"Дыхание Мороза" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Лорел)

Глава четвертая

В зеркале вспыхнул свет — и золотистое солнечное сияние хлынуло потоком, заставив всех отвернуться, чтобы не ослепнуть от блеска — блеска Тараниса, Короля Света и Иллюзий. В полумраке сомкнутых век кто-то спросил — я решила, что Шелби:

— Да что ж это такое?!

— Королевская похвальба, — ответила я. Нельзя было так говорить, но я плохо себя чувствовала и злилась. Злилась, что вообще здесь сижу. Злилась и боялась, потому что, зная Тараниса, уверена была, что он второй сапог еще и не снял, не то что не бросил.

— Похвальба? — весело переспросил мужской голос. — Не похвальба это, Мередит, это я, каков я есть.

Он назвал меня только по имени, не добавив никакого титула. Намеренное оскорбление, и оно сойдет ему с рук. Удивительно другое — что он сам не представился по всей форме. Он говорил так вольно, словно мы встретились наедине. Как будто для него присутствующие люди в счет не шли.

В залившем комнату ослепительном свете прозвучал голос Ведуччи:

— Ваше величество, я разговаривал с вами несколько раз, и никогда еще ваше сияние не было столь ослепительно. Не проявите ли вы милосердие к простым смертным и не пригасите ли ваш блеск хоть немного?

— А что ты думаешь о моем блеске, Мередит? — спросил веселый голос, и я невольно улыбнулась от его звука, хоть и щурилась, оберегая глаза.

Мороз сжал мне руку, его прикосновение дало мне силы думать. Плоть и секс к талантам Тараниса не относились. Чтобы ему противостоять, надо было использовать ту магию, в которой ты силен — только тогда в присутствии Тараниса хотя бы думать удавалось. Я потянулась к Рису, нащупала рукой его щеку и шею. Прикосновение двух стражей мне помогло.

— Я думаю, что твое сияние восхитительно, дядя Таранис.

Он первый повел себя фамильярно, назвав меня только по имени, так что я решила напомнить ему о наших родственных связях. Напомнить, что я не просто дамочка из Неблагого двора, на которую надо произвести впечатление.

Его поведение не слишком меня задевало — если не считать обращения по имени, точно так же он пытался достать Андаис. Эти двое веками старались один другого переколдовать. Я просто попала в середину игры без надежды на выигрыш. Если уж Андаис не могла унять магию Тараниса при разговорах по зеркалу, что толку стараться мне с моими куда более скромными способностями? Мы со стражами знали, на что идем. Я надеялась, что в присутствии слуг закона Таранис чуть притушит накал магии. Зря надеялась.

— Я себя чувствую стариком, когда ты называешь меня дядей, Мередит. Лучше просто Таранис. — Он говорил так, словно мы старые друзья и он страшно рад меня видеть. От одного его голоса мне хотелось согласиться на все, что только он предложит. Если бы любого другого сидхе поймали на применении голоса и магии к кому-то из собратьев, дело кончилось бы либо дуэлью, либо наказанием от собственного монарха. Но Таранис — король, а значит, к ответу его никто не призовет. В последний раз, когда мы говорили вот так же, мне пришлось его обвинить в нечестной игре. Надо ли теперь начать с той же резкости, на которой я в тот раз закончила?

— Хорошо, дядя… то есть Таранис. Нельзя ли попросить тебя уменьшить блеск твоего великолепия, чтобы мы смогли на тебя взглянуть?

— Свет вредит твоим глазам?

— Да, — сказала я, и меня поддержал хор голосов. Чистокровным людям, должно быть, приходилось совсем несладко.

— Тогда я приглушу его ради тебя, Мередит. — Он как будто ласкал мое имя языком, перекатывал его как леденец. Сладкий, твердый и долго тающий.

Мороз поднес мою руку к губам и поцеловал пальцы — это мне помогло стряхнуть не в меру настойчивое воздействие Тараниса. В последний наш разговор король пробовал то же самое — настолько мощный магический соблазн, что чертовски похоже было на пытку.

Рис прильнул ко мне тесней, уткнулся носом в шею.

— Он не всех без разбору стремится поразить, Мерри, он целит именно в тебя, — прошептал он.

Я повернулась к нему лицом, пусть и с закрытыми от ослепительного света глазами.

— Как и в прошлый раз.

Рис нащупал мой затылок, притянул к себе лицо.

— Не совсем так, Мерри. Сейчас он еще больше старается тебя покорить.

И Рис меня поцеловал. Осторожно поцеловал — скорее из-за яркой помады у меня на губах, чем из соображений приличия. Мороз гладил мне ладонь большим пальцем. Их прикосновения не давали мне утонуть в голосе Тараниса, в море света.

Еще не открыв глаз, я почувствовала, что передо мной стоит Дойль. Он поцеловал меня в лоб, добавляя еще и свое касание к прикосновениям Риса и Мороза — наверное, догадался, что задумал Таранис. Потом Дойль шагнул влево, и я не поняла поначалу, зачем, но тут послышался голос короля, совсем не такой довольный, как минуту назад.

— Мередит, как смеешь ты появляться передо мной в окружении чудовищ, напавших на мою подданную? Почему они стоят, как ни в чем не бывало, почему они не в оковах?

Голос у него был все так же красив и звучен, но магии лишился. Негодовать с интонациями искусителя — этого даже Таранис не может.

Свет слегка померк. Дойль несколько загораживал Риса от взора короля и впридачу закрывал мне обзор, но я все равно этот спектакль уже смотрела. Таранис ослаблял свет и одновременно сам словно выплывал из этого сияния. Словно лицо, тело, одежда создавались, лепились из света.

— Мои клиенты невиновны, пока их вина не доказана, ваше величество, — заявил Биггс.

— Ты подвергаешь сомнению слова благородных сидхе Благого двора?

На этот раз возмущение вряд ли было поддельным.

— Я юрист, ваше величество. Я все подвергаю сомнению.

Кажется, Биггс решил смягчить атмосферу шуткой. Если так, он просчитался с аудиторией. Я у Тараниса чувства юмора не замечала. То есть он-то считал, что шутить умеет, но никому не позволялось шутить лучше короля. По последним слухам, Таранис даже придворного шута бросил в темницу за непочтительность.

