"Бронзовый топор" - читать интересную книгу автора (Лорд Джеффри)

Глава 13

Десять дней упрямый и буйный ветер задувал с северовостока, разбросав пиратские суда, словно осенние листья, по Западному морю.

Ричарду Блейду, в дневном полусне-полубреду и в ночных кошмарах, чудилось, что он находится в колыбели, которую раскачивает гигантская рука. Рана его воспалилась, и жизнь Блейда висела на волоске, поддерживаемая только горьковатым отваром, что давала ему среброволосая жрица друсов – та, которую он в своих снах звал Друзиллой.

Ее настоящее имя было Канаки. Она назвала его Блейду в одну из редких минут бодрствования, перед тем, как он в очередной раз выпил теплую горькую жидкость, погружавшую его в состояние полусна. В каком-то дальнем уголке сознания билась мысль о том, что лекарственное питье, которое дает ему жрица, борется с ядом, спасая его жизнь. Он походил сейчас на корабль в бурном море – такой же, как уносившее его вдаль судно, беспомощное перед морскими волнами, слишком слабое, чтобы сопротивляться урагану. Блейд тоже не мог сопротивляться. И – не хотел; таким, по-видимому, было действие коварного зелья. Мозг его словно погрузился в спячку, воля и разум дремали, могучие мускулы казались бессильными, словно тело было набито ватой.

То был первый день на борту корабля или, возможно, пятый – Блейд потерял чувство времени, – когда он смутно ощутил ее присутствие. Жрица регулярно навещала его, всегда с кувшином горьковатого отвара, наблюдая за тем, чтобы сознание не вернулось к нему полностью. Блейд, одиноко блуждавший в океане боли, каждый раз приветствовал ее появление. Горькое зелье означало, что жжение в боку и ужасные судороги, сотрясавшие его тело, на время отступят.

Прохладная ладонь на лбу. Нежные, гладкие, как шелк, пальцы.

Горьковатый вкус на губах, тряпка, отжатая в кувшине с холодной водой, умеряющая жар горящую плоть… Потом она сидела рядом с неуклюжей койкой, держа его за руку и рассматривая своими топазовыми глазами, в которых вспыхивали золотистые искорки. Белый капюшон был откинут назад, волосы серебряным водопадом спадали на плечи, и Блейд не мог отвести взгляд от ее прекрасного лица. В такие моменты ему было все равно: жить или умереть.

Белое одеяние скрывало ее груди, однако раненый, вспоминая свой сон среди сарумвилских болот, знал, как они тверды и холодны. Но он был слишком слаб, чтобы коснуться их рукой.

Из ложбинки между грудями она доставала золотой медальон с резным изображением лунного серпа, заключенного в орнамент из дубовых листьев. Он свисал с ее молочно-белой шеи на тонкой цепочке из золота. Длинные пальцы с окрашенными голубым ногтями играли с медальоном, мягко раскачивая его взад и вперед над лицом Блейда. Он следил глазами за маленьким блестящим диском, словно за маятником часов, отсчитывающих секунды его жизни.

Она всегда начинала одинаково, одними и теми же словами, низким звучным голосом.

– Я – Друзилла, повелитель Блейд. Это – мой титул, не имя. Меня зовут Канаки. Друзилла – глава над всеми друсами в этой стране и в тех странах, что лежат за морем…

В первый раз на этом месте Блейд шевельнул губами, пытаясь что-то произнести. Но прохладная, надушенная рука коснулась его рта, и больше он не делал таких попыток. Теперь уже он не хотел говорить; он жаждал лишь слушать этот журчащий хрустальный голос, похожий на отзвуки небесного хорала – голос, который перечислял его грехи и отпускал их, обещал в будущем счастье, покой и наслаждение – самое величайшее наслаждение, которое он когда-либо испытывал. Блейд жил ради этого наслаждения и с трепетом ждал его; и оно приходило – каждый раз перед тем, как Друзилла удалялась к себе на долгие ночные часы.

