"Нефритовая страна" - читать интересную книгу автора (Лорд Джеффри)

Глава 8

Всю первую неделю своего пребывания в деревянной клетке, где содержали рабов, Блейд по три раза в день с радостью убеждался, что его мужское естество не пострадало. Спор с Саддой завершился ее поражением – в последний момент она приказала чернокожим прекратить экзекуцию и вытащить обеспамятевшего пленника из шатра. Теперь, время от времени поглаживая гульфик своих кожаных штанов, Блейд с энтузиазмом ощущал, что первый раунд окончился без потерь. Садда частенько наведывалась взглянуть на упрямца, но делала это всегда издали. Вдоволь налюбовавшись на свое новое приобретение, она пришпоривала коня и галопом мчалась прочь. Блейд обычно притворялся, что не замечает ее.

Телега с его клеткой стояла поодаль от обиталищ других рабов, в покрытой черным песком ложбине, совсем рядом с каменистым холмом, на вершине которого он очнулся месяц назад. Прутья клетки, несмотря на хлипкий вид, оказались очень прочными; правда, не настолько, чтобы Блейд не мог их выломать. Однако днем его телега была видна как на ладони, а ночью его стерегли шестеро вооруженных до зубов всадников. Все, что ему оставалось – сидеть на месте и любым способом убивать время.

Садда пока явно не спешила познакомится с ним поближе. Гном Морфо тоже не заглядывал. Зато каждый день у клетки собирались толпы монгов, чтобы, потыкать в него палками да позубоскалить на его счет. Какое-то время Блейд терпеливо сносил и тычки, и насмешки, но однажды один неосторожный умник разозлил его не на шутку. Разведчик выдернул палку у него из рук и хорошенького огрел его насмешника по голове. Завопив от боли, монг юркнул в толпу, и минуту спустя все уже злословили на его счет. С тех пор монги стали относиться к Блейду с опасливым уважением и без особой нужды не подходили к клетке ближе, чем на пять ярдов.

Дважды в день его кормили. Обычно трапеза состояла из краюхи черного хлеба, куска жареной конины и большого кувшина с весьма распространенным здесь пойлом, называющимся бросс. Бросс приготавливали из смеси лошадиной крови и молока с добавлением разных степных трав. Сначала Блейд никак не мог привыкнуть к его запаху и вкусу, но потом притерпелся и даже стал отдавать должное этому немудреному напитку, потребляя его в гигантских количествах.

Каждое утро монги вновь начинали, атаку стены, и каждый вечер вновь возвращались ни с чем. Огромная пушка, Дракон Небесного Грома, по-прежнему палила, вселяя благоговейный ужас в толпы варваров, колоссальный нефритовый шар все так же со свистом проносился над головами нападающих и разбивался вдребезги о груды валунов, не причиняя монгам ни малейшего вреда. Блейд надеялся, что воины Ката произведут ночную вылазку и отобьют его телегу, но потом решил, что Лали, видимо, не может склонить своих полководцев на столь рискованный маневр. Он с удивлением замечал, чти все меньше и меньше вспоминает о маленькой императрице; его уже не особенно волновало, пустит она кого-нибудь в свою постель или сохранит ему верность.

Растум тоже иногда подъезжал к его телеге, чтобы перекинуться парой слов со стражей, но никогда не заговаривал с пленником, лишь время от времени бросая на него косые взгляды.

Отсидев неделю, Блейд начал беспокоиться и строить всевозможные планы побега, какими бы фантастическими они не казались. Обитая под открытым небом, он успел зарасти грязью с ног до головы, его, раньше ухоженная борода свисала неопрятными клочьями. Охапка соломы, которую никто не удосуживался менять, после нескольких сильных ливней превратилась в сырое холодное месиво. Ночами Блейд расшатывал прутья клетки, стараясь не привлекать внимания охраны; это было весьма трудной задачей, так как стражники ему попались на редкость глазастые.

