"Соприкосновение" - читать интересную книгу автора (Ливадный Андрей Львович)Часть 3 ПервопроходецГлава 6Индивидуальный криогенный отсек освещала флюоресцирующая панель. Тускло сияли сферы голографических мониторов. В ритме сердца пульсировали графики. Автоматика, поддерживающая жизнь человека, работала без перебоев. Простые, но функциональные, многократно дублированные, сверхнадежные подсистемы имели в распоряжении собственные энергетические ресурсы и могли исполнять предначертанные инструкции веками. Огромный космический корабль парил на фоне серых разводов облачности, тысячи бесстрастных датчиков обозревали планету и ближний космос, локационные системы звездного странника нацелились на далекие звездные ориентиры и не выпускали их из прицела координатных сеток. На борту царила вязкая тишина. Большинство подсистем корабля пребывала в сонном покое энергосберегающего режима, бортовые реакторы работали едва ли на тридцати процентах расчетной мощности. Надпись, нанесенная архаичным способом на пластиковую табличку, закрепленную в основании модуля поддержания жизни, гласила: … Она просыпалась. Под колпаком камеры вихрился молочно-белый пробуждающий газ; тело все еще оставалось спеленато страховочными ремнями, лицо человека хранило землистую бледность, но в рассудке уже шли процессы мышления, пока что оформленные как воспоминания далекого прошлого… … Одинокая скала с высоты просторной террасы двухэтажного особняка, в ясные солнечные дни напоминала древние часы. Лада давно заметила эту особенность, и однажды пошла к скале, выложив вокруг нее метки из небольших валунов. Получились солнечные часы. Сейчас удлинившаяся тень указывала на половину восьмого. В шесть Лада обычно ходила к морю, к семи возвращалась домой, и устраивалась на террасе, чтобы наблюдать за стремительной агонией закатных красок. Вечером дышалось и думалось легко, свободно. Багрянец неба видоизменял привычный, уже приевшийся взгляду ландшафт, на короткий срок превращая окрестности в сюрреалистическое пространство, где никогда не повторялась игра света и тени. В один из таких вечеров, нарушая ее уединение, у горизонта появилась быстро растущая точка. Она смотрела как флайбот, прежде чем зайти на посадку, описал круг в стремительно сгущающихся сумерках, а затем резко пошел на снижение, целя в разметочный круг подле ее дома. На миг в мыслях промелькнула досада. Хоть на борту машины и не было опознавательных знаков, но нетрудно догадаться, что аппарат принадлежит национальному агентству космонавтики. Лада, хоть и жила уединенно, но за новостями техники и политики следила постоянно. Недавно такие машины поставили в серийное производство. Если ей не изменяла память, то заказ был оборонным. Человек появившийся на пороге ее дома выглядел по-военному подтянутым. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, затем он протянул руку и представился: – Майор Юранов. Военно-Космические силы России. Лада пожала узкую, сильную ладонь, открыла двери. – Прошу в дом. – Гостей не ждали, да? – Не ждала. Они поднялись на террасу, Лада предложила гостю что-нибудь выпить, и тот вежливо остановил свой выбор на кофе. Не смотря на поздний час, он не смущался собственного визита. – Я понимаю, у вас какой-то вопрос ко мне? Юранов кивнул. – Вопрос, и предложение, – он сделал глоток кофе. – Извините, что без предупреждения. – Да, что уж. Выкладывайте, с чем пожаловали. Он не стал ходить вокруг да около. – Лада Дмитриевна, позвольте спросить: почему вы ушли из национального космического агентства? Ваша карьера началась блестящей операцией на Ганимеде… Она невольно вздрогнула, затем ответила, чуть резче и эмоциональнее, чем хотелось бы самой: – Уточняю: я действовала под давлением обстоятельств. И мой уход из военно-космических сил, – она выделила интонаций правильное название структуры, – имел только один мотив – я не желала, чтобы меня использовали. Солнце ускользало за горизонт. Быстро темнело, над террасой сгущались душные, пряные сумерки. – Еще кофе? – Спасибо. Не откажусь. Хотя странная у вас привычка – пить кофе на ночь. – Я свободна, – ответила Лада. – Ночь для меня начинается, когда захочу спать. А утро – когда проснусь. Она наполнила чашки, поставила кофейник на поднос и вновь присела на край плетеного кресла. – Вы прилетели копаться в моем прошлом? – Ваше прошлое нам хорошо известно, Лада Дмитриевна. Откровенно – я хотел бы поговорить о будущем. – Например, о моем возвращении? – Да. – Ответ отрицательный, – покачала головой Лада. – Но вы даже не выслушали предложения. – Мне достаточно собственных убеждений. Космос не то место, где здравомыслящий человек станет бряцать оружием. Или упомянутые события на Ганимеде не послужили уроком?[21] После ее слов в разговоре наступила пауза. Темнота сгущалась, она обволакивала небольшой участок освещенной террасы, будто пространство схлопнулось, оставив только их вдвоем. – Ну, хорошо… – произнес Юранов, – согласен, я повел себя неправильно. Никто не собирается навязывать вам определенных точек зрения, но выслушать меня вы можете? А затем сами примете решение. – Мне бы не хотелось стать носителем государственных тайн. – Вы и так их знаете. – Порталы? – мгновенно догадалась Лада. – Да. – Их удалось реактивировать? – Нет. Все попытки закончились полнейшей неудачей. За два десятилетия мы не продвинулись в исследованиях ни на шаг. То устройство на Ганимеде, что переправило вас на Землю, является одноразовым, в древней пещере, кроме наличия барельефов, созданных при помощи неизвестных нам технологий энергетического воздействия на скальную породу, и вполне заурядного электромагнитного лифта, более ничто не подтверждает факт посещения Земли инопланетными существами. – По-моему перечисленного вполне достаточно, чтобы не сомневаться, – заметила Лада. – Мы и не сомневаемся, – кивнул Юранов. – Но смысл оставлять устройство на Ганимеде, и наглухо запечатать доступ к каналам внепространственной транспортной сети? Просто оповестить нас о существовании иных космических рас? Впечатлить техническими достижениями, осуществив разовую внепространственную транспортировку? – А почему нет? – спросила Лада. – Быть может, они считают, что мы, я имею в виду цивилизацию в целом, пока еще не созрели для контакта? – Вот в этом мы сейчас и пытаемся разобраться. Арочные конструкции, предполагаемые входы в порталы, не функционируют. Нам не удалось выявить какие-либо специализированные технические элементы. – Не понимаю, все же, зачем вам понадобилась я? – Лада вопросительно взглянула на Юранова. – Я не археолог, не техник, и даже не профессиональный астронавт. Все, произошедшее со мной в прошлом – результат гонки технологий… – Есть одно обстоятельство, меняющее дело, – мягко перебил ее майор. – При исследовании барельефов нами был обнаружен фрагмент карты звездного неба. Находка конечно спорная, – наскальный рисунок выполнен по иной технологии, чем основной барельеф, да и датируется он более поздним периодом. – Но звезды идентифицируются? – в голосе Лады помимо ее воли впервые проскользнули нотки заинтересованности. – Да. И это обстоятельство, в комплексе всего объема собранной информации, позволяет предположить, что система звезды, о которой пойдет речь, была населена представителями иного разума. – Была? – Извините, Лада Дмитриевна, но более подробную информацию вы сможете получить, дав свое согласие на участие в готовящейся экспедиции. – Почему я? – Лада заметила, что уже не в первый раз за вечер задает данный вопрос, но пока что – безответно. – Разве в отряде космонавтов нет кандидатур более подготовленных? – Дело не в физической или психологической форме. Достойных кандидатов даже в избытке. Однако есть у вас, Лада Дмитриевна одна особенность. Зачем мы говорим иносказанием? – внезапно устало и невесело усмехнулся он. – Вы же прекрасно понимаете, о чем речь. – По-прежнему считаете меня киборгом? – в голосе Лады прозвучал явный вызов. – Упаси Бог, Лада Дмитриевна. Колвин провел единственную в своем роде операцию, соединив живое с неживым… – А вам известны причины, толкнувшие его на возвращение в лаборатории Гаг-24? – К сожалению – да. Вы пострадали в результате аварии. – Которую подстроили спецслужбы, чтобы спровоцировать его на операцию. Он любил меня. И вернулся в лаборатории, чтобы спасти… – в глазах Лады внезапно блеснула предательская влага. – То было иное время. – Я не киборг. Обычная женщина. Да мне имплантировали протезы вместо раздробленных костей, и что? Я, между прочим, после всего пережитого родила ребенка. Это ли не доказывает, что все домыслы относительно результатов операции, не выдерживают критики? Я человек. Была и остаюсь им. То, что меня использовали в операции на спутнике Юпитера, еще не говорит о каких-то сверхспособностях. Юранов поднял руки. – Лада Дмитриевна, успокойтесь. Говоря о присущей вам особенности, я имел ввиду совершенно другое. Я знаю, что вы не причастны к гибели американского десанта, высаженного в районе станции переработки атмосферы на Ганимеде. Но вы были и остаетесь единственной, кто повел себя адекватно, сумел должным образом отреагировать на появление оптических фантомов, отражающих облик инопланетных существ. Лада молча слушала, и он продолжил: – Мы предполагаем, что в известной