"Кольца вероятности" - читать интересную книгу автора (Лоскутов Александр)

Глава 4

– Что стоишь? Помоги.

Михаил открыл дверку и, отстегнув ремень, вытащил мертвеца наружу. Я просто стоял и смотрел, будучи не в силах даже шевельнуться. Михаил тяжело дышал, и даже слепой бы понял, что сил у него уже совсем нет, но повторять просьбу он не стал. Ноги Петро медленно выползли из машины. На сиденье остались многочисленные кровавые пятна. Кое-как усадив мертвого у ствола молодой березки, Михаил проверил его карманы и что-то швырнул в негромко зашуршавшую прошлогоднюю листву.

– Возьми. Это тебе.

На негнущихся ногах шагнув вперед, я подобрал толстый кожаный бумажник. Открыл. Внутри были деньги. Много денег. Российские рубли, американская зелень, немецкие марки, еще что-то. Я прикинул на глаз. Здесь явно тянуло больше чем на полмиллиона, если перевести на деревянные. Я растерянно повернулся к Михаилу, держа в руке приличную пачку денег.

– Там еще документы. Они тоже твои.

Паспорт был на имя Петра Романовича Боенко, по национальности русского, но имеющего гражданство Украины. Присутствовали также и водительские права.

– Это же не мои документы. – Я растерянно взирал на фотографию в паспорте, с которой на меня уставился усатый мужчина с легкой грустью в глазах. Никакого сходства.

– Да какие уж есть. Другими потом разживешься.

– В смысле… липовыми, что ли?

– Простой ты парень, Антон… – Михаил вытащил из кармана бывшего владельца паспорта пистолет и бросил в мою сторону. – Это тоже прихвати. Пригодится.

Вот черт… Я подобрал пистолет. Покрутил в руках. Зачем он мне, я не представлял. Только лишние неприятности. Если меня с ним возьмут… Сколько же человек вчера было убито из этого ствола? И вообще, что это за пистолет такой?

– Итальянская «беретта», – мрачно буркнул Миха­ил. – Девятимиллиметровые патроны. Проверь обойму.

Я молча убрал оружие, сунул в карман бумажник. Вот ведь паразитство какое, имея при себе кучу денег в валюте и пистолет, я чувствовал себя как на иголках!

– Одежду тебе сменить надо. Выглядишь, будто купался в навозе.

Я наградил Михаила яростным взглядом, но он только слабо улыбнулся. Знал! Он явно все знал!

– Рубашку сними и брось. Возьми мой пиджак – он на заднем сиденье. Брюки придется оставить как есть. А вот с обувкой проще. Можешь у Петро взять. Жалко, что у него вся одежда в крови, а то бы мы тебя приодели… Ну что ты встал, снимай свои кроссовки. Да умойся хотя бы.

Внутренне содрогаясь, я стащил обувь с трупа. Туфли были хорошие. Дорогие. Не чета моим дешевым кроссовкам. Я обулся и спросил насчет умывания.

Впервые в жизни умывался минеральной водой, три бутылки которой нашлись в багажнике автомобиля. Забавно.

Михаил наспех оттер переднее сиденье, но следы крови все же можно было разглядеть, если хорошенько присмотреться.

– Так. И что же дальше?

– А что дальше? – буркнул Михаил. – Дальше ничего. Ты как знаешь, а я больше даже на ногах стоять не могу. – Он тяжело плюхнулся на сиденье, выудил откуда-то ампулу с буроватой жидкостью и с тоской посмотрел на нее. – Шприцов нет. И таблетки все растерял как назло.

– Наркота, что ли?

Он улыбнулся:

– Почти. Это АКК-3. Облегчает период восстановления после использования колец. Я тебе потом все объясню. Скажу даже, где достать.

– Не нужна мне эта дрянь!

– Сейчас, может, и не нужна, но потом еще как понадобится… Ладно. Ша. Кончай базар. Я отдыхать буду.

– Кхм… – Я указал на завалившегося набок мертвеца. – А может… Как-то мне здесь не по себе.

– Ты поведешь? Нет? Тогда заткнись.

Я заткнулся и некоторое время бродил вокруг, раздумывая о своей тяжкой судьбе. Пересчитал деньги, осмотрел пистолет, подобрал выброшенную Михаилом ампулу. Но ничего не добился. Ампула как ампула. Таких в каждой аптеке тысячи. Никаких надписей. Что внутри – неизвестно. Я пожал плечами и бросил ее на землю. Оружие тоже самое обыкновенное. Пистолет как пистолет. В обойме осталось четыре патрона. С деньгами получилось сложнее. Восемнадцать тысяч рублей и четыре с половиной тысячи долларов. Немного немецких марок. А вот как считать остальные разноцветные бумажки, я не мог даже представить себе. Фунты, гульдены, франки, какие-то совсем неизвестные мне купюры. Курса я не знал и не мог даже представить себе, много это или мало.

Я вздохнул и убрал бумажник в карман. Покосился на Михаила. Тот лежал как мертвый, и только едва слышное сипение говорило о том, что он всего лишь спит. Я легонько толкнул его в плечо – не проснулся. Может, он вообще уже на последнем издыхании? Хотя вроде и не ранен, но кто его знает. Я же не врач. Что он там молол про таблетки?

Но как же мне быть? Ольга жива, Ивановичу я верю. Может, вернуться домой, переговорить с милицией? Или остаться с этим полусумасшедшим типом? В городе меня могут поджидать, но и к Михаилу особого доверия не испытываю. Что, если он просто отвлекает мое внимание, а потом… И кончу я в лесу у березки, как Петр Боенко.