В редкие дни, когда монги не штурмовали стену, они, выехав на открытое поле перед клеткой Блейда, по двенадцать часов занимались однообразной муштрой, то двигаясь плотной колонной, то, по сигналу трубы, мгновенно перестраивая ряды. Все маневры выполнялись с идеальной точностью. Блейд рассудил, что в открытой стычке солдаты Ката не имеют никаких шансов справиться с такой армией. Монгов задержала только неприступная стена, под которой Кхад Тамбур положил уже не одну тысячу своих всадников.

Интересно, неужели Кхад никогда не пытался обойти стену? Должна же она где-то кончаться! Или гигантское орудие настолько соблазняет его, что владыка монгов, словно ребенок за игрушкой, лезет на стену именно в этом месте?

Блейд также наблюдал за развлечениями монгов. Они очень любили состязания; например, мчась на полном скаку, старались попасть копьем в небольшое, крутившееся на веревке колечко. И, надо заметить, промахивались лишь немногие. Неудачников прогоняли сквозь строй, и каждый мог бить их и пинать ногами; видимо, это служило дополнительной забавой.

Наконец, на девятый день, Растум спешился у его клетки. Один из двух сопровождавших его воинов держал в руках квадратный деревянный ошейник. Блейд, скривившись, глянул на щеголеватого воеводу и вновь задал себе вопрос о его национальной принадлежности.

Растум уловил его неприязненный взгляд и усмехнулся в бороду:

– Похоже, ты неплохо себя чувствуешь, сир Блейд. – рассмеялся он. – Вот только попахивает от тебя скверно, – Растум сморщил нос. – Тебя хорошо кормят?

Блейд кивнул.

– Скажи Кхаду, чтобы мне почаще меняли солому. Остальным я вполне доволен.

Растум изумленно уставился на него, откинул назад голову и захохотал. Его спутники позволили себе лишь одобрительные ухмылки.

Отсмеявшись, воевода вытер глаза и продолжал:

– Вот сейчас я верю, что ты действительно сир. Сначала ты прилюдно оскорбил Кхада вместе с его разлюбезной сестрицей, а теперь жалуешься, что тебе соломки не постелили! – и он вновь зашелся от хохота.

Блейд терпеливо ждал, пока Растум закончит веселиться. Успокоившись, воевода велел отпереть клетку и вывести его наружу.

– Это шаг вперед в твоей судьбе, – напутствовал он Блейда, пощелкивая перед его носом половинками ошейника. – Сейчас ты наденешь это украшение и превратишься в одного из домашних рабов Садды. Смотри, сир Блейд, не ищи неприятностей – мы не слишком заинтересованы в твоей смерти. Будь потише, и когда-нибудь ты наденешь тонкий золотой ошейник. Понял?

Оба монга снова заухмылялись, но Растум, видимо, говорил совершенно серьезно.

Сопротивляться не стоило, и Блейд спокойно дал закрепить у себя на шее неуклюжий тяжелый ошейник, напоминавший колодку. Он надеялся от всей души, что вскоре натрет себе внушительную мозоль на загривке и перестанет замечать его шершавое прикосновение.

При транспортировке к новому месту службы ошейник уже не раздражал его. Гораздо больше мучений причинял сыромятный кожаный ремень, на котором его тащил один из всадников, Нога Блейда еще не зажила, и он, хромая, едва поспевал за норовистой лошадью. Один раз он споткнулся о булыжник и, к великой радости своих конвоиров, во всю длину растянулся на песке. Воевода, помрачнев, приказал остановить лошадей и позволил Блейду подняться и привести себя о порядок; видно, ему не хотелось держать ответ перед Саддой за изувеченного пленника.

Они покинули лагерь и направились к отдельно стоявшей группе шатров, окруженных высокой плетеной изгородью. Изгородь оказалась составленной из отдельных щитов, так что ее можно было легко разобрать и перевезти на новое место. За забором их встретили вооруженные всадники, одетые иначе, чем прочие воины – личная охрана сестры Всемогущего Кхада.

Растум перебросился с ними парой фраз, затем повернулся к Блейду. Холодная улыбка заиграла на его губах.

– Ну что ж, прощай, сир Блейд. Будь послушным рабом, и ты обязательно заслужишь свой золотой ошейник.

Монги вокруг снова загоготали.