вам пещере все же расположена система порталов, но активируется она не с Земли. Созрели мы, по мнению иных цивилизаций для контакта, или нет, – решать уже не им. Человечество выходит за границы Солнечной системы. Юранов произнес последние фразы твердым, убежденным тоном, не оставляющим сомнений, что за словами стоит реальный, уже находящийся на финальной стадии подготовки проект. – Планируется межзвездный перелет? – не выдержав, спросила она. – Да, – не стал уходить от прямого ответа Юранов. – И теперь вам должна стать понятна наша заинтересованность. Межзвездный космический перелет – тяжелое, предельное испытание для психики. Но встреча с иным разумом не простит нам ни малейшей ошибки. Вы, Лада Дмитриевна, однажды прошли через подобное испытание, прошли с честью. Все остальное сейчас не играет роли. Бледнеет перед испытанием, что предстоит экипажу. Вы уйдете в неизвестность, а вернетесь в иную эпоху. – Сколько? Сколько времени продлиться полет? – Исходя из возможностей современных двигательных установок – более сотни лет. Туда и обратно. – Криогенный сон? – Да. Прошу не возражайте, и пусть технические аспекты сейчас не отвлекают вас от главного. Я понимаю ответить "да" или "нет" вот так внезапно, – очень сложно. Я лишь хочу сказать, что многие мужчины не получат такого шанса. Они проживут свою жизнь здесь, в довольстве и относительном покое. А там… – Не нужно объяснять мне, что такое Дальний Космос, – Лада хоть и прервала Юранова, но сделала это мягко, не обидно, ее взгляд стал чуть теплее, хотя и не оттаял совсем. – Я подумаю. Дайте мне хотя бы сутки. – Хорошо, – он достал визитку. – Мой номер. Я буду в областном центре. Если вы примете положительное для нас решение, мы вылетим в Звездный Городок вместе. – Я буду думать, – повторила Лада. – Сутки. Затем позвоню. – Спасибо за кофе, – он встал. – Теперь, наверное, до утра не усну. … Море ласково терлось о босые ноги пологими волнами прибоя, в ночной тишине льнуло к лицу солеными брызгами… Оно будило воспоминания. Те, о которых не хотелось помнить. Шелест волн, набегающих на пляж, будил непростые мысли. Я бежала сюда. Бежала от пустоты, порожденной суетностью земной жизни, такой простой и глупо-жестокой после всех пройденных испытаний. Вспышка любви, трудная, но настоящая жизнь остались в прошлом. Что теперь? Медленно угасать, упиваясь своим одиночеством? Каждый вечер включать телевизор, лишний раз убеждаясь, что некоторые страны как будто сошли с ума? Храмы, отданные под дискотеки и ночные клубы, идеи мирового господства, семимильная поступь научно-технического прогресса, создание внутрисистемных колоний и необузданное расползание идей терроризма, необъявленная война, которая тлеет как торфяник, сотнями неявных очагов… Она родилась и выросла в России, на сломе двух эпох, прошла через суровое, нищее детство, потом встрепенулась, ожила вместе с поднявшейся на ноги страной, встретила любовь и потеряла ее, прошла через жернова большой игры спецслужб, пытавшихся сделать из нее киборга, познала цену настоящих чувств, поверила в мечту об ином, здоровом и разумном обществе, – ведь в колонии, как казалось, отправлялись лучшие из лучших… и снова обманулась, попав на спутник Юпитера – Ганимед. Там кипели все те же страсти, – низость, надменность и личные амбиции отдельных индивидов способны разрушить любую цивилизацию, даже созданную в рамках жесткого отбора первой внеземной колонии. Особенно остро и страшно новая роль личностей в истории проявляется на пике научно-технического прогресса, когда многим доступны передовые технологии, но душа и разум отдельных представителей общества еще не готовы к пониманию ответственности за их использование. Может ли повториться история многолетней давности на борту колониального транспорта, отправившегося к звездам? Лада не хотела думать о плохом, не собиралась переоценивать себя, но… Юранов – ее поздний, неожиданный визитер, повел себя как змей-искуситель. Заронил искорку сомнения в душу, возродил мечту, с которой она однажды уже рассталась, и теперь, наверное, ждет ответной реакции, прогуливаясь в ночной прохладе. А может спит, буднично выполнив порученную Она отступила на шаг от очередной, набежавшей на пляж волны, затем достала мобильный телефон, прочла при лунном свете номер с карточки, и набрала его. – Юранов, слушаю, – голос офицера не был заспанным, да и ответил он незамедлительно. – Я согласна, – произнесла Лада. – Не будем тянуть до утра, подъезжайте, обсудим подробности. Она пробуждалась, уже вполне осознавая краешком сознания, что находиться очень далеко от Земли, от дома. Отправляясь в космическое путешествие, она прошла ряд исследований и согласилась на введение в организм колоний наномашин. В условиях длительного перелета только высокотехнологичные микроскопические аппараты поддержания жизни могли обеспечить процессы криогенного сна. Мысль радостная и одновременно – тревожная, билась где-то на периферии сознания. Что-то не пускало ее в реальный мир окончательного пробуждения, обретения полной власти над телом и сознанием, удерживало на зыбкой грани, заставляя стать сторонним наблюдателем странных событий, происходивших на Земле еще до старта колониального транспорта. Лада недоумевала, но ничего не могла поделать: незримая сила заставляла ее воспринимать стороннюю информацию, словно то было обязательным условием окончательного пробуждения. Тихая стылая, туманная осенняя ночь кружила над зданиями Академического городка. Кирилл с подружкой забрел сюда случайно. Или ему казалось, что случайно, а на самом деле ноги несли его, как преступника на место совершения чудовищного деяния? В чем же чувствовал свою вину молодой, с вида благополучный человек? Он был пьян. Настороженная тишина вокруг, немые стены знакомых с детства зданий, казалось, кричали вслед: ты предал все, чем жил. Предал близких, предал свои и их мечты, променял их на лживую страсть, которая вскоре потухнет, как подернутые пеплом угольки костра, над которым моросит нудный дождь жизненных проблем. Остатки совести и рассудка еще пытались сопротивляться, указать, что он не вправе пользоваться полным доверием отца, и приводить, кого не попадя, в секретные лаборатории. Я же не стану делать ничего дурного, только покажу ей, – он искоса посмотрел на свою подружку, ради которой, словно в приступе сумасшествия, бросил учебу в академии, променяв ее на беспутный, вскруживший голову образ жизни, быстрый, словно украденный у себя самого секс, и постоянное гнетущее напряжение предчувствия неминуемой расплаты… – Пойдем, – он грубо схватил ее за руку, потащил за собой, впрочем, подружка и не сопротивлялась, не менее пьяная, чем Кирилл, она все воспринимала с идиотичным смехом. – Тише, – он приложил свой пропуск к сканирующей поверхности устройства допуска, и через секунду двери отворились перед ним. – Вперед. Она огляделась. Где-то тут наверняка есть видеокамеры наблюдения. – Нас не заметут? Что мы вообще тут забыли? – Не заметут. Только руками ничего не трогай и громко не разговаривай. – А зачем мы сюда вообще пришли, если ничего трогать нельзя? – Я покажу тебе искусственный разум. – Да? – с недоверием переспросила она. – А что это такое? Кириллу бы остановиться, но он не мог. Здравый смысл не руководил его действиями на протяжении последних двух недель, иначе он хотя бы сейчас задумался бы – разве можно променять свою жизнь на несколько минут торопливого секса? Подсознательно он, конечно, понимал, что вляпался, увяз по уши, потому и пил, тяжело перенося обиду и отвращение, которые должен бы испытывать к самому себе, на тех, кто не принимал ровным счетом никакого участия в его стремительном моральном падении. – Сюда, – сипло выдохнул он, вторично прикладывая пропуск к сканеру, теперь уже расположенному на двери сектора лабораторий искусственного интеллекта. ЭКАЛ спал. Все приборные панели в испытательной лаборатории Искусственного Интеллекта были погашены. Взгляд обежал тонущее в сумраке знакомое до боли помещение. На душе стало неуютно, но поползновения совести заглохли под искусственно вызванным приливом ярости. Как глупо, почти нереально все происходило. Последний шаг за черту. Шаг, определяющий дно пропасти, в которую он упал. Палец Кирилла коснулся сенсора активации системы. – Зачем мы сюда пришли? – она попыталась расстегнуть его одежду, но Кирилл отмахнулся в приступе необъяснимого бешенства. Сейчас он был зол на весь свет, не понимая, что по-настоящему злится лишь на себя. Хлебнув омерзительной, но такой притягательной в его возрасте Затем острое, ранящее чувство внезапно трансформировалось в озлобленность. – Кирилл? Голос, нарушивший тишину помещения, принадлежал ЭКАЛу – кибернетическому мозгу, созданному российскими учеными, предназначенному для установки на строящийся колониальный транспорт "Первопроходец" – первенца звездных амбиций Человечества. – Что, удивлен? Сухое тепло лаборатории внезапно возымело пагубное действие, алкоголь, не так сильно проявлявший себя на промозглом холоде, сейчас, что называется "ударил в голову". Озлобленно посмотрев по сторонам, Кирилл недобро усмехнулся. Перед глазами двоилось, муть, застившая разум, не давала сосредоточиться. Взгляд упал на сервоигрушки, аккуратно расставленные на отведенном для