"Судьбе вопреки" - читать интересную книгу автора (Райс Луанн)

Лили сидела у постели бабушки. Тихо гудел кондиционер, пищали мониторы, свет был приглушен. После того как закончились часы посещения больных, Лили попросили уйти, но что-то в ее лице заставило медсестру выйти из комнаты и тихо закрыть за собой дверь.

Держа Мэйв за руку, Лили пыталась разбудить ее усилием воли. Бабуля так нужна была ей сейчас. Ей нужна была помощь, чтобы знать, что делать. Один человек причинил столько вреда и Лили, и этой женщине, которую она любила, как мать. А теперь он же подбирался к Роуз.

— Бабуля, — сказала Лили, — пожалуйста, проснись. Ты мне нужна.

Мэйв шевельнулась, ее губы задрожали. Лили почти поверила, что бабушка ее слышит, старается проснуться и выйти из своего глубокого сна. Что же с ней сделал Эдвард?

Новая встреча с Эдвардом возродила в ней ощущение беззащитности и задела за живое. Несмотря на уверения Патрика, что Эдвард не осмелится беспокоить ее в больнице и что полиция за ним следит, она вздрагивала от звука шагов в коридоре и при виде теней на стеклах двери в палату.

Ему всегда очень легко удавалось убедить людей, что он хороший человек и у него добрые намерения. Поэтому она вполне могла представить себе, как он уговаривает медсестер пропустить его в палату к Мэйв. В свое время она безоговорочно верила ему — верила, что рядом с ним она в полной безопасности. То, как он обнимал ее по ночам, гладя ее волосы, прося рассказать о ее семье, воспитании, ужасной печали, которую она испытывала после гибели родителей.

Она помнила, как лежала в его постели в квартире, которую он снимал в Готорне, через неделю после того, как они вернулись из Вашингтона, сразу после Рождества. Он слушал ее, держа в своих объятиях. Она рассказывала ему о живописи и картинах, вышитых на холстах и имеющих свою историю.

Пейзажи Коннектикута — импрессионисты за своими мольбертами на берегу реки; дети, играющие на пляже в Хаббардз-Пойнт; парусные лодки в заливе Готорн.

— Я просто люблю рассказывать истории и заниматься этой работой, — говорила она тогда. — Особенно мне нравятся люди, с которыми я встречаюсь.

— Надеюсь, их оплата достойна твоей работы, — сказал он.

В разговоре он вытянул у нее, что она хорошо зарабатывает, печатая свои холсты и продавая их в дорогие магазины подарков на восточном побережье от штата Мэн до Флориды.

Он работал биржевым маклером в фирме «Компаньоны Уолл-стрит в Коннектикуте». Хотя после окончания Гарвардского университета он поменял несколько подобных компаний, эта фирма, по его словам, была самой лучшей. У него были богатые клиенты, которые относились к нему как к другу или даже как к сыну.

— Кроме того, я работаю тренером по бейсболу и баскетболу в детской спортивной школе, — сказал он. — Хочу дать детям то… — Он запнулся и задумчиво поцеловал ее в лоб. — В общем, хочу дать им те преимущества, которых у меня никогда не было.

— Но ты учился в Гарварде, — напомнила она

Он рассмеялся:

— На спортивные стипендии, потому что неплохо играл в бейсбол и регби. Иначе мои родители не потянули бы. Поверь мне, единственный колледж, который видели мои родители, этот тот, в котором моя мать мыла полы. А институтом моего отца была тюрьма.

— Бедный Эдвард, — проговорила она потрясенно.

— Ну, это помогло мне понять, куда я не хочу попасть в своей жизни. — Он снова целовал ее в голову. — А священник моего отца оказался замечательным человеком — он стал мне вроде наставника, пока мой отец был, так сказать, недоступен. Он показал мне, что служение людям — единственно правильная дорога в жизни. Помогая другим, ты находишь свой собственный путь.

— Какой замечательный жизненный принцип! — сказала Мара.

— У меня была тяжелая жизнь, — вздохнул Эдвард, повернувшись так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. Она помнила, каким кротким и добрым был его взгляд. Она чувствовала всепоглощающую любовь, которая, исходя от него, вливалась прямо ей в душу. — Когда я был мальчишкой, меня сильно били, Мара. Не буду рассказывать тебе детали — хочу избавить тебя от них.

