буффалоры.

Гвардейцы продолжали отчаянно сражаться. Ряды их сильно поредели, а заторы, образовавшиеся у мостов, мешали подойти подкреплению. Дорога на подступах к мостам, насколько хватало взгляда, была запружена пушками, ящиками со снарядами, повозками с продовольствием. Бесконечная вереница солдат топталась на месте, в то время как на другом берегу шла жестокая бойня.

Именно здесь во всей полноте проявилась ошибка императора. Собрав в одном месте дивизии, бригады и полки, главнокомандующий лишил армию возможности маневра на местности.

Стояла летняя жара. Тяжеловооруженные, тепло одетые солдаты истекали потом. Полковник д'Альтон пришел доложить генералу обстановку и попросить подкрепление. Голова раскалывалась от боли, и офицер снял шерстяную шапочку и заправил ее под ленчик[93].

Мелочный и придирчивый генерал холодно посмотрел на подчиненного и сказал:

— Вы одеты не по форме. Где ваш головной убор? Идите!

Полковник подчинился. Исправив недостаток в одежде, он вернулся и отдал честь старшему по званию.

Австрийские пушки палили беспрестанно. Иногда снаряды выбивали целые ряды французов. В ровных голубых квадратах императорской гвардии то и дело появлялись зияющие пространства.

— Сомкнуть ряды! — раздавалась команда офицеров. Ряды тотчас смыкались, линии выравнивались, пустоты заполнялись. Безжизненные, разорванные снарядами тела оставались лежать на поле, умирающие вгрызались в землю, чтобы заглушить крики и боль.

Прошел час. Вдруг слева послышались артиллерийские залпы.

Это, должно быть, Мак-Магон! Наконец-то!

Приход войска Мак-Магона означал бы конец страшной бойне и надежду на победу. Томительно текли долгие, тревожные минуты ожидания. Прошел еще час, но никто так и не появился. Положение становилось угрожающим. Наполеон понимал, что сейчас многое зависит от ясности его ума и умения владеть ситуацией. Он решил положиться на храбрость воинов. Речь уже шла не только о независимости Италии, но о будущем династии Бонапартов, о существовании самой Франции.

Монарху сообщили, что австрийцы грозят окружить французское войско и отрезать путь к отступлению. Император побледнел. Со всех сторон просили подкрепления. Главнокомандующий по очереди ввел в бой 23-й, 90-й, 6-й полки стрелков и, наконец, зуавов гвардии. Резервы были исчерпаны, а просьбы о помощи продолжали поступать отовсюду

— Где же, в конце концов, Мак-Магон? — в догадках Наполеон.

— Пока нет новостей, сир.

— А Канробер? Почему не подходит Канробер?

— О маршале никаких сведений.

— Но Ниель должен быть здесь?

— О нем никто не слыхал.

— А король?

— Сир, мы полагаем, что он перешел Тичино в районе Турбиго…

— Им всем давно пора находиться здесь!

Австрийцы усилили наступательные действия и предприняли попытку захватить канал и мосты. Если бы им это удалось, армию Наполеона ждало бы сокрушительное поражение. Гренадеры почувствовали безысходность своего положения. Битва становилась невыносимой. Генерала Клера, возглавившего полки зуавов и гренадеров, убили, его адъютанта, капитана Тортеля, снарядом разорвало надвое. Генерал Вимпфен был тяжело ранен. Генерал Меллине попал под копыта коня, и тот затоптал его насмерть. Без командиров остались четыре батальона Первого гренадерского полка. В добавление ко всему, противник захватил пушку французов.

Громкое «ура» пронеслось по австрийским войскам. Солдат наполеоновской гвардии охватила паника, роты, потерявшие половину состава, повернули назад. Угроза нависла над самим императором. В любую минуту его могли захватить в плен или убить. Свистели пули, сквозь просветы в клубах густого едкого дыма мелькали белые мундиры, слышались их победные крики.

Необходимо было защитить императора. Наполеон прохаживался возле небольшого, с зелеными ставнями домика охранников моста, выкуривая одну сигарету за другой. В запасе оставались лишь два эскадрона гвардии сопровождения. Полковник, командир этих подразделений, привстав на стременах и подняв шпагу, громко скомандовал:

— В атаку, вперед марш!