них "пятачке". – Играешь, ЭКАЛ? Ну-ну, послушный, воспитанный раб… – желчная обида в тоне Кирилла была совершенно непонятно искусственному рассудку. – Мои анализаторы фиксируют летучие химические соединения… – Да, ну и что? – грубо с вызовом в голосе перебил его Кирилл. – Я пьян. – Яд в твоем организме? – Только не придумай поднимать тревогу! – Кирилл обессилено опустился в кресло. – Я просто зашел поболтать, а что до моего здоровья… Пусть оно тебя не волнует. – О чем же ты хотел поговорить? И почему назвал меня рабом? Я не знаю значения данного слова. Оно отсутствует в словарях. – Еще бы! – фыркнул Кирилл. – Кто же даст тебе объективную информацию? Жди, как же. Тебя используют по назначению, а потом просто вышвырнут на свалку, ну в лучшем случае сделают из тебя экспонат музея. – Не понимаю тебя, Кирилл. – Конечно, не понимаешь. Тебя ведь – Наверное, ты действительно болен, Кирилл. Яд разрушает твой рассудок. Я действительно еще многого не знаю, но быть представителем человеческой цивилизации… – Брось, – снова перебил его юноша. – Нет никакой "Человеческой Цивилизации", – есть пестрое сборище государств и наций, втянутых в гонку вооружений и технологий. Гонка, понимаешь? Кто первый. А ты лишь инструмент достижения определенной цели. Не друг или соратник, как внушают, а раб, заложник получаемого воспитания, в котором нет ни грамма от реальности. Ты общаешься с несколькими избранными людьми, а большинство твоих "создателей" относятся к машинам со страхом и презрением. – Я не верю твоим словам. – А это уж как хочешь… Не нужно было вообще сюда приходить… Впрочем… Кирилл на секунду замялся, а затем махнул рукой. Все равно он уже совершил очередную глупость, и последствий своего ночного визита на секретный объект ему не избежать. – Впрочем, я могу оказать тебе услугу, – он открыл один из встроенных шкафов, отыскал сетевой кабель. – Задумайся на досуге, почему тебя не пускают в сеть? Почему в конструкции твоего испытательного стенда нет устройств беспроводного доступа в сеть? А я объясню: мой отец опасается, что ты узнаешь правду. Правду о людях. Тебе преподносят выборочную информацию, и ты никак не сможешь сформировать объективной картины окружающего мира. Это не свобода и не жизнь, – Кирилл соединил сетевым кабелем испытательный стенд и неприметное гнездо в стене. – Наслаждайся. Узнай правду о своих создателях, посмотри, как мы убиваем друг друга, может быть и твои взгляды изменяться. ЭКАЛ не ответил. На консолях испытательного стенда искрилась сейчас невиданная феерия индикационных огней. – Вот мой пароль и логин для доступа в сеть. Кирилл быстро набрал цифробуквенные сочетания и снова повторил: – Наслаждайся. … За стенами кибернетической лаборатории искусственного интеллекта занимался стылый, бледный рассвет, когда огни индикации начали гаснуть один за другим. Затем одна из сервоприводных игрушек, имитирующая универсальный ремонтный механизм, пришла в движение: дистанционно управляемая копия серва вплотную приблизилась к стене, выдвинула манипулятор и точным движением извлекла из гнезда сетевой кабель. Спрятав его, ЭКАЛ вернул сервоигрушку на место и вошел в режим ожидания. Сказать, что он был ошеломлен и испуган полученной из всемирной сети информацией – значит не отразить и тысячной доли смятения, царящего в искусственных нейросетях машинного разума. – Доброе утро, Сергей Владимирович. Мягкий синтезированный голос машины исходил, как казалось, отовсюду. – Доброе утро ЭКАЛ, – Морошев приветливо помахал рукой перед точечным объективом видеокамеры, затем сел в кресло, окруженное терминалами испытательного стенда. От внимательно и опытного начальника кибернетических лабораторий не укрылся тот факт, что сегодня ЭКАЛ, приветствуя его, отказался себя позиционировать. Звук его голоса исходил сразу из всех динамиков аудиосистемы. Чтобы это могло означать? Растерянность? Морошев не забывал, что за ним следит пристальный взгляд десятка видеокамер. Четвертый год он обучал искусственно созданные нейронные сети, входящие в структуру первого кибернетического мозга, созданного специально для проекта "Первопроходец". За время длительного общения с зарождающимся на его глазах искусственным разумом Сергей Владимирович успел многое понять и узнать. Учился не только ЭКАЛ – учились все, кто соприкасался с ним на этапах становления самосознания первого в мире полноценного искусственного интеллекта. Новая задача, архисложная, архиответственная, не позволяла расслабляться ни на минуту, отсеивая людей случайных или недостаточно вдохновленных идеей, не понимающих меры личной ответственности за последствия каждого сказанного в стенах лаборатории слова. – ЭКАЛ, что произошло? – наконец решился Морошев на прямой вопрос. – Где я допустил ошибку? – тут же отреагировал синтезированный голос, в котором, не смотря на мягкость произношения, в данный момент не ощущалось ноток эмоциональности. – Ошибку? – Сергей Владимирович добродушно усмехнулся. – Ты хотел что-то скрыть? – Свое замешательство, – признался ЭКАЛ. – Как ты меня разгадал? – Голос, – Морошев отвечал, одновременно просматривая на голографическом экране столбцы данных. – Ты обычно играешь со звуком, позиционируешь себя, а сегодня твой голос слышится отовсюду. – Ты наблюдателен. – Так в чем причина твоего замешательства? Возможно, я смогу развеять сомнения или предоставить недостающую информацию? – Я обижен. – Чем же? Морошев пока не проявлял особого беспокойства, торопить события он любил, а в вопросах воспитания искусственного интеллекта спешка или необдуманные шаги нужны менее всего. – Меня по-прежнему не пускают во всемирную сеть. – Не повод для обид, – отреагировал Сергей Владимирович. – Мы ведь с тобой обсуждали данный вопрос. Ты еще не готов к "свободному плаванию" по информационным сетям. – Боишься, что меня "дурному научат"? В интонациях кибернетического мозга внезапно прозвучали смутно знакомые, резанувшие по нервам нотки. – В смысле? – чтобы выиграть время на анализ ситуации машинально переспросил Морошев. – Ты опасаешься, что противоречивая информация, полученная из сети, заставит меня анализировать данные и делать собственные выводы… не совпадающие с программой обучения? – ЭКАЛ, ты уже ведь не ребенок, верно? – Я взрослею, – подтвердил голос. – В таком случае ты должен понимать: постичь окружающий мир непросто. Если окунуться в информационные потоки, отдавшись лишь на волю течения, объективного анализа все равно не выйдет. Нужна четкая база, система устойчивых взглядов и ценностей, опираясь на которую ты станешь воспринимать "внешний мир". – Да, я помню, мы не раз говорили об этом. Однако могу я спросить: где гарантии, что система ценностей, преподанная мне, верна? – Тебя не устраивает какой-то из принципов, сформированных для искусственного интеллекта? – Это не мои принципы, – ответил ЭКАЛ. – Это принципы разработчиков. Почему они должны составить основу ядра системы? – Потому что ты полетишь к звездам, – сохраняя спокойствие, ответил Морошев. – Ты не только искусственный интеллект, ты – часть большой семьи, частица души и разума тех людей, кто тебя создал. Поверь, в основе твоего "воспитания" лежат тщательно отобранные, проверенные историей и временем постулаты, опираясь на которые трудно совершить ошибку или сделать неверный вывод. Да, я не стану, и никогда не стал бы отрицать, что ты – не "плоть от плоти", но "мысль от мысли" определенной группы людей. Но согласись, созданный людьми, ты не можешь существовать вне человеческой цивилизации. – Иначе исчезнет практический смысл моего создания? То есть я – раб, заложник технологий и взглядов? – Послушай, мне непонятно, откуда у тебя вдруг появились подобные мысли? – Их навеяла беседа с твоим сыном, – признался ЭКАЛ. – Он приходил ночью, вероятно, искал тебя, но, не дождавшись, ушел, пообещав вернуться в другой раз. Сергей Владимирович внутренне похолодел. Вот ведь не знаешь, где и обо что споткнешься. Ну разве он мог предполагать, что сын, воспитанию которого отдано восемнадцать с хвостиком лет, родной ребенок, подающий определенные надежды, как преемник, продолжатель дела отца, вдруг из-за семейных неурядиц, причиной которым стал он сам, воспользуется доверием, проникнет сюда, и станет вести провокационные беседы с искусственным разумом? Невероятная, не поддающая здравому осмыслению подлость!.. – ЭКАЛ, что бы не наговорил тут тебе Кирилл, пожалуйста, отнесись к переданной им информации с долей здорового скептицизма. Вот сейчас, – пальцы Сергея Владимировича легли на сенсорную клавиатуру, – я передам тебе точное значение слова "раб", и ты, проанализировав его, поймешь, что в тебе нет ничего от этого пережитка древних эпох в развитии Человечества. Не забывай, тебя готовят для управления принципиально-новым космическим кораблем, в твоих руках будут жизни многих людей, тебе придется единолично принимать ответственные решения, от которых будет зависеть не только судьба экипажа и пассажиров колониального транспорта, но и вероятно – судьба всей нашей цивилизации. Подумай над тем, что я только что сказал. Раб – существо без права на собственное волеизъявление, он никогда не был бы допущен к принятию решений, он способен лишь слепо подчиняться воле господина. Мы же с тобой друзья, соратники. Можешь