Я бы осудила короля строже, если бы Андаис своего придворного шута не казнила четыре или пять сотен лет назад.

— Ты шутки шутить задумал?! — Голос короля раскатился по комнате громовым эхом. Среди прочих имен Тараниса звали еще Громовержцем. Прежде он был богом неба и грозы. Римляне отождествляли его со своим Юпитером, хотя его власть никогда не простиралась так широко, как власть Юпитера.

— Ни в коем случае, — ответил Биггс, стараясь удержать беседу в рамках вежливости.

Таранис наконец показался в зеркале. Его окружало мерцание, словно краски переливались и волновались вокруг него. Ну, хотя бы волосы и борода имели свой истинный цвет — красно-оранжевый цвет роскошного заката. Пряди его вьющихся волос окрасило великолепие раннего заката, а в глазах чередовались зеленые лепестки: нефритовый, травяной, разные оттенки зеленой листвы. Словно вместо радужки у него в глазах были зеленые ромашки. Когда я была маленькой, я считала его очень красивым — пока не поняла, насколько он меня презирает.

— Господи… — задыхаясь, выговорила Нельсон.

Я оглянулась, увидела широко раскрытые глаза, обмякшее лицо.

— Вы видели короля только на фотографиях, где он подражал людям?

— У него были рыжие волосы и зеленые глаза, не такие! — сказала она. Кортес, ее начальник, взял ее за локоть и усадил в кресло. Кортес был зол и с трудом это скрывал. Интересная реакция с его стороны.

Таранис обратил к женщине зелено-лепестковый взор.

— Не многие смертные женщины за последние годы видели меня во всей славе. Как понравился тебе мой истинный вид, юная красотка?

Я практически уверена, что нельзя стать помощником окружного прокурора Лос-Анджелеса, позволяя мужчинам в глаза называть себя юной красоткой. Но если Нельсон что и не понравилось, она промолчала. Она казалась очарованной королем, опьяненной его вниманием.

К нашей тесной группке присоединился Эйб, следом за ним растерянный Гален. Эйб наклонился и прошептал:

— Он использует не только магию света и иллюзий. Был бы на его месте кто другой, я сказал бы, что он добавил к арсеналу любовные чары.

Дойль притянул Эйба еще ближе и шепнул:

— И чары достаточно сильные, чтобы подчинить миз Нельсон.

Все согласились.

Мы не хотели проявлять неуважение к Таранису, но он так увлекся флиртом с Нельсон, что мы невольно выпустили из виду: если король не замечает вас, это еще не повод не замечать его.

— Не думал, что меня здесь станут оскорблять, — пророкотал грозовой раскат. Еще недавно он произвел бы на меня впечатление, но теперь я была знакома с Мистралем. Мистраль тоже был бог грозы, но он умел прострелить молнией коридор в ситхене. Рокочущий голос Тараниса с голосом Мистраля в сравнение не шел. Я бы даже сказала, что теперь, когда мои стражи расступились и дядюшка стал мне виден, он казался несколько искусственным, нарочитым — как слишком разряженный кавалер на свидании.

Глянув на обступивших меня стражей, я поняла, что все они ко мне прикасаются. Рис обвил мою талию рукой и прижался к боку, Мороз сделал то же самое с другого бока, поместив руку чуть выше. Дойль держал в сильных черных ладонях мое лицо, Эйб оперся рукой на мое плечо, чтобы не упасть, если потеряет равновесие (с которым у него были проблемы, даже когда он был трезв). Гален тоже прикасался ко мне, потому что он это делал при любой удобной возможности. И кажется, касания достигли критической массы. Мне удавалось думать. Я не была уже зачарована, как бедная мисс Нельсон. Когда-то я думала, что Андаис появляется в зеркале в окружении толпы мужчин, чтобы дразнить и шокировать Тараниса с его двором. Всего два собственных разговора по зеркалу, и мне стала очевидной система в ее безумии. Что до меня, то либо пять — магическое число, либо соединение сил и талантов именно этих пяти стражей оказалось удачным. Так или иначе, а разговор будет совсем другим, чем был бы, если б на меня действовали чары Тараниса. Очень интересно.

— Мередит! — позвал меня Таранис. — Посмотри на меня, Мередит.

Я понимала, что его голос обладает магией. Я ее чувствовала, как чувствуют близость океана — шорох и шелест волн. Но я уже не стояла в волнах, мне не грозила опасность утонуть в этом голосе.

— Я смотрю, дядя Таранис. Отлично тебя вижу, — сказала я громко и отчетливо, и великолепная бровь цвета заката выгнулась дугой.

— А я тебя едва различаю за толкотней твоих охранников, — ответил он. В голосе появилась непонятная нотка — досада или злость, что-то неприятное.

Дойль, Гален и Эйб шагнули в стороны, даже Мороз попытался отстраниться. Один только Рис остался возле меня, будто приклеенный. Едва руки стражей оторвались от меня, вокруг Тараниса появилось сияние.

— Стойте на месте, стражи, — сказала я. — Я ваша принцесса, а он вам не король.

Стражи остановились. Первым обратно шагнул Дойль, а за ним и остальные. Я прижала к щеке руку Мрака и попыталась взглядом дать понять, что происходит. Чары направлены были точно на меня, нацелены на мой разум, будто стрела. Как же мне объяснить им, ничего не говоря вслух?

Рис плотнее обнял меня за талию, прижал к себе, оставив только место Морозу взять меня за плечи. Эйб встал у меня за спиной ближе к Рису, положив руку на плечо. Мало что понимающий, судя по виду, Гален встал рядом с ним и положил руку на другое мое плечо, со стороны Мороза. Одной рукой я обнимала Риса за талию, другую подала Дойлю. Как только все пятеро коснулись меня, пусть сквозь одежду, сияние вокруг короля померкло. Таранис был красив, но и только.

— Мередит! — возмутился Таранис. — Как ты можешь так меня оскорблять? Эти трое напали на даму моего двора, терзали ее, как дикари! А ты позволяешь им к себе прикасаться, как будто они… будто они твои фавориты!

— Но, дядя, они действительно мои фавориты.

— Мередит! — с ужасом сказал он, шокированный, будто пожилая тетушка, впервые услышавшая, как ругается малолетний племянник.