Что же делать? В бега податься? Но ведь всю жизнь не будешь прятаться. А как же моя жена? Нет, это не выход. Я снова взглянул на Михаила. Он спал. Я бы тоже с превеликим удовольствием вздремнул. Все тело ныло, голова разламывалась, ноги не держали. В глаза будто песка насыпали. Поспать? Прикорнувший у березы труп давил на нервы, как камень весом в сто тонн. Нет, здесь я спать не буду. Нипочем. Потому что не уверен, смогу ли проснуться.

Ну тогда хотя бы пожевать чего-нибудь. Мой желудок уже давно напоминал мне о себе. Вот только ничего мало-мальски съедобного у меня не было. Но это не так страшно – от голода умирать еще рано. Подумаешь, всего лишь… А сколько же времени? Часов я не ношу. У Михаила спросить время не догадался… Я покрутился на месте. Ага! У Петра Романовича на руке часы есть. Тьфу… Стоят. Ладно, обойдемся без часов. И так ясно, что время уже послеобеденное.

Смотря в зеркало заднего вида, я изучил свое лицо. Черт. Как после недельного запоя. В таком виде меня Ольга на порог не пустит. Ха-ха. Хороша шуточка?

Итак. Решение принято. Я хочу домой. Домой, домой, домой. Может, кто подвезет? Но для этого надо хотя бы добраться до трассы.

Я вытащил пистолет, подкинул в ладони и аккуратно положил на капот машины. Не нужна мне эта железяка. Туда же бросил документы и бумажник убитого Петра Романовича. Деньги, поколебавшись, сунул в карман. Не все, конечно. Взял только российские рубли и доллары. Как компенсацию за разгромленную квартиру и нервное потрясение. Помахал на прощание спящему Михаилу.

А потом двинул в сторону едва видневшейся на горизонте проселочной дороги, по которой неторопливо полз окутанный клубами пыли трактор.

– Ну, спасибо, что подкинул. Бывай.

Я сунул пожилому водителю смятую пятисотрублевую бумажку и тяжело спрыгнул на землю. Подождал, пока натужно ревущий «КамАЗ» не исчезнет за поворотом, и глубоко вздохнул. Почти дома.

Было около девяти часов вечера. Небо хмурилось, кажется, готовясь разразиться дождем. Мокнуть мне не хотелось, и поэтому я ускорил шаг. Идти было недалеко.

Вот уже и моя родная пятиэтажка. Боже мой, три милицейские машины у подъезда. Я поднял голову и сразу же заметил зияющий проем выбитого окна. Окна моей квартиры. Поморщился и вошел в подъезд.

Взяли меня уже в тот момент, когда я поднимался по лестнице. Пару раз врезали по почкам, заломили руки, обшарили карманы. Потом, не обращая внимания на мои протестующие вопли, затолкнули в машину, и мы покатили.

– Твое?

– Нет.

– Чье?

Я тоскливо глядел на лежащую на столе пачку де­нег. Лучше бы я их не брал вовсе. Чем думал? Наверное, задним местом. Теперь приходилось выкручиваться, объясняя наличие в карманах четырех с лишним тысяч долларов и определенного количества рублей. Хорошо еще догадался пистолет оставить, иначе вообще была бы труба.

– Не знаю я его. Он один из тех, кто позавчера устроил стрельбу сначала в парке, потом у меня дома. Мне он сказал, что его зовут Михаил. Фамилию не называл…

Допрашивал меня подтянутый майор средних лет с аккуратно приглаженными волосами и небольшими усиками. Рядом с ним я смотрелся как самый натуральный бомж, вонючий, немытый, нечесаный, обряженный в вымазанные навозом брюки и помятый пиджак на голое тело. Я уже рассказал ему все, что знал, стараясь особо не завираться. Припомнил все, что говорили мне эти бандиты, постарался передать слово в слово разговор с Михаилом в машине. Назвал номер его «форда». По крайней мере, первую цифру, которую я запомнил точно. Указал место, где Михаил оставил тело убитого Петра Боенко. Умолчал только о браслете, что таился внутри моей руки. Причину, конечно же, легко было понять.

Не знаю, насколько мне верил этот майор, но одни и те же вопросы он повторял, по-моему, уже по пятому разу.

– Значит, ты выпрыгнул в окно? С четвертого этажа? И попал в машину с навозом? Не кажется ли тебе, что это немного… необычно?

– Может быть. Не знаю. Но я рад, что она там оказалась. Лучше уж неприятно пахнуть, чем размазать голову об асфальт.

– А как объяснить, почему эта машина там появилась?

– Не знаю я. Вам виднее. Могу я увидеть свою жену?

– Не сейчас. Немного позже. Объясни, почему ты согласился сесть в машину с этим самым Михаилом? Ведь он всего за день до этого пытался тебя убить.

– Если бы он хотел меня убить, то, наверное, убил бы. А что до того, почему я сел в машину?.. А вы бы не сели, если на вас направили пистолет?

– То есть у него был пистолет?

– Да, девятимиллиметровая «беретта».

– Откуда ты знаешь? Разбираешься в огнестрельном оружии?

– Господи! Да он сам мне сказал.

Ну прямо гестапо какое-то. Хорошо еще, что пальцы не ломают. Хотя, возможно, еще все впереди? Это уже не наша родная милиция. У нас так не ра­ботают. Может, спецслужбы? ФСБ или еще кто-нибудь?

Вечером того же дня, когда я сидел в камере голодный и злой как черт после многочасового допроса, ко мне заглянул Иванович и поведал последние новости.

– Все подтверждается. Мы нашли то место. Все так, как ты и говорил. Только машина там не «форд», а «волга». И трупов не один, а два. Один из них действительно Петр Боенко – документы мы нашли. А вот кто второй?