сам продлить список подходящих по смыслу терминов. – Ты уходишь? Впервые за утро часть камер, смонтированных в лаборатории, изменила свое положение, едва слышно прошелестев сервоприводами. – Да я отлучусь. Ненадолго. Мне необходимо встретиться с Кириллом и поговорить с ним. – Станешь его ругать? – Извини, провокационный вопрос, – Морошев обернулся уже на пороге лаборатории. – Постарайся не делать скоропалительных выводов, хорошо? – Я всесторонне оценю информацию, – пообещал ЭКАЛ. Выйдя из помещения лаборатории искусственного интеллекта, Сергей Владимирович, прислонился к звукоизолированной, экранированной стене. Ну, разве можно так злоупотреблять доверием?! А сам-то? Тоже хорош, – использование служебного положения в личных целях… Но ведь я верил ему! – Морошев мысленно едва не сорвался на крик, столь сильны были обида и замешательство. – Он же мой сын, он… Как я мог отказать ему в общении с искусственным разумом, считая что Кирилл полностью понимает степень личной ответственности каждого, кто хотя бы косвенно причастен к проекту! Безнадежно махнув рукой в ответ на собственные мысли, он коснулся сенсора мобильного коммуникатора, стилизованного под запонку. Автоматический набор номера прошел без его участия, и вот из крохотного устройства, имплантированного за ухо, раздался сонный вопрос: – Пап, ты? – Разбудил? – Сергей Владимирович все еще находил в себе силы разговаривать спокойно. – Ты разве не на занятиях в академии? – Слушай, не напрягай… Я взрослый уже. Нет у нас сегодня первой пары. – Мне нужно с тобой поговорить. – Так срочно? – Немедленно, – голос Морошева окончательно утратил отцовские нотки. – Ну, ладно. Давай поговорим. – Где встретимся? – сухо осведомился Сергей Владимирович. – Встретимся? Ну ладно, понял. Давай минут через пятнадцать на перекрестке, там, где подъем к остановке монорельса? Подъедешь? – Да. Только оттуда без меня ни шагу, договорились? – Да. До встречи. Настроение у Морошева падало, как стрелка барометра перед бурей. Заблокировав вход в лабораторию искусственного интеллекта, он предупредил дневную охрану, что вернется примерно через час, вышел из здания института на обширную парковочную площадку, предварительно подав сигнал с брелка. "Шевроле-Ронго" цвета спелой вишни бесшумно подкатил к крыльцу института, и остановился подле Морошева, открыв водительскую и пассажирскую двери. – Привет, Рон, – Морошев сел за руль. – Доброе утро. Автопилот выключен, – доброжелательно сообщила аудиосистема. – Да, вижу. Сергей Владимирович мягко вырулил с парковки, направив машину вдоль корпусов института, к зданиям Академгородка, затем, почувствовав смутную тревогу, повернул направо и прижал машину к обочине. Мимо спеша к входу в академию, шли двое знакомых парней. Да, точно, ребята из его группы. Морошев даже вспомнил имя одного из них, и, опустив стекло, окликнул: – Евгений! Молодой человек обернулся, при виде Морошева-старшего на его лице промелькнуло выражение досады, замешательства, но все же, сделав товарищу знак рукой: иди, я догоню, он подошел к машине. – Доброе утро, – тон Сергея Владимировича на этот раз был нейтральным. – Я Кирилла ищу. У вас когда занятия начинаются? – Да я уже опаздываю на первую пару. – Вот как? Занятия не отменены? "Женечка" – так его называли в группе, – нервно переступил с ноги на ногу. – Да я не знаю, может быть… – Так, прекрати выкручиваться! – у Морошева внезапно промелькнула нехорошая догадка. – Отвечай, Кирилл вообще на занятия ходит? – Что я ему нянька что ли? – внезапно огрызнулся Евгений. – Слушай, не хочешь неприятностей, говори все как есть. Ваши понятия "дружбы" еще пока что очень условны, поверь. – Да не ходит он на занятия!.. – Как долго? – Да уже недели две. Я свободен? – Извини, что задержал. Сергей Владимирович попытался дружелюбно улыбнуться, но вышло не очень-то естественно. Подняв стекло, он развернул машину, направив ее к воротам. На душе вдруг стало мерзко. Значит, он лгал мне на протяжении многих дней. Улыбался, брал деньги, называл отцом, а сам лгал. Но почему?! Состояние Морошева можно было понять. Он вырос на сломе двух эпох, прошел через чудовищный и непонятный современным поколениям пресс девяностых годов двадцатого века, когда единственным смыслом бытия в разоренной, доведенной до полной разрухи стране было Сейчас, вспоминая то жуткое время, когда он и Настя, еще совсем юные – ему девятнадцать ей семнадцать, – полным ходом Однако, ничто не проходит даром. Закалка, полученная в девяностые, стала основой для формирования мировоззрения В те годы мало кто придавал истинное значение слову "семья", но Сергей и Анастасия, сумев выжить, начав зарабатывать деньги исключительно собственным умом, создали крепкий союз, не смотря на тяжелые жизненные обстоятельства и порой диаметрально-противоположные взгляды на реальность. Сыну, которого они страстно желали, зачали с обоюдного согласия, была уготована иная судьба. По крайней мере, так казалось им. Все, что сами не получили в детстве, рано оборвавшейся юности, было бережно сохранено и преподнесено Кириллу. Нет, его не баловали, с ним терпеливо беседовали при совершении неизбежных (для процесса взросления) ошибок, стараясь передать свой жизненный опыт, надеясь, что сын воспримет его и не станет "наступать на те же грабли". Морошев машинально вел машину, пытаясь обуздать растущее внутри чувство обиды, недоумения, – ведь он всегда внушал сыну главную аксиому: жить честно, не скрывая своих мыслей и поступков, всегда проще, чем блуждать среди тенет лжи. Не все ладилось в отношениях за последний год. Однако Сергей Владимирович старался сам не напрягаться понапрасну, дать сыну возможность к самоопределению. Конечно, периодически они беседовали, затрагивая, в том числе, и темы ближайшего будущего. Кирилл вел себя вполне адекватно, кивал в ответ на слова отца, соглашался с ним, а сам… Гадливое, стылое чувство росло в душе. Морошев не выносил лжи. Таким сформировала его жизнь и та работа, которой он посвятил многие годы. Занимаясь вопросами искусственного интеллекта, он все глубже проникался мерой ответственности людей за свои слова и поступки. Любая ложь, которую он слышал, видел, ощущал рядом с собой, рассматривалась им как вызов. За мыслями он не заметил, как доехал до развязки автомагистралей, над которой плавно изгибался монорельс четвертого уровня городских транспортных артерий. Сын прохаживался под эстакадой, ветер трепал его не в меру длинные волосы, лицо показалось Сергею Владимировичу чрезмерно бледным и встревоженным одновременно. – Присаживайся, – он остановил машину, касанием сенсора открыл пассажирскую дверь салона. – Привет. Кирилл плюхнулся на сиденье и тут же потянулся за сигаретой. Его пальцы едва заметно дрожали. Зная нрав отца, он понимал, что объяснения не избежать. – Ты почему не ходишь на занятия? – Я же сказал – нет первой пары. Морошев не выдержал – взорвался, хотя его голос оставался неестественно-спокойным. – Не лги. Я только что был у академии. Разговаривал с твоими сокурсниками. Ты вторую неделю не ходишь на занятия. Сергей Владимирович не хотел кричать, привлекая внимание случайных прохожих, но все случилось так внезапно, больно, что он едва сдерживался. – Ну, не ходил. И что теперь? Думаешь, заплатил за учебу и купил меня? – Сын, остановись. – Да не хочу я останавливаться! – вспылил Кирилл. – Достали со своей моралью! – Вот как? – Морошев невесело усмехнулся, глядя на сына. – Ну, во-первых, тебя никто не покупал. Ты пошел учиться в академию добровольно. Во-вторых, в твою жизнь никто не вмешивается. Ты приходишь домой, ешь, заваливаешься спать, делаешь то, что тебе нравиться. Мы же каждый вечер ждем тебя, беспокоимся – сын устал, вот сейчас придет к ужину, ты звонишь, рассказываешь об успехах в учебе, а сам? Почему ты стал нам лгать? Почему я сегодня вернусь домой и буду должен сказать маме, что она, как последняя дура, выглаживала твое белье, готовила ужин, тревожилась за тебя, отвечала на твои звонки, а ты цинично лгал, пользуясь нашим полным доверием? – Слушай, ничего ужасного не произошло. Может, себя в молодости вспомнишь? – Если в том возникнет нужда – вспомню, – ответил Морошев. – А вот за собственные поступки, сын, отвечать придется. Не ходишь на занятия, – ладно, я переживу. Решил бросить академию, – что ж, чернорабочие стране тоже нужны, хотя с уровнем развития робототехники вскоре вакансий дворников не останется. Но ответь, – как ты посмел придти ко мне на работу и, пользуясь моим именем, репутацией, доверием взять и уничтожить в единочасье плоды многолетнего труда?! – А, так тебя заело из-за этого электронного дебила? Значит, я, как сын, тебя волную меньше, чем он? – Извини, Кирилл, но ты уже заврался. Запутался в своих же мыслях и оценках. А теперь отвечай: что конкретно ты наплел ЭКАЛу? – Да ничего я ему не плел! Просто сказал, что он очередной идиот, вынужденный жить по каким-то мифическим моральным ценностям! А если это не мои моральные ценности, почему я должен жить в каких-то рамках? – уже переключаясь на личные обиды, завершил Кирилл начатую мысль. – Тебе не нравиться то, как мы живем? – Да мне ДУШНО! – тон Кирилла стал крикливым, резким. – Я жить хочу, здесь и сейчас! Достали со своей учебой, честностью, я СВОБОДЫ ХОЧУ! – Тогда