"Следы на пляже" - читать интересную книгу автора (Райс Луанн)

Глава 9

Мэделин Килверт упаковала сумку с ночными принадлежностями, удостоверилась, что Аманда закрыла офис, и поцеловала на прощание мужа. Она выехала по подъездной дорожке от своего старого дома, вниз по Бенефит-стрит, в сторону шоссе. Крис был доволен ее поездкой – он был хорошим мужем и приветствовал все, что могло поднять ее настроение.

Когда Мэделин получила приглашение от Стиви, она не сразу сообразила, от кого это письмо. Она разобрала почту, просмотрела все счета и каталоги. Это был белый конверт, подписанный почерком, смутно напомнившим ей что-то; где Мэделин могла видеть его раньше?

Почтовый штемпель – Блэк-холл, Коннектикут – развязал узлы ее памяти. Летние дни в Хаббард-Пойнте, ряд снимавшихся на сезон коттеджей, в одном из которых она делила комнату с братом, пляж в форме полумесяца, угнездившийся между двумя скалистыми утесами, спокойные дни с двумя ее лучшими подругами…

Стиви – так ведь это Стиви Мур!

Открытка была привлекательно короткой и четкой:

Только жаль, внизу был карандашный рисунок, изображавший трех девочек, сидящих на дамбе, держащихся за руки и ожидающих, когда из моря поднимется полная луна. Лунный свет мерцал, оставляя дорожку на воде.

Заголовок сверху гласил: «ПЛЯЖНЫЕ ДЕВОЧКИ В ЭКСТАЗЕ ОТ ЛУННОГО СВЕТА». Под картинкой Стиви написала дату, адрес и слова: «Остановишься у меня!»

Мэделин бросилась показывать открытку Крису.

– Оригиналка Стиви Мур, – сказала она.

– Твоя знаменитая подруга, – улыбнулся он. – Я так много слышал о ней эти годы… прекрасные рисунки.

– Одна из нашей тройки. Наверное, она не знает об Эмме.

– Как она нашла твой адрес?

– Не имею понятия, – ответила Мэделин, уставившись на приглашение.

Стиви была ее удивительной «подругой, которая удалилась». С Эммой они были тесно связаны какое-то время. Но потом Эмма переехала в Чикаго, и Килверты перестали отдыхать в Хаббард-Пойнте. Эмма стала частью их семьи с тех пор, как они с Джеком полюбили друг друга. Но, поступив в колледжи, они потеряли след Стиви. Какое-то время она писала им – Мэделин узнала почерк Стиви и вспомнила, что, когда они были в Джорджтауне, она получила от нее письмо из Род-Айленда, где она училась в художественной школе.

Тогда Стиви повергла Мэделин в настоящий шок, сообщив, что вышла замуж. Это было каким-то необдуманным поступком – тайное бегство, мировой судья – и дело сделано. Мэделин вспомнила, что тогда позвонила Эмме, и обе они были в недоумении – почему такая спешка и почему Стиви не посчитала нужным пригласить их? Они вспомнили, как часто и сильно увлекалась она мальчиками на побережье – Эмма всегда отпускала ей на это четкое время, но Мэдди почему-то казалось, что это происходит от огромного чувства одиночества после смерти матери.

Потом… что же было потом? Мэделин обручилась с Крисом, Джек женился на Эмме… свадьбы, семейный отдых.

Им стали попадаться на прилавках книги Стиви. Ее известность росла. Мэделин всегда читала в конце книги колонку «об авторе». Таким образом, она следила за жизнью Стиви. В некоторых колонках упоминался муж, в других – нет. Помня о том, как страстно Стиви всегда влюблялась, Мэделин печалилась. Эмма говорила: «Она живет жизнью богемы – чуждой условностям и переменчивой».

Однажды Мэделин купила одну из книжек Стиви – в качестве рождественского подарка для Нелл, которой тогда было пять лет. Сейчас, двигаясь по трассе вниз, Мэделин пыталась вспомнить, о чем там рассказывалось; кажется что-то о лебедях… о двух самцах, которые дрались из-за самки. Эмма просмотрела книгу и сказала:

– Такова, очевидно, жизнь Стиви. Все эти драмы…

– Да, лебеди дерутся до смерти, – сказала Мэделин. – Вспомни Хаббард-Пойнт – разве там было что-то подобное.

