"Судьбе вопреки" - читать интересную книгу автора (Райс Луанн)

Глава 7

Хаббардз-Пойнт в летнюю ночь — самое близкое к раю место, какое могли бы найти на земле большинство людей. Волны плещутся о берег, сверчки поют в густых, перепутанных ветвях жимолости, а в соленом морском воздухе плывут пряные ароматы роз, дикого тимьяна и американского лавра. Над головой сияют звезды, а во дворах домов мелькают светлячки.

Лили сидела на задней террасе, завернувшись в одеяло и слушая шум волн. Ее нервы были как оголенные провода — при каждом шорохе она вздрагивала. Один за другим гасли огни в домах городка. Она слышала, как перекликались козодои на болоте. Сама природа казалась зловещей, будто опасность пряталась в каждой тени. Ей даже хотелось, чтобы Эдвард наконец появился, потому что она уже не выдерживала напряжения ожидания и размышлений о том, каков будет его первый шаг.

Сейчас, глядя на воду, она думала о дочери. Спит ли она уже? Несколько часов назад они разговаривали по телефону, и Роуз сказала, что Лайам прочитал ей на ночь сказку, но спать ей не хочется.

Лили тоже не хотелось спать. Она увидела, как метеор пронесся через ночное небо, и затаила дыхание. Она хотела обнять Роуз, обнять Лайама, но их не было рядом. Они были на Род-Айленде, и Лили не видела их уже три дня.

Как такое вообще могло произойти? Неужели жизнь похожа на метеор — сверкающий, внезапный и не поддающийся управлению? Или в том, что этой ночью она оказалась именно здесь, заключался какой-то особенный смысл? Все события, приведшие ее сюда, были предопределены? Казалось, все вращалось вокруг Эдварда… и она поймала себя на том, что вдруг вернулась назад во времени к воспоминаниям, которые старалась отбросить, к тому дню, когда она впервые встретила Эдварда, когда еще была Марой.

Что произошло бы, если бы она тогда была голодающей художницей, а не успешным молодым дизайнером? Никто бы не подумал, что дорогие магазины, торгующие вышивкой, будут платить хорошие деньги за разработку рисунков для холстов, но именно так и было. И Эдвард увидел свой шанс.

За две недели до Рождества 1993 года Мара Джеймсон вылетела в Вашингтон из аэропорта города Провиденс. Одни из ее лучших заказчиков — владельцы магазина в Джорджтауне, который назывался «Дельфиниум и плющ», — пригласили ее на чай, чтобы познакомить со своими клиентами и ее поклонниками. Из-за сильного снегопада, из-за приближающегося Рождества, из-за того, что все последние дни она работала допоздна, а ее бабушка посоветовала ей побаловать себя, она решила полететь бизнес-классом и даже заказала номер в гостинице «Хей-Адамс».

Во время полета самолет сильно трясло, но Мара не испугалась. Каждый раз при подобных тяжелых перелетах она вспоминала своего отца. Во время Второй мировой войны он был военным летчиком и героем, совершив на своем бомбардировщике двадцать пять боевых вылетов через Ла-Манш. Она думала о той непогоде, при которой ему приходилось летать, о всех тех налетах, в которых он выжил. После такого ужаса в воздухе он погиб во время совершенно мирного круиза — прогулки на пароме через пролив вместе с матерью Мары во время поездки в Ирландию, когда Маре было всего четыре года.

Она выросла с убеждением, что угадать свою судьбу невозможно — подкрадывающуюся смерть не увидишь. Нужно просто делать все, что можешь, оставаясь как можно более открытым к жизненным возможностям. Переживания по поводу тряски во время полета — пустая трата времени.

При подлете к аэропорту Вашингтона Мара вдруг обнаружила, что все остальные пассажиры в самолете затаили дыхание — все, кроме нее. Повернувшись к иллюминатору, она посмотрела наружу и почувствовала старую боль в груди — пустоту, которая звенела и повторялась эхом, будто ее тело было колоколом. Вибрации пробегали через ее тело, когда самолет бросало вверх-вниз из-за встречного ветра. Пассажир, сидевший рядом с ней, молился Богу.