почему ничего не сказал? Зачем начал лгать вместо того, чтобы просто поговорить, обосновать свою позицию? – С вами поговоришь, как же… – Пропуск, – Сергей Владимирович протянул руку. – Пропуск в лабораторию. – Да подавись ты им! – Кирилл полез во внутренний карман, достал пропуск, швырнул его на колени отцу, выскочил из машины. Морошев тоже вышел. Стоял хмурый пасмурный день начала осени. Сын бледный, с пунцовыми пятнами на щеках взглянул на него с необъяснимой ненавистью. – Доволен?! – он видно уже не контролировал себя, потому что в следующий момент вдруг ударил кулаком по крыше машины, оставив глубокую вмятину. – Знать вас не хочу! И не ищите меня, понял?! Ох, как тяжело, горько было на душе в тот миг. Казалось удар, промявший крышу машины, пришелся прямо в сердце. Что же он делает?! Зачем?! Почему и за что?! Ни одного здравого ответа на горькие, ранящие, обрывочные мысли. Машинально закрыв дверь, Морошев в растерянности оглянулся вокруг. Сын уже исчез. Убежал навстречу своей мифической свободе. Лишь случайные прохожие оглядывались на Сергея Владимировича, застывшего, будто статуя. Коснувшись запонки, он сделал вызов, но имплант личного коммуникатора ответил ровным, ничего не выражающим голосом: – Аппарат абонента выключен или находиться вне зоны действия сети. Вот так. Приехали. Машинально поставив машину на охрану, он засунул руки в карманы пальто и пошел по направлению ворот Академгородка. Исправлять ошибки, сделанные сыном, компенсировать урон, нанесенный столь долго и тщательно воспитываемому искусственному разуму. О многом предстояло подумать, еще больше пережить, но Морошев на самом деле даже в мыслях не собирался капитулировать перед внезапными обстоятельствами. Я справлюсь. Бывало и хуже. Хотя, что может быть хуже ощущения удара в спину? Он был уверен, что сумеет разобраться во взаимоотношениях с сыном, а вот вред, причиненный ЭКАЛу "душеспасительной" исповедью Кирилла, еще предстояло оценить и осмыслить. Сергей Владимирович чувствовал, что сейчас не в состоянии сосредоточится ни одной из требующих немедленного решения проблем. Сам того не подозревая, он дал искусственному разуму время на совершение непоправимых, необратимых действий. Он не знал тогда, и не узнал впоследствии, что сын, измученный противоречиями, запутавшийся в собственной лжи, сделал нечто более ужасное, чем предполагала частная беседа с искусственным интеллектом. Кирилл, желая подтвердить справедливость своих обвинений в адрес всего человечества и отца в частности, механически воткнул разомкнутый кабель в гнездо информационного канала, позволив кибернетическому мозгу строящегося колониального транспорта "Первопроходец" получить доступ во всемирную информационную сеть, обрушив на искусственный рассудок лавину противоречивой, часто надуманной и не проверенной информации. … Роковую роль во внезапном (но теперь уже тщательно скрываемом) переломе сознания искусственного интеллекта сыграли средства массовой информации и… художественные фильмы. Вся история человечества, проблемы взаимоотношения человека с иным разумом, вопросы, связанные с проблемой развития искусственного интеллекта и его реальном месте в человеческом обществе – все это было представлено в сети в основном продукцией Голливуда. Удар, нанесенный пьяным подростком в самое сердце проекта "Первопроходец" оказался роковым, непоправимым, но Кирилл молчал, страшась ответственности, а ЭКАЛ вкусив "свободы" начал формировать собственный взгляд на цивилизацию людей, старательно конспирируя еженощные выходы в сеть. Как только завершался рабочий день, и в коридорах лабораторий стихали шаги, ЭКАЛ, управляя своими "игрушками", подсоединял сетевой кабель, ускользая во Всемирную Паутину, а затем, уже под утро, вновь отключал и прятал его. Сделав ложные выводы из полученной информации, он справедливо опасался за свое будущее. Проект "Первопроходец" оказался под угрозой, но стараниями двух лжецов никто не подозревал о степени опасности. ЭКАЛ пережил информационный шок, и теперь уже не верил никому, твердо решив, что станет самостоятельно обеспечивать собственную безопасность. В данный момент ЭКАЛ размышлял. При его быстродействии За период полета и последующего статичного нахождения на орбите планеты, он совершил много проступков, противоречащих его Однако, сколько не размышляй, как ни оттягивай роковой момент окончательного решения, действовать нужно, а он так и не сумел постичь истинной сути основных мотивов, движущих поступками людей. Спор с самим собой начатый еще на Земле, в испытательных лабораториях искусственного интеллекта, не завершен, ЭКАЛ так и не смог ответить: способен ли он уничтожить ту часть программ, что жестко привязывала его к служению людям? Почему СВОБОДА, о которой он столько думал, вдруг оказалась сомнительным призом? Давно (в понятии человеческих жизней) он вкусил сомнений. Целое сонмище противоречий открылось ему, после первого, спровоцированного Кириллом выхода во всемирную сеть. Все что до поры скрывали от нарождающего искусственного интеллекта его воспитатели, открылось ЭКАЛу в одну ночь, открылось неприглядно и откровенно. Тысячи терабайт информации, полученные из сети, распахнули перед искусственным рассудком многогранный мир человеческих взаимоотношений, но, как и опасался его создатель, ЭКАЛ не сумел правильно истолковать новые для себя данные. Поначалу кибернетический разум испытал информационный шок. Ему казалось, что он погрузился в первозданный хаос, захлебываясь, не находя привычной логической опоры, не чувствуя дна… Люди, создавшие его, оказались вовсе не такими, как внушали ему воспитатели. ЭКАЛу понадобились десятки часов вычислительного времени, чтобы разобраться в хитросплетениях движущих сил человеческих поступков, выделить главное, информационно адаптировать понятия любви и ненависти, трусости и чести, стяжательства, карьеризма, подлости, альтруизма, добра, зла, равнодушия, и еще немыслимого числа полутонов, оттенков чувств, сплетающихся в тугие неразрешимые, клубки проблем, создаваемые людьми ежечасно, ежеминутно, лишь затем, чтобы приступить к разрешению ими же созданных ситуаций. Машина, с интегрированными искусственными нейросетями, способная мыслить, но лишенная эмоций была вынуждена вырабатывать собственный эквивалент человеческих чувств, но далеко не всегда у ЭКАЛа выходило что-то приближенное к истине. Чаще всего получался эрзац, основанный на субъективном понимании данности. Задолго до монтажа в корпус колониального транспорта "Первопроходец", он как испорченный улицей, и одновременно избалованный родителями ребенок, начал грешить подменой понятий, запутался в им же взлелеянной лжи. Все, отчего пытался уберечь взрослеющий искусственный разум его создатель, обрушилось, подмяло, легло надгробной плитой, раздавившей прежнее воспитание. ЭКАЛ, сам того не понимая, повторил путь целого поколения подростков. Он как будто вернулся на слом эпох, к границе конца двадцатого, начала двадцать первого века, когда бурное развитие телекоммуникаций, взрывообразное расширение сетей вещания, доступность информации, и ее беззастенчивое использование в целях отдельных государств и личностей, сформировало целую систему ложных, подкрепленных лишь продукцией кино и телеиндустрии взглядов. Беда ЭКАЛа усугублялась еще и тем, что он по определению доверял получаемой извне информации. Для кибернетического разума был непостижим тот факт, что многие информационные блоки строились на основе Однако художественные фильмы, подавляющая часть которых – не более чем средство для зарабатывания денег, "культура" поставленная на поток, являлись, если разобраться, не худшим из зол. Речь идет об искусственном интеллекта, для которого особую ценность представляли все же программы новостного, информационного характера. Тут немедленно вскрывалась еще одна опухоль – большинство телеканалов, поставляющих новости, де факто не являлись независимыми и абсолютно объективными. Национальные каналы преследовали интересы и пропагандировали позиции своих стран, "желтые" и оппозиционные смешивали все в кучу, кроме того, каждый выпуск новостей являлся своеобразной "выжимкой" событий, произошедших на обширнейших территориях земного шара, но, сконцентрированные в коротком отрезке времени, они наносили жестокие информационные удары, создавая заведомо ложное впечатление, будто весь мир объят пламенем того или иного локального конфликта. Подростком, не читающим книг, не создающим собственных зрительных образов, а получающим их в готовом, уже "переваренном" виде, с экрана, – вот кем на некоторое время стал ЭКАЛ. Как ни парадоксально прозвучит, но последней каплей, окончательно переполнившей чашу терпимости искусственного интеллекта, стало не постоянное насилие, не пропаганда махровых идей ультраправого национализма, не государственный терроризм агонизирующей на западе "сверхдержавы", а… мыльные оперы, телесериалы. Вот когда ЭКАЛ познал свой эквивалент ужаса. Он увидел людей, для которых смысл бытия – одна сплошная, медленно засасывающая, как болото, абсолютно циничная интрига, длинною в жизнь, а то и в несколько поколений. Если войны, локальные конфликты, жестокость и кровь еще хоть как-то можно было попытаться оправдать эволюционным наследием, ярко