Блейда передали с рук на руки, и Растум умчался со своими людьми. Подталкивая разведчика древками копий в спину, стражи повели его к палаткам, окружавшим громадный высокий шатер с прикрепленными по углам конскими хвостами. Хромая мимо, Блейд явственно услышал высокие женские голоса и ощутил аромат молодой женской плоти, который невозможно было спутать ни с каким другим запахом. В стенках шатра виднелись маленькие круглые окошки, и ему показалось, что в одном из них промелькнуло закрытое вуалью лицо Садды. Взгляд его скользнул дальше. В западном углу огороженного пространства помещалось довольно занятное сооружение – загон, обнесенный острыми, глубоко забитыми в землю деревянными сваями, оплетенными лозой. По верху его были натянуты тонкие кожаные ремешки с подвязанными к ним колокольчиками.

Загон охранялся несколькими покалеченными в сече старыми ветеранами, одетыми так же просто, как остальные воины Кхада Тамбура. Блейд заметил, что ветераны Всемогущего и красивые щеголеватые охранники его сестры не испытывают друг к другу особых симпатий.

Блейда затолкали туда и захлопнули дверь; безразлично пожав плечами, он занялся неторопливым исследованием своего нового жилища. Хорошо еще, что с него сняли цепь, решил разведчик, поглаживая шершавое дерево тяжелой колодки.

Загон не поражал многолюдством. Вдоль двух его стен лепились низенькие грязные деревянные конурки, в которые даже ребенку пришлось бы входить нагнувшись Блейд собрался было осмотреть одну из них, когда услышал странный голос, зовущий его по имени.

– Сир Блейд, не хочешь ли подойти и поболтать со мной? К сожалению, сам я не могу пробраться поближе. – Низкий грубоватый голос звучал весело, и Блейд завертелся на месте, пытаясь определить источник.

Голос шел из хижины слева от него. Он не рискнул протиснуться туда, а просто присел перед входом и заглянул внутрь. Хозяин грубоватого голоса возлежал на кипе грязной соломы; обе его ноги заканчивались чуть выше колен. Калека приподнялся навстречу Блейду на сильных мускулистых руках и радушно улыбнулся.

– Рад приветствовать тебя в моем замке, сир Блейд, – опершись на одну руку, незнакомец сделал приглашающий жест. – Вообще-то я очень гостеприимный человек, но сегодня все мои слуги как назло разбежались, и во всем дворце не сыскать ни крошки еды и ни капли вина. Я думаю, ты простишь меня?

– Откуда ты знаешь мое имя? – резко спросил Блейд.

Безногий рассмеялся и упал обратно на солому.

– Кто же не знает твоего имени? По обе стороны стены ходят легенды о твоих подвигах. Особенно о том, как ты отбрил Садду! Жаль, что в конце концов тебе придется дорого заплатить за это.

Инстинкт подсказывал Блейду, что можно безбоязненно довериться этому безногому весельчаку. Было что-то заразительное в его громком хриплом хохоте, и разведчик тоже засмеялся, потом, забравшись внутрь, удобно устроился на соломе рядом с хозяином конурки.

– Просто чудо, что ты жив до сих пор! – не унимался безногий. – А еще я слышал, что Садда положила на тебя глаз. Эго очень хорошо – если ты в постели так же силен, как на поле боя.

Блейд поскреб свою грязную всклокоченную бороду, которая, к тому же, ужасно пахла, и внимательно вгляделся в лицо своего соседа. Что-то очень знакомое было в этих резких ястребиных чертах и молочно-белой коже… Точно! Грязный безногий калека удивительно походил на Растума, главного воеводу монгов! Безусловно, этот человек не принадлежал к расе невысоких смуглых степняков.

Безногий тоже изучающе смотрел на Блейда. Его глаза, такого же, как у Растума, благородного светло-серого цвета, искрились неподдельным весельем.

– Меня называют Бейбером, – калека протянул разведчику мозолистую ладонь. – Как ты уже догадался, я не монг. Я из племени кауков. И еще ты думаешь, что я очень похож на Растума, нашего воеводу.

Блейд кивнул.