Самолет тряхнуло так, что, казалось, он вот-вот развалится на части. Кто-то резко вскрикнул от страха. А Мара просто смотрела на снег, несущийся сплошным потоком за иллюминатором. Ее глаза наполнились слезами — ей хотелось бы испытывать страх смерти. Но его не было. Он пропал в тот самый день, когда погибли ее родители. Иногда она жалела, что ее не было с ними на том пароме, жалела, что вместо этого была со своей бабушкой в Коннектикуте.

Главным в ее жизни были бабушка, работа и вышивка. Ей был тридцать один год, и до сих пор она еще никого по-настоящему не любила. Зачем влюбляться, если все это может закончиться одним летним днем во время мирной прогулки на пароме по Ирландскому морю? Когда самолет наконец коснулся земли, сильно подпрыгнув на взлетной полосе, остальные пассажиры закричали: «Ура!» — а Мара лишь спокойно собрала свои вещи.

Пассажиров бизнес-класса выводили первыми. Мара обратила внимание на других людей. Какой-то молодой человек в твидовой куртке стоял в начале салона и смотрел на нее, когда она собирала свои вещи. Решив, что она всех задерживает, Мара слегка ему улыбнулась и поспешила выйти из самолета.

У выхода стояли стюардессы и капитан, явно утомленные таким сложным полетом. Проходя мимо, она поблагодарила их. «Надеюсь, вы полетите с нами снова», — сказал ей пилот. «Обязательно!» — ответила Мара. Ей было не по себе — она была потрясена не столько перелетом, сколько сумятицей, творившейся в душе. Может быть, ей стоит на этот Новый год дать себе зарок постараться больше открывать свое сердце?

Все еще переживая свое странное душевное состояние, она подошла к стоянке такси. Стоя в очереди на тротуаре, она заметила того молодого человека в твидовой куртке, тоже спешащего к такси. У него была крепко сбитая фигура, сильные плечи растягивали куртку. Шел снег, и она подумала, не холодно ли ему без пальто. Его дипломат выглядел немного поношенным, будто он носил его еще со времен школы. У него были каштановые вьющиеся, очень коротко остриженные волосы. Она заметила наклейку Гарвардского университета на его багаже, и это заставило ее тут же отвернуться: ей показалось, что слишком уж явно он выставлял напоказ то, что закончил престижное учебное заведение.

Подъехало такси, и Мара протянула руку, чтобы открыть дверцу машины, одновременно с этим молодым человеком. Его глаза казались темными, напряженными — и на мгновение ей показалось, что он собирается драться с ней из-за такси. Его напор и энергичность напугали ее, и она шагнула назад.

— Пожалуйста, машина ваша, — сказала она.

— Хотите, поедем вместе? — спросил он, быстро сменив тактику.

— Нет. Все в порядке.

— Ну же! Куда вам ехать?

Вдруг темнота в его взгляде сменилась на самую яркую улыбку, которую ей приходилось видеть. Он выглядел таким милым, очаровательным и беззаботным, будто предлагал ей отправиться в какое-нибудь забавное путешествие по столице. Несмотря на первоначальную антипатию, возникшую у Мары по отношению к этому человеку, сейчас ей показалось, что у него очень милая и привлекательная улыбка.

Но Мара лишь вежливо улыбнулась и подбежала к следующему такси, сказав водителю: «Хей-Адамс», пожалуйста», стараясь как можно быстрее сесть в машину, чтобы уехать от этого человека, стоявшего на тротуаре и смотревшего на нее зелеными с золотистыми искорками глазами и, — что самое прелестное! — с рукой на сердце!

Она приехала в прекрасный отель, расположенный через Лафайетт-парк напротив Белого дома. Давным-давно здесь останавливались ее бабушка с дедушкой, и Мара чувствовала благословение бабули, когда регистрировалась в шикарном холле, когда поднималась вверх в лифте, обшитом отполированным до блеска красным деревом, когда входила в прекрасную комнату с видом на заснеженный парк и Белый дом. Она успела только открыть чемодан, чтобы достать платье и последние эскизы вышивки, когда услышала стук в дверь.