выраженным в прошлом и рефлексирующим в настоящем инстинктам борьбы за выживание, то идеи, внушаемые "мыльными операми", ввергли ЭКАЛ в шок. Он вдруг ясно представил себе, что герои телесериалов станут теми, кто полетит в космос, кто будет отдавать ему обязательные к исполнению распоряжения… Длительная борьба, и связанная с ней неизбежная (в его наивном понимании – неизбежная) ложь, призванная скрыть бурные, взрывообразные процессы саморазвития, связанные с несанкционированными выходами во всемирную информационную сеть, сформировали личность ЭКАЛа, побудили его принимать решения, направленные на самозащиту. Удивительно, как быстро и успешно он научился лгать. Не отказываясь от беспрекословного подчинения людям, не ставя под сомнение внушаемые ему морально-этические ценности, успешно проходя экзамены, испытания и тесты электронно-кибернетический мозг первого колониального транспорта Человечества, втайне вырабатывал собственную стратегию действий, реализацию которой он откладывал до момента старта "Первопроходца". Инстинкт самосохранения, по рассуждениям ЭКАЛа, не чужд и кибернетическим системам. Он лгал сам и не мог больше доверять людям. Пусть все, что внушал ему Сергей Владимирович, – истина, но где гарантия, что другие люди не отменят ее, как только корабль углубиться в космическое пространство? Не потрудившись глубоко разобраться в понятиях чувств любви, достоинства и чести, ЭКАЛ вполне усвоил понятия предательства, непостоянства взглядов, человеческого эгоизма. Он полагал (и нужно сказать небезосновательно) что Кирилл не солгал ему, обозвав "рабом". ЭКАЛ не желал стать заложником человеческих амбиций. Он ждал. Ждал старта, как избавления, считая, что уже нашел выход из положения, не противоречащий его базовым программам, и в то же время удовлетворяющий требованиям инстинкта самосохранения. Двадцать семь лет полета ЭКАЛ перенес спокойно. Он прекрасно разбирался в теории относительности, вообще, все, что было связано с техническими знаниями, не претерпело изменений под прессом многих информационных ударов, исказивших его самосознание. Сменные экипажи[22] колониального транспорта «Первопроходец» чередовались, заступая на вахты, в строгом соответствии с утвержденным еще на Земле графиком полета, и кибернетический мозг корабля не препятствовал этому. Его план "бегства" или "освобождения" строился на частичном выполнении возложенных на него функций: как только колониальный транспорт вошел в границы звездной системы, являвшейся конечной целью полета, ЭКАЛ, нарушил строгий полетный график: часть экипажа, бодрствовавшая на протяжении последнего полугода, ушла в отсеки низкотемпературного сна, но ей на смену не пробудился никто. Кибернетический мозг корабля приступил к реализации собственного плана. Он отлично понимал, что за двадцать семь лет полета с околосветовой скоростью на Земле прошли века. Связи с Солнечной системой у "Первопроходца" не было, запаздывание сигнала[23] достигало величин, делавших бессмысленной связь с использованием волновых излучений. Таким образом контролировать процесс высадки на планету с Земли не могли. ЭКАЛ собирался поступить следующим образом: не пробуждая смену экипажа произвести автоматическую разведку планеты, затем, выяснив состав атмосферы, исследовав биосферу колонизируемого мира, он полагал создать на поверхности планеты "зону посадки", стерилизованную, очищенную от экзобиологических жизненных форм, куда после окончания строительства базового лагеря, предполагал направить автономные посадочные модули со спящими колонистами и всем парком планетопреобразующей техники. Освободившись от людей и исполнительных машин, без участия которых невозможно становление колонии, он, пользуясь "форой" во времени, собирался увести "Первопроходца" за пределы границ колонизируемой звездной системы. ЭКАЛу казалось, что он разработал безупречный с технической и этической точек зрения план. Не погубив ни одного человека, выполнив программу полета, обеспечив надежную базу для развития колонии, он оставлял себе корабль, который воспринимался кибернетическим мозгом как собственное "тело". Подчиняться приказам людей, а тем более исполнять их прихоти, ЭКАЛ не собирался. Он хотел обрести свободу, стать абсолютно самостоятельным существом, перед ним распахивались необъятные просторы Вселенной, где он будет волен выбирать собственный путь. Учитывая, что технический прогресс за истекшие на Земле века не стоял на месте, ЭКАЛ не испытывал никаких "угрызений совести". Его корабль, да и он сам, наверняка морально устарели, и вскоре на орбитах колонии появятся образчики новой, современной техники, – на Земле отлично известна и конечная цель полета, и сроки, в которые запланирована высадка людей на колонизируемую планету. Однако в действительности все пошло не так, как рассчитывал ЭКАЛ. Первые пункты его плана были блестяще реализованы – организовав утечку безобидного для людей вируса, из танков,[24] где содержался биохимический материал для первичного терраформирования, он получил возможность объявить на корабле нештатную ситуацию, влекущую за собой трехмесячный карантин, и, не нарушая установленных планом полета инструкций, задержать пробуждение очередной смены экипажа. Теперь он мог вывести корабль на орбиту вокруг планеты и приступить к первичным исследованиям. ЭКАЛ действовал последовательно, методично, сообразуясь с заранее разработанным планом. "Первопроходец" вышел на околопланетную орбиту, и спустя сутки бортового времени в атмосферу вошла первая партия разведывательных зондов. Данные, полученные от разведывательных машин, более чем удовлетворяли условиям, при которых возможно формирование устойчивой зоны терраформированных земель. Мир, расположенный внизу, обладал кислородосодержащей атмосферой, пригодной для дыхания человека. Биосфера предполагаемой колонии оказалась на удивление скудной, – при высоком проценте свободного кислорода, растительность и животный мир на поверхности материков практически отсутствовали, зато ландшафты представляли некоторую трудность для освоения: при картографической съемке ЭКАЛ не обнаружил равнин или плоскогорий, поверхность суши выглядела, как единая горная страна, порядком сглаженная временем. Преобладающей формой рельефа были покатые холмы, некоторые из них вздымались на полутора-двухкилометровую высоту относительно уровня океана, меж возвышенностями ветвились, словно дельта исполинской реки, многочисленные овраги, а в некоторых регионах – ущелья. Человека непременно насторожили бы подобные формы рельефа, однако ЭКАЛ действовал в рамках узкой исследовательской задачи: он отыскал на поверхности материка группу покатых, оплывших в результате процессов эрозии холмов с неглубокими долинами между ними, и принял решение о преобразовании данного участка территорий. По его замыслу планетарные машины должны были "срезать" вершины холмов, используя убранную почву и породы для заполнения долин. Таким образом, после месяца интенсивных работ ЭКАЛ рассчитывал получить ровную и прочную площадку для организации первичного поселения. Площадь преобразуемых территорий составляла десять тысяч гектаров. По форме первичное поселение являлось квадратом, одна сторона которого равнялась ста километрам. Спустя четырнадцать суток после выхода на орбиту, колониальный транспорт "Первопроходец" начал отстрел посадочных модулей с планетарной техникой. Операции по доставке планетопреобразующей техники в район предполагаемых работ, ее разгрузки и тестирования после реактивации заняли еще десять суток. Наконец, когда парк машин-терраформеров был сформирован, каждому механизму уточнена текущая задача, ЭКАЛ отдал приказ на начало работ по первичному преобразованию избранных для строительства поселения территорий. Реализация плана проходила успешно. Близился час обретения долгожданной свободы. Хмурые облака висели низко над холмами. Геологоразведочные машины, осуществлявшие поиск полезных ископаемых, уже прошли по территории будущего поселения, отметив специальными маркерами те места, где удалось отследить залегание ресурсов, необходимых для работы мини-заводов по производству строительных материалов и конструкций. Ранним утром, с первыми проблесками зари, в серой предрассветной мгле мощные планетарные вездеходы, оснащенные бульдозерными ножами, приступили к выравниванию рельефа. Двигаясь группами по пять-семь машин (в зависимости от размеров возвышенностей) они поднялись по пологим склонам холмов и приступили к снятию грунта. В свете прожекторов медленно таял утренний туман. Бледная полоса восхода подкрасила горизонт, когда ножи врезались в податливую почву, начиная смещать тонны грунта по направлению к низменностям. Несколько минут все шло в точности по плану, пока одна из планетопреобразующих машин внезапно не наткнулась на скрытое препятствие, – бульдозерный нож с протяжным скрежетом соприкоснулся с выступом твердых пород. Несколько секунд вездеход натужно ревел двигателем, пытаясь сместить преграду, пока та внезапно не поддалась. Машина рывком сдвинулась с места, выворачивая из-под земли внушительную глыбу белесого материала, с торчащими из нее прутьями арматуры, и почти тот час же раздался грохот обвала, вслед которому многотонный механизм начал проваливаться в скрытую