– Я ничего такого не помню, – ответила Эмма, сажая Нелл к себе на колени. – Но дело не в этом, мне не нравится сама идея писать, сама понимаешь для кого, про насилие, пусть даже в мире лебедей! Бедняга Стиви! Надеюсь, она возьмет себя в руки и найдет свое счастье.

– Ей трудно, – сказала Мэделин. – Потеряла мать. Мне всегда казалось, что это побудило ее выйти замуж так рано, еще в колледже. Жаль, что мы потеряли с ней связь. Мы были такими близкими! Как это жизнь может разбросать людей так далеко друг от друга?

– Вероятно, она сочла бы нас скучными, – ответила Эмма. – Две счастливые замужние леди, все спокойно, и никаких драм.

– Это, кажется, занятная история, – сказал Джек, пролистав книгу. – И рисунки отличные.

– Может, и так, но не для нашей дочери. Очень мило, что ты купила ей книжку, Мэдди, но я, пожалуй, пожертвую ее в библиотеку.

– Ладно, – сказала Мэделин. Она вспомнила быстрый взгляд Джека в ее сторону – ведь Эмма произнесла приговор романтизму их с Джеком матери, стремившейся все увидеть и по возможности быть идеальной.

До этого семьи Мэделин и Джека много путешествовали, каждый раз встречая Рождество в новом месте. В тот год они остались в Атланте, наслаждаясь сочетанием вечнозеленого и белого – причуда Эммы того сезона. Эффектные декорации, бесконечные куплеты рождественских гимнов, стряпня для всех соседей и близких, жирнейший гусь от лучшего мясника с Питчри-роуд.

Перебросившись понимающими взглядами, Мэделин и ее брат тихонько хихикнули – они слишком любили Эмму, сразу же простив ей запрещение читать книгу Стиви Мур, на их взгляд, очень хорошую книгу о лебедях, как прощали множество других вещей.

Мэделин предпочитала не видеть в браке своего брата никаких недостатков, и он избегал обсуждать их с ней.

И Эмма тоже хранила всю свою неудовлетворенность внутри себя, пытаясь найти новые способы достижения душевного комфорта.

Ирония заключалась в том, что несколько лет назад поиски Эммой совершенства привели ее к вступлению в церковную общину. Она была членом ряда комитетов, организовывала деятельность волонтерских групп. Мэделин с изумлением наблюдала, как Эмма, решив, что жизнь ее была слишком легкой и свободной, изменила ее направление. Когда Нелл исполнилось семь, Эмма решила отказаться от празднования Рождества: сэкономив деньги, которые были бы истрачены на елку, гирлянды и свечи, она пожертвовала их благотворительной организации. Джек был огорчен, потому что расстроилась Нелл. Мэделин поневоле вспомнила тот случай с Эммой, Стиви и бездомной женщиной в Нью-Лондоне и подумала, не расплачивалась ли теперь Эмма за вытянутые обратно десять долларов.

А может быть, Эмма действительно хотела совершать добрые дела, посылая на помощь нуждавшимся волонтеров и этим хоть немного изменяя мир? Возможно, она и не предполагала, что ее последний выбор может разрушить ее семью.

Все это и многое другое повлияло на первую реакцию Мэделин, получившей приглашение Стиви: в ней были трепет, светлые воспоминания, возбуждение, любопытство и возможность поделиться с кем-то всей этой историей. Однако теперь, направляясь в машине к югу, пересекая границу Род-Айленда и Коннектикута и все больше приближаясь к Хаббард-Пойнту, она уже не чувствовала в себе уверенности.

Стиви изобразила в письме трех девушек… Стиви, Мэделин, Эмму. Пляжные девочки в экстазе от лунного света. Мэдди не могла не вспомнить воззвание Эммы тех лет: дни для нас, ночи для них…

Эмма… Ведя машину, Мэделин не могла заставить себя взглянуть на пустое место рядом. Она так ужасно потеряла свою невестку. После аварии, в госпитале, где восстанавливали ее раненые плечо и руку, Мэделин общалась с другими пациентками, выжившими после тяжелых аварий. Одна из них, у которой была ампутирована правая рука, рассказывала ей о «фантомных ощущениях»:

– Иногда я сижу здесь и чувствую, как зудит моя правая рука, и мне невыносимо хочется ее почесать. Зуд такой реальный! Или собираюсь взять ручку – я пользовалась только правой рукой при письме, и поражаюсь, что руки нет. Как будто у меня рука-призрак.

