"Лазурный гигант" - читать интересную книгу автора (Лори Андре)

ГЛАВА XV. «Эпиорнис № 3»

Через двадцать дней упорного труда начал принимать ясные очертания «Эпиорнис № 3», помесь допотопного гиганта и механической птицы из Пасси.

Оказалось, что, судя по одному лишь черепу Эпиорниса, выставленному в Jardin des Plantes рядом со скелетом нормандского кита, Вебер верно угадал размеры доисторической птицы. Он точно соразмерил грудную клетку, крылья, позвоночный столб. Благодаря этому сломанные части механической птицы удалось заменить частями скелета настоящей, как то и предвидел Жерар.

Таким образом были заменены правая плечевая кость, части крыла, ребра, некоторые позвонки.

То, что в цивилизованных странах могли дать лишь специальные заводы, то дала здесь, на необитаемом острове, сама природа.

Собрать машину, покрыть ее было легко, потому что в кают-камере разбитого аэроплана нашелся запас листового каучука и крепкого клея. Удалось даже настолько размягчить в кипящем сале морской свиньи правый сустав крыла ископаемой птицы, что он мог сгибаться и действовать. Искусственный череп был заменен настоящим, хотя это уже был просто каприз механика — череп механического Эпиорниса был цел и невредим.

Погнувшийся винт выпрямили, и он оказался еще годным к делу, хотя не был так хорош, как новый.

Труднее всего оказалось установить помятую ось машины.

— Ну, ничего, — шутил Жерар, — хотя горбатый, но все-таки Эпиорнис!

В самом деле, «Эпиорнис № 3» хотя и уступал в красоте своему живому предку и даже величественному искусственному предшественнику, все-таки мог делать соразмерные, гармоничные движения и оправдывал возлагаемые на него надежды. Анри отрегулировал свой мотор. Оставалось только перенести на аппарат припасы и пуститься в путь.

Вопрос о пассажирах окончательно выяснился. Анри просил капитана отпустить с ним Джальди, которому так хотелось уехать, и который не представлял собой чрезмерной тяжести для машины, но получил решительный отказ: раз он поставил условие, что на аппарат поднимутся только французы, так и должен взять с собой или Вебера, или Ле Гена. Решили, что поедет Вебер, потому что матрос со своими элементарными понятиями о механике оказался бы мало полезным.

Вебер неохотно согласился на требование капитана, он долго спорил с ним и доказывал, что Анри должен взять с собой Жерара. Капитан и слушать не хотел. Убежденный, что Анри скорее позаботиться об освобождении англичан, если с ним останется его брат, Марстон решил не отпускать Жерара.

Он плохо знал Анри, его честность и гуманность. Но в жилах Марстона текла шотландская кровь, и он унаследовал от своих шотландских предков свойственную им осторожность.

Все готово: припасы, платье, одеяла, все на месте. Присев на стальные лапки, возрожденный «Эпиорнис» ждет только первого сигнала, чтобы подняться в воздух вместе со своими отважными пассажирами. Вебер и Анри готовятся к отъезду. Англичане окружили машину и с изумлением рассматривают это соединение природы и искусства. Они завидуют счастливцам, которые улетят от них, хотя сердце самых отважных из них сжимается от страха при мысли отдаться на волю этой машины, на произвол воздуха и моря.

Вебер, поправив очки на носу, еще раз обнял Жерара. Ему не хочется расставаться с ним. Ему кажется преступлением оставить его на острове. Жерар нашел ископаемого Эпиорниса, ему, молодому, предприимчивому, полному жизни человеку, надо бежать отсюда. Старым людям, карьера которых окончена, надо оставаться и ждать. Противный капитан. Ненавистная дисциплина! Ах, зачем друзья уговорили Вебера подчиниться требованию! Он охотно возмутился бы! Но они уговорили его.

