"Пожар любви" - читать интересную книгу автора (Хэндленд Лори)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Анжелина вбежала в ярко освещенную гостиную в тот момент, когда оркестр начал исполнение танца «Уабаш кэннонбол». Ее поразил контраст веселенькой мелодии с их отчаянным, почти безвыходным положением. Она стала лихорадочно высматривать в толпе кого-нибудь из своих братьев. И, если во многих отношениях они были совершенно бесполезными, то в таком деле любой из них мог справиться с Хуаном. Наконец она заметила Тимоти, неподалеку от двери флиртовавшего со служанкой. Жена брата сердито взирала на его заигрывания.

Анжелина кинулась к нему. Но в эту секунду грянул револьверный выстрел, и она замерла на месте. Большинство пар в зале продолжало танцевать, музыка и шум разговоров заглушали остальные звуки. А те немногие, что стояли у дверей в сад, недовольно выглянули наружу.

Сердце Анжелины панически колотилось от тревоги, и она, не задумываясь и не теряя времени на объяснения и просьбы о помощи, выхватила револьвер из кобуры Тимоти. Пока он стоял разинув рот, она уже повернулась и выскочила из дома.

Револьвер оказался тяжелее, чем она предполагала. Корсет, стягивавший грудь, мешал дышать. Еще горячий от дневной жары воздух висел над гасиендой густой пеленой. Лицо горело, – то ли от слез, то ли от напряжения, – Анжелина не знала. Обратная дорога к тому месту, где остался Чарли, показалась ей бесконечной.

Она выбежала на полянку и увидела, что Чарли лежит на земле, а Хуан стоит над ним. В ту же секунду она заметила, что Хуан взводит курок и направляет револьвер в грудь Чарли.

Анжелина подняла револьвер Тимоти и выстрелила. Хуан вскрикнул от боли, рухнул на землю, схватившись за ногу. Она подбежала и направила револьвер ему в лицо.

– Отдай-ка мне это, – приказала она.

Хуан поднял посеревшее от боли лицо и молча передал ей оружие. Она выхватила его из ослабевших пальцев Альвареса и снова взвела курок.

– Ты что, убил его?

– Что... – Он приподнялся и застонал. – Что такого, если я его и убил?

– Молись, что ты не убил его, – сказала Анжелина. Ее искренность, очевидно, подействовала на него и он побледнел еще больше и снова, простонав, упал на землю.

Анжелина оставила его в луже крови и встала на колени возле Чарли.

Его плечо показалось ей сплошным кровавым месивом, но мерное, хотя и тяжелое дыхание говорило о том, что он жив. Вскрикнув от радости, она прижалась мокрой от слез и горячей щекой к его лицу.

– Чистая работа, Ангел... – Голос Чарли прозвучал намного тише, чем обычно, чуть громче шепота. – Когда я учил вас стрелять, не думал, что вы спасете мне жизнь.

– Вы сделали это на свое счастье, – она пригладила его волосы, убирая их с лица.

От ее прикосновения глаза Чарли приоткрылись, и он улыбнулся.

– Крепко вы с ним поговорили. А что бы вы сделали с этим Альваресом, если б он меня все же убил?

Анжелина оглянулась на Хуана и подумала, что он лежит без сознания.

– Честно говоря, не знаю. В тот момент я сходила с ума и была готова выстрелить в него еще раз. – Она вздохнула и выпустила тяжелые револьверы из слабых, но еще напряженных пальцев на землю. У нее вырвалось рыдание, и она упала на грудь Чарли, крепко его обнимая, но стараясь не трясти очень сильно. – Вы меня напугали до смерти... – проговорила Анжелина сквозь слезы, капавшие ему на рубашку.

Перед ее родителями, братьями и большинством гостей, прибежавших вслед за нею, предстала следующая картина: Анжелина, в белом свадебном платье, лежащая на груди мужа; Чарли, откинувшийся на спину и пытающийся успокоить ее рыдания.

– Что здесь происходит? – Громовой голос отца эхом прокатился по саду, нарушая ночную тишину.