Сейчас, двигаясь в бывший когда-то таинственным портовый город, Мэделин знала, что она испытывает синдром «фантомной Эммы». Казалось невозможным, что ее здесь нет, сидящей рядом, разговаривающей, переключающей радио на другую волну – с любимого Мэделин старого рок-н-ролла на элегантную классическую музыку, которую предпочитала Эмма.

И один синдром порождал другие. Теперь Мэделин испытывала синдромы «фантомного Джека», «фантомной Нелл». Вместе с Эммой она трагически потеряла и своего брата, и племянницу. Понимать это было еще тяжелее.

Что она делает, возвращаясь в Хаббард-Пойнт, где и она и Джек впервые встретились с Эммой? Стиви может быть счастливой, думая о трех девчонках, но для Мэделин самые сильные воспоминания о Хаббард-Пойнте были те, где вместе была вся ее семья.

Должно быть, очень трудно пытаться объяснить все это женщине, которая, как кажется, выходила замуж столь же просто, как другие меняют туфли. Возможно, Стиви и была величиной в своем мире, но Мэделин вряд ли могла надеяться, что Стиви может понять ее и через что она прошла. Она взглянула на свое лицо в зеркало заднего вида: такое может показаться в ночном кошмаре. Она прибавила в весе, к тому же начала пить немного больше, чем следовало, пытаясь забыть о вещах, о которых не может не вспоминать.

Мэделин надеялась, что свободный образ жизни Стиви включает и склонность к выпивке. Она везла с собой две бутылки шампанского – Мумм Кордон Руж. Они поднимут бокалы в момент июльского полнолуния!

Отрешение от всех чувств было возможным и единственным способом продолжать путь.

У Тэры, тетки Пегги, был велосипед-тандем. После прогулки и ленча Пегги и Нелл тщательно его изучали. Мать Пегги присматривала за Нелл, когда ее отец ездил в Бостон по делам, и сейчас она тоже была здесь. Нелл наблюдала за двумя пожилыми женщинами, которые вели себя как девочки: уселись вдвоем на длинный синий велосипед и покатили по тихой улице, протянувшейся позади дамбы.

– Одна из нас берет на себя управление, – рассказывала Тэра, – та, что впереди. Другая садится сзади и целиком отказывается от контроля.

– Она-то и делает самое трудное, – сказала мать Пегги, сидя сзади и смеясь, – отказывается от контроля…

– Что? – переспросила Пегги. – Вы обе вообще-то по-английски говорите?

Нелл смотрела на них, и думала о своих матери и тете. Они жили так же, смеясь, играя, говоря о вещах, понятных только им. Взрослые женщины, а тайны как у девочек. Забавно, но, вместо того чтобы ощутить чувство потери, Нелл была спокойна и уверенна, глядя на них и слушая их болтовню. Она многое поняла, глядя на смеющихся и забавляющихся дам.

Обе они были в одинаковых соломенных шляпках с маргаритками на лентах. На миссис Мак-Кейб была форменная футболка Блэк-холла и обрезанные шорты, а на Тэре – черная тенниска с желтой надписью «ФБР» поверх купального костюма. Тэра направила велосипед вниз посередине улицы, делая зигзаги, будто объезжая препятствия на пути. Мать Пегги подняла босые ноги с педалей и задрала их в воздух, крича: Уи-и-и-и-и!

– Мам, ты ставишь меня в неудобное положение, – заметила Пегги.

– Она не может с собой совладать, – ответила Тэра, останавливая широкий синий велосипед прямо перед девочками. – Это совершенно безнадежно.

– Ты просто завидуешь мне, что у меня такой громкий голос, – возразила миссис Мак-Кейб.

– Уи-и-и-и-и! – завопила Тэра, даже громче, несмотря на то, что они остановились. – Уи-и-и-и-и-и-и-и!

– Боже мой, вы обе сошли с ума, – сказала Пегги, но при этом она смеялась.

Нелл тоже попыталась засмеяться, но она вдруг вспомнила свою тетю, дразнившую маму за ее стремление к идеальному порядку: сияющий чистотой дом, нигде ни пылинки, все находится на своих местах, шторы будто только что из магазина. И еще кое-что напоминало ей о своем доме: сады и у Тэры, и у матери Пегги были такими красивыми и ухоженными.

– Мы же не смущаем Нелл, правда, Нелл? – спросила миссис Мак-Кейб.

– Нет, – покачала головой девочка.

– Вот и хорошо. Теперь, – сказала Тэра, – кто хочет прокатиться?

– Я бы прокатилась, – сказала Пегги.