– Ничего удивительного, потому что Растум тоже из племени кауков. Когда-то мы сражались вместе и, поверишь ли, сир Блейд, я был его военачальником. Теперь по мне этого не скажешь, верно?

Блейд, соскучившийся по приятной компании за время своей отсидки в клетке, с удовольствием остался поболтать с новым знакомым. Этот человек был явно неглуп и мог поделиться полезными сведениями как об их хозяйке, так и о дальнейшей судьбе, ожидающей его.

Бейбер осторожно тронул его деревянный ошейник.

– Ты скоро поменяешь его на золотой, если научишься покорности и не наделаешь ошибок. Поверь мне, я давно сижу тут и неплохо изучил здешние порядки. Ты станешь ее новым фаворитом – когда твой дух будет сломлен или ей надоест издеваться над тобой.

– Не думаю, что смогу обучиться покорности, – нахмурился разведчик.

– Я не захотел кланяться ей даже под ножом и победил. Правда, у меня чуть сердце не разорвалось. Но сейчас то я жив! Ты считаешь, что все-таки лучше смириться?

Бейбер, лысый, с покрытыми седой щетиной висками, пристально посмотрел на нового приятеля и задумчиво проговорил:

– Да. Ты еще не понял, что стал рабом. И то, что тебе удалось один раз, может не получиться во второй. Терпению Садды тоже есть предел, так что я бы посоветовал тебе унять гордость и постараться прожить подольше. Хочешь, я расскажу тебе одну забавную историю?

Давным-давно, в одном королевстве придворный волшебник как-то попал в немилость к королю, – начал калека. – Все его предсказания не сбылись, заклинания не подействовали, и король совсем уже собрался отрубить ему голову, когда волшебник попросил у его величества год жизни. За этот год он пообещал научить любимую собачку короля говорить. Король был весьма заинтересован таким заманчивым предложением и согласился отложить казнь. Но если у волшебника ничего не выйдет, предупредил повелитель, то его заживо сварят в кипящем масле вместо того, чтобы милосердно и куда менее безболезненно обезглавить.

Так вот, один из друзей волшебника поинтересовался, почему он заключил с королем эту совершенно безнадежную сделку, и волшебник ответил так: «Потому что год жизни – величайшее сокровище. Все, что угодно, может случиться за год. Скажем, я могу умереть в своей постели. Может умереть король. Или, в конце концов, этот пес научится говорить!»

Бейбер захохотал и перекатился на другой бок на своем соломенном ложе.

– Видишь, сир Блейд, тебе все-таки стоит научиться покорности и прожить чуть-чуть подольше, а? Ведь все может произойти.

Это было верно. Блейд знал, что Кхад послал гонца в Пукку с требованием громадного выкупа за него. Что в связи с этим предпримет Лали? Он не знал, слышал только, что она согласилась выделить гонцу эскорт. Через два-три месяца посланец вернется ни с чем и тогда Кхад, без сомнения, отнимет Блейда у Садды и открутит ему голову. Правда, лорд Лейтон мог первым осуществить эту операцию.

Бейбер вновь остановил на госте взгляд своих серых проницательных глаз.

– Ну что, я убедил тебя? – спросил он шепотом. – Будь послушным, изображай из себя дурака, и ты проживешь долго. Жди. Я чувствую, что назревают какие-то немаловажные события, которые перевернут твою судьбу.

Раньше Кхад и Садда были любовниками. Они поступили так против воли Оби

– их великого черного бога. Теперь же между ними только ненависть… Они вынуждены править вместе, но скоро, совсем скоро захотят избавиться друг от друга… Страдает, как всегда, простой люд. Думаю, эта глупая бесконечная война, когда тысячи лучших воинов идут на смерть изза прихоти безумца, переполнит чашу терпения. Многие воины давно разочаровались в своих вождях, но Тамбуры правили монгами сотни лет, и они пока боятся…

Так что, сир Блейд, будь добр, послушайся совета старого безногого калеки, который тоже был когда-то воином… – Бейбер вдруг замолчал, стрельнув взглядом над левым плечом Блейда, и принялся торопливо зарываться в солому. – Аплоний идет. У него золотой ошейник, и он отвечает за нас перед Саддой. Так что держи себя в руках, сир Блейд. Этого парня стоит опасаться.