Биггс и Шелби наперебой попытались вмешаться и сгладить конфликт. Наверное, они вмешались бы раньше, если бы не чары, распространяемые Таранисом: даже мужчин они задели краем. То ли Таранис нарочно эти чары наложил с какой-то своей целью, то ли он просто всегда их использовал в разговорах с королевой Андаис, а теперь со мной. При последнем нашем разговоре я их не обнаружила, но ведь и Дойль их не учуял, и никто другой из стражей! Не одна только я обрела новые силы за несколько дней в холмах. Богиня многое успела. И я, и стражи изменились от ее прикосновения и от прикосновения Охотника — ее консорта.

— Я не стану вести дискуссию в присутствии чудовищ, напавших на мою подданную! — Голос Тараниса прокатился по комнате дыханием бури. Люди среагировали так, словно это было не дыхание, а сама буря. А я в руках моих мужчин была в недосягаемости для Тараниса, чего бы он ни пытался достичь.

Шелби повернулся к нам:

— Полагаю, было бы разумно удалить отсюда троих подозреваемых на время разговора с его величеством.

— Нет.

— Ваше высочество, принцесса Мередит, — настаивал Шелби, — ваш подход нерационален.

— Мистер Шелби, вами манипулируют с помощью магии, — ответила я и улыбнулась.

Он нахмурился:

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Конечно, не понимаете. — Я повернулась к Таранису. — То, что ты с ними делаешь, запрещено законом. Тем самым законом людей, к которому ты обратился за помощью.

— Я не искал помощи людей.

— Ты обвинил моих стражей перед людским законом.

— Я воззвал к правосудию королевы Андаис, но она не признала мое право судить Неблагих сидхе.

— Ты правишь Благим двором, не Неблагим.

— Твоя королева именно это и заявила.

— И тогда, поскольку королева ответила отказом на твою просьбу, ты обратился к людям.

— Я обратился к тебе, Мередит, но ты даже не ответила, когда я вызывал тебя по зеркалу.

— Мне отсоветовала отвечать королева. Она мой сюзерен и сестра моего отца, я следую ее советам.

Это скорее приказ был, чем совет. Она сказала, что какое бы зло ни задумал Таранис, мне лучше его избегать. А когда настолько могущественная персона как Андаис говорит, что с определенным лицом встречаться опасно, я предпочитаю прислушаться. Я не настолько высокого о себе мнения, чтобы думать, будто Таранис желает всего лишь пообщаться со мной по зеркалу. Андаис тоже так не думала, но теперь, вот в эту самую минуту, я начала сомневаться. Но я представить не могла, чего такого можно от меня добиться, что оправдало бы потраченные усилия.

— Однако теперь, благодаря людскому закону, ты вынуждена со мной говорить.

— Ее высочество согласилась на нынешнюю конференцию из любезности, — вмешался Биггс. — Она не обязана здесь находиться.

Таранис на адвоката даже не глянул.

— Сейчас ты передо мной, еще прекрасней, чем я помнил. Я уделял тебе непростительно мало внимания, Мередит.

Я весьма непочтительно засмеялась:

— О нет, дядя Таранис, ты мне уделял вполне достаточно внимания. Едва ли не больше, чем могло выдержать мое полусмертное тело.

Дойль, Рис и Мороз ощутимо напряглись. Я их поняла, они говорили: будь осторожней, не выдавай людям секреты дворов. Но начал Таранис, а не я, это он вытащил наши дрязги на свет. Я только шла по его стопам.

— Неужели ты никогда не забудешь один-единственный горький случай из твоего детства?

— Ты едва не забил меня до смерти, дядя. Вряд ли я когда-нибудь сумею забыть.

— Я не понимал, насколько ты хрупка, Мередит, или я никогда бы тебя не тронул.

Первым опомнился Ведуччи:

— Ваше высочество, верно ли я понял?… Король Таранис только что признался, что бил вас, когда вы были ребенком?

Я взглянула на своего дядюшку, такого мощного, такого величественного, такого царственного в бело-золотой придворной мантии.

— Он этого не отрицает. Не так ли, дядя?

— Ох, Мередит, «дядя» — это так официально! — сказал он вкрадчиво. По тому, как Нельсон завороженно потянулась ближе к зеркалу, я догадалась, что задумывал он тон искусителя.

— Нет, не отрицает, — сказал Дойль.

— С тобой, Мрак, я не говорю, — отрезал Таранис, пытаясь придать голосу громовой раскат. Но как соблазн, так и угроза пропали впустую.

— Ваше величество, — переспросил Биггс, — вы признаете, что били мою клиентку, когда она была ребенком?

Таранис все же соизволил повернуться к нему, насупив брови. На Биггса это произвело такое впечатление, словно на него лично обратило внимание солнце. Он замолчал на полуслове, неуверенно улыбаясь.

Таранис сказал:

— Что бы я ни совершил десятки лeт назад, это не имеет касательства к преступлению стоящих здесь чудовищ.

Ведуччи повернулся ко мне:

— Насколько сильно он вас избил, принцесса?

— Я помню, какой красной была моя кровь на белом мраморе, — ответила я, глядя на юриста, хотя магия настойчиво звала меня смотреть на короля. Но я смотрела на Ведуччи, потому что мне это удавалось, и потому что я знала, что короля это выводит из равновесия. — Если бы не заступничество моей бабушки, он бы, наверное, забил меня до смерти.

— Ты затаила обиду, Мередит. А я ведь извинился за то, что совершил в тот день.

— Да, — сказала я, поворачиваясь к зеркалу. — Совсем недавно извинился.

— Почему он вас избил? — спросил Ведуччи.

— Здесь не место любопытству смертных! — прогремел Таранис.

Он избил меня, когда я поинтересовалась, за что изгнали из Светлого двора Мэви Рид, прежнюю богиню Конхенн. Теперь она называлась золотой богиней Голливуда, теперь и последние пятьдесят лет. Я жила со свитой в ее поместье в Холмби Хиллс, хотя с недавним пополнением упомянутой свиты даже в ее просторных владениях стало тесновато. Мэви освободила для нас еще немного места, отбыв в Европу — мы надеялись, что там она будет в недосягаемости для Тараниса.