— Эдвард!

— Я никогда ни за что не обидел бы ни одной живой души. — Он нежно гладил ее щеку, будто она была для него самым дорогим человеком на свете. — Именно этому научило меня мое детство: выражать любовь и быть нежным.

— Ты очень нежен, — сказала она тогда

Он кивнул:

— Но я хочу быть еще нежнее. Научишь меня, как это сделать?

— Мне не нужно тебя учить, — ответила она, тронутая его открытостью и честностью. Сама она всегда хранила свою боль глубоко внутри себя, но теперь рассказала ему, как утонули ее родители.

— Мы оба прошли через многое. — Эдвард прижался губами к ее шее. Она почувствовала, что его щеки стали мокрыми от слез и что он изо всех сил старается не разрыдаться. — Я никогда не встречал никого, кто бы понимал меня так, как ты. Будто мы судьбой предназначены быть вместе.

Его слова заставили ее подумать, что любовь именно в этом и заключается. Перестать быть замкнутой и, может, начать верить в то, что мир не такое уж плохое место, в конце концов.

— Я люблю тебя, — прошептал Эдвард.

И ответные слова сошли с губ Мары, прежде чем она успела подумать:

— Я тоже тебя люблю. — Первый раз в жизни она говорила их мужчине.

— Я хочу всегда быть рядом с тобой, — сказал он.

Мара почувствовала, как дрожь пробежала вдоль спины — ощущение волнения и страха одновременно. А не слишком ли он торопится?

На стене его квартиры висела фотография — прекрасный старинный снимок в красновато-коричневых тонах с изображением китобойного судна, покрытого льдом. Позади судна громоздились высокие утесы, все было покрыто сияющим льдом. На носу судна было видно его название — «Пик». Мара посмотрела на этот снимок — образ бесконечной, жестокой зимы — и подумала, могут ли два человека согреть и сделать друг друга счастливыми на всю жизнь.

— Китобойное судно моего прапрадеда, — проследив за ее взглядом, сказал он.

— Правда?

Он кивнул, глядя на фото, как будто это было окно в другой, лучший мир.

— Он был его капитаном — меня назвали в честь него. В начале девятнадцатого столетия наша семья была очень богатой, все ее уважали. Эдвард Хантер был искателем приключений и исследователем. На некоторых картах есть проливы недалеко от Огненной Земли, названные в его честь.

— Невероятно! — воскликнула она.

— Иногда я позволяю ему руководить мною. Когда я подавлен, я просто думаю о нем, стоящем у руля и правящем своим судном среди ужасных льдов Арктики. Не знаю, что случилось с нашей семьей. Нас так уважали — а потом мы каким-то образом разорились. Мне на самом деле жаль моих родителей. Но моя путеводная звезда — это он: капитан Эдвард Хантер.

— То же самое я думаю о своей бабушке.

— Познакомь меня с ней, — произнес он.

Она обняла его, стараясь успокоить свое сердце. Бабуля просила ее о том же. Она была очень взволнована тем, что Мара кого-то встретила, и ее обрадовало, что он живет рядом, в Готорне, а не где-то далеко.

— Я для нее не очень хорош, да? — спросил он, откидываясь назад.

— Конечно, хорош.

— Потому что я биржевой маклер и учился в Гарварде, а мой прапрадед был морским капитаном?

Она рассмеялась, целуя его в губы.

— Нет, не поэтому. — Она покачала головой. — А потому что ты очень хороший человек.

Его реакция ошеломила ее: глаза наполнились слезами, как будто никто никогда раньше не говорил ему подобного. Он обнял ее так крепко, что она едва могла вздохнуть.

— Ты веришь мне, — сказал он. — Это для меня самое главное.

— Я рада, — ответила она, чувствуя себя потрясенной и одновременно испытывая какое-то странное беспокойство.

— Хочу, чтобы мы всегда были вместе, — пробормотал он. — Вместе, пока оба не сойдем в могилу.

Эта фраза испугала ее. И все же она попыталась подавить внутреннее чувство тревоги, внушая себе: эта фраза означает, что он любит ее, что его чувства к ней превосходят все, что она знала до сих пор.