Анжелина глубоко вздохнула и приподняла голову. Потом она встала на ноги, вытирая слезы ладонями и тыльной стороной руки. Чарли с трудом удалось сесть. Но когда он попытался встать, жена посмотрела на него так, что он отказался от своей попытки и снова сел с кривой улыбкой на губах. Анжелина повернулась к отцу:

– Хуан выстрелил в Чарли, а я выстрелила в Хуана.

Глаза Мигеля раскрылись от удивления и неудовольствия. Потом он нахмурился и, повернувшись к зрителям, отрывисто рявкнул:

– Ну-ка, парни, отведите всех в дом. И отправляйте гостей по домам. Сейчас же.

Рейес исподлобья глянул на жену, смертельно побелевшую от страха и вида крови. С невнятным звуком отвращения он успел подхватить ее, когда она уже падала ничком вперед, потом поднял, поставил на ноги, как куль с мукой, и передал помертвевшую Терезу ближайшему из своих сыновей.

– Отведи свою мать в ее спальню, – сказал он раздраженно и отвернулся.

Анжелина стояла возле Чарли, оберегая его. Почувствовав, что ее руки от усталости и физического напряжения начали трястись, она спрятала их за спиной и всеми силами старалась казаться спокойной. Теперь, объяснившись с отцом и отделавшись от Хуана, она могла полностью посвятить себя заботам о муже. В этот момент ее беспокоило только это, но главное было – не показать свою слабость. Отец обладал нюхом хищника на любое ее проявление. И поскольку Чарли в таком состоянии не смог бы защитить ни себя, ни ее, эту задачу должна была взять на себя Анжелина. «Я должна быть сильной и решительной», – думала она.

Мигель подошел к Хуану, который только что пришел в себя, приподнял и посадил его.

– Что все это значит? – спросил отец Анжелины требовательно. – Как ты посмел прийти в мой дом и устроить такую сцену?

Губы Хуана сжались в бледную, тонкую линию.

Он недобро смотрел на Анжелину и Чарли. В его глазах мрачно тлела ненависть.

– Мигель, только не говори, что не знаешь, кто он такой на самом деле.

– Кто?

– Колтрейн. На него объявлен розыск в Штатах за убийство. За его голову назначена награда в тысячу долларов.

Анжелина прикусила губу. Чертов Хуан Альварес. Она с самой первой встречи с ним чувствовала, что от него могут исходить одни неприятности. И она оказалась права – по крайней мере, дважды.

Отец медленно повернулся к Анжелине. Она старалась не показать своего страха под взглядом, полным едва сдерживаемого гнева.

– Это правда, дочь? – Да – И ты меня не предупредила?

– Вы не спрашивали.

Он долго смотрел на нее, потом отвернулся. Анжелина понимала, что добром дело не кончится. Им с Чарли надо уезжать с отцовской гасиенды как можно скорее. Она не удивилась бы, если бы этот человек не сдал своего зятя властям только для того, чтобы проучить своенравную дочь.

Отец помог Хуану встать на ноги и повел его прочь. Облегченно вздохнув, Анжелина повернулась к Чарли.

– Я подумала, нам лучше... – она замолчала, увидев, что ее муж потерял сознание и лежит на земле. – Черт побери... – пробормотала она и, подхватив юбки, побежала к дому, крича на ходу: – Мэтью, Марк, Люк, Джон, Тимоти, Питер!

И впервые в жизни, когда ей понадобилась их помощь, они тут же сбежались на ее зов.

Чарли плавал между небом и землей. Сознание то возвращалось к нему, то исчезало. Он слышал шум и суету, когда ученички Мигеля пришли отнести его в дом. Он слышал, как Анжелина резким голосом распоряжалась, чтобы они поторапливались и несли его осторожно. Он почувствовал, как его положили на кровать. Но когда Анжелина стала прощупывать рану, чтобы извлечь оттуда пулю, он выбрал более легкий для них обоих путь и ушел в темноту.

Он уже побывал там во время войны. Темнота была не самым плохим ощущением, особенно если сравнивать ее с болью. Чарли вспомнил свое временное пребывание в стране сновидений.

Тогда он с группой рейнджеров Мосби выполнял рейд по нарушению коммуникаций северян-юнионистов. Внезапно из темноты на них налетел отряд кавалерии в синей форме северян. Бой был коротким и кровавым. Противник отступил под жестким натиском рейнджеров-конфедератов.