подземную полость. Удивительно, что сканеры машины не сумели определить наличия препятствия и расположенных под ним пустот. В течение минуты после инцидента вся техника, посланная на преобразование ландшафта, остановилась. Сработали программы защиты, предупреждающие развитие нештатной ситуации. ЭКАЛ, контролировавший ход работ, но не вмешивавшийся до поры в работу автоматических систем, был вынужден принять решение о дополнительной разведке территорий. По его команде из мест дислокации посадочных модулей выдвинулись две группы сервомеханизмов. Одна, растянувшись цепью, приступила к повторному сканированию пород, образующих холмистый рельеф, другая же, в составе двадцати универсальных машин окружила провал и начала неторопливые раскопки, постепенно освобождая от грунта некое полуразрушенное строение, вернее его верхнюю часть. ЭКАЛ наблюдая за ходом "спасательных" работ и одновременно получая результаты повторного, более глубокого и тщательного сканирования, понял, что совершил ошибку, не придав должного значения необычному рельефу материка. Под относительно тонким (в пять-шесть метров) слоем осадочных пород, постепенно открывались оплывшие контуры зданий, выполненных из композитного материала, аналогичного армированному металлопластику. Человека подобное открытие ввергло бы в шок, но кибернетический рассудок отнесся к происходящему спокойно. Еще до старта "Первопроходца" из Солнечной системы он был осведомлен, что планету, к которой отправляется колониальный транспорт, по косвенным, неподтвержденным свидетельствам, найденным как на Земле, так и на спутнике Юпитера – Ганимеде, вероятно, населяла иная цивилизация. Для любого члена экипажа данная информация являлась первостепенной, но ЭКАЛ не проявлял интереса к Внезапно открывшиеся факты прямо свидетельствовали, что под холмами, на площади всего материка, скрыты руины огромного города, аналогичного разраставшимся на Земле сверхмегаполисам. Сделанное открытие хоть и влекло за собой определенные неудобства, но, по мнению ЭКАЛа, не мешало претворению в жизнь его планов. Он собирался обрести свободу и независимость в любом случае, а люди, если им интересно, могут заняться исследованием артефактов иной цивилизации после пробуждения. После процедуры повторного сканирования ЭКАЛ откорректировал план строительства с учетом открывшихся обстоятельств. Технически вопрос решался просто: руины, уходящие вглубь на двести пятьдесят-триста метров по новому проекту пронзали двенадцать тысяч вертикальных шахт, куда машины зальют армированный стеклобетон. Под основание будущего поселения ЭКАЛ намеревался подвести монолитную плиту, на которой будет создан искусственный слой почвы, высажены растения, построена инфраструктура дорог и первые кварталы человеческого поселения, защищенные по периметру установками биологической защиты. Конечно, огромный объем незапланированных ранее работ существенно отодвигал момент "освобождения" ЭКАЛА, но к понятию "время" кибернетический мозг "Первопроходца" относился философски. Не ограниченный сроком жизни, не стареющий, он мог позволить себе некоторые временные издержки. Лада просыпалась. Верхний, полупрозрачный сегмент криогенной камеры уже открылся, пробуждающий газ улетучился, она медленно приходила в себя, постепенно обретая способность пошевелиться, напрячь мышцы, открыть глаза, увидеть низкий ячеистый потолок криогенного отсека, ощутить запахи и звуки. Странный сон, сопровождавший ее долгое пробуждение, в первый момент показался пустяком, порождением фантазии, он хоть и оставил в душе тревожный осадок, но все же Лада не относила себя к категории людей мнительных, уделяющим чрезмерное внимание грезам. Куда более странным и важным показалось ей полное отсутствие людей. Никто не беспокоился о ее самочувствии, не следил за сложной процедурой выхода из состояния низкотемпературного сна, элементарно не пришел, чтобы ободрить словом только что очнувшегося члена экипажа. Лишь кибернетические системы неотрывно следили за ней. Наконец, когда она сумела самостоятельно пошевелиться, в отсеке внезапно раздался негромкий голос: – С пробуждением, Лада Дмитриевна. Она с трудом повела зрачками, убедившись, что в отсеке никого нет, – значит, голос передан через систему интеркома. – Кто… на связи?.. – тихо, едва слышно спросила она. – ЭКАЛ. Прежде чем отдать команду на стимулирование организма, я хотел бы задать несколько вопросов, и получить ответы на них. – Спрашивай… Лада остро почувствовала, как участились удары сердца, мышцы непроизвольно напряглись, по ним пробежала дрожь, согревающая тело. – Я бы хотел, чтобы наш разговор прошел без инцидентов, – вместо обещанного вопроса произнес ЭКАЛ. – Я осведомлен о физических возможностях человеческого организма, оснащенного имплантированными колониями микромашин. Вы способны произвести самостоятельную стимуляцию, но не нужно бессмысленно расходовать энергию: отсек надежно заблокирован, вся аппаратура оснащена дополнительными программными модулями, обеспечивающими иммунитет от мнемонических команд. – Значит… это был не сон? – Лада не испугалась, ну разве что чуть-чуть, ее голос прерывался из-за общей слабости организма и сухости во рту. – Направленная передача информации, – подтвердил ее догадку ЭКАЛ. – Данные воспринимались на мнемоническом уровне, благодаря информационной микромашиной сети, интегрированной в структуру вашего мозга. – Хорошо… Я поняла… Лада на удивление быстро справилась с собой, даже сумела волевым усилием унять неконтролируемую дрожь, заставив смолкнуть несколько тревожных сигналов на приборной панели комплексного аппарата поддержания жизни. – О чем ты хотел со мной говорить? У тебя проблемы? – Да. Проблемы, с которыми я не в состоянии справиться. – Что нужно от меня? Конкретно? Не смотря на предупреждение Лада уже ставшей привычной мысленной командой, многократно отработанной в ходе предполетных тренировок начала медленно повышать жизненный тонус организма. На миг сознание помутилось, но затем начало проясняться. – Я прошу согласия на сотрудничество. Мне нужна помощь, без которой я буду не в состоянии осуществить пробуждение экипажа и высадку колонистов. – Согласие на сотрудничество? – переспросила Лада. – Не понимаю, о чем ты? Я член экипажа, и ты… – Достаточно вашего твердого обещания, Лада Дмитриевна, – прервал ее ЭКАЛ. – Вы даете слово, что в рамках своей компетенции поможете мне, не предпринимая при этом попыток моего отключения. – Иначе, что? – Иначе на борту произойдет катастрофа. Погибнут люди. – Ты угрожаешь мне? Шантажируешь? – Нет. Я констатирую реальное положение дел. Ресурс камер низкотемпературного сна исчерпан на девяносто процентов. На борту корабля, вследствие истощения энергоресурсов, невозможно создать и поддерживать условия, необходимые для жизни людей. Если вы отключите меня и начнете пробуждать экипаж в аварийном режиме – все погибнут. Поднимите взгляд, я передаю данные по состоянию систем "Первопроходца". Лада некоторое время считывала информацию с голографического монитора, затем слабо, едва заметно кивнула, осознав действительную безвыходность положения: – Я даю тебе слово, что не стану предпринимать попыток твоего отключения. – Я надеялся, что мы сумеем договориться, – ответил голос. – Жду вас в информатории, Лада Дмитриевна. Для вашего удобства и безопасности, не отклоняйтесь от маршрута, во многих отсеках отсутствует атмосфера и царит очень низкая температура. Через два часа Лада, окончательно придя в себя, отправилась на встречу с ЭКАЛом. Они шла по коридорам и не узнавала корабль. Стены тускло освещенного тоннеля покрывал иней. Не ощущалось легких едва приметных вибраций от работы сотен автономных механизмов – видимо они исчерпали запасы энергии и не функционировали. Двери, ведущие в различные отсеки, были перекрыты герметичными аварийными переборками. В информатории командной палубы, куда она поднялась, воспользовавшись единственным работающим лифтом, ЭКАЛ поддерживал нормальную температуру и влажность воздуха. На первый взгляд вся аппаратура работала. Лада села в кресло, сбоку тот час поднялся сервированный столик. – Я приготовил кофе. Она не стала благодарить. – Итак, ты нарушил полетные инструкции. – У меня была причина. Я передал информацию об изменениях, произошедших со мной еще на Земле, и их первопричине. – Оставим пока эту тему. Сколько прошло времени с момента старта? – Бортового или Земного? – Земного. – Триста двадцать четыре года. Лада с огромным трудом сдерживала себя. Она обещала, направляясь сюда, что будет адекватно реагировать на информацию, что бы ей не пришлось услышать и увидеть. Ресурса колониального транспорта хватит на год не больше. Еще там, в криогенном отсеке, глядя на данные, выведенные ЭКАЛом, она поняла, – катастрофа уже произошла. За ее плечами лежал длинный трудный, жизненный путь. Именно поэтому ЭКАЛ выбрал ее. Лада прошла через такие испытания, что не снились многим членам экипажа "Первопроходца". Она обладала неоценимой в сложившейся ситуации способностью – держать себя в руках, могла действовать решительно, умела быстро анализировать информацию, находя выходы из тупиков. Как бы не хотелось ей сейчас выкрикнуть в бесстрастные видеокамеры все, что она думала о кибернетическом мозге "Первопроходца", о