— Ну, друг мой, садитесь! Счастливого пути и скорого возвращения! — говорит Жерар, пожимая в своих руках обе руки капитана. — Вас ждут.

— Ну, уж если так нужно! Прощайте, дитя мое. Прощайте, господа.., где же мои очки? Ах, да, на носу! До свидания, капитан… Вильсон… Дорогой мой Ле Ген, как бы я хотел, чтобы вы были на руле. Впрочем, ничего не поделаешь…

Старый ученый уже направился к «Эпиорнису», как вдруг что-то мелькнуло перед ним. Это Джальди промчался, как ураган, и бросился к ногам капитана:

— Капитан! Прошу вас, о! Очень, очень, прошу, пустите меня с добрыми сагибами! Я хочу улететь на большой птице!

Капитан сердито оттолкнул мальчика, тем более, что Джальди в своей стремительности сшиб с ног Вебера. Ученого поспешили поднять, он ушибся, очки разбились. Падая, он вывихнул, а может быть, даже и сломал себе правую руку и она висит, как плеть.

Как тут быть? Отложить отъезд до выздоровления Вебера? Но припасы уже истощаются. Надо спешить за помощью. Капитан увидел, что придется отпустить Жерара. Пробовал он было предложить Ле Гена, но тот решительно отказался, говоря, что не умеет управлять машиной. Вильсон, знакомый с хирургией и медициной, обещал оказать Веберу необходимую врачебную помощь. С тяжелым сердцем Анри и Жерар простились со своим старым другом и сели в аэроплан. Между тем капитан громко звал Джальди для заслуженного наказания. Но маленькая обезьянка, воспользовавшись замешательством, забилась куда-то и не отвечала.

— Готово? — спросил Анри, стоя перед мотором в то время, как Жерар нервным движением схватил колесо. — До свидания, господа, до скорого!

Он надавил рукоятку, и возрожденный гигант, взмахнув могучими крыльями, величавым прыжком поднялся в воздух с шумом, напоминавшим полет тысячи фазанов.

Резкий и холодный воздух щиплет лица путешественников. В полминуты они поднялись на восемьсот метров, до них уже не долетают крики, которыми их приветствуют оставшиеся внизу товарищи. Остров обрисовывался с высоты, как географическая карта. «Эпиорнис», быстрый и легкий, как ласточка, полетел на север.

Через несколько минут остров скрылся уже из глаз. Они одни в беспредельном пространстве. Над ними небесная синева, под ними необъятное, безмолвное синее море.

Тихо все вокруг. Только шум крыльев «Эпиорниса» нарушает величественное безмолвие.

Проходит час.

Устремляя взор то на мотор, то на небо, Анри, погруженный в свое дело, оставался неподвижен как статуя; слегка нажимая рукоятку, он правил машиной, тем временем Жерар сидел на корме и смотрел в пространство.

Ему наконец надоело молчать, и он стал описывать брату местность, над которой они пролетали.

— Впрочем, трудно и описать что-либо, — говорил он. — Нигде ничего не видно. Однообразие полное. Всюду только море и море. Хоть бы островок какой попался, вроде нашего. А где-то он теперь? Исчез, давно исчез… Нигде ни клочка земли. Бедный остров! Довольно мы его проклинали, а между тем какое счастье, что мы попали именно на него. Бог знает, есть ли еще где-нибудь на свете другой скелет эпиорниса?

— Едва ли! — сказал Анри, не отрывая взора от мотора.

— Этот аппарат — прекрасный экипаж. Он движется так плавно. Ты не находишь?

— Признаюсь, я на это не обращал внимания. Теперь, когда ты сказал, и я замечаю, но мне все равно, плавно он летит, или с толчками, лишь бы он был прочен и слушался руля!

— Боже мой! Что это такое? Что-то шевелится под одеялом!.. — воскликнул вдруг Жерар.

— Под одеялом? — повторил Анри.

— Да, вот опять! Черт возьми! Кто-то туда забрался!