В тот день – он не знал, что пошли уже десятые сутки странствий, и что шторм начал стихать – она начала в обычной манере. Она произносила те же самые слова, никогда не меняющиеся, словно хотела навечно запечатлеть их в памяти раненого. Золотой медальон раскачивался перед глазами, и зрачки Блейда безучастно следили за ним. Внезапно смутное воспоминание кольнуло его; он почти понял, что жрица делает с ним. Это называлось…

Усилие разума было слишком тяжелым, и Блейд утомленно прикрыл глаза. Тонкий палец с голубым ногтем коснулся его век, приказывая им подняться. Она продолжала говорить тихим, монотонным голосом, словно читала привычную молитву:

– Ты убил жрицу друсов, повелитель Блейд. Доказательств нет, но они не нужны, когда обвиняет Друзилла. Но я не обвиняю, хотя уверена, что ты виновен. Ты убил старую жрицу в лесу, около священной поляны. За это ты заслужил смерть – смерть после мучительной пытки. Никто не спасет тебя, никто не поможет тебе, никто не укроет тебя – потому что никто не смеет бросить вызов друсам.

Но это останется нашим секретом, повелитель Блейд. Только нашим – и принцессы Талин, но она еще ребенок и не собирается вредить тебе. Никто не узнает, что ты убил жрицу друсов, и тебе не грозит ужасная кара – до тех пор, пока мы понимаем друг друга.

Блейд снова прикрыл глаза, и опять она легким касанием пальцев заставила его приподнять веки. Маленький блестящий медальон продолжал раскачиваться, притягивая его взгляд, подчиняя волю. Боль исчезла, и сейчас он плыл на волнах эйфории, предчувствуя наслаждение. Скоро… совсем скоро она кончит говорить и сделает ЭТО!

– Последнее время в Альбе были большие волнения… во всех королевствах, в доменах Беаты и Ликанто, и за проливом… А теперь в землях Вота… Нашлись люди, которые осмеливаются, впервые от начала мира, открыто поносить друсов… выступать против них. Ужасный грех, повелитель Блейд! Его нужно вытоптать с корнем!

Медальон продолжал раскачиваться словно маятник.

– Но для этого нужны воины, много воинов. Наше же владение – умы людские, чудесная власть над разумом и мыслями… Я хотела использовать Геторикса, прозванного Краснобородым, как карающую руку друсов… Но ты убил его, повелитель Блейд… и ты гораздо умнее Геторикса. Тебе и предстоит занять его место, Блейд. Видишь, я не называю тебя повелителем потому что мы будем равны, ты и я… Я стану править умами людей, ты – их телами… править силой, если нужно. Ты запомнишь это… скоро ты будешь здоров и выполнишь то, что я велю… исполнишь мои планы. Никто, кроме нас двоих, не узнает об этом… никто не узнает, что связывает нас. Ты станешь верным последователем друсов, повелитель Блейд… И, убежденный в своей правоте, сделаешь все, не сомневаясь и не испытывая нужду понять, почему ты поступаешь так, а не иначе. Ты забудешь все, что я говорила в эти дни…

Маятник медальон качался, вытягивая остатки воли.

– Ты станешь супругом принцессы Талин, если захочешь. Я не против. Тогда легче будет управлять ее отцом, упрямым королем Вотом. Это важно… очень важно! Мне нужна поддержка. Он уважает нас, но не боится Должен бояться… Ты займешься этим в грядущие месяцы и годы, Блейд. Большой труд… нельзя все сделать легко и быстро, ты понимаешь… Но это будет сделано!

Ее голос всегда усиливался, крепчал на последних словах Блейд, пожирая взглядом прекрасное лицо, видел, как сурово сжимаются пунцовые губы, и иногда ему чудилось, что золотой меч пронзает его грудь. Но это не имело значения. Ее молитва-заклинание близилась к концу… значит, скоро наступит миг наслаждения.

Однако в последний день Канаки добавила кое-что новое.

– Море становится спокойным, – сказала она, – корабли собираются вместе. Через день другой, когда ты почувствуешь себя много лучше, флот достигнет порта Боурн. Ты высадишься там со своими людьми и пойдешь в земли Вота. В Боурне мы расстанемся; я направлюсь на север одна и встречу тебя в королевстве Вота и все будет так, как я говорила. Но встреча наша будет тайной и тайного смысла будут полны наши слова. Хотя теперь ты рука друсов, нас не должны видеть вместе… не должны обнаружить нашу связь. Запомни это – и выполняй мои приказания, никому не открывая секрета.

Медальон качался взад и вперед, взад и вперед Блейд прикрыл глаза, зная, что пальцы ее больше не коснутся его век. Ибо наступал долгожданный миг.