– Вместе с Нелл? Думаешь, это легко сидеть сзади, но я-то говорю тебе, что это не так. У тебя, правда, есть рукоятка, но ты не можешь управлять.

– Нормально, – сказала Нелл.

Тэра показала Пегги ручной тормоз и сделала ей поудобнее сиденье, опустив его, а миссис Мак-Кейб отрегулировала сиденье Нелл и помогла ей усесться. Ее руки были такими сильными и уверенными, и на несколько секунд Нелл вспомнила, что это значит – иметь мать.

Девочки прокатились несколько раз взад и вперед по пути Тэры, потом поехали вдоль дамбы и променада, вокруг бассейна с лодками, вверх по дороге, граничащей с болотистым лугом. Они проследовали мимо магазина Фоули, пересекли старое кладбище, оставили позади коттедж Нелл, направляясь вверх к мысу. Казалось, Пегги читает мысли Нелл…

Пегги почти остановилась, ведя велосипед вверх на маленький холм по тупиковой улице в сторону Стиви, Нелл жала на педали изо всех сил, чтобы помочь ей. Высокие деревья затеняли дорожное покрытие, и с моря долетал прохладный бриз. Пегги кивнула в левую сторону, сказав что-то о том, что этой ночью будет полная луна, что, может быть, они смогут проследить ее восход.

Но Нелл смотрела направо: на дом Стиви. Он стоял в тени дубов и сосен, в их отсвете белая кровля казалась голубой. Она с удивлением подумала, что он выглядит так, как в те времена, когда сюда приходили ее мать и тетя Мэделин, и тогда он действительно был голубым.

Она подумала о вороненке, размышляя, не научился ли он еще летать. Она размышляла также о Стиви, вспоминает ли та ее. Не удивлена ли она, что Нелл больше не приходит к ней в гости?

Нелл догадывалась, что причина, по которой отец не хочет отпускать ее к Стиви, заключалась не в расписании ее занятий. Нелл совершила непоправимое – она выболтала секрет о том, что тетя Мэделин исчезла. Нелл знала, что отец был непреклонен относительно ее встреч с тетей, и он не хотел, чтобы Стиви обеспокоилась этим, и ей стало еще хуже.

Эти мысли вызвали слезы на ее глазах. Если Пегги повернется, то Нелл скажет, что это от ветра, что ей в глаза попала пыль. Они подрулили к концу тупика, повернулись и поехали обратно.

В момент поворота Нелл увидела, что там стоит знак: ПОЖАЛУЙСТА, УХОДИТЕ.

Увидев его, она прикусила губы. Она-то не хотела уходить. Ей хотелось взобраться на холм, постучаться в дверь Стиви, пить из бокала имбирный эль с ломтиками персика и смотреть на картины Стиви и тети Аиды и разговаривать о матери и о тете Мэдди.

В этот момент по улице медленно проехала машина бежевого цвета. Водитель, должно быть, высматривал адрес, потому что он не заметил велосипеда, Пегги пришлось свернуть в сторону от машины. Этот маневр вызвал у Нелл нервную дрожь.

– Кажется, этот водитель из Род-Айленда свихнулся! – сказала Пегги.

– Из Род-Айленда?

– Ага. На нем табличка с правами – с парусной шлюпкой «Океанского штата».

Нелл не ответила, думая о том, как странно, что машина из Род-Айленда едет по улице, где живет Стиви, прямо сейчас, когда она только что думала о своей тете. Тетя Мэделин и дядя Крис переехали в Род-Айленд, Провиденс. Нелл знала, потому что тетя по-прежнему присылала ей открытки. Она не отвечала на них, но тетя Мэдди все равно продолжала писать.

Пегги тем временем повернула с холма вниз к берегу.

– Приготовься! – крикнула она. – Как ты думаешь, мы справимся с этим холмом?

– Надеюсь, что так.

– Держись крепче!

– Я держусь, – ответила Нелл.

Они начали увеличивать скорость. Нелл полуобернулась через плечо, бросив последний взгляд на голубой в тени дом Стиви. Она попыталась разглядеть машину из Род-Айленда, но они двигались слишком быстро.

«Если бы случилось чудо, – думала Нелл. – Если бы только мы смогли быть все вместе».

Она держалась за ручки руля, которым нельзя было управлять, закрыв глаза, потому что Пегги рулила и ей, по сути, нечего было делать. Она ощущала ветер, развевавший ее волосы, и просила, просила о чуде.