– Слушай, Иванович. Ну хоть ты мне поверь. Не знаю я ничего. Сам до сих пор в себя прийти не могу. Еще два дня назад жил себе и горя не знал, и вдруг стрельба, пальба, трупы в моей квартире… Скажи, Ольга-то как?

– Да ничего. Нормально почти. Вчера я ей помогал окна на кухне вставлять. Да, Зуев, если бы ты видел свою квартиру… Там теперь капитальный ремонт делать придется. Повсюду кровь, стены все в дырках, мебель раскурочена.

– Сделаем. Только когда меня отсюда выпускать собираются?

– А вот этого не знаю. Тут уже не моя власть. Как начальство решит, так и будет.

Выпустили меня через три дня. Под подписку о невыезде. Радуясь жизни и наслаждаясь теплым солнечным днем, я вышел из дверей милицейского управления и, широко шагая, двинулся домой. Душа томилась приятным ожиданием. Сначала душ, потом хороший обед вместо той картофельной размазни и черствого хлеба, которыми меня потчевали в камере. И Ольга. Оля. Оленька. Она же меня ждет. Мы будем делать ремонт и забудем об этом кошмаре. Жаль только, что денежки не вернули. Но я в этом и не сомневался.

Я вовсю радовался жизни, надеясь, что самое худшее уже позади. Но, как оказалось, зря надеялся.

– Привет, Антон Зуев. Давненько не виделись.

Вот ведь как. Пока ни в чем не повинный я сижу за решеткой, настоящие убийцы бродят по городу и вершат свои грязные делишки.

– Что молчишь? Не рад встрече, что ли?

– Зато я вижу, что ты рад, – огрызнулся я. – Где твой дружок Алик?

– Ишь ты, даже имя запомнил… Занят Алик – времена сейчас тяжелые. Работать надо. Пойдем, по­говорим немного. Ты не против?

– А если против?

Он вздохнул. Он – это тот, кого я раньше видел в мотоциклетном шлеме, а потом в пиджаке новорусского фасона. Тот, кто устроил засаду в моей квартире.

И чего это я треплюсь с ним? Дать в морду да тащить в милицию.

– Ну, если ты та-ак. – Тощий бандит вытащил из кармана какой-то сверток, пошелестел бумажной оберткой, но разворачивать не стал. – Тогда придется тебя заставить. Видишь этот пакет? Здесь тебе знакомая «беретта» девять миллиметров. Та самая, что ты в руках держал. С твоими пальчиками. А, между прочим, из этого ствола не столь давно одного моего знакомого шлепнули. Хочешь, этот пакет майору Таранову на стол ляжет?

Видимо, в моем взгляде тощий прочел все, что я о нем думал, потому что внезапно хмыкнул и широко осклабился. Сверток опять вернулся в карман.

– Пошли. Поговорить надо.

Мы сели на ближайшую скамью. Точнее, сел этот шантажист, а я всего лишь прислонился к стене дома и принял демонстративно-независимый вид. Кроме нас лавочку избрала местом своего отдыха какая-то старушка, но бывший мотоциклист выразительным взглядом вынудил ее найти себе новое место для сбора свежих сплетен.

– Нам с тобой о многом надо побеседовать, Антон Зуев. Но, прежде всего, я должен представиться. Федор Рогожкин, представитель Обновленного Братства в России и ближайшем зарубежье.

– Какой звучный титул, – фыркнул я. – Ты, наверное, большая шишка в этом своем Братстве?

Рогожкин улыбнулся. Широко и беззаботно, будто бы это не его разыскивала вся милиция области.

– Любой носящий кольцо автоматически становится большой шишкой. Сейчас таких во всем мире всего пятнадцать. И один из них – ты. Ну что уставился? Думаешь, если бы ты был пешкой, то я стал перед тобой разоряться? Если следовать шахматной аналогии, ты – офицер, хотя нет, ты – конь. Действия твои непредсказуемы, путь извилист и непонятен, прыгаешь через наши головы, пытаясь приткнуться в какой-нибудь угол, не понимая, что покоя тебе все равно не будет. Игра уже началась, и ты избрал самый неудачный момент, чтобы вылезти наружу. Хотя именно твое появление и стало той последней соломинкой, что переломила хребет верблюду, уж прости за высокий слог.

Я молчал, в упор глядя на него и пытаясь ничем не выдать своих мыслей, хотя мои бедные запутавшиеся мозги буквально скрипели от натуги, стараясь разобраться в мешанине обрушившихся на меня новостей. А поразмыслить было над чем…

– Ты ввязался в игру, которой не понимаешь. Старое Братство сейчас слабо. Всего пять колец против наших одиннадцати. Мы имеем преимущество в игре на вероятности, но при этом проигрываем в живой силе. Большинство посвященных и последователей остались с теми закосневшими маразматиками. У нас катастрофически не хватает серьезных помощников. Большинство тех, кого мы собрали, – это отбросы. Рядовые исполнители. Пешки. Они никто.

Я уже начинал понимать, куда он клонит, но ждал. Ждал, когда же прозвучит эта фраза, чтобы решительно бросить в лицо этому усмехающемуся трепачу свое решительное «нет». У меня не было ни малейшего желания ввязываться в бандитские разборки.

– Да, прямая война нам выгодна, но… Но она началась слишком рано. Мы еще не готовы. Конечно, наши аналитики предсказывают победу, но цена будет слишком высока. Мы потеряем все или почти все. Связи, должности, людей.

– Добавь еще рынки сбыта. – Я поморщился, представив себе разборку двух крупных авторитетов, делящих между собой сферы влияния. Интересно, что тут замешано? Наркота? Оружие? Игорный бизнес? Что еще?