Блейд спокойно обернулся, чтобы поглядеть на парня, которого стоило опасаться. Аплоний как раз направился в их сторону.

Этот человек с длинной плеткой в руках определенно был монгом. Но каким! Блейд раньше не встречал среди степного народа таких великанов. Ростом Аплоний почти не уступал ему и, в отличие от прочих соплеменников, имел гораздо более пропорциональное сложение. Кожа его отливала непривычной белизной, а курносый нос и близко посаженные глаза тоже вызывали сомнения в чистоте крови. Цвет волос Блейду разобрать не удалось, так как они были густо смазаны какой-то помадой и уложены в сверкающую причудливую пагоду на самой макушке. Одежда Аплония тоже радовала глаз – богато расшитая безрукавка с поясом, тонкой выделки кожаные штаны, заправленные в крепкие невысокие сапожки. И главное – его шею обнимал прекрасной работы золотой ошейник с иероглифами, обозначавшими имя хозяйки.

И это возлюбленный Садды? С глупо свисавшими напомаженными усами и пучком темных волосков, стыдливо топорщившемся на безвольном подбородке? Блейд не мог поверить, что у сестры повелителя монгов оказался столь дурной вкус. То, что он видел перед собой, не слишком напоминало настоящего мужчину.

Изящный денди остановился рядом с Блейдом и поморщился.

– Ты – сир Блейд? Наш новый домашний раб? – близко посаженные глазки моргнули, и Блейд заметил в них страх, коварство и зависть.

– Да, – отозвался он, – стараясь не показать этому красавчику, что догадался о его чувствах.

Бац! Плетка с размаху опустилась на его лицо, оставив красный пылающий след.

– Встань, когда говоришь со мной! – пролаял денди. – Встань и кланяйся! Ниже. Еще ниже!

Получив еще два удара плеткой, Блейд начал кланяться как положено. Он жаждал разорвать в клочья этого напомаженного ублюдка, но отчаянным усилием воли сдерживал подступающее бешенство. Рот его наполнился кровью из рассеченной губы, а каждый мускул огромного тела дрожал от ярости. И все же он кланялся все ниже и ниже, надеясь, что Аплоний ни заметит гримасу ненависти, исказившую его лицо. Но тот, решив, что урок еще не закончен, отошел на два шага и с оттяжкой принялся стегать Блейда по голой спине. Разведчик сцепил зубы, аккуратно считая каждый удар. Бейбер прав, нужно остаться в живых. Он еще посчитается с этим клоуном!

Устав махать плетью, Аплоний со вздохом выпрямился и указал на соседнюю хижину.

– Будешь сидеть там. Не высовывайся, пока не прикажу! И не вздумай болтать с этим старым дураком, – он нашарил взглядом лысину Бейбера, торчавшую среди гнилых соломенных снопов. – Ты понял меня, свинья? Никакой болтовни! Еще раз тебя с ним увижу, пожалеешь, что родился на свет. Я не убью тебя, потому что госпожа Садда запретила это… но я сделаю так, что ты будешь молить о смерти, и он еще раз хлестнул Блейда по спине.

Стараясь не смотреть мучителю в лицо, Блейд дрожа от ярости, забрался в свою конуру и затих там.

Голос Аплония продолжал назойливо лезть ему в уши:

– У рабов нет имен. Я звал бы тебя просто свиньей, но госпоже Садде это может не понравиться. Поэтому я буду звать тебя Блейд, но с сиром тебе придется распрощаться. Завтра, Блейд, ты отправишься на работу. Ты будешь беспрекословно подчиняться мне и не посмеешь даже поднять на меня глаза без приказа. Ты понял меня, свинья?

– Да, понял, – ухитрился выдавить Блейд.

– А ты, старый болтун! – Аплоний залез в конуру Бейбера, и оттуда послышались звонкие звуки ударов. – Не понимаю, – негодовал Аплоний, орудуя плеткой, – почему мне не позволяют убить тебя. Почему, старик? Ведь за тобой нет ни могущественных друзей, ни покровителей! Почему же я не могу разделаться с тобой? – его голос сорвался на пронзительный визг, и Блейда передернуло от отвращения. Ему снова пришлось сдерживать себя, чтобы не ворваться в соседнюю каморку и не переломать хребет этому мерзавцу.

