"Мисс Чудо" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Глава 17

Мирабель и миссис Энтуисл, как и подобает леди, путешествовали в сопровождении слуг и верховых. Проехав около шестидесяти миль, они остановились на ночь в гостинице Маркет-Локборо.

После ужина, к которому Мирабель едва притронулась, они перешли в гостиную в ожидании чая.

Служанка, которая принесла чай, сообщила леди, что с ними желает поговорить некий мистер Карсингтон.

— Силы небесные! — воскликнула миссис Энтуисл. — Он времени не терял.

Мирабель не сказала ни слова, лишь расправила плечи, но сердце у нее гулко забилось.

— Проводите его сюда, — сказала мисс Энтуисл. Мгновение спустя вошел Алистер. Лицо его выдавало усталость, глаза потемнели. Но в остальном он был таким же безупречным, как обычно: каждый волосок лежал на своем месте, создавая видимость романтической небрежности, на месте была каждая складочка галстука без единой морщинки.

Мирабель испытала сумасшедшее желание вскочить и взъерошить ему волосы. Но тут же напомнила себе, что расслабляться было бы роковой ошибкой. Он сделает с ней все, что захочет. Нет, она должна притвориться, будто он ее злейший враг. Иначе пропадут результаты всех ее трудов за последние десять лет.

В ответ на его поклон она холодно кивнула, сложив руки на коленях, и предложила ему выпить с ними чаю.

— Я пришел не на чашку чая, — проворчал Алистер, снял шляпу и подошел к ней. — Я удлинил канал на пять миль ради вас, хотя это создает неудобства для моего партнера и увеличивает расходы. Но вас и это не устроило, судя по вашим действиям. Почему?

— А почему вы и лорд Гордмор по-прежнему проявляете настойчивость? Ведь я не скрывала, что готова на все, только бы сорвать ваши планы.

— Если я вам больше не нравлюсь, так и скажите. В обычных обстоятельствах было бы нечестно играть моими чувствами, но…

— Я? Я играю чувствами человека, о чьих любовных похождениях слагают легенды? — возмутилась она. — Не смешите меня.

— В данном случае мои чувства не играют роли, — продолжал он, пропустив ее слова мимо ушей. — Можете разбить мое сердце, если вам угодно. Но каким-нибудь другим способом. Вы не представляете, сколько вреда ваши действия причинят другим людям.

Разбить его сердце? Она похолодела. Даже Уильям не обвинял ее в том, что она играет его чувствами. После того как она с ним порвала, многие стали относиться к ней холодно и отчужденно, а те, кто от нее отвернулся, с удовольствием рассказывали, о чем шепчутся у нее за спиной.

Ее называли кокеткой. Говорили, что она, мол, бессовестно использовала Уильяма Пойнтона. Когда она уехала, ей писали письма. Люди, видевшие его в Венеции, утверждали, что он плохо кончит, что умрет от несбывшихся надежд. Что почти не притрагивается к кисти, что, закончив стенную роспись, уехал в Египет, поклявшись никогда не возвращаться в Англию.

И все по ее вине.

На мгновение ее охватили воспоминания о первых двух ужасных годах после разрыва с Уильямом, и ей снова, как тогда, показалось, что в ее жизни больше никогда не будет ничего хорошего.

Она едва сдерживала слезы.

Это разозлило ее.

Она встала, дрожа от возмущения.

— Значит, я с вами играла, не так ли? Вот как вы обо мне думаете.

— Я не это имел в виду.

— Мне следовало бы понять, что моя развязность унизит меня в ваших глазах, — произнесла она. — Но упреков и обвинений я от вас не ожидала. Вы, наверное, думаете, что я возражаю против вашего канала, просто чтобы помучить вас? Считаете меня мелочной и ничтожной?

— Разумеется, нет. Не надо превратно толковать мои слова.

— Может быть, я неправильно поняла? — Мирабель вопросительно взглянула на миссис Энтуисл.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответила миссис Энтуисл, с невозмутимым видом положив себе на тарелку кусочек торта. — День был такой суматошный, и я слишком устала, чтобы решать столь сложные вопросы. Если вам не терпится продолжить спор, будьте любезны, перейдите в столовую, чтобы я могла спокойно выпить чаю.

Войдя в гостиницу, Алистер не обратил на миссис Энтуисл ни малейшего внимания. Он видел только Мирабель. Соберись на лестнице толпа слуг, чтобы подслушать разговор, он не заметил бы и их.