– Да, и рынки сбыта, хотя это уже не столь важно. – Рогожкин снова расплылся в улыбке. – Вижу, ты представляешь нас как какую-то мафиозную структуру, наживающуюся на людских пороках, и готов проявить свой праведный гнев и отказаться от всяческого сотрудничества. Придется тебя разочаровать. И мы и Старое Братство такими вещами не занимаемся. Все вполне законно. Все наши доходы идут легальными путями. Мы владеем акциями промышленных гигантов по всему миру, ведем разработку нефтяных и газовых месторождений, оказываем посреднические и юридические услуги, да и много чего еще. В Штатах у нас есть даже лаборатория, которая занимается проблемой старения – там пытаются разработать способы продления человеческой жизни. Да нам просто незачем связываться с теневой экономикой, когда в половине стран мира у власти стоят наши ставленники.

Вот этим он мог бы меня ошарашить и уложить. Я был бы ошарашен и повержен на обе лопатки. Но только если бы я поверил.

– Докажи.

– Как? – Федор сардонически усмехнулся. – Показать бухгалтерские документы нефтедобывающих компаний? Провести в Белый дом и познакомить с президентом? Продемонстрировать наши новейшие разработки в области компьютерных технологий?

Я был потрясен. Нет. Нет… Это не может быть правдой. Не может! Но какой-то тоненький голосок внутри моего затуманенного разума истошно пищал: «Да. Да. Так и есть. Вспомни силу браслета. Ты мог все. Ты был почти всемогущим. Ты чувствовал себя полубогом. А теперь представь, на что способна организация, каждый член которой – полубог?»

– Но почему вы тогда скрываетесь? Почему таитесь от общества? Почему я раньше никогда не слышал ни о чем подобном? Зачем действовать исподтишка, когда можно просто взять поводья в свои руки?

Рогожкин проводил взглядом прошедшую слишком близко парочку и вздохнул.

– Да, мы тень человечества. Мы скрываемся и таимся. Но, подумай сам, какова будет реакция обычного рядового американца, или немца, или русского, если правда вылезет наружу? Толпа очень не любит тех, кто хоть чем-то отличается от нее. А мы отличаемся. И очень сильно. А люди по своей природе и есть толпа. Глупая, не способная к разумному мышлению толпа. История Старого Братства знает немало случаев погрома и массовой резни из-за просочившихся слухов о нечеловеческой силе отдельных личностей. Вспомни костры средневековой инквизиции. Гораздо проще и безопаснее действовать тайно. Такая тактика проверена веками. Сегодня Братство просочилось повсюду. Сотни людей являются нашими посвященными, у нас тысячи последователей, миллионы работают на нас, даже не подозревая об этом, высокопоставленные чиновники проводят в жизнь нашу политику, направляя развитие общества в нужную сторону.

– Ну да, и при этом ты щеголяешь в потрепанных джинсах?

– Хм… – Один из теневых правителей этого бренного мира поморщился и устало пожал плечами. – У меня счета в десятках банков по всему миру, у меня дача под Москвой и квартиры во всех крупнейших городах России. Но неужели ты считаешь, что я настолько глуп, что прилечу в захолустье на личном самолете, объявив всему миру, что у Федора Рогожкина появились дела в этом забытом богом городишке?

Несколько бесконечно долгих минут мы молчали. Тощий миллионер терпеливо ждал, а я… Я пытался собрать вместе разбегающиеся мысли.

– Хорошо. Допустим, я тебе верю. Но что ты хочешь от меня?

– От тебя я хочу только тебя. – Федор коротко хо­хотнул. – Мне нужен ты сам. Я хочу, чтобы некто Антон Зуев вступил в Обновленное Братство.

– И зачем мне это?

– Затем, что у тебя, собственно, нет особого выбора. У тебя на руке кольцо вероятности, что автоматически делает тебя участником нашей игры.

– И все же если я откажусь?

– Тогда я буду вынужден забрать кольцо. Мы не можем позволить себе разбрасываться такими ценнейшими артефактами. И, само собой, придется позаботиться о том, чтобы ты не болтал зря. – Я напрягся, но Рогожкин только вздохнул. – Ты пойми, Зуев, все слишком серьезно. Сейчас решается будущее доброй половины жителей этой планеты. Кто останется у руля? Старое Братство или мы? Ставки слишком высоки, и я не могу позволить тебе бегать как вздумается. Либо ты с нами, либо против нас. – Он вновь вытащил свой бумажный сверток и бросил мне на колени. – Возьми, пригодится.

– Нет уж, спасибо. Оставь себе. Если милиция найдет у меня эту штуку… – не договорив, я столкнул с колен чертов пакет.

Рогожкин пожал плечами и подобрал его.

– Да, если найдут – все сожрут, но так ты им не оставляй. – И он развернул сверток. Я недовольно зашипел сквозь зубы. – Ну да, печенье. Это всего лишь печенье. Что смотришь? Нет у меня твоего ствола и никогда не было – Михайло не такой дурак, в отличие от тебя, Зуев, чтобы так подставляться. Из-за решетки ты ему помочь не сможешь, а он все еще надеется перетянуть тебя на свою сторону. Конечно, в случае чего, Братство могло бы вытащить тебя хоть из Освенцима, но сколько же времени, денег и усилий оно бы при этом потратило? А сейчас счет идет на дни, если не на часы. Вкуснотища. Бери.

– Да чем же я такой ценный?! Что вашему Братству от меня нужно?

Рогожкин поперхнулся и долго кашлял. Я переминался с ноги на ногу и ждал.