Аплоний закончил разбираться с Бейбером и заглянул в конуру Блейда.

– Завтра увидимся, – зловеще предупредил он. – Подумай пока над моими словами.

Усевшись на соломе, Блейд смотрел, как Аплоний, в сопровождении низко кланяющихся охранников, вышел за ворота, и вскочил на коня. Когда он скрылся из вида, по жестам стороживших их монгов разведчик заключил, что они тоже не испытывают особо теплых чувств к любимчику Садды.

– Эй, – шепнул ему через смежную стенку Бейбер, – прислонись сюда спиной и старайся говорить, не шевеля губами. Стражники знают, что мы болтаем, но не тронут нас, если не шуметь. К тому же, они ненавидят Аплония не меньше нас с тобой.

– Ну? И как он не утонул до сих пор в этом океане ненависти? – отозвался Блейд и услышал, как Бейбер глубоко вздохнул у себя за перегородкой.

– Откуда мне знать? – пожаловался он. – Иногда мне кажется, сир Блейд, что кроме ненависти в этом мире ничего больше не осталось. Если пройти весь материк, от широких степей монгов на юге до холодных северных гор Нимы, ты увидишь лишь то же самое. Но хватит об этом. Ты держался молодцом. Я уже решил, что ты не стерпишь и убьешь этого негодяя.

– Была такая мысль, – честно признался Блейд.

– Это могло бы все испортить. Ничего не поделаешь, на время надо смириться. Аплоний, конечно понимает, что он мертвец. Рано или поздно ты попадешь в постель Садды, и тогда… Ты заметил страх в его глазах?

Блейд утвердительно хмыкнул. Он наблюдал за тем, как солнце медленно скрывается за высоким тыном. Скоро его сияющий диск совсем исчезнет из вида.

Бейбер за стеной мстительно расхохотался

– Да, конечно, Аплоний знает, что ему не уйти от судьбы. Еще неделя-другая и он прискучит Садде. Придет твоя очередь. А он по натуре труслив и не мыслит другой судьбы, кроме рабской. Ошейник остается ошейником, неважно, из чего он сделан… Ладно, давай лучше потолкуем о других вещах.

– Давай, – согласился Блейд. – Знаешь, старик, я пока что плохо разбираюсь в том, что здесь творится. Ты мог бы просветить меня? И поподробней объясни, что ты имел в виду, когда сказал, что скоро произойдет нечто… нечто, способное изменить мою судьбу.

Тишина. Блейд почти воочию представил, как Бейбер возится на соломе, устраиваясь поудобнее для длинного разговора.

– Я сказал, что нечто может произойти, сир Блейд, но я не знаю наверняка. И прежде, чем делиться с тобой своими догадками – а все что я сейчас расскажу, родилось в моей голове – я должен взять с тебя слово, что ты не станешь торопить события и пытаться действовать в одиночку. Потому что если нечто и произойдет, то лишь в свое время. – Бейбер тихонько постучал по стене. – Так ты обещаешь, сир Блейд? Я всего лишь беспомощный безногий старик и скоро умру… но я не хочу умирать здесь.

– Хорошо, я обещаю, – отозвался Блейд. – И прошу тебя, забудь про сира Блейда. Ты помнишь, что говорил наш добрый друг Аплоний? Теперь я просто Блейд, до той поры, пока он не изобретет что-нибудь другое.

– Как скажешь, – согласился Бейбер. – А сейчас слушай. И помни о своем обещании.

Как ты уже знаешь, – начал он, – воевода Растум – мой соотечественник. Он превосходный солдат, но, как все кауки, он наемник и служит за плату. Я тоже был таким, но ему повезло, а мне – нет. Я сражался против монгов и попал в плен. Тогдато Растум и спас мне жизнь, посоветовав Кхаду отрубить мои ноги – вместо того, чтобы отрубить голову.