Жерар быстрым движением отдернул одеяло… Свернувшись клубочком, смеясь сквозь слезы, там лежал маленький индус. Он сложил с мольбой руки.

— Джальди! Мартышка ты этакая! Ты как сюда попал? — вскричал удивленный Жерар.

— Джальди боится капитана. Джальди очень жаль, что он ушиб старого сагиба… Пока все были заняты старым папашей, маленький Джальди спрятался в брюхо большой птицы…

— Ах, ты хитрец! Тебе хотелось уехать, а так как тебя не брали, ты пустился в дорогу зайцем! Каково!

— Джальди будет умный! Будет сидеть спокойно! Не станет шуметь. Джальди очень, очень любит французских и ненавидит английских сагибов. Джальди — худенький и ест очень мало…

— Ах ты, комар этакий! Уж какой в тебе вес, да и ешь ты мало. Но понимаешь ли, что ты дурно поступил, уехав без разрешения капитана? Ты потому вот и спрятался, что сознаешь, что дурно поступил, Джальди. Тебе этого никто не объяснял?

Мальчик опустил голову.

— Простит ли великий сагиб Джальди? Не бросит его вниз? — спросил он, боязливо взглянув на Анри, которого боялся.

— Бросить тебя вниз? Да ты нас за людоедов считаешь, что ли? — воскликнул с ужасом Жерар. — Послушай, конечно, ты останешься с нами, только смотри, не мешай. Сиди себе тихонько в уголке, не шевелись, чтобы не нарушить равновесие большой птицы, за борт не смотри, вообще будь благоразумен, чтобы заставить забыть твое непослушание!

— Да, сагиб! Джальди будет умником! — покорно отвечал ребенок.

Забившись, как маленький уистити, в уголок, уставившись на своего любимого Жерара-сагиба, убаюкиваемый ровным и плавным движением летательного аппарата, Джальди скоро уснул.

Мальчик переживал наяву одну из тех сказок, которую рассказывают детям во всех странах, и в которых могущественный волшебник уносит вас на ковре-самолете с одного конца света в другой. Правда, тут сагибы выстроили птицу, но, в сущности, это одно и то же. Он жил в сказочном мире и ни о чем не заботился, он спокойно дремал, пока не приедет. Куда? Это ему было безразлично, лишь бы сагибы были с ним.

— Мы, конечно, летим на Цейлон? — спросил после долгого молчания Жерар.

— Разумеется! Я не счел нужным отдавать отчет капитану, но это, конечно, единственная цель нашего путешествия!

— Ничего не может быть легче, как послать помощь нашим джентльменам, раз мы будем на британской территории!

— Вот именно. Достаточно телеграфировать, лишь только мы выберемся в цивилизованные края, чтобы им немедленно выслали помощь. Ах, как мне хочется поскорее спасти Вебера и Ле Гена!

— Да, ужасно тяжело было расставаться с ними!

— А ведь это любопытно, что ехать со мной все-таки пришлось тебе!

— Не правда ли? Это была чистейшая неожиданность. Если бы дело было не так серьезно, я охотно остался бы вместо него.

— Только бы Вильсон вылечил ему руку!

— С ним Ле Ген, он живо вылечит его!

— Я не знал за ним таких талантов!

— О, он делал чудеса во время наших африканских странствий. Негры считали его колдуном. Он вылечивал такие вывихи, над которыми задумались бы наши медицинские факультеты!

— Дай Бог, чтобы он помог и Веберу. На меня произвела сильное впечатление его беспомощно висевшая рука!

— Да, этими руками он делает чудеса, а тут вдруг такой несчастный случай. Однако, Анри, ты стоишь у машины уже скоро два часа. Пора мне сменить тебя. Отдохни, а я пока стану управлять мотором!

— Нет, Жерар, на это ты не рассчитывай!

— Не думаешь ли ты до конца путешествия не есть и не спать?