– До чего же… непривычно с тобой… Зуев. – Фе­дор наконец-то справился с кашлем и смог спокойно вздохнуть. – Вижу перед собой носящего кольцо, но все время забываю, что ты же у нас ничегошеньки не знаешь. У нас есть специальные школы для по­священных. Есть книги и учебники. Неподалеку от Женевы в одном из исследовательских центров хранятся хроники Братства со времен Столетней войны. Тебя бы туда на месяц-другой, но ведь времени нет. Ну да ладно, слушай.

И он рассказал мне. Кратко и четко поведал историю Братства, объяснил про кольца вероятности, прочитал небольшую лекцию о потенциальной взрывоопасности сложившейся в мире ситуации. Он говорил обстоятельно и не спеша, перемежая фразы долгими паузами и одно за другим поедая свое печенье. Некоторые главы его повествования заставляли меня улыбаться, некоторые – вздрагивать от страха. Кое-чего я просто не понял, но переспрашивать не стал.

История колец терялась во мраке тысячелетий. Они существовали еще в те позабытые времена, когда люди еще жили в пещерах и жались к спасительному огню, который был их единственной защитой против жестокой реальности окружающего мира. Кольца фактически неуничтожимы. То есть, насколько я понял, бывало, что они тонули в глубинах океана, терялись под камнепадами, исчезали посреди пустынь, падали в жерла огнедышащих вулканов. Но проходило несколько лет или иногда десятилетий, и утерянное кольцо снова всплывало в облаке досужих слухов и кровавых пророчеств. Или это были их копии? Братству известен один из случаев, когда некий французский ученый около двухсот лет назад испытал кольцо на сопротивляемость кислоте. Из его дневников следовало, что колечко полностью растворилось. Но прошло всего лет тридцать, и – опаньки… Колец снова семнадцать.

Братство потратило бессчетные миллионы долларов на то, чтобы раскрыть природу колец вероятности, но исследования никаких результатов не дали. Собственно, было установлено, что любое кольцо вероятности представляет собой обруч из невероятно сложного сплава на основе титана с определенными физическими свойствами, как то: электропроводность, плотность, температура плавления и что-то там еще. Самый обычный сплав за исключением того, что вблизи кольца постоянно регистрируется слабый электромагнитный фон вроде того, что исходит от проводов под током, но его источник так и остался неизвестным.

Кольца способны к самовосстановлению. То есть умеют сами по себе залечивать повреждения. Это я уже знал и сам – достаточно было вспомнить ту самую царапину от стеклореза. Но тут было нечто большее. Даже смятое кузнечным прессом кольцо восстановило свою исходную форму всего за три месяца. На основании этого был предпринят один весьма многообещающий эксперимент. Кольцо аккуратно рассекли на две совершенно одинаковых половинки и стали ждать, что же будет дальше. В случае удачи Братство рассчитывало получить из одного кольца два… Дудки. Одна половинка восстановилась в целое кольцо, другая – нет. Ученые получили свое исходное колечко и вдобавок мертвый кусок металла весом около полусотни грамм.

Кольцо само по себе наделено немалыми способностями. Оно может изменять течение реальности, каким-то непостижимым образом вмешиваясь в древо вероятностей. Практически этот эффект проявляется в том, что в присутствии действующего кольца математическая модель теории вероятности уже не соответствует действительности. Монета падает орлом сто раз подряд. Игральные кости при любом броске показывают двенадцать. Карты раз за разом выдают один и тот же расклад. Но сила кольца увеличивается в десятки и сотни раз в присутствии человека-носителя. Это что-то вроде симбиоза. Кольцо внедряется в плоть человека и пьет его жизненные силы, даруя взамен возможность изменять вероятность. Механизм взаимоотношений кольца и человека до сих пор неизве­стен. Известно только, что металлический ободок способен как-то воспринимать осознанные и подсознательные желания человека и воплощать их в реальность. Здесь и кроется основной подвох власти колец. К примеру, некто сильно желает обогатиться. И у него умирает престарелый дядя, оставляя своему племяннику миллионное наследство. Кольцо само выбирает путь к цели, не приемля никаких внутренних ограничений. Даже если этот некто подсознательно не желает смерти любимого дядюшки – бедный старичок все равно уже обречен. Поэтому при работе с кольцами задачу ставить надо как можно более четко. В подобных случаях необходимо взывать к кольцу с желанием найти потерянный чемодан с деньгами на улице, а не просто: хочу разбогатеть.

Здесь, после нескольких вопросов и уточнений, я понял, что купание в навозе – целиком только моя вина. Я выпрыгнул из окна, сильно-сильно желая упасть на что-нибудь мягкое. И попал в навоз. А стоило бы пожелать сено.

Природа изменения вероятности неизвестна, но несколько основных закономерностей выяснено уже давно. Еще в позапрошлом веке Братство установило, что воздействие кольца на предмет зависит от его массы. Чем больше вес объекта, тем сложнее им манипулировать и, соответственно, уходит больше сил у носящего. И еще власть кольца зависит от расстояния до предмета. Чем дальше объект, тем труднее работать с ним. Известно, что реальное изменение вероятности происходит мгновенно. Или почти мгновенно. Но на практике процесс ограничивается человеческой реакцией и выносливостью.

И еще. Кольцо не всемогуще. Оно позволяет многое. Очень многое, но не дает полной власти над реальным миром. Если вероятность случайного события бесконечно мала, то обратить его на пользу хозяину кольцо не сможет. Человек не может летать без механических приспособлений, дождь не может идти снизу вверх, кровный враг не может просто бесследно испариться на глазах у потрясенных прохожих.