Блейду это показалось весьма сомнительным актом милосердия, но он промолчал.

– Кхаду было все равно, что рубить – продолжал Бейбер, – он уважал Растума и согласился оказать ему эту милость. Итак, Растум оставил меня в живых, хотя и без ног. Я рассказываю тебе все это только затем, чтобы ты понял – я могу догадаться о мыслях Растума. В конце концов, мы оба кауки.

Из-за вражды между Кхадом и Саддой, Растум оказался в весьма щекотливом положении. Он великий воин, и Кхад это знает и ценит его. Даже простые солдаты его уважают. Однако Садда тоже старается оказывать ему всевозможные знаки внимания, чтобы он перешел на ее сторону, когда она двинется против Кхада. Понимаешь?

Блейд в ответ заметил, что не хотел бы сейчас поменяться местами с этим прославленным полководцем.

– Вот именно! – Бейбер захихикал. – Растуму сейчас приходится гораздо хуже, чем тебе, но его терпению и выдержке можно только позавидовать. Ведь он не должен проявлять ни к Всемогущему, ни к его сестре излишнего дружелюбия или враждебности – иначе его сотрут в порошок. И поэтому он терпеливо ждет, пока разразится буря.

– Ладно, – прервал старика Блейд, – предположим, ты прав. Но как это связано со мной?

– Ты же убил Коссу, верно? Даже Растум не способен на такой подвиг. Увидев тебя, я понял, что Садда, пожалуй, отведет тебе более важную роль, чем очередной грелке в ее постели.

– То есть, заполучив меня, она больше не нуждается в Растуме?

– Не совсем так. Думаю, она еще не раз тебя проверит до того, как посвятит в свои замыслы. Однако ни тебе, ни мне, ни самим монгам не станет лучше, если она прикончит Кхада. Или если победит ее безумный брат. Тут без разницы – оба они кровавые маньяки. И кто бы кого ни съел, мира не будет, и эта ужасная война все равно не прекратится. Нужно свалить обоих. Растум это прекрасно понимает, и я надеюсь, начнет действовать сам Конечно, когда придет время, он захочет, чтобы ты оказался на его стороне. Понял?

Блейд с минуту обдумывал услышанное, затем спросил:

– Почему ты сказал, что Кхад безумен? Я ничего такого за ним не заметил.

– Поверь мне, он сумасшедший. Время от времени с ним случаются припадки, а между ними он выглядит вполне нормально. Как раз перед твоим появлением в лагере у него был продолжительный приступ, и теперь болезнь ненадолго оставила его. Но она вернется, обязательно вернется! В такие моменты никто не может чувствовать себя в безопасности – ни мужчина, ни женщина, ни ребенок… особенно маленькие девочки.

Холодок пробежал по спине Блейда. При чем здесь маленькие девочки? Он обратился к Бейберу за разъяснениями.

– Понимаешь, Садда безумна, как одержимая жаждой убийства ведьма, что наслаждается мучениями своих жертв. А душу Кхада грызет гораздо более опасный недуг, с которым не под силу справиться даже Оби, великому черному богу. Кхад стал бессильным и не может любить женщин. Ни одну из женщин, кроме маленьких, совсем маленьких девочек, еще не созревших для постели. Когда к нему подступает безумие, Кхад берет такую девочку и зверски насилует ее… потом – следующую, еще и еще, до тех пор, пока не кончится припадок.

– И что же, люди молчат и терпят? Почему отцы и матери этих несчастных детей не пытаются что-нибудь предпринять?

Безногий невесело рассмеялся.

– Нет, конечно. Они прячут своих ребятишек и молятся. Да еще проклинают Кхада – так, чтобы их никто не услышал. Тебя проводили мимо виселиц?

– Да. Больше недели назад.

– Ты видел там посаженного на кол человека?

– Видел. По-моему, он был уже мертв.