Тишина. Ее нарушал лишь постепенно замирающий скрип досок корабельной обшивки; море успокаивалось, и теперь корабль мягко и плавно покачивался на волнах. Шли минуты. Затем, как обычно, он услышал ее участившееся дыхание. Оно стало хриплым и прерывистым, словно каждый глоток воздуха давался ей с огромным трудом… И Блейд, не подымая век, знал, что рот ее широко раскрыт, и голова откинута назад.

Она взяла его руку и положила меж своих бедер, слегка прижав ладонью. Пальцы Блейда ощущали трепет упругих мышц под нежной кожей и шелковистый треугольник венерина бугорка. У нее были длинные стройные ноги, их теплая округлая плоть пряталась под белой накидкой. Она плотнее сдвинула колени и склонилась над ним; теперь Блейд чувствовал ее горячее дыхание на своем виске.

В такие минуты она находила иные слова – разные, не похожие на те, которые сопровождали мерные колебания маятника-медальона.

В один из дней она сказала:

– Друсы тоже женщины!

В другой:

– Ты подобен божеству!

Сегодня она шептала что-то – так тихо, что Блейд почти ничего не слышал. Она опустилась на колени около его ложа.

– О, повелитель, если бы так можно было зачать ребенка, я хотела бы носить твое дитя!

Блейда раскачивали дурманящие волны наслаждения. К наркотическому снадобью, овладевшему его телом и волей, добавлялся сладкий яд ее губ. Он не мог сдержать лихорадочную дрожь, и его экстаз подстегнул возбуждение среброволосой жрицы. Это было колдовство, древняя чувствительная магия, и Блейд, достигнув вершины наслаждения, уже не знал, человек ли его странная возлюбленная или ведьма-суккуб, упивавшаяся его жизненной силой. Но, бесспорно, она являлась мастером в подобном виде любовного искусства – в этом он не сомневался. И когда способность мыслить опять возвращалась к нему, он думал о том, что выполняемый ею ритуал, вероятно, каким-то образом связан с религией друсов. Ибо Канаки отвергла бы иные таинства любви – даже если бы он снова был здоров и силен.

Она не скрывала этого.

– Мы, жрицы друсов, можем любить мужчин только так. О том, что происходит между нами, женщинами, ты не должен знать – как и любой другой человек. Лежи спокойно, повелитель Блейд; пусть все злые духи покинут твое тело. Они не страшны для меня, ибо я – Друзилла!

В этот день – десятый день плавания – Блейд, погружаясь в темное забытье, видел ее в последний раз. В последний раз губы и пальцы Друзиллы по имени Канаки ласкали его; в последний раз золотой медальон раскачивался у его лица. Он знал, что над ним творили зло, но его это не тревожило. Он понимал, что ему спасли жизнь, чтобы использовать потом для каких-то тайных целей, но и это тоже оставляло его равнодушным. Алые губы Канаки улыбнулись ему, и она повторила слова, которые он уже слышал однажды:

– Ты подобен божеству!

И покинула его – как всегда, не обернувшись.

Блейд погружался в сон, напрягая свой оцепеневший, застывший разум. Что она делает с ним? Он должен бороться… должен… должен…

Усилие оказалось слишком тяжким; он заснул. Наверху, на палубе, хлопнул, расправляясь, большой квадратный парус. Уже много дней, пока штормовые волны играли кораблем, его голая мачта угрюмо возносилась к серому небу. Теперь парус набрал ветер, ткань натянулась, и судно стало повиноваться рулю. Пираты испустили торжествующий крик. Если ветер продержится, через пару дней они будут в Боурне, на твердой земле, где их ждет добыча, еда и выпивка.

Но Ярл, железной рукой правивший своей буйной командой, только покачал головой. Он ничего не знал о планах Блейда. Он даже не был уверен, жив ли еще новый вождь или его остывшее тело скоро поглотят холодные воды Западного моря.

Вначале люди не выражали недовольства; ужасный шторм разбросал корабли и приходилось напрягать все силы, чтобы удержаться на плаву. Хвала Тунору, только пять судов из двадцати пропали! И на них не было особых ценностей, поэтому никто не горевал о погибших, кроме родственников и друзей.

Но буря стихала, и на кораблях поднялся недовольный ропот. Как всегда, нашлись бойкие языки, готовые доказать всем и каждому, что нелепо плыть на север и потом маршировать по суше до владений Вота, когда добычу можно найти гораздо ближе. Например, в Сарум Виле. Не самый богатый народ, конечно, но и не бедный. Лучше взять то, что лежит под носом, чем пускаться в долгое и опасное плавание в северных водах. Ну, а Боурн… Что такое, в сущности, Боурн? Нищая рыбачья деревушка!