– Вот поэтому нам и приходится таскать с собой вот это. – Рогожкин немного отодвинул полу пиджака, демонстрируя мне кобуру, из которой торчала вороненая рукоять пистолета. – Огнестрельное оружие плюс кольцо вероятности – страшная сила. Вот прямо сейчас я могу просто выстрелить в стену, и пуля, после трех рикошетов, разнесет голову вон тому старичку на скамье напротив.

Ничего не подозревающий дедок, отставив в сторону тросточку, подставлял изможденное лицо лучам вечернего солнца. Я сглотнул внезапно образовавшийся в горле ком и отвернулся.

– Зачем тебе это?

– Да, собственно, незачем. Нормальный старикан. Может быть, даже ветеран войны. Но если мне понадобится его смерть, чтобы доказать тебе необходимость встать на нашу сторону, я это сделаю. Без колебаний, хотя мне и будет неприятно. Жизнь одного человека – ничто по сравнению с той кашей, что сейчас заваривается. Пока еще это всего лишь возня в песочнице. Детские игры в казаки-разбойники. Лихие налеты, перестрелки, фугасы в автомобилях. Старое Братство и мы истребляем друг друга, не переходя определенной критической черты. Но напряженность быстро растет, и однажды… Помни, мы правим миром, и если понадобится, можем поднять миллионные армии. Что, если Франция схватится с Германией, Великобритания объявит войну России, а в Соединенных Штатах вспыхнет гражданская война? Это возможно. Все это можно устроить, но вот какова цена? Что получит победившая сторона после Третьей мировой войны? Руины. Голод. Варварство.

Я молчал и слушал. Слушал историю выдержавшего испытание временем, перенесшего темные века охоты на ведьм, прошедшего горнила войн и беспорядков Братства. Историю тех людей, которые веками стояли на страже великой тайны колец.

– Все изменилось двадцать четыре года назад. Тогда один молодой посвященный, будучи избранным советом носящих, получил кольцо после смерти его бывшего хозяина. Его звали Роман. Целеустремленный, честолюбивый парень, готовый на все ради достижения всеобщего общечеловеческого счастья. Он стал носящим в свои неполные двадцать лет – кольцам всегда дают молодых хозяев… Но речь не об этом. Итак, уроженец какого-то сибирского таежного поселка Роман стал одним из тайных правителей мира. Но он не возгордился и не сорвался в штопор, упиваясь собственным могуществом и безнаказанностью, как это случалось со многими молодыми посвященными, внезапно обретшими кольцо. Вместо этого он будто бы забыл о кольце на своей руке и начал работать. Работать над новым проектом, который обещал в будущем принести колоссальный успех. Он досконально изучил социологию, историю, психологию. Он разработал план развития человечества на два века вперед. Это заняло у него почти десять лет. Десять лет он не выходил из своего кабинета и даже спал за своим столом, уткнувшись носом в бумаги.

Черт. У меня уже ноги болели. Я потихоньку отлип от стены и пристроился на скамье, отстранение глядя на несущего какую-то чушь Рогожкина. Неужели он думает, что я поверю ему? Ха! Нашел дурака… Или, наоборот, я буду дураком, если не прислушаюсь к его словам?

– Проект был представлен Братству около пятнадцати лет назад и сразу же нашел как искренних приверженцев, так и своих не менее ярых противников. Начались жаркие споры, подчас переходящие в оскорбления и угрозы. Я не буду пересказывать тебе историю тех дней, скажу только, что в итоге мы и пришли к тому, что имеем сейчас. Братство разделилось надвое. Последователи Романа, готовые свернуть горы ради достижения некоего абстрактного счастья для всего человечества, и твердолобые упрямцы, неспособные даже на волосок отклониться от древних догматов.

Угу… А к какой же ветви ты относишь себя, Федор Рогожкин? Ты твердолобый упрямец или всего лишь глупый романтик? И чего ты хочешь от меня?

– От монолитного единства былого Братства остались только воспоминания, – продолжал Федор, не глядя на меня. – Теперь мы имеем все то же, что уже было однажды в этом мире во времена холодной войны. Гонка вооружений, предательства, шпионаж, закулисные махинации. Убийства. Это длилось до того самого дня, пока не явился ты. Ты стал тем, что подтолкнуло нас к открытой борьбе. Война скрытая стала войной явной. И теперь… – Рогожкин вздохнул и что-то недовольно буркнул себе под нос, а затем продолжил с какой-то обидой в голосе:

– Вчера они ударили по нашему штабу в Питере. Восемнадцать погибших. Потеряно все. Все! Документы, хроники, переписка – все это сгорело при пожаре. Милиция, конечно же, списала все на бандитские разборки, хотя…

– Хотя вы на самом деле совсем не бандиты, – не удержался я. – Такие беленькие и пушистенькие. Ну прямо ангелочки.

– На самом деле это первый шаг к апокалипсису, – невозмутимо закончил Рогожкин, будто бы и не заметив моей непочтительной выходки. – Мировая война не нужна ни нам, ни им…

Негромко запищал мобильник. Рогожкин недовольно скривился и, вытащив его, приложил к уху.

– Да… Я слушаю… Конечно, шеф… Да… Да, контакт установлен… Он здесь, рядом со мной… Да, шеф… Сделаю… – Федор убрал мобильник и снова повернулся ко мне: – Шеф передает тебе пламенный привет, Зуев.

– Скажи ему, что я весьма польщен, – мрачно буркнул я.

– Сам скажешь при встрече. Значит так, Антон Зуев, сейчас ты можешь отправляться по своим делам, а завтра я за тобой зайду. И готовься к дальней поездке.

– Ага… Ща-ас, разбежался!