– Бедняга… Один из воевод. Хороший боец, и преданный Кхаду. До тех пор, пока во время недавнего приступа Сотрясатель Вселенной не изнасиловал его малолетнюю дочь. Потом, когда разум вернулся к нему, Кхад закатил девочке пышные похороны, осыпал золотом безутешного отца и принародно бил себя кулаками в грудь, умоляя Оби отпустить ем грех. Он всегда так: сначала убьет, а потом плачет, молится и просит прощения у черного бога. Про Оби ничего сказать не могу, но отец девочки не простил Кхада и сразу после похорон попытался его прикончить. Ты уже видел, что из этого получилось.

Он слишком поторопился, – в голосе Бейбера звучало сожаление. – Слишком рано нанес удар. У нас, кауков, есть одна пословица: «Чем дольше ожидание, тем слаще месть». Хорошенько запомни ее, Блейд.

– А что скажешь насчет этого карлика Морфо? – помолчав, спросил Блейд. – Ты знаешь его?

Довольно долго Бейбер не отвечал. Когда же он, наконец, заговорил, голос его утратил всю теплоту и дружелюбие.

– Я знаю о нем, я видел его не рад, – признался он. – Но что с того?

Было ясно, что безногий не расположен говорить на эту тему, но Блейд продолжал упорствовать.

– Довольно странный человечек, – он попытался зайти с другого бока.

– Когда меня изловили, он приходил в шатер… намекал, что постарается сохранить мне жизнь. И еще он сказал, что служит Садде… хотя, я думаю, это не совсем так. Давно я его не видел, и теперь ломаю голову – кто же мне встретился? Друг? Враг? Или кто-то еще? На кого он работает? Мне показалось ты знаешь все о здешних людях.

Солнце уже совсем скрылось за изгородью. Под стеной Серендина вновь громко бабахнула пушка, и нефритовый шар, со свистом прорезав воздух, разлетелся грудой бесполезных осколков, никому не причинив вреда.

– Мы не будем говорить о карлике, – тяжело произнес Бейбер. – Я мало о нем знаю и не могу сказать ничего хорошего… впрочем, плохого тоже. Возможно, он настолько умен, что работает сам на себя… хотя, это было бы самой поразительной вещью на свете.

Этой скудной информацией Блейду и пришлось удовлетвориться. Охранники принесли еду – все тот же черствый хлеб и конину, а также неизменный кувшин с броссом. После еды и питья Блейда неудержимо потянуло ко сну, он прикрыл глаза и, привалившись к стене, задремал, едва прислушиваясь к быстрому шепоту Бейбера. По углам загона зажгли факелы, и все стихло, только свежий ночной ветер чуть слышно шевелил сторожевые колокольчики на заборе.

На калеку бросс не подействовал, разве что еще больше развязал язык. Слова его журчали как ручей, усыпляя Блейда. Краешком сознания он отметил, что Бейбер, оказывается, был у себя на родине скальдом. Кауки высоко ценили таких людей, наделенных даром выражать свои мысли и чувства в звонких строфах саг. Бейбер жаловался, что уже много лет не перебирал струн джадара. Это был, как понял Блейд, музыкальный инструмент, похожий на лиру.

Мягкий голос Бейбера одновременно баюкал разведчика и не давал ему соскользнуть в пропасть сновидений. В конце концов он совершенно потерял нить рассказа и стал думать о своем, мысли плыли медленно, лениво, словно подчиняясь равномерному напевному ритму речей скальда.

Интересно, обрадовался бы он сейчас возвращению в привычный мир Земли? Ведь его миссия только началась… Блейд не мог однозначно ответить на этот вопрос. Конечно, пытки и ужасная смерть в этом мире гораздо более реальны, чем в родном измерении. Но здесь его ждет то, чего он так страстно жаждал на Земле – приключение. Да, именно так – ПРИКЛЮЧЕНИЕ; Блейд подумал о нем, и слово, выписанное огромными пылающими буквами, проплыло под сомкнутыми веками. Приключение и надежда. Надежда что-то изменить, несмотря на смерть, опасности и страдания. Потому что шесть шагов вперед и пять назад в итоге все равно продвигают тебя к цели. Здесь была надежда, а в его собственном мире от нее давно уже ничего не осталось. Странно, что он понял здесь то, чего никак не мог осознать там.

И Ричард Блейд, обрадованный приятным ощущением этого нового знания, мгновенно заснул глубоким беспробудным сном.