Один из рейнджеров был убит, и Чарли ринулся в гущу леса, чтобы вынести его тело. Остальные после боя собирались неподалеку. Чарли спрыгнул с Гейба и в тот момент, когда он наклонился, чтобы поднять павшего товарища, из кустарника справа выскочил всадник. Выпрямившись, Чарли выдернул из кобуры револьвер, но тот прикладом ружья успел ударить ему по горлу. Казалось, что боль взорвалась у него в голове. Падая, Чарли услышал ружейный выстрел и решил, что темнота, опустившаяся на него, будет длиться вечно.

Придя в себя, он обнаружил, что находится во временном госпитале конфедератов – на самом деле это был не то сарай, не то конюшня одного из сочувствующих южанам, – живой, но говорить не мог. Через неделю Чарли снова сидел в седле и участвовал в боях. Ткань гортани на внутреннем шраме утолщилась и с тех пор его голос стал хриплым. Он так и не узнал, кто выбил из седла напавшего на него северянина, поскольку никто откровенно не признался в этом. Впоследствии Чарли всегда считал, что его спасителем был сам полковник Мосби. Но его самого он не осмелился спросить. Если бы «Серый призрак» захотел, чтобы Чарли об этом узнал, он бы ему сказал. До встречи с Анжелиной Чарли за всю свою жизнь по-настоящему уважал только одного человека – Джона Синглтона Мосби.

Когда Чарли на этот раз выбрался из темноты, первое, что он увидел, было озабоченное лицо жены, ангелом парящее над ним. Он протянул руку и пальцем расправил тревожную морщинку, залегшую между ее бровей. Анжелина улыбнулась нервной, натянутой улыбкой, за которую можно было принять ее слегка покривившиеся губы. Но ее обычно выразительные глаза по-прежнему оставались грустными и серьезными.

– Как вы думаете, Ангел, я выберусь? – проговорил он своим скрипучим голосом, а что-то, мешающее говорить, напомнило ему о том самом случае, когда он пришел в себя после удара, навсегда сокрушившего его горло.

– С вами все будет в порядке. Хуана благодарить не будем.

– Конечно, но я бы сказал, что спасся только благодаря вам. И я вам за это очень признателен.

Она кивнула в знак того, что принимает его благодарность, и нервно, как будто по срочному делу, отвернулась к большой миске, где отмокали в воде пропитанные его кровью полотенца. Он заметил, что она все еще одета в то самое белое платье, и решил, что пролежал без сознания не так уж и долго.

– Ну и как там поживает Хуан?

– Будет жить.

– Счастливец.

– Да уж... – Анжелина вздохнула и, оставив занятие, взглянула в зеркало над туалетным столиком, словно ей доставляло удовольствие разглядывать свое усталое и искаженное тревогой лицо. – Я же его чуть не убила, вы знаете об этом? И я смогла бы это сделать.

– Знаю.

– И такое чувство возникает каждый раз?

– Какое?

– Чувство безумной ярости, от которой леденеет все внутри. Оно охватывает тебя за секунду до того, как ты нажимаешь на курок. Я ощущала в себе такое ожесточение, что чуть не взорвалась, а когда выстрелила, почувствовала, что мне...

– Вдруг стало легко, – закончил ее мысль Чарли.

На какое-то мгновение Анжелина замолкла и не ответила ему, продолжая смотреться в зеркало. Потом с внезапностью, которая его удивила, она схватила с прикроватной тумбочки бутылку и швырнула ее в зеркало. Оно разлетелось на сотни мельчайших осколков, дождем хлынувших на пол. Анжелина повернулась к Чарли так резко, что подол и шлейф платья закружились от этого движения. Бурые пятна крови покрывали белый атлас корсажа; пятна такого же цвета покрывали ее бледное лицо.

– Да, – выкрикнула она, – я почувствовала облегчение. Он же ранил вас, и я хотела его за это убить... – Ее грудь вздымалась от волнения, глаза сверкали от стоявших в них слез. – ...Боже, что же со мной случилось? Ради вас я хотела убить живое существо. Когда же все это прекратится? Я уже перестала себя узнавать!