Рогожкин глубоко вздохнул:

– Слушай, Зуев, у тебя ведь нет выбора. Выйти сухим из воды ты не сможешь, и сегодня вопрос стоит так: либо мы, либо они. И это значит, что или ты делаешь то, что я тебе скажу, или мы забираем кольцо, а эту процедуру ты, скорее всего, не переживешь. Помни, Зуев, твоя жизнь зависит только от тебя. – На мгновение усталая грусть в глазах Рогожкина сменилась выражением хищным и холодным.

Его взгляд буквально пронзил меня насквозь, привнося в душу страх и ощущение нависшей над моей головой смертельной опасности. Я отпрянул, содрогнувшись и чувствуя, как на запястье свинцовой тяжестью наливается кольцо вероятности. А в следующую секунду все исчезло. Федор снова смотрел на меня устало и чуть-чуть улыбаясь.

– Ну, бывай, Зуев. До завтра.

Он тяжело поднялся, скривился и извлек из кармана предмет, похожий на портсигар. Из портсигара появился шприц, наполненный какой-то буроватой дрянью. Рогожкин быстро сдернул колпачок с иглы и умело всадил шприц себе в плечо. Я поморщился. Не наживаемся на людских пороках, значит? А сам колет себе какую-то мерзость.

Федор облегченно вздохнул и зашвырнул пустой шприц в кусты.

– И последнее, Зуев. Не пытайся от нас сбежать. Скрыться от Братства ты не сумеешь даже на Северном полюсе. А, кроме того, у нас ведь останется твоя жена.

Он ушел, а я еще долго глядел ему вслед, сжимая кулаки и пытаясь унять бурлившую во мне ярость. Сейчас я даже пожалел, что в том бумажном пакете оказался не пистолет, а всего лишь печенье. Так хотелось всадить этому уроду пулю между лопаток… И потом будь что будет.

А-а… Мать вашу…

Беззвучно матерясь, я медленно поднимался по лестнице, любуясь оставленными на стене после перестрелки глубокими выбоинами. Сбитая пулями штукатурка хрустела под ногами. Блин, сколько дней уже прошло, а убрать никто так и не удосужился.

Я остановился перед дверью, украшенной несколькими наспех приколоченными фанерными заплатами. Но по крайней мере дверь была на месте – я помню ее валявшейся на полу после того, как несколько психованных молодчиков ворвались в мою квартиру. Теперь она снова висит на вывороченных петлях. Наверное, Иванович помог, надо будет при случае поблагодарить. И за то, что навещал меня в камере, – тоже. Ольга вот ни разу не была, хотя, может быть, ее и не пустили.

Подняв руку, я негромко постучал. Звонок не работал – в этом я уже успел убедиться.

За дверью царила настороженная тишина. Ни звука. Я уныло кивнул. Ольгу можно понять. Она там сейчас одна. В разгромленной квартире, испуганная, дрожащая, шарахающаяся от каждой тени. Сейчас небось сжалась в кресле, боится даже глаза поднять. Я бы на ее месте так себя и вел. Или, что вероятнее, вообще под кровать забился.

За дверью по-прежнему было тихо. А может, ее нет дома? Или Рогожкин?.. Решительно отбросив такие мысли, я снова несколько раз стукнул в дверь.

Тишина. Потом едва слышно раздался какой-то тонкий, почти неузнаваемый голосок:

– Кто т-там?

Милая, любимая, родная, ты жива! Ты дома. Оля, я тебя люблю!

– Это всего лишь я. Быстро прячь любовников на балкон и открывай дверь своему верному мужу.

Дверь распахнулась, со скрежетом пробороздив бетонные плиты пола. Машинально я отметил вырванный автоматной очередью замок и перекосившиеся петли. Чтобы открыть эту дверь, теперь не нужны были ключи, достаточно всего лишь пинка.

– Все, можешь войти. Только под кровать не заглядывай.

Храбрится. На подбородке ссадина, губа разбита, глаза покраснели от слез. И взгляд испуганный, но в то же время счастливый.

Я шагнул вперед и обнял ее. Зарылся лицом в ее волосы.

– Оля. Любимая. Все кончено. Все, Оленька. Все теперь будет хорошо. – Врал я, конечно, бессовестно врал, но так было надо. – Ты жива, я тоже. А все остальное – не важно. Оля…

Ольга тихо плакала, уткнувшись мне в плечо. Я ласково поглаживал ее по спине.

Что же ты пережила? Какого страху натерпелась, когда вокруг свистели пули, когда в двух шагах от тебя упал на пол прошитый очередью человек, когда твой муж с безумным воплем выскочил в окно, чтобы рухнуть вниз головой с четвертого этажа? Беготня, стрельба, драка. Милиция, с ходу ворвавшаяся в квартиру и выволокшая тебя из-под стола. Я сам до сих пор не верю в то, что это все происходило на самом деле. Иногда кажется, что вот сейчас я проснусь и все будет иначе. Все станет таким же, как и раньше. И я встану утром под монотонное тарахтение будильника, пойду на работу, поздороваюсь за руку с ухмыляющимся Валеркой, которого все зовут не иначе как Медведем… Но этого не будет. Все это осталось в прошлом.

В сегодняшнем дне у меня разнесенная вдрызг квартира, доведенная до тихой истерики жена, подозревающий меня во всех смертных грехах майор Таранов и чертово Братство Придурков на хвосте.

А завтра?.. О завтрашнем дне не хотелось даже и думать. Что затеял этот Рогожкин? Что хочет от меня его идиотская организация? Чем я могу помочь ему, и как бы мне ухитриться провернуть дело так, чтобы выбраться из этой каши живым?

– Все хорошо, Оля. Все будет хорошо…

Я закрыл протестующе заскрежетавшую дверь, подхватил Ольгу на руки и отнес в комнату. Уложил на кровать, поцеловал и молча сел рядом. Оля держала меня за руку, стиснув пальцы так, что мне было больно. Но я терпел.

