"Билет на погост" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)Глава 11Первым делом я позвонил Аните. После нашего развода она вторично вышла замуж, и трубку поднял ее новый муж. Извинившись за поздний звонок, я попросил к телефону миссис Кармайкл — было очень непривычно называть ее «миссис Кармайкл», хотя повод для звонка был куда более необычным. Я сразу предупредил ее, что скорее всего мои опасения беспочвенны, но сложилась ситуация, в которой ей знать просто необходимо. Стараясь объясниться короче, я сбивчиво рассказал бывшей жене, что один преступник, которого я упрятал за решетку много лет назад, выбрался на свободу и теперь начал сумасшедшую вендетту, пытаясь отомстить мне, отправляя на тот свет всех моих женщин. — Правда, у меня нет ни одной, — поспешил объяснить я, — но он трактует это понятие в максимально широком смысле. Одну женщину он убил за то, что она дала показания против него на суде двенадцать лет назад, другую — только лишь за то, что мы однажды вместе с ней отужинали в ресторане. Я даже не знал ее фамилии. — И он убил ее? Почему же полиция не арестует его? — Надеюсь, со временем это произойдет. Но пока... — Ты хочешь сказать, что мне угрожает опасность? — Честно говоря, не уверен. Возможно, он и не подозревает о твоем существовании, а если и знает, то вряд ли сможет разыскать тебя под новой фамилией и по новому адресу. Но этот подлец удивительно находчив. — А как же дети? Один из моих детей уже работал, другой ходил в колледж, располагавшийся на другом конце поселка. — Думаю, они в безопасности, — произнес я. — Этот сумасшедший интересуется лишь женщинами. — Точнее, убивает их. О Боже... Так что же мне делать? У меня были на этот счет кое-какие предложения, и я поделился ими. Во-первых, можно уехать в отпуск куда-нибудь подальше, если есть такая возможность. Если нет, ей следует обратиться в местное отделение полиции и поинтересоваться, какую помощь они могут предложить. Возможно, есть смысл обратиться в частное охранное агентство. В любом случае необходимо соблюдать осторожность, не открывать дверь незнакомым людям и... — Проклятье, но мы же разведены! — сказала она. — У меня теперь другой муж. Неужели он этого не понимает? — Не знаю, — ответил я. — Возможно, он считает себя католиком и не признает разводов. Поговорив еще немного с бывшей женой, я попросил ее позвать к телефону ее нового мужа и пересказал ему все, что сообщил ей. Он показался мне здравомыслящим и решительным человеком, и я положил трубку в уверенности, что он сможет правильно оценить ситуацию и принять необходимые меры. Мне хотелось думать, что то же самое он мог бы сказать и про меня. Затем я подошел к окну и взглянул на расстилавшийся передо мной город. Когда я только въехал в этот отель, из окон моего номера открывался вид на башни международного торгового центра, но затем новые здания загородили его, а вместе с ним — и значительную часть неба. Опять заморосил дождь. Внезапно я вспомнил о Мотли: интересно, где он сейчас? Возможно, стоит, промокший, на улице... а может, уже нашел свою смерть?.. Затем я взял телефон и набрал номер Джен. Она работала скульптором и имела собственную мастерскую южнее Ченнел-стрит, на Лиспенард-стрит. Нас свела судьба во время моего очередного запоя, и мы вдвоем откупорили немало бутылок у нее в студии. Затем она стала трезвенницей, и наши встречи прекратились, но затем вслед за ней бросил пить и я, и мы стали встречаться вновь, однако недолго. Вскоре мы расстались, хотя я и не до конца понимал почему. — Привет, Джен, это Мэтт, — сказал я. — Прости, что звоню так поздно. — В самом деле поздно, — ответила она. — Что, что-то важное? — Да. Правда, я не уверен, касается это тебя или нет, но не простил бы себе, если бы не предупредил тебя. Затем я рассказал ей всю историю — несколько более подробно, чем Аните. Джен видела телевизионный репортаж о гибели Тони, но даже и не подозревала, что это могло быть не самоубийство. Она также не подозревала, что Тони тоже была анонимным алкоголиком. — Не знаю, видела ли я ее... — задумчиво произнесла она. — Вполне возможно; ты ведь приходила несколько раз в Собор Святого Павла. Кроме того, Тони выступала и на собраниях других групп. — Так это с ней ты ходил на собрание куда-то... Ты говорил мне, но у меня вылетело из памяти. — В Ричмонд-Хилл. — Это что, где-нибудь в Куинсе? — Да. — И он убил ее только из-за этого? Или у вас с ней были какие-то отношения? — Вообще никаких. Во-первых, она была совершенно не в моем вкусе, во-вторых, у нее был роман со своим шефом на службе. У нас ничего даже не намечалось. Я болтал с ней иногда на собраниях, но только для того, чтобы убить время. — И только лишь на основании этого... — Да. — Ты уверен, что это было не самоубийство? Хотя да, конечно. Что за дурацкий вопрос! Ты полагаешь... — Я не уверен в том, что полагаю, — сказал я. — Он вышел из тюрьмы четыре месяца назад и вполне мог провести эти четыре месяца, следя за мной; за это время мы с тобой не встречались ни разу, а значит, и узнать о твоем существовании он не мог. Но я не имею ни малейшего представления о том, что в действительности ему обо мне известно, мог ли он узнать от кого-нибудь что-то такое, чему сам просто физически не мог быть свидетелем, какие меры он предпринял, чтобы добыть сведения обо мне. Хочешь знать, что я думаю обо всем этом? — Конечно. — Я думаю, что наутро тебе первым делом нужно сесть в самолет и улететь куда-нибудь подальше, не слова ни говоря