Чарли сел и протянул к ней руку, но Анжелина отдернула свою, спрятав ее за спину. Она поглядела на него как на незнакомца, повернулась и выбежала из комнаты, не сказав ни слова и не притронувшись к нему.

Анжелине удавалось избегать встречи и стычек с отцом, так как она пряталась от него на чердаке. Она понимала, что это не свидетельствовало о ее мужестве, но сейчас это ее не беспокоило. Из окна она увидела, как под его присмотром Мэтью и Марк усаживали Хуана в фургон. Хуан сам добрался до приготовленной для него внутри фургона постели, и братья увезли его в темноту ночи.

Несмотря на рану Чарли, Анжелина собиралась на рассвете увезти его с гасиенды. Теперь, когда почти все в округе знали правду о том, что ее муж преступник, находящийся в розыске, да еще, что за его голову назначена крупная награда, ему не удалось бы и дня прожить на гасиенде Рейесов.

Анжелина вздохнула и отошла от окна. Она плакала так долго и мучительно, что глаза распухли и болели от слез. Она смертельно устала – и душой, и телом, – но ни слезы, ни гнев не могли ничего поправить.

Она не справилась с испытанием, которое ниспослал ей Господь. И она любит Чарли так, как только женщина может любить мужчину.

Когда Анжелина увидела его лежащим на земле и испугалась, что он умер, на нее вдруг обрушилось осознание истины – она поняла, что любит его и всегда будет любить.

«Я, конечно, могу вернуться в монастырь, могу стать монахиней, как я всегда этого хотела... но будет ли такой шаг правильным?»Мать-настоятельница всегда говорила им, что они всем сердцем должны верить в ту жизнь, которую поклянуться вести.

Обратного пути не будет... И именно поэтому добрая женщина настаивала, чтобы Анжелина как следует подумала над силой своей веры, прежде чем вступит в послушничество. Она хотела, чтобы все сестры были уверены, что монастырь – это их призвание.

И хотя Анжелина по-прежнему любила Бога, часть ее сердца отныне принадлежала Чарли. Она могла бы отрицать свою любовь и следовать первоначальному призванию, но имеет ли она право стать невестой Христовой, если все ее помыслы обращены к тому, чтобы до конца дней своих оставаться с Чарли?

Если б только с нею рядом оказался кто-нибудь, с кем она могла бы поделиться своими сомнениями. Ее ангел после последнего появления настойчиво молчал, мать почти всегда была бесполезной, если дело пахнет конфликтом. А Чарли... Ну, такие вещи с ним обсуждать просто нельзя. Да, он женился на ней. Но это совсем не означало, что он ее любит или хочет, чтобы она оставалась его женой. Как утверждает отец, Чарли женился на ней лишь потому, что Мигель предложил ему деньги. Анжелина и сама чувствовала, что Чарли женился не по любви. Из его рассказов о своей прошлой жизни она поняла одно – что он едва ли полностью осознавал значение этого слова.

Анжелина прижалась головой к оконному стеклу. Гладкая и прохладная поверхность немного успокоила ее горячий, наполненный тупой болью лоб.

Ангел сказал ей, что она должна найти свой правильный путь, выяснить все о Чарли, чтобы понять его. И только тогда она станет полезной ему.

Может быть, именно любви не хватало ему все эти годы? Может ли ее любовь спасти Чарли, увести его с пути саморазрушения? Если это так, тогда ей следует остаться с ним и стать его женой по-настоящему, во всех отношениях и навсегда. От этой мысли искра радости растопила ее отчаяние и она, подняв голову и наморщив лоб, сосредоточенно задумалась.

Не это ли имел в виду ангел, когда говорил о том, что ей надо стать полезной и достойной? Достойной не того, чтобы быть монашенкой, а того, чтобы быть женой Чарли. Способной остановить его, заставить свернуть с пути разрушения и встать на путь жизни, которой ему можно было бы только гордиться.