Мэви-то и рассказала нам самую страшную тайну Тараниса. Он хотел на ней жениться, после того как отослал за бесплодие третью свою жену. Мэви ему отказала, потому что эта самая последняя жена забеременела от другого сидхе. Мэви отважилась сказать королю, что бесплоден он сам, а не его бывшие жены. Дело было сто лет назад. Таранис ее изгнал и всем своим подданным запретил с ней разговаривать. Если бы двор Тараниса узнал, что королю сообщили о его возможном бесплодии столетие назад, а он никому не сказал и ничего не сделал… Когда бесплоден король, бесплодны его народ и его земля. Таранис обрек свой народ на медленную гибель. Сидхе живут почти вечно, но когда нет детей — это значит, что после их смерти Благих сидхе не останется. Если бы Благие сидхе узнали, что он наделал, по закону они могли потребовать священного жертвоприношения — с Таранисом в главной роли.

Король дважды пытался убить Мэви с помощью магии, с помощью жутких заклятий, в использовании которых не сознается ни один Благой. Убить он пытался именно ее, не нас, хотя уже должен был задуматься, не прознали ли мы его секрет. То ли он боялся нашей королевы, то ли думал, что его подданные никому из Неблагих не поверят — но угрозой себе он считал Мэви, а не нас.

— Если вы избивали принцессу, когда она была ребенком, это может повлиять на рассмотрение дела, — сказал Ведуччи.

— Я сожалею, что не сдержал тогда свой гнев, — ответил Таранис. — Но одна многолетней давности вспышка не отменяет того, что трое стоящих здесь Неблагих сидхе обошлись с леди Кейтрин куда ужасней.

— Если в прошлом короля и принцессы имелись факты насилия, — заметил Биггс, — то обвинения, выдвинутые против ее любовников, могут иметь личный мотив.

— Вы хотите сказать, что у короля имеется любовный мотив? — сказал Кортес с усмешкой, как явную нелепицу.

— Случаи физического насилия, когда мужчина избивает девочку, нередко сменяются сексуальным насилием, когда девочка вырастает, — ответил Биггс.

— В чем вы меня обвиняете? — вознегодовал Таранис.

— Мистер Биггс пытается доказать, что у вас имеются романтические намерения по отношению к принцессе, — ответил Кортес, — а я ему возражаю.

— Романтические намерения, — медленно повторил Таранис. — Что вы под этим подразумеваете?

— Есть ли у вас желание вступить в брак или в сексуальные отношения с принцессой Мередит? — спросил Биггс.

— Не понимаю, каким образом этот вопрос относится к жестокому нападению на прекрасную леди Кейтрин.

Все стоявшие рядом со мной стражи замерли, даже Гален. Всем было очевидно, что король не ответил на вопрос. Сидхе уклоняются от ответа только по двум причинам. Первая — из духа противоречия и любви к игре словами. Таранис не любил играть словами и для сидхе был очень прямолинеен. Вторая причина — когда ответ означает нежелательное признание. Но нежелательным признанием для Тараниса стал бы только ответ «Да». Нет, быть того не может. Не может Таранис иметь по отношению ко мне романтические планы. Не может!

Я посмотрела на Дойля и Мороза. Мне нужна была подсказка. Пропустить мне это мимо ушей или копать глубже? Что лучше? Что хуже?

Кортес заявил:

— При всем сочувствии к травме, полученной в детстве ее высочеством, собрались мы, чтобы расследовать другую трагедию — нападение, совершенное этими тремя сидхе на леди Кейтрин.

Я удивленно посмотрела на Кортеса. Он отвернулся, словно даже на свой собственный слух высказался слишком грубо.

— Вы осознаете, что находитесь под магическим воздействием короля? — спросила я.

— Я бы знал, если бы находился, — отмахнулся Кортес.

— Природа магического воздействия такова, — сказал Ведуччи, делая шаг вперед, — что не дает осознавать происходящее. Именно поэтому оно так строго преследуется законом.

Биггс повернулся к зеркалу:

— Вы используете магию для воздействия на присутствующих здесь, ваше величество?

— Я не пытаюсь подчинить себе всех присутствующих, мистер Биггс, — ответил Таранис.

— Позвольте задать вопрос нам, — попросил Дойль.

— Я не стану говорить с чудовищами из Неблагого двора, — заявил Таранис.

— Капитана Дойля ни в чем не обвиняют, — сказал Биггс. Я отметила, что наши адвокаты не так легко поддаются магии Тараниса, как наши противники — за исключением Ведуччи, который вроде был вполне адекватен. Остальные же были на стороне Тараниса; только формально на его стороне, но при его магической силе этого достаточно, чтобы он все больше овладевал их разумом и волей. Такова своеобразная магия королевской власти: если вы по-настоящему встаете на сторону короля, ваше решение дает ему силу. Когда-то волшебная страна избрала Тараниса королем, и даже сейчас это древнее соглашение не утратило мистической силы.

— Все они чудовища, — сказал Таранис. Он посмотрел на меня со всей страстью и силой зелено-лепестковых глаз. — Вернись к нам, Мередит, вернись, пока Неблагие не превратили тебя в свое подобие.

Если бы я не успела освободиться от его чар, этот страстный призыв мог бы на меня повлиять. Но сейчас я была в безопасности — среди своих стражей, в ауре нашей силы.

— Я повидала оба двора, дядя. И узнала, что оба они прекрасны и оба ужасны, каждый по-своему.

— Как ты можешь сравнивать свет и радость Золотого двора с мраком и ужасом Темного?

— Наверное, только я и могу, дядя. Из всех высокородных сидхе за последние десятилетия.

— Таранис, Мередит. Прошу, называй меня Таранис.

Мне не нравилось, что он так настаивает на обращении по имени. Он всегда требовал от Неблагих очень точно следовать формальностям. А тут он даже не попросил зачесть вслух все его титулы. Это было так на него не похоже — забыть о чем-то, что возвышает его в чужих глазах.

— Хорошо, дядя… Таранис.