Злясь на себя, он последовал за Мирабель в смежную комнату и закрыл за собой дверь. Она подошла к банкетке, стоявшей в самом дальнем углу под окном, выходящим на улицу.

Алистер понял, что обидел ее своими речами. На собрании, посвященном каналу, он вел себя гораздо тактичнее. Ну почему его мозг сжимается до размеров горошины, когда он находится рядом с ней?

— Я не хотел… — начал было он и умолк, не в силах произнести еще хоть слово. Ему не хотелось говорить. Хотелось обнять ее и вымолить прощение. Она стояла в напряженной позе и была бледна.

— Прости меня, — сказал он. — Я так хотел порадовать тебя новым планом канала, но мне это не удалось, и я вышел из себя.

— Рано об этом говорить, — сказала она. — Вы выиграли первый раунд. Неизвестно, кто победит в последнем.

— Может быть, скажешь мне, что я сделал не так? Я попытался бы все исправить, но я сбит с толку. Возможно, я поторопился, решив, что мы сможем пожениться, как только я преодолею это последнее препятствие. Канал. Видимо я ошибся. Канал не единственное препятствие. Но остальные мне неизвестны. Я соблазнил тебя, хотя понимал, что это нечестно. Прежде надо было завоевать твое сердце. Но я так желал тебя, что ничего не мог с собой поделать. Если не питаешь ко мне никаких чувств, скажи, и я оставлю тебя в покое.

Ее волосы поблескивали в пламени свечи, как отшлифованная медь.

Он вспомнил ее слова.

«Ты делаешь меня такой счастливой. Когда мы рядом, я снова чувствую себя девчонкой».

Но он не сделал ее счастливой. Наоборот. Она стояла в напряженной позе, остановив на нем мрачный взгляд.

— Хочешь услышать, что я не люблю тебя? Это было бы ложью. И ты это знаешь.

— Любовь моя. — Он бросился к ней. Она жестом остановила его.

— Если ты действительно меня любишь, то не приближайся ко мне. Стоит тебе ко мне прикоснуться, как я теряю контроль над собой, что дает тебе преимущество.

Алистер нехотя отступил на шаг.

— И еще. Не надо меня уговаривать. Нынче утром ты почти убедил меня, что следует благодарить судьбу за такой подарок для Лонгледжа, как ваш канал.

— «Почти», но не совсем, — сказал он. — В том-то и беда. Именно поэтому я приехал. — Он усмехнулся. — Впрочем, приехал я по другой причине, но сказал Гордмору, что хочу знать, почему тебе не понравился мой новый план. Может, скажешь, что мы должны сделать?

— Уехать отсюда, — сказала она. — Оставить эту затею. Надеюсь, у вас хватит ума не упорствовать. Я кое-что смыслю в бизнесе и политике и знаю, как делаются такие дела. Возможно, в конечном счете вы победите, но это обойдется вам дороже, чем вы рассчитывали, а может быть, дороже, чем вы можете себе позволить. Эти шахты наверняка того не стоят.

— Дорогая, — произнес он, — эти шахты сейчас почти ничего не стоят, но у нас, кроме них, ничего нет.

Ошеломленная, она округлила глаза, покраснела и плюхнулась на банкетку. Алистер проклинал себя за свою болтливость.

— Хотел бы я, чтобы мой язык хотя бы изредка советовался с мозгом, — признался он. — Наши финансовые дела тебя совершенно не касаются.

— Не касаются? — сердито воскликнула она. — Теперь понятно, почему лорд Гордмор проявляет такое дьявольское упрямство. До чего же я глупа! Когда я писала тетушке Клотильде, следовало расспросить ее не только о тебе, но и о нем. Было бы гораздо полезнее узнать подробности о твоем финансовом положении, чем получить перечень твоих любовных похождений, хотя они весьма забавны.

— Забавны?

— Тебе нужно писать мемуары, — сказала она.

— Мемуары? — Это был очередной удар по голове, но Алистер даже не поморщился. Он уже привык.

— Это принесло бы больше денег, чем ваши жалкие шахты. Алистер подошел к камину и, наблюдая, как крошечные язычки пламени лижут уголь, стал обдумывать, в какой степени можно открыться перед ней. Наконец он повернулся к ней. Она пристально смотрела на него. Наконец он сказал:

— Мирабель, у меня нет времени.