— Есть я буду. Когда я проголодаюсь, ты мне подашь сюда чего-нибудь!

— А спать не будешь?

— До тех пор, пока мы не достигнем какой-нибудь земли. Не спорь и не возражай! С таким хрупким инструментом я не могу не соблюдать всех предосторожностей. Я не хочу рисковать нашей жизнью ради минутного отдыха. Ленив я никогда не был. Успею выспаться. Люди и без того слишком много спят!

— Что значит слишком много? Час в день?

— Мне и того много, это роскошь!

— Хорошо. Умирай на моих глазах. Я не прекословлю. У каждого свой вкус! — сказал Жерар сердито.

— Не сердись, старина! — засмеялся Анри. — Вздремни-ка сам хоть немного. Ты сам устал, работая, как вол, эти последние дни!

— Спасибо. Я не сурок. Если ты не спишь, могу не спать и я!

— Как угодно. Мой принцип ты знаешь: чтобы каждый поступал, как ему хочется, но чтобы и мне не мешали делать, что я хочу. И что за беда, что мы не будем спать хотя бы двое суток?

— Беда, конечно, поправимая!

— Мы отдохнем, лишь только завидим землю, даю тебе слово!

— Буду помнить твое обещание. А теперь пора обедать. Вот тебе сэндвич. Удивительно, как свежий воздух возбуждает аппетит, — сказал Жерар, грызя черствый, как камень, сухарь и закусывая куском жесткого, как подошва, сушеного мяса. — Я голоден, как будто никогда ничего не ел в своей жизни. А мальчика-то я и забыл! Я думаю, он тоже проголодался. Эй! Джальди! — закричал он. — Хочешь есть? Нет?

Подойдя к углу, где под кучей одеял спал Джальди, он положил около него его порцию, чтобы, проснувшись, он тотчас же нашел ее.

Сумерки надвигались. Солнце уже село. Но на востоке еще брезжил свет. В полусвете Жерар заметил, что Джальди нет на прежнем месте.

— Вот чудо, — сказал он вполголоса, перебирая еще теплые одеяла. — Решительно некуда было ему и спрятаться!

Вдруг он побледнел.

— Уж не упал ли несчастный ребенок за борт, желая взглянуть вниз?

Кровь застыла в его жилах при этой мысли. Жерар высунулся из каюты и взглянул на безбрежную морскую пучину. Сердце его сжималось в ожидании увидеть на гладкой поверхности океана точку, жалкое человеческое тельце. Море между тем изменило свой вид в несколько минут. Оно уже не представляет из себя спокойной зеркальной поверхности, это уже взбаламученное, мрачное море, по нему блуждают, сталкиваются, разбиваются ледяные горы айсбергов.

Если Джальди упал, он разбился насмерть и исчез в бурных волнах.

Но вот он взглянул поближе, вокруг себя, и волосы стали у него дыбом, сердце замерло в груди.

Под килем «Эпиорниса», прицепившись ногами, руками, зубами, когтями, вплотную прижался к корпусу Джальди. Жерар боялся движением или возгласом испугать маленького индуса, который мог разжать руки и упасть. Мысль Жерара работала с быстротой молнии, изыскивая средства спасти несчастного. Мальчик откинул голову, взгляд его дико блуждает, личико бледно…

Вот он встретился взглядом с Жераром, который перегнулся через стальной борт.

На бледных губах мальчика промелькнула нежная, любящая улыбка. Она перевернула всю душу молодого француза. Губы Джальди шевелятся, он силится произнести: «Добрый сагиб!»

— Да, да, милый малютка, только держись покрепче! Добрый сагиб сделает все, чтобы спасти тебя! — шепчет он, потом, обращаясь к Анри, говорит:

— Джальди упал за борт, он держится за «Эпиорнис», — надо спуститься!

Взглянув еще раз на Джальди, он видит его висящим над бездной, он держится только своими худенькими ручками.