Едва я выговорила его имя, как в воздухе повисла тяжесть. Дышать стало трудней. Он вплел свое имя в приворотные чары — каждый раз, как я его произносила, заклятье стягивалось прочней. Он шел против всех правил — сидхе обоих дворов вызывали на дуэль за меньшее. Но короля на дуэль не вызовешь: во-первых, он король, а во-вторых, один из величайших воинов сидхе. Может, он и потерял слегка в силе, но я-то вообще смертная. Мне придется проглотить любое оскорбление, которое он себе позволит. Может, на это он и рассчитывает?

— Ее высочеству нужно присесть, — сказал Дойль.

Адвокаты принесли кресло, извинившись, что не додумались сами. Это все магия, это она заставляет забыть обо всем на свете. Забыть о насущном — о том, что нужен стул, что ноги устали — до тех пор, пока не поймешь, что все тело болит, а ты и не заметил. Я с благодарностью опустилась в кресло. Знала бы, что придется так долго стоять, надела бы каблуки пониже.

В секунды суеты у кресла не все стражи прикасались ко мне, и Таранис оделся золотистым светом. Но как только стражи вернулись по местам, король снова стал обычным. Насколько может выглядеть обычным Таранис.

За спиной у меня встал Мороз, положив руку мне на плечо. Я думала, что Дойль встанет с ним рядом, но место у другого моего плеча занял Рис, а Дойль опустился на колено на полу, взяв меня за руку. Гален переместился вперед и сел по-турецки, прислонившись спиной к моим обтянутым чулками ногам. Он гладил мне ногу рукой — бессознательный жест, который у человека казался бы собственническим, а у фейри скорее выдавал беспокойство. Эйб встал на колено с другой стороны, повторив позу Дойля. Ну, не совсем повторив. У Дойля одна рука лежала на рукояти короткого меча, а другая так же спокойно накрыла мою ладонь. Эйб мою руку крепко сжал: был бы он человеком, я бы решила, что он испуган. Я припомнила, что он, скорее всего, впервые видит Тараниса с той поры, когда король изгнал его из Благого двора. Эйб никогда не числился в фаворитах Андаис и, наверное, в междворцовых переговорах по зеркалу не участвовал.

Я наклонилась, коснувшись щекой его волос. Эйб ошеломленно глянул на меня: он такого жеста не ожидал. Королева предпочитала брать, а не дарить — если не говорить о боли. Я улыбнулась его потрясенному взгляду, и взглядом попыталась извиниться, что не подумала о его чувствах при виде его бывшего государя.

— Моя вина, что ты довольствуешься нынешними своими кавалерами, Мередит, — сказал Таранис. — Если бы ты познала радость с Благим сидхе, ты бы к ним и не прикоснулась.

— Большинство моих стражей были прежде подданными Благого двора, — возразила я, никак не называя Тараниса. Если я не стану звать его дядюшкой, придумает ли он еще какой-нибудь способ заставить меня произносить его имя?…

— Они уже несколько веков живут при Неблагом дворе, Мередит, — сказал Таранис. — Такая жизнь их извратила, но тебе не с чем сравнивать, и это ужасное упущение со стороны Благого двора. Мне от всего сердца жаль, что мы так тебя забросили. Я бы очень хотел это упущение исправить.

— Что ты имеешь в виду, говоря об извращении? — спросила я. Мне казалось, что я знаю ответ, но я давно научилась не делать поспешных умозаключений, общаясь как с Благими, так и с Неблагими.

— Леди Кейтрин рассказала, как ужасны их тела. Ни одному из троих ее насильников не достало гламора скрыть свой истинный облик в интимные моменты.

Биггс шагнул ко мне, словно услышал вопрос:

— Заявление леди Кейтрин весьма подробно и более всего напоминает сценарий фильма ужасов.

Я посмотрела на Дойля.

— Ты его читал?

— Да, — сказал он, глянув на меня сквозь темные очки.

— Она сказала, что их тела чудовищны? — спросила я.

— Да.

— Такими же вас видел посол, — догадалась я.

Дойль усмехнулся самым уголком губ, так чтобы из зеркала не было видно. Я понимала, что значит его улыбка. Догадалась я правильно, и он думал, что я двигаюсь в нужном направлении. Ладно, пусть направление верное, но куда же едет наш поезд?

— И насколько же чудовищны, по словам этой леди? — спросила я Биггса.

— Настолько, что обычная женщина не пережила бы их нападения.

Я нахмурилась:

— Не понимаю.

— Старые сплетни, — пояснил Дойль. — О том, что у Неблагих половые органы шипастые.

— А, — сказала я. Как ни странно, сплетни имели реальную основу. Среди слуа, подданных Шолто, есть ночные летуны — на вид они напоминают скатов с пучком щупалец на животе, но умеют летать как летучие мыши. Они ищейки Дикой охоты, только летучие, в отличие от собак. У королевских летунов в половом органе есть костяной шип, стимулирующий овуляцию у самок. Вообще говоря, все летуны — дети королевских самцов, потому что только они могут заставить самку производить готовые к оплодотворению яйцеклетки. Наверное, случаи изнасилования ночными летунами и породили эту старую страшилку. Отец Шолто не принадлежал к королевским летунам — его матери-сидхе не нужен был стимулирующий овуляцию шип в половом органе. Рождение Шолто было неожиданностью во многих отношениях. Шолто вырос великолепным, потрясающим сидхе, вот только с некоторыми излишествами там и сям. Большей частью там.

— Король Таранис! — сказала я, и опять почувствовала притяжение, словно меня рукой разворачивали к себе. Глубоко вздохнув, я плотнее прижалась спиной к Рису и Морозу и вцепилась в Дойля с Эйбом. Гален, наверное, почувствовал, что мне нужно, потому что обвил рукой мою ногу и надавил, чтобы я развела колени и он мог прижаться теснее. Мало кто из моих стражей решился бы показаться в столь унизительной позе перед Таранисом. Я очень ценила тех, кому важнее была близость ко мне, чем внешнее впечатление.

— Король Света и Иллюзий! — начала я снова. — Не хочешь ли ты сказать, что трое из моих стражей настолько чудовищны, что спать с ними болезненно и жутко?

— Так утверждает леди Кейтрин, — сказал он, откидываясь на спинку трона. Трон так и остался громадным и золотым, когда исчезла иллюзия. Король сидел на предмете мебели, который даже по теперешним временам стоил по-королевски.

— Но ты говоришь, что во время близости они не могут поддерживать иллюзию красоты. Я правильно поняла?