— Тебе еще не исполнилось тридцать, — сказала она. — Какой бы волнующей ни была твоя жизнь, она относительно коротка. Если возьмешься за дело сейчас, сможешь написать мемуары за несколько месяцев, красноречия тебе не занимать.

— У меня нет времени, — повторил он. — В моем распоряжении всего семь недель.

В нескольких словах он рассказал ей о своей встрече с отцом в ноябре, о поставленном им условии.

Она слушала, склонив голову набок, будто решала сложную задачу. Когда он закончил, она сказала:

— Не понимаю, в чем проблема?

— Если нам с Горди не удастся провести через парламент закон о канале к первому мая, мне придется жениться на богатой наследнице.

— Но ты несколько раз говорил, что хотел бы жениться на мне, — сказала она.

— Я в жизни ничего не желал сильнее, — сказал он.

— Ну так в чем же дело? — сказала она. — Я богатая наследница.

До него не сразу дошел смысл сказанного. Она ждала.

— Нет, — сказал он.

Он прошелся от камина к двери и обратно. Потом сел в кресло и снова встал. Он направился к ней, потом повернул назад и снова сердито уставился в огонь.

Такой реакции она не ожидала. Она и не надеялась, что проблема окажется такой простой. Однако для него она оставалась проблемой, и другого нельзя было ожидать.

Уильям Пойнтон тоже любил ее, но жертва была слишком велика. Он не мог отказаться от своих надежд и амбиций, как и она не могла бросить свой дом и добродушного, рассеянного отца, которого каждый мерзавец и плут в округе норовил обмануть и обобрать.

— Я не жду, что ты станешь помещиком и будешь все время жить в Дербишире, — сказала она. — Естественно, ты пожелаешь весной, во время сезона находиться в Лондоне.

— Если ты думаешь, что я оставлю тебя одну в Лонгледже в разгар туристского сезона, когда это место просто кишит праздными мужчинами, то ты глубоко ошибаешься, — проворчал он, глядя в огонь.

Мерцающий свет углубил тени под его глазами и резче очертил контуры худощавого лица.

— Уж не думаешь ли ты, что я могу бросить на произвол судьбы поместье, особенно весной и в начале лета, когда здесь столько дел? — сказала она, вздернув подбородок. — Лучше договоримся об этом сейчас. Есть вещи, которые не подлежат обсуждению.

Он окинул ее холодным взглядом.

— Не о чем договариваться, — бросил он. — Я не могу жениться на тебе без гроша в кармане. Я жил на иждивении отца. Но ни за что не соглашусь быть нахлебником у своей жены.

— Нахлебником? — Мирабель встала и взглянула ему в лицо, хотя ей отчаянно хотелось убежать, настолько она была оскорблена. — Понятно. Как бы я ни пыталась навязать себя тебе, ты мне не доверяешь. Сколько раз ты говорил, что хочешь жениться на мне, а теперь отказываешься, хотя это сразу решило бы все твои проблемы. Ты считаешь, что не можешь этого сделать. Почему? Пострадает твоя гордость? Может быть, ты опасаешься, что я сделаю из тебя комнатную собачку, как это пыталась сделать Джудит Гилфорд? Если это так, значит, ты совсем меня не знаешь, а твоя любовь, как и все прочие страсти, ярко вспыхнув, гаснет при первом же столкновении с трудностями.

— Я умею справляться с трудностями, — резко ответил он. — И намерен это доказать.

Прихрамывая заметнее, чем обычно, он вышел из комнаты. Несмотря на стыд, гнев и отчаяние, Мирабель стало жаль его. Он постоянно страдает, однако никогда не говорит об этом вслух.

Всему виной его непомерная гордость, но ведет он себя поистине мужественно. Гордость и мужество делали ее любовь к нему еще сильнее.

Нет, это не может быть любовь. Ведь она знакома с ним всего несколько недель.

Впрочем, продолжительность их знакомства ни при чем. Он завоевал ее сердце. И ушел, унеся его с собой.

Ну и пусть. Если ему не нужны ее деньги, то это его проблема. А она будет действовать, как планировала первоначально. По сути дела, ничего не изменилось, сказала она себе. Она знала, что он заставит ее страдать. Смирилась с тем, что придется расплачиваться за короткий миг счастья годами страданий. Она была готова к этому.

Услышав, как, попрощавшись с миссис Энтуисл, он ушел, она в порыве отчаяния схватила кувшин и швырнула его в камин.

Как только Алистер вернулся после бурного разговора с Мирабель, Кру принес ужин.