Анжелина упала на колени и молитвенно сложила руки:

– Santo Dios, подай мне знак, права я или нет. Способна ли моя любовь спасти его? Что мне для этого надо сделать? Или мне надо побороть это чувство, отказаться от него и вернуться в монастырь? Я была такой самонадеянной, такой уверенной в том, что предназначена лишь для служения церкви, что не понимала ничего остального. Помоги мне. Помоги мне познать истину...

На чердаке было спокойно и тихо, только эхо ее голоса затихало в темноте. Анжелина напряженно вслушивалась, надеясь получить хоть малейший намек на ответ. Несколько мгновений спустя она в изнеможении опустилась на пол и почти немедленно заснула.

И ей явился ангел.

– Слава Богу, – вздохнула она. – Я так отчаянно в тебе нуждалась, и вот ты пришел.

– Успокойся и прогони свои страхи, дитя. Ты избрала верный путь. Ты никогда не предназначалась только для церкви. Для каждого есть половина. Для тебя есть Чарли Колтрейн. Узы брака священны, ибо священна клятва, которую вы оба дали. Чти свою.

– Я буду чтить ее. Но зачем ты показывал мне монастырь? И зачем ты заставил меня думать, что я должна туда уйти?

– Ты должна была так поступить. Твое путешествие с сестрами было только частью Божьего предначертания. Разве ты встретила бы Чарли, если б не ушла в монастырь?

– Думаю, что не встретила бы. Я бы вышла замуж не за того человека.

– Совершенно верно, у Бога есть предначертанное для каждого из Его детей. Твоя клятва верности Чарли так же священна, как и клятва, которую ты дала бы при вступлении в монастырь. Верь в Бога так, как ты верила в Него до сих пор, Анжелина. Вас еще ждут темные времена. Держись своей веры. Крепи свою любовь. С любовью и верой ты победишь всех своих недругов.

С этими словами, все еще звучавшими в ее голове, Анжелина проснулась. Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы убедиться, что наступила глубокая ночь. Она проспала меньше получаса.

Торопливо сбежав с чердака, Анжелина направилась в свою комнату. Когда накануне она уходила оттуда, ее мысли и чувства находились в таком смятении, какого она не смогла бы припомнить. Теперь же, возвращаясь обратно, она чувствовала себя более умиротворенной.

Открыв дверь, она проскользнула в комнату и подошла к кровати. Чарли спал, и во сне его лицо выглядело спокойным. Он показался ей моложе, не таким угрожающим и по-прежнему привлекательным грешной красотой. Осторожно, чтобы не побеспокоить и не нарушить его сон, она обошла кровать и села в кресло-качалку.

И хотя зная, что она на правильном пути, ее мысли немного успокоились, Анжелина предвидела слишком много препятствий, мешавших им зажить спокойно. За Чарли все еще охотятся Дрю Уинстон в конце концов тоже должен объявиться. И либо Чарли докажет свою невиновность, либо им придется уехать подальше от Техаса, чтобы оставить его прошлое там.

Но эта проблема не была самой главной в ее тревогах. Трудность она видела в том, как убедить Чарли, что они предназначены друг для друга. Теперь, вспоминая, как он в прошлый раз отнесся к ее откровенному рассказу об ангеле, Анжелина не собиралась посвящать его в события этой ночи и в то, какое послание ей принес ангел. Теперь надо найти новый способ убедить его в том, что их брак не может и не должен быть расторгнут.

А он-то по-прежнему считает, что слишком стар для нее. Он верит в то, что неисправим и никчемен, что смерть его матери и сестры произошла только из-за его неспособности защитить их. Анжелина понимала это, но ей все равно пришлось бы заставить его взглянуть правде в глаза и поверить в эту правду так же, как в нее верила она. Именно необходимость убедить его в том, во что верила она, и стало ее новой миссией. И она чувствовала, что на этот раз не оплошает. Чарли понял бы, как надо любить, если бы смог простить себе мнимые и настоящие ошибки, понять свою собственную значимость и достоинство.

Чарли во сне что-то пробормотал и отбросил простыню. Анжелина встала и снова укрыла его. На секунду ее пальцы задержались на обнаженной коже его груди, – теплой, но, к счастью, не горячей от лихорадки. Его грудь была по-настоящему красива – крепкие мускулы, ровный коричневатый загар и легкий золотистый пушок.