С криком «Да здравствует император!» всадники галопом проскакали мимо монарха.

Теперь Наполеон III остался без армии, в окружении охранников моста, которые, дрожа от страха, молили Святую Мадонну спасти их от гибели. Император с восхищением и жалостью наблюдал, как рубятся его гвардейцы. Вдруг он услышал пронзительный свист и ощутил удар в левое плечо. Пуля сорвала эполет, кусок ткани с золотыми шнурами отлетел метра на три. Попади свинец на несколько сантиметров ниже — главнокомандующего не было бы в живых. Наполеон спокойно вытащил из кармана костяной портсигар, достал сигарету и закурил. Обернувшись, он увидел в тридцати шагах за изгородью двух дерущихся: ловкий, как тигр, зуав атаковал гренадера, который тяжело оборонялся и постепенно отступал. Вдруг, проколотый насквозь, гренадер выпустил из рук оружие и упал навзничь. Зуав бросился на него, сорвал плащ, порылся в карманах, затем, оставив мертвеца, сделал несколько шагов к домику с зелеными ставнями. Потом, как бы передумав, резко развернулся и побежал прочь.

Эта сцена не заняла и тридцати секунд. «Неужели один из солдат хотел убить меня? — император. — Невозможно! А тот охранник, что промахнулся в коридоре Тюильри в прошлом году… Почему вспыхнула эта дуэль между двумя французами? Гренадер убит, зуав ушел…» Главнокомандующий машинально посмотрел на пробитую ставню. Пуля, проделав дырку в доске, упала на землю. Наполеон подобрал ее, еще теплую. Она была выпущена из тирольского карабина. В этот момент отряд сопровождения с победными криками «Да здравствует император!» возвращался с поля боя. Наполеоновской гвардии удалось потеснить белые мундиры и защитить монарха. Следом проскакали тройным галопом на запыленных и взмыленных лошадях офицеры Генерального штаба во главе с маршалом Канробером. Обеспокоенный, он приехал в сопровождении эскорта[94], оставив войско на загроможденных живой силой и техникой дорогах.

— Как вы поздно, маршал! — с упреком произнес император.

Канробер, который считал, что и так сделал невозможное, не без основания возразил:

— Если бы ваше величество разрешили мне выехать сегодня утром, как я просил, то и я, и моя армия давно были бы здесь.

Маршал отдал честь и ускакал в Понто-Веччио, который переходил из рук в руки уже пять раз. На Канробера, пытавшегося соединить остатки полков, батальонов и рот, напал полк австрийских гусар и порубил весь его эскорт. Самого командующего схватили за шиворот, но он, пришпорив коня, ускакал, оставив свой крымский мундир в руках гусар. Четыре офицера штаба оказались тяжело ранены, но избежали плена.

Вражеские всадники, увлеченные атакой, очутились у канала. Их встретил оружейный огонь батальона 56-го полка, находившегося на противоположном берегу. Гусары повернули назад, но тотчас попали под обстрел пеших стрелков. Вспыхнул рукопашный бой. Лошади напарывались на штыки. Один из австрийских солдат в ожесточении направил на пушки карабин, забыв вытащить его из чехла.

Однако положение французских войск оставалось критическим. В пять часов император удалился с поля боя. Отступление походило на бегство: императорский конь, сначала шедший рысью, перешел в галоп, вскоре и монарх, и весь генштаб скакали во весь опор. Они промчались мимо знамен зуавов гвардии. Шесть старых, убеленных сединами сержантов с медалями на груди выстроились в почетном карауле рядом со знаменосцем, державшим славный лоскут почерневшей, пробитой пулями ткани, и с удивлением наблюдали позорный отъезд императора. Их взгляды заставили покраснеть от стыда генерала Фроссара. С трудом сдерживая гнев, он догнал Наполеона и попросил перейти на шаг.

А в это время колонна во главе с генералом Ниелем форсировала мост. Пробило пять часов тридцать минут. Дорога до Новары была сплошь покрыта трупами. Император казался растерянным. Он ощущал себя пешкой в игре обстоятельств. Если бы можно было исправить положение! На равнине, чуть севернее Буффалоры, прогремел пушечный залп. Может быть, это приближался Мак-Магон?