– Я хотела прийти к тебе, – захлебываясь, бормотала она, – но меня не пустили… Я ждала… Семен Иванович сказал, что тебя скоро выпустят… Они что-то нашли… Я верила, что все еще образуется…

– Тише, тише. Спи. Конечно, все образуется.

Я ждал, пока она не уснула. Потом осторожно высвободил руку и встал. Осмотрелся.

Да, наша скромная квартирка все еще напоминала место мамаева побоища. Изрытые щербинами стены и превращенная в щепу мебель. На месте люстры торчали два обрывка провода, зеркало исчезло, оставив только широкую круглую раму, у стены сиротливо притулилась хромая табуретка с тремя ножками. Но при этом было видно, что здесь уже поработали хозяйственные руки моей жены. Весь мусор куда-то исчез, вместо выбитого стекла вставлено новое, кровавые пятна со стен были удалены вместе с клочками обоев. В углу стояло ведро, наполненное мыльной водой, рядом валялась тряпка.

Я вздохнул, заглянул на кухню, в туалет. Поморщился. Следы разрушений были и здесь. Осмотрев пробитую пулей кастрюлю, я задумчиво пожал плечами и осторожно водрузил испорченную посудину на холодильник.

Наше жилье после того незабываемого дня требовало капитального ремонта. Эх, жаль, что денежки Михаила сгинули в милицейских застенках, сейчас они бы ох как пригодились.

Да, тогда было бы гораздо проще.

Несколько минут я смотрел на свернувшуюся калачиком Ольгу, потом вышел на балкон и глубоко вдохнул пахнувший надвигающейся грозой воздух. На улице уже почти стемнело. И если бы не затянутые тучами небеса, то можно было бы разглядеть, как одна за другой зажигаются на небе первые звезды.

Глядя на многочисленные огни соседних многоэтажек, я методически перебирал в уме события сегодняшнего дня, раскладывая все по полочкам. Перед глазами все еще стояло постное лицо майора Таранова и ухмыляющаяся рожа Рогожкина, в грустно-спокойных глазах которого медленно разгоралась ледяная искорка презрения и готовности немедленно нажать на спуск.

«Ты нужен нам», – сказал Рогожкин. Итак, это необходимо обдумать. Я им действительно нужен? Всесторонне рассмотрев эту мысль, я пришел к неизбежному результату. Нет. Я им совершенно не нужен. Зачем Братству возиться с лопухом, оказавшимся настолько глупым, что сдуру нацепил на руку кольцо вероятности, ничего о нем не ведая? Гораздо проще забрать кольцо и передать его кому-нибудь из более достойных кандидатов. Но ни Михаил, ни Рогожкин так этого и не сделали, хотя неоднократно грозились. Вывод: либо я гораздо более ценная фигура, чем они пытаются показать, либо… Либо действует еще какой-то фактор, которого я не знаю. Это тоже не исключено. В конце концов, что я знаю о кольцах? Ничего, кроме того, что сказали мне Михаил и Федор.

А что они мне сказали?

Я постарался вспомнить долгую речь Рогожкина. Он говорил… А ведь ничего конкретного он мне не сообщил. Только толкал какие-то сказочки, замаскировав их под историю Братства.

Семнадцать колец. Хм… Ну ладно. Пусть будет семнадцать. Семнадцать всемогущих людей, способных с легкостью перевернуть историю всей Земли. Пред­положим. Скрывшиеся в тени неизвестности полубоги, которые, опутав своими ниточками все человечество, ведут его известными только им самим тропами. Мм?.. Сомнительно. Правительства большинства стран – это всего лишь марионетки, пляшущие по воле незримых кукловодов с белесыми ободками колец на запястьях. Ох… Черт… Об этом даже и думать не хочется. Ведь если это правда, то получается, что… Ой-ой-ой! Лучше бы я этого не знал!

Но кто сказал, что я должен верить словам Рогожкина? Он изложил довольно связную и почти логичную историю, хотя только одному богу известно, сколько в ней правды. О чем он умолчал? Я был больше чем уверен, что Федор поведал мне только то, что счел необходимым. Вероятно, его треп – сплошная липа, замаскированная жалкими клочками правды. Быть может, сегодня не было сказано ни слова правды. Хотя… Невозможно отрицать, что где-нибудь во всей этой трепотне могло затеряться драгоценное зерно истины. Возможно, я просто не могу разглядеть его.

Хорошо. Пусть будет так. Мне, собственно, безразлично, что наговорил сегодня Рогожкин. Сейчас передо мной стоит одна проблема: как выпутаться из всего этого, не потеряв головы и сохранив в живых свою очаровательную жену?

Что же хочет от меня Рогожкин? Он хотел, чтобы я отправился с ним куда-то, черт его знает куда. Ладно. Пусть так и будет. Я поеду. Что дальше? Если бы он хотел меня убить, то мог бы сделать это давным-давно. Если бы он хотел забрать кольцо – забрал бы. Так какого дьявола ему от меня надо?

Рогожкин, чтоб тебе пусто было… Твоими бы устами да мед пить.

Где-то не слишком далеко отчетливо громыхнуло. Я вытянул руку и ошутил, как о ладонь тяжело шлепнула тяжелая дождевая капля. Гроза приближалась.

Я вернулся в комнату и, раздевшись, нырнул в постель, хотя сна не было ни в одном глазу. За окном снова раздался раскат грома. Уже гораздо ближе. Ольга чуть вздрогнула во сне, что-то едва слышно пробормотала, но не проснулась. Я осторожно обнял ее, стараясь не разбудить, и слепо уставился в окно, периодически озаряемое вспышками молний.