Алистер покопался в тарелке, потом, усталый и расстроенный, разделся и лег в постель. Ему хотелось отдохнуть после трудной дороги. Для сна было еще слишком рано, да он и не надеялся уснуть после недавнего разговора с Мирабель.

Она богатая наследница? Почему Горди не сказал ему об этом?

Видимо, решил, что Алистеру это известно. Он, разумеется, предполагал, что она владеет весьма солидной земельной собственностью, однако понимал, что ее собственность, как и собственность его отца, должна быть разделена между ближайшими родственниками мужского пола по отцовской линии.

Однако из разговора с ней он сделал выводы, что Мирабель имеет весьма солидное состояние. Она ведь знала, что его содержание обходится дорого. Возможно, даже подсчитала связанные с этим расходы с точностью до последнего шиллинга. В отличие от большинства женщин ей пришлось узнать, что сколько стоит, и научиться взвешивать все «за» и «против», прежде чем что-либо приобрести или решить, что разумнее: отремонтировать или заменить то или другое. Она не задумываясь предложила ему жениться на ней, чтобы решить его проблемы.

Но он не хотел, чтобы кто-нибудь, тем более она, помог ему выбраться из его нынешних затруднений.

Если он не сможет решить эту проблему собственными силами, то утратит остатки уважения к себе и не будет достоин ни ее любви, ни уважения отца, ни дружбы Горди.

И все же Алистер чувствовал себя последним мерзавцем, отказавшись от ее предложения. Он ее обидел. Видно, мозг у него усох, а мужское самолюбие раздулось до чудовищных размеров. Ему следовало объяснить ей все. Но только сейчас он это понял.

Поворочавшись в постели, Алистер все же уснул. И снова ему приснилась битва при Ватерлоо. С каждой ночью картина вырисовывалась все отчетливее. Он просыпался, или, услышав его бред, его будил слуга.

Вот и сейчас Кру склонился над ним и осторожно тряс за плечо.

— Проснитесь, сэр. Вам снова снится кошмар. Алистер сел в постели.

— Который час?

— Около полуночи, сэр.

— Лорд Гордмор приехал?

Оказалось, что Горди еще не приехал и, по мнению Кру, вряд ли вернется ночью. Погода сильно испортилась с тех пор, как его хозяин лег в постель.

Алистер встал и посмотрел в окно. Ни зги не видно. Он слышал лишь, как барабанит дождь и завывает ветер. Как бы ни спешил Гордмор, он не станет рисковать ни своими людьми, ни лошадьми. Видимо, остановился на каком-нибудь постоялом дворе.

Все равно здесь места всем не хватило бы. Мисс Олдридж и ее сопровождающие заняли все комнаты, кроме нескольких самых маленьких и темных, которые выходили в узкий переулок позади здания.

И все же, услышав стук в дверь, Алистер решил, что паника, охватившая Горди, взяла верх над осторожностью. Ожидая, что войдет его друг, он не потрудился накинуть на себя халат, когда Кру пошел открывать дверь.

Алистер услышал шепот.

— Он не спит, но… — сказал Кру.

Его бесцеремонно отодвинули в сторону, и в комнату влетела Мирабель.

Дойдя до середины комнаты, она остановилась.

— Ох, извините. Мне показалось, будто Кру сказал, что вы еще не легли. — Она покраснела и отвела глаза.

Алистер растерянно огляделся. Кру бросился к креслу, схватил халат и проворно надел на хозяина. Потом, пробормотав что-то насчет горячего питья, исчез.

Мирабель повернулась к Алистеру. На ней был пеньюар из тончайшего белого батиста, отделанный шелковым кружевом, накинутый поверх такой же ночной сорочки с гофрированной оборкой на подоле. Она выглядела как принцесса из волшебной сказки. Алистер не мог отвести от нее глаз.

Мирабель раскраснелась, в голубых, как сумерки, глазах отражалось пламя свечи. Золотисто-рыжие локоны обрамляли ее лицо и рассыпались по плечам.

— Я снимаю свои возражения, — произнесла она.

Снаружи бушевала буря. Свистел и завывал ветер, дождь барабанил в оконные стекла. А здесь, в комнате, потрескивал огонь в камине.

Однако внутри у Мирабель бушевала буря, еще более неистово, чем за окном.

Одеяние Мирабель не поддавалось описанию. Это было настоящее произведение искусства. Ей его прислала без каких-либо объяснений тетушка Клотильда вместе с письмом, в котором описывались похождения мистера Карсингтона.