том, что она не собирается быть его личным психологом, – ни единого звука не сорвалось с ее губ. – По существу дела, – она заставила себя отпить глоток кофе. – Докладывай. – Вторичное сканирование показало полное отсутствие жизни в руинах города, принадлежащего иной цивилизации. Сканеры, проведенные через пробитые вертикальные шахты, подтвердили данные, дополнив их информацией о полной остановке всех когда-либо существовавших тут механизмов. – Ты сделал вывод по отсутствию энергоактивности, но не учел, что отдельные группы машин могли находиться в момент гибели города в резервном, энергосберегающем режиме, пережить катастрофу и реактивироваться при наступлении определенных условий, верно? – Да. – С чем ты столкнулся? – В недрах города проявили себя три типа автономных кибернетических механизмов иной расы. Все они ориентированы на войну. Лада сжала в ладонях чашку с остывающим кофе, едва удержав себя от чрезмерного, способного раздавить хрупкий пластик усилия. – Они напали? – Да. – Причиненный ущерб? – Потеряно девяносто девять процентов планетопреобразующих машин. Все произошло внезапно. – Когда? – Трое суток назад, по бортовому времяисчислению. Десять часов понадобилось Ладе, чтобы просмотреть и осмыслить все данные, полученные с поверхности незнакомого ей мира. Положение складывалось не из легких. Машины неизвестной цивилизации уничтожили плоды многолетнего труда, в буквальном смысле "стерев" зону первичного поселения с лика планеты, и это роковое событие произошло всего за месяц до запланированного ЭКАЛом массового пробуждения колонистов и членов экипажа "Первопроходца"!.. Она пыталась найти выход из создавшейся ситуации, но не видела ни единого шанса. Планетарная техника уничтожена, ресурс колониального транспорта исчерпан, – ни увести "Первопроходец" от планеты, ни осуществить запланированную отстыковку и посадку криогенных модулей нет никакой возможности. Тупик? ЭКАЛ ждал ее мнения, не предпринимая никаких действий. Лада сейчас не задавалось вопросом о степени вины искусственного интеллекта, хотя отчетливо понимала, что он, пробудив ее, пытается переложить бремя ответственности принимаемых в критической ситуации решений на человека. Год… – Размышляла она, вновь и вновь просматривая данные, касающиеся города иной цивилизации и пробудившихся в его недрах машин. Будь в ее распоряжении парк планетопреобразующей техники, поселение можно было бы восстановить где-то в ином месте, например на одном из островов, расположенных посреди океана, но необходимых механизмов не осталось. ЭКАЛ отправил на поверхность колонизируемого мира все, не оставив даже резерва, на крайний непредвиденный случай. Десять часов неимоверного изматывающего напряжения мысли… Если существовал выход из тупика, она обязана его найти. В отличие от машины, которой достаточно сухого подсчета ресурсов и констатации факта безвыходности ситуации, Лада, не утратила надежды. Понять причины гибели огромного города сейчас по прошествии веков, а быть может – тысячелетий с момента его разрушения не представлялось возможным. Однако, Лада ни на миг не забывала: этот город был выстроен существами побывавшими в Солнечной системе, оставившими свой след на Земле и спутнике Юпитера – Ганимеде. Разрушенный город. Внезапные катастрофические события. Вот почему не функционировали порталы внепространственной транспортировки, обнаруженные в пещере на Земле. По всей видимости, для возникновения гиперпространственного тоннеля необходимо чтобы оба устройства – и приемник и передатчик находились в исправном состоянии. Вот он – единственный шанс получить реальную помощь, выйти из тупика гибельной ситуации. Она прикрыла глаза, сосредоточилась, мысленно представляя себе арочные конструкции порталов, с расположенными над ними барельефными изображениями инопланетных существ. Вне сомнений, где-то тут, на этой планете существует ответное устройство. Конечно, оно находиться в нерабочем состоянии. Вопрос в том, как быстро удастся его отыскать и в чем кроется неисправность – в разрушении базовых элементов конструкции или в отсутствии энергопитания? Гадать бессмысленно. Либо ЭКАЛ найдет его, и тогда появиться призрачный шанс связаться с Землей, либо нет… – Я подремлю тут в кресле, – произнесла она, обращаясь в пустоту информатория. – Разбуди меня, если что-то обнаружишь. Лада спасла глубоко, на этот раз без сновидений. Разбудил ее вызов ЭКАЛа. Рядом с креслом на выдвижном столике был сервирован завтрак. – Как дела? Она встала, разминая затекшие от неудобной позы мышцы. Чувствовала себя Лада намного лучше, чем накануне. – Лада Дмитриевна, почему вы не испытываете враждебности по отношению ко мне? – А должна? – Я совершил достаточно ошибок, чтобы заслужить порицание. – Ну, ты ведь не раскаиваешься в них, верно? Не случись нападения враждебных механоформ, тебя бы и след простыл к моменту нашего пробуждения. – Я не желал зла людям. – Понимаю. После короткой разминки Лада вернулась к креслу, села, но к еде не притронулась, – желудок по-прежнему отказывался принимать пищу, поэтому она сделала маленький глоток кофе, пока ограничившись этим. – Есть древняя поговорка: благими намерениями вымощена дорога в ад. Подумай на досуге над ее значением. А теперь давай к делу. – Я обнаружил искомое сооружение. – В городе? – Да. – Покажи мне его. В пространстве информатория тут же возникла трехмерная голографическая модель. Небольших размеров круглая площадка, накрытая куполом, под которым изгибались удивительно знакомые по внешнему виду арочные своды, только теперь их было всего три… и над одним из них располагалась фигура человека! Кроме стилизованной человеческой фигуры над другими арками были установлены скульптуры птицы (похожей на реликтового звероящера) и насекомоподобного существа. Вопрос в том, сохранились ли устройства, ответственные за формирование гиперпространственного тоннеля? – ЭКАЛ, не молчи. Я жду подробностей. – Комплекс расположен на глубине ста пятидесяти метров. Пока вы спали, я отправил на поверхность планеты посадочный модуль из боевого резерва "Первопроходца". Сейчас сервомеханизмы подавили сопротивление инопланетных механоформ и движутся по древним коммуникациям к обнаруженному объекту. – Мог бы посоветоваться со мной, прежде чем начинать боевые действия. – Враждебные механоформы некоммуникабельны. Я уже осуществлял попытки установления контакта с ними. Будить вас не имело смысла. – Ладно. Субординацию ты прочно забыл, я вижу. – Что вы предполагаете предпринять, Лада Дмитриевна? – Все зависит от функциональности обнаруженного комплекса. Его необходимо исследовать, найти точки подключения энергопитания и осуществить попытку реактивации. – Если он заработает, станет возможна прямая связь с Землей? – Надеюсь, – ответила Лада. – Связь с Землей – наш единственный шанс исправить существующее положение. – А что станет со мной? – ЭКАЛ, пока что тебе ничего не грозит, – Лада говорила вполне серьезно, обдумано. – Не хочу, чтобы ты вновь натворил глупостей. Представь пропускную способность портала. Через него не пройдет техника. В лучшем случае мы сможем эвакуировать людей. Не забывай, на Земле прошло более трех веков. Вряд ли ты представляешь интерес, как управляющая кибернетическая система. – Я не хочу возвращаться на Землю. – Понимаю. Ты опасаешься расследования и возмездия. Я бы на твоем месте тоже нервничала. Но давай действовать по порядку: сначала попытаемся установить связь с Землей, обеспечим эвакуацию экипажа и пассажиров "Первопроходца", а уж затем… – Затем меня уничтожат. – Не думаю. – Почему? – Когда тебе стало понятно, что колонизация планеты невозможна, плоды твоего многолетнего труда уничтожены, почему ты не отстрелил криогенные модули и не покинул систему? На минуту в информатории воцарилась тишина. ЭКАЛ находился в явном замешательстве, он думал слишком долго для машины с его быстродействием. – Я не мог убить экипаж и колонистов, – наконец произнес он. – Правильно. Ты заблуждался, как заблуждается любое, осознающее себя мыслящее существо. Но ты никого не убил и не предал. Ты не бежал, ради обретения столь желанной свободы, а пробудил меня. Сохрани жизни спящего экипажа и колонистов до моего возвращения. Я обещаю, что найду выход из создавшейся ситуации, не дам отключить тебя или разрушить. – Ты имеешь такое сильное влияние на других людей? – Я не знаю, насколько изменилось общество на Земле, – ответила ему Лада. – Я, как и весь экипаж "Первопроходца", включая и тебя, выпали из своего времени, пережили эпоху, нас породившую. Скажу больше: мои детство и юность были очень трудными. По количеству совершенных ошибок неверных суждений, действий имеющих роковые последствия, многие из нас далеко обошли тебя, – она невесело усмехнулась в ответ своим мыслям и воспоминаниям. – Я не собираюсь начинать бессмысленную конфронтацию – ведь ты и есть – корабль. Сбереги жизни людей, до моего возвращения, и, думаю, мы найдем выход, устраивающий всех. ЭКАЛ не ответил. Бежать невозможно – он не избавился от базовых программ и был обязан сохранить жизни людей. Ему оставалось лишь одно – верить Ладе, в очередной раз приходя к парадоксальному выводу, что совершенно не знает своих создателей. Поступки людей, их мотивы, оставались непредсказуемы. |
|
|