У Ярла были свои методы справляться с недовольными. Дюжину он выпорол, троих протащил под килем и, наконец, вздернул на мачте негодяя, который посмел пререкаться с офицером. Ропот заглох – вернее, переместился в кубрик, подальше от глаз капитана.

Ярл стоял с принцессой Талин на крохотном мостике, когда мимо прошла среброволосая жрица. Глубоко надвинутый капюшон скрывает лицо, кувшин со снадобьем, которым она лечила Блейда, прижат к груди… Она ни с кем не разговаривала, ни на кого не глядела. Капитан и девушка наблюдали, как повелительница друсов скрылась в своей маленькой каюте на корме.

Они переглянулись. Талин, в теплой накидке, с вьющимися по ветру прядями каштановых волос, выглядела недовольной. За время путешествия они с капитаном стали добрыми друзьями, и если девушка имела особое мнение на счет того способа, которым Ярл зарабатывал на жизнь, она старалась держать его при себе.

– Я должна увидеть Блейда, Ярл, – сказала Талин. Сегодня ночью. И ты мне поможешь.

Ярл не выразил особой радости от этого предложения.

– Невозможно, принцесса… Ты же знаешь ее приказ! Пока она лечит Блейда, никому не дозволяется видеть его. Я не смею нарушить ее волю.

Золотисто-карие глаза Талин сердито сверкнули.

– Ха! Вы все ее боитесь! Трясетесь перед ней! И еще называете себя мужчинами!

Ярл задумчиво погладил свой бритый подбородок и усмехнулся уголком рта.

– Да, принцесса. Мы боимся… мы все боимся… А ты?

Талин не глядела на него, и капитан подумал, что она вотвот заплачет.

– Конечно, – наконец шепнула она, – я тоже боюсь. Я не храбрей любого из вас…

– Мои люди не трусы, – произнес Ярл. Но когда дело касается этих… – он мотнул головой в сторону каюты на корме. – Даже меня, принцесса, не верящего ни в богов, ни в демонов, они пугают… Сам не понимаю, откуда у них такая мощь… такая власть над людьми… Они обладают силой, очень большой силой, – Ярл задумчиво уставился в палубу. – Ведь Блейд еще жив, не так ли? А наши лекари не могли помочь ничем – только молились Тунору и просили его милости. Жалкое зрелище!

– Я тоже молилась Фригге, – нахмурилась Талин. – Что ж, готова признать, что эта женщина спасла ему жизнь. Но я не доверяю ей… она слишком красива для жрицы!

Ярл, умудренный жизнью, улыбнулся:

– И слишком долго остается наедине с мужчиной, за которого ты собираешься выйти замуж – так, принцесса?

Талин бросила на него холодный взгляд.

– Это неважно. Жрицы друсов приносят обет безбрачия. К тому же, Блейд вовсе не обязан жениться на мне… – она помолчала. – Там, в Крэгхеде, я все выдумала, чтобы помочь ему. Мне казалось, что Краснобородый не посмеет пойти против моего отца. Я… Ну, ладно, не будем обсуждать то, что прошло! Мне нужно увидеть Блейда и сказать ему, что я думаю о мужчине, который позволил ударить себя кинжалом!

Ярл поправил шлем с серебряным шпилем и, защищаясь от пронзительного ветра, запахнул плащ.

– Будь терпеливой, принцесса… и благодарной. Ведь Блейд жив – как бы ты к нему не относилась! Не думаю, чтобы она солгала… А если так, то скоро мы будем в Боурне и двинемся в земли твоего отца… если я смогу удержать в узде своих головорезов.

В карих глазах сверкнул огонек, и Ярл ощутил некое смутное беспокойство.

– Терпение – именно то, что проповедуют друсы, – произнесла Талин. – Конечно, когда это служит их целям. Они говорят, что терпение – великая добродетель, и каждый, кто терпелив и проявляет смирение, будет вознагражден… – Девушка сделала паузу, потом гневно махнула рукой: – Но хватит с меня их поучений! Что ж, Ярл, ты можешь не участвовать в этом деле. Я все сделаю сама.

Она посмотрела на дверь каюты, за которой скрылась жрица с серебряными волосами, и Ярлу не понравилось выражение, промелькнувшее в ее глазах.