Выглядела в нем Мирабель весьма соблазнительно. Ее можно было упрекнуть за неразборчивость в средствах, но это ее нисколько не волновало. Она готова была на все, лишь бы добиться своего. Она любит Алистера. Глубоко и искренне. И на сей раз ни за что не сдастся.

— Мне не следовало отпускать тебя, — сказала она. — Но я была обижена и сердита, а поэтому плохо соображала.

В ее распоряжении было несколько часов, чтобы успокоиться, привести в порядок свои мысли и решить, что для нее важнее: дом и кусочек земли или любовь на всю жизнь.

Алистер растерянно смотрел на нее. Может быть, он изменил отношение к ней? Что, если он считает ее такой же, как Джудит Гилфорд, богатая наследница, чьи тиранические замашки, как считала тетушка Клотильда, заставили Алистера бросить ее?

— Я поступила неразумно, — призналась она. — Капитан Хьюз одобрил пересмотренный тобой план. Он зачитал мое письмо лишь потому, что обещал это сделать.

Она знала, что отец не придет на собрание, хотя и обещал. Он собирался встать пораньше и прогуляться пешком, как делал это всегда. Не могла же она силой заставить его поехать вместе с ней и миссис Энтуисл в экипаже! Она заготовила письмо на тот случай, если отец не появится на собрании, и отдала его капитану Хьюзу накануне собрания.

— Мне следовало подать ему какой-нибудь знак, чтобы он не читал письма, — промолвила она. — В твоем плане учитывались все пожелания, он был хорошо продуман. Я поступила глупо, отвергнув его. Жизнь не стоит на месте. Мир меняется, и вместе с ним должны меняться и мы. Вместо того чтобы радоваться и благодарить тебя за все, что ты ради меня сделал, я всячески чинила тебе препятствия.

— План был хороший, — сказал он.

— Очень хороший.

— Но требовал еще доработки.

— Ни один план не может быть безупречен, — промолвила она. — Я считала, что лорд Гордмор должен закрыть свои шахты, уехать и не беспокоить нас своими транспортными проблемами. Я слышать не хотела о том, что лорд Гордмор или другие предприимчивые люди, включая соседей, искали новые способы сколотить состояние на Лонгледж-Хилле. Я была против увеличения объема торговли. Меня вполне устраивала спокойная деревенская жизнь в идиллическом мире, в котором я выросла.

— Я найду способ сохранить его для тебя, — пообещал Алистер.

И столько нежности было в его голосе, что у нее стало легко на сердце.

— Ты не должен терять времени на такие пустяки, — сказала она. — И рисковать всем, ради чего так упорно трудился. Я пришла, чтобы сказать тебе об этом. Ради любимого можно пожертвовать не только таким пустяком, как комфорт.

— Мне кажется, комфорт не такой уж пустяк, — возразил Алистер.

Что правда, то правда, изменения в родных местах разбили бы ее сердце. Однако она понимала, что время не остановишь, как ни старайся.

Мать не вернешь, если даже воссоздать мир, в котором она жила, и осуществить ее мечты, а Алистер рядом с ней, и Мирабель его любит. Как бы то ни было, лучше жить с ним, чем одной в своем прекрасном идиллическом мире.

— Я уже любила однажды, но не смогла бросить свою землю и бродить по свету, как он того хотел. Я расторгла помолвку и вернулась домой, смирившись с судьбой старой девы. Но пожертвовать любовью к тебе я не в силах.

— Он свалял дурака, что уехал, — заявил Алистер. — Надо было бороться за тебя. Но я рад, что так получилось. Теперь я сам буду бороться за тебя.

У нее учащенно забилось сердце.

— Тебе не нужно бороться, — промолвила она. — Я твоя.

— Ты уверена, любовь моя? — Он раскрыл объятия, и она бросилась к нему, окончательно убедившись в том, что приняла правильное решение.

— Ты должна вернуться в свою комнату, — сказал Алистер, не выпуская ее из объятий.

Она запрокинула голову и подставила ему губы.

— Не надо, — прошептал он.

— Пожалуй, ты прав.

Она солгала. В этот поздний час они были одни, бушевавшая за окном буря, казалось, отгородила их от всего мира.

— Отныне я буду вести себя пристойно. Никогда больше не воспользуюсь твоей неопытностью.