— Неблагие не обладают той властью над иллюзиями, которая присуща нам. — Он сел вольготней, широко расставив ноги, как садятся мужчины, будто выставляя напоказ свои достоинства.

— Значит, я должна видеть их истинный облик, когда занимаюсь с ними любовью?

— В тебе течет человеческая кровь, Мередит. Тебе не хватает способностей чистокровного сидхе. Прости, что я так говорю, но хорошо известно, что твоя магия слаба. Им удалось тебя обмануть, Мередит.

Каждый раз, как он произносил мое имя, воздух вокруг густел. Гален скользнул рукой до верха моих чулок и добрался до голой кожи. От остроты ощущения я на миг закрыла глаза, зато в голове прояснилось. Еще недавно слова Тараниса были правдой, но моя магия возросла. Неужели никто ему не сказал? Не всегда разумно говорить королям то, что они не хотят слышать… Таранис всю мою жизнь считал меня слабосильной и обращался соответственно. Когда я вдруг оказалась наследницей соперничающего двора, его поведение стало выглядеть как минимум политически неверным. Он сделал меня своим врагом — так он мог думать, во всяком случае. Среди знати обоих дворов полно было народу, которые теперь из кожи вон лезли, стараясь загладить десятилетия дурного обращения.

— Я знаю, что чувствую руками и всем телом, дядюшка.

— Ты не знаешь радостей Благого двора, Мередит. Ты даже не представляешь, сколько открытий тебя ждет. — Голос у него звенел колокольчиками — воздух наполнился музыкой.

Нельсон снова шагнула к зеркалу, лицо у нее светилось от восхищения. Что бы она ни видела, она видела неправду. Теперь я была уверена.

— Я дважды уже сказала юристам, что ты их зачаровываешь, дядя, но они забывают. Твое воздействие заставляет их забывать правду!

Люди в комнате как будто дружно вздохнули.

— Я что-то пропустил, — сказал Биггс.

— Мы все что-то пропустили, — поддержал его Ведуччи. Он подошел к Нельсон — она стояла у зеркала, глядя в него так, словно там расстилались все чудеса вселенной, и не отреагировала, когда Ведуччи тронул ее за плечо. Смотрела на короля, не отрывая глаз.

— Кортес, помогите мне, — позвал Ведуччи.

У Кортеса был такой вид, словно он внезапно проснулся в незнакомом месте.

— Что за черт?… — спросил он.

— Король Таранис воздействует на нас магией.

— Я думал, с этим железом нам ничего не страшно, — сказал Шелби.

— Мы имеем дело с королем Благого двора, — напомнил Ведуччи. — Даже все, что захватил с собой я, не обеспечивает защиту. Вряд ли вам помогут несколько офисных безделушек.

Он взял Нельсон за плечи и повел прочь от зеркала, крикнув через плечо:

— Кортес, соберитесь и помогите вашему помощнику!

Окрик на Кортеса подействовал. С ошарашенным видом он шагнул вперед, и они вдвоем с Ведуччи оттащили Памелу от зеркала. Она не сопротивлялась, но лицом все время поворачивалась к высокой фигуре Тараниса на троне.

Интересно — я до этого момента не замечала, что небольшое искажение перспективы в зеркале давало впечатление, что он сидит выше, чем мы. Впрочем, нет, он сидел на троне в тронном зале, а трон стоял на возвышении. Король буквально смотрел на нас сверху вниз. И то, что я только сейчас это осознала, свидетельствовало, что его чары имели определенный успех. Как минимум, не давали мне замечать очевидное.

— Используя магию против людей, — сказал Дойль, — ты нарушаешь их законы.

— С чудовищами из гвардии королевы я не говорю.

— Тогда говори со мной, дядя. Ты нарушаешь закон, применяя магию. Прекрати, или наша беседа закончена.

— Я поклянусь любой клятвой на твой выбор, — сказал Таранис, — что не воздействую намеренно магией ни на кого из чистокровных людей, которых вижу перед собой.

Замечательная ложь — такая близкая к правде, что будто и не ложь вовсе. Я засмеялась. Мороз с Эйбом вздрогнули, будто от неожиданности.

— Ох, дядя, а поклянешься ли ты любой клятвой по моему выбору, что не пытаешься зачаровать меня?

Он демонстрировал мне все великолепие своего мужественно-красивого лица, хотя на мой вкус борода многое портила. Я не отношусь к поклонницам растительности на лице — может, меня испортило воспитание при дворе Андаис. В свое время королева, не знаю по каким соображениям, пожелала, чтобы у ее мужчин борода не росла — и так оно и стало. Большинство Неблагих сидхе не смогли бы отрастить бороду, даже если б захотели. Желания королевы в стране фейри нередко становятся реальностью — я сама убедилась в истинности этого старого поверья. То, что я говорила вслух, мне еще удавалось контролировать, но когда начали воплощаться мои мысли — мне стало страшно. Приятно было вернуться из волшебной страны в более твердую реальность, где можно думать о чем угодно и не беспокоиться, что мечты станут явью.

Я думала о своем, а Таранис давил на меня красотой лица, глаз, фантастическим цветом волос, давил чарами, заготовленными для меня. Они висели тяжестью в воздухе, лежали на языке, сам воздух словно стремился ему угодить. Таранис оставался в стране фейри и, наверное, там, при его дворе, чары сработали бы именно так, как он задумал. Мне пришлось бы выполнить то, чего он добивался. Но я была в Лос-Анджелесе, а не при его дворе, и очень была этому рада. Рада, что вокруг меня рукотворный бетон, сталь и стекло. Кто-нибудь другой из фейри мог заболеть, едва вступив на порог такого здания, а меня защищала моя смертная кровь. Ну а стражи мои были сидхе — их тоже такой малостью не проймешь.

— Приди ко мне, Мередит!

Он даже руки ко мне протянул, как будто мог дотянуться сквозь зеркало. Кое-кто из сидхе мог и дотянуться, но не думаю, что Таранис из них.

Дойль встал, держа меня за руку, но свободно опустив другую руку и расставив ноги. Узнаваемая стойка. Он готовился в любую минуту вытащить оружие — наверняка пистолет, потому что меч на боку ему пришлось бы брать той рукой, которой он сжимал мою.