Он снова произнес что-то невнятное, какое-то слово, подозрительно напоминавшее «Энни», и ее сердце кольнуло от сострадания к нему. Он так сильно и так долго страдал из-за своей сестры. Она повернулась, чтобы вернуться в кресло, как Чарли снова заговорил. И то, что он произнес в глубоком сне, прозвучало четко и ясно, как гром в летний день.

Анжелина села улыбаясь. В ней зародился маленький росток надежды. Она поняла, что Чарли произносил не имя своей погибшей сестры. Нет, слово, которое он прошептал во сне хриплым, но дорогим ей голосом, было ее имя.

Чарли проснулся от ощущения, что его плечо горит. Простонав, он захотел было сесть в постели, но не сумел и с проклятием рухнул на подушки.

Перед ним появилась Анжелина. Она потерла сонные глаза и попыталась оправить помятый халатик. Он с радостью отметил, что она, наконец, сняла окровавленное белое платье. «Если бы она попалась мне в нем на глаза еще раз, я наверняка попытался бы сорвать с нее это отвратительное платье...»

Она повернула голову и вздрогнула, потом подняла руку и стала разминать шею. «Скорее всего, она, наблюдая за мной, уснула в кресле-качалке», – подумал Чарли. От этой мысли ему стало теплее на душе. Уже так давно никто не думал о нем, – жив он или мертв.

– Доброе утро, сестра. – Он улыбнулся, и Анжелина тоже улыбнулась ему в ответ сияющей улыбкой, слегка неуместной в этой обстановке. Чарли тут же перестал улыбаться и нахмурился: – Что-нибудь случилось? – спросил он, глядя, как она спокойно обходит кровать и садится рядом с ним.

– А вы не помните?

– Черт, да. Вспоминаю вчерашнюю ночь. И как я мог забыть, если плечо болит так, будто его пробило пушечное ядро? Я хотел спросить, почему вы сегодня такая возбужденно-веселая?

Анжелина пожала плечами и снова улыбнулась ему. Вместо ответа она протянула руку к его повязке.

– Позвольте, я осмотрю ваше плечо.

Чарли поймал ее кисть раньше, чем она успела до него дотронуться.

– Все в порядке. Благодаря вам. Единственное, что мне надо сделать, так это немедленно отсюда убраться. Похоже, все в этой округе только и норовят заявиться сюда и получить свою тысячу долларов.

– Я это понимаю. Как только переоденусь, мы сразу же уедем.

Чарли пристально посмотрел ей в лицо. Ему показалось, что он что-то упустил в их разговоре.

– Нет, мы не уедем, – сказал он ясно и отчетливо. – Я уеду. А вы останетесь здесь.

Радостное выражение исчезло с ее лица. Она судорожно сглотнула и выдернула руку из его ладони.

– Я – ваша жена. И я поеду туда, куда поедете вы.

Чарли покачал головой, сомневаясь, не ослышался ли. «Она – моя жена? Откуда в ней взялась эта решимость остаться моей женой? Еще вчера она хотела стать монахиней. Когда я видел ее в последний раз, ночью, она выбежала из комнаты в слезах из-за того, что чуть не убила ради меня человека. А сегодня утром уже светится улыбкой и настаивает, что она моя жена? Да и вообще, чувствовала ли она за собой вину за то, что меня чуть не убили, пока я участвовал в маскараде, представляясь ее мужем только для того, чтобы спасти ее репутацию. Или же ее снова одолела жалость ко мне за ту жизнь, которую я вел? Как бы то ни было, мне следует поскорее помочь ей избавиться от мысли, что она едет со мной. И не только из-за того, что обстановка может осложниться и стать более опасной, но и потому, что я больше не могу таскать ее за собой по всей стране днем и ночью и ни разу не заняться любовью. Но если я сделаю это, то уже не смогу с нею расстаться. Я должен ее прогнать... Сейчас и навсегда».

– Вы мне не жена, Анжелина. Вы не хуже меня знаете, что всю эту церемонию затеяли напоказ. И нет на этой Божьей земле такого пути, по которому вы пошли бы со мной. За мной теперь погонятся сотни людей. Это стало слишком опасным. Ваш отец будет настаивать, чтобы вы вернулись в монастырь.