Анри, хладнокровный и решительный, как всегда, нажал рукоятку. Он хочет опуститься на один из айсбергов, чтобы схватить мальчика и посадить его в корзину аэроплана. Маневр трудный и опасный.

Жерар с лихорадочной поспешностью привязывает ремни, канаты, как вдруг раздается разрывающий душу крик:

— Сагиб! Сагиб! Я упаду!

Жерар уже больше не рассуждал, он бросается за борт, ногами цепляется за ремни, соединяющие разные части грудной клетки, а руками хватает за волосы Джальди в ту самую минуту, когда он, разжав руки, падает в пропасть. Вот они оба висят в пространстве. Жерар, вниз головой, сжимает, как в тисках, бесчувственное маленькое тело. Эта человеческая группа страшно качается на высоте пятисот метров над бурным морем…

Анри не потерял, однако, присутствия духа. Он не упустил из виду ничего из разыгравшейся на его глазах драмы. Он ни на минуту не отошел от своего мотора, но он все слышал: отчаянный крик мальчика, почувствовал сильный толчок прыжка Жерара. Он уже ожидал, что вот-вот послышатся два крика, затем аэроплан станет заметно легче — это будет сигналом окончательной катастрофы. Прошло несколько секунд, показавшихся вечностью! Аппарат не стал легче, он колеблется по-прежнему — еще не случилось ничего непоправимого!

Вот он слышит несколько хриплый, задыхающийся, но веселый голос Жерара:

— Анри, ты слышишь? Держи направо! Тише, тише! Айсберг! Можно будет опуститься!

Со всевозможными предосторожностями Анри следует указаниям брата, держит направо, опускается по косой линии и, несмотря на опасность, невольно любуется совершенством своей машины.

Но вот слышится крик, сильный толчок, и аэроплан, как бы освобожденный от груза, поднимается выше.

Анри бросает одну из рукояток, наклоняется через борт над пропастью и видит направо огромный айсберг. На площадке, такой узкой, что на ней едва есть место для ног одного человека, прилепившись вплотную к скользкой стенке плавучей горы, стоит Жерар.

Уже смеркается, и править аэропланом становится труднее, а тут еще надо спускаться, приблизиться к айсбергу настолько, чтобы Жерар мог прыгнуть в каюту. Анри не мог различить, держит ли Жерар по-прежнему в своих объятиях Джальди, да и, правду сказать, грозившая брату опасность заставила его позабыть о самом существовании ребенка.

Ровным и плавным движением машина опустилась еще раз. Айсберг, увлекаемый волнами, сокрушает встречные ледяные глыбы. Вот Анри почти на уровне площадки, на которой стоит брат. Наступает ужасная минута. Должен ли Жерар оставить свой ненадежный приют и сделать прыжок в пространство, рискуя упасть

и быть раздавленным на глазах у брата двумя встречными ледяными глыбами? Фантастическая гигантская птица, точно живая, взмахивает крыльями и вьется вокруг.

Наконец Жерару удалось ухватиться за прикрепленный им к ребру птицы ремень. Авиатор страшно накренился. Однако, Жерару удается бросить неподвижное тело Джальди в каюту. Но, сделав резкое движение, он подскользнулся и упал с ледяного выступа. Тогда Анри бросил все, чтоб только схватить его, привлек его, крепко прижал к себе и, рискуя упасть вместе с ним, поднял его. Они оба покатились в глубину каюты и несколько секунд не могли прийти в себя. А механическая птица тем временем, никем не управляемая, беспомощно металась, хлопая крыльями, среди ночного мрака.

Толчок заставил их очнуться. Анри уже на своем месте, хватается за рукоятки, и аппарат взвивается на пять или шесть метров в высоту в то время как два айсберга, которые неминуемо раздавили бы его, столкнулись, разбились и со страшным шумом исчезли в пучине.