Мороз шагнул чуть дальше от спинки моего кресла, руки легко касались моих плеч. Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять: он готовился к бою, как и Дойль.

Гален встал, разорвав прикосновение. Таранис вдруг оделся золотистым светом, глаза вспыхнули зеленью юной листвы. Я начала подниматься с кресла — Рис меня удержал на месте.

— Гален! — сказал Дойль.

Гален снова опустился на колено и взялся рукой за мою ногу. Этого было достаточно. Сияние померкло, порыв встать рассеялся.

— Проблема, — отметила я.

Эйб наклонился к моей ладони, рассыпав вокруг водопад разноцветных волос, и тихо, очень по-мужски засмеялся.

— Ох, Мерри, тебе надо больше мужчин. С тобой это постоянно.

Я улыбнулась — он попал в самую точку.

— Не успеть, — сказал Мороз.

Я крикнула:

— Биггс, Ведуччи, Шелби, Кортес! Все сюда.

Кортес остался рядом с Нельсон, не давая ей пойти к зеркалу, но остальные поспешили ко мне.

— Мередит, — нахмурился Таранис, — что ты делаешь?

— Обратилась за помощью.

Дойль жестом попросил людей встать между нами и зеркалом. Нас заслонила стена тел и деловых костюмов. Помогло. Что же это за чары, во имя Дану?!

Я знала, знала, что призывать Богиню не следует. Правда, знала. Но я так всю жизнь говорила, точно как люди говорят: «Ради Бога». Никто же не ждет, что Бог и правда ответит?

Вдруг запахло шиповником. По комнате пролетел ветерок, как из открытого окна, хотя никто окна не открывал.

— Осторожней, Мерри, — тихо сказал Рис.

Понятно было, что он имеет в виду. Пока нам удавалось скрывать от Тараниса, насколько часто теперь являлась мне Богиня. В волшебной стране — практически во плоти. Если сейчас она или даже ее тень появится здесь, Таранис узнает и поймет, что меня нужно бояться. Мы еще не были к этому готовы.

Я молча взмолилась: «О Богиня, прошу, помоги мне позже. Не выдавай ему нашу тайну!»

На миг аромат цветов усилился, но ветер стих, а потом и от запаха остался тонкий след, как от дорогих духов, когда их хозяйка вышла из комнаты. Стражи вокруг меня слегка успокоились, а люди не поняли, что произошло.

— У вас изумительные духи, принцесса, — сказал Биггс. — Что это за аромат?

— О парфюмерии поговорим позже, мистер Биггс.

Он смутился.

— Конечно. Прошу прощения. Есть в вас, волшебном народе, что-то такое, что даже бедного адвоката заставляет забыться.

Последняя фраза могла оказаться чертовски близка к истине. Я только надеялась, что никто здесь не испытает на себе, насколько Биггс попал в точку.

— Король Благого двора, ты оскорбляешь меня, мой двор и в моем лице — мою королеву, — объявила я.

— Мередит! — Его голос пронесся по комнате и лаской пробежал по коже.

Нельсон застонала.

— Прекрати! — крикнула я, и голос мой зазвенел силой. — Будешь пытаться меня зачаровать, я погашу зеркало и конец всем разговорам!

— Они напали на даму моего двора. Я требую их выдачи и наказания.

— Докажите их вину, дядя.

— Слова Благой сидхе достаточно, — заявил он. В голосе уже не было искушения — только злость.

— А слово Неблагих сидхе ничего не стоит?

— Так свидетельствует история.

Мне хотелось сказать законникам, чтобы они ушли в сторону и дали мне видеть Тараниса, но я не посмела. Пока они его закрывают, я хоть думать могу. И злиться.

— Значит, я, по-твоему, лгунья, дядюшка?

— Нет, Мередит, только не ты.

— Один из тех, кого ты обвинил, во время нападения на леди Кейтрин был со мной — точно в то же самое время! То ли она лжет, то ли верит в чью-то еще ложь.

Рука Дойля сжалась на моих пальцах. Он был прав. Я проговорилась. Черт бы побрал все эти словесные игры! Слишком много надо держать в секрете, и помнить, кто что знает и что нет, и решать, кому что сказать и когда.

— Мередит! — сказал король, и опять его голос касался меня почти ощутимо. — Мередит, вернись к нам, ко мне.

Нельсон тихонько вскрикнула.

— Я не могу ее удержать! — сказал Кортес.

Шелби поспешил ему на помощь, и мне вдруг стало видно зеркало, стала видна высокая царственная фигура — и этот вид добавил силы словам. Меня словно ударило.

— Мередит, приди ко мне.

Он протянул мне руку, и я знала, знала, что должна ее взять!

Руки, плечи, ноги — везде в меня вцепились стражи, не давая встать с кресла. Сама того не осознавая, я попыталась встать. Не думаю, что я пошла бы к Таранису, но… но… Хорошо, что было кому меня удержать.

Нельсон кричала:

— Он так прекрасен, прекрасен! Мне надо к нему, пустите, пустите!

Она так билась, что рухнула на пол вместе с Кортесом и Шелби.

— Охрану! — прорезал истерию глубокий бас Дойля.

— Что? — переспросил Биггс, слишком часто моргая.

— Охрану вызовите, — сказал Дойль. — Нужна помощь.

Биггс кивнул — тоже слишком торопливо, но все же пошел к телефону на столе.

Голос Тараниса блеснул сияющими самоцветами — слова словно превратились в камни и молотили по телу:

— Мистер Биггс, посмотрите на меня.

Биггс замер, не донеся руку до трубки.

— Не давайте ей встать, — приказал Дойль и шагнул к Биггсу.

— Он чудовище, Биггс, — сказал Таранис. — Не давай ему к тебе притронуться.

Биггс уставился на Дойля круглыми глазами и попятился, защищаясь руками как от удара.

— Господи… — шептал он. Не знаю, что он видел перед собой, но только не моего красавца-капитана.