— Этого не следовало делать. — Она слегка отстранилась от него. — Но я тоже плохо поступила, не остановив тебя. А сегодня явилась в неглиже. Ведь на мне нет даже нижнего белья. О чем только думала тетушка Клотильда, посылая столь легкомысленное одеяние респектабельной старой деве. — Говоря это, Мирабель принялась развязывать ленточки на низко вырезанном вороте. — Думаю, этот наряд французского производства. Ни один приличный мужской портной не станет шить подобную вещь.

— Мирабель, — возмутился он. — Перестань, ведь я не железный.

— Я знаю, — улыбнулась она. — Ты из плоти и крови. И очень мускулистый. А волосы у тебя на груди более золотистые, чем на голове. — Она развязала верхнюю ленточку. — А у меня на этом месте волосы не растут, зато оно более округлое.

— Твое тело — само совершенство, — произнес Алистер, — но я не должен видеть его, пока мы не поженимся. Так что не развязывай следующую ленточку. Для меня это самая настоящая пытка. Ведь я должен устоять от соблазна. Мирабель все же развязала вторую ленточку.

— Но мне кажется, ты уже дважды не устоял.

— Это был безответственный и эгоистический поступок. И все же ты, слава Богу, осталась девственницей. Зачем я об этом говорю? Ты должна уйти. Спокойной ночи. — Он подошел к двери и открыл ее.

Она не двинулась с места, развязала последнюю ленточку и сбросила пеньюар.

Он закрыл дверь.

— Не надо. — Голос его дрогнул.

— Не буду. Раздень меня сам. У тебя это хорошо получается. Он метнулся к ней. Сейчас он схватит ее и выдворит из комнаты, подумала Мирабель. Но он обнял ее за плечи.

— Ты, — пробормотал он. — Ты.

— Да, это действительно я, — сказала она, запуская руки в его взъерошенную шевелюру. — Я и не знала, что у меня внутри живет распутница. Ты нашел ее, выпустил на волю. И теперь тебе придется мириться с последствиями. — Она потянулась к нему губами, и мгновение спустя он перенес ее в другой мир, где она снова превратилась в девчонку и чувствовала себя бесконечно счастливой.

Она обвила его шею руками и прильнула к нему. Его поцелуй стал требовательнее, и она, опьяненная вкусом его губ, забыла обо всем на свете. Его язык играл внутри ее рта, напоминая о других, более интимных играх, которые он вел с ней всего каких-нибудь десять дней назад. Благоразумие уступило место наслаждению — таинственному и опасному, превращая ее в распутницу, потерявшую над собой контроль.

Она погладила его плечи и с наслаждением ощутила ответную ласку, когда его длинные руки скользнули по изящной ночной сорочке, зашуршавшей под его пальцами.

Он развязал на сорочке ленточки, спустил ее вниз и обхватил грудь ладонью, отчего у Мирабель перехватило дыхание.

— Совершенство, — пробормотал он, не отрываясь от ее губ. — Ты — само совершенство.

Она прижалась к ласкающей ее руке, смакуя прикосновение.

Алистер подтолкнул ее к столбику кровати, прислонил к нему. Ее сорочка упала на пол.

— Красавица, — прошептал он едва слышно.

Она развязала пояс на его халате, стянула халат с плеч, и он последовал за ее сорочкой. Она не успела снять с него рубашку, он сам сорвал ее с себя.

Мерцающий свет отбрасывал золотистые блики на его густые каштановые волосы и отражался в его глазах. Он очерчивал четкие контуры его лица и рельефную мускулатуру торса и рук.

Он ласкал ее страстно, неистово. Она стонала, извивалась под ним, так велико было наслаждение, но хотела чего-то большего.

И когда его губы оказались между ее ногами, она, судорожно сглотнув, прошептала:

— Я хочу быть твоей!

Он положил ее на кровать, а сам опустился на колени у ее ног. Она почувствовала, как его палец проник в ее лоно и слегка пощекотал самое чувствительное место. Потом еще и еще.

Мирабель задыхалась от наслаждения. Она уже несколько раз побывала на вершине блаженства, и все же ей чего-то не хватало. Не в силах больше сдерживаться, Алистер вошел в нее и стал медленно двигаться.

Она двигалась в одном ритме с ним.

— Я люблю тебя, Мирабель.

Охваченная страстью, она не могла произнести ни слова. Ее словно подхватило течением и вынесло на берег в разгар бури. Тело Алистера содрогнулось. Эта дрожь передалась ей, мир взорвался тысячей мерцающих огоньков.