Посмотрев через глазок, она увидела букет красных тюльпанов в чьей-то руке. «Наверное, их прислала бабуля!» — подумала она. Схватив сумочку, чтобы достать мелочь для портье, она открыла дверь.

— Это вы?! — удивленно воскликнула Мара, узнав молодого человека, с которым столкнулась на стоянке такси.

— Вам не хватало тюльпанов, — ответил он. — Идет снег, а вы так прекрасны, и единственная мысль, которая мне пришла в голову, — я должен преподнести этой девушке красные тюльпаны.

— Но откуда вы узнали, где меня найти?

— Меня вела судьба.

Она удивленно подняла брови. Дверь была наполовину открыта, она стояла внутри, а он — в коридоре. Ее сердце учащенно билось, во рту пересохло. Она была напугана и одновременно заинтригована. Мужчины не делают подобных вещей. Может, они поступают так в Париже, или Риме, или других невероятно романтических местах на другом конце света. Но мужчины, летающие из города Провиденс в столицу, так не поступают.

— Судьба не знала, где я остановлюсь, — сказала она.

— Самолет, снежная буря, тюльпаны, я и ты, — произнес он нараспев, как стихи, озорно улыбаясь.

— Гм, — пробормотала Мара.

Она выглянула в коридор. Он был совершенно пуст. «Если бы у него были дурные намерения, то он, наверное, уже бы ворвался ко мне в номер…» — подумалось ей. Как будто читая ее мысли, он сделал полшага назад, увеличив расстояние между ними.

— Независимо от того, каким образом нас свела судьба, я знаю одно: эти тюльпаны для вас. И только для вас. — Он опять улыбнулся. — А я отправляюсь в свой номер и буду мечтать о вас.

— Ваш номер? Вы остановились в этом же отеле?

Он кивнул:

— Теперь вы знаете мой секрет. Когда я подъехал к отелю и вошел в холл, то увидел, как вы заходите в лифт.

Я подумал: «Надо же! Нам действительно нужно было ехать в одном такси. Несколько совпадений подряд — один и тот же самолет, одно и то же такси, один и тот же отель. Это уже три!»

— И вы прыгнули в соседний лифт и угадали мой этаж?

— Нет, — в его зеленых глазах играли веселые огоньки, — я подкупил портье. Извините, я понимаю, с моей стороны это слишком бесцеремонно. Я побежал в цветочный магазин, выбрал самые красивые цветы, которые там были, и вернулся как можно быстрее. Честно говоря, я не хотел упускать ни мгновения без вас.

Она фыркнула от смеха. Он действительно был забавным. И очень симпатичным. У него были резкие черты лица, напомнившие ей Кэрри Гранта[1], блестящие глаза, волевой подбородок и эта обаятельная, веселая улыбка. Лили чувствовала, что непроизвольно улыбается ему в ответ — и это всего через пять минут знакомства. А все считали ее слишком серьезной, и она сама думала так.

— Разрешите пригласить вас на ужин, — произнес он.

— Мы даже незнакомы, — ответила она.

— Я Эдвард Хантер.

— А я Мара Джеймсон.

— Отлично — теперь мы знакомы!

Она рассмеялась. Он отдал ей тюльпаны, она поднесла их к лицу, чтобы почувствовать запах. «Тюльпаны в декабре — как экстравагантно», — подумала она.

— Ну, пожалуйста, Мара, — не унимался он. — Раз я уже здесь, не гоните меня, не позволив пригласить вас на ужин.

— Уже здесь?

Улыбка загорелась в его глазах, и он шагнул ближе. Она чувствовала его теплое дыхание на своем лбу. Мара прилетела в Вашингтон ради работы — она была очень целеустремленной и честолюбивой, пытаясь поднять свой бизнес на новую ступень. Она сомневалась, боясь сказать «да», но он улыбался ей так заманчиво.

— Не разбивайте мое сердце, Мара Джеймсон, — произнес он, коснувшись ладонью ее щеки.

Я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы разбить вам сердце, — проговорила она вдруг севшим голосом, загипнотизированная его зелеными с золотистыми искрами глазами.