Ведуччи повернулся, не сходя с места, вынул из кармана что-то зажатое в горсть и бросил в зеркало. В стекло ударили труха и обрывки травы — и провалились будто в воду! Стебельки поплыли по поверхности, по твердому с виду стеклу побежала мелкая рябь. Мне сразу стало ясно первое: Таранис умеет превратить зеркало в мост между точками в пространстве — чего не умел уже почти никто, и второе: «приди ко мне» он понимал буквально. Если бы я подошла к зеркалу, он мог бы меня протащить сквозь него. Да поможет мне Богиня!

Биггс как будто очнулся от чар, целеустремленно схватился за трубку телефона.

— Они чудовища, Мередит, — повторил Таранис. — Они не выносят света дня. Что еще может скрываться во тьме, как не зло?

Я качнула головой.

— Твой голос надо мной не властен, дядя. А мои стражи прямо и гордо стоят на дневном свету.

Упомянутые стражи смотрели на короля, только Гален на меня смотрел, спрашивая взглядом: как я себя чувствую? Я ему кивнула и улыбнулась — точно так же, как улыбалась все время с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать.

— Нет! — зарычал Таранис. — Нет, не будешь ты спать с зеленым рыцарем, не понесешь жизнь тьме! Тебя коснулась Богиня, а народ Богини — это мы!

Я едва сумела сохранить спокойное выражение лица. Слишком много говорила последняя фраза. Знал ли он, что ко мне вернулась чаша Богини? Или до него долетели какие-то другие слухи?

Снова запахло розами. Гален прошептал: «Яблоней пахнет». Все стражи ощутили аромат, которым заявляла им о себе Богиня. Она не одной богиней была, а множеством. Всю женственность мира она несла в себе. Не одни только розы — все цветы и травы мира дали ей свой аромат.

Дойль вернулся к нам:

— Надо ли, Мередит?

— Не знаю.

Но я встала, и они убрали руки. Я стояла лицом к лицу со своим дядей, а мои стражи стояли рядом со мной. Юристы отошли в сторону, хмурясь и ничего не понимая — кроме Ведуччи, который как будто понимал много больше, чем должен был.

— Мы все — народ Богини, дядя, — сказала я.

— Неблагие — дети темного бога.

— У нас нет темных богов. Мы не христиане, чтобы населять кошмарами преисподнюю. Мы дети неба и земли. Мы — сама природа. Нет в нас зла, есть лишь отличия.

— Тебе забили голову лживыми россказнями, — сказал он.

— Правда есть правда, в свете дня или самой темной ночью. Нельзя вечно прятаться от правды, дядя.

— А где посол? Пусть он осмотрит их тела и убедится, что они именно так ужасны, как говорит леди Кейтрин.

В комнате веяло ветром — первым теплым весенним ветерком. Запахи цветов плыли и менялись, я различала то яблони Галена, то осеннюю листву Дойля, то сладко-тяжелые ландыши Риса, хрусткий лед — так пахнет богиня для Мороза, — медовое пиво — это Эйб. Запахи перемешивались с ароматом шиповника.

— Пахнет цветами, — ломким голосом сказала Нельсон.

— Ты чувствуешь запах, дядя? — спросила я.

— Только запах разложения от тех, кто стоит рядом с тобой. Где посол Стивенс?

— На попечении чародея-человека. Его очистят от заклятья, которое ты на него наложил.

— Опять ложь! — сказал он, но выражение лица лишало протесты убедительности.

— Я с этими стражами спала. Нет у них никаких уродств.

— В тебе течет смертная кровь, Мередит. Они тебя околдовали.

Ветер окреп, он гнал рябь по поверхности зеркала, шевелил плывущую по стеклу травяную крошку.

— Ты чувствуешь запах, дядя?

— Только вонь Неблагой магии!

Голос искажен был злостью и еще какой-то эмоцией. И я вдруг поняла, что Таранис сошел с ума. Я-то думала, что беда его в лишнем высокомерии, а сейчас глянула на него и похолодела, несмотря на прикосновение Богини. Таранис, король Благого двора, был безумен. Безумие светилось в его глазах, словно кто-то поднял завесу здравомыслия, и нездоровье стало очевидным. В голове у него что-то было очень не так. Да поможет нам Консорт!

— Вы не в себе, ваше величество, — негромким басом сказал Дойль.

— Молчи, Мрак, когда говорит Свет! — Таранис поднял правую руку ладонью вперед. Стражи мгновенно заступили меня, уложили на пол, прикрыли своими телами. Даже сквозь барьер их тел я ощутила жар. Поднялся шум, Нельсон завизжала, закричали адвокаты. Лежа под грудой тел, под плотно прижатым ко мне Галеном, я спросила:

— Что там? Что происходит?

В дверях зазвучали новые мужские голоса. Охранники. Что толку в пистолетах, когда враг может превратить в оружие свет? Разве можно выстрелить в зеркало и поразить мишень на той его стороне? Зеркало-то прострелить можно, но все пули останутся здесь. Таранис нас достать смог. А мы? Мы ему отплатить можем?

Из зеркала тоже слышались голоса. Я попыталась выглянуть из-под руки Галена и разлива длинных Аблойковых волос, но там были еще тела. Я лежала под грузом тел, беспомощная и бесполезная до самого конца боя. Приказывать стражам меня отпустить было без толку. Если они увидят удачный момент, они меня поднимут и выведут из комнаты, а до того станут защищать ценой своей жизни. Когда-то меня это успокаивало и вселяло надежду. Сейчас среди них были те, чья жизнь мне так же дорога, как моя собственная. Мне надо узнать, что происходит.

— Гален, что там?

— У меня перед глазами две чужие шевелюры. Я вижу не больше твоего.

Мне ответил Эйб:

— Стража Тараниса пытается его успокоить.

— А почему кричала Нельсон? — спросила я сдавленным голосом — не так-то легко было держать всю кучу на себе.

Крик Мороза:

— Уводите ее!

Груда надо мной шевельнулась, Гален схватил меня за руку и поднял рывком. Эйб схватил другую руку и они помчались к двери так быстро, что я не успевала перебирать ногами.

Таранис крикнул мне в спину:

— Мередит! Нет, Мередит, им не украсть тебя у меня!

Свет. Золотой, ослепительный, жгучий свет вспыхнул позади. Жар ударил нам в спины. Рис орал всем уходить. Я слышала топот бегущих ног, но понимала, что они не успеют. Это не кино. Обогнать свет не может никто, даже сидхе.