Сколько же раз она изменяла самой себе, не обращая внимания на мелочи, убеждая себя, что они не имеют значения, даже в тот самый первый день их знакомства, когда увидела холодное бешенство в его глазах на стоянке такси в аэропорту.

Теперь, глядя на бабушку, спящую на больничной кровати, Лили думала о том, как быстро все произошло и как часто она отмахивалась от крупных и мелких предупреждающих знаков. Она вспоминала, как часто он менял место работы, как интервалы между работами становились все дольше и дольше, как спустя некоторое время оказалось проще ставить его имя на свои счета, чем давать ему деньги на расходы.

Или его слова, сказанные на свадьбе: «Белые розы так легко помять».

Патрик упомянул отвратительное прошлое Эдварда. Лили очень хорошо знала его склонность к насилию в отношении с женщинами. В их первую брачную ночь Эдвард рассказал ей о своей бывшей подружке Джуди Хотон. Они не то чтобы жили вместе, но он проводил у нее много ночей. У нее был большой дом в викторианском стиле, унаследованный от двоюродной бабушки. Однажды вечером Джуди ездила в гостиницу Готорна. Когда она вернулась домой, Эдвард заявил, что она была с другим мужчиной. Джуди рассердилась на него за такое обвинение, и он ударил ее кулаком в лицо.

— О боже! — воскликнула Мара, закрываясь руками.

— У нее оказалась сломана челюсть. Ее мать заявила на меня в полицию. Дело касалось только нас с Джуди, но ее мать всегда во все вмешивалась. Она не понимала, Мара. Она ничего этого не понимала, но постоянно совала свой нос в наши дела. Именно из-за ее вмешательства мы расстались.

— Но, Эдвард… — Мара даже не знала, с чего начать. Почему Эдвард никогда не упоминал про Джуди раньше? И зачем он рассказал эту историю в их первую брачную ночь?

— С тобой я такого никогда не сделаю, — прошептал он, успокаивая ее, нежно убирая волосы со лба. — Пожалуйста, не волнуйся и не бойся. Ты совсем не такая, как Джуди.

— Эдвард, не важно, что она сделала, но она не заслужила, чтобы ее били кулаком в лицо!

Его глаза сверкнули — она увидела лишь намек на ту тьму, которую заметила во время их первой встречи.

— Она мне изменяла, — сказал он.

— И все равно. Если мужчина меня ударит, хоть раз применит силу, я его брошу, — твердо произнесла она. — В ту же секунду.

Эдвард посмотрел на нее долго и внимательно. Она почувствовала себя мухой, на которую смотрит ящерица, решающая, съесть ее или нет. Но потом чары рассеялись — он улыбнулся. Думая теперь о его улыбках, она понимала, что у него их был целый арсенал — от задорной мальчишеской усмешки до медлительной соблазняющей ухмылки. В тот раз он использовал что-то среднее для разрядки напряженности.

Линия на песке была проведена.

Эдвард дал ей понять, что у него есть кулаки и что он пустит их в ход, если его рассердить. Она дала понять Эдварду, что, если он только осмелится это сделать, она уйдет от него.

К несчастью для себя, Мара предупредила Эдварда, иначе смогла бы избежать многих неприятностей и мучений. Если бы он однажды рассвирепел и ударил ее — Мара бросила бы его раньше, чем он успел сделать что-то похуже. А так она дала ему понять, что нужно искать более утонченные способы, чтобы сломить ее дух.

Глядя теперь на Мэйв, лежавшую на больничной кровати, Лили чувствовала комок в горле. Она вышла замуж за мистера Хайда. Доктор Джекил был всего лишь одной из его масок. Лили понадобились годы, чтобы понять, что Эдвард отрезает от нее по кусочку — очень медленно, постепенно, едва заметно. Он нашел способ тянуть время, держать ее на привязи, бросать ей кусочки надежды, чтобы она провела с ним еще один день, неделю, месяц, год. Как она могла столько времени быть такой глупой?

Лили знала, что Лайам заботится о Роуз, охраняет ее. Слова Патрика: «Важно не „если“ а „когда“» звучали в ее голове. Она навлекла на любимых людей ту же опасность, с которой уже столько лет жила сама. И она не знала, что делать, чтобы защитить их. Особенно Роуз, ее Роуз.