никому, куда именно. Даже билет оплати наличными, чтобы никто ничего узнать не смог. — Ты серьезно? — Еще как!.. — У меня великолепные замки на двери. Я могу... — Нет! — прервал ее я. — В твоем здании нет никакой охраны, и любой сможет без труда войти в него и выйти незамеченным. Ты, конечно, можешь рискнуть, но не обманывай себя мыслями о том, что ты можешь оставаться в Нью-Йорке и при этом чувствовать себя в безопасности. Некоторое время Джен молча размышляла над моими словами. — Нужно сходить к моему... — начала было она, но я оборвал ее: — Не смей говорить об этом по телефону! — Ты думаешь, линия прослушивается? — Думаю, что лучше всего тебе не рассказывать никому о своих планах. В том числе и мне. — Ясно, — вздохнула она. — Ну что же, Мэтт, ты смог убедить меня в том, что все это очень серьезно. Я прямо сейчас начну собирать вещи. Как я узнаю, когда можно возвращаться обратно? Могу я позвонить тебе? — В любое время. Только ни в коем случае не оставляй своего телефона. — Я чувствую себя чертовски глупо; как будто я изображаю из себя какого-нибудь шпиона. А если, допустим, я не смогу дозвониться? Как тогда узнать, что можно возвращаться обратно? — Пара недель все решит, — ответил я. — Либо один финал, либо другой — третьего не дано. Во время беседы по телефону я боролся с желанием прыгнуть в такси и помчаться на Лиспенард-стрит, чтобы хоть как-то попытаться защитить ее. Мы могли бы проболтать несколько часов кряду и выпить за это время несколько галлонов кофе; эта ночь как небо от земли отличалась бы от той, в которую мы познакомились. Но теперь эти ночные беседы навсегда канули в Лету. Я потерял ее, и хотя иногда порывался восстановить прежние отношения, каждый раз это оканчивалось ничем — мы уже расстались, расстались раз и навсегда. В наших душах еще теплилось какое-то теплое чувство, однако будущего у нас с ней уже не было. Тогда, прежде, когда я вдруг понял, что между нами все кончено, я как-то позвонил Джиму Фаберу. — Никак не могу понять, — сказал я ему, — что все это кончилось. Честно говоря, я думал, что у нас что-нибудь получится. — Да, — сказал он. — Вот только неизвестно, что именно. Я чуть было не позвонил ему сейчас. Это вполне могло случиться. Наша договоренность предполагала, что я не вправе звонить ему после полуночи, а сейчас дело близилось уже к утру. С другой стороны, я мог звонить ему в любое время дня и ночи — в случае опасности. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что теперешняя ситуация не подходит к понятию «опасность» — реальной опасности того, что я могу от отчаяния вновь взяться за бутылку, не было, а только из-за этого можно было поднять среди ночи с постели хорошего друга. Самое удивительное, ни малейшего желания выпить у меня не возникало. Я чувствовал себя так, как будто меня избили, но к рюмке нисколько не тянуло. ...Я оделся и вышел на улицу. Дождь почти прекратился и теперь лишь незаметно моросил. Я вышел на Восьмую авеню и прошел восемь кварталов вниз. Однажды мне довелось провожать ее, и я знал, где находится ее дом, но о расположении окон мог только догадываться. На асфальте никаких следов не было, во всяком случае, я не заметил. Падающий с такой высоты человек может оставить после себя заметную вмятину, однако Тони случилось упасть прямо на Майкла Фицроя, и его тело приняло на себя большую часть силы удара. Пятен крови тоже нигде не было видно. Крови здесь было, судя по всему, немало, однако оба дня шел дождь, и его потоки наверняка смыли то, что могло остаться после мойщиков улиц. Конечно, какие-то следы остаются всегда. Однако была ночь, мостовая была мокрой от дождя, а в таких условиях заметить пятна крови почти невозможно, особенно если неизвестно точное место падения тела. К тому же кровью запятнан весь этот город; нужно только присмотреться, и ее следы можно отыскать повсюду. А может быть, кровь залила уже всю планету?.. Гулял я не меньше часа. Одно время у меня появилась мысль зайти в заведение Грогана, но я сразу же от нее отказался. Разговаривать у меня настроения не было, да и позволить себе посидеть лишний раз в полупустом питейном заведении тоже не хотелось. Я медленно шел по улице и, хотя дождь усилился, не обращал на это никакого внимания. Должно быть, он крался за нами по пятам той ночью. А может, он перехватил нас, когда мы возвращались из Ричмонд-Хилла? Такое тоже вполне возможно. Наверное, он сидел в засаде где-то неподалеку и увидел нас, когда мы отправлялись в бар Армстронга. Или когда я провожал ее домой. Наконец я вернулся к себе в отель и повесил сушиться свою одежду, на которой не осталось ни одной сухой нитки. После такой прогулки немудрено было подхватить жесточайшую простуду — я весь продрог до костей. Немного постояв под горячим душем, я улегся в постель. Мотли по-прежнему был вне моей досягаемости и продолжал вести охоту за всеми женщинами, которых ему могло взбрести в голову посчитать моими. Мне оставалось лишь вертеться изо всех сил, пытаясь защитить каждую — Элейн, и Аниту, и Джен. При этом мне не оставалось ничего иного, как держаться за них. И тем самым подтверждать идею, родившуюся в воспаленном мозгу Мотли. Я сам подбрасывал ему все новые и новые доказательства того, что все эти женщины в самом деле являются «моими». Но отчаянно борясь за них, я все больше понимал ту горькую истину, что эти женщины не «мои» и, возможно, никогда ими не были. Что у меня не было никого и скорее всего никогда не будет. Что я абсолютно одинок. |
||
|