— Не будьте в этом так уверены, — ответил он. — Я еще никогда в своей жизни ни для кого не покупал красные тюльпаны в снежную ночь.

А потом он ее поцеловал.

Она целовалась с совершенно незнакомым человеком буквально через несколько минут после первой встречи! Она поверила его словам, его улыбке, его теплым глазам, цветам, которые он ей купил. Сколько могли стоить эти тюльпаны? Десять долларов? Пятнадцать? Сейчас, когда она вспоминала тот вечер, ей представилось, что она продала всю свою жизнь за цену этого единственного букета не соответствующих сезону цветов.

На самом деле у него был номер в том отеле или он просто проследил за ней? Она не знала и сомневалась, что когда-нибудь это узнает. Но она хорошо помнила, что в тот вечер на ней было элегантное черное кашемировое пальто, на шее толстая золотая цепочка от часов ее дедушки, в ушах — изумрудные серьги. Она считала, что такой наряд должны были оценить ее клиенты из Джорджтауна. Поэтому в тот вечер она выглядела как богатая девушка из Новой Англии. Она была уверена, что он слышал, как она назвала шоферу такси адрес одного из самых лучших отелей Вашингтона.

Сидя на крыльце Мэйв, Лили покрепче завернулась в одеяло. Она задумчиво смотрела через бухту на лунную дорожку на воде. Потом ее обычно такое осторожное сердце, так легко растаявшее под обаянием Эдварда, ожесточилось и будто превратилось в кусочек льда. Луна сияла серебром, отражаясь тысячами маленьких бликов в воде. После Эдварда Лили ушла в себя почти полностью. Больше не было скорых романов, и никто уже не мог ее увлечь так, чтобы она вновь потеряла голову.

Ее любовь к Лайаму росла медленно. С каждым годом жизни Роуз эта любовь становилась глубже и сильнее. Лили сознательно не позволяла себе чувствовать ее или верить в нее. Очень нежно он растопил ее сердце. Слишком быстрая оттепель могла просто разрушить ее — и Лайам не торопил ее, позволяя приходить в себя постепенно.

Три дня без него и Роуз — это слишком много. Было уже за полночь, но она отбросила одеяло и, скинув ночную рубашку, надела джинсы и легкий спортивный свитер. Она на ощупь прошла в комнату, нашла ключи от машины, заперла за собой дверь и почти бегом поднялась по каменным ступеням к дороге.

Городок был совершенно пуст. Все ее соседи давно легли спать. Ее защитницы — Бей и Тара — заходили к ней вечером, и никаких признаков появления Эдварда не было. Проверив, что она не забыла карту, нарисованную Лайамом, Лили поехала по Эйт-Майл-ривер, чтобы потом выбраться на шоссе.

Она опустила стекла в машине и включила радио. Пела Бонни Рейтт[2] , и Лили стала ей подпевать. Мили проносились одна за другой, а теплый воздух продувал машину. Лили глянула в зеркало заднего вида. Когда она выезжала из Хаббардз-Пойнт, то заметила, что какая-то машина выехала вслед за ней, и теперь эта машина все еще держалась сзади. У нее засосало под ложечкой: а вдруг она совершает ошибку, ведя какого-нибудь репортера или, что еще хуже, Эдварда прямо к Роуз?

К тому времени, когда она добралась до Нью-Лондона, машина, ехавшая сзади, пропала из виду. Мимо нее проехала колонна грузовиков. Лили достала мобильный телефон. Может, стоит позвонить Лайаму и сказать, что она едет к ним? Но было уже очень поздно. Пусть немного поспит — она и так уже скоро разбудит его.

Она так волновалась при мысли, что вскоре увидит своих любимых, что не заметила ту самую машину, которая по-прежнему следовала за ней, отстав примерно на полмили и держась за тремя или четырьмя автомобилями позади. Даже если бы она ее видела, то не знала бы, кто это — друг или враг.

Она не оставила своим защитникам свой предполагаемый маршрут.

А они тоже не сообщили ей, что именно будут предпринимать для ее защиты.