Анжелина решительно встала и уперлась руками в бедра.

– В монастырь я не вернусь, – процедила она. – Я еду с вами.

Чарли вздохнул и задумчиво провел рукой по волосам, как бы приглаживая их. Ему не хотелось показаться отъявленнным подлецом, но она упрямилась, как старый мул его матери.

– Сестра, вы же хотели стать монахиней. Вы неоднократно выкрикивали это мне в лицо с первого дня нашего знакомства. Теперь я уезжаю. Один. Наш брак не состоялся. Расторгайте его и возвращайтесь в Корпус-Кристи. Ваш отец будет трястись от восторга, если сможет вам в этом помочь теперь, когда знает, кто я такой. Все очень просто.

– Вы так думаете?

Топот копыт под окнами вызвал у Чарли гортанный возглас раздражения. Они оба встревоженно переглянулись и обернулись к окну. Чарли попытался встать с кровати, но Анжелина махнула рукой, чтобы он не поднимался, и пошла к окну посмотреть, кто приехал.

– Приехал кто-то один. Но он уже вошел.

Должно быть, кто-то из братьев приехал к отцу по делам.

Она вернулась к Чарли и присела рядом на кровать. Близость девушки беспокоила его, но он решил предпринять еще одну попытку уговорить ее. «Если на нее не подействовала моя нарочитая раздраженность, то, может быть, дойдет здравый смысл? «– подумал он.

– Послушайте, Анжелина, – начал Чарли тоном, показавшемся ему взывающим к ее разуму. Он все еще сомневался, поскольку до сих пор ему не приходилось никого убеждать уговорами. Обычно он рычал или просто угрожающе смотрел, и с ним тут же соглашались. Анжелина, по всей вероятности, этих правил еще не знала. – Я очень ценю все, что вы для меня сделали. Но мне кажется, нам надо смотреть правде в глаза, даже между собой. Каждому из нас придется жить своей жизнью. Вы знаете, чего хотите. Так что дерзайте и осуществляйте свою мечту. У меня тоже есть мечта. Я хочу уехать в Монтану. Хочу завести ранчо. Сам по себе.

Чарли ждал, затаив дыхание. Он не представлял, что будет делать, если Анжелина станет настаивать на том, что поедет вместе с ним, что она – его жена. Мысль о том, чтобы взять ее с собой, сделать своей настоящей женой и прожить остаток дней вместе в Монтане, была слишком привлекательной, чтобы ей противиться. Но, даже допуская эту возможность, он, глядя на нее, – молоденькую и неискушенную, – сразу же задумывался о реальности своего нынешнего положения.

Так поступить с нею он никогда не сможет. Она заслуживает лучшей участи, чем находиться в постоянной тревоге и всю жизнь скрываться от полиции. Даже если они доберутся до Монтаны живыми и невредимыми, его прошлое когда-нибудь все же постучится в их дверь. Для нее жизнь в монастыре была бы гораздо более безопасной, чем с ним, Чарли Колтрейном. Что бы Анжелина ни говорила, она все равно не смогла бы сделать этого. И зачем только молодой женщине связываться со старым преступником? И конечно, не такой молодой и красивой, как Анжелина Рейес, у которой все еще впереди. Если уж ей так хочется выйти замуж, она могла бы найти себе в мужья кого-нибудь получше, чем Чарли Колтрейн.

Анжелина уже собиралась что-то ему ответить, но прежде чем она начала говорить, дверь распахнулась настежь, глухо ударив ручкой о стену.

Чарли настороженно прищурился, глядя на человека, стоявшего на пороге, и, как всегда, потянулся за револьвером, которого у него не было.

Анжелина вскочила и резко повернулась на звук. Она моментально оглядела комнату, надеясь найти хоть какое-то оружие. Не увидев ничего, она встала перед пришельцем, загораживая Чарли собой.

– Отойдите, мисс Рейес, – проговорил Дрю Уинстон, растягивая слова. – Чем бы вы здесь ни занимались, я пришел забрать его с собой в Техас, чтобы там его повесили.